– А вы…
   – Да, я не договорила… Появилась Вероника
   – Конечно, по сообщению тех же моих драгоценных подруг, Вероника – чудесный образец великолепных художественных способностей Бога, когда он пребывает в добром расположении духа. Безупречная красавица. Глупо было надеяться, что Глеб до конца своих дней будет с тоской смотреть на мою фотографию.
   – Глеб Николаевич не предложил вам в таком случае развода?
   – Предложил. Но у него не хватало времени, чтобы уладить это дело.
   Андрей собрал остатки своего тела, размазанные по креслу и ковру, сконцентрировался и на глазах стал превращаться из малинового мусса в нормального Пряжникова. Слова женщины почему-то резко противоречили фактам, собранным Андреем за стенами богато отделанной квартиры.
   – Как я понял, вы сами Веронику не видели
   Это исключительно информация ваших несравненных подруг?
   – Да.
   – А они не сообщали вам, что девушка успешно подвизается в экспортном бизнесе?
   – Простите?
   – Иными словами, занимается проституцией
   – Виола недоверчиво и растерянно улыбнулась:
   – Нет, что вы, не может быть.
   – Ну, я в качестве осведомителя, поверьте, гораздо надежнее ваших подруг. Вероника Соболева работала в агентстве «Деловой вояж» – сексапильные девочки для услады богатых клиентов под видом секретарского сопровождения.
   – Не может быть! – покачала головой Виола. – Вы ошибаетесь! У Глеба был отменный вкус. Он ни за что не опустился бы до связи с женщиной легкого поведения.
   – Наилегчайшего!
   – Я вам не верю, – хладнокровно сказала Виола. – Прошу вас, не говорите гадостей о Глебе. Хотя бы в моем присутствии.
   Кажется, милая вдова пыталась сервировать спагетти на ушах доблестного сыщика. Очаровательный образ Виолы рассыпался на глазах, она стремительно переставала волновать сердце Пряжникова, но давала больше материала уму.
   – Отлично. А не могли бы вы рассказать мне об Алене Дмитриевой?
   – Кто она? – Виола недоуменно пожала плечами
   Андрей вздохнул: собеседница нанизывала одну ложь на другую, как бусы ожерелья. Андрей был точно уверен, что Виола прекрасно знает Алену Дмитриеву. Это сообщила ему сама Алена в своем дневнике прошедшей ночью.
   – Вы не знаете Алену? Она работает в «Гаранте».
   Виола задумалась.
   – Да, очевидно, я видела эту девушку, ведь я часто заходила к мужу на работу. Алена Дмитриева. Но я совсем не помню, как она выглядит… Нет, Андрей, я не могу вспомнить Алену, – сказала Виола после паузы. – Если бы вы показали мне ее фотографию…
   – Ну да ладно, – покладисто согласился Пряжников. – Какая, впрочем, разница? И позвольте, Виола, я задам вам последний, но очень бестактный вопрос. Как распорядился своим состоянием Глеб Николаевич? Осталось завещание? Конечно, это внутрисемейное дело, я понимаю… Простите, что я спрашиваю вас о завещании так скоро после похорон мужа.
   – Глеб оставил все мне. Почти все, – спокойно ответила Виола, и впервые в ее мягком, нежном голосе прозвучала твердая, металлическая нотка. – Я его законная жена. Небольшие суммы и дом в Саратове он оставил своим единственным родственникам – двоюродным бабушке и дедушке, им уже за девяносто. Яхту и коллекцию коньяка – собирал ее всю жизнь – Славе Куницыну. Вот и все…
   Первый мужчина, которого очаровала в своей жизни Виола, был акушер, принимавший роды у ее матери. Врач взял в ладони, обтянутые резиновыми перчатками, упругий и скользкий комочек и потерял сердце. Потом он еще несколько раз навещал Виолу в детском отделении, где она лежала в стеклянном корытце – туго завернутая в пеленку и косынку, строгая, спящая, удивительно красивая.
   Далее жертвы валились одна за другой, словно костяшки домино. Детский сад, школа и университет стали плацдармом военных действий между воздыхателями кроткой и молчаливой Виолы. Теперь она уже не была так исключительно красива, как в роддоме, но мальчики, юноши и мужчины продолжали сходить с ума. Образование и книги придали ее взгляду некую загадочность, мягкая улыбка в клочья рвала сердца поклонников, а несколько произнесенных тихим, чарующим голосом слов имели тротиловый эквивалент – тела пострадавших можно было убирать бульдозером.
   Подруги пытались подражать Виоле, копировали ее манеру говорить, взгляд и позы, но тщетно. Неуловимо обаятельная, женственная, похожая на маленький прозрачный ручей в густых зарослях хвойного леса, Виола каждый день собирала богатую жатву из свежеампутированных сердец, а подруги оставались ни с чем. В конце концов соперницы записали Виолу в необъяснимые природные феномены и покинули ареал ее обитания. С той поры очаровательная Виола напрочь лишилась женского общества. Этот факт не заставил ее страдать и мучиться бессонницей.
   Но остаться вне мужского общества для Виолы было равносильно смерти. Хрупкий (внешне) цветок имел разветвленную и прочную корневую систему, которая перерабатывала мужское поклонение и восторг в жизненные соки и строительный материал для Виолиного организма. В отличие от других женщин, менее избалованных, Виола ежедневно нуждалась в дозе трепетного мужского внимания, с детства привыкнув к нему.
   От детектива, чья стать, красота и звериная грация напомнили ей Кари, она ожидала большего. Разговор с Пряжниковым ее не удовлетворил. Во-первых, Андрей заставил Виолу соорудить вокруг себя Великую Китайскую стену из вранья, чтобы резвый молодой человек не смел топтать ее внутренний мир своими английскими кожаными ботинками. Во-вторых, сыщик мастерски избежал ее женских чар. Да, сначала (она ясно это видела и чувствовала) он трепыхался, как мелкая рыбешка в сети, бросая на визави огненные взгляды. Но затем, на каком-то этапе разговора, ударил хвостом и ловко вывернулся. Виола успела урвать долю восхищения, но это количество ее не насытило.
   Она взяла телефон и стала набирать номер Славы Куницына.
   – Да! – резко, хмуро отозвался Куницын на третьей попытке.
   – Это я, Славочка, – прошуршала Виола.
   Тон Вячеслава Матвеевича моментально изменился: теперь из телефонной трубки лились потоки нежности и любви:
   – Что-то случилось?
   – Ко мне приходили из уголовного розыска, – голосом капризного ребенка поведала Виола. Любовь Куницына относилась к вечным и незыблемым понятиям, а сейчас, когда Глеба не стало, Вячеслав Матвеевич отбросил былую сдержанность и не скрывал, что за десять лет Виолиного замужества его чувства не изменились.
   – И что? – заволновался Куницын.
   – Про Веронику спрашивал. Я сказала, что ни разу ее не видела.
   – Что еще?
   – Молодой человек осчастливил меня новостью, что Вероника – проститутка.
   Куницын безжизненно усмехнулся.
   – И про тебя, Славочка, тоже спрашивал
   – Да?
   – Сказала, что ты лучший и единственный друг Глеба.
   – Так оно и есть, – вяло и невесело отозвался Вячеслав Матвеевич.
   – Что мы будем делать, Славочка?
   – Пока ничего.
   – Ты упрекнешь меня в черствости, Слава, но я чувствую себя теперь такой свободной. Началась новая жизнь. Даже сыщик не смог испортить мне настроения. Все-таки твой драгоценный Батурский основательно потрепал мою нервную систему за прошедший год. Встретимся?
   – Хорошо.
   Оставив телефонную трубку, Виола задумалась. Наверняка они с Вячеславом теперь будут вместе. Он десять лет мечтал о ней, обуздывая свои эмоции из уважения к другу. Он десять лет опутывал свою страсть кожаными ремнями, не давая ей вырваться из-под контроля. И теперь она, Виола, наконец-то достанется ему – с опозданием на десятилетие.
   С Куницына мысли Виолы переметнулись на предмет еще более волнующий: деньги. Теперь она фантастически богата. Когда адвокат предъявил завещание, написанное более двух лет назад, – о, Глеб, какой же ты аккуратный, скрупулезный, педантичный, – Виола ощутила сладкую истому. Практически все состояние Глеба Батурского – целое, неразделенное: драгоценности, лимузины, счета в Америке и Европе, акции, недвижимость – все переходило в дрожащие от волнения руки Виолы. Какой умница муж, что всеми силами отбивался от бракоразводного процесса. Не хотел удовлетворить безразмерные денежные притязания жены. А теперь ей досталось все полностью.
   Виола бросила взгляд в зеркало и улыбнулась себе. «Я так богата! А что, если сделать пластическую операцию? Где-нибудь в Швейцарии. Так сказать, евроремонт мордашки. Здесь подрезать, здесь подтянуть, носик перепланировать? А, глупости! Я прекрасна, безо всяких ухищрений».
   Виола еще раз улыбнулась своему драгоценному отражению и снова потянулась к телефону. Короткий разговор с преданным Куницыным дал необходимую дозу наркотика Виолиному самолюбию: пусть слова были об ином, но его интонации говорили: да, ты прекрасна и любима, ты богиня. Самолюбие ликовало, но тело осталось неудовлетворенным.
   Ненасытная потребительница держала трубку у плеча и недовольно слушала длинные гудки. Наконец-то ей ответили.
   – Кари, я хочу тебя видеть, – повелительным тоном сказала Виола. – Приезжай. Я выйду. Машину оставь, как всегда, за углом. Поедем в наше убежище.

Глава 19

   Новый день нес новые радостные ощущения. Деньги ручьями лились сквозь пальцы Дирли-Ду, когда она покупала на них удовольствия и развлечения. Она их тратила бездумно и расточительно, выбирая самые дорогие рестораны и магазины, кидая купюры направо и налево, наслаждалась властью и беззаботностью, которые дарили ей деньги.
   Сейчас она в мечтательной задумчивости двигалась в сторону фешенебельного косметического салона, чтобы подточить свои перламутровые коготки. Дирли-Ду продолжала мечтать об Андрее Пряжникове. Красивый сыщик, внезапно вспыхнувший на орбите новой яркой звездой, никак не зависел от золотовалютного запаса Дирли-Ду. Здесь деньги были бессильны.
   «Мы столкнулись с удивительным, необычным, можно сказать, паранормальным явлением: юноша на меня не отреагировал! – рассуждала Дирли-Ду, пребывая в состоянии оптимистической меланхолии. – В отличие от своего друга-журналиста, Андрей Пряжников не оценил моих замечательных достоинств, которые прямо-таки бьют в глаза. Нетипичное поведение для мужчины. Могу ли я предположить, что он не свободен? Или свободен, но влюблен? Ах, глупое, глупое сердце. Я не больше часа просидела напротив него в ресторане и обменялась с ним едва ли десятком фраз – и вот результат! Все мысли заняты только им, только этим молчаливым, романтическим красавчиком. Его сдержанность и молчаливость, мужественный подбородок и орлиный взор лишили меня самообладания и чувства превосходства над мужчинами».
   В зеркальной витрине магазина Дирли-Ду увидела себя и остановилась, разглядывая свое отражение.
   «Чудесно, чудесно! – с восторгом думала Дирли-Ду. – И как он мог не обратить на меня пристального, тревожного внимания? Сказочная райская птичка, с пестрыми перьями и веселым голосом, опустилась на его плечо, чтобы через секунду взмыть вверх и исчезнуть в синем небе, но он остался равнодушен и ничего не заметил. А я? Я утратила беспечность».
   – Посетите наш супермаркет! – рявкнул в ухо Дирли-Ду парень лет семнадцати в свободном плаще, из-под которого выглядывали белая сорочка и безвкусный галстук в крапинку. Дирли-Ду вздрогнула и отпрянула. Неожиданный и громкий юноша протянул ей рекламную бумажку с планом. – Посетите недавно открывшийся супермаркет под названием «Панорама»! Широчайший выбор продуктов питания! Мясные изделия и дары моря! Изысканная палитра вин и крепких напитков! Экзотические фрукты и привычные овощи! На втором этаже магазина – сложная бытовая техника! Электроника! Игрушки! Диски! Элегантная одежда! Косметика и парфюмерия знаменитых фирм! Меха и ювелирные изделия! Цены доступные и недоступные! Гениальное обслуживание! Гибкая система скидок! Покупатель, который оставит у нас больше ста тысяч, получает подарок! Неужели вы к нам не придете?!
   – Приду! – крикнула в ответ Дирли-Ду. – Только сначала к врачу! Уши проверить! Кажется, я того! Немного оглохла!
   – Я буду очень рад видеть вас в нашем супермаркете, – тихо сказал юноша. – Я был бы очень рад видеть вас и за пределами супермаркета, но, боюсь, вы мне не по карману.
   – Тогда до свидания, – кивнула Дирли-Ду. Она нырнула в двери роскошного косметического салона, а горластый юноша накинулся на новую жертву.
   Сапфира сидела за рулем неподвижной «девятки», сочно чмокала пиццей и время от времени подбадривала унылую Ксению. Ксюша открыла переднюю дверь и ловила лицом теплый ветерок – она была заплакана, косметика стерлась, губы распухли.
   – Ешь пиццу, ешь, – оптимистично рекомендовала Сапфира, – поднимет настроение.
   – Отстань ты со своей пиццей! – простонала Ксения.
   – Тут и грибочки, и ветчина, и жареный лук, и помидоры, и… Ну, Ксюшечка! Я же не виновата, что именно вчера увидела эту куртку! Я не собиралась ее покупать, честно, но не смогла уйти из бутика! У меня уже есть зеленые глаза, оливковая кашемировая водолазка, длинная кожаная юбка. Эта куртка взывала: купи меня, купи! Она поглотила все мои ничтожные сбережения. В ней я надеюсь блеснуть на американском семинаре, ты готовишься, кстати? Но, моя милая, я ни секунды бы не колебалась, да, отдала бы тебе все деньги, если бы ты попросила у меня их позавчера. – А сегодня у меня ничего нет!
   – Если я за эти дни не найду четыреста долларов, меня отчислят! Что я скажу родителям?!
   Сапфира оставила пиццу и с грустью посмотрела на трагическую подругу.
   – Я бы выпросила у папы, но он в Америке. Уехал в составе какой-то депутатской группы. Пойдем прогуляемся, а то сидим в машине уже целый час.
   Морально надломленная Ксения выбралась из автомобильного салона. Сапфирины отговорки заставляли ее остро почувствовать свое одиночество – единственная приобретенная в Москве подруга, с которой они натужно карабкались к вершинам образованности, в критический момент отпустила веревку и спокойно наблюдала, как несчастная Ксения скатывается в пропасть.
   Для Сапфиры найти пресловутые четыреста долларов не составляло труда – она родилась в столице, и к девятнадцати годам, общительная, веселая, уже обросла выгодными знакомствами. Но Сапфира трезво оценивала финансовые возможности Ксении, знала о ее долгах квартирной хозяйке (двести долларов, присланные родителями строго для съема апартаментов, Ксения истратила на ресторанный ужин – однокурсники скидывались, не могла же она в очередной раз прикинуться потомственной язвенницей!) и не хотела выступать в роли кредитора.
   – А как Егор? – перевела Сапфира разговор на другую тему. Они стояли в тени гигантского дуба, который вздыбил асфальт и приподнял чугунную решетку своим необъятным, разросшимся стволом. – Как у вас с ним?
   – Никак, – коротко ответила Ксения.
   Стручков держался лояльно, искренне извинялся, что не смог покатать ее в воскресенье на своем «БМВ», занимал Ксению умопомрачительно интересными беседами о турбодизелях, но этим все и ограничивалось. Правда, после менгеровского дня рождения у Ксюши возникло энное количество поклонников, ослепленных ее королевским дебютом, но она с удовольствием обменяла бы пачку воздыхателей на скромную сумму денег.
   Некая дама, чересчур роскошно одетая для рабочего полдня, нырнула в тень дуба и деликатно атаковала девушек.
   – Я директор агентства "Де…
   – Гербалайф нас не интересует, – остановила ее Сапфира, – участие в лотерее «Кипр станет роднее» – тоже. Покупать самозатачивающиеся ножи, суперкалькуляторы и кастрюли «Цептер» мы не собираемся.
   Дама терпеливо дождалась конца выступления и кивнула в сторону кафе «Баскин Роббинс»:
   – Думаю, порция «отличного клубничного» сделает наш диалог более плодотворным.
   – Вы хотите нас угостить мороженым? – удивилась Сапфира.
   – Да. Идемте, девочки. Это вас ни к чему не обязывает. Если мое предложение вас не устроит – затраченное на разговор время будет вполне компенсировано вкусным десертом. Согласны?
   – Согласны, – решительно кивнула Сапфира и дернула за руку углубленную в себя Ксению, – идем, несчастная, хоть в чем-то нам сегодня повезло…
   Девочки синхронно вонзили розовые ложечки в разноцветное мороженое, а Сюзанна Эдмундовна певуче и неторопливо начала сказание о бесподобном агентстве «Деловой вояж», которое дает юным девам возможность основательно подзаработать и узнать, что бриллианты действительно «лучшие друзья девушки».
   – И что конкретно надо делать? Мы вообще-то студентки, времени мало, – сказала бойкая Сапфира.
   Ксения молча высасывала через трубочку содержимое исполинского бело-розового стаканчика.
   – Оказывать секретарские услуги бизнесменам. – Сопровождать их на различные приемы, конференции, парти. Хорошо выглядеть. Поддерживать светский разговор. Вам это, несомненно, по силам.
   – А-а-а, понятно, – разочарованно протянула Сапфира. На самом деле истинное положение вещей открылось разумной девушке уже на третьей минуте беседы, но она не хотела уходить из кафе не доев мороженого. – Нет, нам это не подходит. – Мы не путаны. Ваши бизнесмены после конференции ведь захотят чего-нибудь погорячее?
   – Ну что вы! – оскорбилась Сюзанна Эдмундовна. – Я не могла бы предложить таким очаровательным и серьезным барышням что-то неприличное. Клиенты моего агентства – уважаемые, респектабельные, обеспеченные люди. Длинноногая красавица рядом – для них как составная часть имиджа. И ни один мужчина не позволит себе вольности, если девушка своим поведением не будет его провоцировать. Все зависит от вас. Но подумайте, какой отличный шанс заработать! Не напрягаясь, используя свои природные данные…
   – Пойдем, Ксюша, – сказала Сапфира. – Вы нас извините, но нам это не подходит.
   Когда они вышли из кафе, Ксения вдруг остановилась в растерянности:
   – Я забыла сумочку!
   – Маша-растеряша! Беги, пока не свистнули! Ксения ворвалась обратно в кафе и кинулась к столику, где все еще с достоинством трудилась над кока-колой отвергнутая Сюзанна Эдмундовна. Содержательница агентства думала о том, что муж на сто процентов был прав в плане женской привлекательности этих студенток и абсолютно неверно оценил их нравственные качества.
   – Вы знаете, – горячо затараторила Ксения, – я хотела бы подработать. Если это не связано с сексом. С интимными услугами. Мне нужны деньги. Четыреста долларов. За какое время я смогла бы их…
   – Четыреста долларов? – усмехнулась Сюзанна Эдмундовна. – Я тебе дам их прямо сейчас. И буквально за пару дней ты их отработаешь. Вот, смотри.
   Оторопевшая Ксения уставилась на четыре сотенных банкнота, которые протягивала ей щедрая незнакомка.
   – Вы же меня совсем не знаете? И даете мне деньги?
   – Да. У тебя, милая, на лбу штампик: «порядочная и честная девочка Ксюша». Бери, бери. И приходи сегодня после занятий ко мне в агентство…
   Вслед за купюрами в неуверенные руки Ксении переместилась серебристая визитная карточка.
   Полумертвая от восторга и страха – восторга, что нашла деньги, и страха, что расплата будет ужасной, – девушка направилась к выходу.
   – Ты чего так долго? – недовольно поинтересовалась Сапфира. – Опоздаем, Бронеслав достанет с нравоучениями. Эта сутенерша все грызет апельсиновый шербет?
   – Охраняла мою сумку. Ты действительно считаешь, она использует девчонок как проституток? – замирая, спросила Ксения.
   – Ну конечно! Ты такая наивная! Поехали!
   ***
   Дешевый косметический салон (или парикмахерская) отличается от дорогого прежде всего тем, что в первом разговаривают косметологи (парикмахеры), оставляя клиенткам роль безгласного подопытного материала, а во втором разговаривают клиентки – персонал сдержанно молчит.
   Зося Менгер и ее подруга Настя безостановочно тарахтели уже полчаса, пока маникюрши делали им ванночки и компрессы для рук и шлифовали картонными пилками ногти. Девушек не волновали сторонние слушатели, они громко обсуждали свои проблемы.
   – Стручок вьется вокруг Губкиной, – убито констатировала Зося.
   – М-да, – невесело отозвалась Настя. – И это видно невооруженным глазом.
   – Я слышала, как они сегодня разговаривали. – Щебетали, голубки, битых десять минут.
   – Интересно, о чем?
   – О каких-то дизелях и турбинах! Что за ерунда?
   – Ах, Зося, ты не понимаешь. Эта Губкина тонкая штучка. Она знает, чем привлечь Егора. Он любит автомобили. Вот она и лезет из кожи вон, изображает из себя страстную автолюбительницу.
   – У нее и машины-то нет, – пренебрежительно искривила губы Зося. – Приезжает на автобусе.
   – Вот Стручок-то и исправит эту несправедливость. Будет подвозить Ксению на своей «бээмвэшке».
   – Проклятье! Мой день рождения, когда я должна была совершить прорыв в борьбе за Егора, пропал даром. И даже наоборот – прибавил шансов гадкой Ксении.
   – Ну она ведь так всех удивила. Надо признать, она великолепно выглядела в своем красном платье.
   – Отнюдь, – повела бровью Зося, – тебе изменяет вкус, Настена, платье было откровенно вульгарно. А Губкина в нем просто безобразна!
   Настя с понимающей улыбкой взглянула на подругу и не стала возражать.
   – Лучше вот этот лак, – обратилась она к маникюрше. – Как раз к моему костюму.
   – Безобразна! Что Егор в ней нашел? Пигалица!
   – Пигалица. Однако, я думаю, отсутствие автомобиля в личном пользовании – ее единственный недостаток. А в тестировании на уровень профессиональной подготовки она набрала больше всех баллов, – подкинула дровишек в огонь Анастасия.
   – Компьютер мог ошибиться!
   – Ее курсовую работу «Внеличностные факторы менеджмента» представляли на международном конкурсе в Португалии.
   – Вот пусть и проваливает в свою Португалию. – А мне оставит Стручкова.
   – Осеев с Людкой собирались ехать на каникулах в Европу – прикупить Людке барахлишка к зиме, а теперь поездка расстроилась. Марат на Людку и смотреть не хочет, все помыслы о ней, о Губкиной. – Безжалостная Настя наносила удар за ударом.
   – Каракатица!
   – А Вася Чукин вообще сбрендил. Узнал, где она живет, и утром перед лекциями ждал у подъезда с корзиной роз.
   – Правда? Какое-то всеобщее помешательство. – Но я так просто не сдамся. Впереди семинар с американцами в Подмосковье. Я возьму реванш.
   – Надеюсь, тебе повезет.
   – Несомненно. Я уже обдумала все детали. Четыре дня – двенадцать нарядов.
   – Не чересчур? – удивилась Настя.
   – В самый раз.
   – Ты надорвешься с чемоданом.
   – А Губкина будет все четыре дня шнырять в джинсах и свитере!
   – В джинсах у нее совершенно очаровательная попка, а тот ее голубой свитерок так чудесно подходит к глазам.
   – Слушай, Настя, я что-то не пойму – ты чья подруга? Моя или ее?
   – Конечно твоя. Но я пытаюсь быть объективной. Тебе знакомы слова Леонардо да Винчи: противник, ищущий ваши ошибки, полезнее, чем друг, желающий их скрыть. Вместо того чтобы бегать по магазинам и выискивать тряпки, которые якобы должны привлечь к тебе внимание Стручкова, лучше бы ты поинтересовалась, как устроен двигатель внутреннего сгорания. Умненькая Губкина давно поняла, где у Егора находится кнопка «оn-off». Слушай, если мы не хотим опоздать на лекцию Броника, нам надо мчаться, мчаться, мчаться.
   Девочки потянулись за-сумками, чтобы рассчитаться.
   В салоне появилась новая клиентка. Высокая, рыжеволосая, ослепительная, она показала маникюрше свои руки и пошевелила пальцами. «Маникюрчик!» – улыбнулась она.
   Зося и Настя переглянулись.
   – М-да… – протянула Зося уже на улице. Девушки торопливо направлялись к Настиному авто. – Ноги, правда?
   – Да и все остальное, согласись, – вздохнула Анастасия. – Бывают же красавицы.
   – Ну уж и не красавица. Но вся такая заметная. – Яркая.
   – Короче, сплошное расстройство
   – Да.
   – Заметила, какой на ней костюмчик?
   – Йес.
   – Хотя я не люблю такие разрезы – до бедра. Чересчур откровенно.
   – А я люблю. И мужики бесятся.
   Анастасия включила зажигание и осторожно сдвинула машину с места.
   – Сколько у нас осталось минут до начала?
   – Пятнадцать.
   – Если не будет пробки – успеем.
   – Надо успеть, чтобы не выслушивать занудства Бронислава.
   Оставшуюся дорогу девочки молчали. Настя напряженно вела автомобиль, а Зося думала о недосягаемом Стручкове и подлой Ксении.

Глава 20

   Константин Смирнов драпанул из больницы. Не то что его приковали наручниками к батарее центрального отопления и молили остаться, но и одежду без согласия врача не отдали. В результате капитан Смирнов, смертельно сексуальный в своей полосатофиолетовой пижаме и с пакетом в руке, ловил такси и привлекал внимательные взгляды горожан.
   – Костюмчик от Версаче? – осведомилась девочка на роликовых коньках, подкатывая вплотную. – Тебе адски идет, ну просто чума!
   Таксисты упорно игнорировали живописного Константина, очевидно принимая его за душевнобольного. Он, кстати, вполне подтверждал этот визуальный диагноз, потому что при появлении свободного автомобиля начинал отчаянно размахивать руками – и впрямь как ненормальный. Капитан стеснялся своего вида (и абсолютно зря, так как и его торс, и стройные ноги выглядели бы прекрасно не только в больничной пижаме, но и в рубище), очень боялся встретить знакомых, и ему не терпелось скорее спрятаться от любопытных взглядов в чреве такси.