Страница:
— При этом опасность быть раскрытым многократно возрастает, сэр. Нет, в настоящий момент я бы никого не исключал.
Поставив на табурет таз с водой, тряпку и бутылку спирта, Мэлори хотел было удалиться, но Иеремия задержал его.
— Мне нужно еще кое-что из аптеки. Возможно, найти это средство будет нелегко, так как оно очень ценное. Ты что-нибудь слышал о роге единорога, Мэлори?
— Да, с его помощью, кажется, проверяют, не отравлены ля блюда и напитки.
— Именно так. Поскольку единорог является символом чистоты и добродетели, он не терпит никакой скверны и его рог, входя в соприкосновение с ядом, выделяет испарение. Сегодня кто-то пытался отравить твоего хозяина, и я боюсь, преступник снова попытается это сделать. Только единорог сможет защитить его.
Сэр Орландо открыл было рот, но Иеремия сильно сжал ему руку, не дав ничего сказать.
— Я сделаю все возможное, чтобы достать этот рог, — серьезно сказал Мэлори. — Но как я могу быть уверен, что мне не всучат подделку?
— Ты должен говорить, что это для сэра Орландо Трелонея. Никто не посмеет обмануть судью.
Едва Мэлори вышел из комнаты, как сэр Орландо не сдержался:
— Вы что, верите в этот вздор?
— Разумеется, нет. Единорог — мифологическое животное, его вообще не существует. Я долгие годы провел в Индии и не видел ни одного. А рог, который продают как чудесное средство от яда, по моему мнению, абсолютно бесполезен. Но после того, что случилось сегодня, я всерьез опасаюсь за вашу жизнь, милорд. Яд — коварное оружие, против него нет защиты. Если убийца — кто-то из ваших домочадцев, вы беззащитны против него.
— Вы ведь говорили, он не будет рисковать, так как это навлечет на него подозрения.
— Да, говорил, но пока мне неизвестен его мотив, я не знаю, как далеко он готов зайти. Два покушения на вашу жизнь не удались. Возможно, преступник твердо решился сделать еще одну попытку и расправиться с вами в доме, как бы опасно это ни было для него. Но если здесь все будут знать, что я верю в силу единорога, то, возможно, убийца тоже в это поверит. И пока вы будете проверять блюда с помощью рога, надеюсь, он не рискнет их отравить. В данный момент для защиты вашей жизни хороши все средства.
Иеремия промыл спиртом ссадины на ногах Трелонея и наложил на вспухшее колено холодный компресс. Вывихнутую руку он закрепил петлей, завязав узел у затылка.
— Кстати, как ваш ирландец? — с интересом спросил сэр Орландо.
— Он неплохо приживается. Сейчас я учу его читать и писать.
— Вы считаете это разумным?
Иеремия улыбнулся:
— Вы не верите ему!
— Вы бы видели, как он смотрел на меня, стоя у барьера. Как угодно, только не дружелюбно.
— Да, признаю, Мак-Матуна не испытывает по отношению к вам большой благодарности. Хотя вы и спасли его от виселицы, с его точки зрения, он был наказан несправедливо. Честно говоря, мне кажется, если бы вы захотели, то могли бы сделать для него больше.
— Только восстановив против себя присяжных и советников!
— Сэр, я уже достаточно хорошо вас знаю — ничто не помешало бы вам вынести оправдательный приговор, если бы вы действительно были убеждены в его невиновности. Но вы думали, что мистер Мак-Матуна виновен по крайней мере в краже и заслуживает наказания. И этого он вам никогда не простит!
— Неплохой мотив для убийства, вам не кажется? — резко спросил сэр Орландо.
— Вы подозреваете Мак-Матуну? — Иеремия не верил своим ушам.
— А вы считаете, он случайно оба раза оказывался там же, где покушались на мою жизнь? А этот перерыв между первым и вторым покушением... Заметьте, он ведь как раз в то время находился в тюрьме. Мне это кажется весьма подозрительным.
— Милорд, вы ведь видели, как Мак-Матуна горяч и вспыльчив, — попытался объяснить ему Иеремия. — Неужели вы серьезно полагаете, что он бы пытался вас отравить, тем более таким изощренным способом — заразив тюремным тифом? Если бы он хотел вас убить, он бы сделал это голыми руками!
— Тоже верно, — признался Трелоней. — Но у кого же есть мотив?
— Ну, вам легко нажить себе врагов, — пошутил Иеремия. — Особенно среди таких влиятельных людей, как сэр Джон Дин.
Их разговор прервал вошедший камердинер. Ему пришлось обойти несколько аптек, но все же он нашел чудодейственное средство и неуверенно вручил Иеремии узкий изогнутый рог:
— Это он?
Иезуит сделал вид, будто внимательно изучает рог, и удовлетворенно сказал:
— Прекрасно, Мэлори. Он стоит денег, заплаченных за него.
— Милорд, вернулся посыльный, — сказал камердинер Трелонею. — Ваша племянница действительно ходила в дом барона к мистрис Мэри Пеккем. Но когда за ними послали, найти их не удалось. Судя по всему, они потихоньку ушли.
— И никто не мог сказать куда?
— Нет, скорее всего они ушли одни, без слуг.
— Спасибо, Мэлори. Дай мне знать, когда она вернется домой. — Сэр Орландо нахмурился и недовольно проворчал: — Молчите! Невозможно, чтобы Эстер...
Иезуит какое-то время молча смотрел на него и затем сказал, медленно выговаривая каждое слово:
— Обещайте мне, что Мэлори с оружием будет спать возле вашей кровати, что вы не будете один выходить на улицу и никогда не станете есть того, чего не ели другие. Кто бы ни был убийца, мы не можем допустить, чтобы он победил!
Когда Мэлори сообщил о возвращении Эстер, Иеремия взял рог и поспешил в холл, чтобы ее перехватить. Эстер замерла, заметив на лестнице мужчину в черном.
— Что привело вас сюда, доктор? — спросила она.
Иеремия обратил внимание, что она старается принять безучастный вид.
— С вашим дядей произошел несчастный случай, — серьезно сказал он.
— Он ранен?
Иеремия ответил не сразу. Но лицо Эстер, как обычно, не изменило выражения. На нем не отразилось ни беспокойства, ни облегчения. Если она и желала смерти дяди, то по ней этого нельзя было увидеть.
— Кто-то подучил мальчишек напугать его лошадь во время процессии. Ваш дядя мог легко сломать себе шею, но ему сильно повезло: он отделался незначительными внешними повреждениями. Потом преступник попытался его отравить.
— Но он жив? — спросила Эстер, и теперь стало заметно ее нетерпение.
— Да, все в порядке. Преступник не рассчитывал на то, что у лорда есть друзья, которые не оставят его и которых так просто не проведешь.
— Полагаю, вы расточаете похвалы самому себе! — усмехнулась Эстер.
— Мадам, уверю вас, я сделаю все, чтобы оградить вашего дядю от беды. Поскольку незнакомец использует такое коварное средство, как яд, я посоветовал лорду в будущем проверять его блюда и напитки с помощью вот этого. — Иеремия показал Эстер рог. — Это единорог, обладающий, как вам, может быть, известно, свойством выявлять яд. Если преступник будет так глуп, что сделает еще одну попытку, рог поможет нам наконец его разоблачить.
Иеремия старался, чтобы его голос звучал как можно убедительнее, и заметил, что ему удалось произвести на нее впечатление. Это его несколько успокоило.
— Ваш дядя по возвращении искал вас, — прибавил он. — Где вы были?
— Вам какое дело? — одернула его Эстер.
— Вы ходили к мистрис Пеккем и тайком ушли с ней из дома. Вы помогали вашей подруге встретиться с ее поклонником?
— Не понимаю, о чем вы говорите.
— Мистрис Пеккем призналась мне, что некий студент ухаживает за ней вопреки воле ее отца. Я, кстати, неплохо знаю этого студента. Он очень тщеславен.
— Будьте вы прокляты! — не сдержалась Эстер. — Мерзкая ищейка.
— Ваши тайны навлекают на вас подозрение, мадам. Лучше скажите мне, где вы были; к чему эти игры в прятки? Если не хотите отвечать, что ж, я не могу вас заставить, но дядя задаст вам тот же самый вопрос, и ему вам придется ответить.
— Идите к черту! — С ледяным взором она прошла дальше и, не сказав больше ни слова, исчезла на втором этаже.
Глава восемнадцатая
Глава девятнадцатая
Поставив на табурет таз с водой, тряпку и бутылку спирта, Мэлори хотел было удалиться, но Иеремия задержал его.
— Мне нужно еще кое-что из аптеки. Возможно, найти это средство будет нелегко, так как оно очень ценное. Ты что-нибудь слышал о роге единорога, Мэлори?
— Да, с его помощью, кажется, проверяют, не отравлены ля блюда и напитки.
— Именно так. Поскольку единорог является символом чистоты и добродетели, он не терпит никакой скверны и его рог, входя в соприкосновение с ядом, выделяет испарение. Сегодня кто-то пытался отравить твоего хозяина, и я боюсь, преступник снова попытается это сделать. Только единорог сможет защитить его.
Сэр Орландо открыл было рот, но Иеремия сильно сжал ему руку, не дав ничего сказать.
— Я сделаю все возможное, чтобы достать этот рог, — серьезно сказал Мэлори. — Но как я могу быть уверен, что мне не всучат подделку?
— Ты должен говорить, что это для сэра Орландо Трелонея. Никто не посмеет обмануть судью.
Едва Мэлори вышел из комнаты, как сэр Орландо не сдержался:
— Вы что, верите в этот вздор?
— Разумеется, нет. Единорог — мифологическое животное, его вообще не существует. Я долгие годы провел в Индии и не видел ни одного. А рог, который продают как чудесное средство от яда, по моему мнению, абсолютно бесполезен. Но после того, что случилось сегодня, я всерьез опасаюсь за вашу жизнь, милорд. Яд — коварное оружие, против него нет защиты. Если убийца — кто-то из ваших домочадцев, вы беззащитны против него.
— Вы ведь говорили, он не будет рисковать, так как это навлечет на него подозрения.
— Да, говорил, но пока мне неизвестен его мотив, я не знаю, как далеко он готов зайти. Два покушения на вашу жизнь не удались. Возможно, преступник твердо решился сделать еще одну попытку и расправиться с вами в доме, как бы опасно это ни было для него. Но если здесь все будут знать, что я верю в силу единорога, то, возможно, убийца тоже в это поверит. И пока вы будете проверять блюда с помощью рога, надеюсь, он не рискнет их отравить. В данный момент для защиты вашей жизни хороши все средства.
Иеремия промыл спиртом ссадины на ногах Трелонея и наложил на вспухшее колено холодный компресс. Вывихнутую руку он закрепил петлей, завязав узел у затылка.
— Кстати, как ваш ирландец? — с интересом спросил сэр Орландо.
— Он неплохо приживается. Сейчас я учу его читать и писать.
— Вы считаете это разумным?
Иеремия улыбнулся:
— Вы не верите ему!
— Вы бы видели, как он смотрел на меня, стоя у барьера. Как угодно, только не дружелюбно.
— Да, признаю, Мак-Матуна не испытывает по отношению к вам большой благодарности. Хотя вы и спасли его от виселицы, с его точки зрения, он был наказан несправедливо. Честно говоря, мне кажется, если бы вы захотели, то могли бы сделать для него больше.
— Только восстановив против себя присяжных и советников!
— Сэр, я уже достаточно хорошо вас знаю — ничто не помешало бы вам вынести оправдательный приговор, если бы вы действительно были убеждены в его невиновности. Но вы думали, что мистер Мак-Матуна виновен по крайней мере в краже и заслуживает наказания. И этого он вам никогда не простит!
— Неплохой мотив для убийства, вам не кажется? — резко спросил сэр Орландо.
— Вы подозреваете Мак-Матуну? — Иеремия не верил своим ушам.
— А вы считаете, он случайно оба раза оказывался там же, где покушались на мою жизнь? А этот перерыв между первым и вторым покушением... Заметьте, он ведь как раз в то время находился в тюрьме. Мне это кажется весьма подозрительным.
— Милорд, вы ведь видели, как Мак-Матуна горяч и вспыльчив, — попытался объяснить ему Иеремия. — Неужели вы серьезно полагаете, что он бы пытался вас отравить, тем более таким изощренным способом — заразив тюремным тифом? Если бы он хотел вас убить, он бы сделал это голыми руками!
— Тоже верно, — признался Трелоней. — Но у кого же есть мотив?
— Ну, вам легко нажить себе врагов, — пошутил Иеремия. — Особенно среди таких влиятельных людей, как сэр Джон Дин.
Их разговор прервал вошедший камердинер. Ему пришлось обойти несколько аптек, но все же он нашел чудодейственное средство и неуверенно вручил Иеремии узкий изогнутый рог:
— Это он?
Иезуит сделал вид, будто внимательно изучает рог, и удовлетворенно сказал:
— Прекрасно, Мэлори. Он стоит денег, заплаченных за него.
— Милорд, вернулся посыльный, — сказал камердинер Трелонею. — Ваша племянница действительно ходила в дом барона к мистрис Мэри Пеккем. Но когда за ними послали, найти их не удалось. Судя по всему, они потихоньку ушли.
— И никто не мог сказать куда?
— Нет, скорее всего они ушли одни, без слуг.
— Спасибо, Мэлори. Дай мне знать, когда она вернется домой. — Сэр Орландо нахмурился и недовольно проворчал: — Молчите! Невозможно, чтобы Эстер...
Иезуит какое-то время молча смотрел на него и затем сказал, медленно выговаривая каждое слово:
— Обещайте мне, что Мэлори с оружием будет спать возле вашей кровати, что вы не будете один выходить на улицу и никогда не станете есть того, чего не ели другие. Кто бы ни был убийца, мы не можем допустить, чтобы он победил!
Когда Мэлори сообщил о возвращении Эстер, Иеремия взял рог и поспешил в холл, чтобы ее перехватить. Эстер замерла, заметив на лестнице мужчину в черном.
— Что привело вас сюда, доктор? — спросила она.
Иеремия обратил внимание, что она старается принять безучастный вид.
— С вашим дядей произошел несчастный случай, — серьезно сказал он.
— Он ранен?
Иеремия ответил не сразу. Но лицо Эстер, как обычно, не изменило выражения. На нем не отразилось ни беспокойства, ни облегчения. Если она и желала смерти дяди, то по ней этого нельзя было увидеть.
— Кто-то подучил мальчишек напугать его лошадь во время процессии. Ваш дядя мог легко сломать себе шею, но ему сильно повезло: он отделался незначительными внешними повреждениями. Потом преступник попытался его отравить.
— Но он жив? — спросила Эстер, и теперь стало заметно ее нетерпение.
— Да, все в порядке. Преступник не рассчитывал на то, что у лорда есть друзья, которые не оставят его и которых так просто не проведешь.
— Полагаю, вы расточаете похвалы самому себе! — усмехнулась Эстер.
— Мадам, уверю вас, я сделаю все, чтобы оградить вашего дядю от беды. Поскольку незнакомец использует такое коварное средство, как яд, я посоветовал лорду в будущем проверять его блюда и напитки с помощью вот этого. — Иеремия показал Эстер рог. — Это единорог, обладающий, как вам, может быть, известно, свойством выявлять яд. Если преступник будет так глуп, что сделает еще одну попытку, рог поможет нам наконец его разоблачить.
Иеремия старался, чтобы его голос звучал как можно убедительнее, и заметил, что ему удалось произвести на нее впечатление. Это его несколько успокоило.
— Ваш дядя по возвращении искал вас, — прибавил он. — Где вы были?
— Вам какое дело? — одернула его Эстер.
— Вы ходили к мистрис Пеккем и тайком ушли с ней из дома. Вы помогали вашей подруге встретиться с ее поклонником?
— Не понимаю, о чем вы говорите.
— Мистрис Пеккем призналась мне, что некий студент ухаживает за ней вопреки воле ее отца. Я, кстати, неплохо знаю этого студента. Он очень тщеславен.
— Будьте вы прокляты! — не сдержалась Эстер. — Мерзкая ищейка.
— Ваши тайны навлекают на вас подозрение, мадам. Лучше скажите мне, где вы были; к чему эти игры в прятки? Если не хотите отвечать, что ж, я не могу вас заставить, но дядя задаст вам тот же самый вопрос, и ему вам придется ответить.
— Идите к черту! — С ледяным взором она прошла дальше и, не сказав больше ни слова, исчезла на втором этаже.
Глава восемнадцатая
Бреандан потянул за железную ручку и открыл маленькое окно каморки под крышей. Тут же на ромбовидные стекла сбежались солнечные лучи, и окно ярко вспыхнуло.
Занималось раннее утро, но Бреандан привык вставать с петухами в отличие от Джона, все еще храпевшего за пологом балдахина. Подмастерье продолжал задирать нежелательного соседа, несмотря на все попытки хозяина улучшить их отношения. Джон не был забиякой, но, когда ему вожжа попадала под хвост, он сознательно дразнил ирландца и провоцировал на драку. Ведь тогда мастеру Риджуэю пришлось бы просто-напросто выставить драчуна из дома. Но Бреандан разгадал тайный замысел Джона и, когда тот принимался за свое, держался изо всех сил. Он запомнил слова патера Блэкшо и был не так глуп, чтобы легкомысленно потерять крышу над головой.
Бреандан мог спокойно предаваться своим мыслям только в ранние утренние часы, когда весь дом еще глубоко спал. Он сидел на грубо сколоченном дубовом ящике и смотрел в маленькое окно на Лондон, на зигзаги бесчисленных двухскатных крыш, лепившихся одна к другой. Одни были покрыты бледно-красным кирпичом, другие — серо-желтой соломой. Между ними повсюду возвышались квадратные колокольни романских церквей, чьи венцы из зубцов и узкие угловые башенки напоминали старые замки. Они являлись свидетелями минувших времен. На крышах домов поднимался густой лес труб. Скоро из бесчисленных каминов и печей в прозрачный утренний воздух повалит серый дым, и голубое небо мгновенно исчезнет под колпаком смога. Только богачи могли позволить себе топить деревом. Бедные должны были довольствоваться дешевым каменным углем из Ньюкасла. Тонкий слой копоти, оседавшей из дыма, заволакивал дома и улицы словно черной пеленой, проникал в каждую комнату и портил белье в сундуках.
Внизу, в саду за домом, что-то зашевелилось, и Бреандан выглянул из окна посмотреть, кто это так рано встал. Ученик Тим спешил мимо сараев и грядок с травами к туалету в отгороженном месте. Под ним находилась яма с нечистотами, которую время от времени выгребали специальные возчики.
Солнце поднялось выше, но его лучи постепенно исчезли за надвинувшимися облаками. При виде тесно скученных домов Бреандан затосковал по Ирландии. Он в шестнадцать лет покинул родину, но его всегда тянуло вернуться. Однако вместе с этим желанием в нем поднимался страх — страх перед бесконтрольной ненавистью и гневом, которые снова вспыхнут в нем, когда он увидит, какие преступления совершают англичане против его народа. Он глубоко упрятал эти чувства, чтобы они не раздавили его. Но они жили, таились в нем и мешали ему испытывать благодарность мастеру Риджуэю или судье Трелонею только потому, что они были англичанами.
Его отношение к патеру Блэкшо было еще сложнее. Священник бескорыстно помогал ему и делал для него только добро. Он был глубоко симпатичен Бреандану, но тот все же не мог забыть, что патер Блэкшо — иезуит, а при королеве Елизавете иезуиты все-таки не отказались от своего невмешательства в государственные дела и не поддержали ирландцев в их борьбе за свободу. Англичане даже не поблагодарили их за проявленную пассивность и добрую волю.
Потом была еще эта Аморе Сент-Клер, красивая образованная женщина, теплое и внимательное отношение которой к бывшему наемнику было настолько необъяснимо, что он не знал, что и думать. Смятение Бреандана усилилось, когда он понял, что скучает по ней. Вот и сегодня он нетерпеливо ждал ее, зная, что он должна принести ему английскую книгу для чтения. У патера Блэкшо, к его сожалению, оказались только французские и латинские книги, и поэтому он решил сначала обучить ирландца французскому.
С тех пор как Аморе научила его терпению, Бреандан упорно работал над собой, пытался обуздывать свой темперамент и дисциплинированно учиться, хотя ему давалось это очень нелегко. Но когда он заметил результат, ему с каждым днем становилось легче садиться за стол и сосредоточенно заниматься. Часто Аморе составляла ему компанию. Как правило, она приходила, когда иезуита не было дома, а мастер Риджуэй работал в цирюльне, и долгие часы проводила с Бреанданом, посвящая его в тайны письма. Он не понимал, почему она для него так старается, но очень этому радовался, не думая при этом о ее общественном положении. Он полагал, что она зажиточная буржуа, может быть, вдова, не имеющая детей, которой просто скучно, а говоря с ней по-французски, легко забывал, что она тоже англичанка.
Шелест занавесей кровати и позевыванье у него за спиной дали Бреандану понять, что Джон просыпается, но он не обратил на это никакого внимания и продолжал смотреть в окно. Он услышал звук снимаемой крышки ночного горшка и бульканье.
— Уже встал? — спросил подмастерье. — Мечтаешь о своей покровительнице?
Ирландец не сразу понял смысл этих слов. Он резко обернулся и в недоумении посмотрел на Джона:
— Покровительнице? Что ты хочешь этим сказать?
— Ах, смотрите-ка на него, он не понимает! — издевался Джон. — А как ты думаешь, почему мы с Тимом должны делать всю грязную работу, а ты уперся задницей и зубришь? Сначала-то все думали, что ты будешь нам помогать, но так как за тебя заплатила леди Сент-Клер, то чего тебе руки марать.
— ЛедиСент-Клер? — растерянно спросил Бреандан.
— Ой, только не говори, что ты этого не знал. Она придворная дама и любовница короля. Да не вздумай что-нибудь себе воображать. Эти придворные не знают, чем заняться от скуки. Они могут себе позволить позабавиться и подобрать на улице бездомного щенка, понежить его, полелеять. А наигравшись, дать ему пинка под зад. Так что радуйся пока.
Джон явно старался обидеть своего соседа, и ему это удалось. Вспыхнув, Бреандан вскочил с ящика и бросился к кровати, сидя на которой подмастерье вызывающе смотрел на него. Пытаясь сдержаться, ирландец обеими руками вцепился в массивные столбы балдахина, так что кости побелели.
— Мерзавец! — прорычал он.
Джон был заметно разочарован. Он вовсе не хотел драться, видит Бог, нет, но это была единственная возможность избавиться от ирландца. Пожалуй, тот лучше владеет собой, чем он предполагал. Вздохнув, подмастерье поднялся, натянул одежду и вышел из комнаты.
Все еще дрожа от гнева, Бреандан смотрел ему вслед. Наконец он отдышался и отпустил спасительные столбы. В мыслях он прижал один из них к тонкому горлу Джона и надавил изо всей силы. Воображение заменило действие, и он с облегчением понял, что так можно обуздывать бешенство. Несколько раз Бреандан глубоко вздохнул, ему стало лучше.
На сундуке, где он сидел, стояли кружка с водой и цинковая миска. Бреандан снял ночную льняную рубашку и вымыл торс и лицо. После длительного пребывания в гадком Ньюгейте ему нравилось ощущение чистоты. Нравилось прикосновение воды к телу, прогонявшее усталость и вялость и освежавшее голову. Побрившись, он взял на палец немного соли и потер зубы, чтобы удалить налет, причесался, оделся и спустился по скрипучей лестнице.
На кухне Бреандан вместе с мастером Риджуэем, Джоном и Тимом пил утреннее пиво и ел хлеб, намазанный маслом. Патер Блэкшо рано утром ушел на встречу со своим ирландским братом по ордену в Сент-Джайлсе.
Когда все принялись за работу, Бреандан, как обычно, отправился в комнату иезуита учиться. Но сейчас впервые за долгое время он не мог сосредоточиться. Наконец он отложил перо, подошел к окну и принялся наблюдать сутолоку на Патерностер-роу. Как и в большинстве фахверковых домов Сити, этаж несколько нависал над улицей. На некоторых совсем узких улочках верхние этажи сходились так близко, что можно было из окна пожать руку соседу напротив.
Чтобы лучше видеть, Бреандан высунулся в окно и поискал среди экипажей, повозок и всадников стройную фигуру в плаще с капюшоном. Аморе Сент-Клер не могла прийти так рано, но даже если бы она шла по улице, он бы вряд ли увидел ее, так как пешеходы ходили по лондонским мостовым, как можно ближе прижимаясь к фасадам домов, чтобы не испачкаться. Кроме того, любого прохожего могли запросто окатить помоями, если он недостаточно проворно реагировал на предупредительный крик «Осторожно, вода!» и вовремя не отскакивал. Услышав, как над ним открылось окно, Бреандан тоже быстро втянул голову. Горничная Сьюзан вылила на улицу содержимое ночной вазы.
Горя разочарованием и нетерпением, юный ирландец снова сел за стол и взялся за перо, но скоро опять отложил его. Мысли неотступно возвращались к леди Сент-Клер. Она стала для него совсем другой — уже не добродетельной горожанкой, а соблазнительной женщиной, ведущей отнюдь не строгий образ жизни. Вдруг она показалась ему не такой уж и недотрогой. Мысленно он видел ее в роскошных платьях из шелка и парчи, в кружевах, лентах, украшениях, как ходили при дворе. Изредка, когда они в своих роскошных экипажах приезжали в лавки, торгующие шелком, придворными дамами можно было полюбоваться и в городе. Бреандан представлял себе, как Аморе гордо идет по коридорам дворца, а вокруг увиваются щеголи, не сводя с нее и других нарядных дам нескромных взглядов. А когда король желал побыть с ней, он провожал ее в свои покои, обнимал и целовал ее тело. Ведь дамы при дворе щедро выставляли себя на обозрение — так говорили.
Бреандану стало трудно дышать, и он сжал кулаки. Он стучал по столу и не сразу понял, что впал в бешенство. Закрыв глаза, он откинулся, стараясь успокоиться. Когда открылась дверь и вошла Аморе, он уже полностью владел собой. И все же она заметила неладное, так как он смерил ее холодным и непроницаемым взглядом.
— Я вам мешаю? — деликатно спросила она. — Вы хотели побыть один?
— Нет, миледи! — резко ответил он.
Так он узнал, кто она! Но почему это так его расстроило? Аморе положила маску и плащ и легко подошла к нему:
— Я вынуждена просить вас не называть меня так в этом доме. Здесь я простая горожанка. В противном случае у патера Блэкшо могут возникнуть неприятности. Просто забудьте, кто я.
— Как угодно, мадам.
— Кажется, вам не по вкусу го, что вы узнали.
— Почему вы платите за мою учебу? — с вызовом спросил Бреандан.
— Ах вот в чем дело! Вы боитесь, приняв что-то в дар, оказаться в рабстве? Уверяю вас, вы мне ничего не должны. Почему бы мне не потратить королевские деньги на что-нибудь полезное?
— Теперь я понимаю, как патер Блэкшо смог заплатить за мою тюрьму.
В голосе Бреандана слышались недовольство и стыд. Его гордость не страдала от милосердия священника, но мысль о том, что его жалеет она, уязвляла его и без того не очень стойкое уважение к себе.
Аморе, поняв его чувства, накрыла его руку своей и твердо сказала:
— Мне хотелось дать вам возможность жить лучше, чем вы жили до сих пор, поскольку я считаю, что вы обладаете не только физической силой и ловкостью. Вы должны развивать ваши духовные способности.
Мрачное выражение его лица, однако, не изменилось. Он по-прежнему оставался серьезным и недоступным. Чтобы прервать молчание, Аморе подошла к кровати, взяла книгу, которую положила рядом с плащом, и протянула ее Бреандану.
— Я обещала принести вам английскую книгу. Это «Королева фей» Эдмунда Спенсера. Мой отец так любил ее, что назвал меня в честь одной из героинь.
После короткого замешательства ирландец взял книгу и открыл ее. Не дожидаясь приглашения, Аморе села рядом с ним. Бреандана беспокоила ее близость, он то и дело украдкой поглядывал на нее сбоку, как будто сегодня увидел впервые.
Какое-то время они пытались читать, но без особого успеха, так как Бреандан не мог сосредоточиться. Наконец Аморе решила, что лучше будет проститься и перенести занятие на другой день.
Спускаясь вниз и проходя мимо спальни мастера Риджуэя, она услышала легкий стон и с тревогой прислушалась, но тут же поняла, что это был стон не страдания, а сладострастия. С любопытством она приблизилась к прикрытой двери и заглянула в щель. Лукавая улыбка появилась на губах Аморе, когда рядом с полной темноволосой женщиной она увидела цирюльника. Они были так увлечены, что, если бы Аморе даже зашла в комнату, они бы не заметили ее.
Аморе так внимательно наблюдала за любовниками, что испугалась, когда на лестнице появился Бреандан. Он хотел что-то спросить, но Аморе торопливо приложила палец к его губам. Один из первых уроков придворной жизни — деликатность по отношению к возлюбленным. О них говорили, но им не мешали.
Бреандан подчинился и не сказал ни слова. Он перевел взгляд на прикрытую дверь и тоже услышал стоны. Какое-то время они не двигались, прислушиваясь. Кончики пальцев Аморе все еще лежали на его губах, а сама она стояла к нему так близко, что слышала удары его сердца. Она закрыла глаза, пытаясь понять, что с ней происходит. Подняв голову, увидела удивленный взгляд Бреандана и улыбнулась ему. Но вдруг его лицо окаменело, и он резко отпрянул от нее. В его глазах по непонятной для Аморе причине вспыхнули подавленное бешенство и горечь. Бреандан резко отвернулся и поспешил вниз по лестнице, оставив Аморе в полном недоумении.
Занималось раннее утро, но Бреандан привык вставать с петухами в отличие от Джона, все еще храпевшего за пологом балдахина. Подмастерье продолжал задирать нежелательного соседа, несмотря на все попытки хозяина улучшить их отношения. Джон не был забиякой, но, когда ему вожжа попадала под хвост, он сознательно дразнил ирландца и провоцировал на драку. Ведь тогда мастеру Риджуэю пришлось бы просто-напросто выставить драчуна из дома. Но Бреандан разгадал тайный замысел Джона и, когда тот принимался за свое, держался изо всех сил. Он запомнил слова патера Блэкшо и был не так глуп, чтобы легкомысленно потерять крышу над головой.
Бреандан мог спокойно предаваться своим мыслям только в ранние утренние часы, когда весь дом еще глубоко спал. Он сидел на грубо сколоченном дубовом ящике и смотрел в маленькое окно на Лондон, на зигзаги бесчисленных двухскатных крыш, лепившихся одна к другой. Одни были покрыты бледно-красным кирпичом, другие — серо-желтой соломой. Между ними повсюду возвышались квадратные колокольни романских церквей, чьи венцы из зубцов и узкие угловые башенки напоминали старые замки. Они являлись свидетелями минувших времен. На крышах домов поднимался густой лес труб. Скоро из бесчисленных каминов и печей в прозрачный утренний воздух повалит серый дым, и голубое небо мгновенно исчезнет под колпаком смога. Только богачи могли позволить себе топить деревом. Бедные должны были довольствоваться дешевым каменным углем из Ньюкасла. Тонкий слой копоти, оседавшей из дыма, заволакивал дома и улицы словно черной пеленой, проникал в каждую комнату и портил белье в сундуках.
Внизу, в саду за домом, что-то зашевелилось, и Бреандан выглянул из окна посмотреть, кто это так рано встал. Ученик Тим спешил мимо сараев и грядок с травами к туалету в отгороженном месте. Под ним находилась яма с нечистотами, которую время от времени выгребали специальные возчики.
Солнце поднялось выше, но его лучи постепенно исчезли за надвинувшимися облаками. При виде тесно скученных домов Бреандан затосковал по Ирландии. Он в шестнадцать лет покинул родину, но его всегда тянуло вернуться. Однако вместе с этим желанием в нем поднимался страх — страх перед бесконтрольной ненавистью и гневом, которые снова вспыхнут в нем, когда он увидит, какие преступления совершают англичане против его народа. Он глубоко упрятал эти чувства, чтобы они не раздавили его. Но они жили, таились в нем и мешали ему испытывать благодарность мастеру Риджуэю или судье Трелонею только потому, что они были англичанами.
Его отношение к патеру Блэкшо было еще сложнее. Священник бескорыстно помогал ему и делал для него только добро. Он был глубоко симпатичен Бреандану, но тот все же не мог забыть, что патер Блэкшо — иезуит, а при королеве Елизавете иезуиты все-таки не отказались от своего невмешательства в государственные дела и не поддержали ирландцев в их борьбе за свободу. Англичане даже не поблагодарили их за проявленную пассивность и добрую волю.
Потом была еще эта Аморе Сент-Клер, красивая образованная женщина, теплое и внимательное отношение которой к бывшему наемнику было настолько необъяснимо, что он не знал, что и думать. Смятение Бреандана усилилось, когда он понял, что скучает по ней. Вот и сегодня он нетерпеливо ждал ее, зная, что он должна принести ему английскую книгу для чтения. У патера Блэкшо, к его сожалению, оказались только французские и латинские книги, и поэтому он решил сначала обучить ирландца французскому.
С тех пор как Аморе научила его терпению, Бреандан упорно работал над собой, пытался обуздывать свой темперамент и дисциплинированно учиться, хотя ему давалось это очень нелегко. Но когда он заметил результат, ему с каждым днем становилось легче садиться за стол и сосредоточенно заниматься. Часто Аморе составляла ему компанию. Как правило, она приходила, когда иезуита не было дома, а мастер Риджуэй работал в цирюльне, и долгие часы проводила с Бреанданом, посвящая его в тайны письма. Он не понимал, почему она для него так старается, но очень этому радовался, не думая при этом о ее общественном положении. Он полагал, что она зажиточная буржуа, может быть, вдова, не имеющая детей, которой просто скучно, а говоря с ней по-французски, легко забывал, что она тоже англичанка.
Шелест занавесей кровати и позевыванье у него за спиной дали Бреандану понять, что Джон просыпается, но он не обратил на это никакого внимания и продолжал смотреть в окно. Он услышал звук снимаемой крышки ночного горшка и бульканье.
— Уже встал? — спросил подмастерье. — Мечтаешь о своей покровительнице?
Ирландец не сразу понял смысл этих слов. Он резко обернулся и в недоумении посмотрел на Джона:
— Покровительнице? Что ты хочешь этим сказать?
— Ах, смотрите-ка на него, он не понимает! — издевался Джон. — А как ты думаешь, почему мы с Тимом должны делать всю грязную работу, а ты уперся задницей и зубришь? Сначала-то все думали, что ты будешь нам помогать, но так как за тебя заплатила леди Сент-Клер, то чего тебе руки марать.
— ЛедиСент-Клер? — растерянно спросил Бреандан.
— Ой, только не говори, что ты этого не знал. Она придворная дама и любовница короля. Да не вздумай что-нибудь себе воображать. Эти придворные не знают, чем заняться от скуки. Они могут себе позволить позабавиться и подобрать на улице бездомного щенка, понежить его, полелеять. А наигравшись, дать ему пинка под зад. Так что радуйся пока.
Джон явно старался обидеть своего соседа, и ему это удалось. Вспыхнув, Бреандан вскочил с ящика и бросился к кровати, сидя на которой подмастерье вызывающе смотрел на него. Пытаясь сдержаться, ирландец обеими руками вцепился в массивные столбы балдахина, так что кости побелели.
— Мерзавец! — прорычал он.
Джон был заметно разочарован. Он вовсе не хотел драться, видит Бог, нет, но это была единственная возможность избавиться от ирландца. Пожалуй, тот лучше владеет собой, чем он предполагал. Вздохнув, подмастерье поднялся, натянул одежду и вышел из комнаты.
Все еще дрожа от гнева, Бреандан смотрел ему вслед. Наконец он отдышался и отпустил спасительные столбы. В мыслях он прижал один из них к тонкому горлу Джона и надавил изо всей силы. Воображение заменило действие, и он с облегчением понял, что так можно обуздывать бешенство. Несколько раз Бреандан глубоко вздохнул, ему стало лучше.
На сундуке, где он сидел, стояли кружка с водой и цинковая миска. Бреандан снял ночную льняную рубашку и вымыл торс и лицо. После длительного пребывания в гадком Ньюгейте ему нравилось ощущение чистоты. Нравилось прикосновение воды к телу, прогонявшее усталость и вялость и освежавшее голову. Побрившись, он взял на палец немного соли и потер зубы, чтобы удалить налет, причесался, оделся и спустился по скрипучей лестнице.
На кухне Бреандан вместе с мастером Риджуэем, Джоном и Тимом пил утреннее пиво и ел хлеб, намазанный маслом. Патер Блэкшо рано утром ушел на встречу со своим ирландским братом по ордену в Сент-Джайлсе.
Когда все принялись за работу, Бреандан, как обычно, отправился в комнату иезуита учиться. Но сейчас впервые за долгое время он не мог сосредоточиться. Наконец он отложил перо, подошел к окну и принялся наблюдать сутолоку на Патерностер-роу. Как и в большинстве фахверковых домов Сити, этаж несколько нависал над улицей. На некоторых совсем узких улочках верхние этажи сходились так близко, что можно было из окна пожать руку соседу напротив.
Чтобы лучше видеть, Бреандан высунулся в окно и поискал среди экипажей, повозок и всадников стройную фигуру в плаще с капюшоном. Аморе Сент-Клер не могла прийти так рано, но даже если бы она шла по улице, он бы вряд ли увидел ее, так как пешеходы ходили по лондонским мостовым, как можно ближе прижимаясь к фасадам домов, чтобы не испачкаться. Кроме того, любого прохожего могли запросто окатить помоями, если он недостаточно проворно реагировал на предупредительный крик «Осторожно, вода!» и вовремя не отскакивал. Услышав, как над ним открылось окно, Бреандан тоже быстро втянул голову. Горничная Сьюзан вылила на улицу содержимое ночной вазы.
Горя разочарованием и нетерпением, юный ирландец снова сел за стол и взялся за перо, но скоро опять отложил его. Мысли неотступно возвращались к леди Сент-Клер. Она стала для него совсем другой — уже не добродетельной горожанкой, а соблазнительной женщиной, ведущей отнюдь не строгий образ жизни. Вдруг она показалась ему не такой уж и недотрогой. Мысленно он видел ее в роскошных платьях из шелка и парчи, в кружевах, лентах, украшениях, как ходили при дворе. Изредка, когда они в своих роскошных экипажах приезжали в лавки, торгующие шелком, придворными дамами можно было полюбоваться и в городе. Бреандан представлял себе, как Аморе гордо идет по коридорам дворца, а вокруг увиваются щеголи, не сводя с нее и других нарядных дам нескромных взглядов. А когда король желал побыть с ней, он провожал ее в свои покои, обнимал и целовал ее тело. Ведь дамы при дворе щедро выставляли себя на обозрение — так говорили.
Бреандану стало трудно дышать, и он сжал кулаки. Он стучал по столу и не сразу понял, что впал в бешенство. Закрыв глаза, он откинулся, стараясь успокоиться. Когда открылась дверь и вошла Аморе, он уже полностью владел собой. И все же она заметила неладное, так как он смерил ее холодным и непроницаемым взглядом.
— Я вам мешаю? — деликатно спросила она. — Вы хотели побыть один?
— Нет, миледи! — резко ответил он.
Так он узнал, кто она! Но почему это так его расстроило? Аморе положила маску и плащ и легко подошла к нему:
— Я вынуждена просить вас не называть меня так в этом доме. Здесь я простая горожанка. В противном случае у патера Блэкшо могут возникнуть неприятности. Просто забудьте, кто я.
— Как угодно, мадам.
— Кажется, вам не по вкусу го, что вы узнали.
— Почему вы платите за мою учебу? — с вызовом спросил Бреандан.
— Ах вот в чем дело! Вы боитесь, приняв что-то в дар, оказаться в рабстве? Уверяю вас, вы мне ничего не должны. Почему бы мне не потратить королевские деньги на что-нибудь полезное?
— Теперь я понимаю, как патер Блэкшо смог заплатить за мою тюрьму.
В голосе Бреандана слышались недовольство и стыд. Его гордость не страдала от милосердия священника, но мысль о том, что его жалеет она, уязвляла его и без того не очень стойкое уважение к себе.
Аморе, поняв его чувства, накрыла его руку своей и твердо сказала:
— Мне хотелось дать вам возможность жить лучше, чем вы жили до сих пор, поскольку я считаю, что вы обладаете не только физической силой и ловкостью. Вы должны развивать ваши духовные способности.
Мрачное выражение его лица, однако, не изменилось. Он по-прежнему оставался серьезным и недоступным. Чтобы прервать молчание, Аморе подошла к кровати, взяла книгу, которую положила рядом с плащом, и протянула ее Бреандану.
— Я обещала принести вам английскую книгу. Это «Королева фей» Эдмунда Спенсера. Мой отец так любил ее, что назвал меня в честь одной из героинь.
После короткого замешательства ирландец взял книгу и открыл ее. Не дожидаясь приглашения, Аморе села рядом с ним. Бреандана беспокоила ее близость, он то и дело украдкой поглядывал на нее сбоку, как будто сегодня увидел впервые.
Какое-то время они пытались читать, но без особого успеха, так как Бреандан не мог сосредоточиться. Наконец Аморе решила, что лучше будет проститься и перенести занятие на другой день.
Спускаясь вниз и проходя мимо спальни мастера Риджуэя, она услышала легкий стон и с тревогой прислушалась, но тут же поняла, что это был стон не страдания, а сладострастия. С любопытством она приблизилась к прикрытой двери и заглянула в щель. Лукавая улыбка появилась на губах Аморе, когда рядом с полной темноволосой женщиной она увидела цирюльника. Они были так увлечены, что, если бы Аморе даже зашла в комнату, они бы не заметили ее.
Аморе так внимательно наблюдала за любовниками, что испугалась, когда на лестнице появился Бреандан. Он хотел что-то спросить, но Аморе торопливо приложила палец к его губам. Один из первых уроков придворной жизни — деликатность по отношению к возлюбленным. О них говорили, но им не мешали.
Бреандан подчинился и не сказал ни слова. Он перевел взгляд на прикрытую дверь и тоже услышал стоны. Какое-то время они не двигались, прислушиваясь. Кончики пальцев Аморе все еще лежали на его губах, а сама она стояла к нему так близко, что слышала удары его сердца. Она закрыла глаза, пытаясь понять, что с ней происходит. Подняв голову, увидела удивленный взгляд Бреандана и улыбнулась ему. Но вдруг его лицо окаменело, и он резко отпрянул от нее. В его глазах по непонятной для Аморе причине вспыхнули подавленное бешенство и горечь. Бреандан резко отвернулся и поспешил вниз по лестнице, оставив Аморе в полном недоумении.
Глава девятнадцатая
— А, доктор Фоконе, проходите. Лорд просит вас секунду подождать в его кабинете, пока он проводит посетителя, — сказала горничная, открывшая Иеремии входную дверь. Указывая ему дорогу, она с готовностью прибавила: — Я принесу вам графин рейнского вина, или вы предпочитаете настойку из бузины, сэр?
Иеремия выбрал вино. В ожидании он с интересом осматривал кабинет сэра Орландо. Панели темного дуба в осеннее время года, когда солнце садилось рано, казались особенно мрачными. Под потолком, тоже деревянным, шел резной фриз. На стенах висели фамильные портреты в роскошных витых золотых рамах и несколько простых гравюр, в том числе с изображением короля-мученика Карла I. В камине весело горел огонь, и языки пламени, танцуя, отражались на темных стенах. Горящие поленья лежали на латунном колоснике, увенчанном массивными шарами, которые, отражая огонь, вспыхивали золотом. Над дымоходом, также украшенным резьбой, висел портрет судьи в красной мантии.
Вернувшись, горничная зажгла восковые свечи в настенных латунных подсвечниках, отражавших и усиливавших свет. На лестнице раздались шаги. Трелоней лично проводил своего гостя до двери.
— Так я жду вас завтра к обеду, мистер Холланд. И мы поговорим о приданом, — сказал сэр Орландо на прощание.
Довольно потирая руки и улыбаясь, судья вошел в кабинет и поздоровался с Иеремией.
— Кажется, вам наконец-то удастся повести вашу племянницу под венец, милорд, — улыбнулся и Иеремия.
Трелоней многозначительно посмотрел на него:
— По счастью, мистер Холланд, будучи пуританином, не настаивает ни на пылкой любви, ни на смиренности будущей супруги. Я уверен, он вправит ей мозги.
— А что думает по поводу предстоящей помолвки ваша племянница?
— Я не спрашивал ее мнения, так как она ни разу не поблагодарила меня за мои усилия в прошлом. Но на сей раз хочет не хочет — она выйдет замуж.
— Она сказала вам, где была в день процессии?
Тень неудовольствия пробежала по лицу Трелонея.
— Нет, даже палкой не удалось заставить ее заговорить. Я не знаю, в кого она родилась такой упрямой. Точно не в свою мать. Она все еще под домашним арестом, но этим ее не сломишь. Не могу вам передать, как я счастлив, что мне больше не придется с ней мучиться.
— А кто будет вести ваше хозяйство?
— Недавно овдовела моя дальняя родственница. Я просил ее переехать ко мне. Она согласилась.
— А вы не думали о женитьбе? Вам бы это не повредило!
— Вы, разумеется, правы. Тем более у меня есть тайное желание иметь детей. Но возможно, Господу оно неугодно.
— Не попытавшись, вы не можете знать наверняка. Не теряйте мужества!
Трелоней тепло улыбнулся Иеремии:
— Мне кажется, я начинаю понимать, почему вы стали священником. Вы, как никто, умеете утешать. — Он взял со стола графин и налил два стакана вина. — К сожалению, мы должны вернуться к более серьезному предмету. Вы просили меня составить список юристов, умерших за последние два года. Я так понимаю, вы хотите проверить, были ли случаи насильственной смерти.
— Именно так. Наш убийца до сих пор действовал очень хитро. Вполне возможно, он нанес уже не один удар, не возбуждая подозрений. Пройдемся по списку, милорд, и сперва исключим тех, кто умер в преклонном возрасте в своей постели. Подозрительны в первую очередь несчастные случаи и внезапные болезни.
Сэр Орландо вычеркнул из списка имена тех, кто, по его убеждению, умер своей смертью. Остались три адвоката, один королевский адвокат и один судья.
— Вот этих придется проверить, — подытожил Трелоней. — Все случаи разные и довольно странные.
Иеремия посмотрел на список:
— Сэр Роберт Фостер. Это ведь предшественник нынешнего лорда верховного судьи Хайда?
— Да, он умер в прошлом году во время выездной сессии в западных графствах.
— Вы можете туда послать кого-нибудь навести справки об обстоятельствах его смерти?
— Да, я немедленно займусь этим. Но даже выявив признаки насильственной смерти, как мы это докажем?
— Вероятно, мы не сможем этого доказать, но добытые факты помогут нам понять мотив преступления. А это, в свою очередь, приведет нас к убийце.
— Вашими бы устами да мед пить!
— Разделим эти четыре случая, — предложил Иеремия. — Тогда у меня появится повод воспользоваться услугами юного Джеффриса.
— Я думал, вы включаете его в число подозреваемых.
— Включаю, но, дав ему поручение, я смогу наблюдать за ним и кое-что у него выведывать.
Иеремия выбрал вино. В ожидании он с интересом осматривал кабинет сэра Орландо. Панели темного дуба в осеннее время года, когда солнце садилось рано, казались особенно мрачными. Под потолком, тоже деревянным, шел резной фриз. На стенах висели фамильные портреты в роскошных витых золотых рамах и несколько простых гравюр, в том числе с изображением короля-мученика Карла I. В камине весело горел огонь, и языки пламени, танцуя, отражались на темных стенах. Горящие поленья лежали на латунном колоснике, увенчанном массивными шарами, которые, отражая огонь, вспыхивали золотом. Над дымоходом, также украшенным резьбой, висел портрет судьи в красной мантии.
Вернувшись, горничная зажгла восковые свечи в настенных латунных подсвечниках, отражавших и усиливавших свет. На лестнице раздались шаги. Трелоней лично проводил своего гостя до двери.
— Так я жду вас завтра к обеду, мистер Холланд. И мы поговорим о приданом, — сказал сэр Орландо на прощание.
Довольно потирая руки и улыбаясь, судья вошел в кабинет и поздоровался с Иеремией.
— Кажется, вам наконец-то удастся повести вашу племянницу под венец, милорд, — улыбнулся и Иеремия.
Трелоней многозначительно посмотрел на него:
— По счастью, мистер Холланд, будучи пуританином, не настаивает ни на пылкой любви, ни на смиренности будущей супруги. Я уверен, он вправит ей мозги.
— А что думает по поводу предстоящей помолвки ваша племянница?
— Я не спрашивал ее мнения, так как она ни разу не поблагодарила меня за мои усилия в прошлом. Но на сей раз хочет не хочет — она выйдет замуж.
— Она сказала вам, где была в день процессии?
Тень неудовольствия пробежала по лицу Трелонея.
— Нет, даже палкой не удалось заставить ее заговорить. Я не знаю, в кого она родилась такой упрямой. Точно не в свою мать. Она все еще под домашним арестом, но этим ее не сломишь. Не могу вам передать, как я счастлив, что мне больше не придется с ней мучиться.
— А кто будет вести ваше хозяйство?
— Недавно овдовела моя дальняя родственница. Я просил ее переехать ко мне. Она согласилась.
— А вы не думали о женитьбе? Вам бы это не повредило!
— Вы, разумеется, правы. Тем более у меня есть тайное желание иметь детей. Но возможно, Господу оно неугодно.
— Не попытавшись, вы не можете знать наверняка. Не теряйте мужества!
Трелоней тепло улыбнулся Иеремии:
— Мне кажется, я начинаю понимать, почему вы стали священником. Вы, как никто, умеете утешать. — Он взял со стола графин и налил два стакана вина. — К сожалению, мы должны вернуться к более серьезному предмету. Вы просили меня составить список юристов, умерших за последние два года. Я так понимаю, вы хотите проверить, были ли случаи насильственной смерти.
— Именно так. Наш убийца до сих пор действовал очень хитро. Вполне возможно, он нанес уже не один удар, не возбуждая подозрений. Пройдемся по списку, милорд, и сперва исключим тех, кто умер в преклонном возрасте в своей постели. Подозрительны в первую очередь несчастные случаи и внезапные болезни.
Сэр Орландо вычеркнул из списка имена тех, кто, по его убеждению, умер своей смертью. Остались три адвоката, один королевский адвокат и один судья.
— Вот этих придется проверить, — подытожил Трелоней. — Все случаи разные и довольно странные.
Иеремия посмотрел на список:
— Сэр Роберт Фостер. Это ведь предшественник нынешнего лорда верховного судьи Хайда?
— Да, он умер в прошлом году во время выездной сессии в западных графствах.
— Вы можете туда послать кого-нибудь навести справки об обстоятельствах его смерти?
— Да, я немедленно займусь этим. Но даже выявив признаки насильственной смерти, как мы это докажем?
— Вероятно, мы не сможем этого доказать, но добытые факты помогут нам понять мотив преступления. А это, в свою очередь, приведет нас к убийце.
— Вашими бы устами да мед пить!
— Разделим эти четыре случая, — предложил Иеремия. — Тогда у меня появится повод воспользоваться услугами юного Джеффриса.
— Я думал, вы включаете его в число подозреваемых.
— Включаю, но, дав ему поручение, я смогу наблюдать за ним и кое-что у него выведывать.