Левашов Виктор. Рискнуть и победить

-- А теперь -- гвоздь нашей программы! -- объявил судья-капитан тоном
циркового шталмейстера. -- Бои на звание "рейнджер года"! Прошу всех перейти
вон туда, к кирпичной стене, там я вам все объясню! Такие бои можно увидеть
только в двух местах: у нас и в Техасе!
Надо же. А я-то думал, что этот аттракцион давно прикрыли. Нет,
оказывается.
-- Что такое рейнджер? -- поинтересовалась Ольга, пока мы вместе с
публикой переходили с трибун стадиона к развалинам на заднем дворе
гарнизона.
-- Так в Америке раньше называли конных полицейских, а теперь называют
коммандос. Ну, Чак Норрис, кто-то там еще. И вот в училище раз в год
устраивают соревнования на лучшего рейнджера.
-- Какие соревнования? -- встряла Настена. -- Вроде как форт Байярд?
Юное телевизионное поколение.
-- Сейчас вам все подробно расскажут, -- пообещал я.
Пока капитан довольно толково объяснял почтеннейшей публике правила
игры, я отыскал пролом в кирпичной стене и заглянул внутрь.
Когда-то давно здесь была свиноферма подсобного хозяйства училища. Блок
из рыхлого от времени силикатного кирпича длиной метров в сто и шириной
метров в двадцать. Когда я поступил, ферма уже несколько лет не
функционировала. Почему-то свиньи дохли, как осенние мухи, все разом. Уж
кого только не вызывали: ветеринаров из московской "тимирязевки", знатных
свиноводов с ВДНХ. Без толку. В конце концов ферму построили в другом месте,
а эта понемногу разваливалась, портя вид военного городка и вызывая
неудовольствие инспектирующего начальства. Вышел приказ: снести это
безобразие к чертовой матери. Стропила и деревянные переборки попросту
выжгли, приступили уже к стенам, но тут кого-то осенило. Ну, если говорить
без ложной скромности, -- меня. На этот раз скромность можно отбросить,
потому что за свою догадливость я едва не оказался в дисбате.
В те годы видаки были даже на гражданке большой редкостью, но училищу
повезло: какие-то шефы премировали нас японским "Фунаем" за наши подвиги на
ихней картошке. Видак приставили к телевизору в клубе, и пошла такая ночная
жизнь, что за первый месяц пьянство среди курсантов снизилось в четыре раза.
Среди кассет попался и фильм про это дело, про соревнования рейнджеров.
Смысл их был в том, что рейнджер с кольтом на изготовку должен пройти
какое-то расстояние, при этом перестрелять всех гангстеров на пути и самому
не подставиться. И не подстрелить какого-нибудь случайного прохожего,
почтальона или домохозяйку. Причем все фигуранты возникали неожиданно: они
были нарисованы на фанерных силуэтах и выскакивали, как чертики. То ли на
пружинах, то ли их кто-то за веревки дергал.
Выигрывал тот, кто доберется до цели быстрей других без условных дырок
в собственном организме и без случайных жертв.
И поехало! На фанерках изобразили вероятных противников. Кто в те
романтические восьмидесятые был вероятным противником? Ну, "зеленые береты"
США. "Краповые береты" Ее Королевского Величества. Десантники фээргэшного
абвера. Французские легионеры. А, вот кто еще -- израильские коммандос. Еще
двух япошек изобразили в виде ниндзя. И штук пять-шесть случайных прохожих,
в том числе двух полицейских непонятной национальной принадлежности, но со
звездами американских шерифов. Причем один из них появлялся с обнаженным
кольтом. От него нужно было просто уйти в развалины и не дай Бог подстрелить
-- сразу пятнадцать очков долой.
Сначала стреляли из учебного просверленного ПМ. Как дети, языком: "Бах!
Бах!" Надоело это дело быстро, слишком много возникало споров: успел -- не
успел. Уломали начальство выдавать нам холостые патроны. Пошло веселей, но
творческая мысль продолжала работать. Наточили резиновых пуль. Ну, тут уже
про видак совсем забыли. На наше счастье, Митюков в ту пору был в
академическом отпуске на предмет написания докторской диссертации по
насущным проблемам научного коммунизма в преломлении к идеям перестройки,
прежний начальник училища болел, а начальник штаба, сорокалетний
подполковник Могилевский, сам так втянулся в эту забаву, что самым жлобским
образом, нагло злоупотребляя своим служебным положением, норовил встрять без
очереди. И встревал.
В общем, когда какая-то сука все-таки настучала и появились поверяющие,
они обнаружили, что курсанты доблестного краснознаменного и орденоносного
имени всесоюзного старосты не по мишеням резиновыми пулями лупят, а друг по
другу, катаясь в сухом свинячьем дерьме и маскируясь всяческим подсобным
материалом. И как мы ни убеждали инспекторов, что делается это исключительно
в интересах повышения боевой подготовки и что стреляем мы до минимума
уменьшенными пороховыми зарядами, а на головы надеваем мотоциклетные шлемы
(что было, конечно же, полной туфтой), Могилевского как начальника штаба,
меня как главного закоперщика и еще двух комвзводов засунули на "губу" и
стали готовить дело к передаче в военную прокуратуру.
Но тут начальником училища назначили Нестерова, он приказал
продемонстрировать ему все наши игры и сказал, что так-перетак, а дело это
полезное, и если бы ребята перед Афганом проходили такие же тренировки, то
цинков под шифром "груз 200" было бы намного меньше. Через неделю по его
приказу снабженец привез откуда-то четыре автомата для пентбола и такие
запасы пуль с красной краской, что их хватило до моего выпуска и еще
осталось. А поскольку пентбольные автоматы были все же оружием вшивеньким,
мы с благословения Нестерова приспособились заряжать пулями с краской
табельные "Макаровы" и ТТ. Так что условия, в которых проходили наши игры,
заметно приблизились к боевым.
И как знать, не выручило ли это многих из нас, когда на нашу долю
выпала Чечня. Меня-то уж точно выручило.
Когда Митюков, закончив труды праведные по обогащению научного
коммунизма и получив их объективную оценку в свете событий августа 91-го,
вернулся к исполнению служебных обязанностей, его чуть кондрашка не хватила
от этих нововведений. Он начал было со страшной силой писать, но прежние
ответственные адресаты в ГлавПУРе исчезли вместе с ГлавПУРом, иных адресатов
не объявилось, и он сообразил, что выгодней поддержать новый опыт обучения
молодых офицеров-десантников, чем подставлять себя под тяжкую длань бывшего
афганца генерала Нестерова. Единственное, с чем он не мог смириться, так это
с тем, что игра, как ни крути, была все же американская, блин, и никаких
аналогов ей в русских молодецких забавах не усматривалось. Я хотел ему
подсказать, что есть вполне национальное российское развлечение, которое
называется "гражданская война", но решил не осложнять себе жизнь. Как-то не
улыбалось мне оставаться без увольнительных, а эту пакость он всегда мог мне
устроить.
С тех пор свиноферма преобразилась. Ее раза в два удлинили, расширили,
натаскали бетонных глыб, нарыли окопчиков, приволокли два списанных танка и
три БТРа. Ну, Грозный и Грозный после первого штурма. Или, может быть,
какой-нибудь Кандагар, где мне побывать не пришлось, а генералу Нестерову
очень даже пришлось.
Полигон со всех сторон обнесли высоким забором, снаружи приспособили
приступочки для зрителей, оборудовали НП для судей за бронированным стеклом,
наладили механику для мгновенного появления мишеней. В общем, сделали все по
уму. В пристроенной каптерке хранились отпечатанные в типографии
силуэты-мишени. Это меня и заинтересовало: кто же нынче у нас вероятный
противник?
Коллекция наводила на глубокомысленные размышления. Никаких тебе
"зеленых беретов", никаких еврейских штурмовиков. Лица кавказской
национальности всевозможных видов и одеяний, исламские террористы с
клетчатыми, как у Арафата, платками на шеях и головах. Боевики ИРА в темных
беретах. Какие-то финно-угорские подозрительные типы. Ну, и случайный народ
-- милиционеры, пожарники, просто прохожие.
Да, негусто у нас, оказывается, с предполагаемым противником. Если так
и дальше пойдет, нужно будет печатать афишки с шахтерами и монтерами. Вот и
реформируй тут армию, о чем столько разговоров идет. А как ее реформировать,
если противника нет? Эти недавние дела насчет расширения НАТО на Восток --
может, это и есть попытка хоть как-то обозначить неприятеля и тем самым
придать ускорение военным реформам?
Размышлениям на эту тему я и предавался, пока судья-капитан давал
пояснения и шли первые бои. Публика вела себя, как на футболе. Советы так и
сыпались сверху на игроков: "Там он, за танком!", "Не гуляй туда, Жора!",
"Миха, гаси его, гаси!"
Судья сделал несколько попыток навести порядок, но в конце концов
только рукой махнул.
На благоустроенных трибунках возле щита судьи разместились Нестеров,
Митюков и чины из Москвы. Там же был и штатский, на которого я еще раньше
обратил внимание. Краем глаза я заметил, как он что-то сказал на ухо
Нестерову, тот с некоторым недоумением вздернул брови, потом наклонился к
судье и что-то ему приказал. Тот не понял. Генерал растолковал. Понял.
После финального боя, в котором, как я и предполагал, победил тот самый
понравившийся мне парнишка, судья неожиданно объявил в матюгальник:
-- Дорогие друзья! Только что мы приветствовали лучшего рейнджера
нынешнего года. Такой успех выпадает нашим курсантам только раз в жизни. Нет
ни одного человека, который стал бы рейнджером дважды. Но!
Твою мать. Только этого мне не хватало. Как чувствовал -- не нужно было
сюда ехать. Но это, пожалуй, вряд ли что-нибудь изменило бы. Это я уже
понимал.
-- Но есть человек, который сумел стать лучшим рейнджером три раза, --
июньским соловьем разливался судья. -- Три, друзья мои! Вы не ослышались!
Три года подряд был лучшим из лучших выпускник нашего славного училища,
молодой офицер-десантник Сергей Пастухов! И он сейчас среди нас!
Поприветствуем его!
Сука ты, капитан. И больше никто. Я встал. А что было делать?
Раскланивался, как клоун.
Ольга и Настена вместе со всеми восторженно аплодировали и гордо
поглядывали по сторонам.
Ну, женщины!
Судья поднял руку, требуя тишины. Трибуны нехотя угомонились.
-- Дамы и господа! -- продолжал он. -- У меня есть для вас прекрасный
сюрприз. Вот здесь, рядом со мной, сидит еще один выпускник нашего
замечательного училища. Правда, пятнадцать лет назад, когда он получил
диплом и первый офицерский чин, еще не было этого полигона и конкурс на
звание лучшего рейнджера не проводился. Но он прошел другую школу в горячих
точках и стал одним из самых опытных офицеров-десантников. Разрешите
представить -- подполковник Александр Егоров! Аплодисменты, друзья мои,
аплодисменты!
Этот долбаный капитан явно ошибся в выборе профессии. Ему бы в ведущие
какого-нибудь телешоу.
Штатский со шрамом встал и раскланялся. Подполковник, значит. Неплохо
для его лет. Очень даже неплохо.
-- Сегодня мы видели бои наших лучших курсантов, -- выпевал судья. -- А
хотите увидеть бой настоящих профессионалов?
-- Хотим! -- вразнобой загудела публика.
-- Не понял! -- объявил капитан. -- Хотим или не хотим?
-- Хотим! -- дружно грянули в ответ.
-- Теперь понял. Тогда давайте попросим Сергея Пастухова и Александра
Егорова показать нам, что такое настоящий бой! Попросим, друзья мои,
попросим!
И сам захлопал, показывая пример.
Вот это и называется -- попасть в расклад. И не отнекаешься. Все равно
уломают. И получится, что кокетничал.
Поэтому я без спора отдал Ольге свою "сейку" и бумажник (на всякий
пожарный, чтобы в каптерке не сперли) и вместе с моим нежданным соперником
направился в раздевалку. Начальник вещсклада, старшина Сан Саныч, который
служил здесь едва ли не с момента создания училища, выдал нам камуфляжку,
спецназовские ботинки с высокой шнуровкой и черные вязаные шапки типа "ночь"
с прорезями для глаз. Егоров переоделся быстрей меня, кивнул: жду. И вышел
из раздевалки.
-- В каком году он закончил нашу школу? -- спросил я у Сан Саныча. Для
того и тянул с переодеванием, чтобы спросить.
-- Ни в каком, -- буркнул тот. -- Я его первый раз в жизни вижу.
-- Точно?
Сан Саныч даже не посчитал нужным ответить. А я не стал переспрашивать.
Уж если он сказал, что видит этого типа первый раз в жизни, так оно и есть.
Он мог пожаловаться на печень, источенную местной самогонкой во время борьбы
за всеобщую трезвость, но на память он пожаловаться не мог. Он даже мой
размер не спросил. Может, конечно, на глазок прикинул. Но вполне возможно,
что помнил. А у Егорова, кстати, спросил.
Когда мы подошли к судейской трибуне, судья объявил:
-- Сейчас участники боя выберут оружие!
На столе было разложено штук пять ТТ, "Макаровых" и даже невесть откуда
появившиеся в арсенале училища две "длинные девятки" -- "Беретта-92Р8",
которую лет десять назад американцы приняли на вооружение, переименовав в
М9. Я не смог отказать себе в удовольствии побаловаться такой классной
игрушкой и взял "беретту". Егоров последовал моему примеру.
Капитан объявил: первый этап -- проход через "опасную зону". Второй
этап -- собственно бой. На каждый этап участникам выдается по восемь
патронов.
По жребию первым в зону вошел Егоров. Шестнадцать минут. Неплохо. И
всего пять штрафных очков. Не успел выстрелить в моджахеда с ручным
пулеметом, но успел увернуться. Очень неплохо.
Я прошел зону за тринадцать минут, но с пятнадцатью штрафными очками:
пристрелил мента, который выскочил на меня с пистолетом. Я был уверен, что
пристрелил этого мента правильно, но не стал спорить. Ну, проиграл первый
тур. На втором отыграюсь.
Перед вторым туром судья перезарядил наши "беретты", вставил по новой
обойме. Мне выпало входить в зону с дальнего конца, Егорову с ближнего.
Перед тем как нам разойтись, он приостановился и негромко сказал мне со
странноватой усмешкой:
-- В обоймах по одному боевому патрону. Не первый и не последний. Учти.
После чего натянул на голову "ночь" и скрылся в проломе.
Первым моим движением было разрядить пистолет и проверить обойму. Но
правилами это запрещалось: участник боя должен помнить, сколько в его
магазине осталось патронов. Вообще-то плевать я хотел на все правила. Но тут
происходило что-то не совсем обычное и мне совершенно непонятное. А я не
люблю, когда чего-то не понимаю. И не было другого способа выяснить, что к
чему, кроме как принять участие в игре по навязанным мне правилам.
Я не стал натягивать "ночь". В случае чего отмоюсь. А кое-какие
преимущества мне это давало.
Ударом гонга судья подал сигнал к началу боя. И я сразу услышал
выстрел. Он был явно неприцельным -- между нами лежал еще весь полигон.
Значит, первый заряд он истратил впустую специально: я могу решить, что
второй боевой. Напрягает, сука. Ну, напрягай, напрягай.
У меня и мысли не возникло последовать его примеру. Во-первых, не верил
я, что в обойме есть боевой патрон. Смысл? Он меня хочет убить? На глазах у
полутора сотен зрителей? Теоретически это было вполне возможно. Ну, случайно
попался среди учебных боевой патрон. Мало ли, все бывает. Даже в школах
иногда вместо бутафорских оказываются боевые гранаты, о таком случае однажды
в газетах писали. Но на кой хрен ему меня убивать? А мне его -- тем более.
Значит, проверка по форме 20. На вшивость.
Ладно, поглядим, у кого как с этим делом. Я нырнул под танк,
проскользнул между бетонными блоками, сделал еще пару перебежек, заходя ему
в тыл. И тут же ощутил все преимущества от того, что не натянул "ночь".
Сверху на меня обрушился хор советчиков:
-- Справа он, справа! За бэтээром сидит! К тебе ползет! Сейчас побежит!
Стреляй, Серега, стреляй!
И так далее. За меня болели. Всегда болеют за того, кто не прячет лица.
Как в старинных рыцарских поединках: с открытым забралом. Эти бесплатные
советы мне, конечно, ничуть не помогали, но ему мешали -- и здорово. Я
подобрал какую-то палку, надел на нее "ночь" и лишь чуть-чуть, на
полсекунды, высунул из-за укрытия. Тут же грохнул выстрел -- в край "ночи"
плюхнуло красным. Публика зааплодировала. Я сменил позицию и выглянул. Вот
оно, егоровское плечо. Рука моя автоматически дернулась, но я для чего-то,
не отдавая себе отчета для чего, успел сдержать руку. Через минуту ситуация
повторилась. Он меня прокачивал -- это было совершенно ясно. А раз так, то и
моя тактика стала ясна. Во-первых, показать, не перебарщивая, что я давно
потерял форму. А во-вторых, прокачать его. Конечно, Ольга и особенно Настена
огорчатся моему проигрышу, но тут было, похоже, не до мелкого тщеславия.
Этим я и занялся. И уже минут через пять понял, что Сан Саныч
совершенно прав: никогда он не учился в нашем "краснознаменном..."
"ордена..." "имени...". И, пожалуй, ни в каком другом училище ВДВ. Где же
он, падла, учился?
Он еще раз подставился. Тут я понял, что обязан стрелять, иначе он
просечет, что я играю с ним в поддавки. Я сделал два выстрела подряд. Долго
кому-то придется отстирывать его камуфляжку.
Затем сам подставился. И немедленно получил в локоть. Классный был
выстрел, ничего не скажешь.
"Альфа"? Нет, пожалуй. И не "Зенит".
А если "Вымпел"? Ну надо же! Хорошая школа. Даже очень хорошая.
Публика прямо осатанела. Уже начали болеть за него.
Все же Артист не прав. Публика не дура. Публика сволочь. Потому что
всегда болеет за сильного. Пора было и мне что-нибудь показать. Сначала я
обозначился. Он клюнул. Я перекатился за танк. Он выстрелил. Мимо. Третий
заряд истратил. И все были с краской -- по звуку слышно.
Агрессивен. Это уже кое-что.
Под прикрытием орудийной башни я вполз на корму танка. Он тоже сменил
позицию. Ну, а что ты на это скажешь? Я прыгнул с передним сальто. Он не мог
не открыться. И открылся. И получил заряд краски как раз в свою "беретту".
Краска, конечно, не пуля, пистолет не вышибла, но руку сбила, его заряд ушел
в воздух. Второй раз выстрелить он не успел, я уже ящеркой скользил по
траншее.
Судья объявил:
-- Боец в "ночке" ранен в правую руку, имеет право стрелять только
левой.
Вот засранец. Да из чего же он может стрелять? Из пальца? Если бы это
была не краска, а 9-миллиметровая пуля, его "беретта" летела бы сейчас со
свистом хрен знает куда.
С трибун заорали:
-- Судью на мыло!
Понимающий кто-то нашелся.
Ладно, хватит экспериментов. Я начал работать по школе. Грамотно. Но не
более того. А он наоборот -- максимально активизировался.
Ничего не понимаю. Кто кому и что демонстрирует? Может быть, он кому-то
показывает, какой он крутой?
А ведь и в самом деле крутой. Ни единого шанса не упускал. Три заряда у
него осталось. А у меня пять. Не верил я, что среди них есть боевой патрон.
Не верил ни на грош. А все же давило. А вдруг? Поэтому я и стрелял не на
поражение. Хотя пару раз он серьезно приоткрылся. Без поддавков.
Боевой опыт у него, конечно, был. И немалый. Афган, возможно. Или
Чечня. Все эти надолбы и траншеи он задействовал так, будто знал их
наизусть. Этому ни в какой школе научить нельзя. Перекаты у него были просто
на загляденье. Рывки тоже ничего себе. Ну, и реакция, само собой. Только вот
вертикаль плохо использовал. А на полигоне было полно разных стеночек. Не
говоря уж про бронетехнику.
Интересная мысль, стоит проверить.
А ведь и в самом деле не умеет работать на вертикали.
Я тут я наконец понял, кто он.
Боевой пловец.
Точно.
"Пираньи" -- так они себя иногда называют.
Ух ты! Это серьезные ребята. Несерьезные там до подполковников не
доживают. Не Афган, значит. И не Чечня. Если бы он работал в Чечне, я бы его
знал. Какая бы степень секретности ни была, такого специалиста не скроешь.
Обязательно проявится. Пусть не сам, но дела подскажут. В Чечне я всех
серьезных ребят знал. И меня знали. И не только наши, к сожалению, но и
чеченцы.
Так-так. Боевой пловец, значит. Очень похоже. Йемен, Мозамбик, Ангола.
Или Балтика и скандинавские фиорды, где в 80-х вода кипела от таинственных
подлодок и прочих неопознанных плавающих объектов. Никакие не ВДВ, выходит.
ГРУ. Или СВР. Сюда-то какими течениями тебя занесло?
Ух, нахалюга! Хотел перехватить меня на противоходе. И чуть не
перехватил. Ну, очень хочется ему победить.
-- До конца раунда осталось пять минут! -- объявил судья.
Хватит, пожалуй. Не было у меня никакого желания растягивать это
удовольствие еще и на второй раунд. Хочет победить? Пусть побеждает. Только
это нужно сделать чисто. Я и сделал. Рванул через открытое место, оступился
и покатился по земле, дотягивая до стеночки. Дотянул. Но он успел высадить в
меня три оставшихся заряда. И все три раза попал. Публика замерла. Вся моя
камуфляжка была залита красной пентбольной краской. Краской все-таки.
Все-таки краской. Вот сука.
-- Бой окончен! -- объявил судья. -- Победа чистая! Выиграл
подполковник Егоров! Аплодисменты победителю!
Аплодисменты были обвальные. Но и свистели тоже. Кого-то я, видно,
разочаровал.
Я сел на землю и выпустил в ближний бетонный блок все оставшиеся
заряды. Краска, конечно.
Егоров протянул мне руку, помог подняться. Усмехнулся:
-- Я пошутил.
-- Хорошая шутка, -- оценил я и захромал вслед за ним к судейской
трибуне.
Пока награждали дипломом и чествовали победителя, Ольга с тревогой
ощупывала мою ступню.
-- Да ничего страшного, -- успокоил я ее. -- Просто легкое растяжение.
В душевой я внимательно разглядел своего счастливого соперника. Так и
есть. Тело белое, а лицо и шея с глубоким загаром. Не свежим, но въевшимся
намертво. Ни следа от плавок. Ну, понятно, не на пляжах же они валяются, а
работают в гидрокостюмах.
-- А ты, парень, ничего, -- одобрительно заметил он, когда мы одевались
в предбаннике. -- Этот выстрел с сальто был просто люкс. Ничего, ничего.
Честно сказать, я ожидал худшего.
-- Где уж нам тягаться с "пираньями"!
Он быстро взглянул на меня:
-- О чем это ты?
-- Да так, к слову пришлось, -- объяснил я, не вдаваясь в подробности.
-- Не люблю проигрывать. А вы любите?
Он похлопал меня по плечу:
-- Страви давление. Согласен, шутка была не из лучших. Но мне нужно
было посмотреть, как ты ведешь себя в нештатной ситуации.
Он так и сказал: "нужно было". Не "хотел", а именно "нужно".
-- Посмотрел? -- поинтересовался я.
-- Посмотрел.
Он протянул мне листок размером с визитную карточку. На нем был
телефонный номер.
-- Позвони мне по этому номеру. В любое удобное время. Есть разговор.
-- Так говори.
-- Не сейчас. Извини, дела. Я пожал плечами и сунул листок в карман.
Дела так дела. Интересные они у него, судя по всему. Хотелось бы еще знать,
какие именно.
И уже тогда у меня появилось странное ощущение, что я это узнаю.
Чуть раньше. Или чуть позже. На выходе нас перехватил запыхавшийся
вестовой:
-- Пастухова просит к себе генерал-лейтенант Нестеров! Он сейчас
проводит начальство и будет в своем кабинете.
-- Пока, рейнджер! -- кивнул мне подполковник Егоров и направился к
черным "Волгам", в которые уже грузились высокие московские гости.
* * *
Ольгу и Настену я оставил возле дощатого пятачка в гарнизонном
скверике, где наяривал специально приглашенный эстрадный оркестрик и народ
разминался кто как умел, а сам направился в кабинет начальника училища, не
забывая прихрамывать.
За время учебы в этом кабинете я был всего два раза, и каждый раз не по
самым приятным житейским поводам, поэтому и сейчас не ожидал ничего
хорошего. Хотя очевидных причин вроде бы не было. Но такое уж свойство у
памяти.
В кабинете сидели Нестеров и Митюков с видом людей, покончивших с
докучливым, но необходимым делом.
Митюков сразу начал возить меня мордой по столу:
-- Опозорил ты нас, Пастухов! В такой день! Не сумел защитить честь
училища! А мы так на тебя рассчитывали!
-- При чем здесь честь училища? -- удивился я. -- Егоров тоже наш
выпускник.
-- Ну, это конечно, конечно, -- поспешно согласился Митюков. -- Но и от
тебя мы ожидали большего. Трижды рейнджер! А так обосрался!
-- Слушая вас, я снова чувствую себя курсантом, -- сделал я ему
комплимент и обратился к Нестерову: -- Вы так же считаете?
-- С судьей не спорят, -- уклончиво отозвался он. -- Я бы засчитал тот
выстрел с лету.
-- А первый тур? -- не сдался Митюков. -- Скажешь, не просрал?
Милиционера подстрелить! А если бы это было в реальной обстановке?
Нужно было, конечно, смолчать. Но почему-то его слова меня зацепили. Я
вспомнил, сколько свиданий с Ольгой не состоялось из-за этого говнюка, и не
сдержался.
-- Прикажите принести сюда афишку с этим ментом, -- попросил я
Нестерова.
-- Зачем? -- удивился он.
-- Объясню.
-- Распорядитесь, -- кивнул генерал Митюкову.
Тот скорчил недовольную рожу, но послушно вышел.
-- Скажите, Пастухов, почему вы ушли из армии? -- спросил Нестеров. --
Вы подавали большие надежды.
Я пожал плечами:
-- Меня уволили.
-- Это я знаю. Но не знаю другого -- почему.
-- Вы могли бы навести справки.
-- Пытался. Никакой информации о вас нет. Только личное дело в архиве
Минобороны. Но в нем нет ничего о причинах вашего увольнения. Лишь приказ,
подписанный заместителем министра. Формулировка расплывчатая: "За
невыполнение боевого приказа". Что произошло?
-- Это не мой секрет.
-- Вы не хотели бы вернуться в армию?
-- Нет.
-- Уверены?
-- Более чем. Да никто меня и не возьмет. Сами сказали, что приказ
подписал замминистра.
-- Его уже нет. Как и самого министра. А с новым руководством этот
вопрос, думаю, можно будет решить.
-- Это вы так думаете? -- уточнил я. -- Или кто-то другой?
-- Я приветствовал бы такое решение, -- уклонился он от прямого ответа.
-- Я бы хотел, чтобы вы служили в нашем училище. Ваш боевой опыт будет очень