Ли Шарон. Завтрашняя запись

   Тот откашлялся.
   — Они оба в надежном месте. Вселенная полна опасностей, знаете ли. А я — человек, у которого есть враги. Мне казалось, что лучше хорошенько их спрятать там, где враги их не найдут.
   — Понимаю, — отозвалась она все так же серьезно и вежливо. — Но когда вы так являетесь, нет уверенности, что Каратель по-прежнему захотел с вами оставаться. Возможно, Джардж Менлин, всегда возможно, что Каратель избрал другого — в чем вашей чести нет ни малейшего урона.
   — Избрал другого...
   Он заморгал, а женщина склонила голову, а потом повернулась к Саксони:
   — Так случается порой. Мы позаботимся о нем, если хотите. Если нет другого места, где он может жить с честью и в безопасности. Носить Карателя Шлорбы — это немалая вещь, тяжелая вещь. Бывало, что потеря бремени делала прежнего Избранника... глупым, как ребенок, и забывчивым.
   Саксони обдумала услышанное — в той мере, в какой оно было понятным.
   — Вы позаботитесь о Джардже? — осторожно переспросила она. — И воздадите ему... честь?
   — Обязательно, — отозвалась женщина с мягкой и печальной улыбкой.
   — А... хезерним? — нерешительно спросила Саксони. Женщина покачала головой:
   — Хезерним был данью, названной Избранником Шлорбы, — мягко сказала она, словно речь шла о неизменной силе вселенной. — Не положено никакой дани тем, кого Шлорба покидает. Им положены только заботы, честь и покой.
   Саксони отпила изумительно мерзкого вина, размышляя, ощущая на себе взгляд Джарджа, слыша его безмолвный крик: «Не оставляйте меня здесь! Не...»
   Она выпила еще, оценивая вес пистолета у себя под мышкой, ситуацию...
   Ситуация была гадкая.
   Она выдавила из себя улыбку и кивнула женщине.
   — Я ценю вашу помощь. Ваши пояснения относительно статуса моего друга. Мне надо будет посоветоваться с другими... передать им ваши слова. Можно ли мне будет прийти снова, чтобы сказать вам, какое решение было принято?
   Женщина поклонилась, не вставая с пуфа.
   — Приходите снова спустя два солнца, в то же время. Привратник будет вас ждать.
   Она легко встала и наклонилась, протягивая руку Джарджу.
   — Пойдем, — позвала она его, словно ребенка. — Тебе пора вернуться на корабль и присутствовать на совете твоих друзей.
   Джардж поднялся на ноги и отдал женщине стакан. Она два раза резко хлопнула в ладоши.
   В каменной арке возник Привратник.
   — Проведи Джарджа Менлина и его спутницу к Воротам Просителей, — приказала она и подняла руки, чтобы снова надеть капюшон.
   — Слушаюсь, — ответил Привратник и, обращаясь к ним, добавил: — Идите за мной.
   И они устало поплелись за ним вверх, к жаркому входу, и вышли, моргая, на вечернее солнце.
 

Глава пятьдесят седьмая

   Последняя спасательная шлюпка отошла от переселенческого корабля и направилась прочь от системы. Данные были проанализированы всеми кораблями на внутренней орбите — и в конце концов признаны точными.
   Как только был достигнут консенсус — когда все пилоты на орбите признали, что переселенческий корабль пуст, — Милт и Риа отправились ставить бакены.
   — А почему именно здесь? — спросил Милт, глядя, как первый бакен подстраивается на нужную орбиту вокруг большого корабля.
   — Почему именно здесь — что? — откликнулась Риа.
   — Почему они бросили его именно здесь, где нет ничего, кроме блокады Синдиката и трех закрытых для доступа планет? Что они здесь делали?
   Риа пожала плечами, задавая параметры следующему бакену.
   — Переселенческие корабли летают где хотят, — сказала она, раз в кои-то веки без двойной речи. — Экипажи переселенческих кораблей ушиблены звездами. Еще большие психи, чем пилоты рудовозов. Если у них и была причина, то разумной она не была, можешь не сомневаться. Может, это была просто остановка на пути. Переселенческие корабли древние. Ограниченная способность к долгим перемещениям.
   — И они вышли из гиперпространства на отдых и тут заметили, что корабль в плохом состоянии... Черт подери, в этом корабле нет ничего смертельно опасного! Ничего такого, о чем они не знали бы уже давным-давно!
   Риа ввела программу.
   — Выпускай, — скомандовала она — и он послушался. Второй бакен пошел неровно и никак не мог сориентироваться.
   Милт протянул руку за пультом дистанционного управления, когда Риа вдруг резко втянула в себя воздух, а потом с шипением выпустила его сквозь зубы.
   — Какого дья...
   — Он разваливается! — закричал Милт, уже опуская пальцы на пульт и бросаясь в бегство от погибающего корабля. Одновременно он посылал сигнал тревоги Дезу и остальным кораблям блокады.
   Пульт у него под пальцами расцветал красными сигналами тревоги, но ими занималась Риа, перенаправляя энергию и отключая несущественные системы...
   Над ними, в темной громаде переселенческого корабля, пузырь, который он счел обсерваторией, продолжал раскачиваться из стороны в сторону, разрывая кабели и листы обшивки, потом одним мощным рывком он освободился полностью, послав к внутреннему кольцу блокады метеорный вихрь металлических обломков.
   Освободившись, он начал падать. Падать к Биндалу, словно сам был метеором.
   Милт включил увеличение и начал ругаться, тихо и изумленно. Сидевшая рядом Риа не издала ни звука.
   Он зашифровал изображение и отправил его на Главный корабль, тайно надеясь, что кто-нибудь из начальства скажет ему, что деревьевв падающем пузыре не было...

***

   Они приземлились на пропеченной полоске камня неподалеку от группы коричневатых шатров и корявых деревьев. Корбиньи вышла последней и встала между Анджелалти и Свидетелем, щуря глаза. Она чувствовала, как уходит влага из пор кожи. Непокрытую голову нещадно жгло солнце.
   — Так... — пробормотал Анджелалти. — Думаю, друг, тебе пора нас вести.
   Свидетель поднял руку и начертил в жгучем воздухе один из своих непонятных значков.
   — Вести я не могу. Трезубцу и Трезубцедержцу надлежит прокладывать путь через событие. Мне надлежит только следовать — и помнить.
   — Достаточно трудная задача, — сказал Анджелалти и закашлялся. Он указал Трезубцем на шатры. — Что это за место?
   — Это — лагерь Вен кел-Батиен Джириско. Она — молодой вождь, тщательная в деяниях. Она обитает рядом с Телио по выбору и приглашению, а не в нарушение. Это — честь. Ее люди — собиратели. Именно они собирают цветы тремиллана и превращают их в хезерним.
   — Цветы... — Корбиньи обвела взглядом спекшуюся землю. — Трудно поверить, что тут растут цветы.
   Свидетель серьезно посмотрел на нее.
   — До святотатства Синдиката земля была плодородной: зерно, плоды и дичь были в изобилии. Сейчас земля рыдает о влаге и с великим трудом производит достаточное количество пропитания для Биндальчи, опекунов этой земли. Событие подвигло Синдикат на прискорбную ошибку.
   — Синдикат на прискорбные ошибки и подвигать не надо, — ответила Корбиньи. — Как и на сознательное причинение вреда.
   — Не знаю, как вы, — вмешался Анджелалти, — но я как в печке. И пока я не испекся окончательно, предлагаю пройти в ту деревню и перемолвиться словечком с вождем. — Он посмотрел на Корбиньи. — Чем скорее мы вернем Трезубец, тем скорее сможем вернуться в прохладу.
   — И перейти к другим делам, — согласилась она, направляясь с ним к шатрам.
   Свидетель пошел за ними, отставая на шаг — и в душе ликовал по поводу возвращения на родную планету.
 
   Они не успели подойти к шатровой деревне, как оттуда вышла женщина, остановившаяся в жидкой тени. Широко расставив ноги в замшевых штанах, она протянула вперед руки ладонями вверх. Из-под расстегнутой до пояса рубашки виднелся влажный от пота живот, подтянутый и крепкий, талию обхватывал широкий кожаный пояс, увешанный брелоками и амулетами, с прикрепленными ножнами для ножа. Черные волосы спускались ниже плеч, и в них были вплетены перья и цветы тремиллана.
   Лал остановился перед ней в нескольких шагах, ощущая, как влажно липнет к нему одежда. Уперев конец Трезубца в землю, он поклонился.
   — Я говорю с вождем Биндальчи?
   — Я — Вен кел-Батиен Джириско, вождь племени Тремиллан, слуга Телио. — Крепкая смуглая рука поднялась на уровень груди и начертила в воздухе какой-то знак. — Трезубцедержец увиден и узнан. Может ли племя Тремиллан узнать его имя? Для песен.
   Он поколебался.
   — Анджелалти Кристефион, — сказал он наконец, махнув рукой в сторону Корбиньи и Свидетеля, — как они считают.
   Она прикоснулась к своему уху.
   — Это услышано. А ты какое имя считаешь своим? — Она устремила на него спокойные глаза песочного цвета. — Понятно, что мужчина может иметь больше одного имени.
   — Лал сер Эдрет, — ответил он, почему-то чувствуя власть этих глаз.
   Рука поднялась и пальцы сжались, словно она поймала имя, которое он ей бросил. Она приложила сжатый кулак к груди и широко расставила пальцы.
   — Мое сердце слышало твое, — торжественно провозгласила она. — Это — тоже для песен.
   Лал открыл рот, собираясь сказать... что? Но необходимости не было: вождь уже перевела взгляд дальше.
   — Глаза Шлорбы, я приветствую тебя, — сказала она и посмотрела на Корбиньи, не дожидаясь ответа: — Прекрасная госпожа, твое имя?
   Корбиньи глотнула мучительную порцию иссушенного воздуха.
   — Корбиньи Фазтерот, Развед...
   Она замолчала, глядя в глаза женщины.
   — Я — вождь Биндальчи, — сказала женщина. — Твое имя будет у меня в безопасности.
   — Увы, мое имя было безвременно укорочено. Женщина нахмурилась.
   — Воин Смерти, — провозгласил Свидетель со своего места за спиной Анджелалти, — ходит подле Искателя.
   — А! — Это было почти вздохом. Вождь прижала обе ладони к груди, а потом вытянула руки перед собой ладонями наружу. — Я дожила до времени чудес. Честь тебе, вновь взявшей на себя боль жизни и добровольно оставившей спокойствие. — Она опустила руки, и ее лицо и глаза сияли. — Когда за мной придет смерть, пусть она волею Шлорбы окажется такой прекрасной, как ты.
   Лал кашлянул.
   — Мы благодарны за вашу встречу, — сказал он, — и сожалеем о необходимости злоупотребить вашим гостеприимством.
   Он чуть пошевелил Трезубцем, и песочные глаза проследили за этим движением, а потом вернулись к его лицу.
   — Трезубцедержцу достаточно только попросить. «Так, — подумал Лал. — Вот если бы Трезубцедержец еще и знал, о чем просить!» Он облизнул губы.
   — Хотелось бы поговорить... возможно, с учителем. С тем, кто хорошо знает пути Трезубца и мог бы выслушать то, что я скажу, и помочь мне принять решение.
   — Трезубцедержец желает говорить с одним из Телио. — Вождь кивнула головой. — Нет ничего легче.
   Она повернулась и указала в даль, поверх сверкающей на солнце земли.
   — В той стороне расположен Грот Телио. Вам достаточно только прийти туда и высказать свою просьбу Привратнику.
   Лал прикрыл глаза рукой.
   — Насколько это далеко?
   — Туда легко дойти пешком, — заверила она его, — только не в полдень.
   — А какое сейчас время дня? Она немного удивилась.
   — Близится вечер.
   — Близится вечер, — повторил Лал. — Хорошо. Нет ли кого-либо, кто мог бы проводить нас к Гроту?
   Она прижала ладонь к сердцу.
   — Трезубцедержцу достаточно только попросить.
 
   Они отправились без дальнейших просьб — и Корбиньи ненадолго испытала чувство облегчения.
   Вождь провела их по извилистой тропе между шатрами, из которых хлынули мужчины, которых можно было принять за братьев Свидетеля, худые женщины и смуглые ребятишки. Их провожали взгляды, шепот и более громкие возгласы — и Корбиньи ощущала тревожное покалывание в затылке: ведь она была клятвенным телохранителем Капитана. Она шагала вперед, стараясь как можно чаще оказываться между ним и обитателями шатров, и пальцы ее ныли от желания сжаться на рукояти ножа.
   Вождь провела их по еще одной песчаной улице, ставшей узкой из-за собравшегося там народа. Корбиньи скрипнула зубами и с облегчением выдохнула, когда какой-то коренастый мужчина выскочил в проход прямо перед Анджелалти, и в лице его не было ничего, кроме безумия.
   С ножом в руке Корбиньи бросилась между ними, громко крикнув:
   — Стой!
   — Стой! — эхом крикнула вождь, и Корбиньи удержала удар, хотя клинок успел сверкнуть смертельным блеском.
   — Стой, — негромко сказал у нее за спиной Анджелалти, и она почувствовала прикосновение его пальцев к ее плечу. — Не тревожься, кузина.
   Он шагнул вперед, встав вровень с ней, почти нос к носу с планетником, упер конец Трезубца в плотную землю и чуть подался вперед, устремив синие глаза на безумца...
   ...который протянул мозолистую лапу и погладил Анджелалти по голове пальцами, дрожащими, словно в лихорадке.
   — Трезубцедержец, — прохрипел он и повернулся к вождю, которая смотрела на него с печалью в глазах. — Трезубцедержец!
   — Да, старый друг, — серьезно ответила она. — Посторонись и позволь тому, кто несет теперь это бремя, идти дальше в объятия славы.
   Он помедлил, словно плохо понимая ее слова, и кто-то еще вышел из толпы, чтобы взять его за руку.
   — Пойдем, брат.
   Тут безумный планетник пошел, куда его повели, оглядываясь через плечо, пока его не втащили в шатер. Анджелалти посмотрел на вождя.
   — Он что-то для него означал, вот этот? Тут он чуть встряхнул Трезубец.
   Вождь улыбнулась, не скрывая печали.
   — Как и должно быть, поскольку когда-то он носил его.
   — Но он — дурачок! — воскликнула Корбиньи, убирая свой клинок.
   Вождь покачала головой.
   — Это случилось потом, — сказала она, — когда Трезубец ушел из его руки.
   Корбиньи замерла, а потом повернулась к Анджелалти, который стоял, такой красивый и сильный, со всеми его планами и хитростями.
   — Анджелалти...
   — Пока не безумен, — весело отозвался он, отводя взгляд. — Или не безумнее, чем обычно. — Он поклонился ожидающей конца их разговора вождю. — Веди нас, прошу.
   Они больше никого не встречали, пока не миновали шатры и не пошли вдоль скалистой гряды. Тут Лал указал на корабль, стоящий около каменной осыпи.
   — Что это за корабль?
   Вен кел-Батиен Джириско посмотрела в ту сторону, куда он указал.
   — Прежнего Трезубцедержца Джарджа Менлина и его спутников.
   Он нахмурился.
   — А сам Джардж Менлин — где он?
   — Вон он, — ответила она, указывая пальцем.
   Энергично шагающая женщина могла быть только Саксони Белаконто. Корбиньи незаметно завела руку за спину, сомкнув пальцы на скрытом там миниатюрном пистолете. Осторожно вытащив его, она опустила руку прямо вниз.
   Свидетель Телио чуть отступил, устремив взгляд на толстяка, у которого был просто больной вид. Больной, испуганный и почти безумный. Он бежал, тогда как его спутница только быстро шла, оскользаясь на камнях и тяжело дыша в недобром воздухе. Свидетель почувствовал, как нарастает напряжение, как плетется сеть силы, а событие вдруг встряхнулось и начало схождение...
   Анджелалти Искатель, Трезубцедержец, Возлюбленный Шлорбы, Чье Имя Хаос — Анджелалти Вождь продолжал идти вперед и встретился с толстяком.
   — Это мое!
   Голос толстяка стал визгливым из-за усталости, жары — или того и другого вместе.
   — Привет, Джардж, — сказал Анджелалти, останавливаясь.
   Он стоял непринужденно, положив Трезубец на сгиб руки, и солнце золотило его волосы.
   — Мое! — заверещал тот — и бросился, неуклюже и отчаянно.
   Воин Смерти подняла пистолет — и удержала руку, потому что Анджелалти подался в сторону, чуть повернувшись, чтобы избежать столкновения.
   Рука толстяка сомкнулась на рукояти Трезубца, и он издал ликующий крик, тут же перешедший в сдавленный вопль. Глаза его округлились, мышцы напряглись — и вдруг расслабились, все без исключения.
   Анджелалти упал вместе с толстяком, подставляя плечо под огромную тушу, с юношеской отвагой пытаясь смягчить падение несчастного. Свидетель Телио мог бы сказать ему, что в этом не было нужды: толстяк уже не мог почувствовать, как камни царапают его тело.
   — Мертв. — Светловолосый Искатель произнес это слово так, словно не понимал его значения. — Мертв.
   — Очень жаль, — сказала женщина по имени Саксони Белаконто. — Но я не сомневаюсь, что у тебя получится не хуже, мастер сер Эдрет.
   Он отшатнулся — но в этом также не было нужды. Воин Смерти продолжала держать свой пистолет — и на этот раз ей ничто не мешало целиться.
 

Глава пятьдесят восьмая

   «В корабле переселенцев тьма, — звучали в голове Милта Дженкинса строчки. — Кромешная тьма и тишина». Он раздраженно подумал: «Кромешная тьма и шум».
   — Песенники понятия не имеют о реальности, — проворчал он и услышал, как позади него рассмеялась Риа.
   — Песни не имеют никакого отношения к реальности, — сказала она. — Так же, как герои.
   Милт вздохнул. Он знал, что Риа права. Песни — это романтика, а нет никакой романтики в стонущей древней системе, плохо охлаждающей воздух, или в предательски гладком металлическом полу под ногами, или в пятнах ржавчины, или в необходимости освещать себе дорогу в каком-то темном, распадающемся лабиринте кроличьих нор при помощи пары ремонтных фонарей, наскоро переделанных под аккумулятор от сигнального бакена.
   — Развилка, — сказала Риа, трогая его за локоть.
   Риа руководила их экспедицией: ей уже приходилось принимать участие в сборе трофеев.
   Она сделала несколько шагов сначала в одном направлении, а потом в другом, высоко поднимая фонарь и вглядываясь в стены в поисках неизвестно каких таинственных знаков. Тем временем Милт включил переносной комм на поясе:
   — Передовой отряд три-три шесть — кораблю три-три пять. Слышишь меня, Дез?
   — Слышу хорошо. — Голос Деза в шумной темноте оказался неожиданно громким. — Больше никакие секции не отваливались?
   Это была шутка, которая должна была заставить Милта ерзать от стыда за свою реакцию на отвалившуюся секцию, улетевшую от переселенческого корабля. Однако он отказывался стыдиться своих рефлексов. В пятидесяти случаях из пятидесяти одного, как заявил он Риа, его реакция была бы вполне уместной. Кто строит корабли с отделяющимися секциями размером с добрую луну?
   — Поменьше все-таки, — отозвалась тогда Риа, а потом добавила: — Экипажи переселенческих кораблей — сплошь сумасшедшие, малыш.
   — Все стабильно, — ответил он теперь Дезу. — Темно и пусто. Система охлаждения сбоит. Температура окружающей среды — двадцать восемь градусов. Если она начнет расти, мы уйдем. Нет смысла поджариваться.
   — Это Риа решила, что тут можно получить не просто цену металлолома, — сказал Дез. — Мне самому хватило бы и этого.
   — Почему же ты ее не отговорил? — спросил Милт. Дез засмеялся:
   — Не такой я дурак, чтобы пытаться отговорить Риа от чего бы то ни было. Вот помню...
   — Тихо!
   Голос Милта прозвучал резче, чем ему хотелось. Дез замолчал, не закончив фразу, и Милт наклонил голову, пытаясь определить направление звука — едва различимого, почти не слышного за шумом умирающей системы охлаждения...
   — Милт? — окликнули его из комма. — Корабль три-три-пять передовому отряду три-три шесть. Вы меня слышите?
   Мил вздохнул, покачал головой и нажал кнопку передачи.
   — Слышу вас хорошо. Показалось, что услышал что-то новое. Чертов корабль расползается по швам. Страшненько, понимаешь? Как в рассказах о кораблях-призраках, которые дети постарше рассказывают малышне в детском саду...
   — Сюда, Милт!
   Голос Риа странно отдавался от металлических стен.
   — Напарник выбрала курс, — сообщил Милт комму. — Передовой отряд три-три-шесть, конец связи.
   — Удачи, — сказал Дез. — До связи.
   Она обнаружила машинное отделение — или нечто вроде того. Вдоль стен стояли механизмы. Кое-где горели желтые индикаторы. Милт вошел и высоко поднял фонарь.
   — Ого!
   — То-то же. — Риа была явно довольна. — Здесь может оказаться нечто получше металлолома, парень. Может быть, дадут цену как за работающий корабль. Индикаторы говорят, что он действует.
   — Это же древность, — рассеянно отозвался он — а потом ее последние слова вдруг обрели смысл. Он повернулся к ней в пронизанном лучом света сумраке. — Если он действует, — спросил он, — то почему его бросили?
   Риа молча воззрилась на него.
   — Мы уходим, — объявил Милт с решимостью, питаемой приливом ужаса.
   «И он слышал позади звук — там, в корабле, где живых не осталось! — подсказала ему память, извлекая ясное и четкое воспоминание детства. — Он услышал позади себя звук и боялся повернуться и посмотреть, что там. Но ему было страшно и стоять на месте, повернувшись туда незащищенной спиной...»
   — Мы уходим! — крикнул он снова, но Риа продолжала стоять, устремив на него широко раскрытые глаза. Он рванулся вперед, схватил ее за руку и потянул за собой, поворачиваясь к выходу...
   И издал звук, который напоминал одновременно бульканье и вопль.
   Путь им преграждал... паук. Глаза у него были оранжевые и уродливые, челюсти могли перерезать Милта Дженкинса пополам, круглое туловище поднималось над полом до половины человеческого роста, подвешенное на восьми лапах, каждая из которых кончалась... когтем.
   Он проглотил еще один крик и выпустил руку Риа, дрожащей рукой вытаскивая из-за пояса пистолет и прицеливаясь.
   Мигнули фонари глаз, что-то тихо зашипело, что-то пролетело в сумраке — и липкая веревка плотно обмоталась вокруг руки с пистолетом. Он вскрикнул — а паук дернул.
   Милт отчаянно отпрянул — и еще одна липкая веревка захлестнула ему ногу у колена. Милт упал, пытаясь уцепиться на пол. Паутина сжалась крепче, и он закричал снова, чтобы Риа помогла ему, спасла его, застрелила, убила эту тварь...
   Наверное, она попыталась. Он услышал шипение летящей паутины, услышал крик, который издал не он, — а потом сдавленную ругань.
   Когда-то Милт умел молиться. Он услышал, как бормочет древние слова, пока паук подтаскивал его к себе. Но молитва помогла ему не больше, чем Риа — проклятия.
 

Глава пятьдесят девятая

   Используя Трезубец как палку, Лал медленно поднялся на ноги.
   Свидетель стоял чуть в стороне, а лицо его превратилось в особо невыразительную маску, что говорило о его полной погруженности в Свидетельствование.
   Корбиньи убрала пистолет и шагнула вперед, подхватив Анджелалти под локоть. Он посмотрел на изуродованное лицо Саксони Белаконто, на кровь, пропитавшую ее рубашку, вздрогнул и закрыл глаза.
   — Неужели было необходимо... — начал он, но не договорил, потому что, конечно же, это было необходимо.
   — Она была твоим врагом, — сказала Корбиньи. — А чего бы ты хотел?
   — Минутная слабость, кузина. Прошу мне ее простить. — Он открыл глаза и повернул голову, намереваясь ей улыбнуться, и вместо этого выдернул у нее свой локоть, повернулся и крикнул: — Нет!
   Орудийная башня ворнетовского корабля поворачивалась, медленно и аккуратно, меняя при этом угол наклона. Всего несколько секунд — и она уже смотрела вдоль гряды, на чахлую зелень у ее основания... на шатры племени Тремиллан.
   — Дьяволы! — завопила Вен кел-Батиен Джириско, опуская руки к поясу. Она сорвала с него амулет и швырнула в сторону корабля.
   Примерно на половине расстояния от корабля прогремел взрыв, поднявший в воздух комья земли и небольшие камни. Вождь закричала снова — на этот раз нечто бессловесное, но мощное, и побежала вперед, цепляя пальцами другой брелок своего пояса.
   — Нет!
   Это Корбиньи сделала уже три шага по траектории, которая позволит ей перехватить бегущую женщину. И орудийная башня снова пришла в движение, нацеливаясь на эту, более близкую цель, освобождая шатры от опасности. И они обе погибнут...
   Лал вскочил, врезавшись в Корбиньи и сбив ее на жесткую землю. Он упрямо держал ее, не давая вырваться, и даже выпустил Трезубец, чтобы она не смогла схватить его за горло. При этом он пытался заслонить ее тело своим.
   Второй взрыв был громче: возможно, вождь попала в цель.
   Третий взрыв оказался еще громче, и земля содрогнулась и вздыбилась, отбросив их назад, так что они с одинаковыми вскриками упали на взрыхленную землю и каменное крошево. Трезубец больно ударил Лала по ногам, а Корбиньи выгнулась с такой яростью, что он испугался за ее позвоночник и выпустил ее, вывернувшись, и одним движением вскочил на ноги, держа Трезубец на изготовку.
   Земля около корабля почернела, потрескалась, кое-где спеклась в стекло. Свидетель стоял в полный рост чуть в стороне от самых серьезных разрушений, и на его плоской щеке алела царапина, сочившаяся ярко-красной кровью.
   Вен кел-Батиен Джириско, вождя племени Тремиллан, не было и следа.
   Башня опять двигалась. Натужно-медленно, с решительностью судьбы и неотвратимостью смерти, башня опять нацеливалась на шатры.
   — Их некому предостеречь! — Голос Корбиньи был полон страдания. — «Гиацинт» ниже по склону и далеко. У нас нет оружия, чтобы помешать им. Отважной ты была, отважной, капитан-планетник! Ты чуть не выкупила жизнь своего племени...
   Лал смотрел, как смертоносно и неспешно нацеливается черное дуло — и чувствовал в руке тяжесть трезубца. Он посмотрел на него, увидел идеальные линии новых схем, мерцающие искры драгоценных камней, мрачный взгляд Камня Страха. Поднял Трезубец, прикидывая на руке его балансировку.
   И пошел в сторону корабля.
   — Анджелалти!
   Голос Корбиньи был полон панического страха, ужаса — и чего-то еще, что он почти распознал.