так сказать.
-- Который из пятидесяти? -- осведомился разведчик.
-- Из пятидесяти? -- брови Кайна взлетели вверх.
-- Федерация объединяет множество рас, пояснил Блейд. -- Ну, скажем,
можно вспомнить вот это...
Он заговорил на английском, цитируя по памяти:
"И воззвал Бог к Каину:
-- Где Авель, брат твой?
И отвечал Каин:
-- Не ведаю, Господи. Разве я сторож брату моему?
Тогда Господь сказал:
-- Что сделал ты, Каин? Голос крови брата твоего вопиет ко Мне! И ныне
будешь ты проклят от земли, которая приняла кровь брата твоего. Будешь ты
изменником и скитальцем во веки веков!"
Блейд замолчал, но казалось, что чеканные торжественные слова древнего
проклятия еще раздаются в комнате. Сейчас он, человек Земли, говорил от лица
Бога и вынес приговор Каину, братоубийце, продавшему свою расу неведомым
тварям, копошившимся где-то внизу, под ледяным щитом, во мраке и холоде. Он
помнил, что Бог, грозный старый Иегова, наказал Каина вечными скитаниями и
запретил людям убивать его. Но Вордхолм и Райдбар лежали совсем в другом
мире, где поклонялись Синим Звездам и Свету Небесному, так что Блейд
полагал, что может вершить здесь суд и расправу по своему разумению.
-- Хотите послушать еще раз, кер Дорват?
Он повторил все еще раз, на оривэе, медленно и четко выговаривая фразы
на языке паллатов. Кайн выслушал, покивал головой.
-- Да, совсем другой язык... Слова звучат гораздо мягче... -- Он
опустил веки, вспоминая. -- Кажется, вы несколько раз упомянули мое имя? Я
не ошибся?
-- Не ошиблись. Я читал отрывок из древнего сказания про человека по
имени Кайн. Кайн и Кайн -- действительно, очень похоже.
-- И чем же знаменит этот Кайн?
-- Он был первым, кто поднял руку на брата своего.
-- Хмм... Его наказали?
-- Да.
-- Как?
-- Об этом я расскажу вам как-нибудь позже, досточтимый.
Блейд поднялся и отвесил поклон.
* * *
Конец дня он провел в одиночестве. Тянулись нескончаемые минуты,
постепенно складываясь в часы; в этой камере, не имевшей окон и освещенной
постоянным мягким светом, было трудно следить за временем.
Он поел и немного размялся. В просторном помещении хватало места, чтобы
позаниматься гимнастикой и провести бой с тенью; можно было даже совершить
пробежку по периметру. Затем Блейд забрался в бассейн. В нем не имелось
устройств для регулировки температуры или чегото похожего на краны, но
стоило нажать на клавишу у бортика, как бассейн быстро наполнялся водой,
которая била из широкой щели в стенке. Вода всегда оказывалась одинаковой --
чуть теплее человеческого тела.
Пофыркивая, он плескался в бассейне и размышлял, как убить вечер. Книги
его не привлекали; книг, и научнопопулярных, и художественных, он начитался
в санатории доктора Линдас. Блейд печально вздохнул. Если б она была
здесь... они знали бы, чем заняться!
Внезапно под дверью началась какая-то возня, и, разведчик, покинув
бассейн, потянулся за полотенцем. Странно! В этот вечер он не ждал
посетителей. Первый тур переговоров завершен, ужин съеден, посуда унесена;
виски с содовой в номер он как будто не заказывал... Или тут обслуживают
клиентов, не дожидаясь просьб с их стороны?
Кажется, так оно и было. Открываясь, тихо зарокотала дверь, и чья-то
рука впихнула в его апартаменты юную девушку. Толчок был так силен и
бесцеремонен, что она не устояла на ногах и распростерлась на полу рядом с
Блейдом. Подняв голову и увидев нависшего над ней обнаженного великана,
девушка замерла от страха; глаза ее расширились, а рот приоткрылся в немом
крике. Блейд же, в свою очередь, взирал на нее не без удовольствия.
Вряд ли эта красотка была подослана к нему в качестве коварной убийцы;
спрятать какое-нибудь оружие на теле, едва прикрытом полупрозрачной туникой,
казалось невозможным. Такую экзотику, как отравленные ногти или шпилька с
ядом в волосах, он тоже отверг -- слишком уж она была перепугана.
Тем не менее, разведчик внимательно осмотрел свою нежданную гостью.
Кожа ее выглядела бледной -- вполне естественно для существа, давно
забывшего про солнечный свет. Однако она не отливала болезненным синюшным
оттенком, а скорее казалась бледно-розовой, как и положено иметь столь юной
и обаятельной девушке. Стройная, с хорошо развитыми мышцами живота и бедер,
с длинными чувствительными пальцами... Ни унции лишнего веса, но и не
худенькая... Бледное округлое личико с прямым подбородком, чуть широковатыми
скулами и вздернутым носиком казалось довольно миловидным. На плечах и шее
россыпь мелких веснушек, спускавшихся к высокой и крепкой груди. Большие
темно-синие глаза окаймлены длинными ресницами, меж бледно-алых губ полоска
ровных белоснежных зубов. Пожалуй, ее единственным изъяном были тусклые
пепельно-серые волосы, собранные в пучок на затылке. Конечно, не красавица
вроде Лейи Линдас, но очень, очень приятная девушка! Она все еще сидела на
полу, не делая даже попытки приподняться, и в синих глазах светился такой
ужас, словно их обладательницу бросили в пещеру двухголового людоеда.
Блейд присел и осторожно взял девушку за подбородок, пытаясь завянуть в
глубину сапфировых зрачков. Она втянула голову в плечи, потом, подчиняясь,
все-таки откинула ее назад. Стывший в глазах ужас стал еще заметнее.
-- Как тебя зовут, малышка? -- негромко спросил Блейд. Слова его
звучали ласково, словно он пытался успокоить насмерть перепуганного ребенка.
-- Я... я... женщина... -- срывающимся голосом ответила она после
небольшой паузы.
-- Это я вижу. Я вполне способен отличить женщину от мужчины, особенно
такую хорошенькую, как ты. -- Он хотел шуткой разрядить обстановку, но его
попытка успехом не увенчалась. Девушку по-прежнему била дрожь; теперь, когда
он прикоснулся к ней, она тряслась так, словно ледяной воздух с поверхности
затопил круглую уютную комнату. Понимая, что этот приступ страха может
закончиться истерикой, Блейд осторожно взял девушку за нагие плечи и
встряхнул -- чуть-чуть, только чтобы привести в чувство. Никакого
результата! Она напряглась еще больше.
-- Не могу же я называть тебя просто женщиной, глупышка, -- попробовал
объяснить он, почти не надеясь, что удастся ее расшевелить. У тебя должно
быть имя. Мое -- Блейд, Блейд анта Дорсет...
Закончить фразу он не успел, ибо его гостья, испуганно вскрикнув,
легким и неожиданно грациозным движением вскочила на ноги.
-- Нет, нет, господин! Нам запрещено пользоваться именами! -- Я --
просто женщина... женщина, которая должна приносить удовольствие мужчинам, и
все! Женщина без имени! Я.... -- порыв иссяк, и она замолчала, готовая
разрыдаться. Блейд обнял ее и привлек к себе; лицо девушки уткнулось ему в
грудь, она сдержала слезы, но тело ее все еще сотрясала крупная дрожь.
-- Кто же лишил тебя имени, малышка?
-- Хозяин... -- она вдруг застыла, с ужасом прошептав: -- Он демон,
демон Хондрут... так он говорит... И еще он говорит нам...
-- ...что вы не люди, а просто женщины, которые должны приносить
удовольствие мужчинам, так? -- Она слабо кивнула, и Блейд опять встряхнул
ее. -- Да перестань же ты дрожать, я не сделаю тебе ничего плохого! Ну!
Возьми себя в руки!
Чуть отстранившись и подняв голову, она отважилась посмотреть в лицо
разведчику. Теперь, как показалось Блейду, к ужасу в ее взгляде добавилось
настороженное удивление. Похоже, что с ней давно не говорили подобным
образом. С тех пор, как орда тазпов и жутких зверей разгромила ее родной
город или деревню. Помнит ли она еще об этом? С внезапной яростью Блейд так
стиснул ее, словно ощутил под пальцами горло Кайна Дорвата, а не стройное
тело девушки.
Жалобный вскрик вернул его к действительности Он погладил безымянную
синеглазку по волосам и сказал:
-- Ты не должна меня бояться, малышка, я не играю в команде Хондрута. Я
-- сам по себе, и нахожусь здесь вроде бы в гостях... -- Она подняла на
разведчика недоумевающий взгляд, и он пояснил: -- Видишь ли, девочка, в
Вордхолме, под Ирдалой, я зарубил одну зубастую тварь, и теперь твой хозяин
пригласил меня поделиться опытом. Он сильно удивлен, что кто-то сумел
выпотрошить таркола обычным топором.
Он начал рассказывать о своих приключениях, не уделяя особого внимания
смыслу этих речей, но стараясь, чтобы голос его звучал ласково. Он называл
вордхолмские города -- Ирдала... Тенгран... Сантра... Тай... Стена Отчаяния,
высокий хребет... Ирд, река, прозрачная и быстрая, с хрустальной ледяной
водой... Казалось, она вспоминала эти названия, дрожь стала затихать, и
вдруг разведчик уловил едва слышный шепот:
-- Так ты -- не его тазп?
-- Нет.
-- И не раб без души?
-- Не раб.
-- Да, верно... Ни тазпы, не рабы ничего не помнят...
-- Ничего?
-- Ничего из прошлой жизни... -- она помолчала. -- Только мы, женщины,
которых оставили для... для... -- судорожный вздох вырвался из ее груди, --
только мы еще можем вспоминать...
-- Тогда вспомни свое имя.
Тело ее вдруг напряглось, потом девушка покачала головой.
-- Нет... Не могу...
-- Ладно! -- Блейд погладил ее по плечу. -- Давай сделаем так: я дам
тебе имя, и если ты сама не проболтаешься, то Хондрут никогда не узнает об
этом. Понимаешь меня? Договорились?
Она молча кивнула, и Блейд заметил, что теперь в ее глазах стало меньше
страха и больше удивления. Это уже было хорошо! Так и не дождавшись ответа,
он продолжал:
-- Раз ты молчишь, будем считать это согласием. Я назову тебя...
назову... -- в голове у него вереницей промелькнули имена многочисленных
подружек, но он забраковал их. -- Я назову тебя Блю-Айз... Ну-ка, повторяй
за мной: Блю-Айз!
-- Блю... Айз... Как красиво!
-- Это значит Синеглазка... Ты довольна? -- Она кивнула. Блейд не стал
пояснять девушке, что полученное ею имя можно было трактовать и иначе:
Голубой Лед. Пожалуй, упоминание о безжизненных льдах, которые простирались
наверху, о льдах, с которых приходили чудовища, могло только напугать ее.
Он потрепал девушку по плечу и спросил:
-- Если мы закончили с взаимными представлениями, может быть, ты
скажешь, зачем тебя привели сюда?
-- Чтобы... чтобы... д-дать д-дать тебе удовольствие, -- заикаясь,
ответила она, и Блейд, даже не видя ее глаз, понял, что страх вернулся
снова. Она застыла в его объятиях, будто статуя или бесчувственный манекен с
магазинной витрины.
-- Это я уже понял. О каком удовольствии идет речь?
Синеглазка озадаченно уставилась на него, словно не понимая
прозвучавших слов. Затем взгляд ее скользнул вниз, по обнаженной груди и
животу Блейда, задержавшись на полотенце, которое он обмотал вокруг пояса.
-- Но ты... ты выглядишь, как мужчина... Разве ты не знаешь, для чего
существуют женщины?
-- Нет, почему же, прекрасно знаю, -- заверил ее Блейд. -- Но я недавно
в этой берлоге Хондрута, и еще не видел, как мужчины получают удовольствие
здесь, -- он подчеркнул последнее слово. -- Ты покажешь?
Девушка несколько раз тяжело вздохнула, видимо собираясь с духом, затем
сбросила свою полупрозрачную тунику и невесомые трусики. Еще раз вздохнув,
она легла на спину -- прямо на плиточную облицовку бортика бассейна --
покорно раздвинула колени. Руки Блю-Айз прижала к бокам, стиснув кулаки так,
что побелели костяшки пальцев. Без сомнения, сама она не рассчитывала
получить много удовольствия.
Вероятно, она ждала, что Блейд тут же наброситься на нее, но разведчик,
ошеломленный этим спектаклем, отступил на пару шагов назад и дал волю своему
красноречию. Добрых пять минут он поносил всех известных ему богов, а более
всего -- демона Хондрута с Красной Звезды Ах'хат. Эта распростертая на полу
девушка, юная и беспомощная, покорно ждала, когда ее изнасилуют!
Немного успокоившись, он снова взглянул на Блю-Айз, которая во время
его гневной тирады лежала не шевелясь -- даже не моргая. Заниматься с ней
любовью Блейд не собирался, предчувствуя, что получит не больше радости, чем
от поцелуев и объятий одной из каменных горгон, украшавших кровлю собора
Нотр Дам. Но тут в голову ему пришла забавная мысль. Если он подарит
Синеглазке настоящее удовольствие, а она расскажет о своем приключении
другим женщинам -- есть же у нее подружки, в конце концов? -- то это может
принести немалую пользу. Он не мог распылить свою стражу, не мог вызвать на
помощь несуществующий флот Галактической Федерации, не мог даже подать
сигнал лорду Лейтону... Да, он не мог сделать всего этого, но Ричарда Блейда
не требовалось учить способам формирования пятой колонны! Если девушки из
местного гарема будут считать его своим другом, он обзаведется превосходной
агентурой.
-- Блю-Айз, -- он прикоснулся к плечу девушки, -- встань, не надо так
лежать. Успокойся и взгляни на меня.
Она словно не слышала его, и Блейд сначала решил, что его гостья до
такой степени парализована страхом, что не способна двигаться. Но через
несколько секунд она как будто очнулась и медленно села, скрестив ноги. Руки
ее теперь лежали на коленях, и Блейду бросилось в глаза, что судорожно
стиснутые кулаки постепенно разжимаются. Это было хорошим признаком! Он
опустился на пол рядом с ней, приняв такую же позу, затем протянул руку и
мягко, стараясь снова не испугать ее, дотронулся до запястья девушки.
-- Ну, вот так значительно лучше, малыш... Теперь я понял, как получают
удовольствие тазпы, и мне это совсем не нравится. Это не для меня, детка.
Боюсь, у нас ничего не получится.
-- Но так обучил нас господин! -- изумленно воскликнула Блю-Айз. -- Он
говорит, что это очень функ... -- она запнулась, -- функционально!
-- Не буду спорить, -- кивнул Блейд. -- Но видишь ли, функционально --
не значит приятно. Любое дело можно выполнить сотнями разных способов, и
тот, который предложил в данном случае Хондрут -- самый примитивный из всех.
Он просто хотел запугать вас. Я думаю, его воины любят причинять женщинам
боль, ведь так?
Она молча кивнула.
-- Тогда, -- продолжил Блейд, -- давай вместе поищем такие пути, дороги
и тропинки, на которых ты не испытаешь страданий. И что сможет сделать
Хондрут, если он никогда не узнает об этом? Я ему не скажу... Да и ты, мне
кажется, тоже.
Девушка кивнула и, подавшись вперед, позволила Блейду привлечь ее к
себе на колени. Половина дела была сделана; она уже не походила на каменную
статую, и теперь он мог попытаться разбудить в ней ответное желание.
Он так нежно касался тела Блю-Айз, словно она была бесценной нефритовой
статуэткой, гордостью коллекции его отца, или редкой бабочкой, нежные
крылышки которой могли сломаться при неосторожном прикосновении. Губы его
блуждали по коже девушки, легко покусывая и целую шею, мочки ушей, набухшие
в ожидании соски. Ладони Блейда гладили нежные стройные бедра, ласкали
покрытый пепельными завитками треугольник. Он видел и ощущал, как уходит ее
страх, растворяясь сначала в удивлении, затем -- в нетерпеливом ожидании и
восторге предчувствия. Но он не торопился, и лишь тогда, когда ее вспухшие
от поцелуев губы дрогнули в беззвучной мольбе, когда дыхание стало коротким
и прерывистым, он осторожно раздвинул круглые коленки и вошел.
Замерев, он наблюдал, как с ее лица сошла гримаса боли, сменившись
странной улыбкой, печальной и радостной одновременно. Теперь Блейд начал
медленно погружаться все глубже и глубже, чувствуя ответную дрожь молодого
тела, прислушиваясь к вздохам и стонам, слетавшим с полуоткрытых бледно-алых
губ. Блю-Айз уже находилась на грани экстаза, и тут он, забыл об
осторожности, дал себе волю. Вскоре тихий благодарный стон вознаградил его.
Они долго еще лежали в изнеможении, потом Блейд переменил позу и
вытянулся рядом с девушкой, глядя ей в лицо. Она еще не пришла в себя -- рот
был по-прежнему полуоткрыт, дыхание оставалось бурным, настолько бурным, что
она не могла говорить. Но расширившиеся от счастливого изумления огромные
синие зрачки сказали Блейду все, что он хотел знать. Теперь он мог
рассчитывать на ее преданность до конца жизни.
Разведчик коснулся ладонью щеки Блю-Айз и нежно прошептал.
-- У тебя глаза, как синие звезды в небе Вордхолма...
Наконец они встали и отправились в бассейн, в теплую ласковую воду,
обдавшую прохладой их разгоряченные тела. Теперь девушка заговорила --
робко, неуверенно, сбивчиво. Нет, она не жаловалась; просто рассказывала о
том, что видела и знала. О других женщинах, о стражниках-тазпах,
безжалостных, как звери, и о других воинах, что обитали на самом нижнем
этаже и не подчинялись даже демону Хондрату... Этих Синеглазка боялась
больше всего; женщины, которых отправляли вниз, нередко возвращались назад
изувеченными -- или не возвращались вообще.
Блейд слушал, запоминал, задавая время от времени два-три коротких
вопроса. Уровни, лестницы, лифты, коридоры, переходы, камеры, загоны для
рабов, казармы, склады, запечатанные двери, арки, тоннели, шахты, люки
мусоросборников... Покои господина, место, где он работает, площадка для
казней, ангары с гигантскими блестящими птицами, фабрики, куда гоняют
невольников... Колодец -- страшный провал на нижнем ярусе, который стерегут
те, над которыми не властен сам Хондрут... Комнаты, залы, спиральные спуски,
пандусы, хранилища, кухни, шлюзы, бассейны для омовений...
Блю-Айз говорила и говорила, и перед мысленным взором Блейда начал
вставать план чудовищной, невообразимой цитадели, пронизавшей слой льда
толщиной в милю. Прислушиваясь к тихому, чуть хрипловатому голоску, он думал
о сотнях воинов и рабов, десятках женщин и нескольких странных тварях,
помощниках Хозяина, что населяли этот огромный лабиринт. Кайн Дорват
полновластно царил в нем, но лишь наверху; существовала граница которую не
мог переступить даже он. И никто из других людей тоже -- ибо там, по словам
Синеглазки, жуткий холод мгновенно превращал человеческую плоть в твердый и
безжизненный камень.

    ГЛАВА 12



Пять следующих дней тянулись в томительном ожидании. Пара бесед с
Дорватом и вечерние визиты женщин помогли убить время в этом искусственном
мирке, лишенном солнца, звезд, ветра, широких горизонтов, свободы. Впрочем,
цитадель Кайна Дорвата нельзя было считать мирком; из разговоров со своими
подружками Блейд выяснил, что ее размеры огромны. Он благодарил каждую
девушку за эти полезные сведения, причем не только в постели. Кроме
Синеглазки Блю-Айз, уже были окрещены заново белокурая Вайти, Лилия с нежной
кожей, румяная Роза и другие. Во имя Синих Звезд, он старался во всю!
Встречи с Хозяином добавили немногое к уже известным фактам. Дорват не
отрицал своей связи с инопланетным разумом, но пока явно не собирался
распространяться на эту тему. Правда, он сообщил, что установление контакта
не было случайным делом. По его мнению, любой человек, способный сложить два
и два, мог догадаться об истинных причинах появления губительного облака;
только тупоголовые райдбарские астрономы могли измышлять глупые гипотезы о
его естественном происхождении и спорить из-за них.
Хотя сам Дорват не был ни астрономом, ни физиком, у него в штате
имелись неплохие специалисты собственного производства -- кузены синекожего
Стрейма. Эти мутанты неплохо разбирались в электронике и, после длительных
поисков, сумели наладить связь с гостями. Затем дело пошло скорее; как понял
Блейд из скупых замечаний Дорвата, он прооперировал своих помощников,
поставив их под ментальный контроль чужаков. Эти создания превратились в
живых роботов с искусными руками, которыми управлял внешний разум. Они
сделали многое -- в том числе терминал-переводчик прямого контакта, который
скрывался за дверью с красным кругом, символом звезды Ах'хат. Блейд дал бы
немало, чтоб только взглянуть на него.
Зачем Дорват тянул время? Вероятно, пытался разыскать в галактической
тьме следы могущественной Федерации, консультируясь у своих компаньонов.
Блейд, естественно, не знал, насколько опытными звездоплавателями те
являлись, и на всякий случай заготовил полудюжину правдоподобных объяснений,
почему одни космопроходцы ничего не ведали о других. На четвертый день он
заметил, что у его двери стоит только один охранник, и истолковал этот факт
как свидетельство возросшего доверия Хозяина. Вероятно, союзники Дорвата
либо не дали никакой отрицательной информации, либо даже каким-то образом
подтвердили фантастические измышления разведчика.
Женщин ему присылали каждый вечер. Теперь ему было гораздо легче
завоевывать их доверие -- Блю-Айз и остальные посетительницы видимо не
скупились на рассказы о своих восхитительных приключениях. Все новые девушки
шли к нему уже не с ужасом, а с нетерпеливым интересом и трепетным
ожиданием. Блейд трудился, как пчела, накапливая нектар, снятый с нежных
лепестков этих Лилий и Роз; он уже знал многое и с каждым днем объем этих
полезных сведений все увеличивался.
Белая полусфера в центре ледяного поля, которую он обозревал с
самолета, была лишь шлюзом, верхушкой гигантской цитадели. Под ней шло
добрых два десятка ярусов или уровней, связанных лестницами, спиральными
пандусами и лифтами. Камера Блейда находилась на том же этаже, что и покои
Кайна Дорвата, перед которыми коридор расширялся, образуя больший холл, где
постоянно дежурила охрана.
Кроме того, в центре административного яруса располагались нечто вроде
кордегардии -- то самое круглое помещение с арками, которое соединялось с
верхним шлюзом большим подъемником; здесь тазпы собирались перед разводом по
постам. Их было довольно много, но четыре объекта, как понял Блейд, являлись
самыми важными. Вопервых, лестница и лифты, что вели к помещениям рабов и
фабрикам, на которых они трудились; во-вторых, лаборатории Дорвата, рядом с
которыми обитали его помощники, сородичи Стрейма, сохранившие верность
своему создателю. Третьим пунктом являлись, естественно, апартаменты самого
Хозяина -- в холле перед ними всегда болтался десяток стражей. Однако не
фабрики, не покои местного владыки и не его бесценные лаборатории являлись,
как ни странно, важнейшим объектом. Существовал еще и самый нижний уровень,
где кончались все лифты и лестницы, и девушки, которым повезло вернуться
оттуда живыми, рассказывали об этом месте страшные истории. Собственно,
среди посетительниц Блейда не было ни одной, которая побывала там, но даже
их начинала бить дрожь при одном упоминании этого яруса. Терпеливо и
осторожно разведчик продолжал расспросы, выискивая крупицы истины среди
потоков бессвязных фраз.
Он выяснил, что внизу находился огромный зал с шахтой, из которой
тянуло морозным воздухом -- девушки называли ее Холодным Колодцем. Эта
мрачная пропасть внушала им инстинктивный страх, но те, кто охранял ее, были
еще ужасней. Женщины в один голос твердили, что стражники с нижнего этажа
злы и свирепы; их было много, очень много, -- больше, чем тазпов на всех
верхних уровнях. И они не подчинялись Хозяину!
Блейд быстро оценил важность этой информации. Итак, существовала
граница, за которой власть Кайна Дорвата кончалась; он был наместником, над
которым стояли истинные владыки. И эти существа не вполне доверяли ему, ибо
обзавелись собственной охраной.
Мог ли он столкнуть эти две силы? Это нужно было выяснить, и поскорее.
Пока что он не знал ничего о существах, обитавших на дне Холодного Колодца;
он лишь имел смутное представление об их могуществе. За подробностями
следовало обращаться к Дорвату, и разведчик день за днем строил планы, как
заставить Хозяина разговориться. Бездействие тяготило его.
Очередной визит к Кайну завершился экскурсией по его владениям. В
сопровождении охраны они поднялись наверх, к уровням, где располагались
синтезаторы и помещения невольников. Огромные жилые камеры рабов поразили
Блейда. Они казались стерильно чистыми, словно невероятных размеров
операционные, и в них царила мертвая тишина. Ни звуков, ни запахов! Он с
трудом мог поверить, что сотни бледных фигур, неподвижно распростершихся на
лежаках или бесцельно бродивших взад-вперед в проходах под бдительными
взорами стражей, принадлежат живым людям. Они, скорее, походили на трупы, а
все помещение -- на невероятных размеров морг.
Зачем держать здесь охрану? Эти люди были абсолютно пассивны... Дорват,
однако, объяснил, что иногда их охватывают приступы беспричинной ярости, и
тогда лишь палка и хлыст способны усмирить толпу. Он долго распространялся о
тонкостях обработки различных категорий захваченных в поселениях Вордхолма
пленников. Блейд узнал, что "контур послушания" имплантировался только
тазпам; эта тонкая операция не приводила к существенной потере умственных
способностей, но ставила воинов под полный контроль того лица -- или лиц, --
которые указывались на завершающей стадии психологической обработки,
довольно длительной и сложной. С кандидатами в рабы Хозяин поступал проще:
лоботомия фактически превращала их в полуразумных животных. Видимо, смутные
воспоминания об исчезнувшей человеческой сущности и были причиной их
бессмысленных бунтов.
Что касается женщин, то они не подвергались хирургическому
вмешательству. Интенсивная психообработка, запугивание, истязания -- этого
обычно хватало, чтобы сломить юных девушек. Видимо, в муравейнике Дорвата
они являлись единственными, кто имел шанс обрести потерянную личность, и это
немного успокоило разведчика. Невольно он подумал, что спасти несколько
десятков рабынь гораздо легче, чем сотни, потерявших разум невольников -- в
том случае, если он пустит на воздух этот концентрационный лагерь.