- Полайся у меня еще, Соленый! - погрозил кулаком Нилыч. - Живо на свои варницы угодишь!
- Эх ты, - махнул бурлак обожженной рукой, - а я-то тебя вчера за человека принял, душу открыл!
- Ты, кормщик, нам не грози! - возвысил голос Ерофеич. - Мы ведь друг за друга стоим! Обидишь одного, мы котомки за спины - и айда! Только нас и видели!
- Паспорта-то ваши у меня! - напомнил Осетров.
- Заберем!
- А я не отдам, пока задаток не вернете и неустойку не уплатите!
- Что ж, обойдемся без них! Только тогда уж не обессудь, судно твое разнесем в щепки!
- Ладно, ребята, - пошел на попятную Осетров, - полно зубатиться! Должно, вчера мы друг друга не так поняли. Попробуем перегрузок вовсе не допущать! Ну а коли случится все-таки, кладу пятнадцать копеек в сутки на человека!
- Клади, как у всех положено - двадцать!
- Стоит ли из-за пятачка ссориться, ребята? Я и так вам уступил! Дослушайте ряду сначала!
- Читай! - закричали со всех сторон.
Голоса спорщиков утонули в общем шуме.
- Коли появится в судне течь, - продолжал Осетров, - то водоливам помогать денно и нощно, мешки с мукой перетаскивать на сухое место, отыскивать течь и зачинять. В случае же бедствия от внезапной бури, удара о скалы или проломления на карге* бурлакам стараться судно всеми силами отливать и до гибели не допущать. Труд во спасение судна, - добавил от себя, - коли такой понадобится, оплачиваю также из расчета пятнадцать копеек.
_______________
* К а р г а - затопленная коряга.
- Мы жизнью рискуем, - пробасил Подкова, - а ты пятаки жилишь!
- Не допустите бедствия, - возразил Осетров, - вам же выгода будет! Я ведь тоже немалым капиталом рискую! Поможете его сохранить - еще по копейке добавлю.
Осетров спрыгнул с бочки, но его место тут же занял кормщик.
- Согласны, ребята? - крикнул он.
- Согласны! - поддержали неуверенно некоторые.
- Эх, - рванул с досады рубаху на груди Соленый. - Как малых ребят, дважды обвел нас купец вокруг пальца.
Вдруг кто-то сзади тронул меня за плечо.
Я обернулся и увидел... Егора Пантелеева, одетого, как все бурлаки, в холщовые порты, посконную рубаху, обутого в лапти.
- Егор! - бросился я к нему. - Какими судьбами? Ты же...
- Молчи, - оборвал он меня на полуслове. - Тут не спрашивают, кто ты и откуда. И жалеть меня не нужно!
Он взял меня за локоть, отвел в сторону.
- Вершники князя, - шепнул на ухо, - за мной следили и кольцо, княгинин подарок, отобрали. Уж не знаю, по своей ли воле, или по наущению князя. Так что я теперь такой же бурлак, как и все. И о моем прошлом молчок. Ты-то как здесь? Снова по заданию князя?
Я коротко сообщил Егору, что случилось со мной. Он посочувствовал мне, особенно тому, что надолго откладывается мое свидание с матушкой.
- И я, - развел руками, - как назло, в скором времени не смогу ей передать записку. Правда, о ее здравии ты у нашего судовщика можешь справиться.
- Станет ли он со мной говорить? К тому же, Егор, надеюсь я все-таки матушку вскорости сам повидать.
- Бежать думаешь? - присвистнул Егор. - Для оброчного, слышал я, то почти немыслимое дело! Головой поплатишься! Потерпи лучше еще маленько.
- Еще одно неотложное дело у меня, Егор!
- Какое же?
- Добрых людей уберечь от беды. Князь с купцами богатыми замыслили против них недоброе.
- Против кого же? Вдруг тоже знаю?
- Наверняка знаешь, - на миг заколебался я, можно ли вполне довериться Егору.
- А ты меня не бойся! - догадался он о моих сомнениях. - Я язык за зубами держать умею. Промеж нас останется. Да и князю Извольскому я ныне лютый враг! Так что не беспокойся.
"На всякий случай, - мелькнуло в голове, - надобно, чтобы еще кто-то, кроме меня и Степана, знал о заговоре. А Егор - вольный, ежели нам все-таки не удастся бежать, он предупредит Кулибина и Желудкова..."
- Против механика Кулибина заговор составлен подлыми людьми.
- Вот те раз! - удивился Егор. - Кто же Кулибина не знает! Дошло до меня, что он снова водоходную свою машину опробовать решил. С одним знакомцем моим, Сергеем Желудковым, в Подновье к путине готовятся!
- Против машины они и ополчились! Любой ценой погубить ее стремятся!
Егор притянул меня к себе, нетерпеливо заглянул в глаза.
- Что же они задумали?
- Вначале помешать в путину выйти. Нечистую силу в дом механика поселить. А ежели не удастся - напасть на них по пути!
- Напасть? - задохнулся от гнева Пантелеев. - Ах, обиралы проклятые! С них ведь станется! Да ты откуда знаешь?
- Подслушал случайно. Потому и бежать должен, чтобы порушить заговор.
- Бежать тебе - то почти немыслимое дело! - повторил Егор. - Тсс, идет к нам кто-то! Вечером обсудим!
Я обернулся и увидел Степана.
- Вот ты где, Лександра! - обрадовался он. - А я тебя обыскался! Айда к бичеве, коли уж попали в бурлаки!
Я познакомил их с Егором, и мы втроем отправились туда, где уже строились по росту и силе бурлаки.
4
Бичеву отмотали от колышка, и бурлаки, разобравшись по росту и силе, стали прилаживать к ней лямки. Кудряш, за которым меня поставили, показал, как надо впрягаться: надевать лямку через голову на грудь и оба плеча. Спина еще не зажила, и от прикосновения грубых ремней я поморщился. Кудряш снял рубашку, свернул ее в несколько раз и протянул мне.
- Подложи под лямки!
Гремя цепью, на расшиву втянули черную громадину якоря.
- Ну что, ребята, - обернулся к нам Ерофеич, - раскачаем березу, разваляем зелену! Эй, запевалы, - начальную!
Кудряш и Федор в два голоса затянули знакомую:
- Нейдет! Пойдет!
Ау! Да - ух!
Раскачиваясь в такт песне, бывалые бурлаки налегли грудью на лямку. Новички последовали их примеру.
Сдвинуть расшиву с места оказалось не так легко, как я предполагал. От натуги перехватило дыхание, перед глазами поплыли красные круги, гулко заколотилось сердце. Скрипела мачта, но судно не поддавалось, будто оно находилось не на плаву, а на земле, с такой силой напирало на него течение.
- Шагай за двух,
А то за трех!
Ау! Да - ох!
Новые слова песни звучали как команда.
Только через полминуты мы одолели силу течения, сделали первый, самый важный шаг. Двинулись вперед особым бурлацким способом, выставляя правую ногу и подтягивая к ней левую.
- Быстро стронулись, ребята! - порадовался Кудряш. - Держи теперь ногу, не отставай!
Чтобы вытягивать ноги из вязкого песка, требовалось немалое усилие, и уже через час у меня не только саднило спину и натертую лямкой грудь, но и сильно болели икры. Однако, глядя на других, я не стал особенно тревожиться об этом, подумал, что ноги привыкнут и до судорог не дойдет.
Мои соседи шагали сосредоточенно, берегли силы и не разговаривали между собой, лишь изредка перебрасывались короткими фразами. Я не стал нарушать установленный порядок, хотя мне о многом хотелось расспросить Кудряша. Приноровившись через какое-то время к бурлацкому шагу, я смог даже полюбоваться противоположным заволжским берегом. Мы как раз проходили осередок, остров, образованный двумя рукавами Керженца, впадавшими в Волгу. Зрелище было необыкновенное: молоденькие елочки, будто взявшись за руки, сбегали с угоров прямо к воде...
"Вернемся домой - нарисуешь!" - вспомнил я матушкины слова. Как давно это было! И где теперь матушка, где дом? А керженские елочки я обязательно нарисую и подарю на память матушке. Пусть знает, что не склонился ее сын под ударами жестокой судьбы, не разучился чтить красоту!
И тут же мои мысли приняли другое направление. До встречи с матушкой мне предстоит круто изменить свою жизнь, совершить, как заметил Егор, почти немыслимое... Правда, подсказка Степана может сильно облегчить задачу, но неизвестно еще, как справлюсь я с новой для себя ролью, а ежели и справлюсь, то поверят ли мне? Разумеется, риск все равно велик, но иного выхода у меня нет. Я обязан сделать все возможное, чтобы встретиться с Кулибиным и Желудковым. Но на всякий случай Степан и Егор должны быть готовы заменить меня и предупредить их о заговоре...
Резкий толчок оборвал плавное течение моих мыслей. У излучины Волги бичева натянулась, как струна, и нас как будто какой-то неудержимой, неведомой силой повлекло назад.
- Упирайся, братцы, кто во что горазд, - закричал Ерофеич, - не уступи!
Он обернулся к нам лицом, перекинул лямку на спину, широко расставил ноги, будто врос в песок. Все, как один, последовали его примеру. Лицом к расшиве сдерживать бичеву стало легче. Правой ногой я нащупал ямку, левой - уперся в небольшую кочку. И снова, как в самом начале, пришлось напрягать все силы, но теперь уже, чтобы не сойти с места, противостоять невидимой силе.
- Что это? - спросил я у Кудряша.
- Суводь - встречное движение. Ничего, одолеем!
И затянул звонким чистым голосом:
- Раскачаем березу, разваляем зелену!
Песня помогла установить шаг, обрести ровное дыхание. Водоворот крутил расшиву еще четверть часа, и все это время мы с трудом освобождали ноги из песчаного плена, отвоевывая пядь за пядью, преодолели всего двадцать саженей вместо обычных полверсты.
Еще через два часа я почувствовал, что силы мои на исходе. Солнце пекло немилосердно, пот заливал глаза, струйками стекал по спине, разъедая свежие раны. Болели не только они, но и плечи, и грудь, натертые лямкой. Я шел, как и многие впереди, покачиваясь, дышал неровно, с присвистом, радужные круги без остановки плыли перед глазами, ноги словно налились чугуном. Казалось, еще немного - и я не выдержу, упаду лицом в песок. Это при том, что от отца я унаследовал широкую кость, в монастыре не уставал целыми днями колоть дрова и носить воду!
- Кудряш! - пересохшими губами окликнул я соседа, когда стало совсем невмочь. - Что-то со мной непонятное делается. Ноги от земли не оторвать!
- Не робь, Саша! - обернулся он. - Само собой скоро пройдет. Как только привычка появится.
- Боюсь, не выдюжу до сумерек!
- А ты кулаки сожми и загадывай про себя: только бы до ближнего кустика дойти, а там - до следующего!
Я последовал совету соседа, и мне в самом деле сразу стало легче. Мысль о том, что до темноты еще пять часов и бесконечные восемь верст*, перестала сверлить мозг, отступила в глубину сознания. Ближние цели оказались куда более достижимыми!
_______________
* В е р с т а - старая мера длины, равная 1067 метрам.
К тому же нам неожиданно повезло. Ветер переменился, задула попутная моряна*, и на расшиве поставили парус. Идти налегке после многочасового напряжения всех сил было огромным облегчением! Правда, и здесь нельзя было расслабляться ни на минуту, замедлять шаг. Попутный ветер подгонял не только расшиву, но и нас. Нельзя было "засаривать" бичеву, опускать ее в воду, где она неизбежно бы зацепилась за какую-нибудь корягу или подводный камень, препятствуя ходу судна.
_______________
* М о р я н а - ветер с моря.
Бывалые бурлаки закурили свои трубочки и, указывая ими на парус, хвалили моряну:
- Ишь, в самый раз подоспел ветерок на помощь, славно за нас потрудится!
Когда же на холме показалась деревня Юркино, все и вовсе повеселели. Сразу за холмом, в Шелковом затоне, судна становились на ночлег, бурлаки обедали и отдыхали. И вот уже два костра на берегу высветили густую зеленую луговую траву. В сумерках мы увидели их издалека. Кашевары давно уже приплыли сюда на лодках и готовили обед.
Неподалеку от костров расшива стала на якорь. Мы отстегнулись от бичевы, без сил бросились на мягкую мураву и долго лежали, раскинув руки, наблюдая, как в небе зажигаются первые звезды...
5
Отменные получились щи! Густые, наваристые - ложка так и стояла в них. Да вот беда: предназначались они вольным бурлакам. Мясо и капусту кашевары закупили на их деньги - задаток, полученный от хозяина. А оброчным варили в отдельном котле пшенную кашу с льняным маслом. Однако Ерофеич, с одобрения своих, распорядился иначе.
- Сядем вечерять вместе!
Устроились у костров на траве, по десять человек на большую деревянную чашку. Сначала съели щи, потом принялись за кашу. Запивали ее речной водой, была каша так суха, что комом застревала в горле.
Большинство бурлаков сразу же после еды повалились на траву, лицом к земле, чтобы не так одолевали комары и мошки, и заснули как убитые. А меня Егор предупредил заранее:
- Смотри не спи, я тебя с "дядькой" Ерофеичем сведу, обсудим, что и как.
- Ты же обещал никому не говорить! - упрекнул я его.
- Ерофеичу можно. Он Кулибину весьма сочувствует! И тоже помочь ему хочет! Как совсем стемнеет, зайди за ближний куст. А назад другой вместо тебя вернется.
Легли мы со Степаном чуть в стороне от своих. Я объяснил ему, куда иду и как Егор придумал обмануть караульного.
За кустом меня уже дожидались трое. Соленый, тот самый бурлак, что уличал во лжи кормщика и, как оказалось, удивительно схожий со мной ростом и сложением, вернулся на мое место, лег и сразу же накрылся с головой рогожей.
Убедившись, что караульный не заметил подмены, мы с Ерофеичем и Егором направились к ближайшему лесочку.
- Слышал я от Егора о заговоре, - без предисловия начал "дядька", - и о том, что ты механика предупредить собираешься. Благое ты дело задумал, благое... Да только стоит ли тебе самому головой рисковать? Вольному из путины уйти куда сподручнее!
- Да, но...
- Знаю, все знаю, - остановил меня Ерофеич, - с матушкой ты уже шесть лет в разлуке! Не терпится тебе с ней свидеться! Однако сгоряча и то и другое можешь загубить!
- Почему же сгоряча? - обиделся я. - Мы со Степаном заранее обдумали, как мне без подозрений исчезнуть. Он давно уже для себя ту хитрость придумал, а мне ее уступил.
- Погоди. Давай по порядку. Кто такой Степан?
- Побратим мой. Тот, что пятак разогнул. Из путины ему непременно бежать надобно, чтобы невесту выручить. Князь ее другому отдает. До осени должен успеть! Ну а у меня дело еще более спешное, днями решается!..
- И в чем же секрет тот состоит?
- Холерным больным я должен прикинуться, чтобы судовщик велел по дороге оставить!
- Ловко! - похвалил Егор. - Чем черт не шутит, так может и выгореть дело, а, Ерофеич?
- Смотря как сыграть!
- Степан мне такие снадобья дал, что не отличишь!
Я объяснил про мухомор и чернику.
- Насчет гриба не знаю, - заметил Егор, - а ягоду лучше бы свежую найти.
- Хозяин-то, пожалуй, оставит на берегу, - прикинул Ерофеич, - а вот как староста ихний себя поведет? Ведь он головой за живописца отвечает! Кого-нибудь из своих может с ним оставить.
- А мы не согласимся! - возразил Егор. - Судовщик и так трех бурлаков недодал в общую артель, сколько положено по грузу! Откажемся дальше идти, и все тут!
- Верно, - одобрил "дядька", - охрану оставить мы не позволим.
- Староста может и настоять.
- А что, ежели Степану вызваться? - предложил я.
- Что ж, - согласился Ерофеич, - коли по-другому не выйдет, против Степана мы возражать не станем. Предупреди его. Только чтоб подозрений никаких насчет тебя не возникло, вернуться он должен непременно и объявить, что ты умер.
- А как же я дальше буду? - растерялся я.
- Надеешься, - пошутил Егор, - князь тебе паспорт вышлет, как сбежишь из путины?
Я засмеялся вместе со всеми.
- Бурлаков и без паспорта в путину берут, - объяснил Ерофеич, хозяевам то еще выгоднее, намного меньше таким платят. А живописцем пожелаешь остаться, бумаги себе как-нибудь раздобудешь, свет не без добрых людей. И о Степане не беспокойся, мы ему бежать поможем.
- Спасибо, Никанор Ерофеич!
- Погоди. Коли сорвется почему-то твоя затея, вдругорядь бежать не пытайся, Егор к Кулибину отправится, перескажи ему все подробно. А доберешься до механика, привет ему передай от меня. Он меня знает, я ему в первом испытании помогал. И вот еще что скажи. Пусть с путиной своей повременит немного. До тех пор, пока с надежными людьми сам к нему не явлюсь. Мы его от любой воровской шайки обороним!
- До Рыбни, - напомнил Егор, - почти месяц ходу. Что ж, Кулибину нас до другого года дожидаться?
- В пути всякое случается, - пожал плечами Ерофеич. - Бывает, что и расходятся с хозяевами бурлаки. Тем более с таким выжигой, как наш!
Похоже было, что он уже задумал что-то.
- А водоходная машина, - спросил я, - в самом деле труд бурлаков намного облегчает?
- Почти так же, как парус. Нынче уже поздно, а завтра у костра подробно расскажу, напомните только.
Ушел он первым, будто растворился в темноте. Я пересказал Егору подслушанный разговор, и он повторил мне его почти слово в слово.
- Бежать тебе, - сказал Пантелеев, - послезавтра утром лучше всего. Мы на Кстовой полянке ночевать станем, а оттуда до Подновья рукой подать. Желудкову от меня кланяйся, передай, что непременно явлюсь к нему, вместе с Ерофеичем.
- А Кулибину?
- Не довелось мне еще лично с ним познакомиться, - развел руками Егор, - хотя и слышал о нем много хорошего.
- А почему Кулибина богатые купцы и помещики невзлюбили? Разве им не выгодно водоходной машиной его пользоваться?
- Выгодно тем, - усмехнулся Егор, - кто честно дела свои ведет. А мошенникам и плутам, вроде Извольского и Осетрова, она только помешает вольных бурлаков, как липку, обдирать, а на оброчных - наживать огромные капиталы.
- А Желудкову машина чем приглянулась?
- Ясно чем. Он бурлакам сполна платит, за полцены оброчных у помещика не берет. Машина ему кровные копейки сбережет. И с бурлаками через нее он лучше поладит.
Темные тучи заволокли небо, и назад мы пробирались ощупью. Спать я лег рядом с Егором, надеясь утром незаметно смешаться со своими.
6
Крупные капли дождя забарабанили по рогоже и разбудили всех задолго до рассвета.
- Эх, жизнь наша каторжная! - тяжко вздохнул кто-то рядом со мной. В такую непогодь добрый хозяин собаку из избы не выгонит, а нам мокни весь день, не спавши!
Я поспешно вскочил на ноги, стал протискиваться к своим. За пеленой дождя никто, кроме Степана, не увидел, как мы с Соленым обменялись рукопожатием и несколькими фразами и разошлись в разные стороны.
- Нынче ночью, - шепнул я Степану.
Он понял меня с полуслова.
Снимались с якоря и делали первый шаг точно так же, как и вчера. Успевшие уже промокнуть до нитки и промерзнуть до костей, люди старались согреться на ходу. Однако получалось это плохо.
Луговая тропинка скоро кончилась, и в мокром песке ноги стали вязнуть еще хуже, чем в сухом. Когда же бичевник* потянулся по высокому берегу по-над яром, пришлось еще замедлить шаг. Тропинка петляла между кустами тальника, песок сменился глиной. Лапти хлюпали по болоту, грязь комьями налипала на них, ноги скользили в поисках опоры, бичева путалась в кустах... Несколько раз пришлось останавливаться, удерживая расшиву на месте, пока пять-шесть человек наскоро настилали гать.
_______________
* Б и ч е в н и к - тропа для бурлаков.
Дождь между тем не прекращался. Потоки воды лились на нас сверху, бурлили под ногами. Небо по-прежнему было затянуто темными тучами, одна набегала на другую, просвета нигде не предвиделось.
- Не доводилось еще в такую мокреть гулять? - обернулся ко мне Кудряш. - Ничего, обвыкнешь. Радоваться еще станешь, что не к якорю тянемся!
В тот момент я не мог себе представить, что возможно что-то еще худшее. Однако спорить не стал, крикнул в ответ, что уже привыкаю.
- Банька в дороге тоже полезна, - обратился Кудряш ко всем, - жаль только, пару никто не поддаст! Придется нам самим постараться!
- А как? - спросили из задних рядов.
- Шибче пойдем, авось вспотеем!
Бурлаки засмеялись. На какое-то время немудрящая шутка подбодрила их, заставила идти веселее. Но вскоре непогода взяла свое, движение снова замедлилось. У меня зуб на зуб не попадал от холода. Идти в лямке было еще тяжелее, чем вчера.
И только мысль о предстоящем побеге как-то поддерживала силы.
Неожиданно налетел резкий порыв ветра, и нас потащило к самому обрыву. Вместе со всеми я сел на землю, уперся ногами в корни тальника, руками схватился за ветки.
- Не уступи, ребята! - крикнул Ерофеич. - Обратно - водоворот!
Казалось, на этот раз расшиву нам не сдержать. Силы были на исходе, закоченевшие руки и ноги цепенели и срывались с опоры, в глазах потемнело от напряжения.
И заунывная песня, которую затянули Кудряш и Федор, как нельзя лучше соответствовала моменту:
- Ох, матушка Волга!
Широка и долга!
Укачала, уваляла,
У нас силушки не стало!
Удивительно, откуда вдруг взялись силы - возможно, песня помогла! но люди поднялись на ноги и снова двинулись вперед.
Вскоре глинистая почва сменилась каменистой, по мокрым скалам приходилось то карабкаться вверх, то спускаться в низины. Любое неверное движение грозило падением. Один человек увлекал за собой на землю сразу нескольких. Остальным приходилось стоять на месте и ждать, пока поднимутся упавшие. Больше времени топтались на месте, сбивая ноги об острые выступы, чем шли вперед. К тому же бичева на высоких скалах начинала "трубить" поднималась выше мачты, к которой была привязана. Это было весьма опасно; расшиву могло перевернуть.
- Эй, каторжные! - рявкнул с расшивы кормщик. - Снимай хомуты! Айда к якорю тянуться!
Многие вздохнули с облегчением. Однако Кудряш напомнил мне:
- Напрасно радуются! Сейчас самое трудное начнется!
Расшива стала на якорь. Нас перевезли туда на лодках, дали полчаса на то, чтобы сменить одежду и пообедать. Мало у кого из вольных оказалась смена белья, не говоря уже об оброчных. Скрывшись в трюм от дождя, мы разделись, выжали мокрую одежду и снова облачились в нее. Даже кашевары не смогли порадовать нас горячей пищей. Осетров запретил разводить костер на борту расшивы, и на обед они смогли приготовить только муру: покрошили в квас хлеб, добавили толокно, соль и льняное масло.
Хлебали муру неохотно, ругали непогоду и хозяина.
- Завозчики в поле! - оборвал разговоры кормщик.
Восемь бурлаков приняли в лодку шестипудовый ходовой якорь, выгребли против течения на сто двадцать саженей*, размотав всю огромную бухту каната, привязанного к нему, подняли его на руки и осторожно спустили за борт.
_______________
* С а ж е н ь - старая мера длины, равная 213 сантиметрам.
И тут же на расшиве стали с грохотом и лязгом выбирать цепь станового якоря. А мы уже прилаживали свои лямки к канату завезенного якоря и впрягались в них.
На сей раз стали мы почти вплотную друг к другу, двинулись от носа расшивы к корме. Кудряш был прав - идти по ровным доскам палубы оказалось гораздо труднее, чем по берегу. Упереться выставленной вперед ногой было не во что, из-за тесноты приходилось мельчить шаги, сокращать их вдвое, а требовал каждый из них больших усилий.
Но больше всего утомляло однообразие движений. За минуту хода от носа к корме некогда было посмотреть по сторонам, подумать о чем-то. Перед глазами маячили лишь затылок соседа и слегка покачивающаяся палуба. Проходили всего лишь пятнадцать саженей, упирались в корму, шли назад и снова начинали все сначала. Расшива не должна была останавливаться ни на минуту. Как только мы близко подтягивались к ходовому якорю, вперед уже завозили подпускной. Между сменой канатов тоже не получалось передышки...
- Ходим, будто лошади по кругу! - заметил Кудряш. - Слышал я, пробовали их как-то поставить на наше место, да не вышло - не выдюжили они.
- Бурлаки, ясно, двужильнее! - тут же откликнулся Соленый. Особливо, когда к якорю тянемся! Только нечем тут, по совести, гордиться! Лучше бы как-то облегчить наш тяжкий труд!
- Механик Кулибин, братцы, - обернулся Ерофеич, - уже придумал такую машину. Как мельница, она у воды силу берет и к якорю подтягивается!
- Ну, чего встали, поворачивайся!
Окрик кормщика вернул нас к действительности:
- Эй, Соленый, ходи веселей, тут тебе не на варне! А у тебя, курносый, ноги, что ли, отсохли? Живей, живей выбирай, не задерживай!
Через два часа, когда кончился скалистый берег, мы снова сошли на землю. Никто уже не обращал внимания на мелкий надоедливый дождь. Правда, незадолго до Кстовой поляны пришлось идти по самой кромке крутого берега по-над яром, откуда страшно было даже смотреть вниз, и дважды перебредать по самое горло широкие протоки. К счастью, все обошлось благополучно. На высоком берегу ни у кого не закружилась голова, а низкорослые бурлаки умели плавать и не нахлебались в протоках воды.
7
Сразу после ужина, когда бурлаки расположились вокруг большого костра обогреться и посушить лапти и онучи, я продолжил начавшийся на борту расшивы разговор:
- Никанор Ерофеич, вот ты сказал, что кулибинская расшива, как мельница, у воды силу берет. А как же без плотины колеса крутятся?
- В самом деле, как? - поддержали меня еще несколько бурлаков.
- Так это же очень просто, братцы, - опередил Ерофеича Кудряш. - Души утопленников колеса вертят, а нечистые канат выбирают!
Встретили шутку дружным смехом, однако Ерофеич поднял руку и сразу же остановил веселье.
- Точно знаешь?
- Слышал.
- Я так и понял, что с чужого голоса поешь. Обиралам-купцам, вроде Осетровых, твои слова очень по сердцу пришлись бы!
- Это почему же?
- Не нравится им, что Кулибин о бурлаках печется. Вот они про него всякие небылицы и плетут.
- Тогда сам ответь.
- И отвечу. Я ведь Кулибина лично знаю.
- Откуда?
- Четыре года назад помогал ему машину опробовать.
- Выходит, вблизи ее видел?
- Не только видел, но и прочувствовал, что к чему. Колеса, ребята, механик особые придумал. Улавливают они всю силу стремления, как, к примеру, парус улавливает ветер.
- Чудно! Как же все-таки без плотины-то?
- Как ветряк кружится, видели?
- Так то от ветра!
- Эх ты, - махнул бурлак обожженной рукой, - а я-то тебя вчера за человека принял, душу открыл!
- Ты, кормщик, нам не грози! - возвысил голос Ерофеич. - Мы ведь друг за друга стоим! Обидишь одного, мы котомки за спины - и айда! Только нас и видели!
- Паспорта-то ваши у меня! - напомнил Осетров.
- Заберем!
- А я не отдам, пока задаток не вернете и неустойку не уплатите!
- Что ж, обойдемся без них! Только тогда уж не обессудь, судно твое разнесем в щепки!
- Ладно, ребята, - пошел на попятную Осетров, - полно зубатиться! Должно, вчера мы друг друга не так поняли. Попробуем перегрузок вовсе не допущать! Ну а коли случится все-таки, кладу пятнадцать копеек в сутки на человека!
- Клади, как у всех положено - двадцать!
- Стоит ли из-за пятачка ссориться, ребята? Я и так вам уступил! Дослушайте ряду сначала!
- Читай! - закричали со всех сторон.
Голоса спорщиков утонули в общем шуме.
- Коли появится в судне течь, - продолжал Осетров, - то водоливам помогать денно и нощно, мешки с мукой перетаскивать на сухое место, отыскивать течь и зачинять. В случае же бедствия от внезапной бури, удара о скалы или проломления на карге* бурлакам стараться судно всеми силами отливать и до гибели не допущать. Труд во спасение судна, - добавил от себя, - коли такой понадобится, оплачиваю также из расчета пятнадцать копеек.
_______________
* К а р г а - затопленная коряга.
- Мы жизнью рискуем, - пробасил Подкова, - а ты пятаки жилишь!
- Не допустите бедствия, - возразил Осетров, - вам же выгода будет! Я ведь тоже немалым капиталом рискую! Поможете его сохранить - еще по копейке добавлю.
Осетров спрыгнул с бочки, но его место тут же занял кормщик.
- Согласны, ребята? - крикнул он.
- Согласны! - поддержали неуверенно некоторые.
- Эх, - рванул с досады рубаху на груди Соленый. - Как малых ребят, дважды обвел нас купец вокруг пальца.
Вдруг кто-то сзади тронул меня за плечо.
Я обернулся и увидел... Егора Пантелеева, одетого, как все бурлаки, в холщовые порты, посконную рубаху, обутого в лапти.
- Егор! - бросился я к нему. - Какими судьбами? Ты же...
- Молчи, - оборвал он меня на полуслове. - Тут не спрашивают, кто ты и откуда. И жалеть меня не нужно!
Он взял меня за локоть, отвел в сторону.
- Вершники князя, - шепнул на ухо, - за мной следили и кольцо, княгинин подарок, отобрали. Уж не знаю, по своей ли воле, или по наущению князя. Так что я теперь такой же бурлак, как и все. И о моем прошлом молчок. Ты-то как здесь? Снова по заданию князя?
Я коротко сообщил Егору, что случилось со мной. Он посочувствовал мне, особенно тому, что надолго откладывается мое свидание с матушкой.
- И я, - развел руками, - как назло, в скором времени не смогу ей передать записку. Правда, о ее здравии ты у нашего судовщика можешь справиться.
- Станет ли он со мной говорить? К тому же, Егор, надеюсь я все-таки матушку вскорости сам повидать.
- Бежать думаешь? - присвистнул Егор. - Для оброчного, слышал я, то почти немыслимое дело! Головой поплатишься! Потерпи лучше еще маленько.
- Еще одно неотложное дело у меня, Егор!
- Какое же?
- Добрых людей уберечь от беды. Князь с купцами богатыми замыслили против них недоброе.
- Против кого же? Вдруг тоже знаю?
- Наверняка знаешь, - на миг заколебался я, можно ли вполне довериться Егору.
- А ты меня не бойся! - догадался он о моих сомнениях. - Я язык за зубами держать умею. Промеж нас останется. Да и князю Извольскому я ныне лютый враг! Так что не беспокойся.
"На всякий случай, - мелькнуло в голове, - надобно, чтобы еще кто-то, кроме меня и Степана, знал о заговоре. А Егор - вольный, ежели нам все-таки не удастся бежать, он предупредит Кулибина и Желудкова..."
- Против механика Кулибина заговор составлен подлыми людьми.
- Вот те раз! - удивился Егор. - Кто же Кулибина не знает! Дошло до меня, что он снова водоходную свою машину опробовать решил. С одним знакомцем моим, Сергеем Желудковым, в Подновье к путине готовятся!
- Против машины они и ополчились! Любой ценой погубить ее стремятся!
Егор притянул меня к себе, нетерпеливо заглянул в глаза.
- Что же они задумали?
- Вначале помешать в путину выйти. Нечистую силу в дом механика поселить. А ежели не удастся - напасть на них по пути!
- Напасть? - задохнулся от гнева Пантелеев. - Ах, обиралы проклятые! С них ведь станется! Да ты откуда знаешь?
- Подслушал случайно. Потому и бежать должен, чтобы порушить заговор.
- Бежать тебе - то почти немыслимое дело! - повторил Егор. - Тсс, идет к нам кто-то! Вечером обсудим!
Я обернулся и увидел Степана.
- Вот ты где, Лександра! - обрадовался он. - А я тебя обыскался! Айда к бичеве, коли уж попали в бурлаки!
Я познакомил их с Егором, и мы втроем отправились туда, где уже строились по росту и силе бурлаки.
4
Бичеву отмотали от колышка, и бурлаки, разобравшись по росту и силе, стали прилаживать к ней лямки. Кудряш, за которым меня поставили, показал, как надо впрягаться: надевать лямку через голову на грудь и оба плеча. Спина еще не зажила, и от прикосновения грубых ремней я поморщился. Кудряш снял рубашку, свернул ее в несколько раз и протянул мне.
- Подложи под лямки!
Гремя цепью, на расшиву втянули черную громадину якоря.
- Ну что, ребята, - обернулся к нам Ерофеич, - раскачаем березу, разваляем зелену! Эй, запевалы, - начальную!
Кудряш и Федор в два голоса затянули знакомую:
- Нейдет! Пойдет!
Ау! Да - ух!
Раскачиваясь в такт песне, бывалые бурлаки налегли грудью на лямку. Новички последовали их примеру.
Сдвинуть расшиву с места оказалось не так легко, как я предполагал. От натуги перехватило дыхание, перед глазами поплыли красные круги, гулко заколотилось сердце. Скрипела мачта, но судно не поддавалось, будто оно находилось не на плаву, а на земле, с такой силой напирало на него течение.
- Шагай за двух,
А то за трех!
Ау! Да - ох!
Новые слова песни звучали как команда.
Только через полминуты мы одолели силу течения, сделали первый, самый важный шаг. Двинулись вперед особым бурлацким способом, выставляя правую ногу и подтягивая к ней левую.
- Быстро стронулись, ребята! - порадовался Кудряш. - Держи теперь ногу, не отставай!
Чтобы вытягивать ноги из вязкого песка, требовалось немалое усилие, и уже через час у меня не только саднило спину и натертую лямкой грудь, но и сильно болели икры. Однако, глядя на других, я не стал особенно тревожиться об этом, подумал, что ноги привыкнут и до судорог не дойдет.
Мои соседи шагали сосредоточенно, берегли силы и не разговаривали между собой, лишь изредка перебрасывались короткими фразами. Я не стал нарушать установленный порядок, хотя мне о многом хотелось расспросить Кудряша. Приноровившись через какое-то время к бурлацкому шагу, я смог даже полюбоваться противоположным заволжским берегом. Мы как раз проходили осередок, остров, образованный двумя рукавами Керженца, впадавшими в Волгу. Зрелище было необыкновенное: молоденькие елочки, будто взявшись за руки, сбегали с угоров прямо к воде...
"Вернемся домой - нарисуешь!" - вспомнил я матушкины слова. Как давно это было! И где теперь матушка, где дом? А керженские елочки я обязательно нарисую и подарю на память матушке. Пусть знает, что не склонился ее сын под ударами жестокой судьбы, не разучился чтить красоту!
И тут же мои мысли приняли другое направление. До встречи с матушкой мне предстоит круто изменить свою жизнь, совершить, как заметил Егор, почти немыслимое... Правда, подсказка Степана может сильно облегчить задачу, но неизвестно еще, как справлюсь я с новой для себя ролью, а ежели и справлюсь, то поверят ли мне? Разумеется, риск все равно велик, но иного выхода у меня нет. Я обязан сделать все возможное, чтобы встретиться с Кулибиным и Желудковым. Но на всякий случай Степан и Егор должны быть готовы заменить меня и предупредить их о заговоре...
Резкий толчок оборвал плавное течение моих мыслей. У излучины Волги бичева натянулась, как струна, и нас как будто какой-то неудержимой, неведомой силой повлекло назад.
- Упирайся, братцы, кто во что горазд, - закричал Ерофеич, - не уступи!
Он обернулся к нам лицом, перекинул лямку на спину, широко расставил ноги, будто врос в песок. Все, как один, последовали его примеру. Лицом к расшиве сдерживать бичеву стало легче. Правой ногой я нащупал ямку, левой - уперся в небольшую кочку. И снова, как в самом начале, пришлось напрягать все силы, но теперь уже, чтобы не сойти с места, противостоять невидимой силе.
- Что это? - спросил я у Кудряша.
- Суводь - встречное движение. Ничего, одолеем!
И затянул звонким чистым голосом:
- Раскачаем березу, разваляем зелену!
Песня помогла установить шаг, обрести ровное дыхание. Водоворот крутил расшиву еще четверть часа, и все это время мы с трудом освобождали ноги из песчаного плена, отвоевывая пядь за пядью, преодолели всего двадцать саженей вместо обычных полверсты.
Еще через два часа я почувствовал, что силы мои на исходе. Солнце пекло немилосердно, пот заливал глаза, струйками стекал по спине, разъедая свежие раны. Болели не только они, но и плечи, и грудь, натертые лямкой. Я шел, как и многие впереди, покачиваясь, дышал неровно, с присвистом, радужные круги без остановки плыли перед глазами, ноги словно налились чугуном. Казалось, еще немного - и я не выдержу, упаду лицом в песок. Это при том, что от отца я унаследовал широкую кость, в монастыре не уставал целыми днями колоть дрова и носить воду!
- Кудряш! - пересохшими губами окликнул я соседа, когда стало совсем невмочь. - Что-то со мной непонятное делается. Ноги от земли не оторвать!
- Не робь, Саша! - обернулся он. - Само собой скоро пройдет. Как только привычка появится.
- Боюсь, не выдюжу до сумерек!
- А ты кулаки сожми и загадывай про себя: только бы до ближнего кустика дойти, а там - до следующего!
Я последовал совету соседа, и мне в самом деле сразу стало легче. Мысль о том, что до темноты еще пять часов и бесконечные восемь верст*, перестала сверлить мозг, отступила в глубину сознания. Ближние цели оказались куда более достижимыми!
_______________
* В е р с т а - старая мера длины, равная 1067 метрам.
К тому же нам неожиданно повезло. Ветер переменился, задула попутная моряна*, и на расшиве поставили парус. Идти налегке после многочасового напряжения всех сил было огромным облегчением! Правда, и здесь нельзя было расслабляться ни на минуту, замедлять шаг. Попутный ветер подгонял не только расшиву, но и нас. Нельзя было "засаривать" бичеву, опускать ее в воду, где она неизбежно бы зацепилась за какую-нибудь корягу или подводный камень, препятствуя ходу судна.
_______________
* М о р я н а - ветер с моря.
Бывалые бурлаки закурили свои трубочки и, указывая ими на парус, хвалили моряну:
- Ишь, в самый раз подоспел ветерок на помощь, славно за нас потрудится!
Когда же на холме показалась деревня Юркино, все и вовсе повеселели. Сразу за холмом, в Шелковом затоне, судна становились на ночлег, бурлаки обедали и отдыхали. И вот уже два костра на берегу высветили густую зеленую луговую траву. В сумерках мы увидели их издалека. Кашевары давно уже приплыли сюда на лодках и готовили обед.
Неподалеку от костров расшива стала на якорь. Мы отстегнулись от бичевы, без сил бросились на мягкую мураву и долго лежали, раскинув руки, наблюдая, как в небе зажигаются первые звезды...
5
Отменные получились щи! Густые, наваристые - ложка так и стояла в них. Да вот беда: предназначались они вольным бурлакам. Мясо и капусту кашевары закупили на их деньги - задаток, полученный от хозяина. А оброчным варили в отдельном котле пшенную кашу с льняным маслом. Однако Ерофеич, с одобрения своих, распорядился иначе.
- Сядем вечерять вместе!
Устроились у костров на траве, по десять человек на большую деревянную чашку. Сначала съели щи, потом принялись за кашу. Запивали ее речной водой, была каша так суха, что комом застревала в горле.
Большинство бурлаков сразу же после еды повалились на траву, лицом к земле, чтобы не так одолевали комары и мошки, и заснули как убитые. А меня Егор предупредил заранее:
- Смотри не спи, я тебя с "дядькой" Ерофеичем сведу, обсудим, что и как.
- Ты же обещал никому не говорить! - упрекнул я его.
- Ерофеичу можно. Он Кулибину весьма сочувствует! И тоже помочь ему хочет! Как совсем стемнеет, зайди за ближний куст. А назад другой вместо тебя вернется.
Легли мы со Степаном чуть в стороне от своих. Я объяснил ему, куда иду и как Егор придумал обмануть караульного.
За кустом меня уже дожидались трое. Соленый, тот самый бурлак, что уличал во лжи кормщика и, как оказалось, удивительно схожий со мной ростом и сложением, вернулся на мое место, лег и сразу же накрылся с головой рогожей.
Убедившись, что караульный не заметил подмены, мы с Ерофеичем и Егором направились к ближайшему лесочку.
- Слышал я от Егора о заговоре, - без предисловия начал "дядька", - и о том, что ты механика предупредить собираешься. Благое ты дело задумал, благое... Да только стоит ли тебе самому головой рисковать? Вольному из путины уйти куда сподручнее!
- Да, но...
- Знаю, все знаю, - остановил меня Ерофеич, - с матушкой ты уже шесть лет в разлуке! Не терпится тебе с ней свидеться! Однако сгоряча и то и другое можешь загубить!
- Почему же сгоряча? - обиделся я. - Мы со Степаном заранее обдумали, как мне без подозрений исчезнуть. Он давно уже для себя ту хитрость придумал, а мне ее уступил.
- Погоди. Давай по порядку. Кто такой Степан?
- Побратим мой. Тот, что пятак разогнул. Из путины ему непременно бежать надобно, чтобы невесту выручить. Князь ее другому отдает. До осени должен успеть! Ну а у меня дело еще более спешное, днями решается!..
- И в чем же секрет тот состоит?
- Холерным больным я должен прикинуться, чтобы судовщик велел по дороге оставить!
- Ловко! - похвалил Егор. - Чем черт не шутит, так может и выгореть дело, а, Ерофеич?
- Смотря как сыграть!
- Степан мне такие снадобья дал, что не отличишь!
Я объяснил про мухомор и чернику.
- Насчет гриба не знаю, - заметил Егор, - а ягоду лучше бы свежую найти.
- Хозяин-то, пожалуй, оставит на берегу, - прикинул Ерофеич, - а вот как староста ихний себя поведет? Ведь он головой за живописца отвечает! Кого-нибудь из своих может с ним оставить.
- А мы не согласимся! - возразил Егор. - Судовщик и так трех бурлаков недодал в общую артель, сколько положено по грузу! Откажемся дальше идти, и все тут!
- Верно, - одобрил "дядька", - охрану оставить мы не позволим.
- Староста может и настоять.
- А что, ежели Степану вызваться? - предложил я.
- Что ж, - согласился Ерофеич, - коли по-другому не выйдет, против Степана мы возражать не станем. Предупреди его. Только чтоб подозрений никаких насчет тебя не возникло, вернуться он должен непременно и объявить, что ты умер.
- А как же я дальше буду? - растерялся я.
- Надеешься, - пошутил Егор, - князь тебе паспорт вышлет, как сбежишь из путины?
Я засмеялся вместе со всеми.
- Бурлаков и без паспорта в путину берут, - объяснил Ерофеич, хозяевам то еще выгоднее, намного меньше таким платят. А живописцем пожелаешь остаться, бумаги себе как-нибудь раздобудешь, свет не без добрых людей. И о Степане не беспокойся, мы ему бежать поможем.
- Спасибо, Никанор Ерофеич!
- Погоди. Коли сорвется почему-то твоя затея, вдругорядь бежать не пытайся, Егор к Кулибину отправится, перескажи ему все подробно. А доберешься до механика, привет ему передай от меня. Он меня знает, я ему в первом испытании помогал. И вот еще что скажи. Пусть с путиной своей повременит немного. До тех пор, пока с надежными людьми сам к нему не явлюсь. Мы его от любой воровской шайки обороним!
- До Рыбни, - напомнил Егор, - почти месяц ходу. Что ж, Кулибину нас до другого года дожидаться?
- В пути всякое случается, - пожал плечами Ерофеич. - Бывает, что и расходятся с хозяевами бурлаки. Тем более с таким выжигой, как наш!
Похоже было, что он уже задумал что-то.
- А водоходная машина, - спросил я, - в самом деле труд бурлаков намного облегчает?
- Почти так же, как парус. Нынче уже поздно, а завтра у костра подробно расскажу, напомните только.
Ушел он первым, будто растворился в темноте. Я пересказал Егору подслушанный разговор, и он повторил мне его почти слово в слово.
- Бежать тебе, - сказал Пантелеев, - послезавтра утром лучше всего. Мы на Кстовой полянке ночевать станем, а оттуда до Подновья рукой подать. Желудкову от меня кланяйся, передай, что непременно явлюсь к нему, вместе с Ерофеичем.
- А Кулибину?
- Не довелось мне еще лично с ним познакомиться, - развел руками Егор, - хотя и слышал о нем много хорошего.
- А почему Кулибина богатые купцы и помещики невзлюбили? Разве им не выгодно водоходной машиной его пользоваться?
- Выгодно тем, - усмехнулся Егор, - кто честно дела свои ведет. А мошенникам и плутам, вроде Извольского и Осетрова, она только помешает вольных бурлаков, как липку, обдирать, а на оброчных - наживать огромные капиталы.
- А Желудкову машина чем приглянулась?
- Ясно чем. Он бурлакам сполна платит, за полцены оброчных у помещика не берет. Машина ему кровные копейки сбережет. И с бурлаками через нее он лучше поладит.
Темные тучи заволокли небо, и назад мы пробирались ощупью. Спать я лег рядом с Егором, надеясь утром незаметно смешаться со своими.
6
Крупные капли дождя забарабанили по рогоже и разбудили всех задолго до рассвета.
- Эх, жизнь наша каторжная! - тяжко вздохнул кто-то рядом со мной. В такую непогодь добрый хозяин собаку из избы не выгонит, а нам мокни весь день, не спавши!
Я поспешно вскочил на ноги, стал протискиваться к своим. За пеленой дождя никто, кроме Степана, не увидел, как мы с Соленым обменялись рукопожатием и несколькими фразами и разошлись в разные стороны.
- Нынче ночью, - шепнул я Степану.
Он понял меня с полуслова.
Снимались с якоря и делали первый шаг точно так же, как и вчера. Успевшие уже промокнуть до нитки и промерзнуть до костей, люди старались согреться на ходу. Однако получалось это плохо.
Луговая тропинка скоро кончилась, и в мокром песке ноги стали вязнуть еще хуже, чем в сухом. Когда же бичевник* потянулся по высокому берегу по-над яром, пришлось еще замедлить шаг. Тропинка петляла между кустами тальника, песок сменился глиной. Лапти хлюпали по болоту, грязь комьями налипала на них, ноги скользили в поисках опоры, бичева путалась в кустах... Несколько раз пришлось останавливаться, удерживая расшиву на месте, пока пять-шесть человек наскоро настилали гать.
_______________
* Б и ч е в н и к - тропа для бурлаков.
Дождь между тем не прекращался. Потоки воды лились на нас сверху, бурлили под ногами. Небо по-прежнему было затянуто темными тучами, одна набегала на другую, просвета нигде не предвиделось.
- Не доводилось еще в такую мокреть гулять? - обернулся ко мне Кудряш. - Ничего, обвыкнешь. Радоваться еще станешь, что не к якорю тянемся!
В тот момент я не мог себе представить, что возможно что-то еще худшее. Однако спорить не стал, крикнул в ответ, что уже привыкаю.
- Банька в дороге тоже полезна, - обратился Кудряш ко всем, - жаль только, пару никто не поддаст! Придется нам самим постараться!
- А как? - спросили из задних рядов.
- Шибче пойдем, авось вспотеем!
Бурлаки засмеялись. На какое-то время немудрящая шутка подбодрила их, заставила идти веселее. Но вскоре непогода взяла свое, движение снова замедлилось. У меня зуб на зуб не попадал от холода. Идти в лямке было еще тяжелее, чем вчера.
И только мысль о предстоящем побеге как-то поддерживала силы.
Неожиданно налетел резкий порыв ветра, и нас потащило к самому обрыву. Вместе со всеми я сел на землю, уперся ногами в корни тальника, руками схватился за ветки.
- Не уступи, ребята! - крикнул Ерофеич. - Обратно - водоворот!
Казалось, на этот раз расшиву нам не сдержать. Силы были на исходе, закоченевшие руки и ноги цепенели и срывались с опоры, в глазах потемнело от напряжения.
И заунывная песня, которую затянули Кудряш и Федор, как нельзя лучше соответствовала моменту:
- Ох, матушка Волга!
Широка и долга!
Укачала, уваляла,
У нас силушки не стало!
Удивительно, откуда вдруг взялись силы - возможно, песня помогла! но люди поднялись на ноги и снова двинулись вперед.
Вскоре глинистая почва сменилась каменистой, по мокрым скалам приходилось то карабкаться вверх, то спускаться в низины. Любое неверное движение грозило падением. Один человек увлекал за собой на землю сразу нескольких. Остальным приходилось стоять на месте и ждать, пока поднимутся упавшие. Больше времени топтались на месте, сбивая ноги об острые выступы, чем шли вперед. К тому же бичева на высоких скалах начинала "трубить" поднималась выше мачты, к которой была привязана. Это было весьма опасно; расшиву могло перевернуть.
- Эй, каторжные! - рявкнул с расшивы кормщик. - Снимай хомуты! Айда к якорю тянуться!
Многие вздохнули с облегчением. Однако Кудряш напомнил мне:
- Напрасно радуются! Сейчас самое трудное начнется!
Расшива стала на якорь. Нас перевезли туда на лодках, дали полчаса на то, чтобы сменить одежду и пообедать. Мало у кого из вольных оказалась смена белья, не говоря уже об оброчных. Скрывшись в трюм от дождя, мы разделись, выжали мокрую одежду и снова облачились в нее. Даже кашевары не смогли порадовать нас горячей пищей. Осетров запретил разводить костер на борту расшивы, и на обед они смогли приготовить только муру: покрошили в квас хлеб, добавили толокно, соль и льняное масло.
Хлебали муру неохотно, ругали непогоду и хозяина.
- Завозчики в поле! - оборвал разговоры кормщик.
Восемь бурлаков приняли в лодку шестипудовый ходовой якорь, выгребли против течения на сто двадцать саженей*, размотав всю огромную бухту каната, привязанного к нему, подняли его на руки и осторожно спустили за борт.
_______________
* С а ж е н ь - старая мера длины, равная 213 сантиметрам.
И тут же на расшиве стали с грохотом и лязгом выбирать цепь станового якоря. А мы уже прилаживали свои лямки к канату завезенного якоря и впрягались в них.
На сей раз стали мы почти вплотную друг к другу, двинулись от носа расшивы к корме. Кудряш был прав - идти по ровным доскам палубы оказалось гораздо труднее, чем по берегу. Упереться выставленной вперед ногой было не во что, из-за тесноты приходилось мельчить шаги, сокращать их вдвое, а требовал каждый из них больших усилий.
Но больше всего утомляло однообразие движений. За минуту хода от носа к корме некогда было посмотреть по сторонам, подумать о чем-то. Перед глазами маячили лишь затылок соседа и слегка покачивающаяся палуба. Проходили всего лишь пятнадцать саженей, упирались в корму, шли назад и снова начинали все сначала. Расшива не должна была останавливаться ни на минуту. Как только мы близко подтягивались к ходовому якорю, вперед уже завозили подпускной. Между сменой канатов тоже не получалось передышки...
- Ходим, будто лошади по кругу! - заметил Кудряш. - Слышал я, пробовали их как-то поставить на наше место, да не вышло - не выдюжили они.
- Бурлаки, ясно, двужильнее! - тут же откликнулся Соленый. Особливо, когда к якорю тянемся! Только нечем тут, по совести, гордиться! Лучше бы как-то облегчить наш тяжкий труд!
- Механик Кулибин, братцы, - обернулся Ерофеич, - уже придумал такую машину. Как мельница, она у воды силу берет и к якорю подтягивается!
- Ну, чего встали, поворачивайся!
Окрик кормщика вернул нас к действительности:
- Эй, Соленый, ходи веселей, тут тебе не на варне! А у тебя, курносый, ноги, что ли, отсохли? Живей, живей выбирай, не задерживай!
Через два часа, когда кончился скалистый берег, мы снова сошли на землю. Никто уже не обращал внимания на мелкий надоедливый дождь. Правда, незадолго до Кстовой поляны пришлось идти по самой кромке крутого берега по-над яром, откуда страшно было даже смотреть вниз, и дважды перебредать по самое горло широкие протоки. К счастью, все обошлось благополучно. На высоком берегу ни у кого не закружилась голова, а низкорослые бурлаки умели плавать и не нахлебались в протоках воды.
7
Сразу после ужина, когда бурлаки расположились вокруг большого костра обогреться и посушить лапти и онучи, я продолжил начавшийся на борту расшивы разговор:
- Никанор Ерофеич, вот ты сказал, что кулибинская расшива, как мельница, у воды силу берет. А как же без плотины колеса крутятся?
- В самом деле, как? - поддержали меня еще несколько бурлаков.
- Так это же очень просто, братцы, - опередил Ерофеича Кудряш. - Души утопленников колеса вертят, а нечистые канат выбирают!
Встретили шутку дружным смехом, однако Ерофеич поднял руку и сразу же остановил веселье.
- Точно знаешь?
- Слышал.
- Я так и понял, что с чужого голоса поешь. Обиралам-купцам, вроде Осетровых, твои слова очень по сердцу пришлись бы!
- Это почему же?
- Не нравится им, что Кулибин о бурлаках печется. Вот они про него всякие небылицы и плетут.
- Тогда сам ответь.
- И отвечу. Я ведь Кулибина лично знаю.
- Откуда?
- Четыре года назад помогал ему машину опробовать.
- Выходит, вблизи ее видел?
- Не только видел, но и прочувствовал, что к чему. Колеса, ребята, механик особые придумал. Улавливают они всю силу стремления, как, к примеру, парус улавливает ветер.
- Чудно! Как же все-таки без плотины-то?
- Как ветряк кружится, видели?
- Так то от ветра!