Страница:
Вечерами она таскала его по разнообразным сатанинским тусовкам, а ночами — столь же неутомимо затаскивала в постель.
Что она заставляла его вытворять! Какие усилия прилагал он, всегда относившийся к женщинам более чем спокойно, чтобы удовлетворить ненасытную супругу! Выручало разве только то, что он, в отличие от большинства своих коллег, вел здоровый образ жизни и не злоупотреблял излишествами. Так что пока он был еще на высоте, ну а когда не чувствовал уверенности в себе, принимал стимулирующие пилюли.
И для подобного поведения имелась серьезная причина: ему украдкой сообщали достоверные слухи, что Кали Миногова пишет доносы в ОСБ на мужчин, имевших несчастье не угодить ей на эротическом фронте.
Было у него и другое занятие, доставлявшее ему немалые мучения.
Вскоре после чудесного спасения ему недвусмысленно намекнули, что его преданность слову и делу милостивого Дьявола требует более серьезных доказательств, нежели сексуальные подвиги в постели Кали.
Тогда, исключительно чтобы от него отвязались, он написал для Миссионерской службы книгу «За что мы любим Черную церковь?».
Книга получилась глупая и, на его взгляд, прескучная. Он ведь и писал ее с тем расчетом, чтобы на него махнули рукой, сочтя бестолковым и никчемным дураком.
Как же он удивился, узнав, что его сочинение одобрено вышестоящим начальством, и более того, неплохо раскупается.
Сразу же от него потребовали продолжения — он отнекивался, но не тут-то было!
И пошло-поехало! Книги — одна тупее другой — вылетали из-под его электропера, словно пончики из кухонного автомата. «Люцифер и Сатана», «Ступени в Преисподнюю», «Чудеса Вельзевула», «Самый короткий путь к Дьяволу»… И все эти опусы, к его великому удивлению, расходились на ура!
И вот как знаменитого писателя-дьяволослова его послали в эту командировку — на победоносную(?!) войну.
Боже, или кто там вместо тебя, кончится это когда-нибудь?!
Борт «Звездного черепа»
— …И вот, стало быть, сожрал Железный Червяк корабль моего друга дочиста, до самых дюз. И амба, — закончил свой рассказ Джеймс Джойс. — А если кто-то вам скажет, что этого Червяка нет, или какой-нито умник начнет баланду травить, что все разговоры про космическую нечисть — мол, выдумки темных космоплавателей за кружкой пива, то можете с чистой совестью плюнуть ему в рожу! Вот так, чтоб мне сто лет рому не пить!
— Это что же получается? — протянул кто-то. — Это, выходит, и дед Отморозок, и девка Ледянка есть? Есть они или нет?
— Что ж, ребята, сам не видел, врать не буду. Но отчего же им не быть? Космос есть космос.
— А Крысь?
— Насчет Крыси никто ничего сказать не может — и не верьте тому, кто скажет, что ее видел, — важно произнес Джеймс Джойс.
— Это почему? — прозвучало сразу несколько голосов.
— Потому, что Крысь вообще увидеть нельзя. — Боцман многозначительно поднял вверх палеи. — Но скажу вам, ребята: всё это пустяки, — вдохновенно продолжил он. — А вот страшнее твари, чем Карликовая Костоеда, не сыскать.
— То есть как? — спросило сразу несколько голосов.
— А вот так, — понизил голос до свистящего зловещего шепота боцман. — Вся прочая нечисть откуда приходит, знаете? Снаружи она приходит!
— Ну?
— А Костоеда — изнутри! Через мозги она приходит, и всё — каюк!
— О-о, эт-то так-кой кхошшма-ар! — испуганно пробормотал, звякнув колечками в носу, Пыннис Саад и невольно провел рукой по затылку, словно проверяя: не завелось ли уже в его голове неведомое чудовище?
Разговор мало-помалу затих: все как будто вспомнили, что они по-прежнему пленники, с по-прежнему неизвестной судьбой.
Как-то так получилось, что после ареста Флинта команда была предоставлена самой себе.
Ангелы Тьмы расположились в офицерской кают-компании, офицер контрразведки, порывшись в памяти бортовой ЭВМ, свалил по своим делам, но никого присматривать за пленниками не оставили.
Разумеется, вход в орудийную галерею был надежно заперт, а с лазеров ближнего боя сняты стабилизаторы. Для полной надежности боевому биокомпьютеру влили в пищеприемник полбутылки ликера, так что на ближайшие сутки как минимум он не годился ни на что.
Точно так же всё ручное оружие и всё, что было на него похоже, включая даже плазменные дрели и лазерные паяльники, было вынесено с корабля.
Кроме того, прожорливые сатанисты сразу же по прибытии очистили под метелку все провизионные кладовые «Звездного черепа». Исчезли фаршированные лягушки и зеленая икра, были вынесены бочонки с превосходным синим вином с Новой Бургундии и запасы шампанского и всё прочее. Из еды остались одни лишь питательные брикеты и сухие супы НЗ, а из крепких напитков — только желудевая водка.
Единственное, на что почему-то не позарились люцифериты, — это мухоморы в маринаде[17], и штабеля этих консервов, извлеченных из контрабандной ухоронки в трюме одного из трофеев, сиротливо выделялись яркими этикетками на фоне белых стен.
Даже внешние экраны были отключены.
Некоторое время назад снаружи послышался какой-то шум и лязг, как будто их новые хозяева собирались распилить корпус звездолета, но вскоре всё стихло.
Впрочем, было еще одно занятие. Вчерашние пираты знакомились с обитателями Темной Лиги в лице троих матросов хозяйственной команды, засунутых на «Череп» выгружать трофеи, да и забытых своим начальством в суматохе разгорающейся битвы. (Впрочем, о битве не догадывались ни пираты, ни матросы.)
В данный момент эти трое внимательно слушали побасенки боцмана, с искренним удивлением и завистью на лицах: они происходили из отсталых миров и только на службе увидели хоть кое-что. Большинство вообще впервые покинуло свои планеты.
И вот к одному из них обратился кок:
— Слышь, друг, а вот как это — ну, принять эту вашу веру?
— Ну, — промямлил матрос. — Ничего такого особенного. Станешь ты голый на колени перед алтарем, жрец нальет тебе кружку крови, подаст, скажет, мол, пей и Дьявол тебя доведет до конца! Потом становишься на карачки, помощник жреца, у которого на ногах копыта надеты, повернется к тебе тылом да копытом под зад лягнет, стало быть, вроде как выбросит тебя в большую жизнь. И всё.
— И всё? — облегченно спросил кто-то.
— А кровь-то чья? — с некоторым испугом спросил Такомба.
— Ну, в капищах богатых — медвежья, где победнее — бычья…
— А обрезание?! — всполошился еще один пират. — Обрезание делать не надо?
— Не-е, — протянул матрос, несколько секунд соображая, обрезание чего именно имеет в виду собеседник. — Говорю, только копытом тебе дадут под зад, и ниче боле.
— Ну, раз ниче боле, тогда, наверное… — неуверенно произнес пират и при этом вопрошающе взглянул на боцмана. — Как думаешь, дядя Джо?
После исчезновения капитана и старпома именно дядя Джо (он же Джеймс Джойс) остался единственным авторитетом для пиратов. Как-никак из всего их сборища он единственный прежде добывал хлеб насущный на больших космических дорогах.
…Джеймс Джойс на самом деле не являлся пиратом, хотя имел к ним определенное отношение: он их играл. Играл, ибо был актером, и актером хотя и не самым знаменитым, но достаточно известным.
И именно роли пиратов, корсаров и флибустьеров были его коньком.
Он играл их в телесериалах, в обычных фильмах, в старомодном кино, в мюзиклах и классических пьесах. Играл знаменитых пиратов древности, старых космических волков: капитана Папая, Хаима Вольфа Серебряного и даже, один раз в жизни, миледи Гонг. Карьера его складывалась весьма успешно: и в плане славы, и в плане денег. Его игрой восхищались в десятках миров.
Он даже получил приз, пусть и не самый значимый, за лучшую второстепенную роль третьего плана на межзвездном конкурсе актерского мастерства. Да не каком-нибудь захудалом, а самом уважаемом, носившем имя легендарного изобретателя театра Мейера Хольда.
К своим ролям Джойс относился с вызывавшей у всех восхищение ответственностью и тщательностью.
Он читал старинные хроники и труды историков, зубрил словари космического жаргона, изучал навигацию и уставы, иногда посрамляя не только режиссеров, но и консультантов. Он усердно посещал кабачки в космопортах, включая и достаточно подозрительные, подмечая малейшие детали поведения и облика местных завсегдатаев. И лучшей ему рекомендацией было то, что ни разу он не выдал себя и никто не опознал в нем чужака.
Беда пришла совсем с другой стороны.
…Запутавшись в личной жизни, устав от скандалов с очередной женой, притязаний очередной любовницы на брак и исками от оставленных четырех экс-супруг, он решил на время сбежать от дел и проблем и взял себе билет второго класса до самого дальнего пункта назначения, который только высмотрел в расписании. (Прием, неплохо известный полиции и ее извечным конкурентам и называемый в их среде «длинным прыжком».)
На Танаторе их лайнер совершил двухсуточную остановку, и там, на орбитальном транзитном терминале, Джеймс Джойс, на свою беду, решил пошутить. Облачившись в словно нарочно захваченный им в последний момент со склада реквизита потертый китель со споротыми нашивками боцмана, он отправился в самый замызганный и злачно выглядящий бар.
Там он заказал два пива и виски и принялся их поглощать, не закусывая (для чего предварительно принял пару капсул с трисхнином), и стал ждать, пока кто-нибудь подсядет к нему за столик.
И дождался. К нему подвалили два неприметных типа, по виду мелкие околокосмические жучки из тех, кто в изобилии отирается во всех крупных космопортах, подбирая крошки со стола серьезных людей. Деликатно, даже робко осведомились они: нельзя ли сесть за столик уважаемого боцмана и не могут ли они быть чем-то ему полезны?
Он разрешил, покровительственно похлопав обоих по плечу, заказал еще виски и гамбургеров на закуску и начал разыгрывать сценку из жизни: бывалый звездный волк, прошедший всё на свете, снисходит до разговора с наземными крысами.
О, как вдохновенно он играл в тот вечер! Как великолепно изображал пирата на мели!
Он отпускал многозначительные намеки, нарочито обрывал рассказы на самом интересном месте, показал шрам на локте, будто бы от лазерного луча. (На самом деле — след от горячего утюга, которым ему съездила одна из первых соблазненных им девушек — костюмерша из захолустного театра, где он тогда служил.) Двое только кивали, закатывали глаза в нужных местах, умело ему подыгрывая… О, как он наслаждался этой неподдельной завистью в глазах этих мелких припортовых прилипал, как буквально млел от того обожания, которое они расточали ему! Хотя и понимал, что, скорее всего, их привлекает всего лишь бесплатная выпивка… Если бы это было так!
Ибо эти двое оказались не кем иным, как уже знакомыми читателю агентами Хушински, чьих настоящих имен не знал даже он сам. Первый раз они ошиблись, свято уверившись, что надыбали в этом маленьком баре кого-то из немногочисленного племени космических пиратов.
…С какого-то момента Джойс вдруг обнаружил, что почти лишился сознания. он еще сквозь полузабытье успел ругнуть хваленый препарат… Позже он пытался, но так и не мог вспомнить: когда кто-то из его собутыльников успел подсыпать ему снотворное в виски?
Очнулся он уже на борту яхты, уносившей его невесть куда, мучимый жутким похмельем и ничего не соображающий.
Сперва он даже подумал, что его каким-то образом опознали и тривиально похитили ради выкупа. Но когда те двое его собутыльников явились к нему в каюту (при этом держа в руках предусмотрительно снятые с предохранителей парализаторы) и изложили ему суть дела, он только что не брякнулся в обморок от изумления.
Его похитители ни капли не сомневались в том, что в их руках оказался настоящий пират.
Они даже продемонстрировали розыскной файл на какого-то М. Кроткого — одного из атаманов новгородских ушкуйников, и в самом деле слегка похожего на Джойса.
У Джеймса хватило ума не упорствовать и не пытаться доказывать им, что они не правы: случись им понять свою ошибку, подумал он, и они, скорее всего, предпочтут немедленно избавиться от него, тем более что в открытом космосе это проще простого.
Когда же его доставили на какую-то заброшенную станцию, где собралась к этому моменту компания таких же случайных людей, и он был назначен их боцманом, Джойс со всем рвением принялся исполнять свои обязанности, стараясь ничем не выдать собственное невежество.
Как ни странно, у него это получалось.
То ли он так хорошо играл свою роль, что никто не замечал его мелких огрехов и накладок, выдающих в нем профана, то ли он и в самом деле узнал о космоплавании достаточно, чтобы быть боцманом фрегата.
А скорее и то и другое вместе. Но играл он и в самом деле великолепно.
Видимо, сказался усвоенный им давным-давно принцип, которому он и был на девять десятых обязан своими успехами на сцене и экране: «Не играть жизнь, а жить в игре». Временами Джойс в глубине души гордился: он, обычная планетарная крыса, сделал из этого сброда настоящих корсаров.
Временами он даже забывал, кто он такой на самом деле.
И когда в случайно пойманных им новостях промелькнуло сообщение, что дело об исчезновении знаменитого актера Джеймса Джойса закрыто, он не вдруг понял, что речь идет именно о нем.
И вот он здесь, среди этой компании недоделанных пиратов, таких же, как он сам, но видящих в нем старого, опытного космического волка.
И пока ему удается играть эту роль…
Молчание в кубрике затягивалось.
— Эх, ведь мог же я быть уважаемым человеком, — вздохнул фон Задниц. — Мой отец был членом магистрата у нас на Енеланде. Какое счастье, что он сейчас не видит меня.
— А я кем мог бы стать? — в тон ему продолжил фельдшер Чандранипат Бхайбхай. — Мой отец тоже, знаешь, не последним человеком на Сумбулистане был: член Всевеликой Обезьяньей Палаты — не шутка! А кто я?
— Не вспоминать о своей гордыне и не хвалиться, кем бы мы могли стать, а молить Господа нашего Иисуса Христа о прощении надобно нам сейчас, — вдруг сурово промолвил Пьетро Лангетти. — Все мы великие грешники и наказаны по заслугам! Каждого из нас привели сюда грех и гордыня, и не нам роптать на случившееся.
И тут же изложил свою историю, как живую иллюстрацию к собственной теодицее.
Оказалось, прежде чем завербоваться на «Звездный череп», Лангетти был знаменитым шулером галактического класса.
Он бы и дальше продолжал эту карьеру, но ему не повезло. В одном из шикарных игорных домов Багамской республики его угораздило «обуть» на очень крупную сумму какого-то путешествующего инкогнито короля с окраинной планеты.
Когда наутро, прокрутив всё случившееся с ним заново и поняв, что стал жертвой банального «каталы», монарх обратился в полицию, Лангетти, естественно, уже и след простыл — не такой он дурак, чтобы, сорвав банк, светиться на одном и том же месте.
На его беду, король был не только богат, но еще и мстителен, да так, что мог бы дать фору иному ичкерийцу.
И, недолго думая, назначил награду — в сто тысяч в любой из твердых галактических валют за мертвого Лангетти и ровно в десять раз большую — за живого.
Последнее наводило на особенно невеселые мысли насчет возможной судьбы незадачливого картежника: планета, которой управлял королек, славилась жуткими тюрьмами и искусными палачами (это было единственное место, где оных служителей закона готовили в специальных школах).
Лангетти поспешил «залечь на дно», но король оказался очень настойчивым и пустил по его следу нескольких знаменитых «охотников за головами», включая и самого Боа Ленарта. В отчаянной попытке уйти от преследования Лангетти лихорадочно менял миры, растратил почти все деньги и, когда вербовщики Хушински заприметили его, был на грани отчаяния. Вот тут-то и пригодилась его полученная когда-то профессия штурмана.
Под влиянием всего случившегося, уже на «Черепе», он вдруг начал вспоминать почти забытую им религию предков, мало-помалу стал истовым католиком, искренне полагая, что всё случившееся с ним, — это достойная кара за прежнюю разгульную и грешную жизнь. Но до поры до времени не выдавал своих настроений, и лишь поражение и плен дали толчок, чтобы всё это окончательно оформилось и вырвалось наружу.
— Так знайте же, братья, не приму я клятвы здешним нечестивцам и Сатане молиться не буду! И пусть делают со мной, что хотят: Господь воздаст полной мерой за муки.
Все еще долго сидели молча, и лишь с открытым ртом выслушавший всё это матрос Темной Лиги торопливо чертил в воздухе знаки против зла, сложенными рожками пальцами.
…А Михаилу Червню было уже всё равно. Может быть, будь он помоложе, он бы даже заплакал над своей разбитой мечтой, но ему почти девятнадцать лет, и плакать в таком возрасте стыдно.
Да, у него имелась заветная мечта — цель его короткой, но богатой приключениями жизни.
На планете Малая Арнаутская, где он родился и провел свои детские годы, ему частенько приходилось слышать в свой адрес: де чернявый и смуглый, и шустрый он, прямо как цыганчонок. Он как-то спросил, что это значит, но мать только отмахнулась, мол, бог знает, просто так принято говорить…
Потом, уже в школе, на Большой Арнаутской — в их системе к жизни были пригодны две планеты, — он внезапно заинтересовался: что же всё-таки может означать это слово?
Первые попытки толку не дали, но он проявил завидную настойчивость, уже тогда отличавшую его.
Обычные информационные сети не смогли ему в этом помочь, но к тому времени он стал высококвалифицированным хакером и мастером отыскивать в лабиринтах Галанета любую информацию.
И в каких-то забытых всеми архивах он раскопал короткую справку, что де жили когда-то на Старой Земле такие люди — цыгане. К файлу прилагался древний снимок, изображавший оных цыган.
С экрана монитора на него глядели умершие, может быть, десятки веков назад люди. Знойные огненноглазые красавицы в ярких платьях, с длинными черными косами-змеями, с золотыми монистами на соблазнительных шеях и рвущимися из декольте высокими грудями. Чернобородые широкоплечие мужчины в красных рубахах, белозубо улыбающиеся.
А один человек на снимке оказался вылитым Мишкой, разве что постаревшим и заматеревшим.
Наверное, в числе предков Червня действительно были представители этого сгинувшего бесследно тысячелетия назад племени.
И вот с того дня появилась у него мечта — возродить народ своих пращуров, чтобы вновь появился этот веселый люд, чтобы вновь начали они кочевать — на этот раз не на планете, но в космосе, среди звезд.
Но немедленно осуществить эту мечту никакой возможности не было.
Затея его требовала денег, и немалых. Нужно было отыскать и собрать по необъятному космосу других соплеменников (да при этом убедить их последовать за ним), разыскать и тщательно собрать все сохранившиеся сведения о цыганах. И конечно, купить для начала хотя бы плохонький корабль. Именно поэтому он, шестнадцатилетний мальчишка, связался с контрабандистами и начал странствовать по космосу, уходя всё дальше от своей родины.
Его мотало по разным концам освоенной Вселенной — от фронтира до фронтира.
Михаил переменил не одно судно и команду, несмотря на свою молодость, он был великолепным специалистом по компьютерам, стал довольно известной личностью в определенных кругах, а значит, всегда мог легко найти работу у лихих людей. Возил с Л'Тумамба орехи чмарры — незаменимое средство для укрепления потенции и вообще — прекрасный и безвредный стимулятор. С Артаньяна — настоящий армянский коньяк, в бочках из настоящего дуба, вывезенного еще со Старой Земли.
С планеты Кремль — драгоценный мех хвостатых медведей и превосходное оружие, которое обменивали у повстанцев с Корнишона на пятнистые алмазы и полосатые сапфиры. (Правда, три четверти самоцветов приходилось отдавать орбитальным патрулям: тиран Хурулдана, которому принадлежала планета, был весьма скуп, когда дело касалось жалованья своему войску.) Возил деликатесную колбасу с Баварии и живых летающих рептилий из болот Шпилберга.
И в конце концов, что естественно при таком образе жизни, Мишка угодил в тюрьму.
На планете Ататюрк, где это случилось, в одной камере с ним сидел бывший моторист с каботажной баржи, подравшийся с полицией на одной из местных лун. Отбыв неполный год, разгребая столичные помойки, они вместе вышли на свободу, на прощание обменявшись адресами. И вот каботажника этого и заприметили агенты Хушински, как раз тогда собиравшие экипаж для «Звездного черепа». А тот, в свою очередь, на вопрос, нет ли у него на примете толкового электронщика, сосватал им Червня.
И теперь он — пленник каких-то непонятных поклонников черта (чтоб им провалиться к нему!), ему, похоже, предстоит отправиться на эту ихнюю войну, о которой он еще вчера ни ухом ни рылом. А его заветная мечта куда более далека от исполнения, чем в начале пути… Неужели она так и не осуществится? И он так и останется последним цыганом и никогда больше не будет его народа? Ох, горе, горе!
12. Удачи и неприятности
Что она заставляла его вытворять! Какие усилия прилагал он, всегда относившийся к женщинам более чем спокойно, чтобы удовлетворить ненасытную супругу! Выручало разве только то, что он, в отличие от большинства своих коллег, вел здоровый образ жизни и не злоупотреблял излишествами. Так что пока он был еще на высоте, ну а когда не чувствовал уверенности в себе, принимал стимулирующие пилюли.
И для подобного поведения имелась серьезная причина: ему украдкой сообщали достоверные слухи, что Кали Миногова пишет доносы в ОСБ на мужчин, имевших несчастье не угодить ей на эротическом фронте.
Было у него и другое занятие, доставлявшее ему немалые мучения.
Вскоре после чудесного спасения ему недвусмысленно намекнули, что его преданность слову и делу милостивого Дьявола требует более серьезных доказательств, нежели сексуальные подвиги в постели Кали.
Тогда, исключительно чтобы от него отвязались, он написал для Миссионерской службы книгу «За что мы любим Черную церковь?».
Книга получилась глупая и, на его взгляд, прескучная. Он ведь и писал ее с тем расчетом, чтобы на него махнули рукой, сочтя бестолковым и никчемным дураком.
Как же он удивился, узнав, что его сочинение одобрено вышестоящим начальством, и более того, неплохо раскупается.
Сразу же от него потребовали продолжения — он отнекивался, но не тут-то было!
И пошло-поехало! Книги — одна тупее другой — вылетали из-под его электропера, словно пончики из кухонного автомата. «Люцифер и Сатана», «Ступени в Преисподнюю», «Чудеса Вельзевула», «Самый короткий путь к Дьяволу»… И все эти опусы, к его великому удивлению, расходились на ура!
И вот как знаменитого писателя-дьяволослова его послали в эту командировку — на победоносную(?!) войну.
Боже, или кто там вместо тебя, кончится это когда-нибудь?!
Борт «Звездного черепа»
— …И вот, стало быть, сожрал Железный Червяк корабль моего друга дочиста, до самых дюз. И амба, — закончил свой рассказ Джеймс Джойс. — А если кто-то вам скажет, что этого Червяка нет, или какой-нито умник начнет баланду травить, что все разговоры про космическую нечисть — мол, выдумки темных космоплавателей за кружкой пива, то можете с чистой совестью плюнуть ему в рожу! Вот так, чтоб мне сто лет рому не пить!
— Это что же получается? — протянул кто-то. — Это, выходит, и дед Отморозок, и девка Ледянка есть? Есть они или нет?
— Что ж, ребята, сам не видел, врать не буду. Но отчего же им не быть? Космос есть космос.
— А Крысь?
— Насчет Крыси никто ничего сказать не может — и не верьте тому, кто скажет, что ее видел, — важно произнес Джеймс Джойс.
— Это почему? — прозвучало сразу несколько голосов.
— Потому, что Крысь вообще увидеть нельзя. — Боцман многозначительно поднял вверх палеи. — Но скажу вам, ребята: всё это пустяки, — вдохновенно продолжил он. — А вот страшнее твари, чем Карликовая Костоеда, не сыскать.
— То есть как? — спросило сразу несколько голосов.
— А вот так, — понизил голос до свистящего зловещего шепота боцман. — Вся прочая нечисть откуда приходит, знаете? Снаружи она приходит!
— Ну?
— А Костоеда — изнутри! Через мозги она приходит, и всё — каюк!
— О-о, эт-то так-кой кхошшма-ар! — испуганно пробормотал, звякнув колечками в носу, Пыннис Саад и невольно провел рукой по затылку, словно проверяя: не завелось ли уже в его голове неведомое чудовище?
Разговор мало-помалу затих: все как будто вспомнили, что они по-прежнему пленники, с по-прежнему неизвестной судьбой.
Как-то так получилось, что после ареста Флинта команда была предоставлена самой себе.
Ангелы Тьмы расположились в офицерской кают-компании, офицер контрразведки, порывшись в памяти бортовой ЭВМ, свалил по своим делам, но никого присматривать за пленниками не оставили.
Разумеется, вход в орудийную галерею был надежно заперт, а с лазеров ближнего боя сняты стабилизаторы. Для полной надежности боевому биокомпьютеру влили в пищеприемник полбутылки ликера, так что на ближайшие сутки как минимум он не годился ни на что.
Точно так же всё ручное оружие и всё, что было на него похоже, включая даже плазменные дрели и лазерные паяльники, было вынесено с корабля.
Кроме того, прожорливые сатанисты сразу же по прибытии очистили под метелку все провизионные кладовые «Звездного черепа». Исчезли фаршированные лягушки и зеленая икра, были вынесены бочонки с превосходным синим вином с Новой Бургундии и запасы шампанского и всё прочее. Из еды остались одни лишь питательные брикеты и сухие супы НЗ, а из крепких напитков — только желудевая водка.
Единственное, на что почему-то не позарились люцифериты, — это мухоморы в маринаде[17], и штабеля этих консервов, извлеченных из контрабандной ухоронки в трюме одного из трофеев, сиротливо выделялись яркими этикетками на фоне белых стен.
Даже внешние экраны были отключены.
Некоторое время назад снаружи послышался какой-то шум и лязг, как будто их новые хозяева собирались распилить корпус звездолета, но вскоре всё стихло.
Впрочем, было еще одно занятие. Вчерашние пираты знакомились с обитателями Темной Лиги в лице троих матросов хозяйственной команды, засунутых на «Череп» выгружать трофеи, да и забытых своим начальством в суматохе разгорающейся битвы. (Впрочем, о битве не догадывались ни пираты, ни матросы.)
В данный момент эти трое внимательно слушали побасенки боцмана, с искренним удивлением и завистью на лицах: они происходили из отсталых миров и только на службе увидели хоть кое-что. Большинство вообще впервые покинуло свои планеты.
И вот к одному из них обратился кок:
— Слышь, друг, а вот как это — ну, принять эту вашу веру?
— Ну, — промямлил матрос. — Ничего такого особенного. Станешь ты голый на колени перед алтарем, жрец нальет тебе кружку крови, подаст, скажет, мол, пей и Дьявол тебя доведет до конца! Потом становишься на карачки, помощник жреца, у которого на ногах копыта надеты, повернется к тебе тылом да копытом под зад лягнет, стало быть, вроде как выбросит тебя в большую жизнь. И всё.
— И всё? — облегченно спросил кто-то.
— А кровь-то чья? — с некоторым испугом спросил Такомба.
— Ну, в капищах богатых — медвежья, где победнее — бычья…
— А обрезание?! — всполошился еще один пират. — Обрезание делать не надо?
— Не-е, — протянул матрос, несколько секунд соображая, обрезание чего именно имеет в виду собеседник. — Говорю, только копытом тебе дадут под зад, и ниче боле.
— Ну, раз ниче боле, тогда, наверное… — неуверенно произнес пират и при этом вопрошающе взглянул на боцмана. — Как думаешь, дядя Джо?
После исчезновения капитана и старпома именно дядя Джо (он же Джеймс Джойс) остался единственным авторитетом для пиратов. Как-никак из всего их сборища он единственный прежде добывал хлеб насущный на больших космических дорогах.
…Джеймс Джойс на самом деле не являлся пиратом, хотя имел к ним определенное отношение: он их играл. Играл, ибо был актером, и актером хотя и не самым знаменитым, но достаточно известным.
И именно роли пиратов, корсаров и флибустьеров были его коньком.
Он играл их в телесериалах, в обычных фильмах, в старомодном кино, в мюзиклах и классических пьесах. Играл знаменитых пиратов древности, старых космических волков: капитана Папая, Хаима Вольфа Серебряного и даже, один раз в жизни, миледи Гонг. Карьера его складывалась весьма успешно: и в плане славы, и в плане денег. Его игрой восхищались в десятках миров.
Он даже получил приз, пусть и не самый значимый, за лучшую второстепенную роль третьего плана на межзвездном конкурсе актерского мастерства. Да не каком-нибудь захудалом, а самом уважаемом, носившем имя легендарного изобретателя театра Мейера Хольда.
К своим ролям Джойс относился с вызывавшей у всех восхищение ответственностью и тщательностью.
Он читал старинные хроники и труды историков, зубрил словари космического жаргона, изучал навигацию и уставы, иногда посрамляя не только режиссеров, но и консультантов. Он усердно посещал кабачки в космопортах, включая и достаточно подозрительные, подмечая малейшие детали поведения и облика местных завсегдатаев. И лучшей ему рекомендацией было то, что ни разу он не выдал себя и никто не опознал в нем чужака.
Беда пришла совсем с другой стороны.
…Запутавшись в личной жизни, устав от скандалов с очередной женой, притязаний очередной любовницы на брак и исками от оставленных четырех экс-супруг, он решил на время сбежать от дел и проблем и взял себе билет второго класса до самого дальнего пункта назначения, который только высмотрел в расписании. (Прием, неплохо известный полиции и ее извечным конкурентам и называемый в их среде «длинным прыжком».)
На Танаторе их лайнер совершил двухсуточную остановку, и там, на орбитальном транзитном терминале, Джеймс Джойс, на свою беду, решил пошутить. Облачившись в словно нарочно захваченный им в последний момент со склада реквизита потертый китель со споротыми нашивками боцмана, он отправился в самый замызганный и злачно выглядящий бар.
Там он заказал два пива и виски и принялся их поглощать, не закусывая (для чего предварительно принял пару капсул с трисхнином), и стал ждать, пока кто-нибудь подсядет к нему за столик.
И дождался. К нему подвалили два неприметных типа, по виду мелкие околокосмические жучки из тех, кто в изобилии отирается во всех крупных космопортах, подбирая крошки со стола серьезных людей. Деликатно, даже робко осведомились они: нельзя ли сесть за столик уважаемого боцмана и не могут ли они быть чем-то ему полезны?
Он разрешил, покровительственно похлопав обоих по плечу, заказал еще виски и гамбургеров на закуску и начал разыгрывать сценку из жизни: бывалый звездный волк, прошедший всё на свете, снисходит до разговора с наземными крысами.
О, как вдохновенно он играл в тот вечер! Как великолепно изображал пирата на мели!
Он отпускал многозначительные намеки, нарочито обрывал рассказы на самом интересном месте, показал шрам на локте, будто бы от лазерного луча. (На самом деле — след от горячего утюга, которым ему съездила одна из первых соблазненных им девушек — костюмерша из захолустного театра, где он тогда служил.) Двое только кивали, закатывали глаза в нужных местах, умело ему подыгрывая… О, как он наслаждался этой неподдельной завистью в глазах этих мелких припортовых прилипал, как буквально млел от того обожания, которое они расточали ему! Хотя и понимал, что, скорее всего, их привлекает всего лишь бесплатная выпивка… Если бы это было так!
Ибо эти двое оказались не кем иным, как уже знакомыми читателю агентами Хушински, чьих настоящих имен не знал даже он сам. Первый раз они ошиблись, свято уверившись, что надыбали в этом маленьком баре кого-то из немногочисленного племени космических пиратов.
…С какого-то момента Джойс вдруг обнаружил, что почти лишился сознания. он еще сквозь полузабытье успел ругнуть хваленый препарат… Позже он пытался, но так и не мог вспомнить: когда кто-то из его собутыльников успел подсыпать ему снотворное в виски?
Очнулся он уже на борту яхты, уносившей его невесть куда, мучимый жутким похмельем и ничего не соображающий.
Сперва он даже подумал, что его каким-то образом опознали и тривиально похитили ради выкупа. Но когда те двое его собутыльников явились к нему в каюту (при этом держа в руках предусмотрительно снятые с предохранителей парализаторы) и изложили ему суть дела, он только что не брякнулся в обморок от изумления.
Его похитители ни капли не сомневались в том, что в их руках оказался настоящий пират.
Они даже продемонстрировали розыскной файл на какого-то М. Кроткого — одного из атаманов новгородских ушкуйников, и в самом деле слегка похожего на Джойса.
У Джеймса хватило ума не упорствовать и не пытаться доказывать им, что они не правы: случись им понять свою ошибку, подумал он, и они, скорее всего, предпочтут немедленно избавиться от него, тем более что в открытом космосе это проще простого.
Когда же его доставили на какую-то заброшенную станцию, где собралась к этому моменту компания таких же случайных людей, и он был назначен их боцманом, Джойс со всем рвением принялся исполнять свои обязанности, стараясь ничем не выдать собственное невежество.
Как ни странно, у него это получалось.
То ли он так хорошо играл свою роль, что никто не замечал его мелких огрехов и накладок, выдающих в нем профана, то ли он и в самом деле узнал о космоплавании достаточно, чтобы быть боцманом фрегата.
А скорее и то и другое вместе. Но играл он и в самом деле великолепно.
Видимо, сказался усвоенный им давным-давно принцип, которому он и был на девять десятых обязан своими успехами на сцене и экране: «Не играть жизнь, а жить в игре». Временами Джойс в глубине души гордился: он, обычная планетарная крыса, сделал из этого сброда настоящих корсаров.
Временами он даже забывал, кто он такой на самом деле.
И когда в случайно пойманных им новостях промелькнуло сообщение, что дело об исчезновении знаменитого актера Джеймса Джойса закрыто, он не вдруг понял, что речь идет именно о нем.
И вот он здесь, среди этой компании недоделанных пиратов, таких же, как он сам, но видящих в нем старого, опытного космического волка.
И пока ему удается играть эту роль…
Молчание в кубрике затягивалось.
— Эх, ведь мог же я быть уважаемым человеком, — вздохнул фон Задниц. — Мой отец был членом магистрата у нас на Енеланде. Какое счастье, что он сейчас не видит меня.
— А я кем мог бы стать? — в тон ему продолжил фельдшер Чандранипат Бхайбхай. — Мой отец тоже, знаешь, не последним человеком на Сумбулистане был: член Всевеликой Обезьяньей Палаты — не шутка! А кто я?
— Не вспоминать о своей гордыне и не хвалиться, кем бы мы могли стать, а молить Господа нашего Иисуса Христа о прощении надобно нам сейчас, — вдруг сурово промолвил Пьетро Лангетти. — Все мы великие грешники и наказаны по заслугам! Каждого из нас привели сюда грех и гордыня, и не нам роптать на случившееся.
И тут же изложил свою историю, как живую иллюстрацию к собственной теодицее.
Оказалось, прежде чем завербоваться на «Звездный череп», Лангетти был знаменитым шулером галактического класса.
Он бы и дальше продолжал эту карьеру, но ему не повезло. В одном из шикарных игорных домов Багамской республики его угораздило «обуть» на очень крупную сумму какого-то путешествующего инкогнито короля с окраинной планеты.
Когда наутро, прокрутив всё случившееся с ним заново и поняв, что стал жертвой банального «каталы», монарх обратился в полицию, Лангетти, естественно, уже и след простыл — не такой он дурак, чтобы, сорвав банк, светиться на одном и том же месте.
На его беду, король был не только богат, но еще и мстителен, да так, что мог бы дать фору иному ичкерийцу.
И, недолго думая, назначил награду — в сто тысяч в любой из твердых галактических валют за мертвого Лангетти и ровно в десять раз большую — за живого.
Последнее наводило на особенно невеселые мысли насчет возможной судьбы незадачливого картежника: планета, которой управлял королек, славилась жуткими тюрьмами и искусными палачами (это было единственное место, где оных служителей закона готовили в специальных школах).
Лангетти поспешил «залечь на дно», но король оказался очень настойчивым и пустил по его следу нескольких знаменитых «охотников за головами», включая и самого Боа Ленарта. В отчаянной попытке уйти от преследования Лангетти лихорадочно менял миры, растратил почти все деньги и, когда вербовщики Хушински заприметили его, был на грани отчаяния. Вот тут-то и пригодилась его полученная когда-то профессия штурмана.
Под влиянием всего случившегося, уже на «Черепе», он вдруг начал вспоминать почти забытую им религию предков, мало-помалу стал истовым католиком, искренне полагая, что всё случившееся с ним, — это достойная кара за прежнюю разгульную и грешную жизнь. Но до поры до времени не выдавал своих настроений, и лишь поражение и плен дали толчок, чтобы всё это окончательно оформилось и вырвалось наружу.
— Так знайте же, братья, не приму я клятвы здешним нечестивцам и Сатане молиться не буду! И пусть делают со мной, что хотят: Господь воздаст полной мерой за муки.
Все еще долго сидели молча, и лишь с открытым ртом выслушавший всё это матрос Темной Лиги торопливо чертил в воздухе знаки против зла, сложенными рожками пальцами.
…А Михаилу Червню было уже всё равно. Может быть, будь он помоложе, он бы даже заплакал над своей разбитой мечтой, но ему почти девятнадцать лет, и плакать в таком возрасте стыдно.
Да, у него имелась заветная мечта — цель его короткой, но богатой приключениями жизни.
На планете Малая Арнаутская, где он родился и провел свои детские годы, ему частенько приходилось слышать в свой адрес: де чернявый и смуглый, и шустрый он, прямо как цыганчонок. Он как-то спросил, что это значит, но мать только отмахнулась, мол, бог знает, просто так принято говорить…
Потом, уже в школе, на Большой Арнаутской — в их системе к жизни были пригодны две планеты, — он внезапно заинтересовался: что же всё-таки может означать это слово?
Первые попытки толку не дали, но он проявил завидную настойчивость, уже тогда отличавшую его.
Обычные информационные сети не смогли ему в этом помочь, но к тому времени он стал высококвалифицированным хакером и мастером отыскивать в лабиринтах Галанета любую информацию.
И в каких-то забытых всеми архивах он раскопал короткую справку, что де жили когда-то на Старой Земле такие люди — цыгане. К файлу прилагался древний снимок, изображавший оных цыган.
С экрана монитора на него глядели умершие, может быть, десятки веков назад люди. Знойные огненноглазые красавицы в ярких платьях, с длинными черными косами-змеями, с золотыми монистами на соблазнительных шеях и рвущимися из декольте высокими грудями. Чернобородые широкоплечие мужчины в красных рубахах, белозубо улыбающиеся.
А один человек на снимке оказался вылитым Мишкой, разве что постаревшим и заматеревшим.
Наверное, в числе предков Червня действительно были представители этого сгинувшего бесследно тысячелетия назад племени.
И вот с того дня появилась у него мечта — возродить народ своих пращуров, чтобы вновь появился этот веселый люд, чтобы вновь начали они кочевать — на этот раз не на планете, но в космосе, среди звезд.
Но немедленно осуществить эту мечту никакой возможности не было.
Затея его требовала денег, и немалых. Нужно было отыскать и собрать по необъятному космосу других соплеменников (да при этом убедить их последовать за ним), разыскать и тщательно собрать все сохранившиеся сведения о цыганах. И конечно, купить для начала хотя бы плохонький корабль. Именно поэтому он, шестнадцатилетний мальчишка, связался с контрабандистами и начал странствовать по космосу, уходя всё дальше от своей родины.
Его мотало по разным концам освоенной Вселенной — от фронтира до фронтира.
Михаил переменил не одно судно и команду, несмотря на свою молодость, он был великолепным специалистом по компьютерам, стал довольно известной личностью в определенных кругах, а значит, всегда мог легко найти работу у лихих людей. Возил с Л'Тумамба орехи чмарры — незаменимое средство для укрепления потенции и вообще — прекрасный и безвредный стимулятор. С Артаньяна — настоящий армянский коньяк, в бочках из настоящего дуба, вывезенного еще со Старой Земли.
С планеты Кремль — драгоценный мех хвостатых медведей и превосходное оружие, которое обменивали у повстанцев с Корнишона на пятнистые алмазы и полосатые сапфиры. (Правда, три четверти самоцветов приходилось отдавать орбитальным патрулям: тиран Хурулдана, которому принадлежала планета, был весьма скуп, когда дело касалось жалованья своему войску.) Возил деликатесную колбасу с Баварии и живых летающих рептилий из болот Шпилберга.
И в конце концов, что естественно при таком образе жизни, Мишка угодил в тюрьму.
На планете Ататюрк, где это случилось, в одной камере с ним сидел бывший моторист с каботажной баржи, подравшийся с полицией на одной из местных лун. Отбыв неполный год, разгребая столичные помойки, они вместе вышли на свободу, на прощание обменявшись адресами. И вот каботажника этого и заприметили агенты Хушински, как раз тогда собиравшие экипаж для «Звездного черепа». А тот, в свою очередь, на вопрос, нет ли у него на примете толкового электронщика, сосватал им Червня.
И теперь он — пленник каких-то непонятных поклонников черта (чтоб им провалиться к нему!), ему, похоже, предстоит отправиться на эту ихнюю войну, о которой он еще вчера ни ухом ни рылом. А его заветная мечта куда более далека от исполнения, чем в начале пути… Неужели она так и не осуществится? И он так и останется последним цыганом и никогда больше не будет его народа? Ох, горе, горе!
12. Удачи и неприятности
«Адский сад», военный сектор, оперативный отдел штаба.
За несколько часов до описываемых выше событий
— И что прикажете с вами делать теперь? — желчно усмехнулся контр-адмирал Нерон Бредли, глядя на белого как полотно подполковника тыла с эмблемой ремонтников, стоявшего перед ним. — Почему это выяснилось только сейчас?
— Но, сэр, предварительные испытания… сокращенная программа… вы же понимаете — у нас было очень мало времени…
Офицер запнулся, опустив голову и явно покрывшись испариной. Говорить о чем-то, объяснять и просить снисхождения было бессмысленно. Идя сюда с только что сообщенным известием, инженер-двигателист 1-й бригады линкоров Шандор Махалов даже всерьез подумывал: а не застрелиться ли ему прямо сейчас, избавив себя от мучительного ожидания, а трибунал — от лишней работы?
Дело в том, что час назад при очередном прогоне стандартных подготовительных тестов выяснилось одно очень неприятное обстоятельство.
Второму — и последнему кораблю их бригады — «Молоту Люцифера», одной из козырных карт Лиги в разворачивавшейся войне, не хватало небольшого тягового импульса при работе боевых маневровых двигателей. При маневре он терял незначительный процент скорости. Всего лишь ничтожный процент, какие-то десятые светогода в час, но именно они были нужны для успешного преодоления вторичного светового барьера.
И это вынуждало тратить какое-то время на наверстывание упущенного.
Время, в течение которого огромная и мощная махина становилась уязвимой для намного слабейшего, но более быстроходного врага.
Адмирал еще раз оглядел дрожащего как осиновый лист офицера, явно уже попрощавшегося с жизнью.
Конечно, ответственного за моторную группу следует прямо сейчас расстрелять, но кто тогда исправит положение? Если, его, конечно, можно исправить…
В этот момент в голове полковника что-то прояснилось, и подстегнутая очередной порцией адреналина память выдала на-гора кое-что, что могло бы спасти его жизнь.
— Я тут кое-что набросал, пока шел к вам… сэр, — соврал он, стараясь говорить как можно тверже и спокойнее и чувствуя, как предательски дрожит голос и заплетается язык. — Вы, должно быть, в курсе: тут наши рейдеры из Двенадцатой ударной захватили одного корсара… кажется, «Звездный череп» или что-то в этом роде.
Нерон нахмурился: при чем тут это? Или этот ученый слизняк уже начал по-тихому свихиваться, что несет всякую чушь?
— Так вот, — заторопился Шандор, видя недовольство на лице старшего по званию, — на этом «Звездном черепе» есть дополнительный двигатель особой мощности. Его вроде бы легко снять, и тогда можно будет использовать для компенсации потерь. Мощности вполне хватит.
— Сколько вам нужно времени? — с непроницаемым видом вопросил Бредли.
— Час-полтора на демонтаж, столько же на установку… Ну и еще не больше часа на то, чтобы рассчитать таблицы поправок и разработать схему индивидуального ориентирования.
— Даю вам на всё три часа! — бросил адмирал.
В конце концов, расстрелять этого дубиноголового кретина никогда не поздно.
А если дредноуту удастся стартовать через три часа, всё прочее уже не будет иметь значения.
Нейтральный космос. Район 183908-63702-КФ
…Перед изумленным взором экипажа «Пассата» разворачивалась величественная панорама космической битвы — самой большой со времен «Цинхуайской заварухи». Закрытый защитными полями, невидимый для радаров и сканеров (только человеческий взор мог быть для него опасен), «Пассат» висел в каком-то полумиллионе километров от места сражения.
На черном фоне появлялись яркие вспышки взрывов и крошечные звездочки более слабых торпед малой мощности. Несколько раз качнулись стрелки гравиметров — это рвались нуль-торпеды, а может, стреляли особо дальнобойные гравипушки.
Время от времени в окружающем их пылевом облаке возникали бледные световые столбы — это долетали до них потерявшие силу лучи лазеров.
Иногда на пределе видимости мелькали светящиеся точки, стремительно скользившие и пропадавшие, — это крупные корабли, приблизившиеся к убежищу «Пассата», оказывались в поле их зрения.
За несколько часов до описываемых выше событий
— И что прикажете с вами делать теперь? — желчно усмехнулся контр-адмирал Нерон Бредли, глядя на белого как полотно подполковника тыла с эмблемой ремонтников, стоявшего перед ним. — Почему это выяснилось только сейчас?
— Но, сэр, предварительные испытания… сокращенная программа… вы же понимаете — у нас было очень мало времени…
Офицер запнулся, опустив голову и явно покрывшись испариной. Говорить о чем-то, объяснять и просить снисхождения было бессмысленно. Идя сюда с только что сообщенным известием, инженер-двигателист 1-й бригады линкоров Шандор Махалов даже всерьез подумывал: а не застрелиться ли ему прямо сейчас, избавив себя от мучительного ожидания, а трибунал — от лишней работы?
Дело в том, что час назад при очередном прогоне стандартных подготовительных тестов выяснилось одно очень неприятное обстоятельство.
Второму — и последнему кораблю их бригады — «Молоту Люцифера», одной из козырных карт Лиги в разворачивавшейся войне, не хватало небольшого тягового импульса при работе боевых маневровых двигателей. При маневре он терял незначительный процент скорости. Всего лишь ничтожный процент, какие-то десятые светогода в час, но именно они были нужны для успешного преодоления вторичного светового барьера.
И это вынуждало тратить какое-то время на наверстывание упущенного.
Время, в течение которого огромная и мощная махина становилась уязвимой для намного слабейшего, но более быстроходного врага.
Адмирал еще раз оглядел дрожащего как осиновый лист офицера, явно уже попрощавшегося с жизнью.
Конечно, ответственного за моторную группу следует прямо сейчас расстрелять, но кто тогда исправит положение? Если, его, конечно, можно исправить…
В этот момент в голове полковника что-то прояснилось, и подстегнутая очередной порцией адреналина память выдала на-гора кое-что, что могло бы спасти его жизнь.
— Я тут кое-что набросал, пока шел к вам… сэр, — соврал он, стараясь говорить как можно тверже и спокойнее и чувствуя, как предательски дрожит голос и заплетается язык. — Вы, должно быть, в курсе: тут наши рейдеры из Двенадцатой ударной захватили одного корсара… кажется, «Звездный череп» или что-то в этом роде.
Нерон нахмурился: при чем тут это? Или этот ученый слизняк уже начал по-тихому свихиваться, что несет всякую чушь?
— Так вот, — заторопился Шандор, видя недовольство на лице старшего по званию, — на этом «Звездном черепе» есть дополнительный двигатель особой мощности. Его вроде бы легко снять, и тогда можно будет использовать для компенсации потерь. Мощности вполне хватит.
— Сколько вам нужно времени? — с непроницаемым видом вопросил Бредли.
— Час-полтора на демонтаж, столько же на установку… Ну и еще не больше часа на то, чтобы рассчитать таблицы поправок и разработать схему индивидуального ориентирования.
— Даю вам на всё три часа! — бросил адмирал.
В конце концов, расстрелять этого дубиноголового кретина никогда не поздно.
А если дредноуту удастся стартовать через три часа, всё прочее уже не будет иметь значения.
Нейтральный космос. Район 183908-63702-КФ
…Перед изумленным взором экипажа «Пассата» разворачивалась величественная панорама космической битвы — самой большой со времен «Цинхуайской заварухи». Закрытый защитными полями, невидимый для радаров и сканеров (только человеческий взор мог быть для него опасен), «Пассат» висел в каком-то полумиллионе километров от места сражения.
На черном фоне появлялись яркие вспышки взрывов и крошечные звездочки более слабых торпед малой мощности. Несколько раз качнулись стрелки гравиметров — это рвались нуль-торпеды, а может, стреляли особо дальнобойные гравипушки.
Время от времени в окружающем их пылевом облаке возникали бледные световые столбы — это долетали до них потерявшие силу лучи лазеров.
Иногда на пределе видимости мелькали светящиеся точки, стремительно скользившие и пропадавшие, — это крупные корабли, приблизившиеся к убежищу «Пассата», оказывались в поле их зрения.