На туалетном столике задребезжали склянки - видимо, Извольский с досады стукнул по нему кулаком.
- А намного ли вторая машина лучше первой?
- В том-то и штука, что намного! По скорости бурлацкой тяге уже не уступит и парусом не помешает бежать. Мелким судовщикам только того и надобно! Перекинуться на его сторону могут оченно даже просто! Конец тогда доходам нашим общим от оброчных бурлаков!
- Соображаешь, Захар Родионыч! - усмехнулся Извольский. - А не кажется ли тебе, что сию путину следует в корне пресечь?
- За тем и спешил к вашей светлости!
Час от часу не легче! Мало того, что эти злые люди разлучили меня с матушкой, теперь они составляют заговор против того, о котором она отзывалась с такой любовью! Могу ли я оставаться дальше сторонним наблюдателем? Извольский и Осетров мне заклятые враги, это ясно как день. И неважно, что их паучьи сети предназначены другим, я должен помочь разорвать их! Стараясь не пропустить ни единого слова, я затаил дыхание и весь превратился в слух.
- Выкладывай все по порядку! - потребовал князь.
- Помогать механику в путине взялся судовщик Желудков...
- Кто таков?
- Мальчишка! Данилке моему ровесник. Отца его приказчиком у себя на расшиве держал, пригрел змею на груди! С Кулибиным тот по соседству снюхался, задумал к нему переметнуться. Да вот беда, в бурю, сердешный, в воду упал да потонул!
- Помог кто-нибудь?
- Вестимо. Кормщик с водоливами постарались!
"Это тоже надо запомнить!" - подумал я.
- Щенка его, - продолжал купец, - недавно тоже чуть было не прищучил, да выскользнул у меня из рук в последний миг! В ледоход...
- После доскажешь! - прервал князь. - Куда они плыть задумали?
- До Камских соляных магазейнов* и обратно в Нижний.
_______________
* М а г а з е й н ы, или м а г а з и н ы, - в данном случае: склады.
- Точно знаешь?
- Как бог свят! В казенной соляной конторе подряда добились, а у меня там свой человек. Да и письмо подтверждает.
- Какое еще письмо?
- От Кулибина к зятю Попову.
- А к тебе оно как попало?
- Помилуйте, ваша светлость, мы ведь купцы первостатейные, не дураки, за Кулибиным давно следим, а особливо с той поры, как напужал он нас!
- Чем же это?
- Так я уже докладывал вашей светлости!
- Повтори, язык небось не отвалится!
- Пятнадцать лет назад механик еще в полной своей силе приезжал к нам из Петербурга. Медаль от царицы на шею повесил, стращал тем, что по сенатскому указу свою водоходную машину соорудил, уговаривал нас ею воспользоваться. Ну а мы еще тогда смекнули, что к чему, и отказались. Он и посулил перед отъездом, что понудит всех помогать ему по государеву указу! В один день те слова всему Нижнему стали известны.
- С того дня и следите за его перепиской?
- Следим, батюшка князь! Почтмейстеру большие деньги за то платим, чтобы копии снимал...
- Ну-ка, зачти письмо!
Купец долго шуршал бумагами, отыскивая нужное место.
- Ага, вот. "Беспокоюсь только, - стал читать по слогам, - не сохранилось ли у торгующих в лавках..."
- Дай сюда, - прервал Извольский. - Тебе только по покойнику псалтырь читать! - И продолжил сам: - "...таких же страшных мыслей, как раньше, а именно: когда произведутся машинные суда, тогда, в рассуждении толь большой в Нижнем пристани, по уменьшении половины работного люда, из лавок товаров их некому будет покупать, и торги их остановятся. Впрочем, чтобы производить мне большую на судах моих соляную поставку, то мнение я оставил, а разве что только на одном судне и в одно только лето, от Камских соляных магазейнов до Нижнего, и то единственно для доказательства казенной и общественной пользы, но и к сему, ежели только выйдет удобный случай".
Закончив чтение, князь помолчал, побарабанил пальцами по столу.
- Выходит, такой случай ему ныне предоставляется?
- Так, батюшка князь. С первой машиной механик в долги большие влез, а для второй пробы, как я вам уже сказывал, судовщик Желудков ему судно предоставляет.
- А куда же вы, купцы первостатейные, смотрите? Али не в силах помешать им?
- Хотим попробовать, батюшка князь, да сомневаемся, получится ли! С тобой вот посовещаться хочу.
- Говори, что задумали.
- Нечистую силу к нему в дом поселить!
- Как это? - опешил князь. - Откуда возьмете?
- Плотники и печники помогут, ваша светлость! Они на такие проделки мастаки, комар носу не подточит!
- Что же они такого умеют?
- Секреты свои они не выдают. Но тому, кто им не угодит, такое сотворят, что волосы дыбом встанут! Ведьмин шабаш, да и только! Хоть святых выноси!
- Кулибин их штучки живо раскусит. Он же механик, не забывай!
- Не успеет! Городской-то дом его пустует ныне. В Подновье он вместе с Желудковым. Там к путине готовятся. А жена с малыми детьми в Карповке у родных. Пока дойдет до него, отец Иннокентий крестный ход поведет и на глазах у всех выкурит нечисть!
- Хитро придумано! - похвалил князь. - А только не откроется как-то еще обман до времени? Ведь у Кулибина, поди, друзей в городе немало!
- А до них в самую последнюю минуту дойдет, помешать не успеют! Вначале мы только своих людей оповестим. А как убедятся они в том, что в доме "нечисто", тут же все и уберем! За две ночи управимся, а к крестному ходу ничего уже в доме не останется! Прихожане сами же и потребуют механика от церкви отлучить! Особливо купцы богатые и лабазники!
- Про обывателей тоже не забудьте!
- Вестимо! Есть у нас уже такие на примете, что колдуном механика считают да чернокнижником. Верят, что нечистую силу он в свои колеса запряг. А по ночам со светом сидит, потому как золото из камней добывает!
Извольский поднялся с кресла, прошелся по кабинету.
- Надеетесь, - спросил наконец, - коли анафему ему в церкви объявят, откажется механик от путины?
- А как же иначе, батюшка князь?
- Во-первых, - помедлил с ответом князь, - еще неизвестно, получится ли у вас, как задумали. Из-за пустяка сорваться может. Во-вторых, вдруг они раньше отплывут? И, наконец, разрешения на анафему не так-то легко будет добиться у епископа. Даже ежели я его о том попрошу.
- По-твоему, батюшка князь, не стоит и затевать с нечистой силой?
- Почему же, непременно попробуйте! Хуже от того не будет, по крайности, душевного равновесия Кулибина лишите, а сие тоже немаловажно! И вот еще что. Масонские знаки и книги в дом подбросьте! Череп должны в окно увидеть, понимаешь меня?
- Как не понять! Чтоб заявили, стало быть, приставу, а тот обнаружил.
- Тогда и к суду его привлечь могут! Поддержки-то прежней у него в столице нет?
- Какое там! Водоходную машину там недавно отвергли!
- То нам на руку! После того и губернские власти защищать его вряд ли станут!
- Попробовать, конечно, можно, - раздумывал вслух Осетров. - Однако сомнения и у нас возникли, вдруг не получится по-нашему? Можем ли мы, в таком разе, рассчитывать на помощь вашей светлости?
Князь долго не отвечал, снова прошелся по кабинету.
- Так и быть, - решил наконец. - Передай своим, ежели все-таки кулибинская машина в путину отправится, я свои, крайние меры приму!
- Какие же?
- Экий ты, брат, приставучий, - засмеялся князь. - Все-то тебе разжуй и в рот положи!
- От меня ведь тоже поручительство потребуют купцы!
- Ишь ты, поручительство! Ну хорошо, намекну. Лихие люди могут на них невдалеке от Макарьева напасть! Горящими веничками, как полагается, пощекочут, судно в негодность приведут. Довольно с тебя?
- Да неужто ж нет, ваша светлость, - обрадовался Осетров, - золотой ты наш человек! Только вдруг на расшиве сопротивление окажут?
- Э нет, брат, дудки! - притопнул ногой Извольский. - Бурлаки хозяина защищать не станут! Им своя жизнь дороже! "Сарынь на кичку!" заговоренные для них слова! Как услышит их артель, тут же ниц повалится! Что же до лихих людей, то наградить их за труды праведные вам придется, купцам первостатейным. Я ныне не при деньгах. Много ли толстосумов с тобой заодно?
- Бугров, Пухов, Рогожин, - стал называть Осетров, - да, почитай, десятка с два наберется!
- Прекрасно! Вот и собери с них по сотенке. А уж мои молодцы не подведут! Сделают все в наилучшем виде! В другой раз неповадно будет механику именитых купцов да помещиков пугать! Ну что, по рукам?
- По рукам, ваша светлость! Премного вами довольны, будем в надеже на вас, как на каменную гору...
11
Радостный Осетров продолжал нахваливать князя, но я уже не слушал его, а пробирался сквозь густые заросли шиповника к крыльцу. Там уже стояли караульные и, бурно жестикулируя, оживленно толковали о чем-то. Один из них со смехом указал на меня другому:
- Глянь, Маркел, как живописца вырядили! Не к лицу ему вовсе такая одежа! Нет, брат, гайдуком надо родиться! Подь-ка, парень, сюда, потолковать надобно!
- И чего привязался, Влас! - осадил его напарник. - Нам хорошо, и ему хорошо, пущай себе следует своим путем.
- А я ведь знаю, где он был! - погрозил мне пальцем Влас, и я испугался, что он мог и в самом деле выследить меня. - Небось на полянку за дом бегал.
Я вздохнул с облегчением и подтвердил: был на полянке, только не тайком, а с разрешения князя. После того, что я только что услышал под окном, я просто не мог тратить время на праздные разговоры. Я прошел в свою каморку, сел там на лавку и стал размышлять о том, как найти способ скорее предупредить Кулибина с его компаньоном о грозящей им опасности. Однако, сколько я ни ломал голову, ничего путного придумать не мог.
В таком состоянии и застал меня Фалалей. Он влетел в людскую бледный, с трясущимися руками. По одному его виду я уже понял, что случилось что-то из ряда вон выходящее.
- Как же ты, Лександра, - начал прерывающимся голосом, - листы свои на столе оставил? Князь, как их увидел, рассвирепел ужасно, велел немедля доставить тебя на расправу. На каторгу в Сибирь может сослать за такое баловство али сдать в рекруты! Идем, горемыка, ты уж не возражай ничего, авось жив останешься!
Я брел за Фалалеем, пытаясь взять себя в руки. Нет, не суровое наказание более всего страшило меня, а то, что из-за нелепой промашки я не смогу теперь раскрыть заговор, невольным свидетелем которого я оказался. И свидание с матушкой, верно, откладывается надолго, ежели не навсегда...
Вопреки ожиданиям, князь не набросился на меня с кулаками, не стал даже кричать и топать ногами. Он лишь смял мои листы в комок и швырнул их мне в лицо. И тут же повернулся к Фалалею:
- Где ты его нашел?
- В людской.
- Что он делал?
- Спал.
- Его счастье! Отведешь на конюшню, пусть там приготовятся отодрать его нещадно в моем присутствии, и - в бурлаки! Отцу своему, видишь ли, подражать вздумал! Что ж, пусть вслед за ним прогуляется в лямке до Рыбни!* Ежели выдержит путину, охота шутить со мной у него навсегда пропадет!
_______________
* Р ы б н я - Рыбинск; ныне город Андропов.
О таком наказании я мог только мечтать! Как бы там ни было, но в бурлаках я скорее дам знать о заговоре, чем во дворце у князя! Тем более дорога в Рыбинск лежит через Подновье и Нижний Новгород...
ЧАСТЬ II
1
Сразу же после объяснения с князем на конюшне мне всыпали тридцать горячих. Кнутобои в присутствии князя старались вовсю! К концу экзекуции я потерял сознание и очнулся уже в "съезжей" - холодной избе с крошечным окошком, где выдерживали на хлебе и воде провинившуюся дворню.
Спину по-прежнему жгло, но уже не так сильно, как раньше. Надо мной стоял Степан-шорник и широченными ладонями втирал какое-то снадобье, утоляющее боль. Когда я пришел в себя, его добродушное скуластое лицо осветила детская улыбка.
- Полегчало?
- Вроде да.
- Не может не полегчать! Моя Глаша все травы знает. У бабки-знахарки врачевать выучилась.
- А как же ей удалось передать сюда мазь?
- Дак я заранее взял. Мы так и думали, что князь беспременно выпорет меня, как о женитьбе попрошу.
- И все-таки подставил спину?
- А куда денешься? Жить друг без друга не сможем! Надежду мы имели, что попервоначалу выпорет, а затем разрешит свадьбу сыграть. Однако волчья сыть, травяной мешок! - не по-нашему вышло! Князь уж являлся сюда, пока ты в беспамятстве был. Цирюльника Ваньку Каина помиловал. Мне же и вовсе запретил о Глаше думать. Велел, чтоб за путину выкинул я ее из головы. А главное, Яшке-псарю он ее уже посулил. Какую-то важную услугу тот должен вскорости оказать князю...
"Уж не участвовать ли в налете на водоходное судно?" - мелькнула догадка.
- Неужто подчинитесь? - спросил я вслух.
- Никогда! - задохнулся Степан. - И Глаша сказывала, что лучше руки на себя наложит, чем за другого пойдет.
- Тогда не медли, Степан, и на милость князя не рассчитывай. Не отменит он своего решения. Из путины тебе бежать надобно и Глашу выручать, иначе поздно будет! Я еще раньше случайно услышал, что князь судьбой вашей распорядился: и твоей, и Глашиной...
Я вкратце пересказал утренний разговор князя с цирюльником Ионой. Степан опустился на лавку, понурил голову, бессильно уронил тяжелые рабочие руки.
- Спасибо, друг, - сказал наконец, - что просветил меня. Без тебя и впрямь могла бы беда случиться! А коли князь всерьез так распорядился, придется побег ускорить!
- Меня возьмешь за компанию?
- Что, невмоготу у князя оставаться?
- И это тоже. Однако и другая причина имеется.
- По матушке стосковался?
- А ты откуда знаешь?
- Земля слухами полнится. Ну что ж, давай вместях держаться, коли судьба у нас одна. Тебя-то за что - в бурлаки?
- Изобразил князя змеем огнедышащим с тремя головами, а лист тот на видном месте забыл.
- Тогда повезло тебе еще, что бурлацкой лямкой отделался, а не каторжным клеймом! Только мой тебе совет: вдругорядь не рискуй головой! Я понимаю, что тебе с матушкой свидеться не терпится. Однако потерпи лучше еще пару месяцев, коли уж шесть лет ждал. За побег из путины князь не помилует.
- Но ты же решился на это!
- У меня, брат, иного выхода нет! Или пан, или пропал!
После недолгих колебаний я решил до конца довериться Степану.
- Понимаешь, - начал я, - у меня еще одно дело спешное. Хороших людей надо предупредить об опасности.
- Князь что-то дурное замыслил?
- Он. Вместе с купцами богатыми.
Я поведал Степану о заговоре против Кулибина и Желудкова и о своей догадке, какого рода услуга может потребоваться от Яшки-псаря.
Он слушал внимательно, сжимал кулаки от негодования, а в конце и вовсе не выдержал:
- Ах ты волчья сыть, травяной мешок! И как только земли таких злодеев носит! - Помолчал немного, вздохнул и добавил: - Утечь из путины почти невозможно, особенно вдвоем. Там за нами дозор круглосуточный установят. Чуть что, караульный всех подымет по тревоге! Однако мы с Глашей, кажись, один хитрый способ придумали...
- Вы что же, - удивился я, - предвидели и то, что тебя князь в путину упечет?
- В крепостной неволе всего ожидать можно. А о путине мы еще раньше прикидывали. Так вот, наш секретный способ я, пожалуй, уступлю тебе. Твое дело еще более спешное.
- А ты?
- А я и так сбегу, следом за тобой. Незримой ниточкой мы теперь с тобой связаны. Яшку-псаря князь и взаправду может в налетчики определить! Так что друг другу мы и поможем!
- Нет, Степан, такой жертвы я принять от тебя не могу. Воспользуйся сам своим способом, только предупреди механика с судовщиком о заговоре. Много времени это у тебя не займет.
- А никакой жертвы нет, - возразил Степан. - Я ведь все равно так или иначе сбегу! А память у меня вовсе не такая крепкая. С лошадьми ведь о многом не поговоришь! Запутаюсь еще, упущу что-то важное. Да и с матушкой ты когда-то еще свидишься! Так что беги первым, не сомневайся!
- Не знаю, как и благодарить тебя!
- Полно тебе жалостливые слова говорить. Слушай лучше меня со вниманием. Холерным больным прикинешься, сами же по дороге тебя и оставят. Сможешь?
- А как?
Степан достал из-за пазухи кисет, расшитый серебряными нитями, высыпал его содержимое на ладонь.
- Здесь мухомор сушеный и ягода черника. Гриб надо накануне, часа за два съесть, от него жар поднимется и вывернет всего наизнанку. А ягодой заранее пятна обозначить на руках и ногах.
- А вдруг догадаются?
- Могут, конечно, - развел руками Степан. - Только вряд ли кому такое на ум придет! Возьми и спрячь подальше!
- Ты для меня как брат теперь, Степан!
- Ну, так давай тогда взаправду назваными братьями станем.
Степан достал откуда-то из-за пазухи булавку, слегка поцарапал себе ладонь, передал мне. Я сделал то же самое, и мы смешали кровь в крепком рукопожатии...
2
- Вот за этим, - Извольский указал на меня старосте нашей артели, следи особо. Живописцев у меня немного, за их обучение большие деньги плачены. Да и за иных шкурой ответишь!
- Небось у меня не сбегут! - осклабился тот и погрозил всем пудовым кулаком. - Чуть что - сразу в зубы!
Никто из тридцати человек, одетых в одинаковые серые холстинные порты и рубахи, обутых в лапти и онучи*, с тощими котомками за спиной, возражать не стал. Только Степан незаметно толкнул меня в бок и шепнул на ухо: "Слепой сказал, посмотрим..."
_______________
* О н у ч и - обмотки.
- Ну, ребятушки, с богом! - напутствовал нас Извольский. Потрудитесь хорошенько, и я вас не забуду!
- Как же! - тихонько откликнулся сосед слева. - Не забыл волк овечку!.. В прошлый раз с путины аккурат на барщину угодили!
- Федька! - стараясь отличиться перед князем, взревел староста. Запевай начальную! А вы, бурлачки, подхватите! Пока до пристани дойдем, чтоб выучили!
Бывалый сосед вышел вперед и затянул молодым сильным голосом:
- Пойдет! Нейдет!
Ау! Да - ух!
Пошли да повели!
Правой-левой заступи!
И, ускоряя шаг, зачастил веселее:
- Вот пошел-таки, пошел,
Ох, пошел да и пошел!
Он и ходом, ходом, ходом,
Ходом на ходу пошел!
Припев подхватили с азартом и зашагали веселее.
- Радуйтесь пока, ребята, - крикнул запевала, - в путине некогда будет!
- Федька! - пригрозил староста. - Смотри у меня! Не смущай новиков, а то сам заплачешь до времени!
Дошагали до пристани быстро, меньше чем за час. За полверсты от нее, вверх по течению, стояла на якоре наша расшива. К вбитому на берегу колышку был примотан конец бурлацкой бичевы*, а другой высоко над водой поднимался к вершине мачты.
_______________
* Б и ч е в а - принятое у бурлаков название толстого каната.
- Вона она, родимая! - пошутил Федор. - Кормилица и поилица наша! Потягаем ее за путину всласть, к концу - еле на ногах держаться будем!
Староста подлетел к балагуру и отвесил ему полновесную затрещину:
- Сказано было, не нуди!
Федор сплюнул под ноги:
- Ишь, зверь лютый, цепной пес! Посмотрим еще, кто кого!
У прикола, покуривая короткие глиняные трубочки и дожидаясь нас, стояли вольнонаемные бурлаки - другая половина общей артели. Увидев нас еще издали, они засвистели, заулюлюкали:
- Смотри, ребята, овечки к нам пожаловали! Маля, маля, маля! А тощи до чего, как бы их самих вместе с расшивой тащить не пришлось!
- Это они про нас? - спросил я у Федора.
- А то про кого же? - криво усмехнулся он. - Видел, как овцы от всего шарахаются? Вот и мы так же! Старосте и то сдачи не можем дать!
И, видимо вспомнив недавнюю затрещину, в сердцах махнул рукой.
А кудрявый парень из вольных продолжал потешать товарищей:
- Шерстью обросли овечки, стричь их давно пора! Али оставим им бороды - дорогу подметать?
Оброчные отворачивались, прятали глаза, смущенно покашливали. Даже староста, чья дремучая смоляная борода вызывала больше всего насмешек, не решился оборвать весельчака из другого лагеря. А там так и покатывались со смеху:
- Ай да Кудряш! Завернет так завернет! Недаром медведя водил по ярмаркам! Овечкам и крыть нечем!
Первым не выдержал Степан. Он шагнул вперед и закричал в ответ:
- Что ж вы, голь перекатная, ржете, как жеребцы? Сами ведь - волчья сыть, травяные мешки!
В стане вольных не сразу пришли в себя от удивления.
- Повтори, что сказал! - потребовал Кудряш.
- Что слышал!
- Возьми слова обратно, не то худо будет!
- Насчет тебя - могу. Не волчья ты сыть, а медвежья!
Теперь уже смеялись мы. Но недолго. Кудряш, а за ним еще двое вольных, засучивая на бегу рукава, спешили к нам. Не сговариваясь, мы с Федором встали рядом со Степаном.
Вольные остановились в двух шагах от нас. По правую руку от Кудряша стоял могучий детина с перебитым носом, на полголовы выше всех, и, усмехаясь, гнул в руках железную подкову, как бы предупреждая нас, что он один может разметать всех троих. Слева держался бурлак с обваренными когда-то давно кистями рук.
- Последний раз, - пригрозил Кудряш Степану, - прошу, возьми обидные слова назад!
Я обернулся к нашим, взывая о помощи. Оброчные смущенно отводили глаза в сторону.
- Возьми и ты, - не отступал Степан, - тогда и за мной не станет.
- Так и быть, - засмеялся Кудряш. - Они, - кивнул в сторону крепостной артели, - овцы безрогие, а вы, трое, с рогами. Но мы их живо обломаем!
- Князь Извольский, - заметил Степан, - нас ломал, да не сломал! Попробуйте, авось у вас лучше получится!
Сжав кулаки, Кудряш шагнул было вперед, однако негромкий голос из лагеря вольных остановил его:
- Погоди, Борис, не петушись! Пущай ребята доскажут, как их князь ломал!
Не сговариваясь, мы со Степаном завернули рубахи и повернулись к нападавшим истерзанными спинами.
- Ого! - с уважением отозвался тот же голос - Крепко же вам досталось! Почти так же, как мне когда-то от моего барина!
Говоривший, крепкий старик, весь будто высеченный из скалы, успел подойти к нам и тоже обнажил широченную спину, исполосованную застарелыми багрово-синими рубцами.
- Пятьдесят горячих, - пояснил с горькой усмешкой, - назначил мне помещик за то, что жалобу от всего мира* на старосту-притеснителя составил и в город ему послал. К тому же и в рекруты вне очереди попал, за то, что шибко грамотный. Пятнадцатью годами солдатской службы, кроме розог, расплачивался за то письмо. Почитай, столько же в бурлацкой лямке хожу, а до сих пор справедливость превыше всего почитаю и строптивых, тех, кто за нее горой стоит, люблю!
_______________
* М и р - в данном случае: деревенская община.
- Никанор Ерофеич - "дядька" у нас, - пояснил Кудряш. - Старшой, значит. Как нас рассудит, так и будет.
- Для своих - просто Ерофеич, - дополнил старшой. - А вас троих я сразу своими признаю.
Он легонько подтолкнул к нам Кудряша.
- Возьми первый назад обидные слова!
- Извиняйте, ребята, на худом слове, - поклонился в нашу сторону Кудряш, - ошибка получилась, не знал, что вас в наказание послали в бурлаки!
- Тогда, - отозвался Степан, - и мы прощения просим.
Ерофеич одобрительно улыбнулся, похлопал каждого из нас по плечу.
- Молодцы, что постоять за себя не побоялись! Однако отчаянные вы! Положим, с Кудряшом и Соленым могли бы еще потягаться. А с Подковой что бы делать стали? Он ведь в кузне, как говорится, руки себе отковал железные!
Бывший кузнец достал из кармана пятак, согнул его пополам и протянул Степану:
- Возьми-ка на память!
- Ну и силища! - восхитился Федор.
- А ты думал! - заметил Кудряш. - Подкову на Волге, почитай, вся вольница знает!
Прежде чем сунуть монетку в карман, Степан подбросил ее в воздух, восхищенно поцокал языком. Затем взялся большими пальцами за края и разогнул ее.
- Мы ведь тоже, - подмигнул Кудряшу, - не лыком шиты! И, ежели понадобится, постоять за себя сумеем!
3
Выясняя отношения, мы и не заметили, как среди бурлаков появились хозяин расшивы, кормщик и два водолива. С расшивы они привезли мешок муки и пустой бочонок. Бурлаки сразу же сгрудились вокруг них.
- Тише, ребята, - покрывая общий шум, пробасил кормщик с широкой, как лопата, бородой. - Прежде чем отправиться, хозяин Данила Захарыч Осетров желает вам слово сказать.
Неказистый и рыжий, как и отец, однако, в отличие от него, щегольски одетый в алую шелковую рубаху, подпоясанную кушаком, высокую мерлушковую шапку, Осетров-младший, опершись на плечо кормщика, поднялся на бочку.
- Осетровы, - выкрикнул он, - по пустякам говорить не любят, время ныне дорого! Фамилия наша по всей Волге известная. Ежели с душой потрудитесь, не обижу, свое получите сполна! Но и спуска никому не дам, коли нарушите ряду! Выслушайте ее еще раз со вниманием, больше повторять не стану.
Он помахал свернутой в трубочку бумагой над головой, развернул ее и стал читать, время от времени останавливаясь и буравя толпу колючими глазками:
- Идти нам от села Лыскова до Рыбни со всяким в пути поспешанием, кормщикам и водоливам во всем быть послушным: в тяге бичевою, завозом и другим волжским ходом. А ежели судно в песок или в гряду убьет, или станет оно на камень или мель, то нам, бурлакам, снимать его и выводить на большую воду денно и нощно. А буде без перегрузки клади выручить его нельзя, то перегружать, сколько бы крат ни было, в счет общего расчета.
- Стой, хозяин, - вскричал Ерофеич, - безденежно перегружать кладь уговора не было!
- А чьи кресты на ряде стоят? - живо обернулся к нему Осетров.
- Так ты же нам вчера бумагу не читал, а лишь своими словами пересказывал! Мы тебе и доверились!
- Верно, Ерофеич! Не слыхали мы ничего такого! - поддержали "дядьку" вольные бурлаки.
- Спали вчера, видно, крепко, - возразил судовщик, - вот и вылетело из головы! А объявлял я вам о том при кормщике, верно, Нилыч?
- Был такой разговор, - прогудел тот, поглаживая бороду.
- Лопни твои бесстыжие глаза, кормщик! - вступил в пререкания Соленый. - Я ведь при беседе состоял, но слов таких о безденежных перегрузках что-то не упомню! А толковали мы лишь о том, чтобы их вовсе избежать!
- А намного ли вторая машина лучше первой?
- В том-то и штука, что намного! По скорости бурлацкой тяге уже не уступит и парусом не помешает бежать. Мелким судовщикам только того и надобно! Перекинуться на его сторону могут оченно даже просто! Конец тогда доходам нашим общим от оброчных бурлаков!
- Соображаешь, Захар Родионыч! - усмехнулся Извольский. - А не кажется ли тебе, что сию путину следует в корне пресечь?
- За тем и спешил к вашей светлости!
Час от часу не легче! Мало того, что эти злые люди разлучили меня с матушкой, теперь они составляют заговор против того, о котором она отзывалась с такой любовью! Могу ли я оставаться дальше сторонним наблюдателем? Извольский и Осетров мне заклятые враги, это ясно как день. И неважно, что их паучьи сети предназначены другим, я должен помочь разорвать их! Стараясь не пропустить ни единого слова, я затаил дыхание и весь превратился в слух.
- Выкладывай все по порядку! - потребовал князь.
- Помогать механику в путине взялся судовщик Желудков...
- Кто таков?
- Мальчишка! Данилке моему ровесник. Отца его приказчиком у себя на расшиве держал, пригрел змею на груди! С Кулибиным тот по соседству снюхался, задумал к нему переметнуться. Да вот беда, в бурю, сердешный, в воду упал да потонул!
- Помог кто-нибудь?
- Вестимо. Кормщик с водоливами постарались!
"Это тоже надо запомнить!" - подумал я.
- Щенка его, - продолжал купец, - недавно тоже чуть было не прищучил, да выскользнул у меня из рук в последний миг! В ледоход...
- После доскажешь! - прервал князь. - Куда они плыть задумали?
- До Камских соляных магазейнов* и обратно в Нижний.
_______________
* М а г а з е й н ы, или м а г а з и н ы, - в данном случае: склады.
- Точно знаешь?
- Как бог свят! В казенной соляной конторе подряда добились, а у меня там свой человек. Да и письмо подтверждает.
- Какое еще письмо?
- От Кулибина к зятю Попову.
- А к тебе оно как попало?
- Помилуйте, ваша светлость, мы ведь купцы первостатейные, не дураки, за Кулибиным давно следим, а особливо с той поры, как напужал он нас!
- Чем же это?
- Так я уже докладывал вашей светлости!
- Повтори, язык небось не отвалится!
- Пятнадцать лет назад механик еще в полной своей силе приезжал к нам из Петербурга. Медаль от царицы на шею повесил, стращал тем, что по сенатскому указу свою водоходную машину соорудил, уговаривал нас ею воспользоваться. Ну а мы еще тогда смекнули, что к чему, и отказались. Он и посулил перед отъездом, что понудит всех помогать ему по государеву указу! В один день те слова всему Нижнему стали известны.
- С того дня и следите за его перепиской?
- Следим, батюшка князь! Почтмейстеру большие деньги за то платим, чтобы копии снимал...
- Ну-ка, зачти письмо!
Купец долго шуршал бумагами, отыскивая нужное место.
- Ага, вот. "Беспокоюсь только, - стал читать по слогам, - не сохранилось ли у торгующих в лавках..."
- Дай сюда, - прервал Извольский. - Тебе только по покойнику псалтырь читать! - И продолжил сам: - "...таких же страшных мыслей, как раньше, а именно: когда произведутся машинные суда, тогда, в рассуждении толь большой в Нижнем пристани, по уменьшении половины работного люда, из лавок товаров их некому будет покупать, и торги их остановятся. Впрочем, чтобы производить мне большую на судах моих соляную поставку, то мнение я оставил, а разве что только на одном судне и в одно только лето, от Камских соляных магазейнов до Нижнего, и то единственно для доказательства казенной и общественной пользы, но и к сему, ежели только выйдет удобный случай".
Закончив чтение, князь помолчал, побарабанил пальцами по столу.
- Выходит, такой случай ему ныне предоставляется?
- Так, батюшка князь. С первой машиной механик в долги большие влез, а для второй пробы, как я вам уже сказывал, судовщик Желудков ему судно предоставляет.
- А куда же вы, купцы первостатейные, смотрите? Али не в силах помешать им?
- Хотим попробовать, батюшка князь, да сомневаемся, получится ли! С тобой вот посовещаться хочу.
- Говори, что задумали.
- Нечистую силу к нему в дом поселить!
- Как это? - опешил князь. - Откуда возьмете?
- Плотники и печники помогут, ваша светлость! Они на такие проделки мастаки, комар носу не подточит!
- Что же они такого умеют?
- Секреты свои они не выдают. Но тому, кто им не угодит, такое сотворят, что волосы дыбом встанут! Ведьмин шабаш, да и только! Хоть святых выноси!
- Кулибин их штучки живо раскусит. Он же механик, не забывай!
- Не успеет! Городской-то дом его пустует ныне. В Подновье он вместе с Желудковым. Там к путине готовятся. А жена с малыми детьми в Карповке у родных. Пока дойдет до него, отец Иннокентий крестный ход поведет и на глазах у всех выкурит нечисть!
- Хитро придумано! - похвалил князь. - А только не откроется как-то еще обман до времени? Ведь у Кулибина, поди, друзей в городе немало!
- А до них в самую последнюю минуту дойдет, помешать не успеют! Вначале мы только своих людей оповестим. А как убедятся они в том, что в доме "нечисто", тут же все и уберем! За две ночи управимся, а к крестному ходу ничего уже в доме не останется! Прихожане сами же и потребуют механика от церкви отлучить! Особливо купцы богатые и лабазники!
- Про обывателей тоже не забудьте!
- Вестимо! Есть у нас уже такие на примете, что колдуном механика считают да чернокнижником. Верят, что нечистую силу он в свои колеса запряг. А по ночам со светом сидит, потому как золото из камней добывает!
Извольский поднялся с кресла, прошелся по кабинету.
- Надеетесь, - спросил наконец, - коли анафему ему в церкви объявят, откажется механик от путины?
- А как же иначе, батюшка князь?
- Во-первых, - помедлил с ответом князь, - еще неизвестно, получится ли у вас, как задумали. Из-за пустяка сорваться может. Во-вторых, вдруг они раньше отплывут? И, наконец, разрешения на анафему не так-то легко будет добиться у епископа. Даже ежели я его о том попрошу.
- По-твоему, батюшка князь, не стоит и затевать с нечистой силой?
- Почему же, непременно попробуйте! Хуже от того не будет, по крайности, душевного равновесия Кулибина лишите, а сие тоже немаловажно! И вот еще что. Масонские знаки и книги в дом подбросьте! Череп должны в окно увидеть, понимаешь меня?
- Как не понять! Чтоб заявили, стало быть, приставу, а тот обнаружил.
- Тогда и к суду его привлечь могут! Поддержки-то прежней у него в столице нет?
- Какое там! Водоходную машину там недавно отвергли!
- То нам на руку! После того и губернские власти защищать его вряд ли станут!
- Попробовать, конечно, можно, - раздумывал вслух Осетров. - Однако сомнения и у нас возникли, вдруг не получится по-нашему? Можем ли мы, в таком разе, рассчитывать на помощь вашей светлости?
Князь долго не отвечал, снова прошелся по кабинету.
- Так и быть, - решил наконец. - Передай своим, ежели все-таки кулибинская машина в путину отправится, я свои, крайние меры приму!
- Какие же?
- Экий ты, брат, приставучий, - засмеялся князь. - Все-то тебе разжуй и в рот положи!
- От меня ведь тоже поручительство потребуют купцы!
- Ишь ты, поручительство! Ну хорошо, намекну. Лихие люди могут на них невдалеке от Макарьева напасть! Горящими веничками, как полагается, пощекочут, судно в негодность приведут. Довольно с тебя?
- Да неужто ж нет, ваша светлость, - обрадовался Осетров, - золотой ты наш человек! Только вдруг на расшиве сопротивление окажут?
- Э нет, брат, дудки! - притопнул ногой Извольский. - Бурлаки хозяина защищать не станут! Им своя жизнь дороже! "Сарынь на кичку!" заговоренные для них слова! Как услышит их артель, тут же ниц повалится! Что же до лихих людей, то наградить их за труды праведные вам придется, купцам первостатейным. Я ныне не при деньгах. Много ли толстосумов с тобой заодно?
- Бугров, Пухов, Рогожин, - стал называть Осетров, - да, почитай, десятка с два наберется!
- Прекрасно! Вот и собери с них по сотенке. А уж мои молодцы не подведут! Сделают все в наилучшем виде! В другой раз неповадно будет механику именитых купцов да помещиков пугать! Ну что, по рукам?
- По рукам, ваша светлость! Премного вами довольны, будем в надеже на вас, как на каменную гору...
11
Радостный Осетров продолжал нахваливать князя, но я уже не слушал его, а пробирался сквозь густые заросли шиповника к крыльцу. Там уже стояли караульные и, бурно жестикулируя, оживленно толковали о чем-то. Один из них со смехом указал на меня другому:
- Глянь, Маркел, как живописца вырядили! Не к лицу ему вовсе такая одежа! Нет, брат, гайдуком надо родиться! Подь-ка, парень, сюда, потолковать надобно!
- И чего привязался, Влас! - осадил его напарник. - Нам хорошо, и ему хорошо, пущай себе следует своим путем.
- А я ведь знаю, где он был! - погрозил мне пальцем Влас, и я испугался, что он мог и в самом деле выследить меня. - Небось на полянку за дом бегал.
Я вздохнул с облегчением и подтвердил: был на полянке, только не тайком, а с разрешения князя. После того, что я только что услышал под окном, я просто не мог тратить время на праздные разговоры. Я прошел в свою каморку, сел там на лавку и стал размышлять о том, как найти способ скорее предупредить Кулибина с его компаньоном о грозящей им опасности. Однако, сколько я ни ломал голову, ничего путного придумать не мог.
В таком состоянии и застал меня Фалалей. Он влетел в людскую бледный, с трясущимися руками. По одному его виду я уже понял, что случилось что-то из ряда вон выходящее.
- Как же ты, Лександра, - начал прерывающимся голосом, - листы свои на столе оставил? Князь, как их увидел, рассвирепел ужасно, велел немедля доставить тебя на расправу. На каторгу в Сибирь может сослать за такое баловство али сдать в рекруты! Идем, горемыка, ты уж не возражай ничего, авось жив останешься!
Я брел за Фалалеем, пытаясь взять себя в руки. Нет, не суровое наказание более всего страшило меня, а то, что из-за нелепой промашки я не смогу теперь раскрыть заговор, невольным свидетелем которого я оказался. И свидание с матушкой, верно, откладывается надолго, ежели не навсегда...
Вопреки ожиданиям, князь не набросился на меня с кулаками, не стал даже кричать и топать ногами. Он лишь смял мои листы в комок и швырнул их мне в лицо. И тут же повернулся к Фалалею:
- Где ты его нашел?
- В людской.
- Что он делал?
- Спал.
- Его счастье! Отведешь на конюшню, пусть там приготовятся отодрать его нещадно в моем присутствии, и - в бурлаки! Отцу своему, видишь ли, подражать вздумал! Что ж, пусть вслед за ним прогуляется в лямке до Рыбни!* Ежели выдержит путину, охота шутить со мной у него навсегда пропадет!
_______________
* Р ы б н я - Рыбинск; ныне город Андропов.
О таком наказании я мог только мечтать! Как бы там ни было, но в бурлаках я скорее дам знать о заговоре, чем во дворце у князя! Тем более дорога в Рыбинск лежит через Подновье и Нижний Новгород...
ЧАСТЬ II
1
Сразу же после объяснения с князем на конюшне мне всыпали тридцать горячих. Кнутобои в присутствии князя старались вовсю! К концу экзекуции я потерял сознание и очнулся уже в "съезжей" - холодной избе с крошечным окошком, где выдерживали на хлебе и воде провинившуюся дворню.
Спину по-прежнему жгло, но уже не так сильно, как раньше. Надо мной стоял Степан-шорник и широченными ладонями втирал какое-то снадобье, утоляющее боль. Когда я пришел в себя, его добродушное скуластое лицо осветила детская улыбка.
- Полегчало?
- Вроде да.
- Не может не полегчать! Моя Глаша все травы знает. У бабки-знахарки врачевать выучилась.
- А как же ей удалось передать сюда мазь?
- Дак я заранее взял. Мы так и думали, что князь беспременно выпорет меня, как о женитьбе попрошу.
- И все-таки подставил спину?
- А куда денешься? Жить друг без друга не сможем! Надежду мы имели, что попервоначалу выпорет, а затем разрешит свадьбу сыграть. Однако волчья сыть, травяной мешок! - не по-нашему вышло! Князь уж являлся сюда, пока ты в беспамятстве был. Цирюльника Ваньку Каина помиловал. Мне же и вовсе запретил о Глаше думать. Велел, чтоб за путину выкинул я ее из головы. А главное, Яшке-псарю он ее уже посулил. Какую-то важную услугу тот должен вскорости оказать князю...
"Уж не участвовать ли в налете на водоходное судно?" - мелькнула догадка.
- Неужто подчинитесь? - спросил я вслух.
- Никогда! - задохнулся Степан. - И Глаша сказывала, что лучше руки на себя наложит, чем за другого пойдет.
- Тогда не медли, Степан, и на милость князя не рассчитывай. Не отменит он своего решения. Из путины тебе бежать надобно и Глашу выручать, иначе поздно будет! Я еще раньше случайно услышал, что князь судьбой вашей распорядился: и твоей, и Глашиной...
Я вкратце пересказал утренний разговор князя с цирюльником Ионой. Степан опустился на лавку, понурил голову, бессильно уронил тяжелые рабочие руки.
- Спасибо, друг, - сказал наконец, - что просветил меня. Без тебя и впрямь могла бы беда случиться! А коли князь всерьез так распорядился, придется побег ускорить!
- Меня возьмешь за компанию?
- Что, невмоготу у князя оставаться?
- И это тоже. Однако и другая причина имеется.
- По матушке стосковался?
- А ты откуда знаешь?
- Земля слухами полнится. Ну что ж, давай вместях держаться, коли судьба у нас одна. Тебя-то за что - в бурлаки?
- Изобразил князя змеем огнедышащим с тремя головами, а лист тот на видном месте забыл.
- Тогда повезло тебе еще, что бурлацкой лямкой отделался, а не каторжным клеймом! Только мой тебе совет: вдругорядь не рискуй головой! Я понимаю, что тебе с матушкой свидеться не терпится. Однако потерпи лучше еще пару месяцев, коли уж шесть лет ждал. За побег из путины князь не помилует.
- Но ты же решился на это!
- У меня, брат, иного выхода нет! Или пан, или пропал!
После недолгих колебаний я решил до конца довериться Степану.
- Понимаешь, - начал я, - у меня еще одно дело спешное. Хороших людей надо предупредить об опасности.
- Князь что-то дурное замыслил?
- Он. Вместе с купцами богатыми.
Я поведал Степану о заговоре против Кулибина и Желудкова и о своей догадке, какого рода услуга может потребоваться от Яшки-псаря.
Он слушал внимательно, сжимал кулаки от негодования, а в конце и вовсе не выдержал:
- Ах ты волчья сыть, травяной мешок! И как только земли таких злодеев носит! - Помолчал немного, вздохнул и добавил: - Утечь из путины почти невозможно, особенно вдвоем. Там за нами дозор круглосуточный установят. Чуть что, караульный всех подымет по тревоге! Однако мы с Глашей, кажись, один хитрый способ придумали...
- Вы что же, - удивился я, - предвидели и то, что тебя князь в путину упечет?
- В крепостной неволе всего ожидать можно. А о путине мы еще раньше прикидывали. Так вот, наш секретный способ я, пожалуй, уступлю тебе. Твое дело еще более спешное.
- А ты?
- А я и так сбегу, следом за тобой. Незримой ниточкой мы теперь с тобой связаны. Яшку-псаря князь и взаправду может в налетчики определить! Так что друг другу мы и поможем!
- Нет, Степан, такой жертвы я принять от тебя не могу. Воспользуйся сам своим способом, только предупреди механика с судовщиком о заговоре. Много времени это у тебя не займет.
- А никакой жертвы нет, - возразил Степан. - Я ведь все равно так или иначе сбегу! А память у меня вовсе не такая крепкая. С лошадьми ведь о многом не поговоришь! Запутаюсь еще, упущу что-то важное. Да и с матушкой ты когда-то еще свидишься! Так что беги первым, не сомневайся!
- Не знаю, как и благодарить тебя!
- Полно тебе жалостливые слова говорить. Слушай лучше меня со вниманием. Холерным больным прикинешься, сами же по дороге тебя и оставят. Сможешь?
- А как?
Степан достал из-за пазухи кисет, расшитый серебряными нитями, высыпал его содержимое на ладонь.
- Здесь мухомор сушеный и ягода черника. Гриб надо накануне, часа за два съесть, от него жар поднимется и вывернет всего наизнанку. А ягодой заранее пятна обозначить на руках и ногах.
- А вдруг догадаются?
- Могут, конечно, - развел руками Степан. - Только вряд ли кому такое на ум придет! Возьми и спрячь подальше!
- Ты для меня как брат теперь, Степан!
- Ну, так давай тогда взаправду назваными братьями станем.
Степан достал откуда-то из-за пазухи булавку, слегка поцарапал себе ладонь, передал мне. Я сделал то же самое, и мы смешали кровь в крепком рукопожатии...
2
- Вот за этим, - Извольский указал на меня старосте нашей артели, следи особо. Живописцев у меня немного, за их обучение большие деньги плачены. Да и за иных шкурой ответишь!
- Небось у меня не сбегут! - осклабился тот и погрозил всем пудовым кулаком. - Чуть что - сразу в зубы!
Никто из тридцати человек, одетых в одинаковые серые холстинные порты и рубахи, обутых в лапти и онучи*, с тощими котомками за спиной, возражать не стал. Только Степан незаметно толкнул меня в бок и шепнул на ухо: "Слепой сказал, посмотрим..."
_______________
* О н у ч и - обмотки.
- Ну, ребятушки, с богом! - напутствовал нас Извольский. Потрудитесь хорошенько, и я вас не забуду!
- Как же! - тихонько откликнулся сосед слева. - Не забыл волк овечку!.. В прошлый раз с путины аккурат на барщину угодили!
- Федька! - стараясь отличиться перед князем, взревел староста. Запевай начальную! А вы, бурлачки, подхватите! Пока до пристани дойдем, чтоб выучили!
Бывалый сосед вышел вперед и затянул молодым сильным голосом:
- Пойдет! Нейдет!
Ау! Да - ух!
Пошли да повели!
Правой-левой заступи!
И, ускоряя шаг, зачастил веселее:
- Вот пошел-таки, пошел,
Ох, пошел да и пошел!
Он и ходом, ходом, ходом,
Ходом на ходу пошел!
Припев подхватили с азартом и зашагали веселее.
- Радуйтесь пока, ребята, - крикнул запевала, - в путине некогда будет!
- Федька! - пригрозил староста. - Смотри у меня! Не смущай новиков, а то сам заплачешь до времени!
Дошагали до пристани быстро, меньше чем за час. За полверсты от нее, вверх по течению, стояла на якоре наша расшива. К вбитому на берегу колышку был примотан конец бурлацкой бичевы*, а другой высоко над водой поднимался к вершине мачты.
_______________
* Б и ч е в а - принятое у бурлаков название толстого каната.
- Вона она, родимая! - пошутил Федор. - Кормилица и поилица наша! Потягаем ее за путину всласть, к концу - еле на ногах держаться будем!
Староста подлетел к балагуру и отвесил ему полновесную затрещину:
- Сказано было, не нуди!
Федор сплюнул под ноги:
- Ишь, зверь лютый, цепной пес! Посмотрим еще, кто кого!
У прикола, покуривая короткие глиняные трубочки и дожидаясь нас, стояли вольнонаемные бурлаки - другая половина общей артели. Увидев нас еще издали, они засвистели, заулюлюкали:
- Смотри, ребята, овечки к нам пожаловали! Маля, маля, маля! А тощи до чего, как бы их самих вместе с расшивой тащить не пришлось!
- Это они про нас? - спросил я у Федора.
- А то про кого же? - криво усмехнулся он. - Видел, как овцы от всего шарахаются? Вот и мы так же! Старосте и то сдачи не можем дать!
И, видимо вспомнив недавнюю затрещину, в сердцах махнул рукой.
А кудрявый парень из вольных продолжал потешать товарищей:
- Шерстью обросли овечки, стричь их давно пора! Али оставим им бороды - дорогу подметать?
Оброчные отворачивались, прятали глаза, смущенно покашливали. Даже староста, чья дремучая смоляная борода вызывала больше всего насмешек, не решился оборвать весельчака из другого лагеря. А там так и покатывались со смеху:
- Ай да Кудряш! Завернет так завернет! Недаром медведя водил по ярмаркам! Овечкам и крыть нечем!
Первым не выдержал Степан. Он шагнул вперед и закричал в ответ:
- Что ж вы, голь перекатная, ржете, как жеребцы? Сами ведь - волчья сыть, травяные мешки!
В стане вольных не сразу пришли в себя от удивления.
- Повтори, что сказал! - потребовал Кудряш.
- Что слышал!
- Возьми слова обратно, не то худо будет!
- Насчет тебя - могу. Не волчья ты сыть, а медвежья!
Теперь уже смеялись мы. Но недолго. Кудряш, а за ним еще двое вольных, засучивая на бегу рукава, спешили к нам. Не сговариваясь, мы с Федором встали рядом со Степаном.
Вольные остановились в двух шагах от нас. По правую руку от Кудряша стоял могучий детина с перебитым носом, на полголовы выше всех, и, усмехаясь, гнул в руках железную подкову, как бы предупреждая нас, что он один может разметать всех троих. Слева держался бурлак с обваренными когда-то давно кистями рук.
- Последний раз, - пригрозил Кудряш Степану, - прошу, возьми обидные слова назад!
Я обернулся к нашим, взывая о помощи. Оброчные смущенно отводили глаза в сторону.
- Возьми и ты, - не отступал Степан, - тогда и за мной не станет.
- Так и быть, - засмеялся Кудряш. - Они, - кивнул в сторону крепостной артели, - овцы безрогие, а вы, трое, с рогами. Но мы их живо обломаем!
- Князь Извольский, - заметил Степан, - нас ломал, да не сломал! Попробуйте, авось у вас лучше получится!
Сжав кулаки, Кудряш шагнул было вперед, однако негромкий голос из лагеря вольных остановил его:
- Погоди, Борис, не петушись! Пущай ребята доскажут, как их князь ломал!
Не сговариваясь, мы со Степаном завернули рубахи и повернулись к нападавшим истерзанными спинами.
- Ого! - с уважением отозвался тот же голос - Крепко же вам досталось! Почти так же, как мне когда-то от моего барина!
Говоривший, крепкий старик, весь будто высеченный из скалы, успел подойти к нам и тоже обнажил широченную спину, исполосованную застарелыми багрово-синими рубцами.
- Пятьдесят горячих, - пояснил с горькой усмешкой, - назначил мне помещик за то, что жалобу от всего мира* на старосту-притеснителя составил и в город ему послал. К тому же и в рекруты вне очереди попал, за то, что шибко грамотный. Пятнадцатью годами солдатской службы, кроме розог, расплачивался за то письмо. Почитай, столько же в бурлацкой лямке хожу, а до сих пор справедливость превыше всего почитаю и строптивых, тех, кто за нее горой стоит, люблю!
_______________
* М и р - в данном случае: деревенская община.
- Никанор Ерофеич - "дядька" у нас, - пояснил Кудряш. - Старшой, значит. Как нас рассудит, так и будет.
- Для своих - просто Ерофеич, - дополнил старшой. - А вас троих я сразу своими признаю.
Он легонько подтолкнул к нам Кудряша.
- Возьми первый назад обидные слова!
- Извиняйте, ребята, на худом слове, - поклонился в нашу сторону Кудряш, - ошибка получилась, не знал, что вас в наказание послали в бурлаки!
- Тогда, - отозвался Степан, - и мы прощения просим.
Ерофеич одобрительно улыбнулся, похлопал каждого из нас по плечу.
- Молодцы, что постоять за себя не побоялись! Однако отчаянные вы! Положим, с Кудряшом и Соленым могли бы еще потягаться. А с Подковой что бы делать стали? Он ведь в кузне, как говорится, руки себе отковал железные!
Бывший кузнец достал из кармана пятак, согнул его пополам и протянул Степану:
- Возьми-ка на память!
- Ну и силища! - восхитился Федор.
- А ты думал! - заметил Кудряш. - Подкову на Волге, почитай, вся вольница знает!
Прежде чем сунуть монетку в карман, Степан подбросил ее в воздух, восхищенно поцокал языком. Затем взялся большими пальцами за края и разогнул ее.
- Мы ведь тоже, - подмигнул Кудряшу, - не лыком шиты! И, ежели понадобится, постоять за себя сумеем!
3
Выясняя отношения, мы и не заметили, как среди бурлаков появились хозяин расшивы, кормщик и два водолива. С расшивы они привезли мешок муки и пустой бочонок. Бурлаки сразу же сгрудились вокруг них.
- Тише, ребята, - покрывая общий шум, пробасил кормщик с широкой, как лопата, бородой. - Прежде чем отправиться, хозяин Данила Захарыч Осетров желает вам слово сказать.
Неказистый и рыжий, как и отец, однако, в отличие от него, щегольски одетый в алую шелковую рубаху, подпоясанную кушаком, высокую мерлушковую шапку, Осетров-младший, опершись на плечо кормщика, поднялся на бочку.
- Осетровы, - выкрикнул он, - по пустякам говорить не любят, время ныне дорого! Фамилия наша по всей Волге известная. Ежели с душой потрудитесь, не обижу, свое получите сполна! Но и спуска никому не дам, коли нарушите ряду! Выслушайте ее еще раз со вниманием, больше повторять не стану.
Он помахал свернутой в трубочку бумагой над головой, развернул ее и стал читать, время от времени останавливаясь и буравя толпу колючими глазками:
- Идти нам от села Лыскова до Рыбни со всяким в пути поспешанием, кормщикам и водоливам во всем быть послушным: в тяге бичевою, завозом и другим волжским ходом. А ежели судно в песок или в гряду убьет, или станет оно на камень или мель, то нам, бурлакам, снимать его и выводить на большую воду денно и нощно. А буде без перегрузки клади выручить его нельзя, то перегружать, сколько бы крат ни было, в счет общего расчета.
- Стой, хозяин, - вскричал Ерофеич, - безденежно перегружать кладь уговора не было!
- А чьи кресты на ряде стоят? - живо обернулся к нему Осетров.
- Так ты же нам вчера бумагу не читал, а лишь своими словами пересказывал! Мы тебе и доверились!
- Верно, Ерофеич! Не слыхали мы ничего такого! - поддержали "дядьку" вольные бурлаки.
- Спали вчера, видно, крепко, - возразил судовщик, - вот и вылетело из головы! А объявлял я вам о том при кормщике, верно, Нилыч?
- Был такой разговор, - прогудел тот, поглаживая бороду.
- Лопни твои бесстыжие глаза, кормщик! - вступил в пререкания Соленый. - Я ведь при беседе состоял, но слов таких о безденежных перегрузках что-то не упомню! А толковали мы лишь о том, чтобы их вовсе избежать!