Ли Шарон. Завтрашняя запись

   — Тогда до следующего раза. Вы знаете, как со мной связаться, если что-нибудь случится.
   Это была просто пустая фраза, глупая любезность, как казалось Свидетелю. Потому что каков может быть смысл слов «если что-нибудь случится», когда все, что является Промыслом богов: толстяк, Биндальчи, Каратель Шлорбы и все Свидетели, которых Телио приводили к Карателю, — постоянно находятся в состоянии события? Как может быть так, чтобы чего-нибудь неслучилось? Но что поделать: это просто молочные мысли дитяти. И можно ли ожидать иного от того, кто был лишен Испытания и Именования?
   Свидетель Телио поклонился, поскольку в прошлом толстяк воспринимал это как знак согласия и после этого уходил.
   Однако на этот раз он помедлил.
   — Сюда больше никто не заходил? Не задавал никаких вопросов? Не пытался купить Трезубец?
   Во влажных глазах был страх. Свидетель поднял руку в жесте Истиносказания.
   — Никто.
   Толстяк устремил на него долгий и пристальный взгляд, а потом кивнул и пошел к двери.
   — Ну, тогда ладно. Но будьте внимательны, ладно? Вам придется плохо, если кто-нибудь украдет его у вас из-под носа.
   Пустые звуки, лишенные смысла. Свидетель поклонился, и толстяк выскользнул за дверь, предварительно оглядевшись с такой неуклюжей таинственностью, которая заставила бы любящего отца улыбнуться.
   Вздохнув, Свидетель повернулся в сторону комнаты, устремив взгляд к великолепию Карателя, возлежащего в своем Центре. На секунду он замер — и его сердце встрепенулось и запело в груди.
   На Карателе Шлорбы, Могущественном Оружии Могущественнейшего Воина, Богоубийце, ничуть не пугаясь магии, которая отгоняла меньшие твари и усеивала их оболочками пол под Центром, сидел паук.
   Свидетель Телио медленно попятился в глубину комнаты, не спуская глаз с Карателя и паука, сидевшего на нем так смело. Так смело.
   Когда его ноги коснулись рабочего кресла, он сел, готовясь Засвидетельствовать все.
 

Глава двадцать шестая

   Комната располагалась ниже уровня земли, не имела окон и была просторна. Корбиньи всей душой надеялась, что Номер Пятнадцатый знает, где она находится: в Верхнем городе, в Нижнем городе, около порта или у реки, потому что сама она с определенностью могла сказать только одно: что по-прежнему остается на Хенроне.
   Окна машины были непрозрачны, а водитель применил хитрость, чтобы обмануть ее чувство направления, так что они ехали больше часа, на восток и запад, север и юг. Когда они наконец остановились, охранник с нахмуренными бровями дал знак другому члену отряда, который рванулся вперед в переполненном пассажирском салоне и прижал Корбиньи руки к телу. Она скрипнула зубами и не стала сопротивляться такому унижению, хотя чуть было не вскрикнула, когда ей завязали глаза.
   Ослепленную, ее потащили вперед за обе руки, заставили неловко подняться на три низкие ступени и быстро провели по длинной полосе ковра. Потом был короткий спуск вниз на лифте, еще один переход — на этот раз по полу, гудевшему под ногами (плитки или камень, решила Корбиньи), и шипение дверного механизма.
   После этого охранники ее толкнули — и тело ее подвело: она упала на колени на мягкий ворс и вскрикнула, срывая с глаз повязку.
   Сплошные белые стены. Ковер, похожий на снежное поле, уходящий во все стороны. Светло-голубое кресло. Белый лакированный письменный стол. Серебряная лампа для чтения на столике из белого дерева. Серебряный поднос с четырьмя голубыми кружками, расписанными изящными белыми цветочками, и хрустальный графин.
   Подушки — голубые, розовые и тускло-белые, — наваленные холмами на снегу.
   Корбиньи медленно встала, уловила краем глаза какое-то движение — и стремительно повернулась.
   Другая женщина тоже развернулась и довольно умело приняла боевую стойку, одним движением головы забросив длинную косу за спину и одновременно опуская руку к голенищу правого сапожка — несомненно, к ножу. Умелая противница, но медлительная и с двумя недостатками: тяжелыми костями планетника и женственностью фигуры.
   Черные глаза были широко открыты, выражая тревогу, однако на лице отражалась хладнокровная решимость. Ну что ж.
   И только тут она узнала одежду, косу, лицо — и резко выпрямилась, сделала десяток шагов вперед и прикоснулась к собственной зеркальной руке, прохладной и очень гладкой.
   — Ай-и! — выдохнула она и уронила руку.
   Номер Пятнадцатый пошевелился у нее в кармане, и паучьи коготки успокоительно царапнули ей кожу сквозь ткань рубашки. Она собралась было достать его, но остановилась, услышав слабый звук, и повернулась снова — на этот раз к двери.
   Саксони Белаконто пришла без охраны, держа в руке простой серебряный обруч. Дойдя до середины комнаты, она остановилась и поклонилась едва заметно.
   — Приветствую тебя, Корбиньи Фазтерот. Надеюсь, что нахожу тебя в полном порядке?
   — В порядке, — отозвалась она сухо.
   В аквамариновых глазах промелькнул смех.
   — От моего капитана я узнала, что эскорт, который я тебе выделила, был сочтен оскорбительным. Прими мои извинения, ибо у меня не было такого намерения.
   — Да, — сказала Корбиньи. — Ты просто не верила, что дикарка может держать свое слово. — Она чуть пошевелилась. — Где мой кузен?
   Безупречные брови чуть выгнулись.
   — Занимается порученным делом, как я искренне надеюсь. — Она холодно улыбнулась. — И как должна надеяться и ты, потому что если к завтрашнему дню, к Первому Полудню, он не явится ко мне с предметом, который я заказала, ты расплатишься жизнью.
   Корбиньи нахмурилась.
   — Ты связала нас обоих одной веревкой, Саксони Белаконто. Я должна умереть, если он не выполнит твоих желаний, он — если их не выполню я.
   — А разве узлы развязались? — Пришедшая покачала головой и подняла руку с серебряным обручем. — Хватит пустых любезностей. Я принесла тебе это, чтобы ты надела его себе на запястье. Сделай это немедленно и не снимай.
   Она заколебалась, и тогда Саксони Белаконто бросила браслет в нее — несильно, но достаточно метко, чтобы Корбиньи пришлось вскинуть руку и поймать его, иначе браслет ударил бы ее по лицу.
   — Смотри. — Саксони Белаконто приподняла рукав и продемонстрировала тусклое свечение браслета, очень похожего на тот, что держала Корбиньи. — С помощью этих колец главный компьютер отслеживает всех обитателей дома. Любая органическая жизнь, не имеющая кольца, рассматривается компьютером как враг. И соответственным образом уничтожается. — Она одернула рукав. — Компьютер также регистрирует твой пульс, состав крови и частоту дыхания, и если что-то не так — сразу даст знать. Надень браслет и не снимай его ни под каким видом, пока здесь гостишь. Ты поняла?
   — Я поняла.
   Она надела браслет на запястье, прижала края — и кольцо плотно охватило ее руку.
   — Хорошо. — Саксони Белаконто собралась уходить. — Спальня находится за этой дверью. Одежду найдешь в гардеробной. Душ и туалет — следующее помещение. Еду тебе будут подавать сюда в обычные часы, установленные в доме. — Приложив ладонь к пластине замка, она обернулась, и ее улыбка была похожа на удар ледяного ножа. — Надеюсь, что твое пребывание здесь будет максимально уютным. Прошу прощения за столь краткий визит, но я сейчас очень занята.
   С этим она удалилась.
   Корбиньи подошла к двери, приложила к ней ладонь — и зашипела от неожиданности, ощутив слабый удар электрического тока. Она прошла через белую комнату и оказалась в спальне, оформленной в серых и черных тонах с кроваво-красным покрывалом на постели. Она осторожно извлекла из кармана Номер Пятнадцатый и долго сидела на краю кровати, держа паучка на ладони и пристально глядя в его золотистые глаза.
 

Глава двадцать седьмая

   Дверь открылась — тихо, как молитва. Паук на Карателе и Свидетель в кресле перевели взгляды на медленно расширяющийся проход. Свидетель к тому же затаил дыхание.
   Едва он успел выговорить себе за такое отступление от долга и добиться должной отстраненности от своего сердца, как дверь прекратила свое движение, и в комнату проскользнул человек.
   Он двигался осторожно и так бесшумно, словно был тенью тени, и в то же время в нем ощущалась уверенность. В те короткие секунды, которые ему понадобились, чтобы закрыть дверь и запереть ее, не было заметно ни дрожания пальцев, ни неловких движений.
   Человек повернулся — быстро, но без спешки — и осмотрелся. Свидетелю показалось, что он изучал помещение — и будто прислушивался к своим ощущениям, пробуя силу на вкус. Его глаза — огромные и синие на лице суровом, как у вождя — скользнули по Свидетелю, задержались на мгновение, устремились дальше. Только целиком осмотрев комнату, он двинулся вперед — тихо, спокойно — и встал перед Карателем.
   Изящная кисть поманила храброго паучка, который прыгнул, побежал вверх по руке и исчез под воротником простой белой рубашки. А потом Искатель остановился, наклонив голову и разглядывая браслет у себя на правой руке. Спустя недолгое время он опустил руку в карман, достал коротенький черный стержень, взял его двумя руками и стал растягивать, пока тот не превратился в тонкую черную палку. Ею он начал водить над Карателем, поднося все ближе и ближе — так близко, что Свидетель ощутил, как у него замирает сердце, — а потом отодвинул ее, кивнул и сжал палку в стержень, который вернул обратно в карман.
   Из левого рукава появился другой паук — большего размера, чем первый, с яркими фиолетовыми глазами. Он сплел себе шелковую паутинку, спустился по ней и, продолжая прясть, начал оплетать место, где лежал Каратель — сверху и снизу, сверху и снизу, тончайшим черным шелком.
   Искатель смотрел то на свой браслет, то на действия паука. Потом он еще раз кивнул и оглянулся через плечо.
   — Вечер сегодня прохладный и довольно сырой, — сказал он нейтрально, как положено мужчине говорить с другим мужчиной.
   — Я слышу тебя, о Искатель, и приношу благодарность за сообщенную новость.
   Тонкие золотистые брови выгнулись над странно светящимися огромными глазами.
   — Вот именно.
   Он снова сосредоточился на Карателе и переменах, которые там совершались.
   Паук закончил последний оборот и прыгнул на ладонь своего господина, таща за собой паутинку. Он задержался на секунду на руке мужчины, перерезал шелковую нить и исчез под манжетой.
   Искатель взял нить, тщательно присоединил ее к какой-то бляшке, каких много было на этом браслете, быстро дотронулся по очереди до еще трех...
   Свидетель Телио стремительно вскочил на ноги, настолько забыв о долге, что у него с губ даже сорвался крик его души. Искатель обернулся — и на его серьезном, спокойном лице отразилось легкое удивление.
   — Да?
   Свидетель сделал глубокий вдох, выдохнул, вдохнул еще раз — и строго приструнил свое сердце, отстраняясь от происходящего и предоставляя познание минуты глазам и памяти.
   Искатель чуть нахмурился, посмотрел на дело своих рук, а потом — снова на Свидетеля.
   — Вы взволнованы, — сказал он мягко, но таким тоном, который признавал, что подобное случается даже с теми, кто был Испытан и Проверен. — Я не имел в виду проявить неуважение к Богине и ее Инструменту. Вы можете сказать мне, если я нанес оскорбление.
   На прямую просьбу об информации можно было ответить — необходимо было ответить! Свидетель почувствовал, как его сердце успокаивается — и поднял руку в знаке Правдивого Ответа.
   — В прошлом оскорбленные чувства проявлялись молниями и дрожью земли вместе с потерей дыхания и остановкой сердца у оскорбителя.
   Искатель посмотрел на свое стройное тело, потом перевел взгляд на пространство с размытыми очертаниями, где за секунду до этого лежал Каратель Шлорбы, а потом снова устремил глаза на Свидетеля Телио.
   — Полагаю, чувства не были оскорблены, — сухо сказал он, глянув на свой браслет. — Пора уходить.
   С этими словами он повернулся и наклонился. Кирпич туманного воздуха поднялся у него в руке, а когда он приостановился у двери, чтобы отпереть замок, оперся о его бок.
   Свидетель Телио тихо прошел к Месту, где пребывал Каратель, удостоверился глазами, руками и сердцем в том, что теперь оно стало просто местом, — и повернулся, чтобы последовать за Карателем Шлорбы, куда бы и как он бы ни направлялся.
 

Глава двадцать восьмая

   Искатель двигался сквозь тьму, словно лир-кот, бесшумно пройдя через двор и поднявшись по пологой лестнице. Наверху он задержался, выполнил некие действия — и дверь перед ним открылась.
   Он зашел внутрь, а Свидетель — следом за ним.
   Внутри было менее темно, хотя отнюдь не светло. Искатель продолжал идти мимо немногочисленных предметов обстановки, по короткому коридору и вниз по длинному лестничному маршу. В правой руке он невидимо нес Карателя Шлорбы.
   Сойдя с лестницы на укрытый ковром пол, он вслух приказал: «Свет!» — и стал свет, который залил все уголки комнаты, до отказа набитой приборами, инструментами, пультами и множеством самых разных приспособлений, применяемых теми, кто не Биндальчи.
   Свидетель Телио почувствовал, как замедляются его шаги, как его сердце принимает в себя эту сокровищницу знаний, почти трепеща от страсти. Но он сурово ускорил шаги и направился за Искателем и Карателем через всю комнату к дальней стене.
   Она оказалась серой и была усеяна мозаикой из крошечных лампочек, ручек и кнопок. Искатель остановился перед стеной, упер размытый воздух, в который превратился Каратель, себе в бедро и начал осторожно работать над своим браслетом.
   Неясное пятно воздуха вздрогнуло — и снова возник Каратель, обернутый паучьим шелком, преспокойно опирающийся на бедро Искателя.
   — А! — тихо выдохнул Искатель, поднял руку и тронул какие-то кнопки настенной мозаики, потом бережно опустил Карателя на пол перед стеной, взял конец нити, который только что был закреплен на его браслете, и завязал его вокруг серого металлического выступа.
   Каратель Шлорбы мгновенно снова размылся, теряя видимость.
   Искатель отвернулся от стены, и Свидетель Телио оказался прямо перед ним, прикасаясь пальцами к уголкам глаз, а затем — к вискам в древнем знаке просьбы.
   Большие глаза смотрели на него бесстрастно, и в их холодных темно-голубых глубинах не было ни искры понимания. Свидетель приготовился говорить.
   — Необходимо, чтобы я понял, чему стал Свидетелем, — сказал он, скрещивая руки на груди, — чтобы Память могла стать истинным руководством для тех, кто будет Свидетельствовать после меня.
   Понимание пришло — и по лицу вождя пробежала тень задумчивости. Он повернулся и указал рукой на Место, которое прятало Карателя.
   — Компьютер искажает световые волны в непосредственной близости от Трезубца, так что человеческому глазу становится трудно видеть. Это — ограниченная уловка, но достаточно эффективная в темноте. Если бы нам пришлось проходить через луч сканера, то Трезубец был бы замечен сразу же.
   Свидетель обдумал услышанное.
   — Я понимаю, что машины обладают глазами, которые в некоторых случаях заглядывают глубже человеческих, — признал он, вспомнив свои изыскания в области культуры толстяка. — А какую роль выполняет паутина?
   — Проводника энергии компьютера.
   Так. Паутина была дорогой, по которой двигалась мысль машины, чтобы нанести поражение врагам Искателя. Это было хорошо. Свидетель опустил руки.
   — Я благодарю тебя, о Искатель. Твои слова сделали Свидетельство полнее.
   Искры смеха вспыхнули в синих глазах, но лицо не потеплело. Он слегка поклонился.
   — Я счастлив быть полезным. — Он выпрямился и провел рукой вокруг. — До этих вещей дотрагиваться нельзя — здесь, здесь, здесь... Вы можете сидеть на ковре, на той табуретке или на крышке этого стола. Позже, если ваши обязанности вам позволят, я покажу вам, где можно найти еду.
   Свидетель почувствовал, как возликовало его сердце — и постарался повторить поклон Искателя. Лучше, о, в дюжины раз лучше, чем толстяк, был этот стройный юный Искатель с его спокойным лицом и мудрыми глазами! Свидетель чуть было не позволил словам благопожелания сорваться со своих уст и испытал непонятную боль из-за того, что долг не позволяет ему говорить с этим человеком таким образом.
   — Если у вас больше нет вопросов...
   Искатель вежливо выжидал несколько мгновений, а потом кивнул и, отвернувшись, уверенно и плавно прошел через путаницу приборов к какой-то клавиатуре с экраном. Он боком пристроился на стоящий перед ними табурет, зацепившись одной ногой за его перекладину, а второй надежно упершись в пол. Подняв руки, он повернул рукоятки.
   Экран залил кремовый свет, и на нем начали размножаться синие линии, словно кристаллы в солевую бурю. Свидетель увидел, как Искатель нахмурился, прикоснулся к каким-то клавишам, кивнул.
   — Ну что ж...
   Умные пальцы пробежали по новым клавишам, синие линии пришли в движение, соединяясь в таинственные узоры из слов и цифр. Искатель перевел рычажок слева направо — и экран замерцал, а потом успокоился, дав сетку из совершенно ровных квадратов, растянувшихся до бесконечности.
   Пальцы Искателя неспешно двигались по клавиатуре, вводя в сетку буквы. Остановились. Снова пришли в движение — ненадолго.
   — Анджелалти? — Женский голос был светлым, лихорадочным. Радость покрывала страх, словно позолота — свинец. — Меня перевезли к ней в дом.
   Клавиши защелкали.
   «ЗНАЮ», — прочел на экране Свидетель.
   — Да, — медленно сказала женщина, — полагаю, что знаешь. — Наступила пауза, а потом — быстро, потому что страх победил все: — Анджелалти, не приходи сюда. Она намерена тебя убить, выполнишь ты ее задание или нет. Мой корабль стоит на Площадке постоянной готовности номер шестнадцать. «Гиацинт». Это чудесный корабль, кузен, клянусь, не хуже или даже лучше любого! Он запечатан моей ладонью, но, конечно, ты сумеешь...
   «КОРБИНЬИ, — написал на экране Искатель. — КУЗИНА НЕ НАДО».
   — Анджелалти, это пустая трата твоей жизни! Честь не может требовать, чтобы ты на равных вел дело с беззаконной планетницей. Ты ничего не приобретешь, выполняя...
   «ТВОЯ ЖИЗНЬ, — прыгнули в сетку буквы, — ДОРОЖЕ ВОРОВСКОЙ ЧЕСТИ».
   — Я все равно наполовину умерла! — воскликнул женский голос.
   Искатель закричал: «Нет!», и его пальцы стремительно побежали по клавишам.
   «НЕТ НЕТ НЕТ ЖИВИ КОРБИНЬИ ВЕРЬ МНЕ ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО ТЫ ДОЛЖНА ЖИТЬ КОРБИНЬИ ПОКЛЯНИСЬ».
   Молчание.
   «КОРБИНЬИ ПОКЛЯНИСЬ МНЕ ЧТО БУДЕШЬ ЖИТЬ».
   — Корбиньи? — прошептал Искатель, подаваясь к экрану. Взгляд его заострился, словно мог пробиться через покрытую сеткой поверхность туда, где эту женщину держали в плену.
   — Я клянусь, что попытаюсь жить, Анджелалти. — Ее голос был окрашен бесконечной печалью. — Я молю тебя сделать то же.
   «Я НЕ САМОУБИЙЦА, — заверил он ее. — ЕЩЕ ОДНА НОЧЬ КОРБИНЬИ ДЕРЖИСЬ».
   — Береги себя, кузен. Не забудь про «Гиацинт», если безумие тебя оставит.
   Искатель чуть улыбнулся, а его пальцы запорхали по клавиатуре.
   «ЭКИПАЖ ВСЕГДА ЕДИНОДУШЕН».
   На сей раз пауза была заполнена чем-то неопределимым и очень мощным.
   — Это так, — согласилась женщина. — Корабль и звезды да ведут тебя, Анджелалти.
   «КОРАБЛЬ И ЗВЕЗДЫ КОРБИНЬИ». Сетка погасла.
   Молодой Искатель секунду сидел, понурившись. А потом выпрямился и встал, начав деловито двигаться среди своих инструментов и приборов.
   Свидетель Телио осторожно сидел на углу стола, деля внимание между Карателем, который невидимо спал, неугомонным Искателем и собственным изумленным сердцем.
 

Глава двадцать девятая

   Паучок перестал плести паутину, дважды мигнул золотыми глазами и начал обратный путь по белому ковру, глотая черные шелковые слова.
   Корбиньи развернулась, яростным прыжком поднимаясь с колен на ноги. Женщина в зеркале выполнила это движение с грацией, и ее тело красноречиво выразило грозную, действенную силу. Корбиньи гневно посмотрела на нее, сделала три по-планетному тяжелых шага и плюнула.
   — Грязеедка! — крикнула она, глядя, как нежные щеки сначала розовеют, а потом краснеют, а черные глаза расширяются, карикатурно изображая истинные глаза Экипажа. — Никчемный, неуклюжий кусок мяса! Ни мышц, ни скорости, ни ловкости! Мне от тебя тошно!
   Она поймала свою ярость, схватилась с ней, словно с живым существом — и была немало поражена ее силой.
   Женщина в зеркале плакала, беззвучно и обильно. Острые скулы блестели от слез, стекавших по ним и падавших с округлого подбородка. Но она не замечала этих слез.
   Ярость Корбиньи внезапно погасла, оставив после себя только боль и сожаление. А еще — зубастый страх, который денно и нощно грыз ей сердце. Она вздохнула и подняла руку, чтобы стереть слезы с лица.
   — Хорошо, — обратилась она к женщине в зеркале с величайшим терпением. — Третий Цикл, с самого начала. Тройная скорость.
   Женщина в зеркале послушно встала в нужную позу и начала двигаться. Корбиньи вторила ей движениями каждого мускула.
 

Глава тридцатая

   Незаметно и совершенно бесшумно он скользнул по темному коридору к нужной двери, осторожно достал из-за пазухи специально гравированную перчатку и приложил ее ладонь к пластине замка.
   Дверь шумно вздохнула, открываясь — и Лал пригнулся, напрягая слух, чтобы не пропустить ни малейшего признака беспокойства в сонном доме.
   Но всюду царила тишина. Индикатор на руке не показывал всплесков энергии, неизбежных при включении дистанционного сигнала тревоги. Комната оказалась темной, довольно прохладной, но менее затхлой, чем в прошлый раз. Лал опустил на глаза очки-тепловизоры и шагнул через порог.
   Номер Четвертый обошел витрину, сообщил, что все в порядке, и перескочил на рукав Лала, когда тот подался вперед, чтобы открыть крышку.
   Величайшее сокровище Мордры Эль Теман сияло перед ним, словно Грааль. Лал наклонился и взял его.
   Омерзение охватило его, омерзение и страх, от которых отчаянно забилось сердце.
   Он бережно опрокинул вазу и вывалил Сариалдан себе на ладонь.
   Страх обжег ему горло желчью, наполнил уши воображаемыми криками, будто его застали на месте преступления.
   Заставив руки не дрожать, он вернул вазу точно на место, опустил стекло витрины и устремил взгляд на ладонь, где лежал этот предмет: уродливый, несимметричный кусок коричневого камня, поросшего местами угрюмыми зелеными кристаллами. Лал опустил Сариалдан в карман брюк и ощутил его приближение к своему телу, словно вражеский нож.
   Он на секунду закрыл глаза, мысленно повторил заговор, найденный в библиотеке Шилбана, — и пожалел, что не может заставить себя поверить, будто страх уменьшился. После этого он мрачно перебрал в уме детали дальнейших этапов плана.
   Удовлетворившись результатом, он бесшумно и быстро пересек комнату, вышел в коридор и закрыл за собой дверь.
   И уже сделал четыре шага в том направлении, откуда пришел, когда заверещал проснувшийся сигнал тревоги.
   В нем не было никакой тонкости — только желание запугать незваного гостя, сбить его с толку звуком и мельканием света, чтобы он потерял голову и бросился бежать, став легкой добычей полиции.
   Лал повернулся, увидел прямо над головой восьмигранную сетку обонятельного датчика и прижался всем телом к стене. Ужас был живым существом, рвущим его разум в клочья. Лал почувствовал за спиной дрожь половиц — это люди выбежали в коридор наверху. На фоне вопля тревожного сигнала он расслышал звук другой сирены и понял, что прибыла полиция.
   Полицейские рассчитывают, что он побежит к ближайшему выходу. План дома Эль Теман развернулся перед его мысленным взором, показывая ближайший выход: в конце коридора налево, через кухню - и на улицу. Прямо в объятия полиции.
   Лал прыгнул вперед, бесшумно побежал на носках и нырнул в боковой коридор, как раз успев услышать, как двое из разбуженных обитателей добрались до главного вестибюля. Он нырнул в чулан при буфетной и, задыхаясь, ворвался в лифт для прислуги. Сотрясаясь от дрожи, он нажал кнопки — и лифт поехал... вверх.
   Вверх. Мимо спален второго этажа, мимо тренажерных и кабинетов третьего этажа, вверх.
   В бальную залу.
   Он почти выпал из лифта, отправил кабину вниз, проинструктировав остановиться на втором этаже, и побежал по импортному деревянному паркету. Камень Страха обжигал бедро, сквозь стеклянный купол мерцали горячечным блеском предутренние звезды.
   Не обращая внимания на сигнализацию, он вылетел через арку в сад на крыше, по синим и золотым цветам, высаженным в виде герба Эль Теман, подбежал к парапету.
   В считанные секунды он отыскал дверь, умело скрытую за кустом ламончи, склонился к замку и вытащил электронную отмычку.
   О скрытности уже и говорить не приходилось: он лишь кое-как попытался спрятать свои действия от главного домашнего компьютера. Спустя мгновение дверь открылась, и Лал прошел в нее, даже не потрудившись закрыть за собой.
   Снаружи его встретил ветер, гулявший по карнизу, словно хищный кот — влажный и пропахший Рекой, текущей восемью этажами ниже. Лал жался к стене, предоставив телу самостоятельно решать тонкие вопросы равновесия. Сейчас для страха места не было.
   Сорок два. Он закончил отсчет и с величайшей осторожностью опустился на колени, протягивая руки за парапет. Пальцы царапнули по каменной стене — и нашли сеть.
   Он медлил, переплетя пальцы с этим ненадежным спасением, глядя через край крыши вниз. Прямо под ним, между шестым и пятым этажами с сетью соединялся толстый городской кабель. Он уходил к изолированному стеклянному столбу, расположенному в двух кварталах отсюда и едва различимому в тумане. При удачном стечении обстоятельств можно будет спуститься по столбу на тротуар и без помех добраться до дома. До Первой Зари и его визита к Саксони Белаконто остается целых четыре часа. Удача...