Страница:
Арестованных небольшими группами привели из Ньюгейта. Кандалы, сковывавшие их руки и ноги, звенели на полу. Первым предстал перед судом полуголый, в лохмотьях, человек, обвиняемый в конокрадстве. Его ужасный вид свидетельствовал о том, что он провел в глубоких подземельях Ньюгейта не одну неделю. Он был неописуемо грязен, седые волосы лоснились от жира, кожа под склеившейся от грязи бородой имела какой-то трупный оттенок, а запах, исходивший от него, заставил присутствующих отпрянуть. Дрожа всем телом и шатаясь, он то и дело хватался за железную решетку, отделявшую его от судей и присяжных. Лихорадочный взгляд его блуждал по залу. Не было никаких сомнений в том, что арестант был болен тюремным тифом и не мог опровергнуть обвинения, выдвинутые против него владельцами украденной лошади.
Джордж Джеффрис, сидевший рядом с Иеремией, пальцами растирал листья мяты, стараясь заглушить доносившийся до них тошнотворный запах. Другие зрители держали под носом пузырьки с уксусом или камфорой.
Процесс длился не больше двадцати минут. После судебного следствия пришла очередь следующего обвиняемого. Когда завершились все процессы первой группы заключенных, присяжные удалились на совещание и к присяге были приведены присяжные для следующей группы. После чего для оглашения своего решения вернулась первая группа присяжных. Конокрада признали виновным.
— Конокрадство не подлежит привилегии духовного статуса, — заметил Джордж Джеффрис. — Его повесят, если только судья не внесет его имя в список для королевского помилования.
До обеденного перерыва были приняты решения по девяти делам.
— Сейчас судьи вместе с лорд-мэром и шерифом пойдут обедать, — объяснил студент. — В три часа заседание продолжится. Чуть ниже на улице есть таверна. Не хотите ли чего-нибудь перекусить?
— Неужели вы меня приглашаете? — удивился Иеремия. — Чего вы от меня ждете? Для вашей карьеры я вам не пригожусь.
— Вы очень недоверчивы, как я погляжу. Но я не обижаюсь. Вы мне симпатичны. Вполне возможно, в адвокатской карьере вы мне и не помощник, но вы хороший врач, а мне, может статься, когда-нибудь потребуются услуги врача.
Глава четырнадцатая
Глава пятнадцатая
Джордж Джеффрис, сидевший рядом с Иеремией, пальцами растирал листья мяты, стараясь заглушить доносившийся до них тошнотворный запах. Другие зрители держали под носом пузырьки с уксусом или камфорой.
Процесс длился не больше двадцати минут. После судебного следствия пришла очередь следующего обвиняемого. Когда завершились все процессы первой группы заключенных, присяжные удалились на совещание и к присяге были приведены присяжные для следующей группы. После чего для оглашения своего решения вернулась первая группа присяжных. Конокрада признали виновным.
— Конокрадство не подлежит привилегии духовного статуса, — заметил Джордж Джеффрис. — Его повесят, если только судья не внесет его имя в список для королевского помилования.
До обеденного перерыва были приняты решения по девяти делам.
— Сейчас судьи вместе с лорд-мэром и шерифом пойдут обедать, — объяснил студент. — В три часа заседание продолжится. Чуть ниже на улице есть таверна. Не хотите ли чего-нибудь перекусить?
— Неужели вы меня приглашаете? — удивился Иеремия. — Чего вы от меня ждете? Для вашей карьеры я вам не пригожусь.
— Вы очень недоверчивы, как я погляжу. Но я не обижаюсь. Вы мне симпатичны. Вполне возможно, в адвокатской карьере вы мне и не помощник, но вы хороший врач, а мне, может статься, когда-нибудь потребуются услуги врача.
Глава четырнадцатая
После сытного обеда сэра Орландо Трелонея начало клонить в сон. Вялым взглядом обведя роскошный зал на втором этаже здания суда, он заметил — его братья и советники тоже не прочь соснуть. Крутя в руке бокал с вином, он улавливал обрывки разговоров, не вникая в их смысл. Но вдруг кое-что привлекло его внимание.
— Советник Дин говорил со мной об этом Макмагоне, — сказал рикордер. — Он считает его отъявленным вором и бывшим наемником, ныне промышляющим разбоем. Сэр Джон хочет быть уверен, что его обезвредят.
— Понятно, — ответил лорд-мэр. — Когда его дело?
— Сегодня после обеда, милорд.
Сэр Орландо задумался. Макмагон. Уж не тот ли это ирландец, который видел, как Джек Одноглазый подменил ему плащ? Трелоней прекрасно помнил склонившегося над ним человека, когда он пришел в себя, и мертвую хватку Макмагона. Опьяневший судья очень испугался, когда его кто-то крепко схватил, он сразу же решил, что это разбойное нападение. И теперь оказывалось, его предположение не так уж далеко от истины. Мимолетная встреча произвела такое сильное впечатление на Трелонея, что ирландец даже возникал в его кошмарах во время болезни. Полезно будет еще раз увидеть терзавший его призрак, чтобы избавиться от воспоминаний.
Лорд верховный судья сэр Роберт Хайд потянулся в кресле и от души зевнул.
— Джентльмены, я думаю попрощаться с вами на сегодня. Увидимся завтра утром.
Брат из Суда казначейства и два городских советника присоединились к нему. Затем лорд-мэр обратился к Трелонею:
— Сэр Орландо, если вам также угодно удалиться, на остаток дня я могу взять председательство на себя. Трудных случаев больше не предвидится. Рикордер и юридический советник проконсультируют меня по правовым вопросам. — Видя замешательство Трелонея, он добавил: — Мне известно ваше чувство долга, но вы только что перенесли тяжелую болезнь. Всем ясно, что вам необходим отдых.
Сэр Орландо внезапно подумал, что от него хотят избавиться, и твердо решил остаться.
— Благодарю за заботу, милорд, но именно потому, что меня так долго не было, я чувствую потребность в работе. А теперь простите, я немного пройдусь по саду.
Было почти три часа, и зрители постепенно собирались во дворе. Выглянув в лестничное окно, сэр Орландо заметил в толпе иезуита. Подчиняясь какому-то импульсу, он подозвал судебного слугу.
— Видите того высокого худого мужчину в черном? — спросил он, указывая в окно. — Проведите его ко мне в сад.
— Будет исполнено, милорд.
Иеремия удивился, когда к нему подошел слуга и попросил следовать за ним. Сэр Орландо ждал его возле обсаженной травами цветочной клумбы.
— Я позвал вас, доктор Фоконе, так как хочу узнать ваше мнение по делу, которое будет слушаться сегодня, — начал Трелоней. — Поскольку лорд верховный судья удалился, мне придется взять председательство на себя. Возможно, вы знаете, что обычно мы советуемся с внешними, как правило, с заслуженными представителями общин, чтобы составить мнение об обвиняемом и решить, следует ли вносить его имя в список, предоставляемый королю для помилования. Советник, обвиняющий Макмагона в разбойном нападении, считает его неисправимым и опасным. Поскольку мне известно, что вы говорили с ним в тюрьме, я хотел спросить, разделяете ли вы это мнение.
— Сэр, возможно, Макмагон буен и драчлив, но он точно не вор, — твердо сказал Иеремия.
— Почему вы так в этом уверены?
— У него абсолютно ничего не было, когда его бросили в тюрьму. И судя по всему, до ареста он тоже голодал. Милорд, если бы он действительно был вором, ему бы не пришлось так нуждаться.
Сэр Орландо с сомнением досмотрел на Иеремию. Такой аргумент не убедил его.
— Благодарю вас. Но, мне кажется, в данном случае вы пристрастны. Ирландец ведь, конечно, католик.
— Да, католик, — подтвердил иезуит. — Но только из-за этого я бы не стал защищать его. Посмотрите на него сами, сэр. Вы убедитесь в его честности.
Так как в Олд-Бейли решались дела двух административных округов — города Лондона и графства Мидлсекс, — существовало и две группы присяжных, поскольку по закону каждый англичанин имел право подвергнуться суду земляков. После обеденного перерыва сначала привели группу заключенных из Мидлсекса, чьи дела слушали двенадцать присяжных из графства. Когда они удалились в отдельное помещение на совещание, в зал ввели пятерых арестантов из Лондона. Одним из них был Бреандан Мак-Матуна, одетый в чистую льняную рубашку и бриджи, которые дал ему Иеремия. Лицо его в отличие от других арестантов было гладко выбрито, длинные спутанные волосы тщательно убраны со лба. Запястья и щиколотки его сковали железные браслеты, соединенные цепями, но когда ирландца вызвали к барьеру, он двигался уверенно и точно, словно не чувствуя кандалов.
— Брендан Макмагон, подними руку! — потребовал писец.
— Мое имя Бреандан Мак-Матуна! — высокомерно ответил ирландец.
Писец в замешательстве посмотрел на судью Трелонея, так как, пока обвиняемый не поднял руку, подтверждая тем самым свое имя, нельзя было начинать процесс.
— Обвиняемый, вас знают под именем Брендан Макмагон или нет? — спросил сэр Орландо.
— Так меня называете вы, англичане, но на самом деле мое имя Бреандан Мак-Матуна.
— Вы должны подтвердить, тот ли вы человек, о котором идет речь в обвинении.
— Я подтверждаю это, хотя и не могу согласиться с тем, что вы, англичане, в своей надменности не можете правильно выговорить ирландское имя. Уверен, немного потренировавшись, вы бы справились, — прибавил Бреандан, прежде чем поднять руку, как требовалось.
При вызывающих словах ирландца у Иеремии волосы встали дыбом. К своему ужасу, он должен был признать, что все его усилия пошли прахом. Гордый юноша наверняка восстановит всех против себя.
Писец начал переводить обвинение, написанное на латыни, на английский язык:
— Ты, что носишь имя Брендан Макмагон, из Лондона, рабочий, стоишь здесь перед судом, так как четырнадцатого числа августа месяца на шестнадцатом году правления нашего монарха Карла Второго, милостью Божией короля Англии, Шотландии, Франции и Ирландии, защитника веры, примерно в десять часов вечера указанного дня с оружием в руках, нарушая мир Божий и нашего монарха короля, выследил в Лондоне, точнее, в приходе Сент-Энн-Блэкфрайарс, в округе Феррингдон, Лондон, сэра Джона Дина, рыцаря, и вымогал у него, угрожая его жизни, посеребренную шпагу стоимостью пятнадцать шиллингов. Что ты скажешь, Брендан Макмагон? Виновен ли ты в этом преступлении, за которое полагается смертная казнь, как написано в обвинении, или невиновен?
— Невиновен.
— Обвиняемый, как тебя следует судить?
— Я ирландец. Английский суд не может меня судить!
Писец снова запнулся, так как по закону обвиняемый должен был произнести определенные слова, признавая суд. Без этой ритуальной формулы процесс состояться не мог.
— Обвиняемый, разве вам не разъяснили, какой ответ вы должны дать? — терпеливо спросил судья Трелоней.
— Объяснили, но, дав его, я предстану перед судом, состоящим из людей, которые не будут ко мне справедливы. Это люди не моего сословия, они торговцы, как и обвинитель. Что бы я ни сказал, вы больше поверите ему, чем мне.
— Присяжные обязаны выслушать вас беспристрастно, — заверил сэр Орландо. — Преступление, в котором вас обвиняют, было совершено в Лондоне. Поэтому вы стоите перед судом, состоящим из граждан Лондона. Но прежде чем защищаться, вы имеете право отклонить двадцать присяжных без объяснения причин и еще двадцать, если сможете убедительно обосновать свой отвод. А теперь отвечайте на вопрос словами, предписанными законом, иначе вас отведут обратно в тюрьму и будут пытать до тех пор, пока вы не изъявите готовность признать суд.
В глазах Бреандана вспыхнул гнев, но он сдержался. Писец повторил вопрос:
— Обвиняемый, как должно тебя судить?
На сей раз ирландец произнес требуемую формулу:
— Да судит меня Бог и моя страна.
— Да не оставит тебя Господь, — заключил писец и записал что-то в акте обвинения.
После того как все заключенные группы произнесли эту фразу, вызвали присяжных. Писец разъяснил обвиняемым их право отклонить присяжных перед защитой. Иеремия испугался, что Бреандан воспользуется этим правом и помешает процессу, но, к его облегчению, ирландец промолчал.
Наконец предварительная процедура закончилась, и можно было приступить к слушаниям по первому делу. Когда очередь дошла до Бреандана, ему снова пришлось поднять руку. Затем вызвали главных свидетелей. Первым оказался Томас Мастерс. Бреандан сразу узнал в нем одного из тех, с кем он дрался. Этого он уложил ударом кулака. Мастерс рассказал, как однажды вечером он с сэром Джоном Дином и Джоном Хэгью пошел в таверну. Дин ушел чуть раньше, а его друзья, расплатившись, вскоре последовали за ним.
— И тут я увидел, как обвиняемый угрожает сэру Джону ножом, вероятно, чтобы его ограбить. Мистер Хэгью и я обнажили шпаги и бросились ему на помощь. Обвиняемый испугался, выхватил у сэра Джона шпагу и бросился наутек.
— Ложь! — не сдержался Бреандан. — Ссору затеяли вы!
— Обвиняемый, замолчите! — потребовал Трелоней. — У вас будет возможность высказаться по поводу обвинения.
— Но он лжет, негодяй. Я ни на кого не нападал! — воскликнул Бреандан.
Голос сэра Орландо стал тверже:
— Я не потерплю в суде сквернословия! Если вы не перестанете ругаться, я велю заткнуть вам рот.
Бреандан, стиснув зубы, опустил голову, ему стоило большого труда удерживаться от дальнейших замечаний.
— Вы видели, что обвиняемый держал в руке нож? — обратился судья Трелоней к свидетелю.
— Да, милорд, он стоял возле сэра Джона и приставил ему нож к груди.
— Будьте любезны, покажите, пожалуйста, в какой позе обвиняемый стоял возле пострадавшего. Слуга, встаньте рядом со свидетелем.
Мастерс несколько неуверенно подошел к слуге, схватил его за руку и сделал вид, будто приставил нож к ребрам.
— Верно ли, что обвиняемый именно так схватил пострадавшего, как вы показываете? — четко выговаривая каждое слово, спросил сэр Орландо.
— Да, милорд.
— Как далеко вы находились от обоих, когда заметили, что происходит?
— Шагах в двадцати, милорд. Если бы мистер Хэгью и я были ближе, мы бы не дали этому молодцу уйти.
— Вы говорили, что дело происходило в десять часов вечера, продолжил Трелоней. Разве уже не было темно?
— Да, но у таверны висел фонарь.
— А в том месте, где обвиняемый угрожал пострадавшему, тоже был свет?
— Не помню, милорд.
— Поразительно, мистер Мастерс, что вы на расстоянии двадцати шагов на темной улице смогли разглядеть, что у обвиняемого в руке был нож, хотя он стоял очень близко к пострадавшему.
— Сэр Джон сказал мне, что обвиняемый угрожал ему ножом. И мне показалось, будто я сам это видел.
Сэр Орландо велел свидетелю продолжить рассказ. Когда он закончил, вызвали магистрата, принимавшего обвинение, и привели к присяге. По его словам, обвиняемый признал, что после ссоры вырвал у сэра Джона шпагу.
— Признал ли он также, что выслеживал его и угрожал оружием, мастер советник? — спросил свидетеля сэр Орландо.
— Нет, этого он не признал. Он утверждал, будто трое мужчин затеяли ссору и, когда выхватили шпаги, он просто защищался.
— Кто привел к вам обвиняемого?
— Сэр Джон Дин, милорд. Он велел своим слугам выследить и арестовать обвиняемого.
— У обвиняемого был при себе нож или какое-либо другое оружие?
— Нет, милорд. Когда его привели ко мне, он был безоружен. Возможно, арестовавшие его слуги отобрали у него оружие.
— Обвиняемый оказывал сопротивление при аресте? — продолжал расспрашивать судья Трелоней.
— Да, милорд, они силой привели его ко мне. Его здорово избили.
— Вы говорите, что обвиняемый оказал сопротивление тем, кто его арестовывал. А они получили повреждения?
— Насколько я помню, у одного был синяк под глазом, а у другого шла носом кровь.
— Но не было ран, нанесенных оружием?
— Нет, милорд, только повреждения, обычно возникающие при драке на кулаках.
— Благодарю вас. Продолжайте!
Джон Хэгью подтвердил рассказ Томаса Мастерса, однако не мог с уверенностью сказать, видел ли у обвиняемого нож. Наконец обвинитель привел избитого Бреанданом тюремщика Ньюгейта и еще нескольких свидетелей, которые должны были подтвердить буйный нрав ирландца. Некий владелец ломбарда из Уайтфрайарса рассказал, как обвиняемый предлагал ему для продажи шпагу обвиняемого.
Тут Бреандан снова взорвался.
— Лжец, ты в глаза меня не видел! — гневно вскричал он. — Сколько тебе заплатили за клевету, подлец?
И снова сэр Орландо строго призвал его к порядку:
— Обвиняемый, я сотру вас в порошок, если вы еще раз позволите себе оскорбить суд, будьте уверены! Если хотите, можете задавать свидетелю вопросы, но придержите ваш язык!
Однако ирландец понимал, что бессмысленно расспрашивать лжесвидетеля, и промолчал. Тогда судья предложил ему оправдаться. Бреандан изложил свою версию ссоры и решительно отверг обвинение в том, будто хотел ограбить советника.
— Вы утверждаете, что справились с тремя вооруженными мужчинами, хотя сами были безоружны? — спросил Трелоней. — Как это возможно?
— Милорд, я всю жизнь был наемником. Тут научишься драться. Я бы справился и с пятью лондонцами, которые только тем и занимаются, что отращивают себе животы. Я могу пригласить свидетеля?
— Пригласите, — согласился сэр Орландо.
Слушая показания владельца школы фехтования, расхваливавшего умение ирландца владеть оружием, Трелоней рассматривал обвиняемого. Макмагон был не очень высок, изможден, изнурен голодом и резко отличался от тех упитанных горожан, которых давеча помянул. Было ясно, что человеку, так хорошо владевшему оружием, не пришлось бы голодать, если бы гордость позволила ему зарабатывать себе на жизнь нечестным путем. Мысленно сэр Орландо согласился с иезуитом. И все-таки не исключено, что в тот день ирландец, может быть, отчаявшись, отмел свои сомнения и совершил воровство.
С интересом Трелоней изучал это молодое красивое лицо, принявшее презрительное, но искреннее выражение. В нем не было ни увертливости, ни низости, это сэр Орландо увидел сразу, за время своей работы он научился читать по лицам. Этот человек, несомненно, не был вором по призванию и скорее всего не угрожал советнику оружием, а просто украл у него шпагу, когда тот зазевался. Трелоней предполагал, что уже одно наемническое прошлое Макмагона было достаточным основанием для торговцев записать его в число тех бессовестных бродяг, кого лучше всего отправлять на виселицу... Возможно, они и преувеличивали опасность такого человека для общественного порядка, но это были уважаемые горожане, и они дали присягу; их обвинения не могут быть просто сотканы из воздуха, а вот обвиняемый, начисто отрицавший факт кражи, был не очень убедителен.
Трелоней посмотрел в сторону иезуита, с тревогой наблюдавшего за ходом процесса. Судья сразу понял, что только Фоконе мог одеть и помыть обвиняемого, чтобы тот произвел наиболее выгодное впечатление на присяжных. Действительно ли он считал ирландца невиновным? Или он, римский священник, просто пытался спасти единоверца от обвинения протестантского суда?
Трелоней не сомневался, что присяжные сочтут обвиняемого виновным. Они не могли проигнорировать показания владельца ломбарда и деталь, упомянутую мировым судьей, а именно признание ирландца в том, что он взял шпагу, и у них не было оснований вопреки явным доказательствам оправдать его.
Сэр Джон Дин так составил обвинение, что участь Макмагона, если присяжные признают его виновным, была решена. Бывший лорд-мэр и верховный мировой судья, он обладал достаточными юридическими познаниями для этого и беззастенчиво использовал их. При этом ему не составило бы никакого труда так сформулировать обвинение, чтобы вор отделался более легким наказанием, как делали многие обвинители, не хотевшие марать руки кровью. Несоразмерная жестокость, проявленная сэром Джоном, навела Трелонея на мысль, что советник просто хотел отомстить и руководствовался не соображениями справедливости.
Сэр Орландо снова посмотрел на обвиняемого, вызвавшего своего второго свидетеля. В конечном счете жизнь обвиняемого находилась в руках судьи, и Трелоней решил спасти его. Им двигало не сострадание, а возмущение тем, что сэр Джон воспользовался законом для расправы с личным обидчиком.
Когда свидетели высказались, ирландец вернулся к остальным арестантам и к барьеру пригласили следующего подсудимого. После заслушивания последнего дела сэр Орландо обратился к присяжным:
— Господа присяжные, вы выслушали все показания. Теперь для вас настало время удалиться и решить вопрос о том, виновны ли обвиняемые в преступлениях, которые рассматривались сегодня, ведь вы являетесь единственными правомочными судьями... — Он изложил в нескольких словах каждое дело. — ...Вы слышали, в чем обвиняется Брендан Макмагон — в разбойном нападении и краже шпаги стоимостью пятнадцать шиллингов. Что касается первого преступления, свидетели не смогли доказать, что обвиняемый был вооружен, когда украл у сэра Джона Дина шпагу, а маловероятно, чтобы невооруженный человек мог угрожать насилием вооруженному человеку, вымогая у него ценности. Вы слышали также утверждения обвиняемого, что он не совершал кражи, а лишь оборонялся. Вы должны решить, верите ли вы ему. Если да — вы должны будете признать его невиновным. Если же вы убеждены в том, что он виновен, то я хочу напомнить вам, что вы решаете вопрос о его жизни и смерти. Принимая решение, пожалуйста, подумайте, что ценнее — стоимость шпаги или человеческая жизнь. Да направит вас в вашем решении Бог.
Иеремия вопросительно посмотрел на Джорджа Джеффриса, который понимающе ухмылялся.
— Что это значит? — спросил он у студента.
— Сейчас увидите, — ответил тот и улыбнулся еще шире. — Потерпите немножко, пока не вернутся присяжные.
Джеффрису, судя по всему, доставляло удовольствие мучить своего спутника, и вряд ли можно было уговорить его сократить утомительное ожидание.
Иезуит вполуха слушал следующие три дела графства Мидлсекс. Стемнело, и слуги зажгли сальные свечи, бросавшие тревожный, таинственный свет.
С сильно бьющимся сердцем Иеремия смотрел на вернувшихся лондонских присяжных. Перечислив их имена, писец спросил, пришли ли они к единому решению.
— Да, — был ответ.
— Кто из вас будет говорить?
— Старшина.
Писец снова призвал обвиняемых к барьеру и вторично потребовал от них поднять руку в подтверждение их имен.
— Перед вами стоит Брендан Макмагон. Посмотрите на него. Что вы решили? Виновен ли он в совершении преступления, а именно разбойного нападения и кражи, в чем его обвиняют и за что полагается смертная казнь, или невиновен?
— Невиновен в разбойном нападении, виновен в краже шпаги стоимостью десять пенсов.
Джордж Джеффрис наклонился к Иеремии и шепотом объяснил ему:
— Судья Трелоней намекнул присяжным, чтобы они в своем решении разделили пункты обвинения. Они так и сделали. Закон различает крупную и мелкую кражу. За первую полагается смертная казнь, за вторую — нет. Оценив украденную шпагу в десять пенсов, то есть меньше одного шиллинга — а это и есть граница между крупной и мелкой кражей, — присяжные спасли ирландца от виселицы. Но совсем без наказания он отсюда не выйдет.
— А какое наказание полагается за мелкую кражу? — спросил Иеремия, испытав облегчение.
— Розги! — серьезно ответил студент.
Иезуит замер. Хотя Макмагон и избежал смерти, его все же ожидало наказание жестокое и мучительное, особенно для человека, чья вина заключалась единственно в том, что он защищал свою честь.
Поскольку было уже девять часов вечера, сэр Орландо Трелоней решил перенести заседание на следующее утро. Когда лорд-мэр и городские советники расходились, Трелоней подозвал слугу, которого он просил днем позвать Иеремию, и еще раз послал его в толпу зрителей с тем же поручением.
На сей раз Трелоней ждал иезуита в отдельной комнате и тщательно запер за ним дверь. Он не хотел, чтобы им помешали.
— Благодарю вас. Вы вступились за Макмагона, милорд, даже вопреки воле советника, — сказал Иеремия.
— Боюсь, это еще не конец, — с тревогой в голосе возразил судья. — Поэтому я и хотел с вами поговорить. Вы знаете, мера наказания для тех, кто признан виновным, провозглашается лишь в последний день заседания.
— Да, мне известно, какое наказание ожидает Макмагона, — сухо сказал Иеремия.
— К сожалению, это не все. Так как ваш ирландский друг не имеет ни дома, ни работы, то есть считается вором и бродягой, в принципе мой долг был бы отправить его в исправительный дом на неопределенное время. Но лондонский исправительный дом Брайдуэлл подчиняется независимому совету, куда входят лорд-мэр и некоторые члены городского совета. Только они решают, как долго осужденный останется там и каким наказаниям его следует подвергать, то есть они могут сечь заключенных столько, сколько сочтут нужным. И сэр Джон Дин — один из членов данного совета. Вы понимаете, что это значит. Направив Макмагона в Брайдуэлл, я выдам его врагу. И боюсь, для обоих это будет иметь роковые последствия. Иеремия побледнел:
— Неужели нет никакой возможности этого избежать?
— Ну, Брайдуэлл, как и все тюрьмы, переполнен, а содержание самых бедных стоит денег. Это, возможно, поможет мне избавить Макмагона от исправительного дома — при условии, что за него кто-нибудь поручится.
— Понимаю, милорд. Дайте мне время до завтра, я приведу вам такого человека.
— Вы имеете в виду мастера Риджуэя?
— Да.
Судья Трелоней удивленно поднял брови:
— Вы, кажется, на самом деле убеждены в том, что Макмагон невиновен, иначе вряд ли бы вы стали брать в свой дом вора!
«Время покажет, стоило ли доверять этому ирландцу», — думал сэр Орландо, смотря вслед уходящему иезуиту. Все-таки ему было не по себе.
— Советник Дин говорил со мной об этом Макмагоне, — сказал рикордер. — Он считает его отъявленным вором и бывшим наемником, ныне промышляющим разбоем. Сэр Джон хочет быть уверен, что его обезвредят.
— Понятно, — ответил лорд-мэр. — Когда его дело?
— Сегодня после обеда, милорд.
Сэр Орландо задумался. Макмагон. Уж не тот ли это ирландец, который видел, как Джек Одноглазый подменил ему плащ? Трелоней прекрасно помнил склонившегося над ним человека, когда он пришел в себя, и мертвую хватку Макмагона. Опьяневший судья очень испугался, когда его кто-то крепко схватил, он сразу же решил, что это разбойное нападение. И теперь оказывалось, его предположение не так уж далеко от истины. Мимолетная встреча произвела такое сильное впечатление на Трелонея, что ирландец даже возникал в его кошмарах во время болезни. Полезно будет еще раз увидеть терзавший его призрак, чтобы избавиться от воспоминаний.
Лорд верховный судья сэр Роберт Хайд потянулся в кресле и от души зевнул.
— Джентльмены, я думаю попрощаться с вами на сегодня. Увидимся завтра утром.
Брат из Суда казначейства и два городских советника присоединились к нему. Затем лорд-мэр обратился к Трелонею:
— Сэр Орландо, если вам также угодно удалиться, на остаток дня я могу взять председательство на себя. Трудных случаев больше не предвидится. Рикордер и юридический советник проконсультируют меня по правовым вопросам. — Видя замешательство Трелонея, он добавил: — Мне известно ваше чувство долга, но вы только что перенесли тяжелую болезнь. Всем ясно, что вам необходим отдых.
Сэр Орландо внезапно подумал, что от него хотят избавиться, и твердо решил остаться.
— Благодарю за заботу, милорд, но именно потому, что меня так долго не было, я чувствую потребность в работе. А теперь простите, я немного пройдусь по саду.
Было почти три часа, и зрители постепенно собирались во дворе. Выглянув в лестничное окно, сэр Орландо заметил в толпе иезуита. Подчиняясь какому-то импульсу, он подозвал судебного слугу.
— Видите того высокого худого мужчину в черном? — спросил он, указывая в окно. — Проведите его ко мне в сад.
— Будет исполнено, милорд.
Иеремия удивился, когда к нему подошел слуга и попросил следовать за ним. Сэр Орландо ждал его возле обсаженной травами цветочной клумбы.
— Я позвал вас, доктор Фоконе, так как хочу узнать ваше мнение по делу, которое будет слушаться сегодня, — начал Трелоней. — Поскольку лорд верховный судья удалился, мне придется взять председательство на себя. Возможно, вы знаете, что обычно мы советуемся с внешними, как правило, с заслуженными представителями общин, чтобы составить мнение об обвиняемом и решить, следует ли вносить его имя в список, предоставляемый королю для помилования. Советник, обвиняющий Макмагона в разбойном нападении, считает его неисправимым и опасным. Поскольку мне известно, что вы говорили с ним в тюрьме, я хотел спросить, разделяете ли вы это мнение.
— Сэр, возможно, Макмагон буен и драчлив, но он точно не вор, — твердо сказал Иеремия.
— Почему вы так в этом уверены?
— У него абсолютно ничего не было, когда его бросили в тюрьму. И судя по всему, до ареста он тоже голодал. Милорд, если бы он действительно был вором, ему бы не пришлось так нуждаться.
Сэр Орландо с сомнением досмотрел на Иеремию. Такой аргумент не убедил его.
— Благодарю вас. Но, мне кажется, в данном случае вы пристрастны. Ирландец ведь, конечно, католик.
— Да, католик, — подтвердил иезуит. — Но только из-за этого я бы не стал защищать его. Посмотрите на него сами, сэр. Вы убедитесь в его честности.
Так как в Олд-Бейли решались дела двух административных округов — города Лондона и графства Мидлсекс, — существовало и две группы присяжных, поскольку по закону каждый англичанин имел право подвергнуться суду земляков. После обеденного перерыва сначала привели группу заключенных из Мидлсекса, чьи дела слушали двенадцать присяжных из графства. Когда они удалились в отдельное помещение на совещание, в зал ввели пятерых арестантов из Лондона. Одним из них был Бреандан Мак-Матуна, одетый в чистую льняную рубашку и бриджи, которые дал ему Иеремия. Лицо его в отличие от других арестантов было гладко выбрито, длинные спутанные волосы тщательно убраны со лба. Запястья и щиколотки его сковали железные браслеты, соединенные цепями, но когда ирландца вызвали к барьеру, он двигался уверенно и точно, словно не чувствуя кандалов.
— Брендан Макмагон, подними руку! — потребовал писец.
— Мое имя Бреандан Мак-Матуна! — высокомерно ответил ирландец.
Писец в замешательстве посмотрел на судью Трелонея, так как, пока обвиняемый не поднял руку, подтверждая тем самым свое имя, нельзя было начинать процесс.
— Обвиняемый, вас знают под именем Брендан Макмагон или нет? — спросил сэр Орландо.
— Так меня называете вы, англичане, но на самом деле мое имя Бреандан Мак-Матуна.
— Вы должны подтвердить, тот ли вы человек, о котором идет речь в обвинении.
— Я подтверждаю это, хотя и не могу согласиться с тем, что вы, англичане, в своей надменности не можете правильно выговорить ирландское имя. Уверен, немного потренировавшись, вы бы справились, — прибавил Бреандан, прежде чем поднять руку, как требовалось.
При вызывающих словах ирландца у Иеремии волосы встали дыбом. К своему ужасу, он должен был признать, что все его усилия пошли прахом. Гордый юноша наверняка восстановит всех против себя.
Писец начал переводить обвинение, написанное на латыни, на английский язык:
— Ты, что носишь имя Брендан Макмагон, из Лондона, рабочий, стоишь здесь перед судом, так как четырнадцатого числа августа месяца на шестнадцатом году правления нашего монарха Карла Второго, милостью Божией короля Англии, Шотландии, Франции и Ирландии, защитника веры, примерно в десять часов вечера указанного дня с оружием в руках, нарушая мир Божий и нашего монарха короля, выследил в Лондоне, точнее, в приходе Сент-Энн-Блэкфрайарс, в округе Феррингдон, Лондон, сэра Джона Дина, рыцаря, и вымогал у него, угрожая его жизни, посеребренную шпагу стоимостью пятнадцать шиллингов. Что ты скажешь, Брендан Макмагон? Виновен ли ты в этом преступлении, за которое полагается смертная казнь, как написано в обвинении, или невиновен?
— Невиновен.
— Обвиняемый, как тебя следует судить?
— Я ирландец. Английский суд не может меня судить!
Писец снова запнулся, так как по закону обвиняемый должен был произнести определенные слова, признавая суд. Без этой ритуальной формулы процесс состояться не мог.
— Обвиняемый, разве вам не разъяснили, какой ответ вы должны дать? — терпеливо спросил судья Трелоней.
— Объяснили, но, дав его, я предстану перед судом, состоящим из людей, которые не будут ко мне справедливы. Это люди не моего сословия, они торговцы, как и обвинитель. Что бы я ни сказал, вы больше поверите ему, чем мне.
— Присяжные обязаны выслушать вас беспристрастно, — заверил сэр Орландо. — Преступление, в котором вас обвиняют, было совершено в Лондоне. Поэтому вы стоите перед судом, состоящим из граждан Лондона. Но прежде чем защищаться, вы имеете право отклонить двадцать присяжных без объяснения причин и еще двадцать, если сможете убедительно обосновать свой отвод. А теперь отвечайте на вопрос словами, предписанными законом, иначе вас отведут обратно в тюрьму и будут пытать до тех пор, пока вы не изъявите готовность признать суд.
В глазах Бреандана вспыхнул гнев, но он сдержался. Писец повторил вопрос:
— Обвиняемый, как должно тебя судить?
На сей раз ирландец произнес требуемую формулу:
— Да судит меня Бог и моя страна.
— Да не оставит тебя Господь, — заключил писец и записал что-то в акте обвинения.
После того как все заключенные группы произнесли эту фразу, вызвали присяжных. Писец разъяснил обвиняемым их право отклонить присяжных перед защитой. Иеремия испугался, что Бреандан воспользуется этим правом и помешает процессу, но, к его облегчению, ирландец промолчал.
Наконец предварительная процедура закончилась, и можно было приступить к слушаниям по первому делу. Когда очередь дошла до Бреандана, ему снова пришлось поднять руку. Затем вызвали главных свидетелей. Первым оказался Томас Мастерс. Бреандан сразу узнал в нем одного из тех, с кем он дрался. Этого он уложил ударом кулака. Мастерс рассказал, как однажды вечером он с сэром Джоном Дином и Джоном Хэгью пошел в таверну. Дин ушел чуть раньше, а его друзья, расплатившись, вскоре последовали за ним.
— И тут я увидел, как обвиняемый угрожает сэру Джону ножом, вероятно, чтобы его ограбить. Мистер Хэгью и я обнажили шпаги и бросились ему на помощь. Обвиняемый испугался, выхватил у сэра Джона шпагу и бросился наутек.
— Ложь! — не сдержался Бреандан. — Ссору затеяли вы!
— Обвиняемый, замолчите! — потребовал Трелоней. — У вас будет возможность высказаться по поводу обвинения.
— Но он лжет, негодяй. Я ни на кого не нападал! — воскликнул Бреандан.
Голос сэра Орландо стал тверже:
— Я не потерплю в суде сквернословия! Если вы не перестанете ругаться, я велю заткнуть вам рот.
Бреандан, стиснув зубы, опустил голову, ему стоило большого труда удерживаться от дальнейших замечаний.
— Вы видели, что обвиняемый держал в руке нож? — обратился судья Трелоней к свидетелю.
— Да, милорд, он стоял возле сэра Джона и приставил ему нож к груди.
— Будьте любезны, покажите, пожалуйста, в какой позе обвиняемый стоял возле пострадавшего. Слуга, встаньте рядом со свидетелем.
Мастерс несколько неуверенно подошел к слуге, схватил его за руку и сделал вид, будто приставил нож к ребрам.
— Верно ли, что обвиняемый именно так схватил пострадавшего, как вы показываете? — четко выговаривая каждое слово, спросил сэр Орландо.
— Да, милорд.
— Как далеко вы находились от обоих, когда заметили, что происходит?
— Шагах в двадцати, милорд. Если бы мистер Хэгью и я были ближе, мы бы не дали этому молодцу уйти.
— Вы говорили, что дело происходило в десять часов вечера, продолжил Трелоней. Разве уже не было темно?
— Да, но у таверны висел фонарь.
— А в том месте, где обвиняемый угрожал пострадавшему, тоже был свет?
— Не помню, милорд.
— Поразительно, мистер Мастерс, что вы на расстоянии двадцати шагов на темной улице смогли разглядеть, что у обвиняемого в руке был нож, хотя он стоял очень близко к пострадавшему.
— Сэр Джон сказал мне, что обвиняемый угрожал ему ножом. И мне показалось, будто я сам это видел.
Сэр Орландо велел свидетелю продолжить рассказ. Когда он закончил, вызвали магистрата, принимавшего обвинение, и привели к присяге. По его словам, обвиняемый признал, что после ссоры вырвал у сэра Джона шпагу.
— Признал ли он также, что выслеживал его и угрожал оружием, мастер советник? — спросил свидетеля сэр Орландо.
— Нет, этого он не признал. Он утверждал, будто трое мужчин затеяли ссору и, когда выхватили шпаги, он просто защищался.
— Кто привел к вам обвиняемого?
— Сэр Джон Дин, милорд. Он велел своим слугам выследить и арестовать обвиняемого.
— У обвиняемого был при себе нож или какое-либо другое оружие?
— Нет, милорд. Когда его привели ко мне, он был безоружен. Возможно, арестовавшие его слуги отобрали у него оружие.
— Обвиняемый оказывал сопротивление при аресте? — продолжал расспрашивать судья Трелоней.
— Да, милорд, они силой привели его ко мне. Его здорово избили.
— Вы говорите, что обвиняемый оказал сопротивление тем, кто его арестовывал. А они получили повреждения?
— Насколько я помню, у одного был синяк под глазом, а у другого шла носом кровь.
— Но не было ран, нанесенных оружием?
— Нет, милорд, только повреждения, обычно возникающие при драке на кулаках.
— Благодарю вас. Продолжайте!
Джон Хэгью подтвердил рассказ Томаса Мастерса, однако не мог с уверенностью сказать, видел ли у обвиняемого нож. Наконец обвинитель привел избитого Бреанданом тюремщика Ньюгейта и еще нескольких свидетелей, которые должны были подтвердить буйный нрав ирландца. Некий владелец ломбарда из Уайтфрайарса рассказал, как обвиняемый предлагал ему для продажи шпагу обвиняемого.
Тут Бреандан снова взорвался.
— Лжец, ты в глаза меня не видел! — гневно вскричал он. — Сколько тебе заплатили за клевету, подлец?
И снова сэр Орландо строго призвал его к порядку:
— Обвиняемый, я сотру вас в порошок, если вы еще раз позволите себе оскорбить суд, будьте уверены! Если хотите, можете задавать свидетелю вопросы, но придержите ваш язык!
Однако ирландец понимал, что бессмысленно расспрашивать лжесвидетеля, и промолчал. Тогда судья предложил ему оправдаться. Бреандан изложил свою версию ссоры и решительно отверг обвинение в том, будто хотел ограбить советника.
— Вы утверждаете, что справились с тремя вооруженными мужчинами, хотя сами были безоружны? — спросил Трелоней. — Как это возможно?
— Милорд, я всю жизнь был наемником. Тут научишься драться. Я бы справился и с пятью лондонцами, которые только тем и занимаются, что отращивают себе животы. Я могу пригласить свидетеля?
— Пригласите, — согласился сэр Орландо.
Слушая показания владельца школы фехтования, расхваливавшего умение ирландца владеть оружием, Трелоней рассматривал обвиняемого. Макмагон был не очень высок, изможден, изнурен голодом и резко отличался от тех упитанных горожан, которых давеча помянул. Было ясно, что человеку, так хорошо владевшему оружием, не пришлось бы голодать, если бы гордость позволила ему зарабатывать себе на жизнь нечестным путем. Мысленно сэр Орландо согласился с иезуитом. И все-таки не исключено, что в тот день ирландец, может быть, отчаявшись, отмел свои сомнения и совершил воровство.
С интересом Трелоней изучал это молодое красивое лицо, принявшее презрительное, но искреннее выражение. В нем не было ни увертливости, ни низости, это сэр Орландо увидел сразу, за время своей работы он научился читать по лицам. Этот человек, несомненно, не был вором по призванию и скорее всего не угрожал советнику оружием, а просто украл у него шпагу, когда тот зазевался. Трелоней предполагал, что уже одно наемническое прошлое Макмагона было достаточным основанием для торговцев записать его в число тех бессовестных бродяг, кого лучше всего отправлять на виселицу... Возможно, они и преувеличивали опасность такого человека для общественного порядка, но это были уважаемые горожане, и они дали присягу; их обвинения не могут быть просто сотканы из воздуха, а вот обвиняемый, начисто отрицавший факт кражи, был не очень убедителен.
Трелоней посмотрел в сторону иезуита, с тревогой наблюдавшего за ходом процесса. Судья сразу понял, что только Фоконе мог одеть и помыть обвиняемого, чтобы тот произвел наиболее выгодное впечатление на присяжных. Действительно ли он считал ирландца невиновным? Или он, римский священник, просто пытался спасти единоверца от обвинения протестантского суда?
Трелоней не сомневался, что присяжные сочтут обвиняемого виновным. Они не могли проигнорировать показания владельца ломбарда и деталь, упомянутую мировым судьей, а именно признание ирландца в том, что он взял шпагу, и у них не было оснований вопреки явным доказательствам оправдать его.
Сэр Джон Дин так составил обвинение, что участь Макмагона, если присяжные признают его виновным, была решена. Бывший лорд-мэр и верховный мировой судья, он обладал достаточными юридическими познаниями для этого и беззастенчиво использовал их. При этом ему не составило бы никакого труда так сформулировать обвинение, чтобы вор отделался более легким наказанием, как делали многие обвинители, не хотевшие марать руки кровью. Несоразмерная жестокость, проявленная сэром Джоном, навела Трелонея на мысль, что советник просто хотел отомстить и руководствовался не соображениями справедливости.
Сэр Орландо снова посмотрел на обвиняемого, вызвавшего своего второго свидетеля. В конечном счете жизнь обвиняемого находилась в руках судьи, и Трелоней решил спасти его. Им двигало не сострадание, а возмущение тем, что сэр Джон воспользовался законом для расправы с личным обидчиком.
Когда свидетели высказались, ирландец вернулся к остальным арестантам и к барьеру пригласили следующего подсудимого. После заслушивания последнего дела сэр Орландо обратился к присяжным:
— Господа присяжные, вы выслушали все показания. Теперь для вас настало время удалиться и решить вопрос о том, виновны ли обвиняемые в преступлениях, которые рассматривались сегодня, ведь вы являетесь единственными правомочными судьями... — Он изложил в нескольких словах каждое дело. — ...Вы слышали, в чем обвиняется Брендан Макмагон — в разбойном нападении и краже шпаги стоимостью пятнадцать шиллингов. Что касается первого преступления, свидетели не смогли доказать, что обвиняемый был вооружен, когда украл у сэра Джона Дина шпагу, а маловероятно, чтобы невооруженный человек мог угрожать насилием вооруженному человеку, вымогая у него ценности. Вы слышали также утверждения обвиняемого, что он не совершал кражи, а лишь оборонялся. Вы должны решить, верите ли вы ему. Если да — вы должны будете признать его невиновным. Если же вы убеждены в том, что он виновен, то я хочу напомнить вам, что вы решаете вопрос о его жизни и смерти. Принимая решение, пожалуйста, подумайте, что ценнее — стоимость шпаги или человеческая жизнь. Да направит вас в вашем решении Бог.
Иеремия вопросительно посмотрел на Джорджа Джеффриса, который понимающе ухмылялся.
— Что это значит? — спросил он у студента.
— Сейчас увидите, — ответил тот и улыбнулся еще шире. — Потерпите немножко, пока не вернутся присяжные.
Джеффрису, судя по всему, доставляло удовольствие мучить своего спутника, и вряд ли можно было уговорить его сократить утомительное ожидание.
Иезуит вполуха слушал следующие три дела графства Мидлсекс. Стемнело, и слуги зажгли сальные свечи, бросавшие тревожный, таинственный свет.
С сильно бьющимся сердцем Иеремия смотрел на вернувшихся лондонских присяжных. Перечислив их имена, писец спросил, пришли ли они к единому решению.
— Да, — был ответ.
— Кто из вас будет говорить?
— Старшина.
Писец снова призвал обвиняемых к барьеру и вторично потребовал от них поднять руку в подтверждение их имен.
— Перед вами стоит Брендан Макмагон. Посмотрите на него. Что вы решили? Виновен ли он в совершении преступления, а именно разбойного нападения и кражи, в чем его обвиняют и за что полагается смертная казнь, или невиновен?
— Невиновен в разбойном нападении, виновен в краже шпаги стоимостью десять пенсов.
Джордж Джеффрис наклонился к Иеремии и шепотом объяснил ему:
— Судья Трелоней намекнул присяжным, чтобы они в своем решении разделили пункты обвинения. Они так и сделали. Закон различает крупную и мелкую кражу. За первую полагается смертная казнь, за вторую — нет. Оценив украденную шпагу в десять пенсов, то есть меньше одного шиллинга — а это и есть граница между крупной и мелкой кражей, — присяжные спасли ирландца от виселицы. Но совсем без наказания он отсюда не выйдет.
— А какое наказание полагается за мелкую кражу? — спросил Иеремия, испытав облегчение.
— Розги! — серьезно ответил студент.
Иезуит замер. Хотя Макмагон и избежал смерти, его все же ожидало наказание жестокое и мучительное, особенно для человека, чья вина заключалась единственно в том, что он защищал свою честь.
Поскольку было уже девять часов вечера, сэр Орландо Трелоней решил перенести заседание на следующее утро. Когда лорд-мэр и городские советники расходились, Трелоней подозвал слугу, которого он просил днем позвать Иеремию, и еще раз послал его в толпу зрителей с тем же поручением.
На сей раз Трелоней ждал иезуита в отдельной комнате и тщательно запер за ним дверь. Он не хотел, чтобы им помешали.
— Благодарю вас. Вы вступились за Макмагона, милорд, даже вопреки воле советника, — сказал Иеремия.
— Боюсь, это еще не конец, — с тревогой в голосе возразил судья. — Поэтому я и хотел с вами поговорить. Вы знаете, мера наказания для тех, кто признан виновным, провозглашается лишь в последний день заседания.
— Да, мне известно, какое наказание ожидает Макмагона, — сухо сказал Иеремия.
— К сожалению, это не все. Так как ваш ирландский друг не имеет ни дома, ни работы, то есть считается вором и бродягой, в принципе мой долг был бы отправить его в исправительный дом на неопределенное время. Но лондонский исправительный дом Брайдуэлл подчиняется независимому совету, куда входят лорд-мэр и некоторые члены городского совета. Только они решают, как долго осужденный останется там и каким наказаниям его следует подвергать, то есть они могут сечь заключенных столько, сколько сочтут нужным. И сэр Джон Дин — один из членов данного совета. Вы понимаете, что это значит. Направив Макмагона в Брайдуэлл, я выдам его врагу. И боюсь, для обоих это будет иметь роковые последствия. Иеремия побледнел:
— Неужели нет никакой возможности этого избежать?
— Ну, Брайдуэлл, как и все тюрьмы, переполнен, а содержание самых бедных стоит денег. Это, возможно, поможет мне избавить Макмагона от исправительного дома — при условии, что за него кто-нибудь поручится.
— Понимаю, милорд. Дайте мне время до завтра, я приведу вам такого человека.
— Вы имеете в виду мастера Риджуэя?
— Да.
Судья Трелоней удивленно поднял брови:
— Вы, кажется, на самом деле убеждены в том, что Макмагон невиновен, иначе вряд ли бы вы стали брать в свой дом вора!
«Время покажет, стоило ли доверять этому ирландцу», — думал сэр Орландо, смотря вслед уходящему иезуиту. Все-таки ему было не по себе.
Глава пятнадцатая
Оглашение приговора в последний день судебных заседаний в Олд-Бейли входило в обязанности рикордера. О Бреандане Мак-Матуне там говорилось: «...отсюда вы препровождаетесь туда, откуда вас привели, а оттуда, привязав к телеге, вас поведут из Ньюгейта в Тайберн, туловище выше ремня должно быть обнажено, вас будут сечь до появления крови».
Два дня спустя, на святых Косьму и Дамиана, приговор привели в исполнение. На улице, как всегда в подобных случаях, собралась любопытная толпа. Пришел и Иеремия, Ален вызвался пойти вместе с ним. Иезуиту не пришлось напрягать красноречие, убеждая друга поручиться за ирландца. Цирюльник был в ужасе от строгости наказания и решил, что долг милосердия велит ему избавить молодого человека от дальнейших истязаний.
Среди зевак Иеремия, к своему неудовольствию, заметил сэра Джона Дина и Томаса Мастерса. Оба были верхом, чтобы не мешаться с чернью. Судя по всему, они хотели насладиться местью, хотя та оказалась и неполной.
Когда с осужденного сняли кандалы, один из тюремщиков Ньюгейта передал его палачу. Тот подвел ирландца к стоявшей наготове телеге и рывком дернул с плеча рубаху. Бреандан хотел было воспротивиться грубому обращению, и Джек Кетч подозвал своего помощника, державшего запряженную в телегу лошадь.
Два дня спустя, на святых Косьму и Дамиана, приговор привели в исполнение. На улице, как всегда в подобных случаях, собралась любопытная толпа. Пришел и Иеремия, Ален вызвался пойти вместе с ним. Иезуиту не пришлось напрягать красноречие, убеждая друга поручиться за ирландца. Цирюльник был в ужасе от строгости наказания и решил, что долг милосердия велит ему избавить молодого человека от дальнейших истязаний.
Среди зевак Иеремия, к своему неудовольствию, заметил сэра Джона Дина и Томаса Мастерса. Оба были верхом, чтобы не мешаться с чернью. Судя по всему, они хотели насладиться местью, хотя та оказалась и неполной.
Когда с осужденного сняли кандалы, один из тюремщиков Ньюгейта передал его палачу. Тот подвел ирландца к стоявшей наготове телеге и рывком дернул с плеча рубаху. Бреандан хотел было воспротивиться грубому обращению, и Джек Кетч подозвал своего помощника, державшего запряженную в телегу лошадь.