Литтл Бентли. Незаметные

   Но это было не так.
   Я их любил.
   И сильно.
   У меня было такое чувство: что бы Филипп ни говорил, а до сих пор у них не было организации. Но с моим появлением что-то сложилось, что-то срослось. Я ничего особенного в группу не привнес, никаких идей или честолюбивых планов, но я оказался вроде катализатора, и из того, что было рыхлой компанией объединенных обстоятельствами людей, вдруг начала возникать спаянная общность.
   Первую неделю Филипп почти все время проводил со мной, выясняя детали моей биографии, пытаясь меня просветить так, чтобы я видел вещи с его точки зрения. Казалось, для него важно, чтобы я поверил в его концепцию Терроризма Ради Простого Человека, и хотя я уже поверил и постоянно это ему говорил, ему надо было жевать это еще и еще, как будто он – миссионер, а я – заблудшая душа, которую он должен обратить.
   Поначалу я боялся, что следы от убийства Стюарта могут как-то привести ко мне, что полиция сложит два и два и заметит, что с момента его убийства я на работе не появлялся. Когда в субботу Филипп заехал за мной утром и постучал в дверь, я наполовину ожидал, что это полицейские приехали меня допросить. Но Филипп мне объяснил, что никого из остальных террористов не поймали и даже не допрашивали, и что скорее всего мои коллеги полностью обо мне забыли и даже не упомянули при полиции.
   Ни в «Орандж каунти реджистер», ни в «Лос-Анджелес таймс» об убийстве Стюарта не сообщили.
   Неделю мы отдыхали и развлекались, пока Филипп разрабатывал дальнейшие террористические действия, и мне это показалось лучшей неделей моей жизни. В январе случился короткий период жары, и мы поехали на пляж. Раз нас никто не видит, объяснил Филипп, мы можем смотреть на что хотим и сколько душа пожелает. А там было изобилие женщин, доступных для нашего визуального наслаждения. Мы сравнивали их груди, оценивали фигуры и лица. Мы выбрали одну и следили за ней, пока она плавала, загорала, поправляла купальник, видели, как она тайком чесалась в паху, когда думала, что никто на нее не смотрит. Кто-нибудь из нас все время комментировал каждое ее движение. Бастер, набравшись храбрости, сбежал вниз и развязал завязки на бикини у всех одиноко сидящих на одеялах женщин.
   Мы проникли в Диснейленд через ворота для выхода, пока охранники смотрели в другую сторону. Мы ходили по торговым рядам и выносили товар, подзадоривая друг друга на вынос самых больших и громоздких вещей, и бежали, сломя голову и заливаясь смехом, когда Бастера заметили за попыткой вынести огромную звуковую колонку. Мы ходили в кино по одному билету – один заходил и открывал выход, а мы все проскальзывали внутрь. Это было как вернуться в детство, стать таким ребенком, каким у меня никогда не хватало духу быть, и это было здорово.
   И все это время мы разговаривали. Мы говорили о своих семьях, о своей жизни и работе, о том, что такое быть Незаметным, о том, что мы можем сделать в качестве Террористов Ради Простого Человека. Как выяснилось, женаты были только Бастер и Дон. У Бастера жена умерла, а у Дона сбежала. Только у Филиппа и Билла были когда-то подружки. Остальных женщины игнорировали так же, как и все общество в целом.
   Я все еще не верил в эту чушь с Перстом Судьбы, но начинал думать, что да, может быть, в этом смысл, почему мы созданы такими, как есть. Может быть, какая-то высшая сила предназначила нас для специальной цели, но что это за цель – то ли устремиться к величию, то ли быть юмористической сноской современной культуры – было неясно.
   Мы всегда встречались у меня. Я предлагал, что подъеду и заберу Филиппа от его дома, но он отказывался. И другие тоже. Не знаю, то ли они еще не до конца мне доверяли, и это была какая-то параноидальная мера безопасности, или просто так само собой вышло, но за первую неделю я ни разу не видел, где живут мои собратья-террористы. Кажется, им нравилась моя квартира, там им было удобно, и меня это радовало. Пару раз мы брали напрокат видеокассеты и смотрели их у меня в гостиной, а однажды все остались ночевать, повалившись на мой диван и на пол в спальне и в гостиной.
   Приятно было быть частью чего-то. На вторую субботу Филипп предложил, чтобы мы начали следующую кампанию вандализма, чтобы привлечь внимание к своему положению. Это тоже было у меня дома, где мы ели ленч, принесенный из «Тако белл»; я покачивался на стуле, придерживаясь одной ногой.
   – О'кей, – сказал я. – Давайте. Какой план? Филипп покачал головой:
   – Не сейчас. Мы не на светский выход собрались, а на теракт. Мне нужно подготовиться.
   – Куда мы собираемся ударить? С чего начать?
   – Куда? По муниципалитету. Муниципалитету графства Орандж.
   – А почему туда?
   – Я там работал. У меня все еще есть ключ и пропуск. Так что легко будет проникнуть.
   – Ты работал на муниципалитет Оранджа?
   – Я был помощником одного из управляющих. Это меня удивило. Не то, чтобы я думал, кем мог работать Филипп до того, как стать Террористом Ради Простого Человека, но такого я бы не предположил. Я бы предположил что-нибудь более заметное или более опасное. Что-нибудь в кинобизнесе, может быть. Или в частном детективном агентстве. Хотя ничего удивительного. Для нас Филипп был лидером, но все равно он был Незаметным, безликой несущностью в глазах всего остального мира.
   – А когда? – спросил Пит.
   – Во вторник.
   Я оглядел всю группу и кивнул.
   – Вторник так вторник.

* * *

   На встречу мы ехали по отдельности. Филипп не хотел, чтобы мы ехали вместе.
   Когда я приехал, на стоянке уже были машины, и другие террористы уже крутились возле задней двери, где назначил нам встречу Филипп. Не было только самого Филиппа. Я поставил машину, вылез и подошел к остальным. Никто из нас ничего не говорил, и в воздухе висело напряженное ожидание.
   Бастер привел с собой друга, тоже человека лет под семьдесят, одетого в форму служащих «Тексако» и с нашивкой «Джуниор»^[1]на груди. Я не мог не улыбнуться этому несоответствию лица и имени. Старик улыбнулся в ответ, довольный, что его хоть так заметили, и я тут же пожалел, что над ним посмеялся.
   – Мой друг Джуниор, – объяснил Бастер. – Он один из нас.
   Очевидно, Джуниор не был еще представлен остальным, поскольку они все собрались и стали жать ему руку, говоря приветственные слова, и искусственное молчание, царившее минуту назад, разбилось. Я поступил так же. Странно было теперь изнутри выглядывать наружу. Только недавно я еще был на месте Джуниора, и смотреть с другой стороны было ново и непривычно.
   Джуниор принял все. Очевидно, Бастер ему заранее рассказал о террористах – он не был ни смущен, ни удивлен, когда с нами встретился, и он улыбался, когда пожимал нам руки, а в глазах у него стояли слезы.
   Вот тут и прибыл Филипп. В безупречном костюме дорогого фасона, с аккуратно подстриженными волосами, он был почти моделью современного лидера, и он прошел через автостоянку уверенным шагом человека, находящегося у власти.
   При его приближении все смолкли. Когда Филипп уверенно перешагнул на тротуар, у меня по спине пробежал странный холодок возбуждения. Такой момент я еще никогда не переживал как участник – только как зритель. Чувство было, как в кино, когда музыка вдруг взбухает до невыносимой громкости, и герой начинает совершать героические поступки. Тут, наверное, впервые я ощутил, что мы – часть чего-то большого, немаловажного.
   Террористы Ради Простого Человека. Теперь это перестало быть для меня просто понятием. Наконец я понял, что с таким трудом пытался мне объяснить Филипп.
   Он посмотрел на меня и улыбнулся, будто знал, о чем я думаю. Вынув из кармана электронный ключ и карту-пропуск, он сунул и то и другое в щель на стене рядом с дверью, и дверь щелкнула.
   Он толкнул ее, и она распахнулась.
   – Заходим, – сказал он.
   Мы вошли в здание следом за ним. Он остановился, закрыл и запер за нами дверь, и мы по темному коридору прошли к лифту. Филипп нажал кнопку вызова, и металлические двери разъехались. Свет в кабине показался резким и слишком ярким после полумрака коридора.
   – Второй этаж, – объявил Филипп, нажимая кнопку.
   На втором этаже было еще темнее, чем на первом, но Филипп шагнул в сторону и повернул выключатель, и замерцавший неоновый свет озарил большую комнату, разделенную перегородками на отсеки.
   – Сюда! – позвал он.
   Он провел нас мимо барьера, сквозь лабиринт перегородок с рабочими станциями на столах к закрытой деревянной двери в дальней стене. Открыв дверь, он включил свет.
   У меня возник мимолетный приступ дежа-вю. Это был конференц-зал, пустой, если не считать длинного стола с телевизором и видеомагнитофоном на металлической подставке у его конца. Он был почти близнецом того зала, где меня принимали в «Отомейтед интерфейс».
   – В точности как конференц-зал любой фирмы, – сказал Дон.
   – Как учебный класс в Отделении. – Томми.
   – Как общий зал в муниципалитете графства. – Билл.
   Филипп поднял руки:
   – Я знаю. – Он помолчал, оглядел комнату и всех нас. – Мы – Незаметные. – Он оглядел стол. Взгляд его упал на Джуниора, и хотя он ничего не сказал, он улыбнулся, молча приглашая старика в наш союз. И продолжал говорить: – Мы одной крови. Наши жизни шли по параллельным путям.
   И для этого есть причина. Не по случайному совпадению наши жизни повторяют друг друга, не по случайному совпадению мы встретились и решили держаться вместе. Это предопределено. Мы избраны для особой цели, и нам был дан этот талант.
   Многие из вас сначала не поняли, что это дар. Вы считали, что это проклятие. Но вы видели уже, на что мы способны вместе. Вы видели, где мы можем побывать, что можем совершить. Вы видели, какие перед нами открываются возможности.
   Он сделал паузу.
   – Мы – не единственные в мире, кого в упор не видят. Есть и другие Незаметные, которых мы не знаем, быть может, не узнаем никогда, живущие полной отчаяния жизнью, и ради этих людей, как ради себя самих, должны мы бороться. Ибо у нас есть возможность, есть способности и есть обязательство объявить о правах меньшинства, о существовании которого даже не знает весь остальной мир. Сегодня мы здесь не только ради того, кто мы есть, но и ради того, чем мы избраны быть:
   Террористы Ради Простого Человека.
   И снова пробежал приятный холодок возбуждения по моей коже. Я чуть не выкрикнул что-то одобрительное, и я знал, что то же чувство овладело и остальными. Да, думал я. Да!
   – А что это значит – Террористы Ради Простого Человека? Это значит, что наша обязанность – действовать от имени забытых и отторгнутых, незнаемых и неценимых. Мы дадим голос людям, лишенным голоса. Мы принесем признание людям, которых не признают. Нас игнорировали всю нашу жизнь, но больше нас игнорировать не удастся! Мы заставим мир проснуться и нас заметить, мы будем кричать всем, кто будет слушать: «Мы здесь! Мы здесь!»
   – Да! – Стив вдвинул кулак в воздух. Я чуть не сделал того же. Филипп улыбнулся:
   – Как нам этого достичь? Как притянуть внимание общества, которое совсем не хочет обращать внимание на нас? Насилием. Творческим, конструктивным насилием. Мы будем похищать людей и держать в заложниках, мы будем взрывать дома, мы будем делать все, что должны будем сделать, чтобы заставить Америку продрать глаза и нас заметить. Разминка кончилась, ребятки. Мы играем в высшей лиге. И пора за работу.
   Филипп достал из-под дорогого пиджака молоток. Спокойно и хладнокровно он повернулся и разбил экран телевизора. С громким хлопком стекло брызнуло наружу дождем искр.
   Тем же молотком он разбил видеомагнитофон. – Это попадет в «Орандж-сити ньюс». В короткой заметке буркнут, что неизвестное лицо или лица вломились в Сити-холл и разбили видеоаудиальную аппаратуру. Вот так. – Он сбросил телевизор на пол. – Все наши прежние попытки были любительскими и случайными. Мы не привлекли к себе внимания, которого заслуживаем, потому что неверно выбирали цели и недостаточно о себе заявили. – Он снова полез в карман пиджака. – На этот раз я заготовил карточки. Профессионально сделанные визитные карточки с названием нашей организации. Мы их оставим на месте преступления, чтобы знали, кто мы такие.
   Он пустил карточки по кругу, и мы все на них посмотрели. Там было красными буквами написано:
   ЭТОТ УДАР НАНЕСЕН ВО ИМЯ НЕЗАМЕТНЫХ
   ТЕРРОРИСТЫ РАДИ ПРОСТОГО ЧЕЛОВЕКА
   – Да! – крикнул Стив. – Да!
   – Теперь: чем больше будет ущерб, тем больше будет статья о нас, тем больше внимания на нас обратят. – Он обошел вокруг стола мимо нас. – Пошли.
   Мы вышли вслед за ним в зал с рабочими станциями. Он наклонился и включил терминал на столе.
   – Они обо мне забыли, – сказал он. – Даже и не подумали изменить мой пароль. Ошибка с их стороны.
   Он вызвал начальный экран, ввел свою идентификацию и пароль, и на экране появился список записей по недвижимости. В одной колонке шли имена владельцев, в другой – оценка имущества.
   Филипп нажал две клавиши.
   Записи были удалены.
   – Все, – сказал он. – Теперь нас будут описывать как опытных хакеров, уничтоживших сотни важных правительственных записей. Может, это попадет в «Реджистер». Или в местный выпуск «Таймс» в Орандже.
   Он встал и стащил терминал на пол. Раздался грохот. Филипп ударил в экран ногой, потом рукой смел все со стола на пол.
   – Можем творить что хотим, – крикнул он, – и им ни за что нас не поймать! – Он вспрыгнул на стол и воздел молоток в воздух. – Разнесем к чертям эту дурацкую контору!
   Как крысы Уилларда, мы бросились выполнять его приказ. Я сам перескочил через перегородку и разбил там терминал. Я вытаскивал ящики для папок, выдергивая все, до чего дотягивались руки. Как это было прекрасно – это разрушение, воодушевление, которое мной владело, и мы забирали все шире, срывая накопившуюся агрессию на безымянных неодушевленных предметах в Сити-холле города Орандж.
   Весь пол был усыпан мусором.
   Через полчаса, потные и запыхавшиеся, отдуваясь и переводя дыхание, мы встретились у лифта.
   Филипп посмотрел на разгром и широко ухмыльнулся:
   – Это они заметят. Об этом сообщат. Это будут расследовать. Начало мы положили хорошее.
   Он нажал кнопку лифта, двери открылись, и мы вошли.
   В последнюю секунду перед закрытием дверей Филипп бросил свой ключ и пропуск на ковер второго этажа.
   – Теперь возврата нет.

Глава 3

   Я был как подросток, который вдруг стал неимоверно богат, или как обычный человек, который стал диктатором. Я опьянялся возможностями, рвался использовать новообретенную мощь.
   Я думаю, что такое чувство было у всех, но мы просто об этом не говорили. Слишком ново было это чувство, слишком сильно и чисто, и вряд ли кто-нибудь хотел разбавлять его силу обсуждением. Я лично был заведен и по-дурацки счастлив, почти бредил. Я ощущал себя непобедимым, я мог все. Как предсказывал Филипп, наш погром в Сити-холле Оранджа попал не только в городские газеты, но и в «Тайме», и в «Реджистер». Хотя наши отпечатки были повсюду – от задней двери и до разбитых компьютеров, хотя Филипп бросил там свой ключ и пропуск, хотя мы повсюду рассыпали свои визитные карточки, в каждой статье ясно говорилось, что у полиции нет ни подозреваемых, ни версий.
   Нас снова игнорировали.
   Я вообще-то должен был бы испытать угрызения совести. Я был воспитан в уважении к чужой собственности, и до сих пор даже не мыслил разрушать что-либо, мне не принадлежащее. Но Филипп был прав. Нарушение закона оправдано, если оно ведет к искоренению большего зла. Это знал Торо. Это знал Мартин Лютер Кинг. И Малькольм X. Гражданское неповиновение – американская традиция, а мы – всего лишь последние солдаты в долгой битве против лицемерия и несправедливости.
   Я хотел разгромить еще что-нибудь.
   Где угодно, все равно где.
   Я просто хотел бить и ломать.
   На следующий день мы встретились у меня. Все взахлеб обсуждали, что мы сделали, каждый пересказывал собственные подвиги. И не было никого, кто шумел бы больше Джуниора, нашего самого нового террориста. Он все время хихикал – смешком пацана, а не старика, и было ясно, что это было самое захватывающее событие за долгие годы его жизни.
   Филипп стоял одиноко рядом с дверью в кухню, и я подошел к нему.
   – Что будем делать дальше? – спросил я. Он пожал плечами:
   – Кто знает? У тебя есть идеи?
   Я покачал головой, удивленный не столько его ответом, сколько тоном. Остальные ликовали, наслаждались первым успехом и были готовы к следующему, но Филипп... скучал? Не могу сказать. Был разочарован? Иллюзии потерял? Все это вместе – и ничего из этого. Я посмотрел на него, и мне пришло в голову, что он может быть маниакально-депрессивным. Но и это не подходило. Такие больные либо в восторге, либо полностью подавлены. А он был слишком уравновешен.
   Я подумал, нет ли у него угрызений совести.
   Может быть, он чувствовал то, что полагалось чувствовать мне.
   Я все еще хотел сделать налет еще куда-нибудь, нанести империи еще один удар, но подумал, что сейчас не время поднимать этот вопрос. На столе слева от меня лежала страничка «Реджистера» со зрелищными объявлениями, и я стал смотреть статью на первой странице. «Фэшион-Айленд» в Ньюпорт-Биче принимал свой ежегодный фестиваль джаз-концертов. Прошлой весной я был там с Джейн. Весь март и апрель каждый год там по четвергам на открытой сцене давались бесплатные концерты.
   – Дай-ка я посмотрю, – сказал Филипп и взял у меня газету. Он начал читать у меня через плечо и, очевидно, что-то нашел для себя интересное. Просмотрев первую страницу, он широко улыбнулся, и в его глазах апатия сменилась оживлением.
   – Ага, – сказал он.
   Он вышел на середину комнаты и поднял газету.
   – Завтра, – объявил он, – все идем на джазовый концерт!

* * *

   Мы рассчитывали приехать пораньше, но, когда пробились через забитый фривей до «Фэшион-Айленда», было уже половина шестого. Концерт был назначен на шесть.
   Там уже расставили скамьи и складные стулья, но они уже были заполнены, и люди скапливались по краям концертной площадки. Мы стояли перед витриной магазина мужской одежды, глядя на прохожих. Качественная толпа красивых людей, людей того типа, которых я никогда не любил. Женщины все тощие, как фотомодели, в коротких обтягивающих платьях и фирменных солнечных очках, мужчины молодые, атлетические, светловолосые, преуспевающие. В основном они говорили о делах.
   Очевидно, Филипп чувствовал то же самое.
   – Мерзопакостные ничтожества, – сказал он, глядя на толпу.
   Конферансье представил оркестр – эклектическую группу длинноволосых парней и стриженых девок, вылезших на сцену. Началась музыка – что-то с латиноамериканским привкусом. Я посмотрел на Филиппа. Он явно что-то на этот вечер запланировал, но никто из нас пока не знал, что именно. Он выпрямился, двинулся вперед, и я ощутил прилив адреналина.
   Он прошел мимо самодовольного вида бабы, одетой в теннисный костюм с эмблемой фирмы, – модную болтушку, которая не перестала трепаться с точно так же одетой соседкой, даже когда заиграла музыка. Филипп повернулся к ней.
   – Вы не могли бы вести себя тише? – спросил он. – Я хотел бы услышать концерт.
   И он тыльной стороной ладони дал ей пощечину.
   Она слишком ошалела, чтобы среагировать. Когда она поняла, что случилось, Филипп уже отступил туда, где стояли мы все. Женщина смотрела на нас – сквозь нас, мимо нас, – выискивая взглядом, кто ее ударил. На лице ее был написан испуг, и правая щека горела огнем.
   Они с подругой быстро удалились, направляясь к охранникам, стоящим возле скамей.
   Филипп усмехнулся мне. За своей спиной я слышал хихиканье Билла и Джуниора.
   – Так что нам делать? – спросил Джеймс.
   – Делай, как я, – ответил Филипп. Он ввинтился в толпу поближе к складным стульям и остановился возле молодого турка в стильном галстуке, который обсуждал со своим приятелем какие-то акции.
   Филипп схватил его за волосы и дернул. Как следует.
   Турок завопил от боли и резко повернулся, стиснув кулаки.
   Стив ударил его в брюхо.
   Турок упал на колени, ловя ртом воздух и хватаясь руками за живот. Его приятель посмотрел на нас испуганными глазами и начал пятиться.
   На него накинулись Билл и Джон.
   У меня было странное чувство. На подъеме после нашей эскапады в Сити-холле я хотел сделать что-нибудь еще в этом роде, но такое бессмысленное насилие было мне крайне неприятно. Ведь не должно было бы – я уже убил человека, разгромил общественное здание. И начать с того, что этих яппи я на дух не выносил, – и все равно было у меня такое чувство, что мы поступаем плохо. Если бы эти действия были бы хоть как-то спровоцированы, я бы мог их оправдать, но сейчас мне было только жалко женщину, которой Филипп дал по морде, человека, на которого он напал. Слишком часто я сам бывал жертвой, чтобы не симпатизировать другим.
   Турок начал подниматься, и Филипп снова сбил его с ног. Потом повернулся ко мне.
   – Давай за Биллом и Джоном. Отметельте его дружка.
   Я остался на месте.
   – Давай!
   Билл и Джон схватили второго. Кто-то бросился на помощь. Дело превращалось в общую свалку.
   – Туда давай! – приказал Филипп.
   Я не хотел «туда давать». Я не хотел... Какой-то хмырь в костюме от «Армани» влетел в меня на полном ходу. Он рвался к схватке, предвкушая хорошую драку. Конечно, меня он не видел и налетел на меня случайно, но даже и не думал извиняться. Вместо этого он рявкнул:
   – С дороги, мудак! – и сунул мне в лицо сжатый кулак.
   Этого мне и не хватало.
   Толпа вдруг обрела для меня лицо. Этот человек в костюме от «Армани» тут же стал для меня символом всего, что было в этих людях плохого, всего, что я в них ненавидел. Они больше не были невинными жертвами немотивированных нападений Филиппа. Это были люди, которые получали, что заслужили – по справедливости.
   И я сильно ткнул этого «Армани» в спину. Он споткнулся, выругался, повернулся резко, но Дон тут же двинул его в живот. Мужик сложился пополам, но выдержал и уже был готов дать сдачи, как Бастер ударил его сзади под колено. Он свалился.
   – Отходим! – внезапно объявил Филипп. – Давайте назад!
   Я проследил, куда он показал кивком головы. Драка все еще продолжалась, хотя дрались уже незнакомые люди. Два подбежавших охранника пытались их растащить.
   Никто не заметил нашего отсутствия.
   До меня дошло.
   Филипп перехватил мой взгляд, ухмыльнулся и кивнул, увидев, что я понял.
   – Мы рассыплемся и будем устраивать потасовки по всей толпе. Билл и Джон, вы давайте на ту сторону «Ниман Маркуса». Джеймс, Пит, Стив, устройте что-нибудь возле «Силвервуда». Бастер и Джуниор, вы мутите воду возле дальних скамеек. Томми и Дон! Вы туда, ближе к кассе. А мы с Бобом поработаем здесь.
   План работал без сучка и задоринки. Мы выбирали одного, наваливались и начинали метелить. Тут же в драку влезали другие, она ширилась, а мы отваливали.
   Вскоре в толпе образовалось несколько очагов кучи-малы, а в центре были невидимые мы.
   Оркестр уже прекратил играть, и конферансье со сцены объявил, что если немедленно не восстановится порядок, концерт будет отменен.
   А драка продолжалась, и все больше охранников подбегало откуда-то из резерва, пытаясь взять толпу под контроль.
   Филипп смотрел на всю эту сцену, удовлетворенно кивая, потом бросил на землю горсть наших карточек, некоторые положил на сиденья.
   – Неплохо вышло, – сказал он. – Теперь пошли. Нас тут нет.
   На следующий день мы оказались на первой странице «Реджистера». Заголовок гласил:
   РАЗБОРКИ БАНД НА БЕСПЛАТНОМ КОНЦЕРТЕ
   Джуниор засмеялся:
   – Разборки банд, надо же! В «Таймсе» о нашей выходке упоминания не было.
   – Спонсором концерта был «Реджистер», – сказал Джон. – Вот в чем дело.
   – Урок первый, – отозвался Филипп. – Избегать недостаточно популярных мероприятий.
   Мы все расхохотались.
   – Надо завести альбом, – предложил Джеймс. – И вырезать туда из газет все статьи о нас.
   – Отличная идея, – кивнул Филипп. – Вот ты и займешься. – Он повернулся ко мне: – А у тебя самый лучший видеомагнитофон, так что тебе поручается записывать все местные новости, если там будут говорить о нас.
   – О'кей, – согласился я.
   Но он не отвел глаз:
   – Кстати, ты знаешь, какой сегодня день?
   Я покачал головой.
   – У тебя месячный юбилей.
   Он был прав. Как я мог забыть? Ровно месяц назад я убил Стюарта.
   Светлое утреннее настроение немедленно испарилось. У меня вспотели руки и напряглась шея, когда я вспомнил сцену в кабинке туалета. Я снова услышал запах крови, почувствовал, как нож трудно входит в мышцы и упирается в кость.
   В это время ровно месяц назад я сидел у себя за столом в костюме клоуна. И ждал.
   Костюм клоуна все еще валялся у меня в шкафу.
   – Давай туда сходим, – предложил Филипп. – Посмотрим, как там теперь.
   – Нет! – воскликнул я с ужасом.
   – А почему? Ты же не скажешь, что тебе это неинтересно?
   – Ага, – подхватил Дон. – Давайте сходим. Классно будет.
   – А что он сделал месяц назад? – спросил Джуниор.
   – Убил своего босса, – объяснил Бастер.
   У старика глаза полезли на лоб:
   – Убил своего босса?
   – Мы все это сделали, – сказал Бакстер. – Каждый из нас убил своего босса. Я думал, ты знаешь.
   – Нет, я не знал. – Он минуту помолчал. – Я тоже убил босса. Но я боялся вам сказать.