Литтл Бентли. Незаметные

   Джо сдался.
   – Извините, – заговорил он. Облизал губы. – Я просто... Я...
   Он беспомощно смотрел на Филиппа. Филипп несколько секунд сохранял бесстрастное выражение. Потом несколько раз моргнул, и, наконец, кивнул головой.
   – О'кей, – сказал он. – Выяснили. – Он сунул пистолет в карман. – Следует ли понимать это так, что вы не возражаете против вступления Джима в нашу компанию?
   – Да ради Бога. – Мэр посмотрел на Джима и заставил себя улыбнуться. – Извини, – сказал он. – Без обид?
   – Без обид.
   – Вот на это и посмотреть приятно.
   Что-то странное было в поведении Филиппа, что-то тревожащее было в его образе действий. Я вспомнил, как мне однажды показалось, что он маниакально-депрессивен.
   Душевнобольной?
   Я посмотрел на Джеймса, он – на меня, и я знал, что он думает то же самое. Он отвернулся.
   А Филипп все кивал.
   – Снова живем дружно. Вот на это и посмотреть приятно. Снова дружно.
   Мы провели с Джимом целый день, шатаясь по городу, рассказывая ему о наших прошлых жизнях и о теперешних. Он сразу запал на Мэри, и это чувство явно было взаимным. Мы с Джеймсом обменивались понимающими улыбками, глядя, как эти двое не слишком ловко все время находили предлоги стоять или сидеть рядом. У меня было такое чувство, что все остальные террористы теперь гораздо реже будут видеть Мэри у себя в кровати.
   Филипп по-прежнему был напряжен, как свернувшаяся змея. Весь день он метался с места на место, входил и выходил, резко вмешивался в разговоры и так же резко от них отключался. Казалось, он ждет чего-то, и ждет с тревогой.
   После обеда, когда стемнело, поднялся сильный ветер, и мы сидели в комнате Джо и смотрели телевизор. Вдруг Филипп вскочил и выбежал из дома, рывком распахнув дверь. Несколько секунд он стоял у входа, тяжело дыша. Потом покачал головой.
   – Я должен идти, – сказал он. – Должен убраться отсюда.
   Я встал, нахмурившись, и подошел к нему.
   – Куда идти? О чем ты?
   – Ты не поймешь.
   – А ты попробуй объяснить.
   Он задумался, потом снова качнул головой.
   – Спасибо. Но... нет. Не надо. – Он вышел наружу и на крыльце обернулся. – Не ходи за мной, – сказал он. – Никто за мной не ходите.
   И он ушел в ночь, в темноту, а я остался глядеть ему вслед из открытой двери, где он только что стоял, и слушал его удаляющиеся шаги, пока их не заглушил шум ветра пустыни.

Глава 17

   Филипп не возвращался неделю. Когда он вернулся, это был прежний Филипп, энергичный и жизнерадостный, полный планов насчет того, что Джо может сделать, чтобы одновременно помочь Незаметным и продвинуть свою политическую карьеру.
   Мы в его отсутствие впали в спячку, не зная, вернется ли он, и что нам делать, если нет. До тех пор я не понимал, как мы все от него зависим. Несмотря на все наши споры и несогласия, несмотря на мои периодические попытки отдалиться от него, я полагался на Филиппа так же, как и все остальные, и я знал, что ни у кого из нас нет ни общей перспективы, ни способностей лидера, чтобы занять его место и возглавить организацию.
   Тогда, когда уже начинало казаться, что нам в самом деле придется принимать решения на свой страх и риск, Филипп вернулся и повел себя так, будто ничего необычного не случилось, и снова стал строить планы и говорить нам, что делать.
   Я хотел с ним поговорить о том, что произошло, хотел поговорить и с остальными, но почему-то этого не сделал.
   Джо был нашей связью с реальным миром. Он определенно был Незаметным, но каким-то образом, то ли в силу природных качеств, то ли своего положения, он умел заставить не Незаметных его замечать. Он мог с ними общаться, и они его слушали.
   После своего возвращения Филипп первым делом попросил Джо поискать, нет ли в городских службах других Незаметных, и поставить их на дающие власть посты.
   – У них на службе их никогда не повысят, потому что их просто не замечают. Их не видят, и никто не вспомнит о них, когда открывается вакансия.
   – Я не уверен, что смогу распознать Незаметных, – засомневался Джо.
   – Я смогу, – заверил его Филипп. – Достань мне распечатки списка всех городских служащих вместе с личными делами. Мы с этого начнем, и таким образом сузим поиск. Затем ты их вызовешь на встречу в городской совет, представишь меня как эксперта по организации труда или что-нибудь в этом роде, и я на них посмотрю. Если мы кого-нибудь найдем, мы с ним поговорим и решим, куда его поставить.
   – Но что будем делать после этого?
   – Посмотрим.
   Среди служащих сити-холла Незаметных не оказалось. Проверка компании, которая взяла у города подряд на обрезку деревьев и уход за парками, тоже ничего не дала.
   Мы встречались реже, чем сами думали. Но все это Филиппа не обескуражило. Он собрал нас вместе, задавал нам вопрос за вопросом, написанные им самим по разным темам, и по нашим ответам вывел тест, который назвал ТСС – тест склонностей и способностей. Он с помощью Джо провел через городской совет постановление, что все школы Дезерт-Палмз должны провести у себя ТСС до конца текущего учебного года.
   – Так мы их выловим еще в молодые годы, – объяснил Филипп.
   Тем временем он и Джо перевернули горы кадровых распечаток и отчетов по трудовым ресурсам в поисках городских служащих, у которых показатели затраченного на работу времени и достигнутых результатов были наиболее средними и не выдающимися. Филипп поставил себе целью избавиться от тех, кто работал совсем плохо, понизить по службе тех, кто показывал отличные результаты и навалить на них основную массу работы, а повысить тех, кто был самым средним, самым ординарным, самым похожим на нас.
   – Посредственность должна вознаграждаться, – провозгласил он. – Только так мы сможем заслужить к себе уважение.
   Для всех нас остальных дни стали более однообразными. Не имея близкой цели, для которой надо было работать, мы стали распускаться. Снова мы стали ходить днем в кино, шататься по магазинам. Мы заходили в пятизвездочные заведения отдыха, плавали в их роскошных бассейнах. По вечерам мы ходили в ночные клубы. Мы веселились, докучая знаменитостям, ставя им ножки во время танцев и глядя, как они неуклюже падают к тайному восторгу смотрящих на них обычных людей. Мы задирали юбки знаменитым женщинам и сдергивали штаны с самых претенциозных мужчин, обнажая, кто из них носит белье, а кто нет. Я всегда считал Палм-Спрингз местом обитания бывших знаменитостей, но удивительно, сколько молодых актеров и звезд мыльных опер и современных антрепренеров набивались на уик-энд в местные клубы.
   В одном клубе в женском туалете Стив и Пол изнасиловали блондинку, которая снималась в главной роли в комедии, идущей по субботам на «Си-би-эс». Хвастаясь после этого ее шелковыми трусами как трофеем, Стив сказал:
   – И ничего особенного. Наша Мэри ужникак не хуже.
   – Знаменитости ничем от нас не отличаются, – согласился Пол. – Не понимаю, что люди в них находят.
   Я ничего не сказал.
   Когда об изнасиловании узнали Филипп и Джо, они пришли в ярость. Филипп нам прочел нотацию насчет совершения преступлений в Дезерт-Палмз.
   – Где ешь, там не сри! – сказал он. – Хоть это вы, мудаки, можете понять?
   Интересно было замечать, как изменился Филипп после «операции». Он последнее время стал весьма консервативен, отстраняясь от главных средств терроризма, поборником которых был раньше, и маневрируя лишь в жестких границах системы.
   Должен признать, мне нравился этот консервативный подход.
   Примерно через месяц я возвращался из книжного магазина по почти пустой улице, и на меня налетела какая-то женщина. Она испустила удивленный возглас, застыла в недоумении и испуге, оглядываясь по сторонам.
   Она меня не видела.
   Вообще.
   Первая мысль у меня была, что она слепа. Но почти сразу я понял, что дело не в этом. Она просто была неспособна меня увидеть – я для нее был полностью прозрачен. Я стоял и смотрел, как она вертит головой, потом спешит прочь, оглядываясь то и дело через плечо в поисках невидимого хулигана.
   Я остолбенел, не зная, как реагировать. На минуту я задумался, посмотрел в обе стороны вдоль улицы, выискивая кого-нибудь еще. Заметил бродягу на автобусной остановке, поспешил к нему. Это был человек в грязном пальто, с густой бородой, и он смотрел через улицу, не отводя глаз от дома напротив. Я облизал губы, сделал глубокий вдох и начал перед ним прохаживаться. Его глаза за мной не следили.
   Я остановился и сказал:
   – Привет!
   Ответа на было.
   Я хлопнул в ладоши у него над ухом. Ничего.
   Я толкнул его в плечо.
   Он удивленно подпрыгнул и испустил краткое восклицание, дико озираясь.
   Он тоже меня не видел.
   И не слышал.
   – Они вернулись! – заорал он и побежал прочь по улице.
   Я тяжело опустился на скамейку.
   Мы перешли на следующую стадию.
   Когда это случилось? В эту ночь, или мы постепенно выпадали из поля зрения людей?
   Автобус прошел мимо. Водитель не увидел меня на остановке и не затормозил.
   Я понял, что мы полностью свободны. Даже минимальные ограничения, наложенные нашей остаточной видимостью, теперь сняты. Мы можем делать все, что захотим, когда захотим, где захотим, и никто никогда не узнает.
   Но...
   Но что-то мне не хотелось рассказывать об этом остальным. Что-то не был я уверен, что им это следует знать. Было у меня такое чувство, что это может нас отбросить назад, что какими бы мы сейчас ни были, до чего бы ни дошли в своей эволюции – все это тут же будет забыто, и придется нам делать снова то, что уже сделано. Мы сразу начнем пытаться использовать преимущества своей невидимости и придем в конце концов к бессмысленным играм.
   Кроме того, я должен был признать, что открывшаяся передо мной перспектива свободы меня пугала. Мне не нравилось летать под куполом без сетки, я себе не доверял.
   И остальным доверял еще меньше.
   Хватит ли у нас чувства ответственности для владения такой безграничной самостоятельностью?
   Я вернулся к Джо, все еще не зная, что скажу, не зная, скажу ли что-нибудь вообще. Джона, Билла и Дона не было, но Филипп, к счастью, был – зашел на ленч. Все остальные собрались в гостиной – смотрели телевизор, читали журналы, трепались.
   Я решил, что какую-то часть надо им сообщить. Но под сурдинку.
   – Не хочу никого пугать, – начал я, – но только что я шел из магазина, и на меня налетела женщина. Она меня не видела.
   – Открытие! – фыркнул Пол, поднимая глаза от журнала.
   – Нет, она вообще меня не видела. Не просто не замечала. Она просто смотрела сквозь меня. – Я оглядел комнату и нервно откашлялся. – Получается, что мы как-то... наше состояние... ухудшается? Когда-то Джеймс говорил, что мы можем стать невидимыми супергероями, ловить преступников и вообще... Как вы думаете, не пора нам этим заняться? Или только я это заметил?
   Мои слова были встречены молчанием. У Филиппа был такой вид, будто ему неприятно.
   Я рассказал им о своем эксперименте с бродягой.
   – Я тоже замечаю разницу, – сообщил Пит. – Только я никому не хотел говорить, думал, что это мое воображение, но с тех пор, как мы убрали этих шишек у власти, как-то стало по-другому.
   Томми повернулся к Филиппу:
   – Это как прогрессирующая болезнь? Так оно с нами?
   Филипп вздохнул:
   – Не знаю. Я тоже это заметил. Я только пока ничего не хотел говорить. Не хотел никого пугать.
   Сидящая на диване Мэри взяла за руку Джима. По телевизору крутили рекламу новых тампонов. Все было не так, как я думал. На улице мне казалось, что меня выпустили из клетки и заставили летать в открытом небе без границ.
   Сейчас было такое чувство, будто, на меня наваливаются стены тюрьмы. Я был изолирован и одинок, несмотря на присутствие других.
   – Так что мы будем делать? – спросил Томми. Филипп встал.
   – А что мы можемсделать? – Он глубоко вздохнул. – Мне надо возвращаться к работе. Я поговорю с Джо, узнаю, что он думает. Он –половина на половину, может быть, он увидит это с другой стороны.
   – Может быть, он тоже нас больше не будет видеть, – предположила Мэри.
   Филипп вышел из гостиной, не глядя на нас. Уходя, бросил:
   – Я должен вернуться к работе.

* * *

   Мы были невидимы, но это мало что изменило. По крайней мере меньше, чем я думал. Здесь, под солнцем, в средоточии богатства, с посредником между нами и обычными людьми в лице Джо, временно исчезало то чувство отчуждения, которое меня преследовало.
   Джо видел нас не хуже, чем раньше.
   Для него мы не исчезали.
   Пока что.
   Филипп продолжал работать полный день, стараясь законными путями улучшить наше положение и привлечь к нам внимание. Остальные жили, как прежде.
   Однажды вечером, зайдя в «Сиззлер» и навалив себе на тарелки все, что можно было набрать у стоек, мы потом вышли на людный тротуар и пошли в магазинчик звукозаписей украсть несколько лент и компактов. Неожиданно Филипп отвел меня в сторону.
   – Я хочу с тобой поговорить.
   – О чем?
   Он остановился, давая остальным пройти немного вперед.
   – За нами следят, – сказал он. Помолчал и добавил: – Боюсь, они напали на след.
   – Кто?
   – Те, в серых костюмах.
   Я покрылся гусиной кожей.
   – Они нас нашли?
   – Так я думаю.
   – Когда ты это обнаружил?
   – Где-то неделю назад.
   – Это просто «чувство» или ты их видел?
   – Видел.
   – Почему они ничего не сделали? Почему не схватили нас или не убили?
   – Не знаю.
   Я оглянулся посмотреть, нет ли их сейчас около нас, но увидел только туристов в футболках и местных.
   – Как ты думаешь, кто они? Он пожал плечами:
   – Кто знает? Может быть, правительство, ФБР или ЦРУ. Мы для них были бы классными шпионами. Как я понимаю, они нас и создали. Может быть, нашим родителям давали какие-нибудь лекарства, подвергали какому-то облучению...
   – Ты так думаешь? Ты думаешь, поэтому мы Незаметные?
   Мне надо было бы ощутить ужас, гнев при этой мысли, но вместо этого я почувствовал оживление, подумал, что наконец-то у меня есть конкретное объяснение, почему мы стали такими, как мы есть. Он медленно покачал головой:
   – Нет. Но я думаю, что они о нас узнали. Я думаю, они знают, кто мы, и потому за нами наблюдают. – Он минуту помолчал. – Я думаю, мы должны их убрать.
   – Нет, – сказал я. – Хватит. Я совершил столько убийств, что хватит на две жизни. Я не собираюсь.
   – Тебе понравилось, когда мы убирали этих денежных ребят. Не отрицай.
   – Это другое дело.
   – Ты прав. Те ребята собирались уволить Джо и поставить нового мэра. Эти убили Бастера. И они собираются убить нас. Это другое дело.
   – Послушай, я не...
   – Тес! – резко и тихо сказал Филипп. – Приглуши громкость.
   – Зачем?
   – Я не хочу, чтобы остальные это слышали.
   – Почему?
   – Не хочу их волновать.
   – Волновать?После всего, что они уже испытали...
   – Потому что. Вот тебе и все почему. Хватит с тебя такого объяснения? – Он посмотрел на меня. – Я тебе говорил, что у меня бывают наития? Предчувствия? Так вот, сейчас у меня предчувствие, что остальным говорить не надо.
   Мы минуту помолчали.
   – А что такое эти «предчувствия»? – спросил я. – Что они такое на самом деле? Экстрасенсорное восприятие, телепатия, чего-нибудь такое?
   – Не знаю.
   – Я тебе не верю. Он молчал.
   – Ну, наверное, вроде экстрасенсорного восприятия, – сказал он наконец. – А скорее, как гадание. Они всегда относятся к будущему и всегда оказываются правдой. Я не вижу картин или образов. Это не бывает связным сообщением. Я просто... просто знаю.
   – Почему ты в прошлом месяце ушел в ту бурю? Зачем исчез на неделю?
   – Надо было.
   – Что ты делал, пока тебя не было?
   – Это не ваше дело.
   – Мое.
   Он посмотрел мне прямо в глаза.
   – Нет, не твое.
   – Но это ведь связано, правда? Это связано с твоими «предчувствиями».
   Он вздохнул.
   – Скажем так, что я должен был уйти и... и кое-что сделать. Если бы я этого не сделал, нам пришлось бы плохо. Всем нам. Если бы я тебе рассказал подробности, ты не увидел бы в этом смысла – я сам его не вижу, – но это правда, и я знаю, что это правда, и... и это то, что случилось.
   – Почему ты нам всем про это не рассказал? Мы бы...
   – Потому что вы бы не поняли. И потому что это не ваше дело.
   Мы медленно шли по тротуару и теперь были напротив магазина звукозаписей. Все уже вошли внутрь, кроме Пита, который нас ждал у входа.
   – Я знаю, что вы обсуждаете что-то, что мне слышать не полагается. Но только вы не про тех в костюмах?
   – А что?
   – Я знаю, что они здесь. Я одного видел возле «Сиззлера».
   Филипп оттащил его от двери.
   – Кто еще знает?
   Он пожал плечами:
   – Понятия не имею. Наверное, никто. Я никому еще пока не говорил. Я думал, сначала надо поговорить с тобой.
   – Ты надежный мужик. Пит, – улыбнулся Филипп.
   Я снова огляделся.
   – Сейчас их тут нет, – сказал Филипп.
   – Так что будем делать? – спросил Пит.
   – Уберем их, – ответил Филипп.
   Я покачал головой:
   – Они тут не одни. Они работают на кого-то. Они уже сообщили своим боссам по радио или по телефону, что мы здесь. Пусть мы их убьем, явятся другие. Надо отсюда уматывать.
   Филипп на секунду задумался.
   – Ты прав, может быть, – признал он. – Но одно точно: надо сказать остальным. Пусть проголосуют. В любом случае нельзя тут сидеть и ничего не делать. Это опасно. Или надо их убирать, или делать ноги, или и то и другое.
   – Согласен.
   – Тогда ладно. Давайте двинем домой. Время заседания.

* * *

   Мы проголосовали остаться. И спрятаться.
   Голосование было анонимным для всех, кроме Филиппа. Каждый, казалось, устал от убийств, и несмотря на то, что случилось с Бастером, никто не был в настроении мстить. Мы все перепугались и хотели только затаиться.
   –Но куда податься? – спросила Мэри.
   – В новом квартале на юге полно хороших домов, – предложил Джо.
   – А какой туда подход? – спросил Филипп. – Есть ворота? Сколько дорог въезда и выезда? Сможем мы организовать охрану?
   – Не беспокойся.
   – Эти ребята не шутят, – сказал Филипп. – Если они сюда явились, у них есть причина. Они уже убили одного из нас...
   – Джо может сказать об этих парнях начальнику полиции, – заметил Тим. – Их можно скрутить за приставание к людям или еще что-нибудь в этом роде. Тогда мы узнаем, кто они и зачем за нами охотятся.
   – Так и сделаю, – кивнул Джо. Филипп остановился только на секунду.
   – Ладно, – согласился он. – Только осторожнее. Если они узнают, что ты из наших, могут попытаться взять и тебя.
   – Не беспокойся. Филипп кивнул.
   – О'кей. С этого момента у нас должен все время кто-то быть на вахте, двадцать четыре часа в сутки. – Он повернулся к Джо. – Покажи нам, где это место.
   Мы поехали в новый квартал, заняли пустой дом в стиле ранчо в конце тупика, чтобы можно было следить за входящими. Джо поговорил с начальником полиции и организовал дежурство полицейской машины у нашего въезда. Он дал полиции описание ребят в серых костюмах, получил подтверждение, что местная полиция о них ничего не знает, и гарантию, что полиция прихватит любого из них, кого найдет, для допроса.
   – Я думаю, вам ничего не грозит, – сообщил Джо.
   – Может быть, – ответил Филипп. – Но я все равно оставлю пока дежурства. Просто на всякий случай.

* * *

   В ту ночь это и случилось.
   Снова была песчаная буря. Мы сидели в доме. До того мы собирались устроить барбекю, но буря загнала нас внутрь, и Мэри засунула наполовину зажаренных цыплят в печь. Мы собрались вокруг, ожидая еды, попивая пиво и разговаривая, глядя видеозапись боевика, когда я вдруг заметил, что Филиппа нет.
   Он мог быть в туалете, мог быть в кухне, но что-то мне сказало, что это не так, и я быстро оглядел все комнаты дома и увидел, что Филиппа там нет. Я открыл дверь и выглянул наружу. Сквозь несущийся песок я увидел, что все наши машины припаркованы на стоянке.
   Потом я увидел Филиппа.
   Он был в соседнем доме. Я сумел разглядеть его силуэт в боковом окне.
   Что-то в этом меня насторожило, включило мои антенны. Замутило под ложечкой, и я выбежал наружу, перепрыгнул ограду, разделявшую дома, и взлетел на крыльцо. Дверь была распахнута, несмотря на песчаную бурю, и я вошел внутрь. Пробежав мимо окна, где я видел Филиппа, мимо каморки, я выбежал в коридор. Филипп был впереди и направлялся к концу коридора.
   В его руке был большой мясницкий секач.
   – Филипп! – крикнул я.
   Он не обратил внимания и не изменил шага. Я побежал за ним.
   – Филипп!
   Он что-то бормотал, разговаривая сам с собой. Я слышал, как он сказал «да», и по интонации я понял, что он с кем-то говорит.
   С Богом?
   По рукам побежали мурашки, когда я вспомнил, как он говорил в тот первый день, когда я увидел террористов, что Бог выбрал нас для этой работы.
   – Да, – сказал он снова, будто отвечая на вопрос. – Я это сделаю.
   Но ведь он говорил, что не слышит голосов.
   – Нет, – ответил он невидимому вопрошающему.
   – Филипп! – Я схватил его за плечо.
   Он вывернулся, замахнулся на меня ножом, но увидел, что это я, и нож пролетел мимо.
   Он ударил меня кулаком в нос.
   Я отлетел к стене, оглушенный неожиданностью и болью, кровь их носа текла по лицу и заливалась в горло. Я сплюнул, встал, попытался перевести дыхание. Филиппа уже не было, и через долю секунды я услышал прерывистый детский вопль.
   Я бросился в открытую дверь в конце коридора. Филипп стоял на коленях в розовой девчоночьей детской, посередине между двумя кроватками. Он был покрыт кровью, на его лице отчаянно сверкали безумные белки глаз, и он бешено рубил лежащих перед ним на земле двух неподвижных малышей.
   – Меня зовут не Давид! – вопил юн. – Меня зовут Филипп! – Он взмахивал ножом, кромсая детское плечо. – Меня зовут Филипп!
   Меня оттолкнула с воплем влетевшая в комнату женщина. Крик ее резко оборвался, когда страшная сцена ударила ее по глазам. Она сразу лишилась чувств, упав на пол не мягко и грациозно, как женщины в кино, а плоско, как деревянная колода, гулко стукнувшись затылком об пол, и отлетевшая рука хлюпнулась в лужу крови ее дочерей.
   У дверей стоял розовый комод. На нем сверху – две свиньи-копилки. Я взял одну и с силой пустил Филиппу в голову.
   Она ударилась, отскочила и разбилась об пол, рассыпав монетки по крови. Филипп потряс головой, заморгал, и, кажется, впервые заметил у себя в руке нож, мертвых девочек на полу и меня у двери. Будто бы он очнулся от транса и глядел на меня малодушными перепуганными глазами.
   – Я не... Я не хотел... я был должен...
   – Избавь меня от объяснений.
   – Помоги мне отмыться. Помоги мне избавиться... – он протягивал ко мне окровавленные руки ладонями вверх.
   Какая-то часть меня испытывала к нему сочувствие, но это была очень малая часть.
   – Нет, – ответил я с отвращением.
   – С нами бы такое случилось, если бы я не...
   – Что? – попер я на него. – Что с нами случилось бы?
   Он заплакал. Я впервые видел плачущего Филиппа, и это зрелище меня терзало, но сцена окровавленной комнаты терзала больше. Этого я ему простить не мог. Оправдать этого я не мог. Я не стану защищать его только потому, что мы одной породы. Родством не искупить эту бойню.
   – Я больше не террорист, – сказал я.
   – Не говори другим, что...
   – Пошел ты на...
   Я вышел из спальни, из этого дома, в песчаную бурю, и пошел прямо к Тиму. Я рассказал всем, что случилось, что я видел, и они, притихшие и подавленные, пошли в соседний дом. Стив и Джуниор остались помочь Филиппу убрать. Остальные вернулись, не в силах сказать ни слова.
   – Я ухожу, – сказал я, когда они вернулись. – Подаю в отставку.
   – Ты не можешь уйти, – ответил Пит.
   – Почему?
   – Ты – Незаметный. И ты не можешь перестать быть Незаметным оттого, что просто это заявишь.
   – Это да, я всегда буду Незаметным. Но я больше не Террорист Ради Простого Человека. Я ухожу из террористов. За Филиппом я больше идти не хочу. Он сумасшедший.
   – Но мы же все убивали, – возразил Пол. – Так что, мы все сумасшедшие?
   – Если ты не видишь разницы, мне ее тебе не втолковать. – Я оглядел своих друзей, своих братьев, свою сестру. – Я ухожу. Кто-нибудь хочет со мной?
   – А куда ты пойдешь? – тихо спросил Джеймс.
   – Еще не знаю.
   – Я никуда не пойду, – сказал Джо. – Я здесь мэр. Это мой город.
   – Понимаю, – кивнул я.
   – И я не хочу уходить, – заявил Тим. – Я не с Филиппом, но я остаюсь. Вперед выступила Мэри.
   – Мы идем с тобой, – сказала она. – Мы с Джимом уходим с тобой.
   Она посмотрела на Джима, и он кивнул.
   – Я иду, – отозвался Джеймс.
   – И я. – Дон.
   В общем, Билл, Джон, Томми и Пит решили остаться с Филиппом. Я знал, что так же поступят Стив и Джуниор, и потому не стал даже зря ждать их возвращения.
   – Сколько вам нужно времени на сборы? – спросил я.
   Джеймс вяло улыбнулся:
   – Я всегда собран.
   Мы ушли раньше, чем вернулся Филипп и эти двое. Я обещал звонить, не пропадать, но в этот момент не был уверен, что так и поступлю. Слишком много во мне бурлило противоречивых чувств. Больше всего на свете хотел я сбросить с себя это бремя – быть Незаметным. Я хотел снова быть просто обыкновенным человеком, не быть обязанным волноваться насчет серых костюмов, или планировать убийство, или обдумывать крушение «системы». Мне не нужна была мантия ответственности, которую я был вынужден носить с тех самых пор, как узнал Филиппа. Я хотел только жить своей жизнью в мире и покое.