Страница:
Он не собирался жениться на ней. Не собирался даже вступать в короткую связь, но все же привык, что женщины сами вешаются ему на шею. А Офелия до сих пор казалась откровенно к нему равнодушной. Не хотела иметь с ним ничего общего и предпочла бы оказаться как можно дальше от него. И те несколько попыток поухаживать за ней, которые он предпринял, ничего не изменили в их отношениях. Но вчера!.. Она могла хотя бы намекнуть, что хочет его лично. Но нет, она заявила, что для ее проклятых опытов подойдет любой мужчина.
Он так погрузился в свои мысли, что не заметил, как она вернулась. И только обернувшись, увидел, что Офелия вешает на спинку стула свое пальто и идет к камину.
– Вы хорошо отряхнули снег с ботинок? Если они намокли, ваши ноги не скоро согреются, – предупредил он.
– Да, я давно наловчилась топать ногами.
– Могу себе представить.
Офелия чуть приподняла брови, но, очевидно, решила не реагировать на сухой тон и протянула руки к огню. Сегодня на ней было платье, которого Рейфел раньше не видел. Как и большинство ее нарядов, оно скорее годилось на теплую погоду: низкий вырез и короткие рукава. Впрочем, большинство его знакомых женщин одевались именно так, потому что зимой в домах было невыносимо жарко, а они почти не выходили на улицу. Сиреневый цвет оттенял нежный румянец на ее щеках, порозовевших после прогулки. Платье шло ей, хотя, на взгляд Рейфела, чересчур сильно натягивалось на груди.
Он тяжело вздохнул. Теперь ему все время будут мерещиться соблазнительные сцены с участием Офелии.
Первым делом он закрыл дверь, которую она, входя, оставила открытой.
– Нам требуется уединение? – осведомилась она.
– Нет, просто хочу, чтобы тепло не утекало в коридор.
Однако он жаждал остаться с ней наедине, и то обстоятельство, что тетка спустится вниз только через несколько часов, служило порукой тому, что они смогут побыть вдвоем.
– Вы, похоже, замерзли.
– Да, так оно и есть, благодарю вас.
Согрев руки, она подошла к ближайшему дивану и уселась.
– К сожалению, я не успела попрощаться с вашей сестрой.
– Ничего страшного, – заверил Рейфел, садясь рядом. – Она так взбесилась, что уехала, ни с кем не попрощавшись. И как ваша безмятежность сегодня? Все еще держится?
Она метнула на него любопытствующий взгляд, но все же ответила:
– Совершенно верно. Я начинаю думать, что вы ошибались и что этот эффект постоянен.
Рейфел пожал плечами:
– Вряд ли мои суждения можно считать неопровержимыми.
– Итак, каков распорядок дня?
– Почему бы нам не назвать его днем правды? Сегодня мы друг другу не лжем.
Офелия подозрительно нахмурилась.
– Это предполагает, что раньше вы мне лгали. В чем именно?
– Наоборот, дорогая. После того как вы признались, что не прочь иногда соврать, я стал задаваться вопросом, часто ли слышал от вас неправду.
– И совершенно зря. Я с самого начала решила, что полная искренность – единственный способ выбраться отсюда.
– Но, видите ли, даже это утверждение может быть ложью, – возразил он. – Откуда мне знать? Никто не станет доверять человеку, однажды вступившему на тропу лжи. Разве вы этого не понимаете?
Офелия слегка усмехнулась:
– Я понимаю только одно: вы пытаетесь спровоцировать меня на взрыв. Неплохо придумано, но ничего у вас не получится.
Неужели она права и он именно этим занимается? А вообще это чертовски хорошая идея!
Однако Рейфел продолжал стоять на своем:
– Я всего лишь высказываю всем известные истины.
– Да, верно, и я с вами согласна. Но, видите ли, я жила с этим недоверием почти всю свою жизнь. Как только вы убеждаетесь, что никто, даже родители, не желает быть честным с вами, становится безразлично, верят вам или нет. Око за око.
– Вы действительно считаете, что это не имеет значения?
Офелия потупила глаза.
– Должна признаться, иногда мне кажется, что имеет. Вот как сейчас. Я действительно решила, что быть с вами честной, целиком и до конца, – единственная возможность вернуться домой. Ложь здесь попросту неуместна.
Рейфел невольно рассмеялся. Иногда Офелия действительно бывала чересчур чистосердечной. Но тут она снова удивила Рейфела, обиженно пробормотав:
– Тут нет ничего забавного. И вся эта ситуация не располагает к веселью. Должна сказать, что мне совсем нелегко быть абсолютно честной с вами, когда я привыкла…
– Ранить людей своей ложью?
Офелия возмущенно охнула:
– А вы, оказывается, двуличны! Сами готовы на любой обман и пользуетесь своим прославленным обаянием, чтобы зайти сзади и ударить в спину. Поверить не могу, что настолько забылась! Что совершенно упустила из виду, каковы вы на самом деле!
– Как? Ваша безмятежность растаяла на глазах?
– Да, черт возьми!
– Прекрасно, – кивнул он, усаживая ее к себе на колени.
Глава 25
Глава 26
Он так погрузился в свои мысли, что не заметил, как она вернулась. И только обернувшись, увидел, что Офелия вешает на спинку стула свое пальто и идет к камину.
– Вы хорошо отряхнули снег с ботинок? Если они намокли, ваши ноги не скоро согреются, – предупредил он.
– Да, я давно наловчилась топать ногами.
– Могу себе представить.
Офелия чуть приподняла брови, но, очевидно, решила не реагировать на сухой тон и протянула руки к огню. Сегодня на ней было платье, которого Рейфел раньше не видел. Как и большинство ее нарядов, оно скорее годилось на теплую погоду: низкий вырез и короткие рукава. Впрочем, большинство его знакомых женщин одевались именно так, потому что зимой в домах было невыносимо жарко, а они почти не выходили на улицу. Сиреневый цвет оттенял нежный румянец на ее щеках, порозовевших после прогулки. Платье шло ей, хотя, на взгляд Рейфела, чересчур сильно натягивалось на груди.
Он тяжело вздохнул. Теперь ему все время будут мерещиться соблазнительные сцены с участием Офелии.
Первым делом он закрыл дверь, которую она, входя, оставила открытой.
– Нам требуется уединение? – осведомилась она.
– Нет, просто хочу, чтобы тепло не утекало в коридор.
Однако он жаждал остаться с ней наедине, и то обстоятельство, что тетка спустится вниз только через несколько часов, служило порукой тому, что они смогут побыть вдвоем.
– Вы, похоже, замерзли.
– Да, так оно и есть, благодарю вас.
Согрев руки, она подошла к ближайшему дивану и уселась.
– К сожалению, я не успела попрощаться с вашей сестрой.
– Ничего страшного, – заверил Рейфел, садясь рядом. – Она так взбесилась, что уехала, ни с кем не попрощавшись. И как ваша безмятежность сегодня? Все еще держится?
Она метнула на него любопытствующий взгляд, но все же ответила:
– Совершенно верно. Я начинаю думать, что вы ошибались и что этот эффект постоянен.
Рейфел пожал плечами:
– Вряд ли мои суждения можно считать неопровержимыми.
– Итак, каков распорядок дня?
– Почему бы нам не назвать его днем правды? Сегодня мы друг другу не лжем.
Офелия подозрительно нахмурилась.
– Это предполагает, что раньше вы мне лгали. В чем именно?
– Наоборот, дорогая. После того как вы признались, что не прочь иногда соврать, я стал задаваться вопросом, часто ли слышал от вас неправду.
– И совершенно зря. Я с самого начала решила, что полная искренность – единственный способ выбраться отсюда.
– Но, видите ли, даже это утверждение может быть ложью, – возразил он. – Откуда мне знать? Никто не станет доверять человеку, однажды вступившему на тропу лжи. Разве вы этого не понимаете?
Офелия слегка усмехнулась:
– Я понимаю только одно: вы пытаетесь спровоцировать меня на взрыв. Неплохо придумано, но ничего у вас не получится.
Неужели она права и он именно этим занимается? А вообще это чертовски хорошая идея!
Однако Рейфел продолжал стоять на своем:
– Я всего лишь высказываю всем известные истины.
– Да, верно, и я с вами согласна. Но, видите ли, я жила с этим недоверием почти всю свою жизнь. Как только вы убеждаетесь, что никто, даже родители, не желает быть честным с вами, становится безразлично, верят вам или нет. Око за око.
– Вы действительно считаете, что это не имеет значения?
Офелия потупила глаза.
– Должна признаться, иногда мне кажется, что имеет. Вот как сейчас. Я действительно решила, что быть с вами честной, целиком и до конца, – единственная возможность вернуться домой. Ложь здесь попросту неуместна.
Рейфел невольно рассмеялся. Иногда Офелия действительно бывала чересчур чистосердечной. Но тут она снова удивила Рейфела, обиженно пробормотав:
– Тут нет ничего забавного. И вся эта ситуация не располагает к веселью. Должна сказать, что мне совсем нелегко быть абсолютно честной с вами, когда я привыкла…
– Ранить людей своей ложью?
Офелия возмущенно охнула:
– А вы, оказывается, двуличны! Сами готовы на любой обман и пользуетесь своим прославленным обаянием, чтобы зайти сзади и ударить в спину. Поверить не могу, что настолько забылась! Что совершенно упустила из виду, каковы вы на самом деле!
– Как? Ваша безмятежность растаяла на глазах?
– Да, черт возьми!
– Прекрасно, – кивнул он, усаживая ее к себе на колени.
Глава 25
Гнев Офелии разгорелся с невероятной быстротой, словно скрывался за непроницаемым занавесом, сотканным из ее собственных иллюзий. И вот теперь занавес распахнулся, и на местах для публики оказались все ее мучительные эмоции, аплодирующие тому, что больше она не может скрываться от них. Осознание этого буквально взбесило Офелию, которая обрушила ярость на подстрекателя, на того, кто посмел раздвинуть этот занавес.
Но не успела она опомниться, как губы Рейфела прижались к ее губам. И хотя Офелия успела ударить его по плечу, прежде чем он притянул ее к себе, вскоре она уже зарылась пальцами в его волосы и исступленно отвечала на поцелуи. Будь он проклят! Офелия не сомневалась, что он намеренно подначивал ее. Но сейчас ей было все равно.
Он откинулся на спинку дивана и, ни на мгновение не прерывая жгучего поцелуя, уложил Офелию на себя. Теперь она была в его полной власти, и поскольку ему не нужно было удерживать ее силой – увлекшись поцелуем, она забыла обо всем, – его руки были свободны, чтобы гладить ее по спине и ниже. И он этим воспользовался, осторожно прижимая ее к распиравшему брюки кому.
Он и сам не сразу понял, как это ее возбуждает. Каждый раз, касаясь его возбужденной плоти, она испытывала нечто вроде удара молнии – и ничего не могла с собой поделать. Страсть ее разгорелась с такой силой, что скоро она стала тереться об него всем телом.
От них обоих исходил такой жар, что, казалось, самый воздух стал потрескивать от напряжения. Как жаль, что в комнате так душно и… что он закрыл… дверь.
Эта мысль не давала ей покоя.
Ей ужасно не хотелось прерывать то, что так хорошо началось, но правила приличия диктовали, чтобы она немедленно встала и удалилась из гостиной.
– Кто-нибудь может войти, – выдохнула она наконец.
– Я запер дверь.
Беспокойство мгновенно ее покинуло. Это все, что она желала услышать. Теперь можно в полной мере наслаждаться тем, что он с ней делает.
Он медленно поднимал ее юбку, а когда внезапно сменил позицию, ее ноги уже были обнажены. Он нетерпеливо раздвинул ее бедра и улегся между ними.
Какое великолепное ощущение!
Внизу ее живота словно распрямлялась невидимая, доселе сжатая пружина. Она ждала… ждала… сама не зная чего.
Все ее чувства обострились. Она ощущала на губах мятный вкус его поцелуя, вдыхала пряный мускусный запах. Волосы, в которые она вцепилась, вовсе не были жесткими и на ощупь казались чистым шелком. Вот уж никогда бы не подумала! И каждый раз, слыша его стон, она ощущала потребность ответить тем же. Ее безумно волновало, что она действует на него точно так же, как он – на нее. А когда она подняла ресницы и увидела, как пылают глаза Рейфа… значит, это его желание так сильно ее возбудило?
Она с трудом выталкивала воздух из легких. И вовсе не из-за того, что он прижимал ее к дивану всей тяжестью своего тела. Нет, она была слишком взволнована и поглощена тем, что творилось у нее между ног.
Офелия поймала себя на том, что задерживает дыхание. И ничего не могла с собой поделать, особенно когда он касался очередного чувствительного местечка, а таких местечек оказалось очень много! Ее бедра постоянно находились в движении… как и его руки.
Его палец дразняще скользнул по ее шее, вызвав приятный озноб. Она даже не заметила, как платье сползло с плеч. Его ладонь, прижатая к упругому полушарию, была невыносимо горячей. Но это ощущение было ничем по сравнению с жаром его рта, когда он внезапно прервал их поцелуй и стал посасывать ее сосок. На этот раз она вообще забыла о необходимости дышать и, обхватив его за шею, судорожно выгнула спину, в полной уверенности, что сейчас воспламенится.
Он нетерпеливо возился с оставшейся одеждой. Она услышала треск разорванной ткани: ее панталоны? Какая спешка!
Офелия едва не рассмеялась, но он снова стал целовать ее. Его плоть искала входа, и это было так чудесно, что Офелия гортанно замурлыкала. Но восхитительное наслаждение мгновенно сменилось болью. Она попыталась отстраниться, избавиться от неприятного чувства, но боль преследовала ее, усиливаясь до такой степени, что она тихо вскрикнула. Однако после его мощного выпада исчезла так же быстро, как и появилась, оставив лишь ощущение некоей наполненности, источник которой был ей пока непонятен.
Но Офелия немного пришла в себя, когда он слегка отстранился, чтобы видеть ее реакцию. Вполне понятно, что она ответила злым взглядом, очевидно, считая себя обманутой.
– Это было… – начал он, но тут же со вздохом поправился: – Даю слово, это больше не повторится.
– Что именно? Боль?
– Да. Это твое тело пыталось противиться вторжению и сохранить невинность. Но ведь ты желала вовсе не этого, верно?
Теперь Офелия все поняла.
– Нет! – раздраженно ответила она. – Но матушка должна была объяснить, что будет больно, вместо того чтобы твердить, как мне повезет, если на мою долю выпадет наслаждаться брачной постелью, вернее, ласками мужа. Она сказала, что далеко не все женщины бывают так удачливы. Полагаю, мне не повезло.
Она вдруг увидела, что он старается сдержать смех, и едва подавила порыв дать ему пощечину. Это не смешно! Чтобы такое наслаждение закончилось на столь мрачной ноте…
– Значит, это все? – сухо осведомилась она.
– Господи, надеюсь, что нет. Но мне кажется, что твоя мать поспешила с этим разговором. Она не права. Ей следовало бы знать, что удача не имеет ничего общего с наслаждением.
– А что имеет?
– Мастерство твоего партнера, – с улыбкой пояснил он. – Хочешь, я тебе докажу?
Говоря это, он шевельнулся в ней, и глаза Офелии широко распахнулись. Ощущения, которые он пробуждал, были приятны… слишком приятны, и вернувшаяся страсть снова завладела ею. Все, что он делал с ней, так далеко выходило за рамки ее скудного опыта! Подумать только, она считала, что вчера, в экипаже, он подарил ей ослепительное наслаждение. Но сегодня… с каждым новым выпадом он скользил по нервам, о существовании которых она до сих пор не подозревала. Наслаждение было таким глубоким, таким волнующим, что она чувствовала его повсюду. А в ней все росло, копилось напряжение, которое должно было взорваться. И оно взорвалось, пульсируя и дробясь на сотни ослепительно блестящих осколков, оставив Офелию блаженно обессиленной – и счастливой.
Она едва заметила тот момент, когда он, глухо застонав, обмяк на ней. Ее наполняла такая чувственная истома, что даже малейшее движение казалось невозможным усилием. В этот момент она испытывала ошеломляющую нежность к человеку, все еще лежавшему в ее объятиях. Столь странное чувство вызвало слезы на ее глазах. О нет, ей не было грустно. Просто ничего подобного с ней раньше не случалось.
– А вы, оказывается, коварны, – заметила она, немного отдышавшись и по-прежнему гладя его по волосам.
– Совершенно верно, – пробормотал он, уткнувшись ей в шею. – Но ведь все получилось? Вы снова в мире с собой?
– Понятия не имею. Я слишком переполнена наслаждением, чтобы чувствовать что-то другое.
Он приподнялся и с улыбкой взглянул на нее.
– Понравилось?
– Вы и не представляете, до какой степени!
– Почему же не представляю? Или, по вашему мнению, мужчины занимаются этим, только чтобы убить время?
Офелия рассмеялась. Как же ей хорошо! В эту минуту она, кажется, могла бы взлететь! Но ей тут же пришла в голову не слишком приятная мысль:
– Очевидно, приступы вспыльчивости так и будут повторяться, верно?
– Да, но бьюсь об заклад – теперь вам легче будет их контролировать. В этом весь смысл того, что произошло между нами. Дело не в том, что отныне вы вообще не будете впадать в гнев. Такого не бывает ни с кем. Но все ваши неприятные эмоции не будут направлены в единственное русло, что делало их чересчур несносными и разрушительными.
– Следовательно, мне больше ни к чему продолжать подобные испытания? – допытывалась она.
Рейфел весело ухмыльнулся:
– Даже рискуя положить конец столь прекрасному моменту… – Он нежно поцеловал ее в губы, чтобы она не сомневалась, что имеется в виду. – …возможно, нет. Однако вам следует только припомнить ту безмятежность, которая владела вами вчера, чтобы понять: ласки мужчины могут производить на вас подобное действие. Сегодня мы окончательно доказали, что таким образом ваши страсти могут истощиться. Все прошло как нельзя лучше, верно?
– Да. А я не верила.
– Зато теперь?
– Теперь я снова безгранично спокойна.
Рейфел кивнул:
– Можно с уверенностью сказать, что испытания были необходимы и прошли успешно. И я, разумеется, предлагаю свою помощь всякий раз, когда вам снова понадобится выплеснуть эмоции.
– Как великодушно с вашей стороны!
– Я так и думал, – поддразнил он так добродушно, что ей вдруг захотелось обнять его.
Честно говоря, это желание возникло при виде его улыбки. В этот момент он был так близок ей, как ни один из ее знакомых мужчин. Это дружба или… Нет, она не будет уточнять. Не хочет докапываться, что именно испытывает к нему. Все равно из этого ничего не выйдет. И ей стоило бы уверить его в этом. Ему не надо волноваться, что она каким-то образом воспользуется тем, что сейчас произошло между ними.
Офелия отвела от него глаза и поняла, что краснеет из-за того, что ей сейчас предстоит произнести:
– Насчет того, что мы сейчас сделали: я не скомпрометирована, так что не стоит из-за этого волноваться. Видите ли, я все равно не выйду за вас. Отказываюсь сделать отцу такой подарок. И случившееся останется строго между нами. Совсем не обязательно кому-то еще знать об этом.
Он как-то странно посмотрел на нее:
– Это весьма благородно с вашей стороны.
– Вовсе нет. Считайте это отмщением. Только вы тут ни при чем.
– Понимаю, – нахмурился Рейфел.
Она мгновенно сообразила, какое направление приняли его мысли.
– Даже не пытайтесь обсудить мои с отцом отношения или отсутствие таковых, или мою мстительность. Все это совершенно вас не касается.
– У милой, доброй женщины просто не может появиться подобных мыслей, – заявил он, несмотря на ее предостережения.
– У милой, доброй женщины просто не может быть подобного отца.
Рейфел поморщился:
– Совершенно верно.
Но не успела она опомниться, как губы Рейфела прижались к ее губам. И хотя Офелия успела ударить его по плечу, прежде чем он притянул ее к себе, вскоре она уже зарылась пальцами в его волосы и исступленно отвечала на поцелуи. Будь он проклят! Офелия не сомневалась, что он намеренно подначивал ее. Но сейчас ей было все равно.
Он откинулся на спинку дивана и, ни на мгновение не прерывая жгучего поцелуя, уложил Офелию на себя. Теперь она была в его полной власти, и поскольку ему не нужно было удерживать ее силой – увлекшись поцелуем, она забыла обо всем, – его руки были свободны, чтобы гладить ее по спине и ниже. И он этим воспользовался, осторожно прижимая ее к распиравшему брюки кому.
Он и сам не сразу понял, как это ее возбуждает. Каждый раз, касаясь его возбужденной плоти, она испытывала нечто вроде удара молнии – и ничего не могла с собой поделать. Страсть ее разгорелась с такой силой, что скоро она стала тереться об него всем телом.
От них обоих исходил такой жар, что, казалось, самый воздух стал потрескивать от напряжения. Как жаль, что в комнате так душно и… что он закрыл… дверь.
Эта мысль не давала ей покоя.
Ей ужасно не хотелось прерывать то, что так хорошо началось, но правила приличия диктовали, чтобы она немедленно встала и удалилась из гостиной.
– Кто-нибудь может войти, – выдохнула она наконец.
– Я запер дверь.
Беспокойство мгновенно ее покинуло. Это все, что она желала услышать. Теперь можно в полной мере наслаждаться тем, что он с ней делает.
Он медленно поднимал ее юбку, а когда внезапно сменил позицию, ее ноги уже были обнажены. Он нетерпеливо раздвинул ее бедра и улегся между ними.
Какое великолепное ощущение!
Внизу ее живота словно распрямлялась невидимая, доселе сжатая пружина. Она ждала… ждала… сама не зная чего.
Все ее чувства обострились. Она ощущала на губах мятный вкус его поцелуя, вдыхала пряный мускусный запах. Волосы, в которые она вцепилась, вовсе не были жесткими и на ощупь казались чистым шелком. Вот уж никогда бы не подумала! И каждый раз, слыша его стон, она ощущала потребность ответить тем же. Ее безумно волновало, что она действует на него точно так же, как он – на нее. А когда она подняла ресницы и увидела, как пылают глаза Рейфа… значит, это его желание так сильно ее возбудило?
Она с трудом выталкивала воздух из легких. И вовсе не из-за того, что он прижимал ее к дивану всей тяжестью своего тела. Нет, она была слишком взволнована и поглощена тем, что творилось у нее между ног.
Офелия поймала себя на том, что задерживает дыхание. И ничего не могла с собой поделать, особенно когда он касался очередного чувствительного местечка, а таких местечек оказалось очень много! Ее бедра постоянно находились в движении… как и его руки.
Его палец дразняще скользнул по ее шее, вызвав приятный озноб. Она даже не заметила, как платье сползло с плеч. Его ладонь, прижатая к упругому полушарию, была невыносимо горячей. Но это ощущение было ничем по сравнению с жаром его рта, когда он внезапно прервал их поцелуй и стал посасывать ее сосок. На этот раз она вообще забыла о необходимости дышать и, обхватив его за шею, судорожно выгнула спину, в полной уверенности, что сейчас воспламенится.
Он нетерпеливо возился с оставшейся одеждой. Она услышала треск разорванной ткани: ее панталоны? Какая спешка!
Офелия едва не рассмеялась, но он снова стал целовать ее. Его плоть искала входа, и это было так чудесно, что Офелия гортанно замурлыкала. Но восхитительное наслаждение мгновенно сменилось болью. Она попыталась отстраниться, избавиться от неприятного чувства, но боль преследовала ее, усиливаясь до такой степени, что она тихо вскрикнула. Однако после его мощного выпада исчезла так же быстро, как и появилась, оставив лишь ощущение некоей наполненности, источник которой был ей пока непонятен.
Но Офелия немного пришла в себя, когда он слегка отстранился, чтобы видеть ее реакцию. Вполне понятно, что она ответила злым взглядом, очевидно, считая себя обманутой.
– Это было… – начал он, но тут же со вздохом поправился: – Даю слово, это больше не повторится.
– Что именно? Боль?
– Да. Это твое тело пыталось противиться вторжению и сохранить невинность. Но ведь ты желала вовсе не этого, верно?
Теперь Офелия все поняла.
– Нет! – раздраженно ответила она. – Но матушка должна была объяснить, что будет больно, вместо того чтобы твердить, как мне повезет, если на мою долю выпадет наслаждаться брачной постелью, вернее, ласками мужа. Она сказала, что далеко не все женщины бывают так удачливы. Полагаю, мне не повезло.
Она вдруг увидела, что он старается сдержать смех, и едва подавила порыв дать ему пощечину. Это не смешно! Чтобы такое наслаждение закончилось на столь мрачной ноте…
– Значит, это все? – сухо осведомилась она.
– Господи, надеюсь, что нет. Но мне кажется, что твоя мать поспешила с этим разговором. Она не права. Ей следовало бы знать, что удача не имеет ничего общего с наслаждением.
– А что имеет?
– Мастерство твоего партнера, – с улыбкой пояснил он. – Хочешь, я тебе докажу?
Говоря это, он шевельнулся в ней, и глаза Офелии широко распахнулись. Ощущения, которые он пробуждал, были приятны… слишком приятны, и вернувшаяся страсть снова завладела ею. Все, что он делал с ней, так далеко выходило за рамки ее скудного опыта! Подумать только, она считала, что вчера, в экипаже, он подарил ей ослепительное наслаждение. Но сегодня… с каждым новым выпадом он скользил по нервам, о существовании которых она до сих пор не подозревала. Наслаждение было таким глубоким, таким волнующим, что она чувствовала его повсюду. А в ней все росло, копилось напряжение, которое должно было взорваться. И оно взорвалось, пульсируя и дробясь на сотни ослепительно блестящих осколков, оставив Офелию блаженно обессиленной – и счастливой.
Она едва заметила тот момент, когда он, глухо застонав, обмяк на ней. Ее наполняла такая чувственная истома, что даже малейшее движение казалось невозможным усилием. В этот момент она испытывала ошеломляющую нежность к человеку, все еще лежавшему в ее объятиях. Столь странное чувство вызвало слезы на ее глазах. О нет, ей не было грустно. Просто ничего подобного с ней раньше не случалось.
– А вы, оказывается, коварны, – заметила она, немного отдышавшись и по-прежнему гладя его по волосам.
– Совершенно верно, – пробормотал он, уткнувшись ей в шею. – Но ведь все получилось? Вы снова в мире с собой?
– Понятия не имею. Я слишком переполнена наслаждением, чтобы чувствовать что-то другое.
Он приподнялся и с улыбкой взглянул на нее.
– Понравилось?
– Вы и не представляете, до какой степени!
– Почему же не представляю? Или, по вашему мнению, мужчины занимаются этим, только чтобы убить время?
Офелия рассмеялась. Как же ей хорошо! В эту минуту она, кажется, могла бы взлететь! Но ей тут же пришла в голову не слишком приятная мысль:
– Очевидно, приступы вспыльчивости так и будут повторяться, верно?
– Да, но бьюсь об заклад – теперь вам легче будет их контролировать. В этом весь смысл того, что произошло между нами. Дело не в том, что отныне вы вообще не будете впадать в гнев. Такого не бывает ни с кем. Но все ваши неприятные эмоции не будут направлены в единственное русло, что делало их чересчур несносными и разрушительными.
– Следовательно, мне больше ни к чему продолжать подобные испытания? – допытывалась она.
Рейфел весело ухмыльнулся:
– Даже рискуя положить конец столь прекрасному моменту… – Он нежно поцеловал ее в губы, чтобы она не сомневалась, что имеется в виду. – …возможно, нет. Однако вам следует только припомнить ту безмятежность, которая владела вами вчера, чтобы понять: ласки мужчины могут производить на вас подобное действие. Сегодня мы окончательно доказали, что таким образом ваши страсти могут истощиться. Все прошло как нельзя лучше, верно?
– Да. А я не верила.
– Зато теперь?
– Теперь я снова безгранично спокойна.
Рейфел кивнул:
– Можно с уверенностью сказать, что испытания были необходимы и прошли успешно. И я, разумеется, предлагаю свою помощь всякий раз, когда вам снова понадобится выплеснуть эмоции.
– Как великодушно с вашей стороны!
– Я так и думал, – поддразнил он так добродушно, что ей вдруг захотелось обнять его.
Честно говоря, это желание возникло при виде его улыбки. В этот момент он был так близок ей, как ни один из ее знакомых мужчин. Это дружба или… Нет, она не будет уточнять. Не хочет докапываться, что именно испытывает к нему. Все равно из этого ничего не выйдет. И ей стоило бы уверить его в этом. Ему не надо волноваться, что она каким-то образом воспользуется тем, что сейчас произошло между ними.
Офелия отвела от него глаза и поняла, что краснеет из-за того, что ей сейчас предстоит произнести:
– Насчет того, что мы сейчас сделали: я не скомпрометирована, так что не стоит из-за этого волноваться. Видите ли, я все равно не выйду за вас. Отказываюсь сделать отцу такой подарок. И случившееся останется строго между нами. Совсем не обязательно кому-то еще знать об этом.
Он как-то странно посмотрел на нее:
– Это весьма благородно с вашей стороны.
– Вовсе нет. Считайте это отмщением. Только вы тут ни при чем.
– Понимаю, – нахмурился Рейфел.
Она мгновенно сообразила, какое направление приняли его мысли.
– Даже не пытайтесь обсудить мои с отцом отношения или отсутствие таковых, или мою мстительность. Все это совершенно вас не касается.
– У милой, доброй женщины просто не может появиться подобных мыслей, – заявил он, несмотря на ее предостережения.
– У милой, доброй женщины просто не может быть подобного отца.
Рейфел поморщился:
– Совершенно верно.
Глава 26
Она без труда поправила одежду, и все было так, словно не случилось ничего из ряда вон выходящего. Рейф даже помог ей натянуть лиф платья и запечатлел короткий поцелуй у самой границы выреза, который не совсем прикрывал грудь. Офелия натянула чулки, сбившиеся на щиколотках, и хихикнула, заметив, что так и не сняла туфли. Впрочем, если подумать хорошенько, то обстоятельство, что он даже не спустил брюк, казалось безмерно вульгарным и означало, что он относится к ней… нет, лучше не заходить так далеко. Она старалась забыть о том, что было, но он, очевидно, не хотел забывать.
И прежде чем отпереть дверь, обнял ее и поцеловал в последний раз.
– Нам стоило бы повторить это в постели, – со смущенной улыбкой пробормотал он. – Тогда у меня будет время дать тебе истинное наслаждение. А спешить, подобно зеленому мальчишке, у которого молоко на губах не обсохло…
Она прижала палец к его губам:
– Заверяю, у тебя нет никакого молока на губах.
– Ты очень добра, но, похоже, рядом с тобой я забываю обо всем и теряю голову.
– Набиваешься на комплименты?
– Разве? – деланно удивился Рейфел.
– И на твоем месте я поостереглась бы называть меня доброй, – поддразнила Офелия. – Иначе тебе придется признать свою задачу выполненной и немедленно отвезти меня в Лондон.
Рейфел закашлялся, открыл дверь и легонько подтолкнул Офелию к выходу.
– Иди переоденься перед обедом. Тетушка скоро спустится.
– Сначала мне нужно избавиться от улик, – усмехнулась она.
– Хочешь, это сделаю я?
Она смяла в ладони порванные панталоны. У платья не было карманов, чтобы спрятать лоскутки ткани. Но она боялась, что ее застанут, когда она будет подниматься по лестнице с панталонами в руках.
Офелия растерянно огляделась и шагнула к камину.
– Не бросишь это в огонь? Не дай Бог, Сэди обо всем догадается.
– Конечно.
Краснея, она отдала ему панталоны и умчалась наверх. Но избавиться от запачканной нижней юбки оказалось вовсе не так легко. Водой девственную кровь не смоешь, а Сэди хорошо знала, что месячные у хозяйки еще не начались. Пришлось спрятать юбку под матрацем. Когда у Офелии будет время, она разрежет юбку на лоскутки и тоже сожжет в камине. Доказательств не останется, и никто ничего не узнает.
Оглядев помятое сиреневое платье, она поспешно переоделась. Поразительно, как быстро ей это удалось. Менее чем через четверть часа она уже спешила вниз, в надежде провести побольше времени с Рейфом. К ее разочарованию, гостиная оказалась пуста.
Офелия подошла к окну, решив дождаться его возвращения. И то и дело оглядывалась на тот диван, где они любили друг друга. Вряд ли отныне она сможет сидеть на нем, не краснея.
Только сейчас до нее стала доходить суть содеянного. Теперь она женщина. И хотя давно уже обладала утонченностью и знанием жизни, присущими светским дамам, сегодня по-настоящему стала одной из них. Но то, что она испытывала в этот момент, не имело ничего общего с превращением из девушки в женщину. Важнее всего – мужчина, который помог ей стать той, кем она была сейчас. Ее первый чувственный опыт мог оказаться ужасным испытанием, но Рейф сделал все, чтобы этого не произошло. Чтобы она могла с улыбкой смотреть в прошлое.
Вниз спустилась Эсмеральда в сопровождении Рейфа. Он тоже переоделся и причесал растрепанные Офелией волосы. Хорошо, если никто не заметил, в каком он был виде.
Этот человек всегда выглядел безупречно и, уж конечно, не таким взъерошенным, как перед уходом Офелии.
В присутствии Эсмеральды у них не было возможности поговорить о случившемся, хотя Офелия уловила адресованную ей улыбку и даже сумела ответить. Ее чудесное настроение ничто не могло испортить, даже когда он после обеда предложил удалиться в его кабинет.
– Вряд ли я смогу сосредоточиться в гостиной, – тихо признался Рейфел, провожая ее в коридор.
Офелия прекрасно его понимала. И не думала, что у него на уме еще одно интимное свидание. Скорее, он вновь собирался обсудить ее прошлые проступки. Сегодня она и не подумала возразить. Вероятно, она способна вытерпеть любые упреки и поговорить на любую тему.
– Давайте потолкуем о Сабрине, – предложил Рейфел, когда она уселась напротив письменного стола.
О нет, только не о ней!
– Лучше не нужно, – улыбнулась она, не желая, чтобы он посчитал ее капризной. Но она питала смешанные чувства к Сабрине Ламберт и не слишком стремилась их анализировать.
Рейфел, не отвечая, вертел в руках нож для разрезания бумаг. Офелия пожала плечами. Он снова собирается наказывать ее молчанием. Но на этот раз ничего не выйдет…
– Знаете, я сделала огромную глупость, пытаясь дать ей шанс, – сказала она наконец, видя, что он намерен ее игнорировать. – Когда она вместе со своими тетушками приехала в Лондон пожить в нашем доме на время сезона, я посчитала ее такой милой. Правда, сначала немного сомневалась, но потом решила, что скорее всего не ошиблась, хотя бы потому, что Сабрина была провинциалкой, а они, как правило, чистосердечны и наивны. Поэтому я изменила собственному правилу. Вообразила, что мы сможем стать хорошими подругами.
Рейфел страдальчески вздохнул.
– Значит, в этом случае вы действительно предали подругу? Должен признаться, что надеялся услышать вескую причину.
Судя по виду, он разочаровался в ней настолько, что у Офелии неожиданно сжалось сердце. Какого черта?! Да она понятия не имеет, о чем он толкует!
– Будьте добры, объясните, пожалуйста, последнюю реплику. Я что-то не поняла. Каким это образом я предала Сабрину?
– Воскресили ее семейный, давно забытый скандал, причем намеренно.
– Вздор и чепуха! – коротко бросила она. – Я сделала ей одолжение.
Рейфел скептически усмехнулся:
– Погубив ее шансы на приличный брак в Лондоне? Я на ее месте предпочел бы отказаться от подобных одолжений.
Офелия, в свою очередь, вздохнула:
– Ладно, вижу, что должна объясниться. Вы, возможно, не поверите, но я старалась избавить девушку от многих неприятностей и сердечных мук.
– Сердечных мук?
– Именно. Не хотела, чтобы она терзалась, влюбившись в кого-то и обнаружив, что не сможет стать его женой из-за старого скандала, который и без меня обязательно выплыл бы на свет божий. Стоило ей завести побольше знакомств, и какая-нибудь сплетница непременно вспомнила бы имя Ламбертов и все, с ним связанное. А это был такой дурацкий скандал! До чего глупо утверждать, что если некоторые ее предки покончили с собой, значит, все остальные члены семейства, включая Сабрину, тоже склонны к самоубийству! И все же вы знаете, каковы злые языки! Многие поверят такой чепухе. Поэтому я решила нанести удар первой, поведав обо всем и показав, насколько беспочвенны слухи и сплетни. Я высмеяла бы всякого дурака, решившего поверить в эту бессмыслицу. Все измышления мгновенно заглохли бы, и больше никому не пришло бы в голову изощряться в догадках и абсурдных заключениях.
– Господи Боже, вы пытаетесь сказать, что защищали Сабрину?
Офелия скрипнула зубами.
– Вам совершенно ни к чему так изумляться. Такова была моя первоначальная идея.
– Понятно. – Он кивнул. – Теперь потолкуем о дурных намерениях?
– Нет. Лучше перейдем к моему последнему недостатку, возможно, худшему, особенно в сочетании со вспыльчивостью.
– И какой же это недостаток?
– Зависть.
– Вы хотя бы сами понимаете, как странно это звучит? – неверяще пробормотал он. – Вы самая красивая женщина в Англии. Каждая женщина при взгляде на вас просто обязана завидовать. Даже моя сестра. Из всех них вы единственная, у кого нет ни единой причины ревновать к кому-то и тем более завидовать.
– Каждое ваше слово – чистая правда. И я с вами согласна. Но дело вовсе не в этом. Сознание того, что у меня нет причин завидовать, не мешает мне испытывать это недостойное чувство. Конечно, это глупо с моей стороны, но что я могу поделать? Беда в том, что я, как всегда, не в силах справиться с подобными эмоциями.
– Итак, вы хотите сказать, что завидуете Сабрине?
– Да. Это Мейвис пробудила во мне зависть, когда мы увидели, как трое моих поклонников увиваются на балу вокруг Сабрины. И если сначала мои намерения относительно Сабрины были самыми добрыми, после того вечера я напомнила о скандале из чистой злобы. Думаю, рано или поздно я превозмогла бы дурные чувства и вернулась бы к первоначальному плану, но Сабрина и ее тетушки решили вернуться домой. И поскольку мои родители получили приглашение из Саммерс-Глейд, на встречу с Дунканом мы уехали вместе. К тому времени я так боялась знакомства с «варваром», что совершенно забыла высмеять историю со скандалом Сабрины. Впрочем, теперь это особого значения не имеет, если, по вашим словам, она скоро выйдет за Дункана.
– Мне по-прежнему трудно поверить, что вы способны завидовать Сабрине, – произнес Рейфел и, немного подумав, добавил: – Впрочем, вам ведь не впервой завидовать ей, верно?
Офелия вспыхнула:
– Нет, это случилось снова, когда я увидела, что Дункан буквально не отходит от нее. Но тогда я думала, что он просто пытается заставить меня ревновать.
– И?..
– О, хорошо-хорошо, когда я увидела, что вы тоже не отходите от нее. И я из ревности сказала в тот день, что мне кажется, будто вы и она…
– Ради Бога, не стоит снова в это углубляться.
– Но ведь вы первый об этом заговорили! Так и быть, объясню, почему не хочу обсуждать Сабрину. Я действительно питаю к ней смешанные чувства. И когда удается освободиться от очередного припадка зависти, понимаю, что Сабрина мне нравится.
– Вполне естественно. Сабрину любят все.
Офелия ожидала продолжения, но, не дождавшись, вскинула брови:
– Как! Вы не собираетесь закончить свою реплику, напомнив, что меня не любит никто?
– Собственно говоря, дорогая, теперь это вряд ли может быть правдой, поэтому – нет, я не стану утверждать ничего подобного.
Офелия невольно прикусила губу в полной уверенности, что он говорит о себе и что отныне не питает к ней неприязни. Но Рейфел добавил:
И прежде чем отпереть дверь, обнял ее и поцеловал в последний раз.
– Нам стоило бы повторить это в постели, – со смущенной улыбкой пробормотал он. – Тогда у меня будет время дать тебе истинное наслаждение. А спешить, подобно зеленому мальчишке, у которого молоко на губах не обсохло…
Она прижала палец к его губам:
– Заверяю, у тебя нет никакого молока на губах.
– Ты очень добра, но, похоже, рядом с тобой я забываю обо всем и теряю голову.
– Набиваешься на комплименты?
– Разве? – деланно удивился Рейфел.
– И на твоем месте я поостереглась бы называть меня доброй, – поддразнила Офелия. – Иначе тебе придется признать свою задачу выполненной и немедленно отвезти меня в Лондон.
Рейфел закашлялся, открыл дверь и легонько подтолкнул Офелию к выходу.
– Иди переоденься перед обедом. Тетушка скоро спустится.
– Сначала мне нужно избавиться от улик, – усмехнулась она.
– Хочешь, это сделаю я?
Она смяла в ладони порванные панталоны. У платья не было карманов, чтобы спрятать лоскутки ткани. Но она боялась, что ее застанут, когда она будет подниматься по лестнице с панталонами в руках.
Офелия растерянно огляделась и шагнула к камину.
– Не бросишь это в огонь? Не дай Бог, Сэди обо всем догадается.
– Конечно.
Краснея, она отдала ему панталоны и умчалась наверх. Но избавиться от запачканной нижней юбки оказалось вовсе не так легко. Водой девственную кровь не смоешь, а Сэди хорошо знала, что месячные у хозяйки еще не начались. Пришлось спрятать юбку под матрацем. Когда у Офелии будет время, она разрежет юбку на лоскутки и тоже сожжет в камине. Доказательств не останется, и никто ничего не узнает.
Оглядев помятое сиреневое платье, она поспешно переоделась. Поразительно, как быстро ей это удалось. Менее чем через четверть часа она уже спешила вниз, в надежде провести побольше времени с Рейфом. К ее разочарованию, гостиная оказалась пуста.
Офелия подошла к окну, решив дождаться его возвращения. И то и дело оглядывалась на тот диван, где они любили друг друга. Вряд ли отныне она сможет сидеть на нем, не краснея.
Только сейчас до нее стала доходить суть содеянного. Теперь она женщина. И хотя давно уже обладала утонченностью и знанием жизни, присущими светским дамам, сегодня по-настоящему стала одной из них. Но то, что она испытывала в этот момент, не имело ничего общего с превращением из девушки в женщину. Важнее всего – мужчина, который помог ей стать той, кем она была сейчас. Ее первый чувственный опыт мог оказаться ужасным испытанием, но Рейф сделал все, чтобы этого не произошло. Чтобы она могла с улыбкой смотреть в прошлое.
Вниз спустилась Эсмеральда в сопровождении Рейфа. Он тоже переоделся и причесал растрепанные Офелией волосы. Хорошо, если никто не заметил, в каком он был виде.
Этот человек всегда выглядел безупречно и, уж конечно, не таким взъерошенным, как перед уходом Офелии.
В присутствии Эсмеральды у них не было возможности поговорить о случившемся, хотя Офелия уловила адресованную ей улыбку и даже сумела ответить. Ее чудесное настроение ничто не могло испортить, даже когда он после обеда предложил удалиться в его кабинет.
– Вряд ли я смогу сосредоточиться в гостиной, – тихо признался Рейфел, провожая ее в коридор.
Офелия прекрасно его понимала. И не думала, что у него на уме еще одно интимное свидание. Скорее, он вновь собирался обсудить ее прошлые проступки. Сегодня она и не подумала возразить. Вероятно, она способна вытерпеть любые упреки и поговорить на любую тему.
– Давайте потолкуем о Сабрине, – предложил Рейфел, когда она уселась напротив письменного стола.
О нет, только не о ней!
– Лучше не нужно, – улыбнулась она, не желая, чтобы он посчитал ее капризной. Но она питала смешанные чувства к Сабрине Ламберт и не слишком стремилась их анализировать.
Рейфел, не отвечая, вертел в руках нож для разрезания бумаг. Офелия пожала плечами. Он снова собирается наказывать ее молчанием. Но на этот раз ничего не выйдет…
– Знаете, я сделала огромную глупость, пытаясь дать ей шанс, – сказала она наконец, видя, что он намерен ее игнорировать. – Когда она вместе со своими тетушками приехала в Лондон пожить в нашем доме на время сезона, я посчитала ее такой милой. Правда, сначала немного сомневалась, но потом решила, что скорее всего не ошиблась, хотя бы потому, что Сабрина была провинциалкой, а они, как правило, чистосердечны и наивны. Поэтому я изменила собственному правилу. Вообразила, что мы сможем стать хорошими подругами.
Рейфел страдальчески вздохнул.
– Значит, в этом случае вы действительно предали подругу? Должен признаться, что надеялся услышать вескую причину.
Судя по виду, он разочаровался в ней настолько, что у Офелии неожиданно сжалось сердце. Какого черта?! Да она понятия не имеет, о чем он толкует!
– Будьте добры, объясните, пожалуйста, последнюю реплику. Я что-то не поняла. Каким это образом я предала Сабрину?
– Воскресили ее семейный, давно забытый скандал, причем намеренно.
– Вздор и чепуха! – коротко бросила она. – Я сделала ей одолжение.
Рейфел скептически усмехнулся:
– Погубив ее шансы на приличный брак в Лондоне? Я на ее месте предпочел бы отказаться от подобных одолжений.
Офелия, в свою очередь, вздохнула:
– Ладно, вижу, что должна объясниться. Вы, возможно, не поверите, но я старалась избавить девушку от многих неприятностей и сердечных мук.
– Сердечных мук?
– Именно. Не хотела, чтобы она терзалась, влюбившись в кого-то и обнаружив, что не сможет стать его женой из-за старого скандала, который и без меня обязательно выплыл бы на свет божий. Стоило ей завести побольше знакомств, и какая-нибудь сплетница непременно вспомнила бы имя Ламбертов и все, с ним связанное. А это был такой дурацкий скандал! До чего глупо утверждать, что если некоторые ее предки покончили с собой, значит, все остальные члены семейства, включая Сабрину, тоже склонны к самоубийству! И все же вы знаете, каковы злые языки! Многие поверят такой чепухе. Поэтому я решила нанести удар первой, поведав обо всем и показав, насколько беспочвенны слухи и сплетни. Я высмеяла бы всякого дурака, решившего поверить в эту бессмыслицу. Все измышления мгновенно заглохли бы, и больше никому не пришло бы в голову изощряться в догадках и абсурдных заключениях.
– Господи Боже, вы пытаетесь сказать, что защищали Сабрину?
Офелия скрипнула зубами.
– Вам совершенно ни к чему так изумляться. Такова была моя первоначальная идея.
– Понятно. – Он кивнул. – Теперь потолкуем о дурных намерениях?
– Нет. Лучше перейдем к моему последнему недостатку, возможно, худшему, особенно в сочетании со вспыльчивостью.
– И какой же это недостаток?
– Зависть.
– Вы хотя бы сами понимаете, как странно это звучит? – неверяще пробормотал он. – Вы самая красивая женщина в Англии. Каждая женщина при взгляде на вас просто обязана завидовать. Даже моя сестра. Из всех них вы единственная, у кого нет ни единой причины ревновать к кому-то и тем более завидовать.
– Каждое ваше слово – чистая правда. И я с вами согласна. Но дело вовсе не в этом. Сознание того, что у меня нет причин завидовать, не мешает мне испытывать это недостойное чувство. Конечно, это глупо с моей стороны, но что я могу поделать? Беда в том, что я, как всегда, не в силах справиться с подобными эмоциями.
– Итак, вы хотите сказать, что завидуете Сабрине?
– Да. Это Мейвис пробудила во мне зависть, когда мы увидели, как трое моих поклонников увиваются на балу вокруг Сабрины. И если сначала мои намерения относительно Сабрины были самыми добрыми, после того вечера я напомнила о скандале из чистой злобы. Думаю, рано или поздно я превозмогла бы дурные чувства и вернулась бы к первоначальному плану, но Сабрина и ее тетушки решили вернуться домой. И поскольку мои родители получили приглашение из Саммерс-Глейд, на встречу с Дунканом мы уехали вместе. К тому времени я так боялась знакомства с «варваром», что совершенно забыла высмеять историю со скандалом Сабрины. Впрочем, теперь это особого значения не имеет, если, по вашим словам, она скоро выйдет за Дункана.
– Мне по-прежнему трудно поверить, что вы способны завидовать Сабрине, – произнес Рейфел и, немного подумав, добавил: – Впрочем, вам ведь не впервой завидовать ей, верно?
Офелия вспыхнула:
– Нет, это случилось снова, когда я увидела, что Дункан буквально не отходит от нее. Но тогда я думала, что он просто пытается заставить меня ревновать.
– И?..
– О, хорошо-хорошо, когда я увидела, что вы тоже не отходите от нее. И я из ревности сказала в тот день, что мне кажется, будто вы и она…
– Ради Бога, не стоит снова в это углубляться.
– Но ведь вы первый об этом заговорили! Так и быть, объясню, почему не хочу обсуждать Сабрину. Я действительно питаю к ней смешанные чувства. И когда удается освободиться от очередного припадка зависти, понимаю, что Сабрина мне нравится.
– Вполне естественно. Сабрину любят все.
Офелия ожидала продолжения, но, не дождавшись, вскинула брови:
– Как! Вы не собираетесь закончить свою реплику, напомнив, что меня не любит никто?
– Собственно говоря, дорогая, теперь это вряд ли может быть правдой, поэтому – нет, я не стану утверждать ничего подобного.
Офелия невольно прикусила губу в полной уверенности, что он говорит о себе и что отныне не питает к ней неприязни. Но Рейфел добавил: