Страница:
– Поторопись, дитя, – сказала Рибеке, и Джени со смехом отвернулась от Колли и побежала к двери.
– Джени!.. Поехали с нами! Останься человеком!.. – кое-как выдавал из себя Вандиен.
В ответ гулко бухнула дверь, захлопнувшаяся за спиной девушки.
Рибеке оглянулась и пристально на него посмотрела. Было видно: она обратила внимание на них с Ки и на то, что эти двое держались особняком, поодаль от деревенских.
– Вот уж не думала, что встречусь с тобой здесь, Ки, – заметила она. – Впрочем, вы, ромни, если чем и славитесь, так это упрямством. Похоже, если когда-нибудь что-то и научит тебя уважать Заклинательниц Ветров, это будет нечто уже совершенно особое. Такое, чего ты до конца своих дней не сможешь забыть… – Ледяной, оценивающий взгляд обратился на Вандиена, и Ки содрогнулась. Однако Рибеке улыбнулась: – Вы двое держитесь, как большие друзья. Этот мужчина готов всячески противиться мне. Дай ему волю, он не только сундук у меня отберет, но и Джени в придачу. А знает ли он, Ки, что ты мне кое-чем обязана? Разве не намекала ему Киллиан, что ты путешествовала в моей тени и лишь по моему благоволению?.. Видно, упрямство вещь заразная: если кто долго трется с ромни, и сам делается таким же. Знай же, Вандиен, что однажды я предпочла оставить ей жизнь. Я не сторонница смертоубийств, но в тот раз мне поистине трудно было сдержаться. Все же я позволила ей вернуться к тебе живой. Кое-кто говорит, будто я тем самым ущемила свои собственные интересы. Я так не считаю. Другое дело, я вызвала недовольство некоторых весьма могущественных сил. Теперь, завладев сундуком, я могла бы использовать его в качестве оправдания. Я могла бы убедить кое-кого, что не зря оставила Ки жизнь. Тем более что наверняка найдутся Мастерицы Ветров, которые усмотрят в моем поведении преступное небрежение. Они скажут, что я отпустила Ки безо всякой выгоды для нас. Возможно, они даже попытаются исправить положение…
– Вандиен не имеет к моим долгам никакого отношения! – яростно крикнула Ки. – Требуй с меня что хочешь за спасение жизни, но не…
– У тебя нет ничего такого, что могло бы мне пригодиться, – невозмутимо ответила Заклинательница. – Что же до Вандиена, то не ему со мной торговаться. Как я уже говорила, я всеми силами стараюсь избегать смертоубийств. Поэтому Вандиен может либо рассказывать впоследствии о том, как заключил полюбовную сделку с Заклинательницей Ветров, либо попробовать не допустить меня к сундуку – и умереть.
Вандиен хрипло расхохотался. Все глаза обратились к нему, и он сказал:
– Да забирай ты на здоровье свой ящик! Коль скоро мне не собираются здесь за него заплатить, так почему бы мне его тебе не отдать?.. Только не как плату за жизнь Ки, – иначе нам обоим как-то трудновато будет с этим жить. Давай договоримся иначе: я просто возвращаю сундук его первоначальным владельцам, как это и следует честному человеку.
– Не требуя никакой награды?.. – сухо осведомилась Рибеке. В голосе ее, однако, слышалось подлинное изумление.
Вандиен торжественно расшаркался в знак согласия.
– Тогда, – сказала Рибеке, – я уберу с моей собственности твоих упряжных зверей.
Она обошла живой шар кругом, хмурясь и внимательно приглядываясь к скильям. На деревенский народ она обращала не больше внимания, чем на какую-нибудь стайку любопытных пичуг. Обойдя скилий в третий раз, Рибеке отступила немного назад и принялась растирать узенькие ладони. Мгновение предельного сосредоточения, щелчок пальцами – и с рук Заклинательницы сорвалась короткая молния. Сундук начал светиться, почти моментально сделавшись из тускло-багрового слепяще-белым, потом, столь же стремительно, – вновь тускло-багровым.
…Скильи даже не пошевелились.
– Моя излишняя мягкость меня однажды погубит, – с некоторым замешательством пробормотала Рибеке. Сложив руки, она вытянула их перед собой. Опять ударила молния, на сей раз более длительная. Сундук трижды вспыхнул и трижды погас. Рибеке опустила руки и, не находя слов, смотрела на скилий, которые, ничего не замечая, по-прежнему плотно обвивали сундук. Рибеке бросила на Вандиена извиняющийся взгляд и снова начала воздевать руки… Но в это время напружиненные тела скилий обмякли одно за другим. Животные постепенно сползли на пол, причем так, словно в них вовсе не было костей. Большие глаза открывались и моргали, показывая, что скильи были живехоньки. Вот только лежали они в таких позах, каких им еще ни разу не доводилось принимать. Вот из одной пасти высунулся длинный упругий язык, облизал рыльце и не торопясь спрятался. Скильи не выглядели ни оглушенными, ни даже потрясенными, – наоборот, они казались очень даже довольными.
Ки во все глаза смотрела на черный сундук. У нее екнуло сердце, когда она увидела, что сундук начал сам собой открываться. Даже сама Рибеке молитвенно стиснула руки перед грудью. Ее губы, покрытые тонкой чешуей, были накрепко сжаты. Один из рыбаков закричал. Многие отворачивались, пряча лица. Ки не стала противиться безумному искушению узнать, из-за чего, в конце-то концов, было столько переживаний.
Крышка и стенки между тем отпадали друг от дружки, словно черные лепестки.
То, что лежало внутри, оказалось совершенно белым. Чисто-белым, без блеска и без малейших теней. Существо. Давно умершее существо. Оно было не больше Саши, но его чудовищная древность бросалась в глаза с первого взгляда. Зло! – подумала Ки. Хотя нет, не зло. Просто мудрость настолько сверхчеловеческая, что человеческий разум уже и не в силах воспринимать ее как добро…
Высокий, выпуклый лоб существа, словно купол, нависал над лицом, лишенным носа и губ. Зато рот был, что называется, до ушей, то есть чуть ли не до самых углов челюсти. Тощее тело без сколько-нибудь заметных признаков пола застыло в сидячей позе, с коленями, поджатыми к костлявой груди. Руки были сложены на коленях. Почти человеческие руки, вот только суставов в них было куда больше положенного, и почти все гнулись куда-то не туда. Широко распахнутые глаза были круглыми и белыми, как и все остальное. С головы существа что-то спускалось на спину, – не то волосы, не то какие-то тончайшие костные выросты, не разберешь.
– Да что хоть это?.. – ослабшим голосом спросил Хелти.
Ки вдруг поняла, что откуда-то знает. Вернее, узнает.
– Это Заклинательница Ветров! – не своим голосом завопил Дреш. Забытый в общей суматохе, он, оказывается, прятался под столом у самой двери. Теперь он вскочил и, откинув с лица капюшон, бросил на пол кусочек бурого мела: – И трижды проклятая штуковина принадлежит мне!..
– Дреш… – Рибеке выговорила его имя одними губами: больше никакого звука ей издать не удалось. Равно как и сдвинуться с места. Руна земляной магии, тщательно вырисованная на полу, распространяла коричневатое мерцание. Ки с ужасом поняла, что Рибеке угодила во власть Дреша. Подпала под его чары. Ки помнила, как он когда-то забавлялся, сминая ее волю. При мысли о том, что же он сделает с Рибеке, на нее накатила волна тошноты. Ибо с ней, с Ки, он развлекался просто так, походя. С Рибеке же его будет подогревать чувство, которое сам он считал справедливым возмездием. Всю свою жизнь Ки ненавидела и презирала Заклинательниц Ветров, и это отношение никуда не делось и теперь. Она до смерти боялась Рибеке. Ей внушала содрогание мысль о том, как та совратила бедную Джени, заставила предать свое человеческое естество. И все-таки… сострадание оказалось сильнее. Сильнее даже прежних привязанностей.
Вандиен вопросительно посмотрел на подругу, когда та начала помаленьку отодвигаться прочь. Никто, кроме него, не заметил ее осторожного движения, ибо рыбаки наконец-то зашевелились и подались вперед – полюбоваться, что сотворит над Заклинательницей объявившийся маг.
– Нет, вы только полюбуйтесь!.. – торжествовал между тем Дреш. Проскочив мимо Рибеке, он принялся жадно ощупывать древнее существо. Рибеке вздрогнула так, словно его пальцы разгуливали по ее собственному телу. – Перед вами то, – продолжал колдун, – чего вот уже много поколений не видел в этом мире никто. Вы удостоились лицезреть легенду – настоящую Заклинательницу. Знайте, что это – не преображенная женщина т'черья, дин или человеческая, это существо вылупилось и росло Заклинательницей! И это не статуя! Так они поступали со своими умершими – складывали их в три погибели и запирали в сундук. А то, что вы считали храмом, – вовсе не храм, а мавзолей. Мавзолей немыслимой древности…
Деревенский люд слушал завороженно, разинув рты. Ки потихоньку двигалась сквозь толпу.
Дреш улыбался, смакуя произведенное впечатление.
– Видите, как ее корежит от моих слов? Вот это-то они и пытались от вас скрыть: то, что все они – простые мошенницы! Поддельные Заклинательницы Ветров! Обманщицы, присвоившие облик и способности более древней расы! Власть над ветрами никогда не была им дарована; они ее попросту перенимают. Вы спросите, каким образом? О-о, при посредстве определенных деяний, столь же омерзительных и неправедных, как и вся их сущность. Вот это самое тело можно истереть в порошок и, простите, принимать внутрь через нос или рот. Тогда-то и начинаются внешние изменения. А теперь попробуйте представить маленьких девочек, которых похищают из дому и постепенно прикармливают подобной гадостью, давая ее вместе с едой. А коль скоро изменения начались, остановить их уже невозможно. У несчастных малюток попросту нет выбора!
Рибеке не плакала, но какая же мука была написана у нее на лице! Ее взгляд яростно отрицал все сказанное Дрешем, но губы не могли произнести ни слова. Дреш ликовал, глядя на ее страдания.
– А хотите знать, почему им до зарезу понадобился этот сундук с мертвечиной? Я вам расскажу. У них нет недостатка в порошке, получаемом из мертвых Заклинательниц, ибо эта раса когда-то была многочисленна, а значит, и кладбищ осталось в избытке, хотя все они, как говорят, укрыты в совершенно недоступных местах. Беда только, слишком мало тел сохранилось полностью, а столь совершенного, как это, и вовсе нет ни единого. И в этом-то вся загвоздка. Порошок лишь начинает изменения, но руководить ими должен разум. Будущая Заклинательница должна сосредоточить всю свою волю, представляя ту форму тела, которой она намерена достичь. И чем успешнее она приблизит свой облик к облику истинной Заклинательницы, тем большие силы будут ей доступны. Так вот, когда затонул храм, вместе с ним затонуло и последнее безупречное тело, доступное им. Потому что землетрясение произошло отнюдь не по вине Заклинательниц, как вы до сих пор считали, – нет, то было возмездие самой Луны, возмущенной самоуправством лже-Заклинательниц, присвоивших себе силы, которые она некогда поручила лишь той древней расе. Словом, после затопления храма вот уже многие поколения молодых Заклинательниц были лишены заветного идеала, к которому им следовало бы стремиться. Им приходилось довольствоваться лишь внешностью своих наставниц, что неизбежно приводило к еще большему искажению. И вместе с тем, как вы понимаете, постепенно иссякало их былое могущество. Нынешняя находка чуть было не дала им возможность восстановить утраченное. Однако, по счастью, она досталась мне… – Оторвавшись от слушателей, Дреш обратил все внимание на Рибеке и придвинулся к ней вплотную, впрочем, не прикасаясь. – Мне, Рибеке. Ты, верно, думала сравняться со мной? Что ж, тебе почти удалось, в особенности когда ты похитила мое тело. Но ты упустила меня. А потом, когда я развернул перед тобой свой кукольный театр, ты и вовсе последний ум потеряла. Ты занялась шрамолицым недоумком и его ромнийской подружкой, моими марионетками, а хозяин театра взял да и подкрался к тебе сзади! Забавно, не правда ли? Ты хоть понимаешь, как безумно смешно все получилось? Ну-ка, улыбнись, сладенькая моя…
Его брови сдвинулись к переносице: колдун сосредоточивался. Было похоже, что Рибеке, даже спеленутая его чарами, оказывала нешуточное сопротивление. И все-таки на ее лице появилась улыбка. Появилась, несмотря на отвращение, ясно читавшееся в ее глазах. Рыбаки сперва потрясенно заахали, потом там и сям в толпе послышался жестокий, мстительный смех.
В это время заскрипела открываемая дверь, и все головы повернулись туда. На пороге, на фоне ночной черноты стояла Джени. Саша, закутанная, как сверток, и толком еще не проснувшаяся, держалась за руку сестры.
– Нет!.. – простонала Джени. Беспомощное страдание в глазах Рибеке не укрылось от нее. Она сразу поняла, что случилось.
Дальше все происходило одновременно.
– Предательницы!.. – проревел кто-то. Толпа рванулась вперед…
– Бегите!.. – не своим голосом заорал Вандиен, подхватывая с полу тяжелую скамью и швыряя ее в толпу…
Ки, наконец, добралась до мерцающих коричневых рун, стремительно сделала последний шаг – и принялась стирать их с пола ногой. Ей показалось, что магические символы хватали ее за ноги. Она корчилась в их жутких объятиях, тело переставало повиноваться ей. Перед глазами успели пронестись неясные картины: Вандиен, сметаемый с ног разъяренной толпой; детский рот Саши, широко раскрытый в отчаянном крике; полоумные глаза Дреша, оборачивающегося к ней, и Рибеке, наконец-то освобожденная, стремительно ткущая в воздухе пальцами замысловатый узор…
Потом все померкло.
– Ки!..
Она раскрыла глаза, недоумевая, когда же она успела их закрыть. У нее чесалась щека, плотно прижатая к какой-то колючей шерстяной ткани. На нее сверху вниз смотрел Вандиен. Голова Ки покоилась у него на коленях. По лицу Вандиена тянулся темный ручеек: у края шрама кожа была заново рассечена. Когда он снова позвал ее по имени, Ки увидела, что и губы у него были разбиты.
Ки зашевелилась, пробуя сесть. Кое-как, с помощью Вандиена, ей это удалось. Она огляделась.
Деревенские снова были загнаны, словно перепуганные бараны, в дальний конец комнаты, и те, что оказались по краям плотно сбившейся толпы, изо всех сил старались пролезть внутрь. Надо было видеть, как здоровенные мужики старались втиснуться в стену. Посреди комнаты, слабо постанывая, лежал Хелти, видимо, сбитый с ног удиравшими односельчанами. Чьи-то ноги торчали из-под столов…
– Саша… – пробормотала Ки, и Вандиен указал ей на девочку.
Саша, запрокинув головку, не сводила изумленно-восторженных глаз с лица Рибеке, внимательно наблюдая, как улыбается ей безгубый рот. В воздухе, лучась, парила синяя руна ветра, и, когда Ки попыталась к ней присмотреться, у нее заболели глаза. Дреш стоял возле самой двери. Он как будто стал меньше ростом, а руки у него были вывернуты так, что ладони сходились между лопатками. Рибеке оставила ему способность двигать глазами, и они лихорадочно обшаривали комнату в поисках хоть какого-никакого союзника. Никто, однако, не желал встретиться с ним взглядом.
– Она в порядке? – поинтересовалась Рибеке.
– Ты в порядке? – спросил Вандиен, и тут только до Ки дошло, что Заклинательница говорила о ней. Молодая женщина сумела кивнуть головой.
– Ну вот и хорошо, – сказала Рибеке, – ибо нам пора в путь. И, когда я уйду, будет шторм. Я бы очень не советовала присутствующим высовывать нос из-за этих стен, пока он не утихнет. Я думаю, скучать вам не придется: наверняка ведь у вас есть о чем поболтать. Вполне возможно, что шторм покалечит чью-нибудь лодку, но прошу учесть: вы его сами накликали. А шторм будет такой, какого в здешних краях еще не видали. И, когда он минует, ни единый камень нашего храма более не будет доступен вашему настырному любопытству. Поистине, следовало бы совершить это еще очень, очень давно. И это было бы сделано, не лелей мы надежду, что нынешняя находка когда-нибудь состоится. Но коль скоро она состоялась, нет больше смысла оставлять на поверхности даже след нашей древней святыни…
Ки молча взирала на говорящую Рибеке. За неуловимо короткое время, прошедшее с момента открывания сундука, черты ее лица успели словно бы сплавиться и разительно измениться. Аристократический, благородно очерченный нос превратился в гладкий холмик посередине лица. Тонкогубый рот растянулся, прорезав щеки. А руки приобрели невероятную гибкость и плавность движений, заставившую Ки вспомнить о змеящихся хвостах скилий.
– Так значит, это все правда!.. – вырвалось у нее. – Джени, ты не должна!.. Подумай о Саше!..
– Вот она о Саше и думает, – ответила Рибеке. – Сашу ждет любовь, ласка и забота, какой она никогда прежде не знала. Они отправятся со мной. Что же до твоей «правды»… Это не правда, а слухи и домыслы глупцов, скрепленные догадками и предположениями, да еще и поведанные недоброжелателем. Чтобы заставить тебя понять, как все обстоит на самом деле, потребовалось бы немалое время, а мне нынче недосуг. И потом, наши тайны и не предназначены для человеческого разумения. Нам пора… – Рибеке шагнула к двери, потом остановилась. Обернувшись, она посмотрела на Ки с Вандиеном поверх белого сокровища, которое она бережно держала в объятиях.
– Мне кажется, – проговорила она, – было бы не слишком честно оставлять вас двоих здесь… с этими. Отправляйтесь в путь, если хотите. Шторм начнется не раньше, чем ваш фургон доберется до вершины утеса.
Вандиен покосился на сгрудившихся рыбаков.
– Пошли, – сказал он, поднимая Ки на ноги.
– Погоди!.. – взмолилась Ки, силясь обрести ускользающее равновесие и повисая у него на плече. – Рибеке!.. Что ты сделаешь с Дрешем?..
– Поистине, твой вопрос не украшает тебя, Ки. Но все-таки я отвечу, поскольку мы с тобой в некотором роде не чужие. Я помещу его туда, где он будет остановлен. Нет, я не убью его, – его кровь мне не нужна. Его жизнь будет просто приостановлена, но приостановлена навсегда.
У Ки закружилась голова: она вспомнила страшную пустоту между мирами, в которой ей довелось побывать.
– Отпусти его!.. – с некоторым изумлением услышала она свой собственный голос. Глаза Рибеке сверкнули, и она заметалась в поисках достойной причины: – Он, по крайней мере, все еще человек…
Рибеке с презрением оглядела толпу в дальнем конце таверны.
– Есть чем гордиться. Ты, Ки, сама не знаешь, о чем просишь. Он давно уже ступил на путь, ведущий вниз, в бездну, и возврата не будет. Может быть, он и сохранил бы человеческую внешность, но человеческого в нем ничуть не больше, чем, скажем, во мне. И, замечу, подобные ему гораздо опаснее для маленьких простых людей вроде тебя, чем для равных ему по искусству. Подумай, что ты хочешь навлечь на своих же собратьев!
Ки посмотрела на Вандиена и выдавила:
– У меня есть и личная причина. Говорят, он способен убрать шрам с лица моего друга…
– Ложь, – непререкаемым тоном заявила Рибеке. – Он претендовал на большее, нежели мог в действительности. – Странная улыбка заставила дрогнуть огромный рот. – Я вынуждена отказать тебе в твоей просьбе, Ки. Но я не забуду, как ты стерла руну земляной магии, которую он начертал.
– И я не забуду, – упрямо выдавила Ки. – Дважды я дала тебе возможность отомстить, не замарав рук кровью.
– И это я помню, – холодно ответствовала Рибеке. – Я отказываю тебе в твоей просьбе. А теперь ступай, возчица-ромни, и ни слова более, пока я не забыла, что собиралась сдерживать ветер, пока твой фургон не окажется в безопасности. Эти уж мне ромни!.. Они уже и с Заклинательницами торгуются! Дай им палец, всю руку откусят. Есть ли еще под небом такой упрямый народ?.. Иди же, и да пребудет с тобой не скажу чтобы моя благосклонность – просто безгневное напутствие. Ступай, зная, что я помню все происшедшее между нами. Но – ни слова!..
– Уже ушли, – вмешался Вандиен, легонько встряхивая Ки и предупреждая ее взглядом. Все же он не смог удержаться и добавил: – Что ж, всего вам хорошего, добрые рыбаки! Я, правда, так и не научился жонглировать, но, надеюсь, в нынешний праздник вы славно поразвлеклись…
Нагнувшись, он ухватил за задние лапы одну из блаженно разомлевших скилий. Ки безнадежно вздохнула и взялась за передние лапы. Вдвоем они кое-как выволокли животное из двери и затащили в кузов фургона. Снаружи уже начинал буйствовать ветер – предвестник небывалого шторма, обещанного Рибеке. Вандиен и Ки, торопясь, грузили скилий в фургон. Когда они выносили последнюю, Саша вдруг нарушила молчание.
– До свидания, Ки! – прозвенел ее голосок. Она посмотрела в нечеловеческое лицо Рибеке, потом снова на Ки: – Даже когда я стану совсем-совсем Заклинательницей и сильно переменюсь, ты всегда узнаешь меня вот по этому ромнийскому шарфику! Я тебя никогда не забуду!
– Во имя Луны!.. – ахнула Ки. Девчушка весело махала ей ярким платком, прощаясь.
– Лучше не думай ни о чем, – посоветовал Вандиен, затаскивая скилью в фургон.
– Вперед! – стоя в дверях, властно приказала Рибеке, и серые рванулись с места, не дав Ки с Вандиеном толком усесться.
– Как жалко, что ему придется остаться со шрамом, – задумчиво проговорила Джени, глядя, как ночная темнота поглощает фургон. – Он был так добр к нам…
Рибеке подняла руку, и ветер мгновенно усилился. Синие одеяния Заклинательницы клубились и развевались. Она посмотрела на Джени, и безгубая улыбка разрезала лицо пополам.
– Мне следовало бы стыдиться своего мягкосердечия… – пробормотала она, глядя на дорогу, взбиравшуюся вверх по склону утеса. Потом обернулась к Джени и посмотрела на нее, как на любимого ребенка, которому решительно невозможно ни в чем отказать. – Пусть потерпит еще годик-другой, – сказала она. – Пусть как следует удивится тому, какие живительные силы вдруг обнаружились в его теле…
– Спасибо тебе, – прошептала Джени.
– Вперед, Дреш, – приказала Рибеке, словно и не услышав ее слов благодарности. Колдун двинулся вперед на сведенных судорогой ногах, перемещавшихся отнюдь не по его воле. Его лицо корчилось в немом крике, но даже и закричать ему уже не было дано.
Они вышли, и ветер так бухнул дверью за их спинами, что вся гостиница содрогнулась.
– Джени!.. Поехали с нами! Останься человеком!.. – кое-как выдавал из себя Вандиен.
В ответ гулко бухнула дверь, захлопнувшаяся за спиной девушки.
Рибеке оглянулась и пристально на него посмотрела. Было видно: она обратила внимание на них с Ки и на то, что эти двое держались особняком, поодаль от деревенских.
– Вот уж не думала, что встречусь с тобой здесь, Ки, – заметила она. – Впрочем, вы, ромни, если чем и славитесь, так это упрямством. Похоже, если когда-нибудь что-то и научит тебя уважать Заклинательниц Ветров, это будет нечто уже совершенно особое. Такое, чего ты до конца своих дней не сможешь забыть… – Ледяной, оценивающий взгляд обратился на Вандиена, и Ки содрогнулась. Однако Рибеке улыбнулась: – Вы двое держитесь, как большие друзья. Этот мужчина готов всячески противиться мне. Дай ему волю, он не только сундук у меня отберет, но и Джени в придачу. А знает ли он, Ки, что ты мне кое-чем обязана? Разве не намекала ему Киллиан, что ты путешествовала в моей тени и лишь по моему благоволению?.. Видно, упрямство вещь заразная: если кто долго трется с ромни, и сам делается таким же. Знай же, Вандиен, что однажды я предпочла оставить ей жизнь. Я не сторонница смертоубийств, но в тот раз мне поистине трудно было сдержаться. Все же я позволила ей вернуться к тебе живой. Кое-кто говорит, будто я тем самым ущемила свои собственные интересы. Я так не считаю. Другое дело, я вызвала недовольство некоторых весьма могущественных сил. Теперь, завладев сундуком, я могла бы использовать его в качестве оправдания. Я могла бы убедить кое-кого, что не зря оставила Ки жизнь. Тем более что наверняка найдутся Мастерицы Ветров, которые усмотрят в моем поведении преступное небрежение. Они скажут, что я отпустила Ки безо всякой выгоды для нас. Возможно, они даже попытаются исправить положение…
– Вандиен не имеет к моим долгам никакого отношения! – яростно крикнула Ки. – Требуй с меня что хочешь за спасение жизни, но не…
– У тебя нет ничего такого, что могло бы мне пригодиться, – невозмутимо ответила Заклинательница. – Что же до Вандиена, то не ему со мной торговаться. Как я уже говорила, я всеми силами стараюсь избегать смертоубийств. Поэтому Вандиен может либо рассказывать впоследствии о том, как заключил полюбовную сделку с Заклинательницей Ветров, либо попробовать не допустить меня к сундуку – и умереть.
Вандиен хрипло расхохотался. Все глаза обратились к нему, и он сказал:
– Да забирай ты на здоровье свой ящик! Коль скоро мне не собираются здесь за него заплатить, так почему бы мне его тебе не отдать?.. Только не как плату за жизнь Ки, – иначе нам обоим как-то трудновато будет с этим жить. Давай договоримся иначе: я просто возвращаю сундук его первоначальным владельцам, как это и следует честному человеку.
– Не требуя никакой награды?.. – сухо осведомилась Рибеке. В голосе ее, однако, слышалось подлинное изумление.
Вандиен торжественно расшаркался в знак согласия.
– Тогда, – сказала Рибеке, – я уберу с моей собственности твоих упряжных зверей.
Она обошла живой шар кругом, хмурясь и внимательно приглядываясь к скильям. На деревенский народ она обращала не больше внимания, чем на какую-нибудь стайку любопытных пичуг. Обойдя скилий в третий раз, Рибеке отступила немного назад и принялась растирать узенькие ладони. Мгновение предельного сосредоточения, щелчок пальцами – и с рук Заклинательницы сорвалась короткая молния. Сундук начал светиться, почти моментально сделавшись из тускло-багрового слепяще-белым, потом, столь же стремительно, – вновь тускло-багровым.
…Скильи даже не пошевелились.
– Моя излишняя мягкость меня однажды погубит, – с некоторым замешательством пробормотала Рибеке. Сложив руки, она вытянула их перед собой. Опять ударила молния, на сей раз более длительная. Сундук трижды вспыхнул и трижды погас. Рибеке опустила руки и, не находя слов, смотрела на скилий, которые, ничего не замечая, по-прежнему плотно обвивали сундук. Рибеке бросила на Вандиена извиняющийся взгляд и снова начала воздевать руки… Но в это время напружиненные тела скилий обмякли одно за другим. Животные постепенно сползли на пол, причем так, словно в них вовсе не было костей. Большие глаза открывались и моргали, показывая, что скильи были живехоньки. Вот только лежали они в таких позах, каких им еще ни разу не доводилось принимать. Вот из одной пасти высунулся длинный упругий язык, облизал рыльце и не торопясь спрятался. Скильи не выглядели ни оглушенными, ни даже потрясенными, – наоборот, они казались очень даже довольными.
Ки во все глаза смотрела на черный сундук. У нее екнуло сердце, когда она увидела, что сундук начал сам собой открываться. Даже сама Рибеке молитвенно стиснула руки перед грудью. Ее губы, покрытые тонкой чешуей, были накрепко сжаты. Один из рыбаков закричал. Многие отворачивались, пряча лица. Ки не стала противиться безумному искушению узнать, из-за чего, в конце-то концов, было столько переживаний.
Крышка и стенки между тем отпадали друг от дружки, словно черные лепестки.
То, что лежало внутри, оказалось совершенно белым. Чисто-белым, без блеска и без малейших теней. Существо. Давно умершее существо. Оно было не больше Саши, но его чудовищная древность бросалась в глаза с первого взгляда. Зло! – подумала Ки. Хотя нет, не зло. Просто мудрость настолько сверхчеловеческая, что человеческий разум уже и не в силах воспринимать ее как добро…
Высокий, выпуклый лоб существа, словно купол, нависал над лицом, лишенным носа и губ. Зато рот был, что называется, до ушей, то есть чуть ли не до самых углов челюсти. Тощее тело без сколько-нибудь заметных признаков пола застыло в сидячей позе, с коленями, поджатыми к костлявой груди. Руки были сложены на коленях. Почти человеческие руки, вот только суставов в них было куда больше положенного, и почти все гнулись куда-то не туда. Широко распахнутые глаза были круглыми и белыми, как и все остальное. С головы существа что-то спускалось на спину, – не то волосы, не то какие-то тончайшие костные выросты, не разберешь.
– Да что хоть это?.. – ослабшим голосом спросил Хелти.
Ки вдруг поняла, что откуда-то знает. Вернее, узнает.
– Это Заклинательница Ветров! – не своим голосом завопил Дреш. Забытый в общей суматохе, он, оказывается, прятался под столом у самой двери. Теперь он вскочил и, откинув с лица капюшон, бросил на пол кусочек бурого мела: – И трижды проклятая штуковина принадлежит мне!..
– Дреш… – Рибеке выговорила его имя одними губами: больше никакого звука ей издать не удалось. Равно как и сдвинуться с места. Руна земляной магии, тщательно вырисованная на полу, распространяла коричневатое мерцание. Ки с ужасом поняла, что Рибеке угодила во власть Дреша. Подпала под его чары. Ки помнила, как он когда-то забавлялся, сминая ее волю. При мысли о том, что же он сделает с Рибеке, на нее накатила волна тошноты. Ибо с ней, с Ки, он развлекался просто так, походя. С Рибеке же его будет подогревать чувство, которое сам он считал справедливым возмездием. Всю свою жизнь Ки ненавидела и презирала Заклинательниц Ветров, и это отношение никуда не делось и теперь. Она до смерти боялась Рибеке. Ей внушала содрогание мысль о том, как та совратила бедную Джени, заставила предать свое человеческое естество. И все-таки… сострадание оказалось сильнее. Сильнее даже прежних привязанностей.
Вандиен вопросительно посмотрел на подругу, когда та начала помаленьку отодвигаться прочь. Никто, кроме него, не заметил ее осторожного движения, ибо рыбаки наконец-то зашевелились и подались вперед – полюбоваться, что сотворит над Заклинательницей объявившийся маг.
– Нет, вы только полюбуйтесь!.. – торжествовал между тем Дреш. Проскочив мимо Рибеке, он принялся жадно ощупывать древнее существо. Рибеке вздрогнула так, словно его пальцы разгуливали по ее собственному телу. – Перед вами то, – продолжал колдун, – чего вот уже много поколений не видел в этом мире никто. Вы удостоились лицезреть легенду – настоящую Заклинательницу. Знайте, что это – не преображенная женщина т'черья, дин или человеческая, это существо вылупилось и росло Заклинательницей! И это не статуя! Так они поступали со своими умершими – складывали их в три погибели и запирали в сундук. А то, что вы считали храмом, – вовсе не храм, а мавзолей. Мавзолей немыслимой древности…
Деревенский люд слушал завороженно, разинув рты. Ки потихоньку двигалась сквозь толпу.
Дреш улыбался, смакуя произведенное впечатление.
– Видите, как ее корежит от моих слов? Вот это-то они и пытались от вас скрыть: то, что все они – простые мошенницы! Поддельные Заклинательницы Ветров! Обманщицы, присвоившие облик и способности более древней расы! Власть над ветрами никогда не была им дарована; они ее попросту перенимают. Вы спросите, каким образом? О-о, при посредстве определенных деяний, столь же омерзительных и неправедных, как и вся их сущность. Вот это самое тело можно истереть в порошок и, простите, принимать внутрь через нос или рот. Тогда-то и начинаются внешние изменения. А теперь попробуйте представить маленьких девочек, которых похищают из дому и постепенно прикармливают подобной гадостью, давая ее вместе с едой. А коль скоро изменения начались, остановить их уже невозможно. У несчастных малюток попросту нет выбора!
Рибеке не плакала, но какая же мука была написана у нее на лице! Ее взгляд яростно отрицал все сказанное Дрешем, но губы не могли произнести ни слова. Дреш ликовал, глядя на ее страдания.
– А хотите знать, почему им до зарезу понадобился этот сундук с мертвечиной? Я вам расскажу. У них нет недостатка в порошке, получаемом из мертвых Заклинательниц, ибо эта раса когда-то была многочисленна, а значит, и кладбищ осталось в избытке, хотя все они, как говорят, укрыты в совершенно недоступных местах. Беда только, слишком мало тел сохранилось полностью, а столь совершенного, как это, и вовсе нет ни единого. И в этом-то вся загвоздка. Порошок лишь начинает изменения, но руководить ими должен разум. Будущая Заклинательница должна сосредоточить всю свою волю, представляя ту форму тела, которой она намерена достичь. И чем успешнее она приблизит свой облик к облику истинной Заклинательницы, тем большие силы будут ей доступны. Так вот, когда затонул храм, вместе с ним затонуло и последнее безупречное тело, доступное им. Потому что землетрясение произошло отнюдь не по вине Заклинательниц, как вы до сих пор считали, – нет, то было возмездие самой Луны, возмущенной самоуправством лже-Заклинательниц, присвоивших себе силы, которые она некогда поручила лишь той древней расе. Словом, после затопления храма вот уже многие поколения молодых Заклинательниц были лишены заветного идеала, к которому им следовало бы стремиться. Им приходилось довольствоваться лишь внешностью своих наставниц, что неизбежно приводило к еще большему искажению. И вместе с тем, как вы понимаете, постепенно иссякало их былое могущество. Нынешняя находка чуть было не дала им возможность восстановить утраченное. Однако, по счастью, она досталась мне… – Оторвавшись от слушателей, Дреш обратил все внимание на Рибеке и придвинулся к ней вплотную, впрочем, не прикасаясь. – Мне, Рибеке. Ты, верно, думала сравняться со мной? Что ж, тебе почти удалось, в особенности когда ты похитила мое тело. Но ты упустила меня. А потом, когда я развернул перед тобой свой кукольный театр, ты и вовсе последний ум потеряла. Ты занялась шрамолицым недоумком и его ромнийской подружкой, моими марионетками, а хозяин театра взял да и подкрался к тебе сзади! Забавно, не правда ли? Ты хоть понимаешь, как безумно смешно все получилось? Ну-ка, улыбнись, сладенькая моя…
Его брови сдвинулись к переносице: колдун сосредоточивался. Было похоже, что Рибеке, даже спеленутая его чарами, оказывала нешуточное сопротивление. И все-таки на ее лице появилась улыбка. Появилась, несмотря на отвращение, ясно читавшееся в ее глазах. Рыбаки сперва потрясенно заахали, потом там и сям в толпе послышался жестокий, мстительный смех.
В это время заскрипела открываемая дверь, и все головы повернулись туда. На пороге, на фоне ночной черноты стояла Джени. Саша, закутанная, как сверток, и толком еще не проснувшаяся, держалась за руку сестры.
– Нет!.. – простонала Джени. Беспомощное страдание в глазах Рибеке не укрылось от нее. Она сразу поняла, что случилось.
Дальше все происходило одновременно.
– Предательницы!.. – проревел кто-то. Толпа рванулась вперед…
– Бегите!.. – не своим голосом заорал Вандиен, подхватывая с полу тяжелую скамью и швыряя ее в толпу…
Ки, наконец, добралась до мерцающих коричневых рун, стремительно сделала последний шаг – и принялась стирать их с пола ногой. Ей показалось, что магические символы хватали ее за ноги. Она корчилась в их жутких объятиях, тело переставало повиноваться ей. Перед глазами успели пронестись неясные картины: Вандиен, сметаемый с ног разъяренной толпой; детский рот Саши, широко раскрытый в отчаянном крике; полоумные глаза Дреша, оборачивающегося к ней, и Рибеке, наконец-то освобожденная, стремительно ткущая в воздухе пальцами замысловатый узор…
Потом все померкло.
– Ки!..
Она раскрыла глаза, недоумевая, когда же она успела их закрыть. У нее чесалась щека, плотно прижатая к какой-то колючей шерстяной ткани. На нее сверху вниз смотрел Вандиен. Голова Ки покоилась у него на коленях. По лицу Вандиена тянулся темный ручеек: у края шрама кожа была заново рассечена. Когда он снова позвал ее по имени, Ки увидела, что и губы у него были разбиты.
Ки зашевелилась, пробуя сесть. Кое-как, с помощью Вандиена, ей это удалось. Она огляделась.
Деревенские снова были загнаны, словно перепуганные бараны, в дальний конец комнаты, и те, что оказались по краям плотно сбившейся толпы, изо всех сил старались пролезть внутрь. Надо было видеть, как здоровенные мужики старались втиснуться в стену. Посреди комнаты, слабо постанывая, лежал Хелти, видимо, сбитый с ног удиравшими односельчанами. Чьи-то ноги торчали из-под столов…
– Саша… – пробормотала Ки, и Вандиен указал ей на девочку.
Саша, запрокинув головку, не сводила изумленно-восторженных глаз с лица Рибеке, внимательно наблюдая, как улыбается ей безгубый рот. В воздухе, лучась, парила синяя руна ветра, и, когда Ки попыталась к ней присмотреться, у нее заболели глаза. Дреш стоял возле самой двери. Он как будто стал меньше ростом, а руки у него были вывернуты так, что ладони сходились между лопатками. Рибеке оставила ему способность двигать глазами, и они лихорадочно обшаривали комнату в поисках хоть какого-никакого союзника. Никто, однако, не желал встретиться с ним взглядом.
– Она в порядке? – поинтересовалась Рибеке.
– Ты в порядке? – спросил Вандиен, и тут только до Ки дошло, что Заклинательница говорила о ней. Молодая женщина сумела кивнуть головой.
– Ну вот и хорошо, – сказала Рибеке, – ибо нам пора в путь. И, когда я уйду, будет шторм. Я бы очень не советовала присутствующим высовывать нос из-за этих стен, пока он не утихнет. Я думаю, скучать вам не придется: наверняка ведь у вас есть о чем поболтать. Вполне возможно, что шторм покалечит чью-нибудь лодку, но прошу учесть: вы его сами накликали. А шторм будет такой, какого в здешних краях еще не видали. И, когда он минует, ни единый камень нашего храма более не будет доступен вашему настырному любопытству. Поистине, следовало бы совершить это еще очень, очень давно. И это было бы сделано, не лелей мы надежду, что нынешняя находка когда-нибудь состоится. Но коль скоро она состоялась, нет больше смысла оставлять на поверхности даже след нашей древней святыни…
Ки молча взирала на говорящую Рибеке. За неуловимо короткое время, прошедшее с момента открывания сундука, черты ее лица успели словно бы сплавиться и разительно измениться. Аристократический, благородно очерченный нос превратился в гладкий холмик посередине лица. Тонкогубый рот растянулся, прорезав щеки. А руки приобрели невероятную гибкость и плавность движений, заставившую Ки вспомнить о змеящихся хвостах скилий.
– Так значит, это все правда!.. – вырвалось у нее. – Джени, ты не должна!.. Подумай о Саше!..
– Вот она о Саше и думает, – ответила Рибеке. – Сашу ждет любовь, ласка и забота, какой она никогда прежде не знала. Они отправятся со мной. Что же до твоей «правды»… Это не правда, а слухи и домыслы глупцов, скрепленные догадками и предположениями, да еще и поведанные недоброжелателем. Чтобы заставить тебя понять, как все обстоит на самом деле, потребовалось бы немалое время, а мне нынче недосуг. И потом, наши тайны и не предназначены для человеческого разумения. Нам пора… – Рибеке шагнула к двери, потом остановилась. Обернувшись, она посмотрела на Ки с Вандиеном поверх белого сокровища, которое она бережно держала в объятиях.
– Мне кажется, – проговорила она, – было бы не слишком честно оставлять вас двоих здесь… с этими. Отправляйтесь в путь, если хотите. Шторм начнется не раньше, чем ваш фургон доберется до вершины утеса.
Вандиен покосился на сгрудившихся рыбаков.
– Пошли, – сказал он, поднимая Ки на ноги.
– Погоди!.. – взмолилась Ки, силясь обрести ускользающее равновесие и повисая у него на плече. – Рибеке!.. Что ты сделаешь с Дрешем?..
– Поистине, твой вопрос не украшает тебя, Ки. Но все-таки я отвечу, поскольку мы с тобой в некотором роде не чужие. Я помещу его туда, где он будет остановлен. Нет, я не убью его, – его кровь мне не нужна. Его жизнь будет просто приостановлена, но приостановлена навсегда.
У Ки закружилась голова: она вспомнила страшную пустоту между мирами, в которой ей довелось побывать.
– Отпусти его!.. – с некоторым изумлением услышала она свой собственный голос. Глаза Рибеке сверкнули, и она заметалась в поисках достойной причины: – Он, по крайней мере, все еще человек…
Рибеке с презрением оглядела толпу в дальнем конце таверны.
– Есть чем гордиться. Ты, Ки, сама не знаешь, о чем просишь. Он давно уже ступил на путь, ведущий вниз, в бездну, и возврата не будет. Может быть, он и сохранил бы человеческую внешность, но человеческого в нем ничуть не больше, чем, скажем, во мне. И, замечу, подобные ему гораздо опаснее для маленьких простых людей вроде тебя, чем для равных ему по искусству. Подумай, что ты хочешь навлечь на своих же собратьев!
Ки посмотрела на Вандиена и выдавила:
– У меня есть и личная причина. Говорят, он способен убрать шрам с лица моего друга…
– Ложь, – непререкаемым тоном заявила Рибеке. – Он претендовал на большее, нежели мог в действительности. – Странная улыбка заставила дрогнуть огромный рот. – Я вынуждена отказать тебе в твоей просьбе, Ки. Но я не забуду, как ты стерла руну земляной магии, которую он начертал.
– И я не забуду, – упрямо выдавила Ки. – Дважды я дала тебе возможность отомстить, не замарав рук кровью.
– И это я помню, – холодно ответствовала Рибеке. – Я отказываю тебе в твоей просьбе. А теперь ступай, возчица-ромни, и ни слова более, пока я не забыла, что собиралась сдерживать ветер, пока твой фургон не окажется в безопасности. Эти уж мне ромни!.. Они уже и с Заклинательницами торгуются! Дай им палец, всю руку откусят. Есть ли еще под небом такой упрямый народ?.. Иди же, и да пребудет с тобой не скажу чтобы моя благосклонность – просто безгневное напутствие. Ступай, зная, что я помню все происшедшее между нами. Но – ни слова!..
– Уже ушли, – вмешался Вандиен, легонько встряхивая Ки и предупреждая ее взглядом. Все же он не смог удержаться и добавил: – Что ж, всего вам хорошего, добрые рыбаки! Я, правда, так и не научился жонглировать, но, надеюсь, в нынешний праздник вы славно поразвлеклись…
Нагнувшись, он ухватил за задние лапы одну из блаженно разомлевших скилий. Ки безнадежно вздохнула и взялась за передние лапы. Вдвоем они кое-как выволокли животное из двери и затащили в кузов фургона. Снаружи уже начинал буйствовать ветер – предвестник небывалого шторма, обещанного Рибеке. Вандиен и Ки, торопясь, грузили скилий в фургон. Когда они выносили последнюю, Саша вдруг нарушила молчание.
– До свидания, Ки! – прозвенел ее голосок. Она посмотрела в нечеловеческое лицо Рибеке, потом снова на Ки: – Даже когда я стану совсем-совсем Заклинательницей и сильно переменюсь, ты всегда узнаешь меня вот по этому ромнийскому шарфику! Я тебя никогда не забуду!
– Во имя Луны!.. – ахнула Ки. Девчушка весело махала ей ярким платком, прощаясь.
– Лучше не думай ни о чем, – посоветовал Вандиен, затаскивая скилью в фургон.
– Вперед! – стоя в дверях, властно приказала Рибеке, и серые рванулись с места, не дав Ки с Вандиеном толком усесться.
– Как жалко, что ему придется остаться со шрамом, – задумчиво проговорила Джени, глядя, как ночная темнота поглощает фургон. – Он был так добр к нам…
Рибеке подняла руку, и ветер мгновенно усилился. Синие одеяния Заклинательницы клубились и развевались. Она посмотрела на Джени, и безгубая улыбка разрезала лицо пополам.
– Мне следовало бы стыдиться своего мягкосердечия… – пробормотала она, глядя на дорогу, взбиравшуюся вверх по склону утеса. Потом обернулась к Джени и посмотрела на нее, как на любимого ребенка, которому решительно невозможно ни в чем отказать. – Пусть потерпит еще годик-другой, – сказала она. – Пусть как следует удивится тому, какие живительные силы вдруг обнаружились в его теле…
– Спасибо тебе, – прошептала Джени.
– Вперед, Дреш, – приказала Рибеке, словно и не услышав ее слов благодарности. Колдун двинулся вперед на сведенных судорогой ногах, перемещавшихся отнюдь не по его воле. Его лицо корчилось в немом крике, но даже и закричать ему уже не было дано.
Они вышли, и ветер так бухнул дверью за их спинами, что вся гостиница содрогнулась.
22
Порывистый ветер бился в дощатые стены кабинки, слегка покачивая фургон. Ки лежала с открытыми глазами, вслушиваясь в шорохи и скрипы. Серый утренний свет понемногу пробивался сквозь щелочку ставней. Кое-как выпутавшись из мятых одеял и меховых покрывал, Ки рискованно свесилась через край спальной лавки и выглянула в маленькое окошечко. Громадные серые тяжеловозы стояли, подставив необъятные крупы ветру, который развевал их густые хвосты и длинные гривы. Здесь, в пологих холмах, было полным-полно сладкой сочной травы, и кони мирно паслись, не обращая особого внимания на бурю.
– Между прочим, уже утро, – сказала Ки, заползая обратно под одеяло и устраиваясь поуютнее.
– Ну так и что с того? – пробурчал Вандиен.
– А то, что у нас ни гроша и полон фургон беременных скилий…
– Как по-твоему, к полудню что-нибудь переменится? – поинтересовался Вандиен.
– Ни в коем случае. – У Ки все еще болели все мышцы, а постель была до того удобной и мягкой, не говоря уже о тепле другого человеческого тела, что она в кои веки раз решила поддаться искушению.
Спустя некоторое время в ее мозгу медленно выкристаллизовалась блистательная идея.
– Твой шрам… – лениво проговорила она. – Ты в самом деле хочешь, чтобы я его в упор не видела?
– Ки, – взмолился Вандиен, – оставь, прошу тебя! Не втирай! Ну, сделал глупость, с кем не бывает? Давай притворимся, что ничего не было. Неужели у нас не может быть все по-прежнему, так, как было до этого долбаного Храмового Отлива?..
– Нет! – Ки медленно провела пальцем по его груди и торжественно объявила: – Я придумала способ тебе – забыть, а мне – в упор не видеть.
Ее высокопарный тон заставил его впасть в мрачное молчание. А мгновением позже воздух со свистом вырвался из его легких: тело Ки всем весом обрушилось на него сверху. Они оказались носом к носу. Он заморгал, но расстояние было слишком мало: все, что он перед собой видел, – это один сплошной ярко-зеленый глаз.
– Вот таким образом, – пояснила Ки, – я твоего шрама в упор не вижу…
Ветер с шуршанием летел мимо, заполняя последовавшую тишину. Наконец Вандиен вслух изумился:
– Какой еще шрам?..
А ветер уже ярился, и бушевал, сотрясая фургон.
– Между прочим, уже утро, – сказала Ки, заползая обратно под одеяло и устраиваясь поуютнее.
– Ну так и что с того? – пробурчал Вандиен.
– А то, что у нас ни гроша и полон фургон беременных скилий…
– Как по-твоему, к полудню что-нибудь переменится? – поинтересовался Вандиен.
– Ни в коем случае. – У Ки все еще болели все мышцы, а постель была до того удобной и мягкой, не говоря уже о тепле другого человеческого тела, что она в кои веки раз решила поддаться искушению.
Спустя некоторое время в ее мозгу медленно выкристаллизовалась блистательная идея.
– Твой шрам… – лениво проговорила она. – Ты в самом деле хочешь, чтобы я его в упор не видела?
– Ки, – взмолился Вандиен, – оставь, прошу тебя! Не втирай! Ну, сделал глупость, с кем не бывает? Давай притворимся, что ничего не было. Неужели у нас не может быть все по-прежнему, так, как было до этого долбаного Храмового Отлива?..
– Нет! – Ки медленно провела пальцем по его груди и торжественно объявила: – Я придумала способ тебе – забыть, а мне – в упор не видеть.
Ее высокопарный тон заставил его впасть в мрачное молчание. А мгновением позже воздух со свистом вырвался из его легких: тело Ки всем весом обрушилось на него сверху. Они оказались носом к носу. Он заморгал, но расстояние было слишком мало: все, что он перед собой видел, – это один сплошной ярко-зеленый глаз.
– Вот таким образом, – пояснила Ки, – я твоего шрама в упор не вижу…
Ветер с шуршанием летел мимо, заполняя последовавшую тишину. Наконец Вандиен вслух изумился:
– Какой еще шрам?..
А ветер уже ярился, и бушевал, сотрясая фургон.