Страница:
оружие, спрятал под одежду.
— Слушаюсь, учитель, — сказал он и вздохнул про себя.
Вернувшись в музей, он повернул ручку растрескавшейся и роняющей хлопья краски двери, открыл ее и осторожно перешагнул через гниющий порог — и замер от потрясения и ужаса, когда молодой человек ударил старика и закричал:
— Где он?
— Не знаю, — ответил старик.
Тот, кто его удерживал, заведя ему руки за спину, яростно его встряхнул, а спрашивавший просто пожал плечами, направился к полке, вынул книгу, продемонстрировал ее и швырнул в огонь.
— Нет!
Он рванулся через комнату, обнажив нож, но Шилбан уже обвис с бессмысленным лицом. Колющий удар убил спрашивавшего, режущий по горлу расправился со вторым и...
— Шилбан?
Это было не столько слово, сколько шипение — на большее распухший язык и растрескавшиеся губы были не способны.
Сон ушел, оставив реальность, пронизанную неприятными ощущениями, среди которых самыми мерзкими были мучительный пульс в висках и звон в ушах. И еще муки жажды, переходящие в пытку по мере возвращения сознания.
«Где я?» — пытался сообразить он.
Он лежал на животе на какой-то мягкой поверхности. До истерзанного слуха доносилось только ровное гудение вентиляционной системы. Лал с трудом разлепил веки, провел сухим языком по липким губам и ощутил солоноватый вкус.
Всего в нескольких дюймах от его носа оказалась кружка, расписанная узором — белые цветы на синем фоне. Ручная работа, автоматически определил он, но не имеющая особой ценности. Он сосредоточился, передвинул руку — мертвый груз, ни мышц, ни чувствительности, — усилием воли заставил пальцы обхватить кружку и поднять ее.
Поднял голову — и стал пить.
У воды был горький привкус, но он осушил кружку целиком, а потом разрешил голове упасть на матрас. Не выпуская кружку из ослабевших пальцев, он закрыл глаза и стал слушать трезвон в ушах и биение своего сердца.
— Просыпайся!
Приказ сопровождался шлепком по заду, и Лал охнул, перевернулся, занося руку с кружкой для броска — и замер, увидев наставленный на себя пистолет и бешеные глаза того, кто этот пистолет держал.
— Попробуй, — тихо попросил человек с пистолетом, напрягая палец на спусковом крючке. — Дай мне повод.
— Нет! — прохрипел Лал.
Мужчина хмыкнул с явным разочарованием и повел пистолетом.
— Вставай. Мирно и медленно, руки на виду. Ясно? Он встал на ноги, мирно и медленно, и застыл лицом к своему тюремщику, подняв перед собой руки с пустыми ладонями.
— Повернись, — приказал человек с пистолетом. — В дверь и налево. Дернешься — и ты труп, ясно? Как Бирил и Джулен.
Без слов, с исключительной плавностью движений Лал повернулся и пошел к двери, открывшейся при его приближении, и повернул в коридоре налево. Позади него скрипели сапоги охранника.
— Стой!
Лал подчинился, быстро посмотрев по сторонам. Слева сплошная белая стена. Справа — дверь, ничем не отличавшаяся от шести других, которые они миновали. Охранник шагнул вперед, наводя пистолет на середину груди Лала, и приложил руку к пластине замка.
Дверь отъехала в сторону, и он махнул пистолетом:
— Заходи.
Внутри оказался пол из настоящего дерева и ковер ручной работы в рыжих, коричневых и сливочных тонах, лежавший прямо перед тиковым письменным столом размером с одноместный космолет. Белизну стен нарушали то абстрактная картина, то гобелен ручной работы. На книжных полках стояли глиняные тотемы, куски необработанных драгоценных камней и резные изделия. У Лала зачесались руки, а его воровское чутье автоматически начало оценивать и прикидывать.
— Он здесь, госпожа Белаконто.
Автоматическая оценка резко прервалась. Он плавно повернулся к окну и поклонился.
— Здравствуйте, сударыня.
— Здравствуйте, Лал сер Эдрет. — Женщина шла к нему, легко ступая по коврам — тоже ручной работы. С волевого напряженного лица пристально смотрели прямо на него аквамариновые глаза. — Надеюсь, вас не слишком возмутили отведенные вам покои.
— У меня было мало возможности с ними ознакомиться, — ответил он.
Она остановилась прямо перед ним.
— Тогда все хорошо. — Она перевела взгляд ему за спину. — Можешь идти, Кармен.
— Госпожа Белаконто...
— Я сказала, что ты можешь идти, Кармен. — В безупречно светском голосе появились стальные нотки, но она улыбнулась и наклонила голову. — Благодарю тебя.
— Да, госпожа Белаконто.
Едва слышный звук, который мог сопровождать его поклон, скрип сапог — а потом шорох отодвигающейся двери и щелчок закрывшегося замка.
— Ну что ж. — Она улыбнулась — слабо и неубедительно — и указала на кресла, поставленные у окна. — Прошу вас, сударь, садитесь и устраивайтесь удобнее.
Он тихо откашлялся.
— Сударыня, я хочу знать, зачем вы велели меня сюда доставить.
— Ну, как зачем? Чтобы продолжить наш разговор, — ответила она. — Но при этом нам не обязательно испытывать неудобство. Прошу вас, сударь, садитесь.
В ее голосе звучал приказ, и его тело чуть было не предало его, подчинившись этой интонации. Он резко качнул головой.
— Разговор, на котором мы расстались, закончен. Хотя я мог бы спросить у вас: как могло случиться, что ваши бандиты мучили почтенного старика в Старом городе?
Она помолчала, повернулась и отошла на несколько шагов, в сторону ковра и поставленных друг напротив друга кресел.
— Они были там по моему приказу, — спокойно объявила она, — выяснить, что стало с Лалом сер Эдретом. — Еще одна пауза, которую он не пытался заполнить. А потом она тихо сказала, провоцируя: — Вы не спрашиваете, что со стариком?
Он поклонился:
— Я надеялся, что оказанное вами мне гостеприимство распространилось и на него.
— Тогда вы глупец! — отрезала она, сверкнув глазами. — Он мертв.
Горе, внезапное и давящее — а потом, столь же стремительно, возмущение тем, что она отдала такой приказ и что бахвалится им и использует как оружие, чтобы ранить и ослабить его, Лала. Она улыбнулась.
— Вы сделаете, что я прикажу, Лал сер Эдрет, и сделаете это любезно и тщательно.
— Потому, что вы убили моего друга и разгромили мой дом? — Он резко шагнул вперед и увидел, как ее рука нырнула в карман. Остановившись, он ухмыльнулся. — Пистолет, сударыня? Застрелите меня — и все будет зря. Как и сейчас! Неужели я стану повиноваться сумасшедшей, которая убивает без причин? Вы уничтожаете, даже не угрожая, и...
— Ваша кузина.
Он застыл, уставившись на нее, и увидел очертания ее руки, которая напряглась у нее в кармане, словно она крепче взялась за пистолет.
— Ваша кузина, — повторила она. — Корбиньи Фазтерот.
Он глубоко вздохнул:
— Она в этом не участвует.
Саксони Белаконто улыбнулась и тихо покачала головой:
— Ваша кузина в Синем Доме.
Ярость бросила его вперед — пистолет у нее в руке заставил его остановиться. Он думал о Корбиньи, сильной и полной жизни — которая оказалась в Синем Доме потому, что угрожала прислужникам этой сумасшедшей. Корбиньи с ее бешеной целеустремленностью, молодостью и бесцеремонной отвагой.
Синий Дом! Корабль и звезды! Какую же высокую цену дадут за тело Корбиньи!
— Тогда вам больше нечего уничтожать, Саксони Белаконто, — услышал он собственные слова. — Только меня самого.
— Эта сучка жива! — отрезала она, держа напряженный палец на спусковом крючке. — Ей следовало бы умереть: я потеряла из-за нее двух лучших бойцов и... капитана. Все трое не подлежали восстановлению! Но вашу кузину мы доставили в Синий Дом, хотя она была на волосок от смерти. Мы заплатили цену — и она живет.
Он стоял совершенно неподвижно, глядя на Белаконто и думая, сколько еще есть на свете уловок — и как мало надежды, что новое тело Корбиньи хоть в чем-то сравнится с безупречностью прежнего.
— Поскольку мы проявили такое милосердие и пошли на такие расходы — ради вашей кузины, — очень приветливо продолжала Саксони Белаконто, — вы в точности исполните то, что вам будет сказано. Если хоть что-то будет не так, она получит тело третьего сорта — самое старое, ущербное, уродливое и больное, какое только найдется. — Она медленно опустила пистолет, но не стала пока его убирать. — Вы меня понимаете, Лал сер Эдрет?
— Я должен ее увидеть.
Она рассмеялась — по-девичьи нежно, но этот смех леденил кровь.
— Да ради Бога! Возьмите себе весь вечер и убедитесь в том, что Ворнет великодушен даже со своими врагами. И вернитесь ко мне завтра во Второй Полдень, чтобы я сообщила вам подробности вашего задания. — Она махнула рукой. — Можете идти.
Он так и сделал, не поклонившись.
Глава пятнадцатая
Стены оживляли красно-золотые цветы, напечатанные на светоотражающей фольге, по обе стороны конторки регистратора стояли кадки с цветами, наполнявшими приемную ароматом, а на самой конторке — пустая вазочка для бутона. Регистратор глянул список пациентов, кивнул и с улыбкой поднял взгляд на Лала.
— Корбиньи Фазтерот? Да, сударь, палата четырнадцать восемьдесят шесть. Вас проводит наша сотрудница, госпожа Янси. Подождите секунду, я дам ей знать, что вы здесь.
Он нажал кнопку на пульте. Лал подошел к окну, с отвращением поморщившись на аляповатые обои и слишком резкое освещение, и стал смотреть наружу.
Синий Дом располагался на уровне бельэтажа в Среднем городе, если верить местной администрации, одинаково удобно для Верхнего и Нижнего города, в пределах видимости космопорта. Лал устремил взгляд на привычное созвездие Нижнего города. Оснований не возвращаться домой у него не было — только инстинкт заставил его пойти в Верхний город, чтобы принять душ и переодеться в наряд, более подобающий представителю семейства, способному оплатить новое тело.
— Мастер сер Эдрет?
Женщина, задавшая этот вопрос, оказалась миниатюрной, энергичной и улыбчивой. Он поклонился и слегка дотронулся до протянутой ею руки.
— Я — Корал Янси, — представилась она с немеркнущей улыбкой. — Мне сообщили, что вы пришли навестить свою кузину. Прошу сюда.
Он прошел следом за ней мимо регистратора и кадок с цветами, за дверь и в благословенно неяркий коридор.
— Вы уже здесь бывали? — спросила его проводница, с улыбкой глядя ему в лицо. — Может быть, навещали друга или кого-то из родственников, перенесших эгоперенос?
Он покачал головой:
— Нет.
— Ну, тогда хочу предупредить, — жизнерадостно продолжала она, — чтобы вы не разочаровались, если ваша кузина покажется вам немного растерянной или не сразу вас узнает. Это вполне естественно. Процедура совершенно безопасна, но весьма радикальна. Пациенту на пути к полной синэргичности приходится пройти необходимые процессы адаптации.
— Да, — сказал Лал, стараясь дышать ровно, хотя запах цветов был одуряющим.
— В случае вашей кузины, — продолжала госпожа Янси, — нам весьма посчастливилось, весьма. Как вы понимаете, в экстренных ситуациях мы всегда стараемся как можно более точно подобрать тип тела, чтобы свести дальнейший шок для пациента к минимуму.
— Понимаю, — откликнулся Лал.
Они вышли в более широкий коридор и остановились перед рядом лифтов.
Госпожа Янси нажала кнопку и вошла в открывшийся лифт, Лал за ней.
— Четырнадцатый, — сказала она в микрофон, и дверцы закрылись.
— Вы, конечно, знаете, что молодые и здоровые тела получить крайне трудно, — сказала она, с улыбкой поворачиваясь к Лалу. — Но в данном случае мы как раз закончили подготовку оболочки — женщины, очень, я сказала бы, близкой по возрасту вашей кузине. И примерно такого же роста и цвета волос. Черты лица... Ну, это мне немного трудно определить, если учесть, в каком она была состоянии, но предположу, что ваша кузина была привлекательной девушкой.
Она сделала паузу, явно ожидая ответа. Лал прокашлялся.
— Весьма привлекательной, да. Госпожа Янси радостно кивнула.
— Я уверена, что она будет весьма довольна новой оболочкой. Естественно, это было самоубийство. — Она успокаивающе прикоснулась к его рукаву. — Но никаких повреждений! И никаких остаточных препаратов. Процедура требует, чтобы перед эгопереносом принимающая оболочка была полностью очищена.
Тут дверь лифта открылась, и он вышел за ней в приветливый желтый вестибюль. От цветочной вони его чуть не стошнило.
— Ну, вот мы и пришли! — Госпожа Янси приложила ладонь к двери с номером «86», и дверь отъехала в сторону. — Здесь маленькая прихожая, в холодильнике — напитки. Дальше спальня вашей кузины. — Она снова прикоснулась к его рукаву. — Не забывайте: она только что прошла эгоперенос, и сознание у нее может немного путаться. Дайте ей время вас вспомнить. Если она заснет, пожалуйста, не будите ее. На этом этапе процесса сон чрезвычайно важен. Договорились?
— Договорились, — тупо отозвался Лал, и ее улыбка стала еще светлее.
— Ну, желаю вам приятно побеседовать. Свяжитесь с постом, когда будете готовы уходить: в прихожей есть телефон.
Она еще раз дотронулась до его рукава, а потом дверь за ним закрылась, оставив позади цветочную вонь.
Стены были бледно-голубыми, пышный ковер — сапфировым. В прихожей стоял шезлонг, комбинированный бар-холодильник, секретер и стул. На секретере — монитор компьютера и телефон.
Дверь в следующую комнату была задернута портьерой. Ледяными пальцами Лал отодвинул ее и вошел в сапфировый полумрак.
Тело, закутанное в шелковистое синее одеяло, было длинным — хотя и не таким длинным, каким могло бы быть, и не таким угловатым. Волосы — поток густого золота в берегах из ярких подушек.
Лицо — шедевр. Гладкая медовая кожа, облегающая высокие нежные скулы и округлый подбородок. Лицо, которое может сниться во сне, разбивать сердца, вдохновлять поэтов.
Но не ее лицо, не ее, не ее.
Ужас лишил его ноги силы, и он опустился на колени, глядя на нее. Теребя руками синее одеяло, он выдохнул ее имя:
— Корбиньи?
Изящные брови сдвинулись над опушенными бархатом веками.
— Кто это?
Мягкий, звучный, богатый интонациями — голос певицы.
Он откашлялся. -Лал.
— Анджелалти! — Выразительный голос был полон восторга и ужаса. Густые ресницы задрожали и стремительно поднялись, открыв черные глаза — очень большие по стандартам планетников, влажные и полубезумные. Она сделала огромное усилие, выпростала руку из-под одеяла и потянулась к нему. — Анджелалти!
Его собственная рука крайне неохотно потянулась навстречу ее руке — и он был поражен теплотой и нежностью ее кожи.
— Тише, — сказал он, вспомнив полученные им предостережения. -— Тише, Корбиньи. Не переутомляйся.
Казалось, она его не услышала. Ее пальцы впились ему в руку, широко открытые глаза смотрели, не видя.
— Анджелалти, где я? Что случилось? Ко мне приходят... говорят что-то... накачивают меня снотворными... Я не могу ходить, я едва могу поднять руку. И с глазами что-то... с глазами...
Безумие. Безумие человека, знающего, что он безнадежен — такое, какое наступает, когда знаешь, что отчаянно болен. Так было с Эдретом в его последние дни. Лал сжал ее теплые пальцы и уложил их обратно на одеяло.
— Успокойся, Корбиньи, все...
— Не говори мне, что все в порядке! — вскричала она, сжимая его руку. — Скажи мне, что случилось!
Он заколебался — и внезапно ее пальцы ослабели, а веки опустились.
— Анджелалти... — Даже ее голос утратил силы. — Ради любого бога, которого ты признаешь, молю тебя: скажи мне правду.
Он ощутил форму кисти, которую держал, посмотрел на прелестное чужое лицо и снова откашлялся.
— Была драка, — начал он и почувствовал, как она содрогнулась.
— Это я помню.
— Да. — Он прикоснулся языком к пересохшим губам. —Ты была очень серьезно ранена, Корбиньи. А глаза... глаза тебе дали новые.
Они открылись, ничего не видя в беспросветном мраке, каким должна была казаться ей полумгла комнаты.
— Новые глаза, — повторила она, и ужас начал сменяться пониманием. — Трансплантат?
— Новые глаза, — повторил Лал и нашел в себе мужество, чтобы поднять вторую руку и прикоснуться к ее медовой щеке. — А еще — совершенно новое тело.
Она не вскрикнула, не содрогнулась и даже не заплакала. Она просто надолго замолчала, пристально глядя в свою темноту.
— Анджелалти, — сказала она наконец. — Прятать голову в песок — утешение слабое.
— Да, — согласился он. Она судорожно вздохнула.
— Новое тело?
— Ты умирала, — сказал он ей, стараясь, чтобы в его голосе не слышно было ужаса. — Повреждения, несовместимые с жизнью. — Он помедлил, но она не издала ни звука. — Существует технология... Тебя — то есть твою личность, твои воспоминания, твою суть — перенесли в здоровое тело.
Он замолчал и стал ждать, опустившись на пол и глядя на нее. После долгого молчания она вздохнула и спросила со спокойствием натянутой струны:
— Ты меня видишь?
— Да, — ответил он и вовремя проглотил «конечно».
— А я тебя не вижу, — сказала она задумчиво. — Ты говоришь мне, что видишь это новое тело.
— Да, — снова сказал он и почувствовал, как она сжимает его пальцы.
— Анджелалти, включи свет.
— Корбиньи...
У него сорвался голос: он сам почувствовал, как задрожал, потому что знал, что она потребует потом. Знал, что потребовал бы сам на ее месте.
— Нельзя вечно прятать меня от меня самой! — воскликнула она, приподнимаясь на подушках. А потом она снова упала на спину, словно силы оставили ее — и ее пальцы в его руке обмякли. — Анджелалти...
— Да, сейчас.
Он выпустил ее руку, резко поднялся на ноги, нашел выключатель и стал прибавлять освещение, пока не увидел, что зрачки у нее начали сокращаться. Не дожидаясь ее просьбы, он направился к туалетному столику.
Когда он снова присел у ее кровати, она разглядывала свою руку — и на ее лице проступал ужас.
— Корбиньи?
Она посмотрела на него, с огромным трудом подняла руку и осторожно прикоснулась к его щеке, как он недавно прикасался к ее.
— Поднеси мне зеркало, кузен.
Он молча поднял зеркало и смотрел, как она проводит пальцами по стрелам бровей, прикасается к округлому подбородку и пристально заглядывает в собственные глаза. Потом беззвучно выступили слезы. Она закрыла глаза, но они продолжали струиться из-под ресниц.
Лал отложил зеркало, взял в ладони ее руку и постарался вернуть тепло пальцам, ставшим влажными и холодными.
— Корбиньи...
— Не называй меня так!
Она отвернулась. Грудь ее судорожно вздымалась.
— Это твое имя! — рявкнул он, сжимая ее руку, испугавшись, что она отвергнет тело, в котором оказалась, и заставит себя умереть.
— Я мертва! — вскричала она, эхом повторив его мысль. Он вскрикнул:
— Нет, ты будешь жить!
Она снова повернулась к нему лицом, широко распахнув изумленные глаза.
Он удержал ее взгляд и повторил со всеми нюансами гипнотического приказа, на который только был способен:
— Живи, Корбиньи! — И потом, ощутив в этой фразе привкус магии, добавил то, что ощущалось как необходимое: — Пожалуйста!
Она почти улыбнулась. И тут дверь комнаты раскрылась и решительный голос заговорил:
— Полно, полно! Что это такое — включили свет! Сударь, о чем вы только думали! Этой молодой особе необходим отдых, а вы... Что?!
Сиделка наклонилась и выпрямилась, возмущенно поднимая зеркало.
— Право, сударь!
— Она захотела увидеть, — сказал Лал. — Она должна была увидеть когда-то.
— И увидела бы — в должное время, — отрезала сиделка, нажимая кнопку у себя на поясе. — Я должна попросить вас уйти. Корбиньи пора спать.
Рука, которую он продолжал держать, напряглась. Из прихожей снова послышался звук открывающейся двери.
— Идите, сударь, — резко приказала сиделка. — На сегодня вы принесли достаточно вреда.
— Анджелалти! — Голос Корбиньи звучал уже еле слышно. — Анджелалти, не оставляй меня здесь!
— Я должен. — Он отпустил ее руку. — Тебе требуется лечение и помощь... в освоении тела. Я еще приду тебя навестить. — Он помедлил. — Я могу получить твой поцелуй?
Это была ловушка, конечно, — ловушка для них обоих. Он увидел, как это дошло до нее сквозь покровы ужаса и горя, заметил неподвижность сомнения.
— Кузина, — проговорил он, — пожалуйста!
— Мой поцелуй, — слабо согласилась она. — Вернись за мной, кузен.
— Конечно.
Он наклонился и прижался губами к ее губам, очень бережно, погладил по щеке и выпрямился. Обойдя сиделку, он обнаружил, что в прихожей его дожидается Корал Янси, которая хмурилась и притоптывала ногой.
Ее недовольство было настолько велико, что она ничего не сказала ему за весь обратный путь и ни разу не улыбнулась.
— Корбиньи Фазтерот? Да, сударь, палата четырнадцать восемьдесят шесть. Вас проводит наша сотрудница, госпожа Янси. Подождите секунду, я дам ей знать, что вы здесь.
Он нажал кнопку на пульте. Лал подошел к окну, с отвращением поморщившись на аляповатые обои и слишком резкое освещение, и стал смотреть наружу.
Синий Дом располагался на уровне бельэтажа в Среднем городе, если верить местной администрации, одинаково удобно для Верхнего и Нижнего города, в пределах видимости космопорта. Лал устремил взгляд на привычное созвездие Нижнего города. Оснований не возвращаться домой у него не было — только инстинкт заставил его пойти в Верхний город, чтобы принять душ и переодеться в наряд, более подобающий представителю семейства, способному оплатить новое тело.
— Мастер сер Эдрет?
Женщина, задавшая этот вопрос, оказалась миниатюрной, энергичной и улыбчивой. Он поклонился и слегка дотронулся до протянутой ею руки.
— Я — Корал Янси, — представилась она с немеркнущей улыбкой. — Мне сообщили, что вы пришли навестить свою кузину. Прошу сюда.
Он прошел следом за ней мимо регистратора и кадок с цветами, за дверь и в благословенно неяркий коридор.
— Вы уже здесь бывали? — спросила его проводница, с улыбкой глядя ему в лицо. — Может быть, навещали друга или кого-то из родственников, перенесших эгоперенос?
Он покачал головой:
— Нет.
— Ну, тогда хочу предупредить, — жизнерадостно продолжала она, — чтобы вы не разочаровались, если ваша кузина покажется вам немного растерянной или не сразу вас узнает. Это вполне естественно. Процедура совершенно безопасна, но весьма радикальна. Пациенту на пути к полной синэргичности приходится пройти необходимые процессы адаптации.
— Да, — сказал Лал, стараясь дышать ровно, хотя запах цветов был одуряющим.
— В случае вашей кузины, — продолжала госпожа Янси, — нам весьма посчастливилось, весьма. Как вы понимаете, в экстренных ситуациях мы всегда стараемся как можно более точно подобрать тип тела, чтобы свести дальнейший шок для пациента к минимуму.
— Понимаю, — откликнулся Лал.
Они вышли в более широкий коридор и остановились перед рядом лифтов.
Госпожа Янси нажала кнопку и вошла в открывшийся лифт, Лал за ней.
— Четырнадцатый, — сказала она в микрофон, и дверцы закрылись.
— Вы, конечно, знаете, что молодые и здоровые тела получить крайне трудно, — сказала она, с улыбкой поворачиваясь к Лалу. — Но в данном случае мы как раз закончили подготовку оболочки — женщины, очень, я сказала бы, близкой по возрасту вашей кузине. И примерно такого же роста и цвета волос. Черты лица... Ну, это мне немного трудно определить, если учесть, в каком она была состоянии, но предположу, что ваша кузина была привлекательной девушкой.
Она сделала паузу, явно ожидая ответа. Лал прокашлялся.
— Весьма привлекательной, да. Госпожа Янси радостно кивнула.
— Я уверена, что она будет весьма довольна новой оболочкой. Естественно, это было самоубийство. — Она успокаивающе прикоснулась к его рукаву. — Но никаких повреждений! И никаких остаточных препаратов. Процедура требует, чтобы перед эгопереносом принимающая оболочка была полностью очищена.
Тут дверь лифта открылась, и он вышел за ней в приветливый желтый вестибюль. От цветочной вони его чуть не стошнило.
— Ну, вот мы и пришли! — Госпожа Янси приложила ладонь к двери с номером «86», и дверь отъехала в сторону. — Здесь маленькая прихожая, в холодильнике — напитки. Дальше спальня вашей кузины. — Она снова прикоснулась к его рукаву. — Не забывайте: она только что прошла эгоперенос, и сознание у нее может немного путаться. Дайте ей время вас вспомнить. Если она заснет, пожалуйста, не будите ее. На этом этапе процесса сон чрезвычайно важен. Договорились?
— Договорились, — тупо отозвался Лал, и ее улыбка стала еще светлее.
— Ну, желаю вам приятно побеседовать. Свяжитесь с постом, когда будете готовы уходить: в прихожей есть телефон.
Она еще раз дотронулась до его рукава, а потом дверь за ним закрылась, оставив позади цветочную вонь.
Стены были бледно-голубыми, пышный ковер — сапфировым. В прихожей стоял шезлонг, комбинированный бар-холодильник, секретер и стул. На секретере — монитор компьютера и телефон.
Дверь в следующую комнату была задернута портьерой. Ледяными пальцами Лал отодвинул ее и вошел в сапфировый полумрак.
Тело, закутанное в шелковистое синее одеяло, было длинным — хотя и не таким длинным, каким могло бы быть, и не таким угловатым. Волосы — поток густого золота в берегах из ярких подушек.
Лицо — шедевр. Гладкая медовая кожа, облегающая высокие нежные скулы и округлый подбородок. Лицо, которое может сниться во сне, разбивать сердца, вдохновлять поэтов.
Но не ее лицо, не ее, не ее.
Ужас лишил его ноги силы, и он опустился на колени, глядя на нее. Теребя руками синее одеяло, он выдохнул ее имя:
— Корбиньи?
Изящные брови сдвинулись над опушенными бархатом веками.
— Кто это?
Мягкий, звучный, богатый интонациями — голос певицы.
Он откашлялся. -Лал.
— Анджелалти! — Выразительный голос был полон восторга и ужаса. Густые ресницы задрожали и стремительно поднялись, открыв черные глаза — очень большие по стандартам планетников, влажные и полубезумные. Она сделала огромное усилие, выпростала руку из-под одеяла и потянулась к нему. — Анджелалти!
Его собственная рука крайне неохотно потянулась навстречу ее руке — и он был поражен теплотой и нежностью ее кожи.
— Тише, — сказал он, вспомнив полученные им предостережения. -— Тише, Корбиньи. Не переутомляйся.
Казалось, она его не услышала. Ее пальцы впились ему в руку, широко открытые глаза смотрели, не видя.
— Анджелалти, где я? Что случилось? Ко мне приходят... говорят что-то... накачивают меня снотворными... Я не могу ходить, я едва могу поднять руку. И с глазами что-то... с глазами...
Безумие. Безумие человека, знающего, что он безнадежен — такое, какое наступает, когда знаешь, что отчаянно болен. Так было с Эдретом в его последние дни. Лал сжал ее теплые пальцы и уложил их обратно на одеяло.
— Успокойся, Корбиньи, все...
— Не говори мне, что все в порядке! — вскричала она, сжимая его руку. — Скажи мне, что случилось!
Он заколебался — и внезапно ее пальцы ослабели, а веки опустились.
— Анджелалти... — Даже ее голос утратил силы. — Ради любого бога, которого ты признаешь, молю тебя: скажи мне правду.
Он ощутил форму кисти, которую держал, посмотрел на прелестное чужое лицо и снова откашлялся.
— Была драка, — начал он и почувствовал, как она содрогнулась.
— Это я помню.
— Да. — Он прикоснулся языком к пересохшим губам. —Ты была очень серьезно ранена, Корбиньи. А глаза... глаза тебе дали новые.
Они открылись, ничего не видя в беспросветном мраке, каким должна была казаться ей полумгла комнаты.
— Новые глаза, — повторила она, и ужас начал сменяться пониманием. — Трансплантат?
— Новые глаза, — повторил Лал и нашел в себе мужество, чтобы поднять вторую руку и прикоснуться к ее медовой щеке. — А еще — совершенно новое тело.
Она не вскрикнула, не содрогнулась и даже не заплакала. Она просто надолго замолчала, пристально глядя в свою темноту.
— Анджелалти, — сказала она наконец. — Прятать голову в песок — утешение слабое.
— Да, — согласился он. Она судорожно вздохнула.
— Новое тело?
— Ты умирала, — сказал он ей, стараясь, чтобы в его голосе не слышно было ужаса. — Повреждения, несовместимые с жизнью. — Он помедлил, но она не издала ни звука. — Существует технология... Тебя — то есть твою личность, твои воспоминания, твою суть — перенесли в здоровое тело.
Он замолчал и стал ждать, опустившись на пол и глядя на нее. После долгого молчания она вздохнула и спросила со спокойствием натянутой струны:
— Ты меня видишь?
— Да, — ответил он и вовремя проглотил «конечно».
— А я тебя не вижу, — сказала она задумчиво. — Ты говоришь мне, что видишь это новое тело.
— Да, — снова сказал он и почувствовал, как она сжимает его пальцы.
— Анджелалти, включи свет.
— Корбиньи...
У него сорвался голос: он сам почувствовал, как задрожал, потому что знал, что она потребует потом. Знал, что потребовал бы сам на ее месте.
— Нельзя вечно прятать меня от меня самой! — воскликнула она, приподнимаясь на подушках. А потом она снова упала на спину, словно силы оставили ее — и ее пальцы в его руке обмякли. — Анджелалти...
— Да, сейчас.
Он выпустил ее руку, резко поднялся на ноги, нашел выключатель и стал прибавлять освещение, пока не увидел, что зрачки у нее начали сокращаться. Не дожидаясь ее просьбы, он направился к туалетному столику.
Когда он снова присел у ее кровати, она разглядывала свою руку — и на ее лице проступал ужас.
— Корбиньи?
Она посмотрела на него, с огромным трудом подняла руку и осторожно прикоснулась к его щеке, как он недавно прикасался к ее.
— Поднеси мне зеркало, кузен.
Он молча поднял зеркало и смотрел, как она проводит пальцами по стрелам бровей, прикасается к округлому подбородку и пристально заглядывает в собственные глаза. Потом беззвучно выступили слезы. Она закрыла глаза, но они продолжали струиться из-под ресниц.
Лал отложил зеркало, взял в ладони ее руку и постарался вернуть тепло пальцам, ставшим влажными и холодными.
— Корбиньи...
— Не называй меня так!
Она отвернулась. Грудь ее судорожно вздымалась.
— Это твое имя! — рявкнул он, сжимая ее руку, испугавшись, что она отвергнет тело, в котором оказалась, и заставит себя умереть.
— Я мертва! — вскричала она, эхом повторив его мысль. Он вскрикнул:
— Нет, ты будешь жить!
Она снова повернулась к нему лицом, широко распахнув изумленные глаза.
Он удержал ее взгляд и повторил со всеми нюансами гипнотического приказа, на который только был способен:
— Живи, Корбиньи! — И потом, ощутив в этой фразе привкус магии, добавил то, что ощущалось как необходимое: — Пожалуйста!
Она почти улыбнулась. И тут дверь комнаты раскрылась и решительный голос заговорил:
— Полно, полно! Что это такое — включили свет! Сударь, о чем вы только думали! Этой молодой особе необходим отдых, а вы... Что?!
Сиделка наклонилась и выпрямилась, возмущенно поднимая зеркало.
— Право, сударь!
— Она захотела увидеть, — сказал Лал. — Она должна была увидеть когда-то.
— И увидела бы — в должное время, — отрезала сиделка, нажимая кнопку у себя на поясе. — Я должна попросить вас уйти. Корбиньи пора спать.
Рука, которую он продолжал держать, напряглась. Из прихожей снова послышался звук открывающейся двери.
— Идите, сударь, — резко приказала сиделка. — На сегодня вы принесли достаточно вреда.
— Анджелалти! — Голос Корбиньи звучал уже еле слышно. — Анджелалти, не оставляй меня здесь!
— Я должен. — Он отпустил ее руку. — Тебе требуется лечение и помощь... в освоении тела. Я еще приду тебя навестить. — Он помедлил. — Я могу получить твой поцелуй?
Это была ловушка, конечно, — ловушка для них обоих. Он увидел, как это дошло до нее сквозь покровы ужаса и горя, заметил неподвижность сомнения.
— Кузина, — проговорил он, — пожалуйста!
— Мой поцелуй, — слабо согласилась она. — Вернись за мной, кузен.
— Конечно.
Он наклонился и прижался губами к ее губам, очень бережно, погладил по щеке и выпрямился. Обойдя сиделку, он обнаружил, что в прихожей его дожидается Корал Янси, которая хмурилась и притоптывала ногой.
Ее недовольство было настолько велико, что она ничего не сказала ему за весь обратный путь и ни разу не улыбнулась.
Глава шестнадцатая
— Объект называется Трезубцем Биндальчи.
Саксони Белаконто сидела за столом из тикового дерева, сложив руки на полированной поверхности. Аквамариновые глаза смотрели недоверчиво и надменно.
Лал, сидевший на деревянном стуле, который радовал глаз, но не тело, ничего не сказал, но изобразил на лице вежливый интерес.
— Трезубец, — продолжила она спустя мгновение, — в настоящее время находится во владении Джарджа Менлина, где пребывает последние полтора года. Интересы Ворнета требуют, чтобы он больше не принадлежал ему.
Лал пожал плечами.
— Похоже, что вам нужен снайпер, сударыня, а не вор. Она нахмурилась. Свет из окна высветил на ее лице морщины, которых еще два дня назад там не было.
— Джардж Менлин — человек влиятельный, — сказала она, — и порой полезный. Ворнет предпочитает сохранить ему жизнь.
— Лишив только Трезубца Биндальчи. Она сдвинула брови сильнее.
— Не стоит меня дразнить, мастер сер Эдрет. Вы навестили свою кузину?
— Да.
— Тогда вам известна ставка.
Он ничего не ответил, и спустя секунду она продолжила свой рассказ:
— Трезубец должен быть у меня в руках не позднее Первой Зари восемнадцатого обрета.
Семь дней! Он сумел ни лицом, ни голосом не выдать своего отчаяния.
— Мне понадобится определенная информация, — сообщил он ей хладнокровно, слыша в каждом своем слове интонации Эдрета. — Мне потребуется описание объекта — длина, вес, форма. Рисунок, голограмма или фотоснимок значительно способствовали бы решению задачи. Мне нужны подробности относительно расположения помещений дома, и в особенности той комнаты, где держат Трезубец. Мне необходимо расписание, где будет отражен привычный распорядок дня Джарджа Менлина, если у него таковой есть. А еще — подробное описание всех систем сигнализации, охранников и обитателей дома.
Она кивнула.
— Ворнет может вам все это предоставить. Но я должна предупредить вас, мастер сер Эдрет: нельзя гарантировать, что Менлин держит Трезубец у себя в доме.
Еще бы — гарантировать.
— Также список мест, где он часто бывает, офисов или мест жительства помимо его основного дома. — Он немного подумал. — Перечень кораблей, если он таковыми владеет лично или на паях, складских помещений, ремонтных мастерских.
Еще один кивок.
— Это вам также предоставят. Что-нибудь еще?
— Да, — услышал он свои слова к своему вящему изумлению. — Мне нужно ваше обещание, что вы вернете мне мою родственницу в тот самый момент, когда я вручу вам Трезубец. Вы забудете о том, что мы оба существуем, и не будете требовать от меня новых услуг. Судя по ее виду, это ее позабавило.
— Конечно, вы можете забрать свою кузину, как только наш договор будет исполнен. Она мне не нужна.
Лал подался вперед.
— А остальное?
— Остальное? — Она развеселилась еще больше. — Ворнет обращается за услугой к тому, кто наиболее полезен, мастер сер Эдрет. Может оказаться, что нам снова понадобится вор.
Он смотрел на нее долго — пока веселье не исчезло из ее глаз, а морщины не проявились снова.
— Не стоит меня дразнить, Саксони Белаконто, — проговорил он негромко, изумляясь тому, что посмел такое сказать. — Вы можете обнаружить, что ставки вам не понравятся.
В красивых глазах возникло беспокойство. Она прижала ладони к крышке стола и встала. Он поднялся одновременно с ней.
— Вы свободны, — резко бросила она. — Информация, которую вы заказали, будет доставлена вам домой сегодня вечером.
— Спасибо, — ответил он вежливо, напомнив себе, что Корбиньи лежит в темноте одна, а потом повернулся и ушел.
Саксони Белаконто сидела за столом из тикового дерева, сложив руки на полированной поверхности. Аквамариновые глаза смотрели недоверчиво и надменно.
Лал, сидевший на деревянном стуле, который радовал глаз, но не тело, ничего не сказал, но изобразил на лице вежливый интерес.
— Трезубец, — продолжила она спустя мгновение, — в настоящее время находится во владении Джарджа Менлина, где пребывает последние полтора года. Интересы Ворнета требуют, чтобы он больше не принадлежал ему.
Лал пожал плечами.
— Похоже, что вам нужен снайпер, сударыня, а не вор. Она нахмурилась. Свет из окна высветил на ее лице морщины, которых еще два дня назад там не было.
— Джардж Менлин — человек влиятельный, — сказала она, — и порой полезный. Ворнет предпочитает сохранить ему жизнь.
— Лишив только Трезубца Биндальчи. Она сдвинула брови сильнее.
— Не стоит меня дразнить, мастер сер Эдрет. Вы навестили свою кузину?
— Да.
— Тогда вам известна ставка.
Он ничего не ответил, и спустя секунду она продолжила свой рассказ:
— Трезубец должен быть у меня в руках не позднее Первой Зари восемнадцатого обрета.
Семь дней! Он сумел ни лицом, ни голосом не выдать своего отчаяния.
— Мне понадобится определенная информация, — сообщил он ей хладнокровно, слыша в каждом своем слове интонации Эдрета. — Мне потребуется описание объекта — длина, вес, форма. Рисунок, голограмма или фотоснимок значительно способствовали бы решению задачи. Мне нужны подробности относительно расположения помещений дома, и в особенности той комнаты, где держат Трезубец. Мне необходимо расписание, где будет отражен привычный распорядок дня Джарджа Менлина, если у него таковой есть. А еще — подробное описание всех систем сигнализации, охранников и обитателей дома.
Она кивнула.
— Ворнет может вам все это предоставить. Но я должна предупредить вас, мастер сер Эдрет: нельзя гарантировать, что Менлин держит Трезубец у себя в доме.
Еще бы — гарантировать.
— Также список мест, где он часто бывает, офисов или мест жительства помимо его основного дома. — Он немного подумал. — Перечень кораблей, если он таковыми владеет лично или на паях, складских помещений, ремонтных мастерских.
Еще один кивок.
— Это вам также предоставят. Что-нибудь еще?
— Да, — услышал он свои слова к своему вящему изумлению. — Мне нужно ваше обещание, что вы вернете мне мою родственницу в тот самый момент, когда я вручу вам Трезубец. Вы забудете о том, что мы оба существуем, и не будете требовать от меня новых услуг. Судя по ее виду, это ее позабавило.
— Конечно, вы можете забрать свою кузину, как только наш договор будет исполнен. Она мне не нужна.
Лал подался вперед.
— А остальное?
— Остальное? — Она развеселилась еще больше. — Ворнет обращается за услугой к тому, кто наиболее полезен, мастер сер Эдрет. Может оказаться, что нам снова понадобится вор.
Он смотрел на нее долго — пока веселье не исчезло из ее глаз, а морщины не проявились снова.
— Не стоит меня дразнить, Саксони Белаконто, — проговорил он негромко, изумляясь тому, что посмел такое сказать. — Вы можете обнаружить, что ставки вам не понравятся.
В красивых глазах возникло беспокойство. Она прижала ладони к крышке стола и встала. Он поднялся одновременно с ней.
— Вы свободны, — резко бросила она. — Информация, которую вы заказали, будет доставлена вам домой сегодня вечером.
— Спасибо, — ответил он вежливо, напомнив себе, что Корбиньи лежит в темноте одна, а потом повернулся и ушел.
Глава семнадцатая
Она долго лежала, вглядываясь в темноту и напряженно прислушиваясь: не раздастся ли хоть какой-то звук.
Убедившись, что в комнате никого нет, она сбросила одеяло, согнулась, лежа на боку, спустила ноги с кровати и секунду лежала, выравнивая дыхание.
Потом она сурово заставила себя сесть, надежно уперлась ногами в пол и попыталась встать.
Первая попытка оказалась бесплодной, и вторая тоже. Колени у нее подгибались, даже не успев распрямиться, и она тяжело плюхалась на край кровати, до крови прикусывая нижнюю губу.
После пятой попытки она встала, дрожа всем телом и задыхаясь так, словно закончила выполнение Десятого комплекса. Дождавшись, пока дрожь слегка унялась, она передвинула правую ногу вперед, а потом осторожно подвела к ней левую. Она повторила это движение снова — и в третий раз, что привело к катастрофе.
Мысленно Корбиньи выбросила вперед руки, чтобы смягчить падение, но на самом деле упала лицом на ковер и лежала, поливая ворс ругательствами, но замолчала, услышав, как привычные фразы произносит напевный незнакомый голос.
Убедившись, что в комнате никого нет, она сбросила одеяло, согнулась, лежа на боку, спустила ноги с кровати и секунду лежала, выравнивая дыхание.
Потом она сурово заставила себя сесть, надежно уперлась ногами в пол и попыталась встать.
Первая попытка оказалась бесплодной, и вторая тоже. Колени у нее подгибались, даже не успев распрямиться, и она тяжело плюхалась на край кровати, до крови прикусывая нижнюю губу.
После пятой попытки она встала, дрожа всем телом и задыхаясь так, словно закончила выполнение Десятого комплекса. Дождавшись, пока дрожь слегка унялась, она передвинула правую ногу вперед, а потом осторожно подвела к ней левую. Она повторила это движение снова — и в третий раз, что привело к катастрофе.
Мысленно Корбиньи выбросила вперед руки, чтобы смягчить падение, но на самом деле упала лицом на ковер и лежала, поливая ворс ругательствами, но замолчала, услышав, как привычные фразы произносит напевный незнакомый голос.