Литтл Бентли. Незаметные

   Я продолжал выдавать Джейн нейтральное описание моих рабочих дней. Я говорил ей о том, как меня злит Стюарт, жаловался на более крупные проблемы, но свои ежедневные трудности, неумение вписаться в круг товарищей по работе, ощущение социального остракизма я хранил при себе.
   Этот крест нести мне.
   Через неделю после того, как я разослал компьютерные руководства, в мой офис вошел Стюарт, размахивая голубой бумажкой служебной записки. У меня был перерыв, и я читал «Тайме», но Стюарт шлепнул бумагой поверх моей газеты.
   – Прочтите! – потребовал он.
   Я прочел. Это была записка от главного бухгалтера с просьбой, не можем ли мы прислать еще один экземпляр руководства, поскольку бухгалтерия недавно получила новый компьютерный терминал. Я поднял глаза на Стюарта.
   – Ладно, – сказал я. – Сделаю еще одну копию и отошлю им.
   – Плохо! – возразил Стюарт. – Начнем с того, что вы должны были им послать нужное число экземпляров.
   – У меня был только список рассылки Гейба, – ответил я. – Я не знал, что у них еще один компьютер.
   – Это ваша работа – знать. Вы должны были спросить начальников всех отделов, сколько экземпляров им нужно, а не полагаться на устаревший список. Вы напортачили, Джонс.
   – Прошу прощения.
   – Просите прощения? Это бросает тень на весь отдел! – Он взял записку. – Я покажу это мистеру Бэнксу. Пусть он решает, как следует с вами поступить. Тем временем передайте в бухгалтерию еще одно руководство со всей доступной вам скоростью.
   – Сделаю, – ответил я.
   – Уж постарайтесь.
   Весь дальнейший день пошел под откос.
   И дома лучше не стало. Когда я приехал, Джейн готовила гамбургер с овощами и смотрела старый повтор «Армейского госпиталя». Гамбургер с овощами я всегда терпеть не мог, но никогда ей этого не говорил, и это было не то, до чего бы она сама могла догадаться.
   Подойдя к телевизору, я переключил канал. «Армейский госпиталь» мне нравился, но я был сдвинут на новостях, и если я приезжал домой вовремя, то любил их смотреть. Я нервничал, если не знал, что делается в мире, какие где катастррфы, но Джейн такие вещи совсем не беспокоили. Даже когда крутили новости, она обращала внимание только на обзор фильмов, и предпочитала смотреть повторы старых фильмов по кабельному.
   Это было причиной многих стычек.
   Она знала мое положение, знала, что я чувствую, и я не мог подавить мысли, что ее выбор сегодняшней телепрограммы был прямой провокацией, попыткой меня подстегнуть. Обычно, когда я приезжал домой, по телевизору были новости. То, что она не включила их сегодня, мне казалось просто пощечиной.
   Я попер на нее:
   – Почему новости не включила?
   – У меня сегодня был тест, и я устала. Хотела что-нибудь легкое посмотреть, чтобы меня не заставляли думать.
   Я понял, что она чувствует, и тут бы мне и бросить это дело, но я еще был заведен от Стюарта; наверное, мне надо было на ком-нибудь это сорвать.
   И мы сцепились.
   Ссора оказалась нешуточной, чуть до драки не дошло. Потом каждый из нас извинился, говорил, что сожалеет, мы обнялись, поцеловались и помирились. Она ушла в кухню кончать готовить обед, я остался в гостиной смотреть новости. Я сбросил туфли и лег на диван. Потом сообразил: я ей не сказал, что люблю ее. Мы помирились, но я ей не сказал, что люблю ее.
   Она тоже не сказала, что любит меня.
   Я задумался. Я в самом деле ее любил, и знал, что и она меня любит, но мы этих слов никогда не говорили. То есть вначале говорили, но довольно странно. Я ей сказал, что люблю ее, но не был в тот момент уверен, что говорю то, что думаю. Говорил, но слова эти были банальны и затерты, чуть ли не фальшивы. В первый раз это была скорее надежда, чем признание факта, и до сих пор мои чувства не изменились. Бывали приливы радости или облегчения и какое-то неясное ощущение неловкости, будто я ей солгал и боюсь, что она это обнаружит. Я не знаю, что чувствовала она, но для меня «любовь» было словом переходного периода, вполне приемлемым, чтобы перевести отношения парня и его девчонки в отношение живущих вместе любовников. Оно было обязательным, это слово, хотя и не обязательно правдой.
   Когда мы съехались, я перестал его произносить.
   И она тоже.
   Но мы любили друг друга. Больше, чем раньше. Просто это было... было не так, как мы себе воображали. Мы радовались обществу друг друга, нам было хорошо вместе, но когда я приходил с работы, я не срывал с нее одежду, не бросал на кухонный пол, не имел ее тут же и сразу. И она не встречала меня в одежде из узких трусов и улыбки. Это не был страстный роман, который обещали фильмы, книги, музыка и телевизор. Это было хорошо. Но это не было всепоглощающим и всегда существующим.
   Мы даже не предавались дикой страсти после размолвок, как нам бы полагалось.
   Хотя этой ночью мы занялись любовью перед сном, и это было отлично. Настолько отлично, что мне захотелось ей сказать, что я ее люблю.
   Захотелось.
   Но почему-то я этого не сделал.

Глава 5

   На работе у меня появились более существенные обязанности. Не знаю почему – то ли успешное выполнение предыдущих заданий показало мою способность справляться с более сложной работой, то ли сверху кто-то сказал, что мне пора впрягаться в воз и отрабатывать зарплату настоящим трудом. Как бы там ни было, а мне доверили написать первый пресс-релиз, потом второй, а потом уже и полный обзор ранее написанного комплекта руководств по какой-то штуке, которая называлась FIS – файловая система инвентарного учета.
   Когда я представил первый пресс-релиз – две страницы плагиата, беззастенчиво содранные с его пресс-релизов, Стюарт это никак не откомментировал. В следующем пресс-релизе я попытался уйти от стиля рекламных агентств, представляя достоинства продукта в более объективном, журналистском стиле. Снова без комментариев.
   Писать обзор было труднее. Я должен был указать, что умеет FIS и как она работает, при этом не увязнув в путанице технических деталей, и у меня на это ушла почти неделя. Закончив, я сделал копию на ксероксе и отнес ее Стюарту, который велел мне оставить ее у него на столе и освободить его офис от моего присутствия.
   Через час он позвонил.
   Я снял трубку.
   – Документация. У телефона Боб Джонс.
   – Джонс, я хочу, чтобы вы кое-что добавили к вашему обзору по FIS. Я сделаю пометки в том экземпляре, который вы мне дали, а вы впечатаете дополнения.
   – О'кей, – сказал я.
   – Потом я просмотрю его еще раз. Я должен его утвердить перед передачей мистеру Бэнксу.
   – Ладно. Я тогда... – начал я.
   Телефон щелкнул и отключился.
   А я сидел и слушал гудки. «Паразит ты», – подумал я. Потом повесил трубку и посмотрел на оригинал, который лежал у меня на столе. Странно, что Стюарт мне позвонил, чтобы сказать что-нибудь подобное. В этом не было смысла. Если он собрался править мою работу, почему просто не сделать этого и не сказать мне, чтобы я впечатал его правку? Зачем такие песни и танцы? Я знал, что у этого есть причина, но понять ее не мог.
   А Дерек смотрел на меня.
   – Задницу береги, – сказал он.
   По его тону трудно было понять, угроза это или предостережение. Я хотел уточнить у него, но он уже отвернулся и старательно скреб пером по клочку бумаги.
   Это было в среду. Когда прошли четверг и пятница, потом понедельник, вторник и еще одна среда, а Стюарт насчет моего обзора молчал глухо, я предпринял поход в его офис.
   Он сидел за столом. Дверь была открыта; он читал свежий номер «Компьютер уорлд». Я постучал в косяк двери, Стюарт поднял на меня глаза и нахмурился, когда меня увидел.
   – Чего вам надо?
   Я нервно прокашлялся.
   – Вы уже... э-э... не ознакомились ли с моей работой?
   – Что? – вызверился он на меня.
   – Тот обзор, что я на прошлой неделе написал по FIS. Вы сказали, что вернете его мне, потому что хотите, чтобы я кое-что добавил?
   – Еще не смотрел.
   Я неловко помялся.
   – Да, но вы говорили, что должны будете его утвердить перед отправкой мистеру Бэнксу?
   – Чего вы хотите? Похлопывания по плечу каждый раз, когда выполните простую работу? Так я вам прямо тут и скажу, Джонс: у нас так не делается. И если вы воображаете, что я вам позволю вместо работы шляться тут с постной рожей и ждать, пока погладят ваше самолюбие, так вы ошибаетесь. За выполнение обычной работы здесь медалей не дают.
   – Но ведь я не для этого...
   – Для чего же, в таком случае?
   Он глядел на меня немигающим взглядом и ждал ответа.
   А я не знал, что сказать. Я совсем смешался. Я не ожидал такого явного афронта и вообще не понимал, что происходит.
   – Извините, – как-то промямлил я. – Я, значит, не понял, что вы сказали. Я тогда пойду к себе.
   – Давно пора.
   Может быть, мне померещилось, но я думаю, он хихикнул, когда я вышел.
   Вернувшись, я нашел у себя на столе записку от Хоуп, на ее личной розоватой бумаге. Я поднял ее и прочел: «День рождения Стейси. Подпиши открытку и передай Дереку. Увидимся за ленчем!»
   К записке скрепкой была прикреплена поздравительная открытка с изображением группы мультяшных зверей в джунглях, которые приветственно махали лапами. Под ними была подпись: «От всего стада!»
   Я развернул открытку и посмотрел на подписи. Там подписались все программисты, кроме Стейси, а еще Хоуп, Вирджинии и Лоис. Каждый из подписавшихся еще черкнул пару слов от себя. Я совсем не знал Стейси, но все же взял перо и написал: «Счастья в день рождения!» и подписался.
   Я передал открытку Дереку.
   – В котором часу ленч? – спросил я.
   Он взял открытку:
   – Какой ленч?
   – Ну, день рождения Стейси, наверное.
   Он пожал плечами, не ответил, подписал открытку и положил обратно в конверт. Не замечая меня больше, он вышел из офиса и открытку взял с собой.
   Я хотел ему что-нибудь сказать насчет того, какой он противный тип, но не сказал, как всегда, ничего.
   Через десять минут у меня зазвонил телефон; я снял трубку. Это был Банке. Он хотел, чтобы я поднялся к нему в офис. Я не был там со своего первого дня, и первая мысль у меня была, что меня увольняют. Я не знал, почему или за что, но решил, что они со Стюартом нашли наконец благовидный предлог.
   Ожидая лифта, я нервничал. Свою работу я не любил, но определенно не хотел ее терять. Я смотрел, как едут вниз цифры на табло, и ладони у меня потели. Путь бы Бэнкс не вызывал меня к себе. Уж если меня увольняют, сообщили бы письменно. Я совсем не умел держаться в момент личных конфликтов.
   Открылись двери лифта. Оттуда вышла женщина в ярком цветастом платье, я вошел и нажал кнопку пятого этажа.
   Бэнкс ждал меня в офисе, расположившись в кресле за массивным столом. Он не поздоровался и не встал, когда я вошел, но показал мне рукой, чтобы я сел. Я хотел вытереть ладони о штаны, но он смотрел на меня в упор, и я знал, что это будет слишком заметно.
   Бэнкс наклонился вперед:
   – Рон говорил вам насчет GeoComm?
   Я мигнул, тупо глядя на него.
   – Э-э... нет.
   – Это геобаза, которую мы разрабатываем для городов, графств и муниципальных управлений. Вы знаете, что такое геобаза?
   Я покачал головой, все еще не понимая, к чему он клонит.
   Он посмотрел на меня так, будто я ему донельзя надоел.
   – Геобаза – это означает географическую базу данных. Она дает пользователю возможность...
   Но я уже отстроился от его волны. До меня дошло, что я не теряю работу. Мне дают новое задание. Я должен буду написать инструкции к новой компьютерной системе. Не по отдельным аспектам, не переписывать по страничке, а написать полное руководство.
   Меня не увольняли. Меня повышали.
   Бэнкс вдруг остановился.
   – Вы собираетесь записывать? – спросил он недовольно.
   – Я не захватил блокнот, – признался я.
   Он тяжело вздохнул, достал пачку желтоватой бумаги из верхнего ящика стола и протянул мне.
   Я вынул из кармана ручку и стал записывать. Когда через час я вернулся в офис, было чуть больше половины двенадцатого. Дерека уже не было. Я положил на стол свои заметки и бумаги, полученные от Бэнкса и пошел в закуток к Хоуп. Ее тоже не было.
   И программистов.
   И Вирджинии с Лоис.
   Все они ушли на праздничный ленч.
   Я поступил, как всегда: подождал до четверти первого, когда большинство сотрудников покинули здание, поехал в «Макдональдс», купил еду через окно для автомобилей и поел в машине в ближайшем городском парке. Не знаю почему, но мне было обидно, что меня никто не подождал. Ничего другого я и не должен был ожидать, но меня попросили подписать открытку, Хоуп написала: «Увидимся на ленче!», и я позволил себе думать, что меня и в самом деле приглашают и ждут. Я ел чизбургер, вытащив оттуда огурцы, слушал радио и глядел из окна на пару подростков, которые резвились неподалеку на одеяле.
   Обратно я ехал в еще более подавленном состоянии.
   С ленча все вернулись на полчаса позже. Я шел от стола к столу, раздавая внутренний телефонный справочник, который Стюарт оставил у меня в ящике входящих и велел раздать, и мимо меня прошли Вирджиния и Лоис, направляясь в комнату стенографисток. Они обе шли медленно и обе держали руки возле явно наполненных животов.
   – Я переела, – сказала Лоис.
   – Я тоже, – согласилась Вирджиния.
   – Как оно было? – спросил я.
   Вопрос был с подтекстом. Я хотел, чтобы они почувствовали себя виноватыми, что меня не подождали. Как Чарли Браун в рождественской комедии, когда язвительно благодарит Вайолет за открытку, которую она забыла послать.
   – Что именно? – подняла на меня глаза Вирджиния.
   – Как прошел ленч?
   – Что ты имеешь в виду?
   – Просто любопытствую.
   – Но ты же там был!
   – Нет, не был.
   Лоис нахмурилась:
   – Да был же! Я же с тобой говорила. Я тебе рассказывала, как моя дочь попала в аварию. Я заморгал:
   – Но меня там не было! Я все время был здесь.
   – Ты уверен?
   Я кивнул. Конечно, уверен. Я знал, куда я ездил на ленч, знал, что делал, но почему-то все равно меня пробрал холодок, дурацкая мысль, что у меня тут есть двойник, дубль, который меня изображает.
   – Ха! – Лоис покачала головой. – Странно. Я бы могла поклясться, что ты там был.

* * *

   Меня игнорировали. Все.
   Сначала я не замечал, до какой степени, потому что компания никак не была одной счастливой семьей. Отличное и безличное место для работы, где даже друзья не много имели случаев переброситься словом в коридорах, кроме краткого «привет!».
   Но вроде бы все даже как-то отклонялись от своих путей, чтобы меня не замечать.
   Я пытался об этом не думать, пытался не тревожиться. Но тревожился. И каждый рабочий день мне об этом напоминал – каждый день в офисе с Дереком, каждый раз, когда я выходил в коридор, во время каждого перерыва или ленча.
   Кажется, несерьезно было так погружаться в свои проблемы, быть так постоянно сосредоточенным на самом себе. Я в том смысле, что в странах третьего мира каждый день люди умирают от болезней, которые современная наука не может искоренить. В нашей собственной стране есть бездомные и голодающие, а я переживал только из-за того, что не мог законтачить со своими коллегами.
   Но у каждого свой мир.
   И в моем мире это было важно.
   Я думалрассказать об этом Джейн, хотелрассказать, даже собиралсяэто сделать, но как-то каждый раз не получалось.
   В пятницу в четыре часа Хоуп раздавала чеки, как обычно. Я сказал спасибо, когда она дала мне мой, и открыл конверт взглянуть на чек.
   Там было на шестьдесят долларов меньше, чем должно было быть.
   Я посмотрел на Дерека:
   – У тебя с чеком все в порядке?
   Он пожал плечами:
   – Не знаю, не смотрел.
   – А можешь проверить?
   – А тебе какое дело?
   – Ну, ладно.
   Я встал и пошел с чеком в конец коридора в офис Стюарта. Как обычно, он сидел у себя за столом и читал компьютерный журнал. Я постучал в косяк двери, но он не поднял глаз, и я вошел.
   Стюарт посмотрел на меня мрачно:
   – Что вы тут делаете?
   – У меня проблема, – сказал я, – и мне нужно с вами поговорить.
   – Что за проблема?
   У него перед столом стоял свободный стул, но он не предложил мне сесть, и я остался стоять.
   – В моем чеке не хватает шестидесяти долларов.
   – Я ничего об этом не знаю.
   – Я знаю, – ответил я, – но вы – мой начальник.
   – И что из этого следует? Что я отвечаю за все, что с вами происходит?
   – Нет, но я думал...
   – А вы не думайте. Я ничего не знаю о ваших мелочных проблемах с чеками, и, честно говоря, Джонс, мне это все равно. – Он взял журнал и снова стал его читать. – Если у вас есть вопросы, идите в бухгалтерию.
   Я посмотрел на чек, на приложенный расчетный листок и заметил то, чего раньше не увидел. Я прокашлялся.
   – Здесь в графе отработанных часов сказано, что я на прошлой неделе отработал только четыре дня.
   – Ну, значит, в этом дело. Потому и сумма меньше. Дело закрыто.
   – Но я же работал пять!
   Он опустил журнал:
   – И вы можете это доказать?
   – Доказать? Вы меня видели. В понедельник я помогал вам составлять письмо в «IBM» и перепечатывал страницу инструкции для новой клавиатуры. Во вторник я вместе с вами и мистером Бэнксом обсуждал GeoComm. Во вторник и в среду я работал над списком функций GeoComm. В пятницу я сдал сделанное и начал работу над системой еженедельного отчета.
   – Я не обязан следить за каждым мелким шагом каждого мелкого служащего в этой организации. Честно говоря, Джонс, я не знал раньше за бухгалтерией подобных ошибок. Если они говорят, что вы работали только четыре дня, я вполне готов им поверить.
   И он вернулся к своему журналу.
   Я уставился на него. Это был оруэлловский кошмар, «Уловка-22» в реальной жизни. Я не мог поверить, что это на самом деле. Я заставил себя сделать глубокий вдох. За много лет я выработал у себя иммунитет к подобным рассуждениям – абстрактно. Я знал о молотках за триста долларов, которые покупает Пентагон, я имел дело с кабельной компанией, и вполне как должное мог воспринять любой абсурд современного мира, в котором я жил. Но встретиться с таким образом мыслей лицом к лицу и на таком личном уровне – это не просто было неимоверным, это бесило.
   Стюарт уже меня в упор не видел, демонстративно слюня палец и переворачивая страницы журнала.
   Он улыбался про себя, паразит, и меня подмывало дать ему по морде – вот так обойти вокруг стола и хлестнуть пощечиной, стереть эту мерзкую усмешку с наглой рожи отличника.
   Вместо этого я повернулся и вышел, направляясь прямо к лифту. Бухгалтерия была на третьем этаже рядом с кадрами, и по дороге туда я заметил Лизу за барьером. Я не обратил на нее внимания и пошел прямо по главному коридору в сторону, противоположную конференц-залу.
   Я поговорил с клерком, затем с бухгалтером, затем с финансовым директором, и, хотя я почти ждал, что мне сейчас предложат взять у Стюарта справку, подтверждающую обстоятельства каждого моего рабочего дня прошлой недели, директор всего лишь извинился за ошибку и предложил мне получить чек с оплатой разницы в понедельник.
   Я сказал спасибо и ушел.
   Дома я рассказал об этом Джейн, выложив все, как было, но не мог передать то чувство досады и беспомощности, которое испытал перед Стюартом, когда он не верил мне и был полностью убежден в непогрешимости системы. Сколько я ни говорил, я не мог заставить ее понять свои ощущения, и я взбесился от того, что она не понимала, и оба мы легли спать разозленные.

Глава 6

   Не знаю, почему моя работа влияла на отношения с Джейн, но так это получалось. Я стал излишне резок, стал сердиться на нее без причины. Наверное, я срывал на ней злость за то, что застрял на этой тупиковой работе. Это было глупо и неразумно – она все еще училась и подрабатывала, так что она никак не могла быть со мной в одной лодке – но я все равно срывал досаду на ней и чувствовал себя за это виноватым. Все те мучительные месяцы, когда я не мог найти работу, она все время была со мной. Она не давила на меня, она только поддерживала. И мне самому было стыдно, что я теперь так с ней обращаюсь.
   А от этого еще больше на нее взъедался.
   Что-то со мной творилось неладное.
   Я навестил родителей, когда впервые получил работу, но с тех пор мы не говорили, и, хотя Джейн все время мне напоминала, я откладывал и откладывал следующий визит. Мамочка меня всегда поддерживала, отец был счастлив, что я нашел работу наконец, но особенного восторга они не испытывали, и меня это как-то сбивало с толку. Я не знаю, какой работы они ждали от меня после окончания колледжа, но явно она должна была быть лучше, чем эта, и мне еще более неловко было бы обсуждать мою работу с ними сейчас, чем тогда.
   Родителей своих я любил, но мы не были самой тесной семьей в мире.
   И с Джейн мы были уже не так близки, как раньше. До недавнего времени мы жили в одной малой вселенной, вселенной студентов колледжа, и свободное время проводили вместе, и делали одно и то же. Но теперь появились различия, трещины. Мы уже не попадали в одну фазу. Я работал с восьми до пяти, приезжал домой – и это был конец моего дня. Я отдыхал, читал, смотрел телевизор. У нее были вечерние занятия по вторникам и четвергам, и в эти вечера она приходила только после девяти. По понедельникам, средам и пятницам она выполняла домашние задания или придумывала занятия для детей, которых пасла на своей подработке.
   Выходные она торчала в библиотеке или в спальне, обложившись книгами.
   У меня выходные были свободными, но я все никак к этому не мог привыкнуть. Честно сказать, я не знал, куда себя девать. В годы учебы я либо подрабатывал, либо, как Джейн, делал домашние задания. Два свободных дня, когда мне было нечего делать, разбалтывали меня невыносимо. Сколько-то времени можно было убить на работу по дому, на телевизор, на чтение. И все это мне быстро надоедало, и свободное время ложилось на меня грузом. Иногда по выходным мы с Джейн выходили на закупку бакалеи или на утренний сеанс в кино, но чаще всего она занималась своей учебой, а я был предоставлен сам себе.
   В одно из таких воскресений я оказался в торговом центре Бри возле музыкального магазинчика, покупая кассеты, которые мне на самом деле были не нужны – просто от нечего делать. Прихватив несколько бесплатных образцов от Гикори Фармз, я вдруг заметил Крейга Миллера, выходившего из магазина электроники. И почему-то воспрянул духом. Я не видел Крейга с окончания колледжа, и пошел к нему, улыбаясь и махая рукой.
   Он явно меня не видел и продолжал идти, как шел.
   – Крейг! – крикнул я.
   Он остановился, нахмурился, оглядел меня. Секунду на его лице было непонимание, будто он меня не узнает, но потом он улыбнулся.
   – Ну, привет! – сказал он. – Давненько не виделись.
   Он протянул руку, и мы поздоровались, хотя это было как-то странно и формально.
   – Так что ты теперь делаешь? – спросил я.
   – Все учусь. Собираюсь получать магистра по политологии.
   Я усмехнулся:
   – А в «Эрогенную зону» по-прежнему захаживаешь?
   Он покраснел. Я удивился. Никогда не видал, чтобы Крейга что-то могло смутить.
   – Ты меня там видел?
   – Ты же меня туда приводил, помнишь?
   – А, да.
   Еще минутное молчание, и неуклюжее, потому что я не знал, что сказать, и Крейг тоже. Странно. У Крейга язык никогда не отключался, и никогда не было паузы, которую он бы не заполнил. Сколько я его помню, он никогда не лез в карман за словом. Всегда парочка была у него наготове.
   – Ладно, – сказал он, переминаясь с ноги на ногу. – Мне вообще-то пора. Я уже должен быть дома. Если опоздаю, Дженни меня убьет.
   – Как Дженни? – спросил я.
   – Отлично, все путем.
   Он кивнул. Я кивнул. Он посмотрел на часы.
   – Ну, я пошел. Рад был повидаться, э-э...
   И он посмотрел на меня и тут же понял свою ошибку.
   Я перехватил его взгляд и понял.
   Он меня не узнал.
   Он не знал, кто я.
   Было такое чувство, будто мне хлестнули по морде. Будто меня предали. Я смотрел, как он пытается вспомнить мое имя.
   – Боб, – подсказал я.
   – Черт, конечно, Боб! Извини. На секунду забыл. – Он потряс головой, пытаясь обратить все в шутку. – Склероз.
   А я только смотрел на него. Забыл? Мы держались вместе два года. Из всех моих знакомых в колледже Бри он был ближе всего к тому, что можно назвать другом. Я не видел его пару месяцев, и он уже полностью забыл имя старого приятеля.
   Теперь я понял, почему он держался так скованно и официально. Он не знал, кто я, и пытался в разговоре это скрыть.
   Я подумал, что сейчас он постарается это исправить. Он меня знал. Он меня помнил. Я думал, что он сейчас станет раскованнее, перестанет держаться так напряженно и отстраненно и начнется у нас нормальный, настоящий, личный разговор. Но он снова глянул на часы и сказал:
   – Извини, но в самом деле мне пора. Рад был тебя видеть.
   И он удалился, равнодушно махнув мне рукой, быстро пробираясь сквозь толпу подальше от меня.
   Я смотрел, как он исчезает, все еще ошеломленный. Что за черт? Я посмотрел налево. Ряд телевизоров в магазине электроники показывал знакомую рекламу пива. Группа студентов колледжа с пивом и картофельными чипсами собирались смотреть футбол. Ребята все были приятной наружности и в хорошем настроении, в мире с собой и друг с другом, потрепывали друг друга по плечам и похлопывали по спинам.
   У меня в колледже жизнь была не такой.
   Сцена с веселыми людьми, садящимися вокруг телевизора исчезла за крупным планом вспененной кружки пива, заслоненной эмблемой компании.
   У меня не было в колледже группы друзей, компании, с которой мы вместе ходили бы. У меня вообще не было настоящих друзей. Были Крейг и Джейн, и это все. По воскресеньям я не смотрел футбол в обществе приятелей, а торчал один у себя в комнате и занимался.