Страница:
– Так что тебе нужно?
– Чтобы вы явились в город и рассказали свою историю рейнджерам – о том, как мой дядя обманом и силой согнал вас с земли. Вас выслушают, это я вам обещаю.
В иной ситуации Хлоя рассмеялась бы – на лице Чейна читались явное замешательство и растерянность. Но сейчас это только повергло ее в отчаяние.
– Чейн, времени на раздумья нет! Кейла повесят послезавтра. И тогда уже все будет бесполезно.
– Эй, неужели ты и впрямь думаешь, что хотя бы один человек в этой долине согласится приехать в город только потому, что его там, как ты выразилась, выслушают? Где, скажи на милость, эти чуткие уши были два года назад? В прошлом году? Да что там! В прошлом месяце?
– Позволь, Чейн, я спрошу их сама. Попытка не пытка. А, кроме того, у них нет иного выхода. Это их единственный шанс. Если в город явится как можно больше народа, если мы расскажем все, что нам известно, что мы видели собственными, глазами, закону ничего другого не останется, как прислушаться к нам.
– Неужели что-то изменилось? Ведь буквально вчера нас никто не слушал. С какой стати нас захотят выслушать сегодня?
– Потому что мы заставим себя выслушать, вот почему. Или это, или Кейла ждет веревка.
Хлоя что было сил натянула поводья, и ее лошадь негромко заржала и замотала головой, словно прося пощады. Не сводя с Чейна пристального взгляда, Хлоя наклонилась и ласково потрепала животное по взмыленной холке.
– Хорошо, – произнес наконец Чейн. – Поезжай вслед за мной. Но я тебе ничего не обещаю. Действуй как знаешь. Я к этому никакого отношения не имею.
Ощутить на себе недобрые, настороженные взгляды оказалось куда труднее, чем Хлоя предполагала. Фургоны были нагружены нехитрым домашним скарбом, палатки убраны и скатаны, на траве остались лишь вытоптанные проплешины.
Хижина Тайлера производила впечатление нежилой. На окнах не было занавесок, груды всякой всячины, обычно лежавшие вокруг его скромного жилища, исчезли. Эйприл и Тайлер стояли перед домом, наблюдая, как Хлоя с Чейном въехали в лагерь и остановились посредине.
Хлоя глазами выискивала Эйприл, а найдя, задержала на ней взгляд. Но та отвернулась, а когда вновь посмотрела на нее, губы скривились в недоброй усмешке. Тайлер же смотрел на Хлою, даже не пытаясь скрыть своей враждебности к ней. И у малышки Энни на веснушчатом лице застыла маска недоверия, словно девчушка беззвучно спрашивала Хлою: «Ну как ты могла?»
Другие тоже шагнули ей навстречу и подошли ближе, глядя кто с любопытством, кто с откровенной враждебностью. Хлоя набрала полную грудь воздуха, чтобы не выдать предательского волнения в голосе.
– Я приехала к вам, чтобы просить вас о помощи, – начала она, но ее перебил Боб Старнс:
– Послушайте, барышня, из того, что я видел в городе, я заключил, что у вас самой все в порядке.
– Это точно, – подхватил чей-то сердитый голос. – Сдается мне, ты уже сделала свой выбор!
– Почему вы беретесь судить меня, даже не выслушав? – не выдержала Хлоя. – Я-то надеялась услышать от вас жалобы, что никто не желает выслушать вашу сторону! Что никому до вас нет дела! И вот теперь сами ведете себя точно так же. Или, по-вашему, справедливость существует только для вас и ни для кого больше? Может, я все-таки заслуживаю быть выслушанной?
Сидя верхом, Хлоя отлично видела, как кое-кто в толпе украдкой обменялся с соседом робким взглядом. В следующий момент ей навстречу, опираясь на суковатую палку, вышел хромая какой-то человек и пристально посмотрел на нее из-под густых бровей. У него за спиной холодным взглядом ее изучала Диана Уинтерс.
– Давай говори! – произнес человек.
Хлоя догадалась, что это Алекс Уинтерс. – Что тебе нужно от нас?
Хлоя попыталась было спешиться, но Диана бросилась вперед наперерез отцу. Ее лицо было искажено ненавистью.
– И не вздумай слезать! Здесь тебе не место. Можешь убираться, и чем скорее, тем лучше. Из-за тебя на нас обрушились немыслимые беды, а теперь ты совершила самую страшную низость... – Девушка осеклась и не договорила. Кто-то подошел сзади и обнял ее за плечи.
Хлоя обвела глазами лица собравшихся. Взгляды присутствующих, все до единого, были прикованы к ней. В каждом читались подозрительность и враждебность. Эйприл Тайлер отвела глаза.
– Может, тебе и правда лучше уехать? – тихо обратился к Хлое Чейн.
Однако она бросила в его сторону гневный взгляд.
– Не раньше чем скажу, зачем приехала.
Диана пробормотала очередное оскорбление в ее адрес, но Хлоя лишь гордо вскинула подбородок, демонстративно не обращая внимания на ее выпад.
– По крайней мере, в таком случае моя совесть будет чиста, ведь я буду знать, что сделала все, что было в моих силах. И если Кейла Хардина повесят, это будет полностью на вашей совести. Вам решать, хотите ли вы вызволить из петли человека, который отстаивал справедливость, который помогал вам выжить. Я понимаю, вы отказываетесь мне верить. Наверное, на вашем месте я поступила бы так же. Но если вы не желаете идти на риск – в отличие от Кейла, который не боялся рисковать, – то как вы узнаете, удалось бы вам освободить его или нет?
Алекс Уинтерс в упор смотрел на нее.
– Так чего же ты от нас хочешь? Пока ты ничего не сказала, что нам делать дальше.
– Всем вам нужно приехать в город и рассказать техасским рейнджерам о том, как с вами обошелся Джон Митчелл. Ваше дело будет рассмотрено, и, возможно, вам помогут восстановить справедливость.
– Возможно! – разочарованно покачал головой Уинтерс. Фонарь бросал красноватый отблеск на его убеленную сединами голову. – Это не совсем то, что мы хотели бы услышать, моя милая.
Тайлер подошел и встал с ней рядом, пытливо глядя на нее снизу. В свете фонаря его волосы казались огненно-красными.
– Мы всего лишь делаем то, что велел нам Кейл, в случае если его схватят.
– Я нисколько не сомневаюсь. Он позаботился о вас, даже сидя за тюремной решеткой. Но вот что вы сделали ради него?
Из темноты под деревьями вышла громадная тень. Хлоя моментально узнала Шорти. Пес у его ног настороженно зарычал, и Шорти положил ему руку на голову, а сам кивнул Хлое.
– Говори, чего тебе нужно.
– Я хочу, чтобы вы подали иски против Джона Митчелла за то, что он незаконным образом – поджогами, угрозами, силой – согнал вас с вашей земли. Даже те, кому не хватает улик, могут посодействовать Кейлу тем, что под бременем обвинений судья усомнится в справедливости приговора и отложит его исполнение. Для нас же главное – выгадать время.
Несколько мгновений все молчали, затем мужчины заспорили между собой. Негромко, но ожесточенно. Хлоя обернулась к Чейну. Тот ничем не выдал своих чувств и мыслей. О его внутреннем напряжении свидетельствовала разве что сурово очерченная линия рта.
Шорти положил свою мощную ручищу на седло ее лошади. Вечерний ветерок взъерошил великану волосы, и они закрыли ему лицо, однако Хлоя увидела его глаза почти вровень с собой.
– Я знаю, ты хочешь помочь ему, – хмуро произнес Шорти. – Но людям трудно поверить, что ты их не обманываешь.
– А вы верите мне, мистер Шорт?
Шорти нахмурился. В его глазах застыла растерянность.
– Я-то верю. И не из-за того, что ты сделала, а потому, что тебе верит Кейл.
Хлоя почувствовала, как ей на глаза навернулись предательские слезы, и на мгновение отвернулась.
– А вы не могли бы их убедить? – спросила она дрогнувшим голосом.
Но Шорти только пожал плечами:
– Не знаю, барышня, не знаю.
Внутри хижины Кейла все было до боли знакомо. Хлоя медленно прошлась по комнате, провела пальцами по пыльной столешнице стола. Шаги ее отзывались гулким эхом, Лишившись своего обитателя, комната производила впечатление нежилой, заброшенной.
Куда бы Хлоя ни кинула взгляд, повсюду он натыкался на напоминание о Кейле. Хлоя едва ли не кожей ощущала это. Горло перехватило от слез, грудь сдавили тиски отчаяния. Кажется, люди ей не поверили. Ни одна живая душа. Судя по всему, ее здесь считают предательницей. Дружескими отношениями с техасским рейджером она сама подписала себе приговор, навлекла на себя всеобщее недоверие. Недаром Чейн встретил ее так холодно.
Хлоя устало откинула с лица прядь волос и шагнула к стоявшему под окном комоду. Выдвинула верхний ящик. Ей тотчас на глаза попались газетные вырезки, которые она читала раньше. Хлоя вытащила их из ящика. Ей казалось, что в этот момент она держит в руках историю жизни Кейла, ключ к пониманию того, что сделало его таким, каков он есть.
Его неудачные отношения с Кэтрин Ли, этой пустой кокеткой, которая ему не была нужна, привели к тому, что Кейл стал настороженно относиться к женщинам, особенно если те казались ему похожими на нее. Когда Хлое стало известно о Кэтрин, она поняла, почему Кейл поначалу отнесся к ней с такой грубостью. В этом не было ничего удивительного, если учесть, что он старался избегать женщин, которые напоминали ему Кэтрин и все, что она собой олицетворяла. Кейл не мог простить себе того, что вопреки воле деда оставил его; им двигало чувство мести, он поставил себе целью отомстить за отца. Хлоя поняла также, почему Кейл полностью, без остатка, отдался этой своей цели – отплатить Джону Митчеллу той же монетой, навлечь на него те же страдания, какие тот причинил ему.
Со вздохом Хлоя положила на место газетные вырезки и принялась разбирать содержимое ящика, пока не нашла то, что искала. Толстый конверт был спрятан под аккуратной стопкой рубашек. Вытащив его, Хлоя несколько мгновений подержала конверт в руках, не решаясь вскрыть. Она ощущала себя Пандорой, которая вот-вот выпустит наружу всяческое зло и страдания.
Наконец она все же трясущимися пальцами вскрыла конверт и быстро достала содержимое. Пробежала глазами, обуреваемая неверием, ужасом и облегчением. В этом конверте было все, что ей требовалось: записанные аккуратным почерком безвестного клерка сделки, которые не оставляли никаких сомнений в виновности Джона Митчелла. На всех бумагах – будь то закладные, дарственные или купчие – стояли имена Мэтью Митчелла или Хлои Элизабет Митчелл. Кейл был абсолютно прав.
Хлоя сложила бумаги и вновь засунула их в конверт, который положила на место, под стопку рубашек. Почему же Кейл не приехал в Сан-Суйо сразу после того, как обнаружил подлог? Что вынудило его повременить с торжеством справедливости? Хлоя, как ни билась, не могла взять это в толк.
Открытая дверь чуть скрипнула от ветра, огонек в лампе дрогнул и едва не погас. В дальнем углу комнаты, куда не достигал свет, затаились тени. Хлоя подошла к столу и села. Было тихо, подозрительно тихо. Даже обычный пронзительный звон цикад смолк, словно они затаились в ожидании развития событий. Тишину нарушало лишь шипение фитиля в лампе.
Хлоя не знала, как долго она просидела в хижине, глядя на погасший очаг и размышляя о Кейле, вспоминая, как он весело щурил глаза, как прятал лукавую улыбку на губах, когда пытался скрыть от нее, что смеется над ней. Стоило Хлое закрыть глаза, как перед ее мысленным взором представал горящий взгляд Кейла – в ночной тьме его глаза отливали серебром; словно наяву слышала она его голос, хрипловатый, нашептывающий ей что-то на ухо.
Из грез и воспоминаний ее вывел неожиданный шум. Хлоя моментально вскочила на йоги, обернувшись в сторону входной двери. Сердце ее учащенно билось. Дверь скрипнула, и в круге света, отбрасываемого лампой, возникла фигура Дианы Уинтерс. У Хлои тотчас отлегло от сердца. Но с другой стороны – что ей здесь понадобилось?
– Зачем ты пришла? – спросила Хлоя незваную гостью не слишком учтиво и смахнула с лица прядь волос. Господи, только не сейчас! Диана тот человек, с которым она в данную минуту меньше всего хотела бы иметь дело. – Я уже собиралась лечь спать, – добавила она, видя, что Диана в нерешительности застыла в дверном проеме. – У меня был тяжелый день. Я устала.
Но Диана упрямо шагнула внутрь. В неярком свете лампы ее лицо казалось бледнее полотна.
– Ничуть не сомневаюсь. – Голос девушки дрогнул.
Пронзительными синими глазами она посмотрела на Хлою, подошла ближе и вновь застыла посреди комнаты, словно дожидаясь дальнейшего приглашения.
– Будь добра, – нахмурилась Хлоя, – оставь меня в покое.
– А если не оставлю? – Теперь в голосе Дианы звучал откровенный вызов.
– Если нет, то можешь оставаться. Просидишь всю ночь в темноте, глядя, как я сплю. – Хлоя потянулась к лампе. В надежде избавиться от незваной посетительницы она действительно намеревалась загасить огонь. Но не успела прикоснуться к лампе, как ее внимание привлек металлический блеск. Хлоя подняла глаза и застыла от ужаса – Диана сжимала в руке тяжелый револьвер.
Он слегка подрагивал. Огромное дуло, казалось, было направлено Хлое в сердце. Зрелище было тем более кошмарным, что оружие держал в руках человек, не привыкший обращаться с такими вещами.
– И что ты, скажи на милость, собираешься сделать? – с трудом проговорила Хлоя.
– Я не собираюсь. Я точно знаю, что сейчас сделаю... я тебя убью!
Голос Дианы звучал ровно и спокойно. Хлоя оторвала взгляд от смертоносного дула и заглянула девушке в глаза.
– И ты считаешь, что тем самым поможешь Кейлу?
Диана гордо тряхнула головой, светлые волосы образовали вокруг ее головы золотистый нимб.
– Вряд ли. Но хотя бы, по крайней мере, отомщу за него.
– У меня есть идея получше: я хотела бы прежде всего спасти его от виселицы, – произнесла Хлоя, переводя взгляд на подрагивающее дуло.
– А не поздно ли? Ты ведь сама привела его к гибели. Заставила его поехать вслед за тобой.
– Моей вины в том нет. Я не хотела этого. Наоборот, я пыталась предотвратить беду. По всему округу были развешаны объявления о поимке преступника. И рано или поздно кто-нибудь обязательно купился бы на обещанную награду. Я же старалась защитить Кейла.
– Хороша защитница! – хрипло рассмеялась Диана в ответ на ее слова. – Уж так позаботилась, что упекла за решетку, а сама тем временем бросилась в объятия к рейнджеру. Мне все известно. Чейн рассказал мне обо всем до последней мелочи. Он видел тебя во время суда. Ты не думала, что они осмелятся приехать в город? Так вот представь себе – приехали! Нет, они ничем не могли помочь Кейлу. Его держат в цепях, как настоящего преступника. Ты же тем временем преспокойно удалилась под ручку с кавалером, который посадил его в тюрьму.
– Ошибаешься, – возразила Хлоя, стараясь говорить как можно спокойнее. – Браттон хочет ему помочь. Он не сажал Кейла в тюрьму. Это сделали шериф Мортон и мой дядя.
Теперь Диана сжимала револьвер обеими руками, и он перестал дергаться. Его дуло смотрело прямо Хлое в сердце.
– Я тебе не верю. Ты говоришь одно, а делаешь другое. Ты знала, как он к тебе относился, и пользовалась этим. Я видела, как ты строила ему глазки, когда вы танцевали, как ты уговаривала его поехать с тобой.
Револьвер снова чуть дрогнул. Было видно, что Диана пытается совладать с собой, но это ей плохо удавалось.
– Даже не пытайся отрицать. Я не спускала с тебя глаз. Ты разбила нашу с Кейлом любовь. Но теперь я сполна отомщу тебе за все!
– Диана!
– Не двигайся!
Хлоя отскочила влево и задела стол. Было слышно, как он качнулся в темноте. Вместе с ним качнулась и лампа, а слабый огонек внутри дернулся, отбрасывая по всей хижине неверные круги света. Хлоя одной рукой придержала стол и чуть-чуть зашла за него. Револьвер следовал за ее перемещениями, хотя и подрагивая, но неумолимо.
– Я сказала – не двигайся! – крикнула Диана.
– Я просто придержала лампу, чтобы она не упала.
Хлоя потянулась к ней, чтобы погасить, но тотчас услышала, как Диана взвела курок. От страха и отчаяния Хлоя одним движением отвернула лампу и бросилась в сторону. В тот же миг прогремел выстрел, и комната погрузилась во тьму. Резкий пороховой запах душил Хлою. Рядом с ней раздался какой-то треск. Она ничего не увидела, кроме нескольких вспышек света, огни будто плясали у нее перед глазами. В следующее мгновение она поняла, что это вспышка выстрела – из револьверного дула вылетела очередная пуля.
Заметив какие-то тени слева от себя, Хлоя нырнула вправо. Она на ощупь поползла по полу, пока пальцы ее не нащупали холодные камни очага. Она затаилась рядом. Сердце бешено стучало у нее в груди. До сих пор она отказывалась верить в происходящее. В ушах у нее раздавались короткие щелчки и какой-то приглушенный рев, видимо, грохот первого выстрела лишил ее слуха.
Сидя на корточках у очага, она чуть приподнялась и, моргая от едкого дыма, старалась разглядеть во тьме, что происходит. Ладони ее ощущали шершавые камни очага. Хлоя не могла понять, в комнате ли Диана. В ушах стоял колокольный звон, а в глазах плясали слепящие искры. «Я легкоуязвимая цель, – подумала Хлоя. – Мне нечем защитить себя».
Она скользнула влево. Что-то вцепилось ей в волосы, и она чуть не вскрикнула. Хлоя осторожно подняла руку и нащупала висящий над очагом арбалет, – это за него она зацепилась волосами. Арбалет!
Хлоя на ощупь протянула руку чуть выше и, к своему величайшему удивлению, обнаружила, что Кейл обманул ее, сказав, что прикрутил его к трубе. В конце концов, даже стрела, если понадобится, может оказать ей добрую услугу.
Искры, что плясали у нее перед глазами, становились все ярче и ярче. Хлоя сердито моргала, прогоняя их. И лишь затем поняла, что, падая, лампа перевернулась и теперь язычки пламени лижут пол. Отбрасываемого ими света было достаточно, чтобы разглядеть, что Диана прижалась к противоположной стене. Огонь разгорался все ярче. Теперь Диана тоже заметила Хлою и злорадно улыбнулась.
Что было сил Хлоя сжала в руках арбалет, нащупывая кожаную петельку и рычажок. Паника мешала ей действовать. Стрелы почему-то не оказалось. Пальцы ее еще сильнее сжали оружие. Она подняла арбалет, как будто намеревалась целиться в свою противницу.
– Это тебе не поможет, – негромко прошипела Диана. Дуло револьвера описало в воздухе дугу. – Тебе уже ничто не поможет! – Она сделала шаг вперед.
В этот момент снаружи раздался какой-то шум. Диана повернула голову. Этого оказалось достаточно, чтобы Хлоя размахнулась и изо всех сил метнула арбалет. Он летел в воздухе с приглушенным свистом. Услышав его, Диана обернулась и успела присесть. Тяжелое средневековое оружие с глухим ударом врезалось в стену за ее спиной.
От неожиданности Диана вскрикнула, и револьвер дрогнул в ее руке. Воспользовавшись секундным замешательством своей противницы, Хлоя метнулась к двери, и следующая пуля просвистела у нее над головой. Хлоя бросилась в открытый дверной проем, не чувствуя под собой ног сбежала с крыльца, но в следующий момент ощутила, как что-то ударило ее в спину. Она качнулась и упала, прокатившись по гравию и траве.
Казалось, ударом ей из легких вышибло весь воздух, и тело пронзили колючие иглы. От боли Хлоя вскинула руки. Она жадно хватала ртом воздух, но вскоре почувствовала, как что-то тяжелое навалилось ей на ноги, а еще что-то больно ужалило спину и плечи.
Она негромко вскрикнула и попыталась отбиться, но тотчас услышала кошмарное шипение. Единственное, что ей пришло в голову в тот момент: на нее навалилась огромная змея!
Глава 22
– Чтобы вы явились в город и рассказали свою историю рейнджерам – о том, как мой дядя обманом и силой согнал вас с земли. Вас выслушают, это я вам обещаю.
В иной ситуации Хлоя рассмеялась бы – на лице Чейна читались явное замешательство и растерянность. Но сейчас это только повергло ее в отчаяние.
– Чейн, времени на раздумья нет! Кейла повесят послезавтра. И тогда уже все будет бесполезно.
– Эй, неужели ты и впрямь думаешь, что хотя бы один человек в этой долине согласится приехать в город только потому, что его там, как ты выразилась, выслушают? Где, скажи на милость, эти чуткие уши были два года назад? В прошлом году? Да что там! В прошлом месяце?
– Позволь, Чейн, я спрошу их сама. Попытка не пытка. А, кроме того, у них нет иного выхода. Это их единственный шанс. Если в город явится как можно больше народа, если мы расскажем все, что нам известно, что мы видели собственными, глазами, закону ничего другого не останется, как прислушаться к нам.
– Неужели что-то изменилось? Ведь буквально вчера нас никто не слушал. С какой стати нас захотят выслушать сегодня?
– Потому что мы заставим себя выслушать, вот почему. Или это, или Кейла ждет веревка.
Хлоя что было сил натянула поводья, и ее лошадь негромко заржала и замотала головой, словно прося пощады. Не сводя с Чейна пристального взгляда, Хлоя наклонилась и ласково потрепала животное по взмыленной холке.
– Хорошо, – произнес наконец Чейн. – Поезжай вслед за мной. Но я тебе ничего не обещаю. Действуй как знаешь. Я к этому никакого отношения не имею.
Ощутить на себе недобрые, настороженные взгляды оказалось куда труднее, чем Хлоя предполагала. Фургоны были нагружены нехитрым домашним скарбом, палатки убраны и скатаны, на траве остались лишь вытоптанные проплешины.
Хижина Тайлера производила впечатление нежилой. На окнах не было занавесок, груды всякой всячины, обычно лежавшие вокруг его скромного жилища, исчезли. Эйприл и Тайлер стояли перед домом, наблюдая, как Хлоя с Чейном въехали в лагерь и остановились посредине.
Хлоя глазами выискивала Эйприл, а найдя, задержала на ней взгляд. Но та отвернулась, а когда вновь посмотрела на нее, губы скривились в недоброй усмешке. Тайлер же смотрел на Хлою, даже не пытаясь скрыть своей враждебности к ней. И у малышки Энни на веснушчатом лице застыла маска недоверия, словно девчушка беззвучно спрашивала Хлою: «Ну как ты могла?»
Другие тоже шагнули ей навстречу и подошли ближе, глядя кто с любопытством, кто с откровенной враждебностью. Хлоя набрала полную грудь воздуха, чтобы не выдать предательского волнения в голосе.
– Я приехала к вам, чтобы просить вас о помощи, – начала она, но ее перебил Боб Старнс:
– Послушайте, барышня, из того, что я видел в городе, я заключил, что у вас самой все в порядке.
– Это точно, – подхватил чей-то сердитый голос. – Сдается мне, ты уже сделала свой выбор!
– Почему вы беретесь судить меня, даже не выслушав? – не выдержала Хлоя. – Я-то надеялась услышать от вас жалобы, что никто не желает выслушать вашу сторону! Что никому до вас нет дела! И вот теперь сами ведете себя точно так же. Или, по-вашему, справедливость существует только для вас и ни для кого больше? Может, я все-таки заслуживаю быть выслушанной?
Сидя верхом, Хлоя отлично видела, как кое-кто в толпе украдкой обменялся с соседом робким взглядом. В следующий момент ей навстречу, опираясь на суковатую палку, вышел хромая какой-то человек и пристально посмотрел на нее из-под густых бровей. У него за спиной холодным взглядом ее изучала Диана Уинтерс.
– Давай говори! – произнес человек.
Хлоя догадалась, что это Алекс Уинтерс. – Что тебе нужно от нас?
Хлоя попыталась было спешиться, но Диана бросилась вперед наперерез отцу. Ее лицо было искажено ненавистью.
– И не вздумай слезать! Здесь тебе не место. Можешь убираться, и чем скорее, тем лучше. Из-за тебя на нас обрушились немыслимые беды, а теперь ты совершила самую страшную низость... – Девушка осеклась и не договорила. Кто-то подошел сзади и обнял ее за плечи.
Хлоя обвела глазами лица собравшихся. Взгляды присутствующих, все до единого, были прикованы к ней. В каждом читались подозрительность и враждебность. Эйприл Тайлер отвела глаза.
– Может, тебе и правда лучше уехать? – тихо обратился к Хлое Чейн.
Однако она бросила в его сторону гневный взгляд.
– Не раньше чем скажу, зачем приехала.
Диана пробормотала очередное оскорбление в ее адрес, но Хлоя лишь гордо вскинула подбородок, демонстративно не обращая внимания на ее выпад.
– По крайней мере, в таком случае моя совесть будет чиста, ведь я буду знать, что сделала все, что было в моих силах. И если Кейла Хардина повесят, это будет полностью на вашей совести. Вам решать, хотите ли вы вызволить из петли человека, который отстаивал справедливость, который помогал вам выжить. Я понимаю, вы отказываетесь мне верить. Наверное, на вашем месте я поступила бы так же. Но если вы не желаете идти на риск – в отличие от Кейла, который не боялся рисковать, – то как вы узнаете, удалось бы вам освободить его или нет?
Алекс Уинтерс в упор смотрел на нее.
– Так чего же ты от нас хочешь? Пока ты ничего не сказала, что нам делать дальше.
– Всем вам нужно приехать в город и рассказать техасским рейнджерам о том, как с вами обошелся Джон Митчелл. Ваше дело будет рассмотрено, и, возможно, вам помогут восстановить справедливость.
– Возможно! – разочарованно покачал головой Уинтерс. Фонарь бросал красноватый отблеск на его убеленную сединами голову. – Это не совсем то, что мы хотели бы услышать, моя милая.
Тайлер подошел и встал с ней рядом, пытливо глядя на нее снизу. В свете фонаря его волосы казались огненно-красными.
– Мы всего лишь делаем то, что велел нам Кейл, в случае если его схватят.
– Я нисколько не сомневаюсь. Он позаботился о вас, даже сидя за тюремной решеткой. Но вот что вы сделали ради него?
Из темноты под деревьями вышла громадная тень. Хлоя моментально узнала Шорти. Пес у его ног настороженно зарычал, и Шорти положил ему руку на голову, а сам кивнул Хлое.
– Говори, чего тебе нужно.
– Я хочу, чтобы вы подали иски против Джона Митчелла за то, что он незаконным образом – поджогами, угрозами, силой – согнал вас с вашей земли. Даже те, кому не хватает улик, могут посодействовать Кейлу тем, что под бременем обвинений судья усомнится в справедливости приговора и отложит его исполнение. Для нас же главное – выгадать время.
Несколько мгновений все молчали, затем мужчины заспорили между собой. Негромко, но ожесточенно. Хлоя обернулась к Чейну. Тот ничем не выдал своих чувств и мыслей. О его внутреннем напряжении свидетельствовала разве что сурово очерченная линия рта.
Шорти положил свою мощную ручищу на седло ее лошади. Вечерний ветерок взъерошил великану волосы, и они закрыли ему лицо, однако Хлоя увидела его глаза почти вровень с собой.
– Я знаю, ты хочешь помочь ему, – хмуро произнес Шорти. – Но людям трудно поверить, что ты их не обманываешь.
– А вы верите мне, мистер Шорт?
Шорти нахмурился. В его глазах застыла растерянность.
– Я-то верю. И не из-за того, что ты сделала, а потому, что тебе верит Кейл.
Хлоя почувствовала, как ей на глаза навернулись предательские слезы, и на мгновение отвернулась.
– А вы не могли бы их убедить? – спросила она дрогнувшим голосом.
Но Шорти только пожал плечами:
– Не знаю, барышня, не знаю.
Внутри хижины Кейла все было до боли знакомо. Хлоя медленно прошлась по комнате, провела пальцами по пыльной столешнице стола. Шаги ее отзывались гулким эхом, Лишившись своего обитателя, комната производила впечатление нежилой, заброшенной.
Куда бы Хлоя ни кинула взгляд, повсюду он натыкался на напоминание о Кейле. Хлоя едва ли не кожей ощущала это. Горло перехватило от слез, грудь сдавили тиски отчаяния. Кажется, люди ей не поверили. Ни одна живая душа. Судя по всему, ее здесь считают предательницей. Дружескими отношениями с техасским рейджером она сама подписала себе приговор, навлекла на себя всеобщее недоверие. Недаром Чейн встретил ее так холодно.
Хлоя устало откинула с лица прядь волос и шагнула к стоявшему под окном комоду. Выдвинула верхний ящик. Ей тотчас на глаза попались газетные вырезки, которые она читала раньше. Хлоя вытащила их из ящика. Ей казалось, что в этот момент она держит в руках историю жизни Кейла, ключ к пониманию того, что сделало его таким, каков он есть.
Его неудачные отношения с Кэтрин Ли, этой пустой кокеткой, которая ему не была нужна, привели к тому, что Кейл стал настороженно относиться к женщинам, особенно если те казались ему похожими на нее. Когда Хлое стало известно о Кэтрин, она поняла, почему Кейл поначалу отнесся к ней с такой грубостью. В этом не было ничего удивительного, если учесть, что он старался избегать женщин, которые напоминали ему Кэтрин и все, что она собой олицетворяла. Кейл не мог простить себе того, что вопреки воле деда оставил его; им двигало чувство мести, он поставил себе целью отомстить за отца. Хлоя поняла также, почему Кейл полностью, без остатка, отдался этой своей цели – отплатить Джону Митчеллу той же монетой, навлечь на него те же страдания, какие тот причинил ему.
Со вздохом Хлоя положила на место газетные вырезки и принялась разбирать содержимое ящика, пока не нашла то, что искала. Толстый конверт был спрятан под аккуратной стопкой рубашек. Вытащив его, Хлоя несколько мгновений подержала конверт в руках, не решаясь вскрыть. Она ощущала себя Пандорой, которая вот-вот выпустит наружу всяческое зло и страдания.
Наконец она все же трясущимися пальцами вскрыла конверт и быстро достала содержимое. Пробежала глазами, обуреваемая неверием, ужасом и облегчением. В этом конверте было все, что ей требовалось: записанные аккуратным почерком безвестного клерка сделки, которые не оставляли никаких сомнений в виновности Джона Митчелла. На всех бумагах – будь то закладные, дарственные или купчие – стояли имена Мэтью Митчелла или Хлои Элизабет Митчелл. Кейл был абсолютно прав.
Хлоя сложила бумаги и вновь засунула их в конверт, который положила на место, под стопку рубашек. Почему же Кейл не приехал в Сан-Суйо сразу после того, как обнаружил подлог? Что вынудило его повременить с торжеством справедливости? Хлоя, как ни билась, не могла взять это в толк.
Открытая дверь чуть скрипнула от ветра, огонек в лампе дрогнул и едва не погас. В дальнем углу комнаты, куда не достигал свет, затаились тени. Хлоя подошла к столу и села. Было тихо, подозрительно тихо. Даже обычный пронзительный звон цикад смолк, словно они затаились в ожидании развития событий. Тишину нарушало лишь шипение фитиля в лампе.
Хлоя не знала, как долго она просидела в хижине, глядя на погасший очаг и размышляя о Кейле, вспоминая, как он весело щурил глаза, как прятал лукавую улыбку на губах, когда пытался скрыть от нее, что смеется над ней. Стоило Хлое закрыть глаза, как перед ее мысленным взором представал горящий взгляд Кейла – в ночной тьме его глаза отливали серебром; словно наяву слышала она его голос, хрипловатый, нашептывающий ей что-то на ухо.
Из грез и воспоминаний ее вывел неожиданный шум. Хлоя моментально вскочила на йоги, обернувшись в сторону входной двери. Сердце ее учащенно билось. Дверь скрипнула, и в круге света, отбрасываемого лампой, возникла фигура Дианы Уинтерс. У Хлои тотчас отлегло от сердца. Но с другой стороны – что ей здесь понадобилось?
– Зачем ты пришла? – спросила Хлоя незваную гостью не слишком учтиво и смахнула с лица прядь волос. Господи, только не сейчас! Диана тот человек, с которым она в данную минуту меньше всего хотела бы иметь дело. – Я уже собиралась лечь спать, – добавила она, видя, что Диана в нерешительности застыла в дверном проеме. – У меня был тяжелый день. Я устала.
Но Диана упрямо шагнула внутрь. В неярком свете лампы ее лицо казалось бледнее полотна.
– Ничуть не сомневаюсь. – Голос девушки дрогнул.
Пронзительными синими глазами она посмотрела на Хлою, подошла ближе и вновь застыла посреди комнаты, словно дожидаясь дальнейшего приглашения.
– Будь добра, – нахмурилась Хлоя, – оставь меня в покое.
– А если не оставлю? – Теперь в голосе Дианы звучал откровенный вызов.
– Если нет, то можешь оставаться. Просидишь всю ночь в темноте, глядя, как я сплю. – Хлоя потянулась к лампе. В надежде избавиться от незваной посетительницы она действительно намеревалась загасить огонь. Но не успела прикоснуться к лампе, как ее внимание привлек металлический блеск. Хлоя подняла глаза и застыла от ужаса – Диана сжимала в руке тяжелый револьвер.
Он слегка подрагивал. Огромное дуло, казалось, было направлено Хлое в сердце. Зрелище было тем более кошмарным, что оружие держал в руках человек, не привыкший обращаться с такими вещами.
– И что ты, скажи на милость, собираешься сделать? – с трудом проговорила Хлоя.
– Я не собираюсь. Я точно знаю, что сейчас сделаю... я тебя убью!
Голос Дианы звучал ровно и спокойно. Хлоя оторвала взгляд от смертоносного дула и заглянула девушке в глаза.
– И ты считаешь, что тем самым поможешь Кейлу?
Диана гордо тряхнула головой, светлые волосы образовали вокруг ее головы золотистый нимб.
– Вряд ли. Но хотя бы, по крайней мере, отомщу за него.
– У меня есть идея получше: я хотела бы прежде всего спасти его от виселицы, – произнесла Хлоя, переводя взгляд на подрагивающее дуло.
– А не поздно ли? Ты ведь сама привела его к гибели. Заставила его поехать вслед за тобой.
– Моей вины в том нет. Я не хотела этого. Наоборот, я пыталась предотвратить беду. По всему округу были развешаны объявления о поимке преступника. И рано или поздно кто-нибудь обязательно купился бы на обещанную награду. Я же старалась защитить Кейла.
– Хороша защитница! – хрипло рассмеялась Диана в ответ на ее слова. – Уж так позаботилась, что упекла за решетку, а сама тем временем бросилась в объятия к рейнджеру. Мне все известно. Чейн рассказал мне обо всем до последней мелочи. Он видел тебя во время суда. Ты не думала, что они осмелятся приехать в город? Так вот представь себе – приехали! Нет, они ничем не могли помочь Кейлу. Его держат в цепях, как настоящего преступника. Ты же тем временем преспокойно удалилась под ручку с кавалером, который посадил его в тюрьму.
– Ошибаешься, – возразила Хлоя, стараясь говорить как можно спокойнее. – Браттон хочет ему помочь. Он не сажал Кейла в тюрьму. Это сделали шериф Мортон и мой дядя.
Теперь Диана сжимала револьвер обеими руками, и он перестал дергаться. Его дуло смотрело прямо Хлое в сердце.
– Я тебе не верю. Ты говоришь одно, а делаешь другое. Ты знала, как он к тебе относился, и пользовалась этим. Я видела, как ты строила ему глазки, когда вы танцевали, как ты уговаривала его поехать с тобой.
Револьвер снова чуть дрогнул. Было видно, что Диана пытается совладать с собой, но это ей плохо удавалось.
– Даже не пытайся отрицать. Я не спускала с тебя глаз. Ты разбила нашу с Кейлом любовь. Но теперь я сполна отомщу тебе за все!
– Диана!
– Не двигайся!
Хлоя отскочила влево и задела стол. Было слышно, как он качнулся в темноте. Вместе с ним качнулась и лампа, а слабый огонек внутри дернулся, отбрасывая по всей хижине неверные круги света. Хлоя одной рукой придержала стол и чуть-чуть зашла за него. Револьвер следовал за ее перемещениями, хотя и подрагивая, но неумолимо.
– Я сказала – не двигайся! – крикнула Диана.
– Я просто придержала лампу, чтобы она не упала.
Хлоя потянулась к ней, чтобы погасить, но тотчас услышала, как Диана взвела курок. От страха и отчаяния Хлоя одним движением отвернула лампу и бросилась в сторону. В тот же миг прогремел выстрел, и комната погрузилась во тьму. Резкий пороховой запах душил Хлою. Рядом с ней раздался какой-то треск. Она ничего не увидела, кроме нескольких вспышек света, огни будто плясали у нее перед глазами. В следующее мгновение она поняла, что это вспышка выстрела – из револьверного дула вылетела очередная пуля.
Заметив какие-то тени слева от себя, Хлоя нырнула вправо. Она на ощупь поползла по полу, пока пальцы ее не нащупали холодные камни очага. Она затаилась рядом. Сердце бешено стучало у нее в груди. До сих пор она отказывалась верить в происходящее. В ушах у нее раздавались короткие щелчки и какой-то приглушенный рев, видимо, грохот первого выстрела лишил ее слуха.
Сидя на корточках у очага, она чуть приподнялась и, моргая от едкого дыма, старалась разглядеть во тьме, что происходит. Ладони ее ощущали шершавые камни очага. Хлоя не могла понять, в комнате ли Диана. В ушах стоял колокольный звон, а в глазах плясали слепящие искры. «Я легкоуязвимая цель, – подумала Хлоя. – Мне нечем защитить себя».
Она скользнула влево. Что-то вцепилось ей в волосы, и она чуть не вскрикнула. Хлоя осторожно подняла руку и нащупала висящий над очагом арбалет, – это за него она зацепилась волосами. Арбалет!
Хлоя на ощупь протянула руку чуть выше и, к своему величайшему удивлению, обнаружила, что Кейл обманул ее, сказав, что прикрутил его к трубе. В конце концов, даже стрела, если понадобится, может оказать ей добрую услугу.
Искры, что плясали у нее перед глазами, становились все ярче и ярче. Хлоя сердито моргала, прогоняя их. И лишь затем поняла, что, падая, лампа перевернулась и теперь язычки пламени лижут пол. Отбрасываемого ими света было достаточно, чтобы разглядеть, что Диана прижалась к противоположной стене. Огонь разгорался все ярче. Теперь Диана тоже заметила Хлою и злорадно улыбнулась.
Что было сил Хлоя сжала в руках арбалет, нащупывая кожаную петельку и рычажок. Паника мешала ей действовать. Стрелы почему-то не оказалось. Пальцы ее еще сильнее сжали оружие. Она подняла арбалет, как будто намеревалась целиться в свою противницу.
– Это тебе не поможет, – негромко прошипела Диана. Дуло револьвера описало в воздухе дугу. – Тебе уже ничто не поможет! – Она сделала шаг вперед.
В этот момент снаружи раздался какой-то шум. Диана повернула голову. Этого оказалось достаточно, чтобы Хлоя размахнулась и изо всех сил метнула арбалет. Он летел в воздухе с приглушенным свистом. Услышав его, Диана обернулась и успела присесть. Тяжелое средневековое оружие с глухим ударом врезалось в стену за ее спиной.
От неожиданности Диана вскрикнула, и револьвер дрогнул в ее руке. Воспользовавшись секундным замешательством своей противницы, Хлоя метнулась к двери, и следующая пуля просвистела у нее над головой. Хлоя бросилась в открытый дверной проем, не чувствуя под собой ног сбежала с крыльца, но в следующий момент ощутила, как что-то ударило ее в спину. Она качнулась и упала, прокатившись по гравию и траве.
Казалось, ударом ей из легких вышибло весь воздух, и тело пронзили колючие иглы. От боли Хлоя вскинула руки. Она жадно хватала ртом воздух, но вскоре почувствовала, как что-то тяжелое навалилось ей на ноги, а еще что-то больно ужалило спину и плечи.
Она негромко вскрикнула и попыталась отбиться, но тотчас услышала кошмарное шипение. Единственное, что ей пришло в голову в тот момент: на нее навалилась огромная змея!
Глава 22
Стук молотка прекратился. Кейл лежал, уставившись в потолок. Слава Богу, наконец-то тихо. Нет, он прекрасно понимал, что означает эта тишина. Это значит, что виселица для него готова.
Завтра его повесят.
Кейл выглянул из крошечного окошка камеры – посреди улицы возвышался угрюмый силуэт виселицы. Даже первый взгляд на орудие собственной казни стал для него равносилен удару молота по голове-наковальне. Никогда еще не ощущал он себя так близко к смерти, как в эту минуту, глядя на мрачное сооружение, предвещавшее его близкую кончину.
До сегодняшнего дня он чувствовал себя энергичным, сильным, непобедимым. И вот теперь до его сознания дошла простая истина – его жизнь столь же хрупка и мимолетна, как и жизнь любого человека. Нет, ему и раньше случалось смотреть в глаза смерти – правда, как правило, на бегу, не задумываясь. Но пока у него достаточно времени, чтобы осмыслить все в последний раз, предаться невеселым мыслям. Сейчас время превратилось для него в самое ценное, чем он когда-либо обладал в жизни.
Кейл взял перо и бумагу, которые принесли ему в камеру, и написал три письма. Одно адресовал Роберту Шорту. В нем содержались указания, как распорядиться причитающимися им собственностью и деньгами. В этом же письме Кейл просил друга, чтобы Роберт позаботился о том, чтобы Хлоя целой и невредимой вернулась домой в Балтимор. Второе письмо он адресовал деду. Кейл умолял понять его, простить и не поминать лихом.
Третье письмо далось ему с наибольшим трудом. Адресовано оно было Хлое. Кейл долго сидел, тупо уставясь в каменную стену, прежде чем смог написать хотя бы строчку.
Где-то вдали залаяла собака, а затем откуда-то издалека ветер донес до него приглушенное бренчание расстроенного пианино в танцевальном зале и мерный топот ног. Близились сумерки. Тени удлинились и стали какими-то размытыми. Его последняя ночь на земле.
Странно, по идее, ему должно быть страшно. Он должен корить себя, раскаиваться. Но ничего подобного Кейл в себе не чувствовал. Если он что-то и ощущал, то безысходное одиночество. И хотя в душе он мечтал о том, чтобы снова увидеть Хлою и заключить ее в объятия, в некотором смысле он был даже рад, что этого не произойдет. Слишком тяжело было бы сказать ей «прощай». Больно умирать, зная, что она наблюдает его казнь. В горле у Кейла пересохло.
Смерть сама по себе была не так уж и страшна, куда страшнее ожидание. Кейл чувствовал себя как посаженный в клетку зверь, которого вот-вот придут и вытащат на потеху досужей публике. Он видел этих людей, видел их палатки, их зазывал, их тележки, груженные снедью и всякой всячиной. Когда кого-то вешали, всегда было так: движимый любопытством народ стекался, чтобы поглазеть на несчастного. Пока ему на шею накидывали веревку, воцарялась гнетущая тишина; спустя мгновения в полу под ногами открывался люк, и тело камнем падало вниз, пока хватало веревки, а затем его снова выдергивали наверх. Хорошо, если веревка сразу ломала шейные позвонки. Если нет, то под виселицей стоял палач, который дергал повешенного за ноги вниз, чтобы прекратить его мучения. Это, конечно, лучше, чем оставлять человека медленно умирать, задыхаясь от удушья.
В душе Кейл надеялся, что его линчуют. По крайней мере, конец наступает мгновенно, а кроме того, можно оказать пусть символическое, но сопротивление.
Не в силах спокойно лежать, он вскочил на ноги и подошел к окошку. Внизу на фоне сумерек вырисовывался темный силуэт виселицы. Ветерок покачивал свисающую с перекладины веревку. Под платформой наверняка уже поставили заранее заготовленный сосновый гроб.
С каким злорадством посмотрел бы на него в эти мгновения Митчелл, подумал Кейл и поморщился. Он не сомневался, что в данную минуту лицо его перекошено страхом, и потому глубоко вздохнул – в надежде вернуть себе самообладание. Может, стоит рискнуть постоять за свою жизнь, когда они утром придут за ним? Уж лучше скончаться от пули, чем от веревки.
Он привалился к стене. Когда ему на шею станут надевать веревку, он будет думать о Хлое, мысленно рисовать в сознании огонь ее страсти, вспоминать те сладостные часы, когда они занимались любовью. Лишь одно воспоминание он хотел взять с собой, когда войдет в дверь, ведущую только в одну сторону, – воспоминание о ней.
Господи, как он ее любит! Осознание этой истины как молнией озарило его. Он давно уже пытался понять, что же все-таки притягивает его к Хлое, пытался дать название этому сладкому томлению, этой нежности, которые испытывал к ней. Нет, раздражение, а порой и злость были ему хорошо знакомы. Но вот нежные чувства не поддавались определению вплоть до настоящего момента.
Главное, он не успел ей ничего сказать. И вот теперь он умрет, а она так и не узнает, что он любил ее. Потому что не признался ей в своей любви. Кейла охватило раскаяние. Ему было грустно потому, что придется приписать это признание в конце третьего письма, вместо того чтобы прошептать его Хлое на ушко. Но выбора не было. Слава Богу, что у него осталась хотя бы такая возможность.
Как и многое другое в его жизни, он и это сделал не так.
В колледже он слышал о судьбе, будто жизнь человека от рождения и до могилы предопределена свыше, все предначертано. Тогда он иронизировал по этому поводу, называя глупостью, поскольку считал, что знает, как намерен распорядиться жизнью. Он восстановит справедливость, отомстит за отца, докажет – пусть только самому себе, – что он не трус, каким был в ту давнюю страшную ночь. Только тогда его душа успокоится, только тогда его перестанут терзать угрызения совести, отравляющие ему существование.
И кто виноват, что у него ничего не получилось?
Кейл в раздумьях стоял у окна, наблюдая, как небо сначала сделалось розовато-фиолетовым, а затем оделось в темно-синий ночной бархат. Свою последнюю ночь он хотел бы провести бодрствуя. Ему нужно было время для размышлений, для того, чтобы предаться мечтам о девушке со смелыми карими глазами и роскошными рыжевато-каштановыми волосами, своенравной и непокорной. Кейл вспоминал все, что она делала и говорила, и на губах его играла улыбка. Ему вспоминалось лицо Хлои, когда он поцеловал ее в первый раз, стоны, что срывались с ее губ, когда они занимались любовью.
Завтра его повесят.
Кейл выглянул из крошечного окошка камеры – посреди улицы возвышался угрюмый силуэт виселицы. Даже первый взгляд на орудие собственной казни стал для него равносилен удару молота по голове-наковальне. Никогда еще не ощущал он себя так близко к смерти, как в эту минуту, глядя на мрачное сооружение, предвещавшее его близкую кончину.
До сегодняшнего дня он чувствовал себя энергичным, сильным, непобедимым. И вот теперь до его сознания дошла простая истина – его жизнь столь же хрупка и мимолетна, как и жизнь любого человека. Нет, ему и раньше случалось смотреть в глаза смерти – правда, как правило, на бегу, не задумываясь. Но пока у него достаточно времени, чтобы осмыслить все в последний раз, предаться невеселым мыслям. Сейчас время превратилось для него в самое ценное, чем он когда-либо обладал в жизни.
Кейл взял перо и бумагу, которые принесли ему в камеру, и написал три письма. Одно адресовал Роберту Шорту. В нем содержались указания, как распорядиться причитающимися им собственностью и деньгами. В этом же письме Кейл просил друга, чтобы Роберт позаботился о том, чтобы Хлоя целой и невредимой вернулась домой в Балтимор. Второе письмо он адресовал деду. Кейл умолял понять его, простить и не поминать лихом.
Третье письмо далось ему с наибольшим трудом. Адресовано оно было Хлое. Кейл долго сидел, тупо уставясь в каменную стену, прежде чем смог написать хотя бы строчку.
Где-то вдали залаяла собака, а затем откуда-то издалека ветер донес до него приглушенное бренчание расстроенного пианино в танцевальном зале и мерный топот ног. Близились сумерки. Тени удлинились и стали какими-то размытыми. Его последняя ночь на земле.
Странно, по идее, ему должно быть страшно. Он должен корить себя, раскаиваться. Но ничего подобного Кейл в себе не чувствовал. Если он что-то и ощущал, то безысходное одиночество. И хотя в душе он мечтал о том, чтобы снова увидеть Хлою и заключить ее в объятия, в некотором смысле он был даже рад, что этого не произойдет. Слишком тяжело было бы сказать ей «прощай». Больно умирать, зная, что она наблюдает его казнь. В горле у Кейла пересохло.
Смерть сама по себе была не так уж и страшна, куда страшнее ожидание. Кейл чувствовал себя как посаженный в клетку зверь, которого вот-вот придут и вытащат на потеху досужей публике. Он видел этих людей, видел их палатки, их зазывал, их тележки, груженные снедью и всякой всячиной. Когда кого-то вешали, всегда было так: движимый любопытством народ стекался, чтобы поглазеть на несчастного. Пока ему на шею накидывали веревку, воцарялась гнетущая тишина; спустя мгновения в полу под ногами открывался люк, и тело камнем падало вниз, пока хватало веревки, а затем его снова выдергивали наверх. Хорошо, если веревка сразу ломала шейные позвонки. Если нет, то под виселицей стоял палач, который дергал повешенного за ноги вниз, чтобы прекратить его мучения. Это, конечно, лучше, чем оставлять человека медленно умирать, задыхаясь от удушья.
В душе Кейл надеялся, что его линчуют. По крайней мере, конец наступает мгновенно, а кроме того, можно оказать пусть символическое, но сопротивление.
Не в силах спокойно лежать, он вскочил на ноги и подошел к окошку. Внизу на фоне сумерек вырисовывался темный силуэт виселицы. Ветерок покачивал свисающую с перекладины веревку. Под платформой наверняка уже поставили заранее заготовленный сосновый гроб.
С каким злорадством посмотрел бы на него в эти мгновения Митчелл, подумал Кейл и поморщился. Он не сомневался, что в данную минуту лицо его перекошено страхом, и потому глубоко вздохнул – в надежде вернуть себе самообладание. Может, стоит рискнуть постоять за свою жизнь, когда они утром придут за ним? Уж лучше скончаться от пули, чем от веревки.
Он привалился к стене. Когда ему на шею станут надевать веревку, он будет думать о Хлое, мысленно рисовать в сознании огонь ее страсти, вспоминать те сладостные часы, когда они занимались любовью. Лишь одно воспоминание он хотел взять с собой, когда войдет в дверь, ведущую только в одну сторону, – воспоминание о ней.
Господи, как он ее любит! Осознание этой истины как молнией озарило его. Он давно уже пытался понять, что же все-таки притягивает его к Хлое, пытался дать название этому сладкому томлению, этой нежности, которые испытывал к ней. Нет, раздражение, а порой и злость были ему хорошо знакомы. Но вот нежные чувства не поддавались определению вплоть до настоящего момента.
Главное, он не успел ей ничего сказать. И вот теперь он умрет, а она так и не узнает, что он любил ее. Потому что не признался ей в своей любви. Кейла охватило раскаяние. Ему было грустно потому, что придется приписать это признание в конце третьего письма, вместо того чтобы прошептать его Хлое на ушко. Но выбора не было. Слава Богу, что у него осталась хотя бы такая возможность.
Как и многое другое в его жизни, он и это сделал не так.
В колледже он слышал о судьбе, будто жизнь человека от рождения и до могилы предопределена свыше, все предначертано. Тогда он иронизировал по этому поводу, называя глупостью, поскольку считал, что знает, как намерен распорядиться жизнью. Он восстановит справедливость, отомстит за отца, докажет – пусть только самому себе, – что он не трус, каким был в ту давнюю страшную ночь. Только тогда его душа успокоится, только тогда его перестанут терзать угрызения совести, отравляющие ему существование.
И кто виноват, что у него ничего не получилось?
Кейл в раздумьях стоял у окна, наблюдая, как небо сначала сделалось розовато-фиолетовым, а затем оделось в темно-синий ночной бархат. Свою последнюю ночь он хотел бы провести бодрствуя. Ему нужно было время для размышлений, для того, чтобы предаться мечтам о девушке со смелыми карими глазами и роскошными рыжевато-каштановыми волосами, своенравной и непокорной. Кейл вспоминал все, что она делала и говорила, и на губах его играла улыбка. Ему вспоминалось лицо Хлои, когда он поцеловал ее в первый раз, стоны, что срывались с ее губ, когда они занимались любовью.