– Нет, вы не так поняли. Может, и простила, но я не стала это выяснять, сразу же ушла. Боюсь, мне было немного… стыдно.
   – Стыдно? – понимающе кивнул он. – Можете сразу признать, что плакали.
   – Не стоит делать пред…
   – Не стоит снова лгать, – перебил он, укоризненно качая головой.
   – О, замолчите! Пожелай я поименовать свои рыдания как-то иначе, так и будет… или вы хотите, чтобы я снова покраснела?
   – Ради Бога. Называйте, как вам угодно, – поперхнулся смехом Рейф.

Глава 35

   Она снова оказалась в его объятиях, но теперь на них были устремлены десятки взглядов. Офелии было трудно разобраться в собственных эмоциях и своем поведении в присутствии Рейфа. Его близость странно на нее действовала. Но ей приходилось сдерживать улыбку: слишком многие пристально наблюдали за ними. Приходилось отводить глаза… по крайней мере она пыталась, потому что было слишком легко утонуть в этих голубых озерах и забыть, где они находятся.
   Он был слишком красив, особенно в вечернем костюме. Вероятно, каждая женщина в этом зале жаждала оказаться на ее месте, и не зря! Рейф в черном фраке и белоснежном галстуке выглядел поистине неотразимым.
   И он такое говорит! Господи, поверить невозможно, что он упомянул, будто желает испробовать ее губы на вкус! У нее ноги подкосились! После всего, что было между ними, пустить в ход свое чувственное обаяние, изъясняться такими откровенно эротичными намеками, теперь, когда больше ничего нельзя поделать… Хотелось бы думать, что он просто не смог сдержаться, но скорее всего он считал такие выходки вполне безопасными, особенно теперь, когда ей не дано ответить должным образом. Впрочем, у него тоже связаны руки!
   Танец закончился скорее, чем хотелось бы Офелии, но это, пожалуй, к лучшему. Невозможно находиться так близко от Рейфа и не прижаться к его груди!
   – Я знала, что вы здесь будете, – застенчиво пролепетала она, когда он уводил ее из круга танцующих.
   – Застали врасплох моего человека? Надеюсь, шпион еще жив?
   – Вашего человека?
   Рейф закатил глаза:
   – Не важно. Откуда вы узнали?
   – О, всего лишь предчувствие. Возможно, вызванное тем, что вы не раз твердили, как хотите помочь мне найти мужа, – пояснила Офелия, втайне надеясь, что Рейф опровергнет ее предположение.
   Но он спокойно ответил:
   – И теперь вы собираетесь серьезно обдумать такую возможность? Не спешить со свадьбой только ради того, чтобы поскорее освободиться от власти отца? Кстати, как прошла встреча с ним, кроме того, что вы в очередной раз обозлились?
   – Прошла в точности как я ожидала. Но если вспомнить прошлые скандалы, должна заметить, что вела себя намного спокойнее. Так что, можно сказать, все было лучше некуда.
   А потом поцелуи Рейфа полностью растопили ее гнев, но об этом она не упомянула. Только слегка порозовели щеки при воспоминании о той сцене.
   – Не думаю, – продолжала она, – что мне удастся без спешки выбрать себе мужа. Отец полон решимости поскорее сбыть меня с рук и сделает для этого все возможное.
   – Я, пожалуй, потолкую с ним.
   – Не стоит. Если он вообразит, что я вам небезразлична, тогда его не удержать!
   – Ад и проклятие, зачем же ему спешить?
   – Неужели еще не поняли? Он мечтал выдать меня замуж едва ли не с пеленок, чтобы самому возвыситься в обществе. Он вообразил, что все устроилось, когда пытался выдать меня замуж за Дункана. И теперь, когда свадьба не состоялась, очень несчастлив. Мало того, злится на меня за то, что я вновь хожу в невестах. Поэтому не удивляйтесь, если теперь он выбрал мишенью вас.
   – Простите, но он не в моем вкусе, – заметил Рейф так серьезно, что Офелия разразилась смехом.
   Но все же сочла нужным предостеречь его:
   – Можете шутить, сколько хотите, но он тверд как скала. И поверьте, он человек целеустремленный. И уже считает вас своим зятем.
   Рейф поморщился:
   – Боюсь, я сам дал ему повод в своем первом письме. Намек – лучшее орудие для возникновения разного рода предположений.
   Рейф продолжал пробираться через толпу к тому месту, где стояла Мэри, с которой, очевидно, хотел оставить Офелию. К сожалению, Мэри по-прежнему болтала с Сабриной и ее тетей Хилари. Дункан тоже был там и стоял позади невесты, учтиво прислушиваясь к беседе.
   Кто бы мог подумать, что эти двое так привяжутся друг к другу! Они такие разные: красивый, мужественный шотландец и милая деревенская птичка, которую никак не назовешь красоткой! Но возможно, именно дар Сабрины найти юмор в любой ситуации и поделиться с окружающими завоевал сердце Дункана. Сначала они стали друзьями, потом из дружбы родилась любовь. Жаль только, что Офелия не увидела этого раньше и позволила своему непомерному самолюбию убедить себя, что Дункан всего лишь пытается заставить ее ревновать.
   Наверное, стоило бы извиниться и перед ним за то, что подвергла его настоящей пытке, когда бедняга пребывал в полной уверенности, что отныне связан с ней на всю оставшуюся жизнь. Но все могло быть иначе, откройся ее глаза раньше, до того как они вообще повстречались. Возможно, в этом случае они могли бы полюбить друг друга… какая поразительная мысль! И все же такое могло бы произойти, не будь она столь эгоистична и полна решимости избавиться от этой помолвки. И не будь он так обескуражен ее оскорблениями и спесивыми манерами. Значит, извиниться перед Дунканом за то, что восстановила его против себя, – все равно что сказать, как она жалеет, что он нашел истинную любовь в Сабрине, а не в ней.
   Нет, она об этом совсем не жалеет.
   В этот момент Сабрина ей улыбнулась. Довольная Офелия облегченно вздохнула и ответила улыбкой. Но тут же заметила настороженный взгляд Дункана и попыталась развеять его подозрения.
   – Здравствуйте, Дункан, – смущенно пролепетала она. – Удивительно видеть вас и Сабрину в городе, тем более что до свадьбы остается совсем немного.
   – Мы всего лишь приехали купить кое-какие вещи, которые мои дамы не смогли найти дома.
   Хилари Ламберт просияла, услышав, что она тоже входит в число «дам» Дункана, но разговора с Мэри не прервала. Подружки никогда не упускали случая вспомнить о том, как они росли вместе.
   – Поздравляю с великим событием, – продолжала Офелия. – Я очень счастлива за вас обоих.
   – Будь я проклят, – недоверчиво пробормотал Дункан. – Похоже, вы не притворяетесь…
   На вопрос это не походило, но она все же ответила:
   – Мы с вами прекрасно поладили бы, не будь вынуждены познакомиться друг с другом стараниями наших родных, но у меня нет ни малейшего сомнения в том, что Сабрина будет вам лучшей женой, чем я. Она куда больше вам подходит.
   Дункан ошеломленно уставился на Рейфа:
   – Я сдаюсь, парень. Больше я не нуждаюсь в доказательствах того, что с ней произошло чудо. Офелия действительно изменилась, причем разительно! Это единственное пари, которое я был рад проиграть.
   Офелия нахмурилась, но не сразу поняла, что имеет в виду бывший жених. Пока не увидела, как поежился Рейф.
   – Это всего лишь комплимент твоим успехам, Офелия, – поспешно заверил он.
   Но она словно не услышала.
   – Пари? О каком пари идет речь? Вы протащили меня через ад ради проклятого пари?!
   – Все было не так, как ты думаешь.
   – Не так?
   – Именно, – заверил Рейф. – Я знал, что ты способна измениться, как все остальные смертные. Пари было всего лишь моей реакцией на скептицизм Дункана.
   Теперь уже Дункан мучительно сморщился, и Офелия это заметила. Сабрина выглядела пристыженной. За своего жениха? Или потому что Офелия слишком громко говорит и может привлечь нежелательное внимание? Люди уже стали оборачиваться. Мэри и Хилари прервали беседу и хором спросили, что случилось. Офелия не ответила: слишком живо представляла, как Рейф и Дункан смеялись над ней, когда заключали пари. Забавлялись на ее счет! Значит, все, что она себе вообразила, все, что сказал ей Рейф, – это ложь?
   Она пристально уставилась на Рейфа потрясенным и одновременно убийственным взглядом.
   – Значит, все это вы делали ради моего счастья? Оказывается, все дело в деньгах… которые вы ставили на меня. Боже, какой же вы подлый лжец!
   – Фелия, даю слово. Я…
   Но Офелия уже выбегала из комнаты. Мать поспешила за ней.
   – Что случилось? – спросила запыхавшаяся Мэри, пытаясь догнать дочь.
   Они даже не взяли свои плащи, и Офелия, не дожидаясь, пока подадут их экипаж, выскочила на улицу. К счастью, экипаж стоял совсем недалеко, и уже через несколько минут они ехали к дому.
   – Что случилось? – снова спросила мать.
   Офелия не ответила. Да и не смогла бы, как ни старалась: в горле стоял колючий ком, душивший ее. Но слезы, струившиеся по щекам, были достаточно красноречивым ответом. Мэри молча притянула к себе дочь, и душераздирающие всхлипы стали тише, когда та уткнулась носом в плечо матери.
 
   Рейфел стоял в дверях, глядя вслед исчезающему за углом экипажу Офелии. Он опоздал всего на несколько секунд, и то потому, что задержался, чтобы прорычать:
   – Огромное тебе спасибо, старина! За все!
   – Она ничего не знала о пари? – догадался наконец Дункан.
   – Нет, черт возьми, не знала! Кстати, ты видишь на моем лбу клеймо «дурак»?! Нет? Подожди минуту, оно сейчас появится.
   – Но какое ей дело до нашего пари? Она изменилась. И больше ее не назовешь адской фурией!
   – Она считала, что стала другой, потому что я открыл ей глаза. А теперь она уверена, что я обманом заставил ее преобразиться. И сейчас все мои усилия скорее всего пойдут прахом.
   – В таком случае, старина, беги за ней и все объясни. Мне как-то не по себе. Кажется, мы что-то не так сделали.

Глава 36

   Наутро, едва дождавшись часа, считавшегося более-менее приличным для визитов, Рейфел прибыл к дому Ридов, но дальше порога его не пустили. Дворецкий сообщил, что дамы не принимают, а графа нет дома. Рейфел вернулся днем и получил тот же ответ. Пришлось подождать на улице. Оказалось, что другим визитерам тоже отказывают. Ему стало легче. По крайней мере дело не только в нем.
   Его лакею Саймону тоже не удалось узнать планы дам на сегодняшний день. Мало того, его бесцеремонно выгнали из дома, когда одна из судомоек донесла дворецкому, что Саймон – неизвестно откуда взявшийся чужак. Пришлось последовать приказу хозяина и ожидать в наемном экипаже, на случай если дамы вздумают куда-то поехать. Но они так и не вышли из дома.
   Рейфел обнаружил, что тревога – чувство весьма неприятное. Ему следовало еще вчера вечером последовать за Офелией, и, невзирая на поздний час, настоять на встрече. Тогда не пришлось бы ложиться в постель с тяжелым сердцем. Хуже всего была мысль о том, как сильно ранило ее вчерашнее признание Дункана. Он предпочел бы ее гнев. С подобными эмоциями он прекрасно умел справляться.
   Рейфу стало немного легче, когда прибывший лакей вручил ему письмо отца, требовавшее его присутствия в Норфорд-Холле. Странно, что оно не пришло раньше! Он редко навещал семью после возвращения в Англию. Отец, должно быть, набрался терпения, ожидая, пока сын приедет в фамильный дом, но это терпение наконец истощилось. И хотя Рейф не считал, что в приказе отца есть что-то из ряда вон выходящее, все же вряд ли стоило его игнорировать только потому, что сейчас не время оставлять Лондон.
   Он всю ночь сочинял длинное послание Офелии, но утром разорвал. Объяснения на бумаге кажутся неубедительными и даже могут ухудшить ситуацию, в зависимости от ее нынешнего настроения. Эмоции этой женщины настолько переменчивы, что только его присутствие поможет укротить ее вспыльчивость. И что он должен сказать ей? Что пари было лишь средством привести его план в действие? Что потом уже и пари не имело никакого значения, потому что она стала другим человеком?
   Наутро Рейфел выехал в Норфорд-Холл. После бессонной ночи, проведенной за сочинением письма Офелии, он слишком устал, чтобы допытываться, почему Аманда решила ехать с ним. Почти все утро он просто дремал в экипаже. Но когда, уже ближе к полудню, окончательно проснулся и заметил сестру, сидевшую напротив и пытавшуюся читать роман, несмотря на толчки и тряску, все же осведомился:
   – Кажется, ты решила меня защищать, сестрица?
   Аманда подняла глаза от книги:
   – Мне почему-то показалось, что ты нуждаешься в защите.
   Он шутил, а вот сестра, кажется, – нет. Неужели что-то неладно?
   – Почему? Я не сделал ничего дурного. Отец скорее всего просто сердится, что я до сих пор не был дома.
   – Или услышал о твоем путешествии в деревню, в обществе Офелии. Должна заметить, ты так и не объяснил мне, что все это значит.
   Рейфел подозрительно прищурился:
   – Надеюсь, ты ему не проболталась?
   Аманда приняла обиженный вид:
   – Ты действительно считаешь, что я способна на такое?
   – Помнишь, как в десять лет ты побежала к отцу доложить о новой крепости, которую я построил?!
   – Да, но тогда ты изуродовал садовый лабиринт, прорубил новый выход в самом неподходящем месте, а я только что научилась сама выбираться на волю и так этим гордилась! Но тебе нужно было выстроить эту чертову крепость и облегчить мне задачу… кроме того, я была совсем еще ребенком.
   – Ты и сейчас ребенок.
   – Да как ты смеешь?
   Они беззлобно препирались остаток путешествия, которое оказалось не слишком длинным. Впрочем, учитывая склонность Рейфела поддразнивать не только приятелей, но и родную сестру, подобной перепалки следовало ожидать. Но когда до Норфорд-Холла оставалось совсем немного, оба смущенно замолчали, словно предчувствуя неладное.
   Герцогский особняк был так велик, что виднелся уже издалека. Здесь жили их семья и слуги, так долго работавшие у герцога, что стали почти родственниками.
   Воспоминания, связанные со старым домом, внезапно нахлынули на Рейфела и наполнили его сердце теплым ощущением покоя и довольства.
 
   Два дня Офелия не покидала своей комнаты. Боялась, что разразится слезами, если кто-то просто глянет на нее косо. И тогда она непременно пристрелит наглеца. Иногда она испытывала странную боль в груди, которую облегчал очередной поток слез, а временами бывала охвачена таким гневом, что действительно была готова убить… и не первого попавшегося беднягу, а его…
   О, как она зла на себя за дурацкую доверчивость! Вообразила, будто Рейф действительно хотел помочь ей. На самом же деле он старался выиграть пари. И затащить ее в постель. Притворялся, что она ему безразлична, но скорее всего с самого начала задумал сделать ее своей любовницей. Настолько опытный обольститель, что она даже не сообразила, что ее соблазняют!
   А перед глазами все стояли приятели, насмехающиеся над ней…
   Даже Сэди не смогла заставить Офелию разговориться. Прежняя тактика молчания не действовала. Еще один недостаток навсегда остался в прошлом?
   Но и мать ничего не смогла от нее добиться. Офелия никому не признается, какой дурой оказалась.
   Но Мэри была человеком настойчивым и не собиралась сдаваться, пока не приведет Офелию в себя. Поэтому, когда мать в очередной раз постучалась к ней, Офелия попыталась ее успокоить.
   – Надеюсь, тебе уже лучше? – спросила Мэри, просунув голову в дверь.
   – Все в порядке, мама. Тебе абсолютно необязательно ходить вокруг меня на цыпочках. Я совершенно оправилась.
   Она солгала. Но что поделать? Нельзя, чтобы мать и дальше беспокоилась за нее! А в глазах Мэри плещется неподдельная тревога.
   – Может, поговорим о том, что случилось?
   – Лучше не надо. Я сама виновата: поверила тому, что просто не могло быть правдой.
   – Но надеюсь, ты сумела это пережить?
   – Да, конечно. Навоображала себе бог знает что! На самом деле это не так уж и важно!
   Офелия попыталась растянуть губы в улыбке, почувствовала, что губы жалобно кривятся, и поскорее отвернулась, чтобы Мэри ничего не заметила.
   – Удивительно, что отец ни разу не попытался меня увидеть, – продолжала Офелия. – Подумать только, я уже два дня как не охочусь за мужем, а ему будто все равно! Я думала, что он уже скрипит зубами и готов меня придушить.
   – Все это весьма странно, но мне редко доводилось видеть его в таком прекрасном настроении, как в эти дни. – Мэри задумчиво нахмурилась. – Он даже не прочитал мне нотацию насчет того, что мы без его ведома отправились на бал. Говоря по правде, в последний раз он так радовался, когда получил двойную прибыль от вложений в какое-то предприятие. Возможно, на этот раз произошло то же самое.
   – Видимо, он не любит рассказывать тебе о своих финансовых делах.
   – Господи, ну конечно! Он считает, что подобные вопросы выше моего понимания.
   Офелия рассмеялась. Впервые с ночи бала в доме Уилкоттов.
   – По-моему, ты могла бы кое-чему его научить…
   – Шшш… – улыбнулась Мэри. – Ему лучше этого не знать. Пусть его иллюзии, вернее, заблуждения, остаются при нем.
   Теперь Офелии было не до смеха. Она с трудом сдержала презрительную реплику в адрес отца и тут же удивилась себе. К чему беспокоиться? Можно подумать, мать не знает, как она относится к родителю!
   Поддавшись порыву, она неожиданно выпалила:
   – Знаешь, мама, иногда я мечтаю, чтобы ты призналась, что имела любовника до моего рождения и я дочь этого любовника!
   – Дорогая, – вздохнула Мэри, – временами я тоже жалею, что не могу сказать ничего подобного, хотя бы ради тебя. Знаю, вы никак не можете поладить, и это просто ужасно. Но я люблю его. Он хороший человек, просто временами бывает чересчур целеустремленным.
   – Да, во всем, что касается меня.
   – Именно. Но не расстраивайся, дорогая. Когда-нибудь ты вспомнишь это и улыбнешься. Я просто уверена!
   Офелия посчитала это утверждение весьма сомнительным, но ничего не сказала матери и подошла к письменному столу, где громоздилась очередная гора приглашений на сегодняшний вечер.
   – Можешь все это выбросить, мама. Мне никуда не хочется ехать. Но можно принять какое-нибудь приглашение на завтрашний день. Выбери сама. Люблю сюрпризы.
   Мэри кивнула и направилась к двери, но остановилась на пороге:
   – Надеюсь, ты спустишься к ужину?
   – Вряд ли. Но знаешь, обещаю перестать хмуриться. Не волнуйся, все хорошо. Я дурно спала ночью и намерена лечь пораньше.

Глава 37

   Весть о приезде Аманды и Рейфела мгновенно распространилась по всему дому, вероятно, потому, что Аманда визжала от восторга, оглушительно приветствовала и обнимала каждого, кто появлялся в холле. Даже бабушка, привлеченная шумом, выглянула из комнаты и крикнула с верхней площадки:
   – Это ты, Джулия?
   – Я, бабушка. Мэнди.
   – Поднимись, поцелуй меня, Джулия.
   Аманда закатила глаза и взлетела по ступенькам, чтобы поздороваться с Агатой Лок и проводить ее в спальню. Агата вот уже несколько лет путала имена членов семьи, и поправлять ее смысла не имело: она считала, что над ней смеются, и очень сердилась. Поэтому родные предпочитали с ней не спорить.
   – Последнее время мама принимает меня за тебя, – пояснил Престон Лок, десятый герцог Норфорд, обнимая сына. – Надеюсь, увидев нас вместе, она позволит мне оставаться собой.
   Рейфел сочувственно хмыкнул, любуясь отцом. Тот выглядел настоящим великаном. Оба они были одного роста: высокие, голубоглазые блондины, хотя у Престона последнее время стали седеть волосы. Правда, серебро было почти незаметно в белокурых прядях, но когда Рейфел в последний раз гостил дома, отец часто ворчал по этому поводу. Кроме того, за этот год Престон немного поправился, хотя его фигура от этого не испортилась. Просто он стал… крупнее.
   – Полагаю, ты не поэтому послал за мной? – шутливо осведомился Рейфел.
   Герцог только отмахнулся.
   – Пойдем со мной, – велел он и направился было в гостиную, но тут же передумал: – Лучше запремся в моем кабинете, где нам никто не помешает.
   Рейфел нахмурился. «Не помешает»? Что-то тут не так. Раньше отец призывал его в кабинет, чтобы наказать за очередную проделку. Недаром они с Амандой с детства знали: если отец велит прийти в кабинет, значит, быть беде! Комната была огромной, размером почти с гостиную. Но обстановка казалась довольно странной. Дом обставляла мать Рейфела, обладавшая безупречным вкусом, но ей не позволялось ничего менять в кабинете, стены которого были и оставались белыми. Все остальные комнаты либо отделывались панелями, либо оклеивались обоями. Но не эта. Десятки картин, висевших на стенах, рельефно выделялись на белом фоне. Рейфелу нравилась эта светлая комната… только не в тех случаях, когда его призывали на ковер за какой-нибудь проступок.
   – Что ж, тебя можно поздравить, – начал Престон, садясь за стол.
   Тон его, в котором угадывался легкий упрек, еще больше насторожил Рейфела.
   – Разве? Что-то в твоем голосе не слышно радости.
   – Наверное, потому, что было бы неплохо, узнай я обо всем первым, вместо того чтобы услышать новости из вторых рук. Садись и рассказывай.
   – Разумеется. Хорошо бы еще понять, с чем меня поздравляют.
   Престон поднял золотистую бровь.
   – Как? В последнее время ты совершил больше одного подвига?
   Рейфел в полном недоумении пожал плечами:
   – Собственно говоря, единственное, чем мне можно гордиться, не стало достоянием общественного мнения. Так о чем мы говорим?
   – О твоей помолвке, естественно.
   Рейфел, который в эту минуту как раз попытался сесть, снова вскочил.
   – Я не помолвлен, – ответил он, отчеканивая каждое слово.
   – Думаю, помолвка – лучший выход для тебя, учитывая, какие слухи ходят по городу.
   Рейфел прикрыл глаза. Боже, что наделала Офелия?! Он ни на секунду не сомневался, что речь идет именно о ней.
   – Мой старый друг Джон Фортон, – продолжал Престон, – первым похлопал меня по плечу и поздравил с будущей свадьбой. Мало того, растолкал гостей, чтобы первым подойти ко мне. Но он, конечно, предположил, что я, как отец жениха…
   – Я не жених!
   – …полностью осведомлен о происходящем, – докончил Престон, бросив на сына предостерегающий взгляд, явно запрещавший перебивать отца. – Однако Джон посчитал, что все остальное, что ему не терпелось рассказать, – а он из кожи вон лез, чтобы первым сообщить мне все факты и даже более того, – совершенно меня сразит. Можешь представить, как я расстроился.
   – Полагаю, все зависит от того, какими фактами ты располагаешь?
   – Разве есть еще что-то, мне неизвестное?
   – Возможно. Офелия Рид – женщина противоречивая. Мы ведь о ней говорим, верно?
   Губы Престона чуть сжались, поэтому Рейфел пояснил:
   – Ее можно либо любить, либо ненавидеть. Третьего не дано. По крайней мере так было раньше. Теперь она сильно изменилась. Правда, сейчас мне сложно судить. Несколько дней назад она перенесла потрясение, которое либо сломило ее, либо заставило выйти на тропу войны. Понятия не имею, как все есть на самом деле.
   – Садись, Рейф.
   Он повиновался, раздраженно ероша волосы.
   – Не знаю, почему я удивлен таким поворотом событий. Она обожает распускать слухи. Это ее главное оружие.
   – Прекрати разговаривать с собой и для разнообразия потолкуй с отцом! – нетерпеливо бросил Престон. – Судя по тому, что мне рассказали, женщина не может измыслить подобную сплетню, если не хочет, чтобы ее имя вываляли в грязи, а репутацию – погубили.
   – Но что ты узнал?
   – Люди видели, как ты покидал Саммерс-Глейд вместе с Офелией, после чего вас нигде не было видно всю следующую неделю. Нет нужды объяснять, какие предположения делались на ваш счет. Но в течение этой недели ее отец намекнул, что Офелию пригласили сюда. Похоже, он едва не вылезал из штанов от гордости, но это тоже вполне понятно. Мы, как правило, не приглашаем незнакомых людей в Норфорд-Холл.
   Рейфелу стало не по себе.
   – Это моя вина, – пробормотал он. – Я сказал ему, что беру Офелию под свое крыло и что она будет гостить у моих родственников.
   – Значит, ты ему солгал?
   – Нет. Просто не уточнил, каких именно родных мы посетим. Наша семья разлетелась по всей Англии. На самом деле мы поехали к тете Эсмеральде и взяли ее с собой в Олдерс-Нест в качестве дуэньи.
   На этот раз уже Престон вскочил как ужаленный.
   – Ты увез незамужнюю дебютантку в Олдерс-Нест?! Господи Боже, Рейф, о чем ты только думал?!
   – По крайней мере об этой истории мало кто знает, не так ли?
   – Именно так, слава Богу. Но сам факт, что ты увез ее познакомиться с «семьей», позволяет сделать только одно заключение.
   – Черта с два!
   – Безусловно, не сомневайся, особенно еще и потому, что вас видели, когда ты целовал мисс Рид в ее собственном доме, в первый день приезда в Лондон, да еще в тот момент, когда родители девушки находились под той же крышей!
   Рейфел бессильно обмяк на сиденье.
   – Я тут ни при чем. Это она меня поцеловала.
   – Какая разница, кто кого поцеловал?
   – Что-то еще? – вздохнул Рейфел.
   – На вторую ночь вашего пребывания в Лондоне ты пригласил ее на первый вальс.
   – Черт возьми, это был первый вальс?
   – Очевидно.
   – Кто следит за подобными деталями?
   – Пожилые дамы, которым больше нечего делать. Но что тут толковать: все уверены, что помолвка уже состоялась, и ждут официального объявления. Неужели не понимаешь, что изменить общественное мнение почти невозможно?!
   – Только не в моем случае. Я буду все отрицать.
   – И считаешь, что тебе это удастся? – хмыкнул Престон. – Все бы ничего, если б не одно маленькое препятствие. Из-за того, что ты увез мисс Рид в ее собственном экипаже и без надлежащей дуэньи..