Литтл Бентли. Незаметные

   И отчасти я сам любил этот город. Я попытался обратить все в шутку:
   – Ты просто здесь не нашел женщины своей мечты.
   – И это тоже, – серьезно кивнул он. Я медленно покачал головой:
   – Не могу, – сказал я. – Здесь я теперь живу. Здесь мой дом.
   Он кивнул, как будто этого ответа и ожидал.
   – Ты спрашивал других террористов?
   – Нет. Но спрошу.
   – Но ведь тебе тоже здесь нравится? – спросил я. – Я знаю, что ты думаешь об этом городе. Но все равно он тебе нравится, правда?
   – Да, – признал он.
   – Что же мы за хмыри такие? Вроде роботов. Нажми нужную кнопку, и получишь ожидаемую реакцию.
   – Мы – Незаметные.
   Я поднял глаза к небу.
   – Но что это значит? Почему это? Даже в том, что мы Незаметные, нет последовательности. Это не абсолютно. Там, где я работал, так там был один парень, который меня видел и замечал, когда не замечал уже никто. А Джо?
   – Магия законов не имеет, – ответил Джеймс. – Законы – это у науки. Ты пытаешься мыслить в научных терминах. Это не генетика, не физика, это не подходит ни под один свод правил. Это просто есть. Алхимики пытались вывести законы магии и пришли к науке, но магия просто существует. Для нее нет рациональной причины, объяснения или выводов.
   – Магия?
   – Может быть, это не то слово. – Джеймс наклонился вперед, передние ножки его стула опустились на крыльцо. – Я только знаю, что чем бы ни было то, что делает нас Незаметными, его не измеришь, не исчислишь и не объяснишь. Это не физика, а метафизика.
   – Может быть, мы – кристаллы, астрально спроецированные в человеческую форму. Он засмеялся и встал.
   – Может быть. – Он посмотрел на часы. – Слушай, уже поздно, пора идти. Завтра на работу.
   – Мне тоже. За бесплатно.
   – Странный этот мир.
   Мы прошли через дом, он попрощался с Джейн, и я проводил его до машины.
   – Ты и в самом деле уходишь? – спросил я.
   – Не знаю. Наверное.
   – Дай мне знать, когда решишь.
   – Конечно.
   Я смотрел ему вслед, пока хвостовые огни его машины не свернули за угол. Я еще не устал, и мне не хотелось сидеть в доме и смотреть телевизор. Джейн была согласна, и как только она закончила с посудой, мы вышли пройтись. Дошли до моего прежнего дома, постояли у маленького причала, где стояла на якоре детская парусная лодка.
   Мы глядели на небольшое искусственное озеро, петляющее среди кондоминиумов. Джейн обняла меня за талию и положила мне голову на плечо.
   – Помнишь, как мы ходили на наш пирс в Ньюпорте?
   – И ужинали у «Руби»?
   – Чизбургер с кольцами лука, – улыбнулась она. – Отлично было бы сейчас.
   – Ассорти из моллюсков у «Краб кукера» звучит лучше.
   Мы помолчали.
   – Наверное, мы никогда не будем жить в Лагуна-Бич, – тихо сказала она.
   У меня возле уха жужжал комар, и я его прихлопнул. Вдруг дома возле озера показались мне дешевкой, а само озеро – жалкой имитацией. Я вспомнил глубокую тьму океанской ночи, кучки огней, отмечавшие города на берегу, видимые с пирса, и мне стало неизмеримо грустно. Я почти был готов заплакать. Больше всего мне хотелось, чтобы все переменилось, чтобы я вернулся к своей прежней жизни в нашей старой квартире, и ничего этого вообще не случилось бы.
   Я хотел, чтобы мы не были Незаметными.
   Я повернулся, притянул Джейн к себе на тротуар.
   – Поздно уже. Пойдем домой.

Глава 8

   Убийца вошел в офис поздним утром, выйдя из лифта и спокойно пройдя мимо стола у входа. Я углядел его уголком глаза, как яркое размытое пятно, и обернулся. Это был приземистый коренастый человек в костюме клоуна и с клоунским гримом на лице, и он как раз открывал дверь между приемной и нашей рабочей комнатой. У меня похолодело в животе и пересохло во рту. Еще даже не видя нож в руках клоуна, я знал, зачем он пришел. Первой мыслью у меня было, что в Томпсон пустили человека, который еще не убил своего босса, и он собирается убить того, кто был здесь его начальником. Но я не узнал этого клоуна, и он не работал на этом этаже.
   И тут я заметил, что никто на него не смотрит.
   Его никто не видел.
   Все это промелькнуло в голове за несколько мгновений, пока клоун подошел к столу Рея Лан-га, закрыл Рею рот рукой и полоснул ножом по горлу.
   Я вскочил на ноги, опрокинув стул, пытаясь закричать, но не в силах издать ни звука.
   Он провел ножом медленно и умело. Кровь не хлынула, не брызнула, но медленно выступила и потекла из тонкого разреза, заливая белую рубашку непрерывной волной. Рука все еще зажимала рот Рея, а человек быстро ткнул ножом в один глаз Рея, потом в другой. Кровь с частицами белой и зеленой гущи прилипла к покрасневшему лезвию.
   Человек обтер нож о волосы Рея, и лишь тогда убрал руку ото рта инспектора. Из разрезанного горла Рея вылетело скорее бульканье, а не крик, но он уже бился в судорогах, и на него смотрел весь офис.
   Клоун усмехнулся мне и сделал небольшое па.
   Я посмотрел ему в глаза и увидел, что он сумасшедший. Безумие не мог скрыть даже клоунский грим. Это не было временное безумие Филиппа. Это было настоящее. И я перепугался до смерти.
   – Вон он! – крикнул я, показывая рукой, наконец обретя возможность двигаться, действовать, говорить. Люди бросились туда, где Рей соскользнул со стула в лужу крови, но никто не услышал меня, никто не обратил внимания.
   И убийцу тоже никто не видел.
   – Ты же почти там, – сказал этот человек, и голос его был безумным хриплым шепотом. Он засмеялся – как будто кто-то царапал ногтями по классной доске. – Ты столько увидишь...
   И он ушел. Исчез. Там, где он был, не было уже ничего – пустое место.
   В тяжелом воздухе стоял запах горелой резины, бормашины, сверлящей зуб.
   Я дико огляделся, бросился к лифту, подождал, пока откроется дверь, все это время дико озираясь, оглядывая комнату. Но в ней не было ничего. А когда дверь лифта не открылась, когда стало ясно, что убийца не стал невидимым и не вышел из комнаты, но исчез по-настоящему, я бросился обратно, туда, где лежал умирающий Рей.
   Прибыли санитары, попытались оказать первую помощь, потащили Рея в больницу, но он был мертв еще раньше, чем его подняли с пола, и оживить его они не могли.
   Когда Рея унесли, в центре внимания оказался я. Прибыла полиция, стала фотографировать стул, собирать показания свидетелей, и когда я рассказывал, собралась толпа. Те самые люди, которые не обращали на меня внимания, когда я кричал и показывал на убийцу, теперь обратились в слух. Я вспомнил, как убийца сказал мне: «Ты же почти там».
   Что он имел в виду?
   Но я это уже знал.
   Я становился Незаметным в Томпсоне.
   Каким был он.
   Незаметным из Незаметных.
   Я вспомнил, как в детстве был в Диснейленде на аттракционе «Приключения во внутреннем космосе». Там делалось так, что Могучий Микроскоп уменьшал тебя настолько, что ты попадал в невидимый мир атома. Теперь я думал, нет ли такого невидимого мира, недоступного взгляду большинства людей и существующего параллельно видимой вселенной.
   Может быть, убийца был призраком.
   И об этом я тоже думал. Годами и столетиями находились люди, которые говорили, что видят призраки. Может быть, они просто видели Незаметных из Незаметных. Таких, которые отстранены от нормальной жизни уже на два шага. Может быть, нет никаких призраков. Нет загробной жизни. И мы, умирая, просто перестаем существовать. И вся концепция жизни после смерти появилась из-за неправильного толкования видений Незаметных.
   Жаль, что нет истории нашего народа, истории Незаметных.
   Из лифта вышел Ральф и сразу побежал туда, где я говорил с полицией.
   – Я был в банке, когда мне сказали. Что произошло?
   Опрашивавший меня коп быстро ввел его в курс дела.
   Ральф посмотрел на меня.
   – Ты единственный, кто что-нибудь видел?
   – Вроде бы так.
   – Ты нам нужен, – сказал мэр. – Какова бы ни была причина, но ты видишь этого типа. Ты можешь нам помочь его выследить.
   Какова бы ни была причина.
   Я знал эту причину, и я боялся. Это становилось все хуже и хуже. Как прогрессирующая болезнь. Когда-то у меня были нормальные друзья, я был членом нормального общества. Но потом слинял в ряды Незаметных. Теперь, кажется, я исчезаю еще дальше. Сейчас я стою на мосту через пропасть между обычными Незаметными и этим человеком – кем бы и чем бы он ни был. Но не стану ли я в конце концов таким, как он – никому не видимым? И Джеймс, и Джейн, и все, кого я знаю, перестанут обо мне думать, перестанут меня замечать, и однажды, оглянувшись, обнаружат, что меня нет, что они меня больше не видят?
   Нет, сказал я себе. Так не будет. Я не стану невидимым. Я не дамсебе стать невидимым.
   – Он сумасшедший, – сказал я. – Псих.
   – Ты не беспокойся. Тебе опасность не грозит. С тобой всегда кто-нибудь будет. Тебе не надо его брать или кончать – только выследить. Как гончая.
   – Я не об этом волнуюсь.
   – Мы его возьмем, – сказал коп. – Он больше не будет убивать.
   – Я не об этом волнуюсь, – повторил я.
   – А о чем?
   Я отвернулся от них, не желая – или не в силах – поделиться с ними своими истинными опасениями.
   – Не знаю.

Глава 9

   Он снова нанес удар через час, убив Тедди Говарда в церкви и оставив вспоротое тело преподобного валяться на алтаре, как выпотрошенную рыбу, пока не пришла немилосердная смерть.

Глава 10

   За сутки настроение в городе изменилось. Немедленно появилась напряженность, нервозность, готовность сорваться. Как в дни Ночного Сталкера в Южной Калифорнии. В Томпсоне никогда до этого не было серийных убийств. Была, конечно, статистика преступности – с уровнем изнасилований и домашних драк, совпадающим со средним по стране. Но такого не бывало никогда, и когда полиция вывесила на всех столбах и поместила в газетах фоторобот, составленный в основном по моему описанию, уровень страха поднялся ощутимо. Сообщение о костюме клоуна нашло резонанс в душе каждого, и тот факт, что существует Незаметный, который незаметен даже для нас, который застрял в режиме убийства босса, напугал всех. Уровень продажи оружия зашкалило выше крыши. Даже Джейн стала спать, кладя рядом с кроватью бейсбольную биту. И все же...
   И все же я не так волновался насчет этого убийцы, как другие. Я его видел, я знал, насколько опасно его помешательство, но меня волновало не то, что он убийца.
   Тревожило меня, что никто, кроме меня, его не видел.
   А я видел. «Ты почти там».
   Я был Незаметным в «Отомейтед интерфейс», в колледже Бри, может быть, даже всю мою жизнь. С этим я мог справиться. Я смирился, что отличаюсь от нормальных людей. Но я не мог смириться с тем, что отличаюсь от других Незаметных. Что мое состояние ухудшается. На следующий день я пошел на работу и впервые заметил, что улыбки и кивки, которыми мы когда-то обменивались с товарищами по работе, исчезли. Интересно, как давно? Может, я постепенно исчезаю уже не первый день, а заметил это только сейчас?
   Я пытался вспомнить, о чем говорил с друзьями и коллегами. Было ли это скучнее, чем темы разговоров у других? И тогда меня тоже было так легко забыть? И снова вернулись мысли о том, что такое быть Незаметным. Может быть, я уже не средний, потому что я – Незаметный. Может, я Незаметный, потому что я средний. Может быть, я все это навлек на себя сам. Может быть, есть нечто, что я могу сделать, какой-то способ изменить свое поведение или личность, чтобы обратить этот процесс.
   Меня временно перевели из департамента планирования в департамент полиции. Здесь меня не игнорировали. Здесь я в глазах мэра и начальника полиции был важным детектирующим устройством, и обращались со мной, как с Эркюлем Пуаро.
   Единственная проблема была, что ничего не происходило, ничего такого, чтобы можно было организовать поимку этого психа. Я мог только бродить по городу в сопровождении двух детективов и пытаться где-нибудь его заметить. Целую неделю я бродил по офисам, магазинам и торговым центрам, ища глазами клоуна или кого-нибудь, кто был бы похож на клоуна. Мы ездили с патрульными по всем кварталам. Я пролистывал целые альбомы фотографий.
   Пусто.
   Я все больше и больше тревожился. Даже бродя по улицам, я замечал, что меня не замечают, и это чувство странно напоминало те дни, когда я впервые узнавал, что я – Незаметный. Я вспоминал Пола и как мы нашли его в Йосемите, голого и обезумевшего, кричащего грязные слова в толпу людей во всю силу своих легких. Не это ли случилось с тем клоуном? Не сломался ли он просто под тяжестью своей непробиваемой изоляции? «Ты почти там».
   Своими страхами я с Джейн не делился. Я знал, что это неправильно. Я знал, что попадаю в ту же колею, что и в прошлый раз. Я должен был ей все рассказать. Мы вместе должны были встречать все трудности. Но почему-то я не мог заставить себя ей сознаться. Она встревожится еще больше меня. А я не хотел проводить ее сквозь тот ад, в который уходил сам.
   И в то же время я хотел с ней поговорить. Отчаянно хотел.
   Я не знал, что со мной творится. Я сказал ей, что видел убийство и что только я видел убийцу. Но почему так – не сказал. Я не сказал ей, что случилось на самом деле.
   Самым жутким на той неделе оказалась встреча со Стивом. Он уже был полным лейтенантом, и начальник полиции поставил его координировать охрану сити-холла. На тот маловероятный случай, если убийца снова будет действовать на месте своего преступления, начальник потребовал десятисекундной реакции на любое беспокойство в любой точке здания. Таким образом он рассчитывал поймать убийцу на месте.
   Реализация этого была возложена на Стива, и он решил поговорить со мной, чтобы точнее узнать, насколько быстро убийца прошел от лифта к столу Рея, насколько были отвлечены люди в офисе, как быстро он исчез, когда был замечен. Он позвонил мне во вторник, и сухо, по-деловому попросил меня встретиться с ним в департаменте планирования перед ленчем. Проведя утро с патрулем на улицах, я пришел на второй этаж в одиннадцать тридцать. Стив уже был там.
   И он меня не узнал.
   Я понял это сразу, хотя до конца осознал только после нескольких вопросов, которые он задавал по своему блокноту.
   Он не знал, кто я.
   Мы столько времени провели вместе, пока были террористами, коллегами, друзьями, братьями, и теперь он даже меня не помнил. Он думал, что видит меня впервые, что я – безликий чиновник из сити-холла, и мне очень тяжело было говорить с ним, зная его так близко и видя, что он явно не знает меня совсем. Меня подмывало сказать ему, напомнить, расшевелить его память, но я этого не сделал, и он ушел, так и не вспомнив, кто я.
   Больше не было ни убийств, ни нападений, ни призраков, и постепенно полиция стала терять ко мне интерес. Меня снова перевели в сити-холл, сказав держать глаза открытыми и докладывать обо всем подозрительном, и тут же обо мне забыли. В департаменте планирования мое возвращение тоже не заметили.
   Я проработал неделю после возвращения, и однажды заметил мэра, идущего навстречу мне по вестибюлю первого этажа. Я помахал ему рукой.
   – Как там расследование? – спросил я. – Нашли что-нибудь?
   Он ничего не сказал, глядя на меня, мимо меня, сквозь меня, и прошел дальше.

Глава 11

   Когда я проснулся на следующее утро, под окном росло новое дерево.
   Я стоял перед окном и глядел с ощущением сжатого тугого кома в груди. Это не был росток или саженец пальмы, посаженный кем-то во дворе. Это была полного роста сикомора, выше нашего дома, глубоко пустившая корни в центре газона. Листья у нее были пурпурные. Я не знал, что это такое и что это значит, я только знал, что боюсь до чертиков. Я стоял, не в силах оторвать глаз от этого зрелища, а пока я смотрел, открылась дверь дома и вышла Джейн взять газету из почтового ящика.
   Она прошла через дерево, будто его и не было. Тугой ком внутри меня ширился и становился туже, и я сообразил, что задержал дыхание. Усилием воли я заставил себя дышать. Джейн взяла газету, вернулась сквозь дерево и вошла в дом.
   Оптический обман? Нет, слишком ясно было видно это дерево, слишком здесь,чтобы быть всего лишь наваждением.
   Я сошел с ума? Может быть. Но я так не думал. «Ты столько увидишь...»
   Я быстро натянул джинсы и вышел наружу. Дерево стояло на месте, большое, как жизнь, и куда более яркое, и я подошел и протянул руку. Она прошла сквозь кору.
   Я ничего не ощутил – ни теплоты, ни холода, ни движения воздуха. Как будто этого дерева вообще не было. Я собрался с духом и прошел его насквозь. Оно было на вид сплошным, не прозрачным, не просвечивающим, и пока я шел сквозь него, я видел только черноту. Как будто в самом деле был внутри дерева. Но я ничего не ощутил.
   Что за чертовщина?
   Я стоял столбом, уставившись на пурпурные листья.
   – Что ты там делаешь? – крикнула из кухни Джейн.
   Я оглянулся на нее. Она смотрела на меня из открытого окна с озадаченным видом, будто я делал что-то неимоверно глупое, как оно для нее и должно было казаться. Я обошел вокруг дерева, потом пошел по траве к двери дома. Я вошел в кухню, где Джейн готовила тесто для плюшек с черникой.
   – Что ты там делал?
   – Так, искал кое-что.
   – Что?
   Я покачал головой:
   – Ничего.
   Она перестала мешать тесто и подняла на меня глаза:
   – Ты странно себя ведешь после этого убийства. Ты уверен, что вполне здоров?
   – Все в порядке, – кивнул я.
   – Знаешь, многие, кто был свидетелем актов насилия, даже полисмены, нуждаются в консультации психологов, чтобы преодолеть последствия.
   – Все в порядке, – повторил я.
   – Не надо тебе так много работать. Я за тебя беспокоюсь.
   – Все в порядке.
   – Но...
   – Все в порядке.
   Она посмотрела на меня, отвернулась и стала снова мешать тесто.

* * *

   После завтрака дерево все еще было на месте, и когда я вышел из душа – тоже. Джейн хотела пойти в магазин и купить продуктов к обеду, и я с удовольствием вызвался это сделать вместо нее. Она согласилась, сказав, что все равно у нее дома много работы, я взял список, который она мне дала, и поехал.
   Я вел себя так, будто ничего особенного не случилось, но в парке я увидел другие пурпурные деревья, а посреди Мэйн-Стрит росли черные кусты, через автостоянку у «Монтгомери» тек серебряный ручей, и было ясно, что этой ночью случилось что-то странное.
   Случилось со мной.
   Больше никто во всем городе ничего этого не замечал.
   Джейн просила меня заехать в «Ай-Джи-Эй» – их товары ей нравились больше, чем у «Вонса» или «Сейфвея» – и изнутри супермаркета я увидел еще одно дерево, такое же, как у меня во дворе, только оно росло из мясного прилавка, и ветви его уходили в потолок.
   Я стоял и смотрел, а другие покупатели обтекали меня с двух сторон. Мне никак не прожить с этим изо дня в день, никак не притвориться, что я живу нормальной жизнью, если фантастические леса вырастают вокруг меня из обыденных предметов.
   Не это ли случилось с убийцей?Я быстро выбрал все, за чем пришел, и поехал домой. Джейн драила шваброй пол в кухне, я положил покупки на стол и выложил напрямую:
   – Не все в порядке.
   Она взглянула без удивления.
   – Я надеялась, что ты мне расскажешь, в чем дело.
   Я облизал губы.
   – Я... у меня галлюцинации, – сказал я. И поглядел ей в глаза, надеясь увидеть проблеск узнавания, но не увидел. – Ты понимаешь, о чем я говорю?
   Она медленно покачала головой.
   – Там. Во дворе. – Я показал рукой в окно. – Ты видишь то дерево? С пурпурными листьями?
   Она снова покачала головой.
   – Нет, – сказала она. – Не вижу.
   Она думает, что я сумасшедший?
   – Пойдем. – Я вывел ее во двор и остановился у корней дерева. – Ничего здесь не видишь?
   – Нет.
   Я взял ее руку и провел сквозь дерево.
   – Все равно ничего?
   Она покачала головой.
   Я набрал побольше воздуха.
   – Я исчезаю.
   И я рассказал ей все. О клоуне, о полиции, Стиве, Ральфе, что люди на работе больше меня не видят. О деревьях и кустах, и ручьях, которые я видел по дороге в магазин. Она молчала, и я видел в ее глазах слезы.
   – Я не схожу с ума, – сказал я.
   – Я так и не думала.
   – Тогда почему ты...
   – Я не хочу тебя терять.
   Я обнял ее и прижал к себе, и она заплакала у меня на плече. У меня у самого глаза переполнились. О Господи! Неужели мы снова разлучимся? Неужели мне снова суждено ее потерять?
   Я отодвинулся от нее, приподнял ее подбородок, чтобы она смотрела мне в глаза.
   – Ты еще со мной? – спросил я.
   – Да.
   У нее текло из носа, и она утерлась тыльной стороной ладони.
   – А я... изменился? Ты думаешь обо мне реже? Ты не забываешь, что я здесь живу?
   Она покачала головой и снова заплакала. Я ее обнял. Это уже что-то. Но это лишь временная задержка, сказал я себе. Она меня любит. Я для нее много значу. Но в конце концов – и это неизбежно – я и в ее глазах тоже исчезну. Я буду вдвигаться в фокус и выпадать; однажды я буду дома, а она не будет знать об этом. Я буду сидеть на диване, и она пройдет мимо, окликая меня по имени, и я отвечу, а она меня не услышит. Если это случится, я убью себя.
   Она с силой схватила меня за руку.
   – Мы найдем кого-нибудь, – сказала она. – Врача. Кого-то, кто сможет это остановить. Я повернулся к ней:
   – Как? Ты думаешь, если бы это можно было сделать, то уже не сделали бы? Ты думаешь, всем нравится здесь жить? Ты думаешь, они все отказались бы быть нормальными, если бы могли? Ха!
   – Не кричи на меня. Я только подумала...
   – Нет, неправда. Ты не думала.
   – Я не имела в виду на самом деле обратить процесс, но замедлить, или остановить, – может, это они могут. Я думала...
   Она разразилась слезами и бросилась от меня в дом.
   Я побежал за ней и догнал в кухне.
   – Прости, – сказал я, не выпуская ее и целуя в лоб. – Я не знаю, что на меня нашло. Я Не хотел на тебя бросаться.
   Она обняла меня.
   – Я люблю тебя.
   – И я тебя люблю.
   Так мы стояли долго, не двигаясь, ничего не говоря, только крепко держа друг друга, будто это объятие могло быть якорем, который не даст мне исчезнуть вдали.

* * *

   В тот же вечер я позвонил Джеймсу. Я хотел с ним поговорить, рассказать, что происходит. Чем больше людей я в это вовлеку, чем больше голов будет над этим работать, тем более вероятно что-нибудь найти.
   Он взял трубку после четвертого звонка.
   – Алло?
   – Джеймс! – сказал я. – Это я!
   – Алло?
   – Джеймс!
   – Кто это?
   Он меня не слышал.
   – Джеймс!
   – Алло! – Он начинал злиться. – Кто говорит?
   Я повесил трубку.

* * *

   Филиппа я не видел с того дня, когда он уехал на штурм Белого дома, и с его возвращения не слышал о нем ни слова. Но я хотел с ним поговорить. Мне это было необходимо. Если кто-нибудь может понять, что со мной происходит, что-нибудь с этим сделать, то это Филипп. Пусть он психотик, но он самый умный, честолюбивый и дальновидный человек из всех, кого я знаю, и хотя многое меня удерживало от того, чтобы с ним иметь дело, я все равно должен.
   Я только надеялся, что он меня будет видеть. Я нашел его по компьютеру сити-холла. Он жил в небольшой квартирке на одну спальню на заброшенной западной окраине. Там, среди запущенных городских домов, попытки придать дому свое лицо были не так заметны, не так очевидны, и весь район выглядел абсолютно безликим. Я нашел его дом только с третьего захода.
   Определив, где он живет, я поставил машину на улице и посидел в ней несколько секунд, пытаясь собраться с духом, чтобы постучать в дверь. Джейн хотела поехать со мной, но я наложил вето, сказав, что мы с Филиппом расстались не в лучших отношениях и мне стоит пойти одному. Теперь я пожалел, что она не поехала со мной. Или что я не позвонил Филиппу и не предупредил, что хочу его видеть.
   Я вышел из машины и пошел в квартиру номер 176. Я знал, что если подожду еще, то уговорю себя не ходить, и потому я заставил себя подойти к двери и нажать кнопку звонка.
   Когда открылась дверь, сердце у меня сильно стучало, во рту пересохло. Я невольно отступил назад.
   А в дверях стоял Филипп. Мой страх исчез, сменившись странным щемящим чувством потери. Филипп, стоящий передо мной, не был тем Филиппом, которого я знал; ни тем безоглядно стремящимся вперед человеком, который завербовал меня в террористы, ни тем берущим на себя ответственность лидером, который вел нас через все приключения, ни сумасшедшим психотиком той грозовой ночи, ни даже несостоявшимся героем, который вернулся из Вашингтона. Стоящий передо мной Филипп был до жалкого средним человеком. Ни больше ни меньше. Искатель и исследователь, который был когда-то полон дерзости и харизмы, выглядел серым и неприметным. Сияние исчезло из его взгляда, искра, озарявшая когда-то его лицо, погасла. Он выглядел изможденным, существенно старше, чем в последний раз, когда я его видел. Здесь, в Томпсоне, он был никем, и я видел, как это его гнетет. Я попытался не подать виду, как я поражен.
   – Привет, Филипп, – сказал я. – Давненько не виделись.
   – Дэвид, – устало сказал он. – Моё настоящее имя – Дэвид. Я просто называл себя Филиппом. «Меня зовут не Дэвид! Меня зовут Филипп!»
   – А! – Я кивнул, будто соглашаясь, но соглашаться было не с чем. Мы смотрели друг на друга, изучая друг друга. Я понял, что он меня видит. Он замечал меня. Для него я не был Незаметным. Но это было слабое утешение. Я пожалел, что пришел.
   Он стоял в дверях, не приглашая меня войти.
   – Чего ты хочешь? – спросил он. – Зачем ты здесь?
   Я не хотел прямо так все вываливать, но не знал, что сказать. Я нервно прокашлялся.