Страница:
заметить номер "пассата", хотя я предусмотрительно включил габариты. Ну,
тачку-то он сможет описать, не "жигуль".
IV
А теперь мне следовало поторопиться. У меня было минут двадцать, пока
они сориентируются и введут план "Перехват". Без всяких помех я вырулил на
шоссе и двинулся в сторону автовокзала. И только минут через пять навстречу
мне, вереща сиреной и озаряя туман мигалкой, продребезжал милицейский
"рафик". Вот оно, оцепление. Очередь, наверное, была на заправке.
На автовокзале я открыл ячейку в автоматической камере хранения и
загрузил в нее полиэтиленовый пакет с "тэтэшником" и кобурой. А разрешение
на ствол, поразмыслив, сунул в багажник "пассата" за обивку. Разрешение было
по всей форме, с подписями и печатями, номер ствола даже в цифирке не
перепутали, так что беспокоиться вроде было не о чем. Но я резонно рассудил,
что, пока менты разберутся, что к чему, я могу поиметь серьезные
неприятности. Ни к чему мне были лишние неприятности. Вполне хватало и тех,
что есть.
После автовокзала я уже никуда не спешил, да и спешить в тумане было
чревато. Навстречу мне пролетела пара гаишных "Жигулей", на моей стороне
трясли какой-то "опелек", но на "пассат" пока никто не обращал внимания.
Антонюк, видно, все-таки не запомнил номер или не слишком разбирался в
иномарках, чтобы точно назвать модель. Допрут, конечно, но когда это будет?
В гостиницу возвращаться мне было не с руки. "Собры" там такой тарарам
поднимут, что потом все на меня пальцем будут показывать. Да и есть
хотелось, целый день на ногах. Поэтому я оставил тачку на стоянке возле
замковой башни с курантами и вошел в "Берлогу". Здесь я уже пару раз бывал,
заходил перекусить и поглядеть, что к чему, так что не удивился предложению,
которое сделал вежливый молодой человек в раздевалке, принимая у меня плащ:
-- Если у вас есть оружие, советую сдать. Оно полежит в сейфе, а потом
вы его заберете. Поверьте, это в ваших интересах.
-- Охотно верю, -- ответил я.
-- Мое дело -- предупредить. Seid herzlich will kommen! Добро
пожаловать в настоящую прусскую Bierstube! Сто сортов настоящего немецкого
пива!
Сервис, бляха-Fliege.
Настоящее немецкое пиво меня не интересовало, но колбаски
по-бранденбургски здесь были неплохие. Их я и заказал и в ожидании принялся
ненавязчиво осматриваться в надежде заметить что-нибудь такое, не знаю что
(чем я, собственно, и занимался с первого дня пребывания в городе К.). Но
ничего не заметил. Все кругом были свои, знакомые между собой, как бывают
знакомы люди в небольшом, в общем-то, городе. Никаких таинственных чужаков
не просматривалось. Ну, может быть, кроме меня. Да еще крепкие пареньки,
отдыхавшие в углу обшитого темным дубом зала, явно, по-моему, не последовали
совету вежливого гардеробщика сдать на временное хранение свои стволы. Но
это были не мои проблемы. Может, они чувствовали себя без них не совсем
одетыми? Всякое бывает.
Да что ж они, суки, не едут? Сколько мне еще ждать?
Ладно, еще чашку кофе. Нет, пива не надо, я за рулем. Ну и что, что они
тоже за рулем? Я за другим рулем. И получите сразу. Не сбегу, но может так
случиться, что очень быстро уйду. Сколько-сколько?! Я тут что, свадьбу
заказывал? А, обычные немецкие цены. Тогда другое дело. Ладно, сдачи не
надо. И вам филь данке.
Эта настоящая прусская пивная задумывалась явно с реваншистскими
целями. Попытка коварных немцев перекроить в свою пользу границы
послевоенной Европы. Оттягали у россиян сто квадратных метров родины с
помощью обычных немецких цен и обрадовались. Рано радовались, господа
ползучие реваншисты. Когда речь идет о хорошем пиве и возможности без пальбы
и мордобития оттянуться...
Из холла в зал ворвались человек пять омоновцев в "ночках" и с
десантными "калашами" под предводительством милицейского капитана с открытым
забралом и ПМ в руке.
-- Всем оставаться на местах! -- приказал капитан. -- Проверка
документов!
Наконец-то.
По-моему, ребятишки в углу почувствовали себя неуютно.
Но на этот раз им ничего не грозило.
-- Чей автомобиль марки "фольксваген-пассат" номер такой-то? --
вопросил капитан. Я поднял руку, как школьник, и сказал:
-- Мой.
И уже через пару секунд лежал на дубовой столешнице с заломленными за
спину руками. Мордой в кофе. Правым ухом, точнее. А лик мой оказался
обращенным в сторону углового стола, так что я имел возможность видеть
ошарашенные физиономии местных братков. Один из них изумленно сказал:
-- Ну, облом! За говенный "пассат", а? Не, ты вникни! А если б у него
был "мерин" или "чероки"?
Браслетки. Шмон с головы до ног. Прямо скажу, не слишком деликатный.
Потом меня рванули вверх, в прорезях "ночки" я увидел чьи-то бешеные глаза,
хриплый голос спросил:
-- Где пушка?
-- Не понимаю, о чем вы, -- вежливо ответил я и тут же схлопотал по
левой скуле автоматной ложей. Наотмашь. От всей души. Была когда-то такая
передача на ЦТ. Так можно и челюсть сломать. Ну ладно хоть плашмя, а не
торцом. И на том спасибо.
-- Где пушка, сука? -- повторила "ночка", дыша мне в лицо смесью водки,
табака и жвачки "стиморол", слегка профильтрованной черной шерстяной тканью.
-- Снял бы "ночку"-то, жарко, -- посочувствовал я ему и понял, что
сейчас еще раз схлопочу. И, возможно, уже торцом приклада. Но тут вмешался
капитан:
-- Погоди, лейтенант. Может, не он?
-- Чего годить, чего годить?! Тачка его, номер тот, мужик у дома твердо
сказал! И по приметам он! Где пушка, пидор?!
-- Отставить! -- приказал капитан. -- В машину! В горотделе разберемся!
Меня сняли со стола и почти понесли к выходу. Гардеробщик вежливо
остановил процессию:
-- Момент, господа! Ваш плащ.
Он набросил на меня плащ и мягко укорил:
-- Я же вас предупреждал! -- И, подумав, добавил: -- Приходите к нам
снова.
Омоновцы загоготали:
-- Ага! Придет! Лет через десять!
В отделении меня сначала сунули в обезьянник, выкинув оттуда пару
бомжей. Но не успел я как следует ощупать языком распухающие щеку и губу и
порадоваться, что хоть зубы целы, снова выдернули и привели в кабинет, где я
увидел давешнего капитана, пожилого милицейского майора и красного кандидата
Льва Анатольевича Антонюка. Майор сидел за письменным столом, перед ним
лежал бумажник с моими документами.
Капитан жестом показал Антонюку на меня:
-- Он?
Антонюк подтвердил:
-- Он. -- И поинтересовался у меня: -- Ну что? Доигрался, красавец?
-- Так... Пастухов... Женат, дочь... Прописан в деревне Затопино
Зарайского района Московской области... Судимостей, судя по отметкам в
паспорте, не имел. Ну, это надо проверить.
Майор еще полистал мой паспорт и бросил его на стол.
-- Пастухов? -- переспросил Антонюк. -- Почему-то мне знакома эта
фамилия.
-- Ничего удивительного, -- ответил майор. -- Не Иванов, но и не
Вайсмахер. Давай, Пастухов, сразу к делу. Где оружие, которым ты угрожал
гражданину Антонюку?
"Ночка" снова дохнула мне в ухо сложным парфюмом.
-- Колись, падла! Сразу колись, а то хуже будет! Майор недовольно
поморщился:
-- Отставить, лейтенант. И снимите с задержанного наручники.
-- Стоит ли, товарищ майор? А вдруг он какое-нибудь кун-фу? Возись
потом.
-- Выполняйте.
Браслетки слетели с моих запястий, первым делом я потрогал щеку и
покачал зубы. Вроде бы не шатались.
-- Свободны, -- кивнул майор. Омоновцы вышли, брякая автоматами.
-- Садись, Пастухов. Еще раз спрашиваю: где пистолет, которым ты
угрожал господину Антонюку?
-- Я не угрожал господину Антонюку пистолетом. Подтвердите, Лев
Анатольевич.
-- Вот как? -- искренне удивился он. -- А что же вы делали?
-- Вы спросили, из чего я мог бы вас застрелить. Я показал. Разве не
так?
-- Не валяй дурака, Пастухов, -- посоветовал майор. -- Мы здесь и не
таких видели.
-- Послушайте, господин майор. Я понимаю, ребята были в запарке,
горячее дело и все такое. Но, может, кто-нибудь все-таки обыщет меня как
следует?
Для убедительности я встал и расставил в стороны руки.
-- Обыщи, -- кивнул майор капитану. Тот ощупал меня со всех боков.
-- Чисто. Чего искать-то?
-- В джинсах. В правом заднем кармане, -- подсказал я.
Капитан послушно склонился к моей заднице. Из-под его кителя выглянула
кобура с ручкой табельного ПМ.
Я балдею от этих ребят. Бери "макарку" и клади всех на пол. Или мочи. И
никакого кун-фу не надо. А ведь предупреждал их лейтенант в "ночке"! Было у
меня искушение показать им, что к оперативникам, которые работают на земле в
гуще народных масс, стоит прислушиваться. Но я сдержался. Могут неправильно
понять. Да и не мое это дело воспитывать командный милицейский состав.
Капитан извлек из тесного кармана моих джинсов книжицу с тиснением
"КПРФ" на обложке и раскрыл ее. После чего впал в некоторую задумчивость.
-- Что там такое? -- нетерпеливо спросил майор. Капитан положил перед
ним удостоверение.
Майор внимательно ознакомился с содержанием и тоже впал в задумчивость.
-- Ничего не понимаю! -- признался наконец он и показал книжицу
Антонюку. -- Здесь сказано, что он начальник вашей охраны. Вы что-нибудь
понимаете? Это ваша подпись?
-- Моя, -- подтвердил Антонюк. -- Да, моя. Пастухов. Вот почему эта
фамилия у меня на слуху! Ну, конечно же! Так-так. Значит, вы и есть
начальник моей охраны? А мне рекомендовали вас как серьезного и
ответственного профессионала. Да, вы профессионал, это я понял. Но в том ли
вы профессионал, в чем надо? Что означал весь этот спектакль?
-- Если это был спектакль, -- вставил майор тоном, не предвещающим мне
ничего хорошего. Я лишь пожал плечами.
-- Мне передали, чтобы я к вам зашел. Я и зашел.
-- Таким образом?! -- взвился Антонюк. -- Да вы что, издеваетесь надо
мной?!
-- Над нами! -- снова вмешался майор.
-- Успокойтесь, Лев Анатольевич. Я отвечаю за вашу безопасность. И
намерен ее обеспечить. Я должен был проверить систему вашей охраны. Что она
ничего не стоит, я убедился. И хотел, чтобы убедились вы.
Антонюк едва не подпрыгнул.
-- А просто сказать? Да! Просто! Языком! Как люди общаются тысячи лет!
И будут общаться всегда! Потому что другого средства общения не придумали! И
никогда не придумают! Его нет! Просто нет! Понимаете? Нет!
Я понимал другое -- что из него со свистом выходит пар. Но все-таки
решил, что нужно его поправить:
-- Почему нет? Есть.
Антонюк уставился на меня, как прапор на вдруг заговорившего салабона.
-- Да? Есть? Сделайте одолжение, просветите.
-- Музыка, например. Ведь что такое музыка? Это внеречевое средство
общения.
-- Это вы сами придумали?
-- Да ну! Жена рассказала. Она музыковед, кончила "Гнесинку". Есть и
другие внеязыковые средства общения. Живопись. Балет.
-- Балет? Понимаю. И вы мне станцевали про то, какая у меня система
охраны. А воспользоваться традиционным средством общения, обыкновенным
русским языком, не могли. Слишком просто, да?
-- Мог. Но мне было нужно, чтобы вы не узнали это, а прочувствовали. На
собственной шкуре, извините за резкость. Надеюсь, мне это удалось.
-- Да, черт возьми, удалось. Ничего не могу сказать, удалось. А если,
быть совершенно откровенным, вы напугали меня до смерти!
Я удовлетворенно кивнул:
-- Это и было моей задачей.
Капитан смотрел на меня, как на иллюзиониста Копперфильда.
-- Ну, москвич! -- пробормотал он.
Но майор был настроен совсем не миролюбиво.
-- У вас есть претензии к задержанному Пастухову? -- обратился он к
Антонюку.
-- Как ни парадоксально, но...
-- Если можно -- простым русским языком, -- попросил майор. -- Без
музыки и балета. И без живописи. Да или нет?
-- Нет, -- сказал Антонюк.
-- А у меня есть! -- взревел майор. Теперь и из него начал выходить
пар. -- Весь город поставить на уши, это как? Это двести шестая, часть
вторая! Злостное хулиганство! От одного до пяти лет! Понял?
-- Так точно, господин майор.
-- Гражданин майор!
-- Слушаюсь, гражданин майор!
-- Ладно, не будем усугублять. Но пятнадцать суток ты, парень,
получишь! Умник, тра-та-так-перетак, тра-та... И считай, что дешево
отделался! -- примерно через полминуты закончил он. -- Есть вопросы?
-- Есть. Ваша опергруппа прибыла на место через двадцать четыре минуты
после вызова. А оцепление вообще минут через сорок. А это как?
-- Вам, москвичам, хорошо рассуждать! -- возмутился капитан. -- Вам
Лужков новые "форды" покупает! А мы на чем ездим -- видел? Скоро на рейсовые
автобусы пересядем!
-- Сколько у вас абонентов в системе охраны ВИП? -- поинтересовался я.
-- Человек сто?
-- Больше, -- уточнил капитан.
-- Вот и пусть скинутся на пару полицейских "фордов" и микроавтобус.
Для себя же.
-- Они скинутся! -- проговорил майор.
-- Прекрасная мысль, -- вмешался Антонюк. -- И своевременная. Мой фонд
поддержит. Проведем работу. Помогая милиции, помогаешь себе. Очень хороший
лозунг. Короткий и понятный. Считайте, майор, что у вас есть эти машины.
-- А у вас -- голоса благодарной милиции, -- подсказал я.
-- Мы не покупаем голоса избирателей. Мы призываем голосовать за нас
своими делами.
-- Ладно, -- снизошел майор. -- Пусть не пятнадцать. Но пять суток ты у
меня отсидишь! Оформи, капитан.
-- Вы оставляете меня без охраны, -- возразил Антонюк.
-- У вас целая толпа охранников.
-- Пастухов показал, чего они стоят.
-- А мне какое дело? Это не наши люди. За них я не отвечаю.
-- Значит, вам до этого нет никакого дела? -- переспросил Антонюк. --
Вы отдаете себе отчет в том, что сказали?
-- Но вы и меня поймите! Как я объясню губернатору это ЧП? Оно уже в
сводке! А если есть хулиганство -- должен быть и хулиган. И к нему должны
быть приняты меры!
-- Какому губернатору? -- негромко поинтересовался Антонюк. --
Губернатору, который пальцем не шевельнул, чтобы помочь милиции? Который за
четыре года не сделал для города ничего?
-- Не мое дело оценивать губернаторов, -- огрызнулся майор. -- Станете
вы -- буду подчиняться вам. А пока я подчиняюсь ему.
На принцип пошло. Дело серьезное. Я решил, что стоит майору помочь.
Помогая милиции, помогаешь себе.
-- Оформите ЧП как учебную тревогу. Проверка боеготовности личного
состава в условиях, близких к реальным.
-- И не забудьте отметить, что эта самая боеготовность оказалась
нулевой, -- язвительно добавил Антонюк.
-- Почему? -- возразил я. -- Вы живы. Преступник задержан. Опыт учебной
тревоги будет всесторонне проанализирован и сделаны выводы.
-- Понял, как в Москве работают? -- обратился майор к капитану и снова
повернулся ко мне. -- Тогда хоть объясни нам, на кой черт ты всю эту
петрушку затеял?
-- Хотел познакомиться с вами. Мало ли, как дело пойдет. Может, у вас
ко мне вопросы возникнут. Или у меня к вам.
А теперь и майор уставился на меня, как космонавт на лунатика. Потом
встал, одернул китель и доложился:
-- Майор Кривошеев. Олег Сергеевич. Заместитель начальника областного
управления внутренних дел. -- Немного подумал и представил капитана: --
Капитан Смирнов. Иван Николаевич. Уголовный розыск.
-- Очень приятно, -- сказал я. -- Пастухов. Сергей Сергеевич.
-- Скажи, Сергей Сергеевич, ты всегда все делаешь через жопу?
-- Когда как. Мне было нужно, чтобы Лев Анатольевич беспрекословно
выполнял все мои предписания, -- объяснил я.
-- Какие? -- спросил Антонюк.
-- Может, мы обсудим это" наедине?
-- Если можно, при нас, -- попросил майор. -- Учиться так учиться..
-- Я не скажу ничего нового.
-- Тем более.
-- Пожалуйста. Первое: наглухо заварить дверь на чердак. Второе:
поставить в квартиру бронированную дверь с кодовым замком. Завтра же.
Третье. Никому никаких ключей. Никому. Вы меня понимаете, Лев Анатольевич?
-- Да, -- буркнул Антонюк.
-- Каждый день менять маршрут и время возвращения домой. По вам часы
можно проверять. Сейчас это не достоинство. Не прощаться с охраной в лифте.
Больше того. Двое постоянно должны находиться с вами. Даже ночью. Пусть один
спит в гостиной, а другой на раскладушке в прихожей.
-- Ну, знаете! -- запротестовал Антонюк.
-- Хотите еще раз встретиться с киллером? На этот раз с настоящим?
-- Сдаюсь. Что еще?
-- Наймите охрану на дачу. Двух или трех человек. Сойдут и местные,
только не пьянь. Когда едете на дачу, никаких телефонных предупреждений.
Вообще о своих поездках по телефону не говорить.
-- О моих предвыборных встречах знает весь город.
-- Встречи и митинги -- моя забота. И до конца избирательной кампании
-- никаких ресторанов, никаких дружеских посиделок и никаких утренних
пробежек трусцой по парку.
-- Черт знает на какую жизнь вы меня обрекаете!
-- Вы сами себя на нее обрекаете. Станете губернатором -- расслабитесь.
После этого поздно будет вас убивать.
-- А сейчас -- не поздно?
-- Вы лучше меня разбираетесь в ситуации.
-- Кто может меня убить?
-- Это вы у меня спрашиваете? На эту тему можно много рассуждать.
Но мне не удалось уйти от этого идиотского разговора.
-- Так рассуждайте! -- прикрикнул Антонюк. -- За это вам деньги платят!
Тот еще будет губернатор. Обкомовская, видно, школа. Или он в свое
время до второго секретаря допер именно потому, что от природы была в нем
эта бульдожья хватка? Если так, то до губернаторского кресла вполне допрет.
Человек, который умеет получать ответы на свои вопросы.
Ну, получи.
И я сказал:
-- Тот, кто убил Комарова.
В кабинете воцарилось многозначительное молчание.
-- Дела, твою мать! -- констатировал майор. -- Новые времена -- новые
песни. -- Он обернулся к капитану: -- А ведь и верно, никаких америк нам
москвич не открыл. Все давным-давно известно.
-- Я вам скажу еще кое-что из известного. Хотите? -- предложил я.
-- Было бы любопытно, -- не без настороженности согласился майор.
-- Я бы не стал гонять на операции с мигалками и сиренами.
-- Так ведь туман! -- заорал капитан. -- Туман, понимаешь? Мы бы час
ехали!
Я развел руками:
-- Ну, если туман, тогда да.
-- Так где все-таки пушка? -- спросил майор.
-- В камере хранения на вокзале, -- ответил я, не уточняя, на каком
вокзале.
-- Разумно, -- подумав, кивнул майор. -- Разобрались, выходит. Да,
дела! У вас есть претензии к лицам, производившим ваше задержание? --
перешел он на официальный тон.
Я потрогал распухшую скулу. Тот еще будет фингал. Особая примета. Но
это был свершившийся факт. А его, как известно, не может отменить даже
Господь Бог. Поэтому я только рукой махнул:
-- Чего уж там. Дело житейское. На их месте так поступил бы каждый. Вот
если бы еще "сейку" мою вернули, был бы полный порядок. Я к ней как-то
привык.
-- Какую "сейку"? -- не понял майор. А капитан понял. Он быстро вышел,
минут через пять вернулся и молча протянул мне часы, сдрюченные с меня в
азарте горячего дела шустрыми омоновцами города К.
Тут и майор понял. И даже Антонюк.
-- Так-так, -- проговорил он.
-- Примите наши извинения, -- хмуро сказал майор.
-- Нет проблем, господин майор.
-- Ну и прекрасно.
* * *
Для Антонюка майор Кривошеев выделил оперативную "Волгу", а мой
"пассат" уже подогнали к горотделу. Но перед тем как сесть в машину, Антонюк
отвел меня в сторону.
-- Как я понял, условие вашего контракта -- сохранить мою жизнь, а не
отнять ее.
-- Вы только сейчас это поняли?
-- И вам обещали заплатить за это пятьдесят тысяч долларов?
-- Мне уже заплатили.
-- Кто?
-- Вероятно, те, кто заинтересован, чтобы вас не убили.
-- И чтобы я стал губернатором, -- добавил Антонюк. -- Не люблю
таинственных доброжелателей. Лучше, конечно, чем таинственные враги. Но
все-таки. Вероятно, после выборов мне предъявят счет. Потребуют каких-то
услуг.
-- Если вы победите.
-- А вы сомневаетесь?
-- Семь процентов отрыва -- не слишком много. Антонюк снисходительно
усмехнулся:
-- У вас плохо с арифметикой. Не семь. Я получу голоса ЛДПР, а НДР
голосов "Яблока" не получит. Они призовут своих избирателей голосовать
"против всех".
-- Вы уверены?
-- Это их позиция. Сегодня они ее подтвердили на закрытом заседании.
-- Оно было, наверное, не очень закрытым, раз вы об этом знаете?
-- Неважно. Важен сам факт.
-- Лев Анатольевич, машина вас ждет, -- деликатно поторопил капитан
Смирнов.
-- А вот он умеет считать. Лучше, чем вы. И лучше, чем майор, --
отметил Антонюк. -- В процессе нашего вынужденного, так сказать, общения
невольно выяснились некоторые подробности, не рассчитанные на широкую
огласку. Вы понимаете, о чем я говорю?
-- Меня интересует только то, что связано с вашей безопасностью.
-- Вы мне определенно нравитесь, молодой человек. -- Антонюк не без
торжественности пожал мне руку. -- Спасибо. Это был жестокий урок, но
полезный. Я выполню все ваши предписания.
-- Сейчас я в этом не сомневаюсь.
Капитан Смирнов проводил "Волгу" с будущим губернатором и помахал мне:
-- Счастливо, москвич. Ты вообще-то поаккуратней. Не ровен час. Ладно,
все обошлось, и слава Богу.
Я отъехал от горотдела и свернул к автовокзалу.
Туман сгустился. Редкие машины плыли в нем многоглазыми световыми
фантомами. Туман уравнивал "мерседесы" и "Жигули".
Бестелесный свет.
Огни на болоте.
* * *
"Обошлось".
Твою мать.
Это для тебя, капитан, обошлось. А для меня не обошлось. Потому что
мужик, который прикуривал у торца дома и который сообщил оперативникам номер
"пассата", был тот самый.
Смуглый. С приплюснутым носом.
В зале ожидания автовокзала было немноголюдно. Редкие пассажиры,
опоздавшие на вечерние рейсы, дремали в жестких креслах. В камере хранения
вообще не было ни одного человека.
Я набрал шифр и открыл ячейку.
В ячейке не было ничего.
Совсем ничего.
Пусто.
Пусто, как... Как. Никак. Просто пусто, и все.
Это означало, что кому-то очень недолго осталось жить.
И я уже догадывался кому.
Но это было не мое дело.
Не касалось оно меня.
Ни с какой стороны.
Ну, разве что...
Суки.
Глава четвертая. Фигура умолчания
I
Юрий Комаров, сын убитого историка Комарова, был по природе своей
человеком недоверчивым и осторожным. Смерть отца обострила в нем эти
качества до высшего предела. Поэтому Пастухов с первых фраз телефонного
разговора понял, что уговорить его встретиться можно только одним способом.
И он воспользовался этим способом. Он сказал:
-- Я занимаюсь расследованием смерти вашего отца. Помочь в этом можете
только вы. Если вы скажете "нет", я немедленно уезжаю, но в том, что смерть
вашего отца останется нераскрытой, будете виноваты только вы. И никто
другой.
Это подействовало. Комаров-младший назначил встречу у себя на квартире,
но просил при подходе к дому привлекать как можно меньше внимания. Пастухов
пообещал, но обещания не выполнил. Оставив "пассат" за пару кварталов от
дома, он прошелся по улице Строителей (их оказалось три: просто Строителей,
Первая улица Строителей и Вторая улица Строителей), по пути спрашивая у
встречных прохожих, как пройти к дому номер 17, где жил Комаров. Ему
подробно объясняли, а напоследок обязательно спрашивали:
-- А вы к кому? К Комаровым, что ль?
Время для визита Пастухов выбрал не раннее и не позднее -- начало
шестого вечера. Как раз в это время и был убит Комаров. Он отмечал довольно
плотные сумерки, сгущенные наползавшим с Балтики туманом, тусклый и словно
бы радужный свет уличных и домовых фонарей -- свет, в котором идти-то было
трудно, а уж про стрельбу и говорить нечего. Всеобщий интерес прохожих к
нему, чужому человеку, разыскивающему дом Комаровых, сначала не вызвал у
него никакого удивления, более того, вообще не задержал его внимания.
Едва ли не в первый же день по приезде в город Егоров по настоятельной
просьбе Пастухова принес ксерокопию уголовного дела, где были собраны все
материалы по убийству Комарова, и теперь Пастухов словно бы сверял то, что
он знает, с тем, что он видит. Все свидетели (а их набралось с десяток) в
один голос твердили, что как раз в это примерно время они возвращались с
автобусной остановки и никого постороннего на улице не видели. Следователь
прокуратуры не придал особого значения этим показаниям. Слишком уж очевидно
профессиональным был почерк убийцы. А таких профессионалов на улице
Строителей, да и во всем городе К., по убеждению следователя прокуратуры, не
было. Для очистки совести следствие перетряхнуло все базы данных, запросило
Зональный информационный центр, но и там ничего не нашли. Картина
вырисовывалась отчетливая и безнадежная для следствия: нанятый киллер
прилетел или приехал, сделал свое черное дело и скрылся. Оставался открытым
вопрос о мотиве, но и здесь нашли выход. Его подсказал сын убитого,
заявивший, что Комарова убили по ошибке -- должны были убить его, а не отца,
убийца просто спутал. Они были примерно одного роста, оба грузные,
основательной стати, оба носили похожие серые плащи, а "дипломаты" у них и
вообще были совершенно одинаковые: их по случаю (и с большой скидкой) купила
жена Юрия -- для мужа, а заодно и для свекра. Мотивов же для покушения на
Юрия было предостаточно: он успешно занимался бизнесом, имел дело с портом,
покушение на него могло быть результатом внутренней бандитской разборки.
Это заявление сына потерпевшего было подарком для следователя. Он с
чистой совестью сунул папку в сейф на ту полку, где томились "висяки" или
"глухари" -- дела зависшие, практически не имеющие шансов быть раскрытыми.
Пресса поуспокоилась, начальство не дергало, понимая, что к чему, так что
можно было спокойно заниматься другими делами, которых здесь, в портовом
балтийском городе, было Предостаточно.
Материалы следствия не помогли Пастухову представить картину
происшедшего. Во-первых, он далеко не сразу понял смысл милицейских
протоколов, написанных таким языком, что болтовня его Настены на их фоне
казалась поэмами Пушкина. Сбивали с толку и многочисленные ссылки на статьи
тачку-то он сможет описать, не "жигуль".
IV
А теперь мне следовало поторопиться. У меня было минут двадцать, пока
они сориентируются и введут план "Перехват". Без всяких помех я вырулил на
шоссе и двинулся в сторону автовокзала. И только минут через пять навстречу
мне, вереща сиреной и озаряя туман мигалкой, продребезжал милицейский
"рафик". Вот оно, оцепление. Очередь, наверное, была на заправке.
На автовокзале я открыл ячейку в автоматической камере хранения и
загрузил в нее полиэтиленовый пакет с "тэтэшником" и кобурой. А разрешение
на ствол, поразмыслив, сунул в багажник "пассата" за обивку. Разрешение было
по всей форме, с подписями и печатями, номер ствола даже в цифирке не
перепутали, так что беспокоиться вроде было не о чем. Но я резонно рассудил,
что, пока менты разберутся, что к чему, я могу поиметь серьезные
неприятности. Ни к чему мне были лишние неприятности. Вполне хватало и тех,
что есть.
После автовокзала я уже никуда не спешил, да и спешить в тумане было
чревато. Навстречу мне пролетела пара гаишных "Жигулей", на моей стороне
трясли какой-то "опелек", но на "пассат" пока никто не обращал внимания.
Антонюк, видно, все-таки не запомнил номер или не слишком разбирался в
иномарках, чтобы точно назвать модель. Допрут, конечно, но когда это будет?
В гостиницу возвращаться мне было не с руки. "Собры" там такой тарарам
поднимут, что потом все на меня пальцем будут показывать. Да и есть
хотелось, целый день на ногах. Поэтому я оставил тачку на стоянке возле
замковой башни с курантами и вошел в "Берлогу". Здесь я уже пару раз бывал,
заходил перекусить и поглядеть, что к чему, так что не удивился предложению,
которое сделал вежливый молодой человек в раздевалке, принимая у меня плащ:
-- Если у вас есть оружие, советую сдать. Оно полежит в сейфе, а потом
вы его заберете. Поверьте, это в ваших интересах.
-- Охотно верю, -- ответил я.
-- Мое дело -- предупредить. Seid herzlich will kommen! Добро
пожаловать в настоящую прусскую Bierstube! Сто сортов настоящего немецкого
пива!
Сервис, бляха-Fliege.
Настоящее немецкое пиво меня не интересовало, но колбаски
по-бранденбургски здесь были неплохие. Их я и заказал и в ожидании принялся
ненавязчиво осматриваться в надежде заметить что-нибудь такое, не знаю что
(чем я, собственно, и занимался с первого дня пребывания в городе К.). Но
ничего не заметил. Все кругом были свои, знакомые между собой, как бывают
знакомы люди в небольшом, в общем-то, городе. Никаких таинственных чужаков
не просматривалось. Ну, может быть, кроме меня. Да еще крепкие пареньки,
отдыхавшие в углу обшитого темным дубом зала, явно, по-моему, не последовали
совету вежливого гардеробщика сдать на временное хранение свои стволы. Но
это были не мои проблемы. Может, они чувствовали себя без них не совсем
одетыми? Всякое бывает.
Да что ж они, суки, не едут? Сколько мне еще ждать?
Ладно, еще чашку кофе. Нет, пива не надо, я за рулем. Ну и что, что они
тоже за рулем? Я за другим рулем. И получите сразу. Не сбегу, но может так
случиться, что очень быстро уйду. Сколько-сколько?! Я тут что, свадьбу
заказывал? А, обычные немецкие цены. Тогда другое дело. Ладно, сдачи не
надо. И вам филь данке.
Эта настоящая прусская пивная задумывалась явно с реваншистскими
целями. Попытка коварных немцев перекроить в свою пользу границы
послевоенной Европы. Оттягали у россиян сто квадратных метров родины с
помощью обычных немецких цен и обрадовались. Рано радовались, господа
ползучие реваншисты. Когда речь идет о хорошем пиве и возможности без пальбы
и мордобития оттянуться...
Из холла в зал ворвались человек пять омоновцев в "ночках" и с
десантными "калашами" под предводительством милицейского капитана с открытым
забралом и ПМ в руке.
-- Всем оставаться на местах! -- приказал капитан. -- Проверка
документов!
Наконец-то.
По-моему, ребятишки в углу почувствовали себя неуютно.
Но на этот раз им ничего не грозило.
-- Чей автомобиль марки "фольксваген-пассат" номер такой-то? --
вопросил капитан. Я поднял руку, как школьник, и сказал:
-- Мой.
И уже через пару секунд лежал на дубовой столешнице с заломленными за
спину руками. Мордой в кофе. Правым ухом, точнее. А лик мой оказался
обращенным в сторону углового стола, так что я имел возможность видеть
ошарашенные физиономии местных братков. Один из них изумленно сказал:
-- Ну, облом! За говенный "пассат", а? Не, ты вникни! А если б у него
был "мерин" или "чероки"?
Браслетки. Шмон с головы до ног. Прямо скажу, не слишком деликатный.
Потом меня рванули вверх, в прорезях "ночки" я увидел чьи-то бешеные глаза,
хриплый голос спросил:
-- Где пушка?
-- Не понимаю, о чем вы, -- вежливо ответил я и тут же схлопотал по
левой скуле автоматной ложей. Наотмашь. От всей души. Была когда-то такая
передача на ЦТ. Так можно и челюсть сломать. Ну ладно хоть плашмя, а не
торцом. И на том спасибо.
-- Где пушка, сука? -- повторила "ночка", дыша мне в лицо смесью водки,
табака и жвачки "стиморол", слегка профильтрованной черной шерстяной тканью.
-- Снял бы "ночку"-то, жарко, -- посочувствовал я ему и понял, что
сейчас еще раз схлопочу. И, возможно, уже торцом приклада. Но тут вмешался
капитан:
-- Погоди, лейтенант. Может, не он?
-- Чего годить, чего годить?! Тачка его, номер тот, мужик у дома твердо
сказал! И по приметам он! Где пушка, пидор?!
-- Отставить! -- приказал капитан. -- В машину! В горотделе разберемся!
Меня сняли со стола и почти понесли к выходу. Гардеробщик вежливо
остановил процессию:
-- Момент, господа! Ваш плащ.
Он набросил на меня плащ и мягко укорил:
-- Я же вас предупреждал! -- И, подумав, добавил: -- Приходите к нам
снова.
Омоновцы загоготали:
-- Ага! Придет! Лет через десять!
В отделении меня сначала сунули в обезьянник, выкинув оттуда пару
бомжей. Но не успел я как следует ощупать языком распухающие щеку и губу и
порадоваться, что хоть зубы целы, снова выдернули и привели в кабинет, где я
увидел давешнего капитана, пожилого милицейского майора и красного кандидата
Льва Анатольевича Антонюка. Майор сидел за письменным столом, перед ним
лежал бумажник с моими документами.
Капитан жестом показал Антонюку на меня:
-- Он?
Антонюк подтвердил:
-- Он. -- И поинтересовался у меня: -- Ну что? Доигрался, красавец?
-- Так... Пастухов... Женат, дочь... Прописан в деревне Затопино
Зарайского района Московской области... Судимостей, судя по отметкам в
паспорте, не имел. Ну, это надо проверить.
Майор еще полистал мой паспорт и бросил его на стол.
-- Пастухов? -- переспросил Антонюк. -- Почему-то мне знакома эта
фамилия.
-- Ничего удивительного, -- ответил майор. -- Не Иванов, но и не
Вайсмахер. Давай, Пастухов, сразу к делу. Где оружие, которым ты угрожал
гражданину Антонюку?
"Ночка" снова дохнула мне в ухо сложным парфюмом.
-- Колись, падла! Сразу колись, а то хуже будет! Майор недовольно
поморщился:
-- Отставить, лейтенант. И снимите с задержанного наручники.
-- Стоит ли, товарищ майор? А вдруг он какое-нибудь кун-фу? Возись
потом.
-- Выполняйте.
Браслетки слетели с моих запястий, первым делом я потрогал щеку и
покачал зубы. Вроде бы не шатались.
-- Свободны, -- кивнул майор. Омоновцы вышли, брякая автоматами.
-- Садись, Пастухов. Еще раз спрашиваю: где пистолет, которым ты
угрожал господину Антонюку?
-- Я не угрожал господину Антонюку пистолетом. Подтвердите, Лев
Анатольевич.
-- Вот как? -- искренне удивился он. -- А что же вы делали?
-- Вы спросили, из чего я мог бы вас застрелить. Я показал. Разве не
так?
-- Не валяй дурака, Пастухов, -- посоветовал майор. -- Мы здесь и не
таких видели.
-- Послушайте, господин майор. Я понимаю, ребята были в запарке,
горячее дело и все такое. Но, может, кто-нибудь все-таки обыщет меня как
следует?
Для убедительности я встал и расставил в стороны руки.
-- Обыщи, -- кивнул майор капитану. Тот ощупал меня со всех боков.
-- Чисто. Чего искать-то?
-- В джинсах. В правом заднем кармане, -- подсказал я.
Капитан послушно склонился к моей заднице. Из-под его кителя выглянула
кобура с ручкой табельного ПМ.
Я балдею от этих ребят. Бери "макарку" и клади всех на пол. Или мочи. И
никакого кун-фу не надо. А ведь предупреждал их лейтенант в "ночке"! Было у
меня искушение показать им, что к оперативникам, которые работают на земле в
гуще народных масс, стоит прислушиваться. Но я сдержался. Могут неправильно
понять. Да и не мое это дело воспитывать командный милицейский состав.
Капитан извлек из тесного кармана моих джинсов книжицу с тиснением
"КПРФ" на обложке и раскрыл ее. После чего впал в некоторую задумчивость.
-- Что там такое? -- нетерпеливо спросил майор. Капитан положил перед
ним удостоверение.
Майор внимательно ознакомился с содержанием и тоже впал в задумчивость.
-- Ничего не понимаю! -- признался наконец он и показал книжицу
Антонюку. -- Здесь сказано, что он начальник вашей охраны. Вы что-нибудь
понимаете? Это ваша подпись?
-- Моя, -- подтвердил Антонюк. -- Да, моя. Пастухов. Вот почему эта
фамилия у меня на слуху! Ну, конечно же! Так-так. Значит, вы и есть
начальник моей охраны? А мне рекомендовали вас как серьезного и
ответственного профессионала. Да, вы профессионал, это я понял. Но в том ли
вы профессионал, в чем надо? Что означал весь этот спектакль?
-- Если это был спектакль, -- вставил майор тоном, не предвещающим мне
ничего хорошего. Я лишь пожал плечами.
-- Мне передали, чтобы я к вам зашел. Я и зашел.
-- Таким образом?! -- взвился Антонюк. -- Да вы что, издеваетесь надо
мной?!
-- Над нами! -- снова вмешался майор.
-- Успокойтесь, Лев Анатольевич. Я отвечаю за вашу безопасность. И
намерен ее обеспечить. Я должен был проверить систему вашей охраны. Что она
ничего не стоит, я убедился. И хотел, чтобы убедились вы.
Антонюк едва не подпрыгнул.
-- А просто сказать? Да! Просто! Языком! Как люди общаются тысячи лет!
И будут общаться всегда! Потому что другого средства общения не придумали! И
никогда не придумают! Его нет! Просто нет! Понимаете? Нет!
Я понимал другое -- что из него со свистом выходит пар. Но все-таки
решил, что нужно его поправить:
-- Почему нет? Есть.
Антонюк уставился на меня, как прапор на вдруг заговорившего салабона.
-- Да? Есть? Сделайте одолжение, просветите.
-- Музыка, например. Ведь что такое музыка? Это внеречевое средство
общения.
-- Это вы сами придумали?
-- Да ну! Жена рассказала. Она музыковед, кончила "Гнесинку". Есть и
другие внеязыковые средства общения. Живопись. Балет.
-- Балет? Понимаю. И вы мне станцевали про то, какая у меня система
охраны. А воспользоваться традиционным средством общения, обыкновенным
русским языком, не могли. Слишком просто, да?
-- Мог. Но мне было нужно, чтобы вы не узнали это, а прочувствовали. На
собственной шкуре, извините за резкость. Надеюсь, мне это удалось.
-- Да, черт возьми, удалось. Ничего не могу сказать, удалось. А если,
быть совершенно откровенным, вы напугали меня до смерти!
Я удовлетворенно кивнул:
-- Это и было моей задачей.
Капитан смотрел на меня, как на иллюзиониста Копперфильда.
-- Ну, москвич! -- пробормотал он.
Но майор был настроен совсем не миролюбиво.
-- У вас есть претензии к задержанному Пастухову? -- обратился он к
Антонюку.
-- Как ни парадоксально, но...
-- Если можно -- простым русским языком, -- попросил майор. -- Без
музыки и балета. И без живописи. Да или нет?
-- Нет, -- сказал Антонюк.
-- А у меня есть! -- взревел майор. Теперь и из него начал выходить
пар. -- Весь город поставить на уши, это как? Это двести шестая, часть
вторая! Злостное хулиганство! От одного до пяти лет! Понял?
-- Так точно, господин майор.
-- Гражданин майор!
-- Слушаюсь, гражданин майор!
-- Ладно, не будем усугублять. Но пятнадцать суток ты, парень,
получишь! Умник, тра-та-так-перетак, тра-та... И считай, что дешево
отделался! -- примерно через полминуты закончил он. -- Есть вопросы?
-- Есть. Ваша опергруппа прибыла на место через двадцать четыре минуты
после вызова. А оцепление вообще минут через сорок. А это как?
-- Вам, москвичам, хорошо рассуждать! -- возмутился капитан. -- Вам
Лужков новые "форды" покупает! А мы на чем ездим -- видел? Скоро на рейсовые
автобусы пересядем!
-- Сколько у вас абонентов в системе охраны ВИП? -- поинтересовался я.
-- Человек сто?
-- Больше, -- уточнил капитан.
-- Вот и пусть скинутся на пару полицейских "фордов" и микроавтобус.
Для себя же.
-- Они скинутся! -- проговорил майор.
-- Прекрасная мысль, -- вмешался Антонюк. -- И своевременная. Мой фонд
поддержит. Проведем работу. Помогая милиции, помогаешь себе. Очень хороший
лозунг. Короткий и понятный. Считайте, майор, что у вас есть эти машины.
-- А у вас -- голоса благодарной милиции, -- подсказал я.
-- Мы не покупаем голоса избирателей. Мы призываем голосовать за нас
своими делами.
-- Ладно, -- снизошел майор. -- Пусть не пятнадцать. Но пять суток ты у
меня отсидишь! Оформи, капитан.
-- Вы оставляете меня без охраны, -- возразил Антонюк.
-- У вас целая толпа охранников.
-- Пастухов показал, чего они стоят.
-- А мне какое дело? Это не наши люди. За них я не отвечаю.
-- Значит, вам до этого нет никакого дела? -- переспросил Антонюк. --
Вы отдаете себе отчет в том, что сказали?
-- Но вы и меня поймите! Как я объясню губернатору это ЧП? Оно уже в
сводке! А если есть хулиганство -- должен быть и хулиган. И к нему должны
быть приняты меры!
-- Какому губернатору? -- негромко поинтересовался Антонюк. --
Губернатору, который пальцем не шевельнул, чтобы помочь милиции? Который за
четыре года не сделал для города ничего?
-- Не мое дело оценивать губернаторов, -- огрызнулся майор. -- Станете
вы -- буду подчиняться вам. А пока я подчиняюсь ему.
На принцип пошло. Дело серьезное. Я решил, что стоит майору помочь.
Помогая милиции, помогаешь себе.
-- Оформите ЧП как учебную тревогу. Проверка боеготовности личного
состава в условиях, близких к реальным.
-- И не забудьте отметить, что эта самая боеготовность оказалась
нулевой, -- язвительно добавил Антонюк.
-- Почему? -- возразил я. -- Вы живы. Преступник задержан. Опыт учебной
тревоги будет всесторонне проанализирован и сделаны выводы.
-- Понял, как в Москве работают? -- обратился майор к капитану и снова
повернулся ко мне. -- Тогда хоть объясни нам, на кой черт ты всю эту
петрушку затеял?
-- Хотел познакомиться с вами. Мало ли, как дело пойдет. Может, у вас
ко мне вопросы возникнут. Или у меня к вам.
А теперь и майор уставился на меня, как космонавт на лунатика. Потом
встал, одернул китель и доложился:
-- Майор Кривошеев. Олег Сергеевич. Заместитель начальника областного
управления внутренних дел. -- Немного подумал и представил капитана: --
Капитан Смирнов. Иван Николаевич. Уголовный розыск.
-- Очень приятно, -- сказал я. -- Пастухов. Сергей Сергеевич.
-- Скажи, Сергей Сергеевич, ты всегда все делаешь через жопу?
-- Когда как. Мне было нужно, чтобы Лев Анатольевич беспрекословно
выполнял все мои предписания, -- объяснил я.
-- Какие? -- спросил Антонюк.
-- Может, мы обсудим это" наедине?
-- Если можно, при нас, -- попросил майор. -- Учиться так учиться..
-- Я не скажу ничего нового.
-- Тем более.
-- Пожалуйста. Первое: наглухо заварить дверь на чердак. Второе:
поставить в квартиру бронированную дверь с кодовым замком. Завтра же.
Третье. Никому никаких ключей. Никому. Вы меня понимаете, Лев Анатольевич?
-- Да, -- буркнул Антонюк.
-- Каждый день менять маршрут и время возвращения домой. По вам часы
можно проверять. Сейчас это не достоинство. Не прощаться с охраной в лифте.
Больше того. Двое постоянно должны находиться с вами. Даже ночью. Пусть один
спит в гостиной, а другой на раскладушке в прихожей.
-- Ну, знаете! -- запротестовал Антонюк.
-- Хотите еще раз встретиться с киллером? На этот раз с настоящим?
-- Сдаюсь. Что еще?
-- Наймите охрану на дачу. Двух или трех человек. Сойдут и местные,
только не пьянь. Когда едете на дачу, никаких телефонных предупреждений.
Вообще о своих поездках по телефону не говорить.
-- О моих предвыборных встречах знает весь город.
-- Встречи и митинги -- моя забота. И до конца избирательной кампании
-- никаких ресторанов, никаких дружеских посиделок и никаких утренних
пробежек трусцой по парку.
-- Черт знает на какую жизнь вы меня обрекаете!
-- Вы сами себя на нее обрекаете. Станете губернатором -- расслабитесь.
После этого поздно будет вас убивать.
-- А сейчас -- не поздно?
-- Вы лучше меня разбираетесь в ситуации.
-- Кто может меня убить?
-- Это вы у меня спрашиваете? На эту тему можно много рассуждать.
Но мне не удалось уйти от этого идиотского разговора.
-- Так рассуждайте! -- прикрикнул Антонюк. -- За это вам деньги платят!
Тот еще будет губернатор. Обкомовская, видно, школа. Или он в свое
время до второго секретаря допер именно потому, что от природы была в нем
эта бульдожья хватка? Если так, то до губернаторского кресла вполне допрет.
Человек, который умеет получать ответы на свои вопросы.
Ну, получи.
И я сказал:
-- Тот, кто убил Комарова.
В кабинете воцарилось многозначительное молчание.
-- Дела, твою мать! -- констатировал майор. -- Новые времена -- новые
песни. -- Он обернулся к капитану: -- А ведь и верно, никаких америк нам
москвич не открыл. Все давным-давно известно.
-- Я вам скажу еще кое-что из известного. Хотите? -- предложил я.
-- Было бы любопытно, -- не без настороженности согласился майор.
-- Я бы не стал гонять на операции с мигалками и сиренами.
-- Так ведь туман! -- заорал капитан. -- Туман, понимаешь? Мы бы час
ехали!
Я развел руками:
-- Ну, если туман, тогда да.
-- Так где все-таки пушка? -- спросил майор.
-- В камере хранения на вокзале, -- ответил я, не уточняя, на каком
вокзале.
-- Разумно, -- подумав, кивнул майор. -- Разобрались, выходит. Да,
дела! У вас есть претензии к лицам, производившим ваше задержание? --
перешел он на официальный тон.
Я потрогал распухшую скулу. Тот еще будет фингал. Особая примета. Но
это был свершившийся факт. А его, как известно, не может отменить даже
Господь Бог. Поэтому я только рукой махнул:
-- Чего уж там. Дело житейское. На их месте так поступил бы каждый. Вот
если бы еще "сейку" мою вернули, был бы полный порядок. Я к ней как-то
привык.
-- Какую "сейку"? -- не понял майор. А капитан понял. Он быстро вышел,
минут через пять вернулся и молча протянул мне часы, сдрюченные с меня в
азарте горячего дела шустрыми омоновцами города К.
Тут и майор понял. И даже Антонюк.
-- Так-так, -- проговорил он.
-- Примите наши извинения, -- хмуро сказал майор.
-- Нет проблем, господин майор.
-- Ну и прекрасно.
* * *
Для Антонюка майор Кривошеев выделил оперативную "Волгу", а мой
"пассат" уже подогнали к горотделу. Но перед тем как сесть в машину, Антонюк
отвел меня в сторону.
-- Как я понял, условие вашего контракта -- сохранить мою жизнь, а не
отнять ее.
-- Вы только сейчас это поняли?
-- И вам обещали заплатить за это пятьдесят тысяч долларов?
-- Мне уже заплатили.
-- Кто?
-- Вероятно, те, кто заинтересован, чтобы вас не убили.
-- И чтобы я стал губернатором, -- добавил Антонюк. -- Не люблю
таинственных доброжелателей. Лучше, конечно, чем таинственные враги. Но
все-таки. Вероятно, после выборов мне предъявят счет. Потребуют каких-то
услуг.
-- Если вы победите.
-- А вы сомневаетесь?
-- Семь процентов отрыва -- не слишком много. Антонюк снисходительно
усмехнулся:
-- У вас плохо с арифметикой. Не семь. Я получу голоса ЛДПР, а НДР
голосов "Яблока" не получит. Они призовут своих избирателей голосовать
"против всех".
-- Вы уверены?
-- Это их позиция. Сегодня они ее подтвердили на закрытом заседании.
-- Оно было, наверное, не очень закрытым, раз вы об этом знаете?
-- Неважно. Важен сам факт.
-- Лев Анатольевич, машина вас ждет, -- деликатно поторопил капитан
Смирнов.
-- А вот он умеет считать. Лучше, чем вы. И лучше, чем майор, --
отметил Антонюк. -- В процессе нашего вынужденного, так сказать, общения
невольно выяснились некоторые подробности, не рассчитанные на широкую
огласку. Вы понимаете, о чем я говорю?
-- Меня интересует только то, что связано с вашей безопасностью.
-- Вы мне определенно нравитесь, молодой человек. -- Антонюк не без
торжественности пожал мне руку. -- Спасибо. Это был жестокий урок, но
полезный. Я выполню все ваши предписания.
-- Сейчас я в этом не сомневаюсь.
Капитан Смирнов проводил "Волгу" с будущим губернатором и помахал мне:
-- Счастливо, москвич. Ты вообще-то поаккуратней. Не ровен час. Ладно,
все обошлось, и слава Богу.
Я отъехал от горотдела и свернул к автовокзалу.
Туман сгустился. Редкие машины плыли в нем многоглазыми световыми
фантомами. Туман уравнивал "мерседесы" и "Жигули".
Бестелесный свет.
Огни на болоте.
* * *
"Обошлось".
Твою мать.
Это для тебя, капитан, обошлось. А для меня не обошлось. Потому что
мужик, который прикуривал у торца дома и который сообщил оперативникам номер
"пассата", был тот самый.
Смуглый. С приплюснутым носом.
В зале ожидания автовокзала было немноголюдно. Редкие пассажиры,
опоздавшие на вечерние рейсы, дремали в жестких креслах. В камере хранения
вообще не было ни одного человека.
Я набрал шифр и открыл ячейку.
В ячейке не было ничего.
Совсем ничего.
Пусто.
Пусто, как... Как. Никак. Просто пусто, и все.
Это означало, что кому-то очень недолго осталось жить.
И я уже догадывался кому.
Но это было не мое дело.
Не касалось оно меня.
Ни с какой стороны.
Ну, разве что...
Суки.
Глава четвертая. Фигура умолчания
I
Юрий Комаров, сын убитого историка Комарова, был по природе своей
человеком недоверчивым и осторожным. Смерть отца обострила в нем эти
качества до высшего предела. Поэтому Пастухов с первых фраз телефонного
разговора понял, что уговорить его встретиться можно только одним способом.
И он воспользовался этим способом. Он сказал:
-- Я занимаюсь расследованием смерти вашего отца. Помочь в этом можете
только вы. Если вы скажете "нет", я немедленно уезжаю, но в том, что смерть
вашего отца останется нераскрытой, будете виноваты только вы. И никто
другой.
Это подействовало. Комаров-младший назначил встречу у себя на квартире,
но просил при подходе к дому привлекать как можно меньше внимания. Пастухов
пообещал, но обещания не выполнил. Оставив "пассат" за пару кварталов от
дома, он прошелся по улице Строителей (их оказалось три: просто Строителей,
Первая улица Строителей и Вторая улица Строителей), по пути спрашивая у
встречных прохожих, как пройти к дому номер 17, где жил Комаров. Ему
подробно объясняли, а напоследок обязательно спрашивали:
-- А вы к кому? К Комаровым, что ль?
Время для визита Пастухов выбрал не раннее и не позднее -- начало
шестого вечера. Как раз в это время и был убит Комаров. Он отмечал довольно
плотные сумерки, сгущенные наползавшим с Балтики туманом, тусклый и словно
бы радужный свет уличных и домовых фонарей -- свет, в котором идти-то было
трудно, а уж про стрельбу и говорить нечего. Всеобщий интерес прохожих к
нему, чужому человеку, разыскивающему дом Комаровых, сначала не вызвал у
него никакого удивления, более того, вообще не задержал его внимания.
Едва ли не в первый же день по приезде в город Егоров по настоятельной
просьбе Пастухова принес ксерокопию уголовного дела, где были собраны все
материалы по убийству Комарова, и теперь Пастухов словно бы сверял то, что
он знает, с тем, что он видит. Все свидетели (а их набралось с десяток) в
один голос твердили, что как раз в это примерно время они возвращались с
автобусной остановки и никого постороннего на улице не видели. Следователь
прокуратуры не придал особого значения этим показаниям. Слишком уж очевидно
профессиональным был почерк убийцы. А таких профессионалов на улице
Строителей, да и во всем городе К., по убеждению следователя прокуратуры, не
было. Для очистки совести следствие перетряхнуло все базы данных, запросило
Зональный информационный центр, но и там ничего не нашли. Картина
вырисовывалась отчетливая и безнадежная для следствия: нанятый киллер
прилетел или приехал, сделал свое черное дело и скрылся. Оставался открытым
вопрос о мотиве, но и здесь нашли выход. Его подсказал сын убитого,
заявивший, что Комарова убили по ошибке -- должны были убить его, а не отца,
убийца просто спутал. Они были примерно одного роста, оба грузные,
основательной стати, оба носили похожие серые плащи, а "дипломаты" у них и
вообще были совершенно одинаковые: их по случаю (и с большой скидкой) купила
жена Юрия -- для мужа, а заодно и для свекра. Мотивов же для покушения на
Юрия было предостаточно: он успешно занимался бизнесом, имел дело с портом,
покушение на него могло быть результатом внутренней бандитской разборки.
Это заявление сына потерпевшего было подарком для следователя. Он с
чистой совестью сунул папку в сейф на ту полку, где томились "висяки" или
"глухари" -- дела зависшие, практически не имеющие шансов быть раскрытыми.
Пресса поуспокоилась, начальство не дергало, понимая, что к чему, так что
можно было спокойно заниматься другими делами, которых здесь, в портовом
балтийском городе, было Предостаточно.
Материалы следствия не помогли Пастухову представить картину
происшедшего. Во-первых, он далеко не сразу понял смысл милицейских
протоколов, написанных таким языком, что болтовня его Настены на их фоне
казалась поэмами Пушкина. Сбивали с толку и многочисленные ссылки на статьи