Страница:
СВАГ была своеобразным органом, совмещающим внешнеполитические функции с функциями управленческой деятельности, вытекающими из оккупационного режима и отсутствия германского правительства. Она имела свои управления в пяти землях Восточной Германии, ей подчинялись военные комендатуры округов, городов и районов.
Центральный аппарат СВАГ состоял из соответствующих управлений и отделов: промышленности, сельского хозяйства, транспорта, финансов, народного образования, здравоохранения, торговли и снабжения, юстиции. Особое значение придавалось Управлению информации, которое занималось проблемами политической жизни: поддерживало связи с партиями, профсоюзами и другими массовыми организациями, осуществляло надзор за печатью и радио. СВАГ и ее Главноначальствующий непосредственно подчинялись Совету Министров СССР.
При Главноначальствующем СВАГ был подчиняющийся МИД СССР политический советник, который со своим аппаратом выполнял функции дипломатического характера. В его компетенцию входило прежде всего поддержание связей с западными союзниками, контроль за деятельностью советских представителей в Контрольном совете и в Союзной комендатуре города Берлина, за выполнением потсдамских и других решений союзников по антигитлеровской коалиции. Являясь, по существу, дипломатическим органом, аппарат политического советника осуществлял связи с различными военными миссиями и иностранными представителями при Контрольном совете, корреспондентами иностранных газет и т. д. Он выполнял также определенные консульские обязанности как в отношении советских, так и немецких граждан. Со временем он стал поддерживать все больше связей и с немецкими органами самоуправления и партиями, разъясняя им основные положения советской внешней политики.
За время существования СВАГ (9 июня 1945-10 октября 1949 г.) сотрудничество работников советских управлений и отделов с немецкими демократическими силами укреплялось. Восстанавливалась экономика.
11 ноября 1945 года я присутствовал на открытии сооруженного по приказу маршала Г. К. Жукова памятника 2500 советским воинам, павшим в боях на берлинских улицах и при штурме рейхстага и захороненным в Тиргартене, рядом с рейхстагом и Бранденбургскими воротами. Георгий Константинович сам открыл мемориал, ставший святыней для советских людей и многих немцев.
В один из дней в мою рабочую комнату зашел подполковник и спросил, где здесь переводчик Литвин. Затем представился сам: подполковник Мосунов. Поговорить успели совсем немного: адъютант начальника отдела попросил Мосунова зайти к генералу Куцевалову. Он заспешил, но мы успели договориться, что завтра утром выезжаем в город Бранденбург к новому месту моей службы.
Выехали рано. То слева, то справа от дороги видны были следы ожесточенных боев: разбитые танки, штурмовые орудия, остатки сожженных машин, взорванный мост через канал, а вместо него - деревянный, видимо, наведенный на скорую руку нашими саперами... Невдалеке от автострады, на опушке леса, показался заброшенный военный аэродром. Как изваяния, стояли на нем "мессершмитты" и "хейнкели" со свастиками на хвостовом оперении и черными крестами на фюзеляжах. В тени их крыльев лежали коровы и мирно жевали траву, без опаски относясь к некогда грозной технике, с помощью которой немецкие летчики бомбили наши города и села, расстреливали с воздуха людей. Впрочем, военная техника в эти дни не была страшна никому. Казалось, что ее время прошло.
Время от времени мелькали селения с домами, крытыми красной черепицей, и остроконечными кирхами. Впереди показался старинный город Бранденбург. Мосунов подвез меня к гостинице, помог устроиться, и затем мы пошли в окружную комендатуру, где был наш кабинет. По пути туда Мосунов проинформировал меня, что Управление СВАГ земли Бранденбург возглавляет генерал Шаров, а окружным комендантом здесь - герой обороны Сталинграда полковник Горохов. Задачами же уполномоченного Военно-воздушного отдела СВАГ по Вранденбургскому округу являются: наблюдение за демонтажем авиационных заводов, в данном случае фирмы "Арадо", взятие на учет авиационных объектов, научных Работников, бывших служащих люфтваффе и т. д.
На следующий день я включился в работу: беседовал с учеными фирмы "Арадо", заполнял на них опросные листы. Мой начальник через пару дней поручил эту работу выполнять мне лично, а сам занялся другими делами.
Однажды я беседовал с бывшим генералом люфтваффе, который еще до войны был уволен в отставку по старости. От него я впервые услышал, что у нас, в авиацентре города Липецка, до 1933 года учились немецкие летчики и что он тоже был там с инспекцией. Затем он рассказал мне, что в Филях был авиазавод фирмы "Юнкере". Он немного говорил по-русски и по-русски же, очевидно, чтобы я наверняка понял его мысль, сказал, что Германия совершила роковую ошибку, напав на СССР. Немцам и русским самой историей суждено жить в мире и дружбе на благо обоим народам. Затем он начертил перевернутую пирамиду и уже по-немецки начал делать пояснения: смотрите, мол, с 1914 по 1922 год в России, а затем в СССР была самая низкая рождаемость из-за Первой мировой войны, а затем и Гражданской, а потому немецкий генеральный штаб и наметил для нападения 1941 год, так как этот год был одним из последних, давших России малое количество призывников - солдат и офицеров, к тому же физически ослабленных из-за недоедания в детстве. Дальше рождаемость и качество призывного контингента повышались. Затем он сказал, что немцы хорошо знали положение в СССР во время принудительной коллективизации, о страшном голоде и огромном количестве умерших. Ожидалось, что раскулаченные и их семьи сразу перейдут на сторону освободивших их от большевизма. Учли немцы и то, что большое количество офицерского состава было уничтожено во время "чисток врагов народа", а самое главное что, из-за вызванного ими страха неадекватного наказания за промахи офицерские кадры разучились в большинстве своем принимать самостоятельные решения и вынуждены были оглядываться на вышестоящее начальство. А вышестоящее - на еще более вышестоящее...
- Получалось, что Россия 1941 года - это хоть и колосс, но на глиняных ногах, без головы, с "медленными" нервами. Но я воевал с русскими в Первую мировую войну и знал, что они не любят, когда их освобождают от их Родины. Я понимал, что и в этой войне Родину они не отдадут, несмотря на свои внутренние разногласия. Если дело идет о России, то русские не жалеют ни себя, ни тем более врагов. А убитыми врагами были бы немцы... Много немцев... Поэтому я, всячески ссылаясь на возраст и здоровье, не принимал участия в гитлеровской авантюре...
На следующий день я поведал об этом разговоре шефу. Мосунов, понизив громкость голоса почти до шепота, сказал: "Да, генерал рассказал правду, только ты эту правду пока оставь при себе. Сейчас не время. А запоминать запоминай". До недавнего времени я рассказывал об услышанном только самым близким людям.
Постепенно эта крупица правды начала дополняться другими крупицами. Увидел я и немецкие архивные документы о тесном сотрудничестве рейхсвера и Красной Армии в 1920-1933 годах...
Если бы все люди знали, во что выльется завтра сегодняшнее "взаимовыгодное сотрудничество", то история развивалась бы по-другому. Но люди этого знать не хотят. Истоки сотрудничества России и Германии в военной области - в итогах Первой мировой войны, в которой обе страны по разным причинам упустили победу. И обе понимали важность авиации для достижения победы.
Война живет всегда и во всем. Самые светлые, безобидные на первый взгляд изобретения человечества в любой момент могут быть приспособлены для убийства. После окончания Первой мировой войны в военных кругах Европы одержало верх мнение, что новая война станет войной моторов и победа будет на стороне того, чья военная, в том числе авиационная, техника окажется выше качеством, и еще важнее иметь ее в большем количестве. После окончания войны в распоряжении стран-победительниц остались огромные ресурсы авиационной техники. В конструкторских бюро, лабораториях, на заводах осуществлялись научно-исследовательские изыскания, опытное и экспериментальное строительство более совершенных самолетов, Россия и Германия оказались в более тяжелых, чем другие страны, обстоятельствах. К 1918 году они были чрезвычайно ослаблены войной, в которой обе стороны приложили неимоверные усилия для уничтожения граждан и экономического потенциала Друг друга. Повоевали они друг с другом и в ходе Гражданской войны в России.
Германии, в соответствии с Версальским договором, военную авиацию иметь было запрещено, и приходилось проявлять чудеса изобретательности, чтобы замаскировать работы по ее совершенствованию, ведущиеся втайне. Немцы стали усиленно искать выход из сложившейся ситуации. Возникла идея использовать прямые связи с Красной Армией, поскольку Россия Версальский договор не подписывала. Эта идея нашла одобрение у другой стороны.
Для советской авиации базой служили оставшиеся от царского воздушного флота техника и немногочисленные кадры. К весне 1918 года из 91 авиационного отряда, имевшегося в старой русской армии, в распоряжении Красной Армии поступил только 31, но они были практически небоеспособны. В конце 1918 года в составе действующей армии находилось до 45, в 1919 году - до 65 авиаотрядов. Максимальное количество - до 70 авиаотрядов и 4 авиазвена было на фронте в августе 1920 года.
1 декабря 1918 года Всероссийский Совет Народного Хозяйства принял решение о создании Центрального аэрогидродинамического института знаменитого ныне ЦАРИ, а 21 сентября 1920 года для испытаний авиационной техники был создан научно-опытный аэродром. Но наиболее дальновидные из руководителей страны прекрасно понимали несоответствие отечественной авиации задачам обороны страны, не говоря уже о поддержке "мировой революции".
7 ноября 1921 года М. В. Фрунзе писал о воздушном флоте: "Такового у нас не имеется, ибо нельзя же серьезно считать флотом те несколько сотен аппаратов, которые среди летчиков известны под названием "гробов".
8 начале 1921 года в Москву приехала группа немецких офицеров во главе с майором Оскаром Нидермайером, чтобы на месте изучить возможности создания учебных центров для разработки и испытаний запрещенных к производству в Германии видов оружия и военной техники, а также для подготовки армейских кадров. В конце того же года председатель Реввоенсовета Республики Л. Д. Троцкий и начальник штаба РККА П. П. Лебедев провели переговоры с представителями рейхсвера и деловых кругов Германии о создании в РСФСР производственных структур немецкой военной промышленности под видом совместных российско-германских предприятий и концессий.
Уже на следующий год фирма "Юнкере" приступила к строительству в подмосковных Филях авиазавода, который с 1924 года выпускал ежегодно несколько сот самолетов.
В июле 1923 года в Берлин прибыл начальник Управления Военно-Воздушных Сил РККА А. П. Розенгольц. В ходе его визита было подписано секретное соглашение "О строительстве русской военной индустрии и изготовлении военных материалов для Германии", уточнены условия создания в Липецке немецкого учебно-летного центра, для которого Германия закупила у голландской фирмы "Фоккер" 100 истребителей.
Одновременно немецкие летчики обучались и в Италии.
Поначалу в Липецке проходили переподготовку летчики бывшей кайзеровской авиации, затем в центр стала прибывать молодежь. По окончании учебы курсантам присваивалось офицерское звание. Все делалось втайне, чтобы избежать огласки и разоблачений. В Липецке были подготовлены 450 человек летного состава, в том числе 120 летчиков-истребителей. Многие из них со временем стали известными асами. Испытанные в центре опытные образцы самолетов послужили основой первых серийных типов истребителей и бомбардировщиков будущей военной авиации третьего рейха - люфтваффе.
Военное сотрудничество с Германией могло бы принести большую пользу и советской авиации. Страна нуждалась в притоке иностранного капитала, передовых технологий и оборудования для развития авиастроения и других отраслей промышленности. Важно было и то, чтобы Советское правительство, соответствующие ведомства располагали достаточно полной и точной информацией о военно-промышленном потенциале Германии. Многие командиры Красной Армии учились или стажировались в этой стране, знали сильные и слабые стороны немецкой армии. Однако позднее почти все они стали жертвами репрессий. Многие же из немецких авиационных специалистов, сотрудничавших с советскими авиаторами, впоследствии занимали крупные должности в люфтваффе. Так, командующий транспортной авиацией генерал Морцик в 1923-1925 годах, в период тесного сотрудничества рейхсвера и Красной Армии, был летчиком-испытателем на немецком заводе "Юнкере", размещавшемся в Филях. Знание русской авиации помогало ему бороться с ней. Мартин Фибиг, который, в звании капитана в 1927-1928 годах вместе с еще тремя офицерами рейхсвера работал в Военно-воздушной академии имени профессора Н. Е. Жуковского в Москве, командовал во время Сталинградской битвы 8-м воздушным корпусом и осуществлял общее командование силами люфтваффе, действующими в районе Сталинграда. Его донесения в штаб рейхсвера, копии которых находятся в моем архиве, представляют интерес. Он тогда высоко оценивал профессиональный и интеллектуальный уровень советских авиаторов и ученых академии. К докладу был приложен составленный на русском языке план учений командного факультета академии, комментарии Фибига о перегруппировке частей ВВС из глубинных баз в районы боевых действий, сосредоточении их, о системе ПВО, охраны передовых аэродромов, связи, об обеспечении тыла, о метеослужбе, дислокации собственных сил и сил противника, дана оценка театра военных действий с точки зрения авиационного командования и т. п.
Находясь в Потсдаме, Мартин Фибиг написал более чем пятидесятистраничный доклад в штаб рейхсвера о положении в советских ВВС и о своей работе в академии. По его мнению, требования командования к слушателям были высокими. Преподавательский состав имел хорошую выучку и серьезные знания. Методы обучения: лекции, семинарские занятия и самостоятельная работа слушателей. Лекции читали высокоподготовленные лекторы, имеющие опыт Первой мировой войны. Фибиг отметил, что дисциплина в академии была невысокой, отмечал достаточно большое количество пропусков слушателями занятий. В том же докладе Фибиг привел секретные данные о мобилизационных возможностях ВВС, в частности, отметил, что истребительная эскадрилья имеет в своем составе девятнадцать самолетов: шесть звеньев по три самолета и машину командира эскадрильи и т. п...
Учившийся в Липецкой авиашколе в период тесного сотрудничества рейхсвера и Красной Армии курсант Ешоннек стал впоследствии начальником генерального штаба люфтваффе...
Профессиональный разведчик полковник Оскар фон Нидермайер руководитель немецких специалистов в СССР во время тесного сотрудничества Красной Армии с рейхсвером - работал в Москве много лет. Затем в Берлине был профессором-востоковедом. В период Великой Отечественной войны в чине генерал-майора командовал 162-й пехотной дивизией, в которую входили "восточные легионы" из граждан СССР. Это была учебная дивизия, дислоцированная в Миргороде.
В Германии были созданы министерство авиации и военно-воздушные силы люфтваффе, как самостоятельный вид вооруженных сил. Возглавил новые структуры ближайший сподвижник фюрера, крупный капиталист, бывший летчик-истребитель Г. Геринг.
К концу 20-х годов советская авиация могла уже развиваться практически без посторонней помощи. В середине 30-х годов советские летчики на советских самолетах уже покоряли Арктику, летали через Северный полюс в Америку, ставили рекорды скорости, высоты, дальности, рекорды небывалого мужества и невиданной стойкости. В стране открывались все новые аэроклубы для обучения юношей и девушек, рвущихся в небо.
И в Германии развитие авиационной промышленности и военно-воздушных сил шло быстрыми темпами, поскольку научно-техническая база и кадры для них были подготовлены заранее. И эту "тайну" хорошо знали как в СССР, так и на Западе.
Начальник генерального штаба люфтваффе генерал Вефер и его заместители генералы Удет и Ешоннек были приверженцами взглядов итальянского теоретика воздушной войны генерала Дуэ, по мнению которого авиация, завоевав превосходство в воздухе, может мощными массированными ударами по важным экономическим и политическим центрам противника одна добиться успеха в войне. Убеждения руководителей гитлеровской авиации проявились в ускоренном создании тяжелых бомбардировщиков и самолетов непосредственной поддержки наземных войск...
В дождливый ноябрьский день я впервые приехал в город Вердер, входивший в наш Бранденбургский округ. Этот небольшой город рядом с Потсдамом немцы называли фруктовым садом столицы. Там были действительно прекрасные сады и овощные плантации. В комендатуре Вердера я обратил внимание на высокого статного пожилого немца, выходящего из кабинета коменданта. Комендант, бравый подполковник с орденскими планками на груди, проводил его до выхода.
- Кто это? - спросил я стоявшего рядом со мной работника комендатуры.
- Это же известный писатель Бернгард Келлерман!
- Келлерман?..
- Да, тот самый, известный и у нас в стране! Он живет в Вердере.
Я, конечно, слышал о Келлермане в Военном институте иностранных языков, но увидеть живого автора "9 ноября" вот так запросто было для меня событием.
Мне рассказали, что, когда наши саперы восстанавливали разрушенный мост через реку Гафель, в руки одного офицера-инженера, знавшего немецкий язык, попала книга Келлермана и он начал ее перелистывать. Один из немецких ребятишек, подружившихся с нашими саперами, сказал, что автор книги, Бернгард Келлерман, их сосед, что он жив и здоров и живет рядом. И вот капитан, который не мог не познакомиться с писателем, уважавшим трудящихся, писателем, который приезжал в Москву по случаю столетнего юбилея Льва Толстого в 1928 году и встречался с Луначарским, Бернардом Шоу и другими писателями и политическими деятелями, стоит у добротного, просторного, но уже обветшавшего дома, который в Вердере знали все. Да, это был тот самый Келлерман! Даже в период господства нацизма он в своих книгах продолжал утверждать, что судьба немецкого народа, его будущее и счастье в мирном, созидательном труде, упорной работе. Он верил, что "страшная ночь" пройдет, и писал для будущего.
Саперы решили своими силами отремонтировать его дом, а комендатура выделила семье писателя корову. В то голодное время это была действенная помощь автору романов "9 ноября", "Туннель", "Ингеборг", мудрому человеку, сказавшему: "...Я понял, почему именно вы, советские, одолели фашистов. Ни одному другому народу это не удалось бы..."
Знал я и другие его высказывания, например: "Что творилось в фашистской Германии: вожди лгут, чиновники бесчинствуют, а верноподданные хлопают в ладони!" Я с удовольствием читал его статьи в газете "Теглихе рундшау" ( "Ежедневное обозрение"), которая издавалась для немцев.
Коллеги-переводчики рассказали мне и о судьбе еще одного всемирно известного немецкого писателя - Гергарда Гауптмана. В Берлин поступило сообщение, что в Верхней Силезии, которая теперь отошла к Польше, на своей вилле "Визенштайн" он в бедственном положении доживает последние дни. Говорили, что местные польские власти обращаются с ним сурово: чинят всякие препятствия. Его судьба встревожила поэта Иоганна Бехера - председателя "Культурбунда" - организации, объединяющей прогрессивных деятелей немецкой культуры. Он обратился лично к маршалу Г. К. Жукову.
Георгий Константинович для ознакомления с положением на месте и принятия необходимых мер направил группу немецких и советских работников во главе с Бехером. Я видел виллу "Визенштайн" на открытке. Возвышаясь на вершине горы, она производила впечатление средневекового замка: массивные каменные стены, высокая башня, резко устремленная ввысь, черепичная двускатная крыша. Дворец и неприступная крепость одновременно... Первыми словами Гергарда Гауптмана, обращенными к нашим военным, были: "Я благодарю новую победившую Россию, чьи люди первыми посетили меня в эти смутные и трудные дни моего одиночества". Он показал им сборник "Россия и мир", выпущенный в начале 20-х годов им совместно с Фритьофом Нансеном и Максимом Горьким, которого очень уважал и с которым переписывался. В предисловии к книге, написанном Гергардом Гауптманом, был дан ответ на призыв Максима Горького к ученым и писателям всего мира помочь молодой Советской Республике. Средства от продажи этого издания предназначались в фонд помощи голодающим Поволжья. На собранную, солидную по тем временам, сумму денег закупили медикаменты и пароходом отправили в Россию.
Имя Гауптмана было хорошо известно в России еще до революции. Его пьесы переводились на русский язык и ставились в театрах Петербурга, Москвы, Киева и других городов. К. С. Станиславский, как бы объясняя творческую близость Художественного театра с драматургом Гауптманом, писал: "Сила Гауптмана, как и Чехова, была в том, что его правдивые, внутренне наполненные пьесы всегда затрагивали многие из проблем, волновавших передовую русскую интеллигенцию".
В августе 1895 года в Берлине В. И. Ленин смотрел в театре его пьесу "Ткачи", о которой Франц Меринг писал как о произведении "революционном и в высшей степени актуальном", "содержащем социалистические тенденции, что в нем... бьет ключом подлинная жизнь, потому что "Ткачи" - плод усердных трудов и тонкого понимания искусства".
Первое собрание сочинений Гергарда Гауптмана вышло в России на русском языке за много лет до того, как оно появилось на родине писателя. Гауптман начал свою литературную деятельность пьесой "Перед восходом солнца", а в 1932 году написал "Перед заходом солнца" - пьесу, которую тогда многие восприняли как сигнал тревоги. Он как бы предупреждал немецкий народ о грозящей ему опасности, о наступлении фашизма. Не подлежит сомнению, что Гауптман никогда не разделял идеологии фашизма...
Жена писателя во время нашего посещения рассказала о том, как входили русские части в их населенный пункт: "После непродолжительной артиллерийской перестрелки в селение ночью вошли советские войска. Писатель лежал больной. У его постели находились я и массажист. Все остальные, жившие в доме писателя, спрятались в подвале. В парадную дверь постучали. Перед советскими солдатами распахнули двери. Войдя в просторный холл, они не смогли скрыть своего удивления. Включив свет, они рассматривали произведения искусства, собранные писателем за долгую жизнь. Сначала они посчитали, что это музей, а затем, узнав, что это просто жилой дом богатого человека, хотели его занять на постой своей роты. Массажист принес номер советского журнала "Театр" № 1 за 1941 год с портретом В. И. Ленина на обложке. В нем была напечатана статья о Г. Гауптмане. Солдаты извинились за беспокойство и выставили перед виллой часовых, чтобы никто не нарушал покой больного писателя.
На следующий день виллу посетил молодой лейтенант. Он говорил немного по-немецки, пожелал выздоровления автору "Ткачей"... Зашел у них разговор и о судьбе послевоенной Германии, об ответственности немецкого народа, в частности немецкой интеллигенции, за все злодеяния гитлеровцев.
Тогда беседующие еще не предполагали, что спор этот только начинался, что он затянется на много лет, пройдя водоразделом через всю немецкую культуру, через страну, через судьбу народа и судьбы отдельных личностей.
В мандате, подписанном Г. К. Жуковым, было написано весьма четко и ясно: "Оказать писателю Гауптману всяческую помощь и содействие во всем, в чем он будет нуждаться. В случае необходимости и возможности - организовать его переезд на новое место жительства". Писатель дал согласие поселиться в Берлине или Дрездене, сказав при этом: "Если, конечно, от моего милого Дрездена еще что-нибудь осталось..." Он рассказал о бомбежке Дрездена американцами в ночь с 12 на 13 февраля 1945 года, происшедшей на его глазах. За всю войну на Дрезден не упала ни одна бомба. Одни считали это просто чудом, другие утверждали, что это Сикстинская мадонна вымолила у Бога, чтобы он пощадил город. Ходили и более прозаические слухи о том, что англичане не бомбили Дрезден потому, что в районе "Вайсер Гирш" живет какая-то родственница английской королевской семьи, а вокруг нее много особняков, принадлежащих английским аристократам...
С утра 12 февраля, в последний день Дрездена, милой Флоренции на Эльбе, маленькой жемчужины среди германских городов, было солнечно и морозно, и Гауптман поднялся бодрым, веселым, испытывая творческий подъем.
...Ровно в двадцать один час по всему Дрездену завыли сирены... На рассвете самолеты, всю ночь налетавшие волна за волной, убрались восвояси, бомбежка кончилась. Гауптман, которого с двух сторон поддерживали за руки супруга и секретарша, вышел из подвала и тут же чуть было не упал от ужаса, увидев Дрезден, превращенный в сплошное море огня и руины. От края до края небо опалили сплошные зарева, красные и фиолетовые, черно-коричневые и голубые, белые и опаловые. На их фоне разрушенные здания, охваченные пламенем, остовы дворцов и соборов, мосты через Эльбу казались зловещими призраками. Надо всем этим повисла густая и мрачная, как грозовая туча, сплошная пелена дыма, пара и чада. Видно было, как по мосту метались люди в горящей одежде. Многие, как живые факелы, бросались в Эльбу, захлебывались и уходили на дно... "Содом и Гоморра! - шептал Гауптман, и слезы текли по его лицу. - Я хочу умереть. Сию же минуту..." Тогда же, вечером, он продиктовал секретарше в свой дневник несколько страничек, которые озаглавил: "Я плачу".
Центральный аппарат СВАГ состоял из соответствующих управлений и отделов: промышленности, сельского хозяйства, транспорта, финансов, народного образования, здравоохранения, торговли и снабжения, юстиции. Особое значение придавалось Управлению информации, которое занималось проблемами политической жизни: поддерживало связи с партиями, профсоюзами и другими массовыми организациями, осуществляло надзор за печатью и радио. СВАГ и ее Главноначальствующий непосредственно подчинялись Совету Министров СССР.
При Главноначальствующем СВАГ был подчиняющийся МИД СССР политический советник, который со своим аппаратом выполнял функции дипломатического характера. В его компетенцию входило прежде всего поддержание связей с западными союзниками, контроль за деятельностью советских представителей в Контрольном совете и в Союзной комендатуре города Берлина, за выполнением потсдамских и других решений союзников по антигитлеровской коалиции. Являясь, по существу, дипломатическим органом, аппарат политического советника осуществлял связи с различными военными миссиями и иностранными представителями при Контрольном совете, корреспондентами иностранных газет и т. д. Он выполнял также определенные консульские обязанности как в отношении советских, так и немецких граждан. Со временем он стал поддерживать все больше связей и с немецкими органами самоуправления и партиями, разъясняя им основные положения советской внешней политики.
За время существования СВАГ (9 июня 1945-10 октября 1949 г.) сотрудничество работников советских управлений и отделов с немецкими демократическими силами укреплялось. Восстанавливалась экономика.
11 ноября 1945 года я присутствовал на открытии сооруженного по приказу маршала Г. К. Жукова памятника 2500 советским воинам, павшим в боях на берлинских улицах и при штурме рейхстага и захороненным в Тиргартене, рядом с рейхстагом и Бранденбургскими воротами. Георгий Константинович сам открыл мемориал, ставший святыней для советских людей и многих немцев.
В один из дней в мою рабочую комнату зашел подполковник и спросил, где здесь переводчик Литвин. Затем представился сам: подполковник Мосунов. Поговорить успели совсем немного: адъютант начальника отдела попросил Мосунова зайти к генералу Куцевалову. Он заспешил, но мы успели договориться, что завтра утром выезжаем в город Бранденбург к новому месту моей службы.
Выехали рано. То слева, то справа от дороги видны были следы ожесточенных боев: разбитые танки, штурмовые орудия, остатки сожженных машин, взорванный мост через канал, а вместо него - деревянный, видимо, наведенный на скорую руку нашими саперами... Невдалеке от автострады, на опушке леса, показался заброшенный военный аэродром. Как изваяния, стояли на нем "мессершмитты" и "хейнкели" со свастиками на хвостовом оперении и черными крестами на фюзеляжах. В тени их крыльев лежали коровы и мирно жевали траву, без опаски относясь к некогда грозной технике, с помощью которой немецкие летчики бомбили наши города и села, расстреливали с воздуха людей. Впрочем, военная техника в эти дни не была страшна никому. Казалось, что ее время прошло.
Время от времени мелькали селения с домами, крытыми красной черепицей, и остроконечными кирхами. Впереди показался старинный город Бранденбург. Мосунов подвез меня к гостинице, помог устроиться, и затем мы пошли в окружную комендатуру, где был наш кабинет. По пути туда Мосунов проинформировал меня, что Управление СВАГ земли Бранденбург возглавляет генерал Шаров, а окружным комендантом здесь - герой обороны Сталинграда полковник Горохов. Задачами же уполномоченного Военно-воздушного отдела СВАГ по Вранденбургскому округу являются: наблюдение за демонтажем авиационных заводов, в данном случае фирмы "Арадо", взятие на учет авиационных объектов, научных Работников, бывших служащих люфтваффе и т. д.
На следующий день я включился в работу: беседовал с учеными фирмы "Арадо", заполнял на них опросные листы. Мой начальник через пару дней поручил эту работу выполнять мне лично, а сам занялся другими делами.
Однажды я беседовал с бывшим генералом люфтваффе, который еще до войны был уволен в отставку по старости. От него я впервые услышал, что у нас, в авиацентре города Липецка, до 1933 года учились немецкие летчики и что он тоже был там с инспекцией. Затем он рассказал мне, что в Филях был авиазавод фирмы "Юнкере". Он немного говорил по-русски и по-русски же, очевидно, чтобы я наверняка понял его мысль, сказал, что Германия совершила роковую ошибку, напав на СССР. Немцам и русским самой историей суждено жить в мире и дружбе на благо обоим народам. Затем он начертил перевернутую пирамиду и уже по-немецки начал делать пояснения: смотрите, мол, с 1914 по 1922 год в России, а затем в СССР была самая низкая рождаемость из-за Первой мировой войны, а затем и Гражданской, а потому немецкий генеральный штаб и наметил для нападения 1941 год, так как этот год был одним из последних, давших России малое количество призывников - солдат и офицеров, к тому же физически ослабленных из-за недоедания в детстве. Дальше рождаемость и качество призывного контингента повышались. Затем он сказал, что немцы хорошо знали положение в СССР во время принудительной коллективизации, о страшном голоде и огромном количестве умерших. Ожидалось, что раскулаченные и их семьи сразу перейдут на сторону освободивших их от большевизма. Учли немцы и то, что большое количество офицерского состава было уничтожено во время "чисток врагов народа", а самое главное что, из-за вызванного ими страха неадекватного наказания за промахи офицерские кадры разучились в большинстве своем принимать самостоятельные решения и вынуждены были оглядываться на вышестоящее начальство. А вышестоящее - на еще более вышестоящее...
- Получалось, что Россия 1941 года - это хоть и колосс, но на глиняных ногах, без головы, с "медленными" нервами. Но я воевал с русскими в Первую мировую войну и знал, что они не любят, когда их освобождают от их Родины. Я понимал, что и в этой войне Родину они не отдадут, несмотря на свои внутренние разногласия. Если дело идет о России, то русские не жалеют ни себя, ни тем более врагов. А убитыми врагами были бы немцы... Много немцев... Поэтому я, всячески ссылаясь на возраст и здоровье, не принимал участия в гитлеровской авантюре...
На следующий день я поведал об этом разговоре шефу. Мосунов, понизив громкость голоса почти до шепота, сказал: "Да, генерал рассказал правду, только ты эту правду пока оставь при себе. Сейчас не время. А запоминать запоминай". До недавнего времени я рассказывал об услышанном только самым близким людям.
Постепенно эта крупица правды начала дополняться другими крупицами. Увидел я и немецкие архивные документы о тесном сотрудничестве рейхсвера и Красной Армии в 1920-1933 годах...
Если бы все люди знали, во что выльется завтра сегодняшнее "взаимовыгодное сотрудничество", то история развивалась бы по-другому. Но люди этого знать не хотят. Истоки сотрудничества России и Германии в военной области - в итогах Первой мировой войны, в которой обе страны по разным причинам упустили победу. И обе понимали важность авиации для достижения победы.
Война живет всегда и во всем. Самые светлые, безобидные на первый взгляд изобретения человечества в любой момент могут быть приспособлены для убийства. После окончания Первой мировой войны в военных кругах Европы одержало верх мнение, что новая война станет войной моторов и победа будет на стороне того, чья военная, в том числе авиационная, техника окажется выше качеством, и еще важнее иметь ее в большем количестве. После окончания войны в распоряжении стран-победительниц остались огромные ресурсы авиационной техники. В конструкторских бюро, лабораториях, на заводах осуществлялись научно-исследовательские изыскания, опытное и экспериментальное строительство более совершенных самолетов, Россия и Германия оказались в более тяжелых, чем другие страны, обстоятельствах. К 1918 году они были чрезвычайно ослаблены войной, в которой обе стороны приложили неимоверные усилия для уничтожения граждан и экономического потенциала Друг друга. Повоевали они друг с другом и в ходе Гражданской войны в России.
Германии, в соответствии с Версальским договором, военную авиацию иметь было запрещено, и приходилось проявлять чудеса изобретательности, чтобы замаскировать работы по ее совершенствованию, ведущиеся втайне. Немцы стали усиленно искать выход из сложившейся ситуации. Возникла идея использовать прямые связи с Красной Армией, поскольку Россия Версальский договор не подписывала. Эта идея нашла одобрение у другой стороны.
Для советской авиации базой служили оставшиеся от царского воздушного флота техника и немногочисленные кадры. К весне 1918 года из 91 авиационного отряда, имевшегося в старой русской армии, в распоряжении Красной Армии поступил только 31, но они были практически небоеспособны. В конце 1918 года в составе действующей армии находилось до 45, в 1919 году - до 65 авиаотрядов. Максимальное количество - до 70 авиаотрядов и 4 авиазвена было на фронте в августе 1920 года.
1 декабря 1918 года Всероссийский Совет Народного Хозяйства принял решение о создании Центрального аэрогидродинамического института знаменитого ныне ЦАРИ, а 21 сентября 1920 года для испытаний авиационной техники был создан научно-опытный аэродром. Но наиболее дальновидные из руководителей страны прекрасно понимали несоответствие отечественной авиации задачам обороны страны, не говоря уже о поддержке "мировой революции".
7 ноября 1921 года М. В. Фрунзе писал о воздушном флоте: "Такового у нас не имеется, ибо нельзя же серьезно считать флотом те несколько сотен аппаратов, которые среди летчиков известны под названием "гробов".
8 начале 1921 года в Москву приехала группа немецких офицеров во главе с майором Оскаром Нидермайером, чтобы на месте изучить возможности создания учебных центров для разработки и испытаний запрещенных к производству в Германии видов оружия и военной техники, а также для подготовки армейских кадров. В конце того же года председатель Реввоенсовета Республики Л. Д. Троцкий и начальник штаба РККА П. П. Лебедев провели переговоры с представителями рейхсвера и деловых кругов Германии о создании в РСФСР производственных структур немецкой военной промышленности под видом совместных российско-германских предприятий и концессий.
Уже на следующий год фирма "Юнкере" приступила к строительству в подмосковных Филях авиазавода, который с 1924 года выпускал ежегодно несколько сот самолетов.
В июле 1923 года в Берлин прибыл начальник Управления Военно-Воздушных Сил РККА А. П. Розенгольц. В ходе его визита было подписано секретное соглашение "О строительстве русской военной индустрии и изготовлении военных материалов для Германии", уточнены условия создания в Липецке немецкого учебно-летного центра, для которого Германия закупила у голландской фирмы "Фоккер" 100 истребителей.
Одновременно немецкие летчики обучались и в Италии.
Поначалу в Липецке проходили переподготовку летчики бывшей кайзеровской авиации, затем в центр стала прибывать молодежь. По окончании учебы курсантам присваивалось офицерское звание. Все делалось втайне, чтобы избежать огласки и разоблачений. В Липецке были подготовлены 450 человек летного состава, в том числе 120 летчиков-истребителей. Многие из них со временем стали известными асами. Испытанные в центре опытные образцы самолетов послужили основой первых серийных типов истребителей и бомбардировщиков будущей военной авиации третьего рейха - люфтваффе.
Военное сотрудничество с Германией могло бы принести большую пользу и советской авиации. Страна нуждалась в притоке иностранного капитала, передовых технологий и оборудования для развития авиастроения и других отраслей промышленности. Важно было и то, чтобы Советское правительство, соответствующие ведомства располагали достаточно полной и точной информацией о военно-промышленном потенциале Германии. Многие командиры Красной Армии учились или стажировались в этой стране, знали сильные и слабые стороны немецкой армии. Однако позднее почти все они стали жертвами репрессий. Многие же из немецких авиационных специалистов, сотрудничавших с советскими авиаторами, впоследствии занимали крупные должности в люфтваффе. Так, командующий транспортной авиацией генерал Морцик в 1923-1925 годах, в период тесного сотрудничества рейхсвера и Красной Армии, был летчиком-испытателем на немецком заводе "Юнкере", размещавшемся в Филях. Знание русской авиации помогало ему бороться с ней. Мартин Фибиг, который, в звании капитана в 1927-1928 годах вместе с еще тремя офицерами рейхсвера работал в Военно-воздушной академии имени профессора Н. Е. Жуковского в Москве, командовал во время Сталинградской битвы 8-м воздушным корпусом и осуществлял общее командование силами люфтваффе, действующими в районе Сталинграда. Его донесения в штаб рейхсвера, копии которых находятся в моем архиве, представляют интерес. Он тогда высоко оценивал профессиональный и интеллектуальный уровень советских авиаторов и ученых академии. К докладу был приложен составленный на русском языке план учений командного факультета академии, комментарии Фибига о перегруппировке частей ВВС из глубинных баз в районы боевых действий, сосредоточении их, о системе ПВО, охраны передовых аэродромов, связи, об обеспечении тыла, о метеослужбе, дислокации собственных сил и сил противника, дана оценка театра военных действий с точки зрения авиационного командования и т. п.
Находясь в Потсдаме, Мартин Фибиг написал более чем пятидесятистраничный доклад в штаб рейхсвера о положении в советских ВВС и о своей работе в академии. По его мнению, требования командования к слушателям были высокими. Преподавательский состав имел хорошую выучку и серьезные знания. Методы обучения: лекции, семинарские занятия и самостоятельная работа слушателей. Лекции читали высокоподготовленные лекторы, имеющие опыт Первой мировой войны. Фибиг отметил, что дисциплина в академии была невысокой, отмечал достаточно большое количество пропусков слушателями занятий. В том же докладе Фибиг привел секретные данные о мобилизационных возможностях ВВС, в частности, отметил, что истребительная эскадрилья имеет в своем составе девятнадцать самолетов: шесть звеньев по три самолета и машину командира эскадрильи и т. п...
Учившийся в Липецкой авиашколе в период тесного сотрудничества рейхсвера и Красной Армии курсант Ешоннек стал впоследствии начальником генерального штаба люфтваффе...
Профессиональный разведчик полковник Оскар фон Нидермайер руководитель немецких специалистов в СССР во время тесного сотрудничества Красной Армии с рейхсвером - работал в Москве много лет. Затем в Берлине был профессором-востоковедом. В период Великой Отечественной войны в чине генерал-майора командовал 162-й пехотной дивизией, в которую входили "восточные легионы" из граждан СССР. Это была учебная дивизия, дислоцированная в Миргороде.
В Германии были созданы министерство авиации и военно-воздушные силы люфтваффе, как самостоятельный вид вооруженных сил. Возглавил новые структуры ближайший сподвижник фюрера, крупный капиталист, бывший летчик-истребитель Г. Геринг.
К концу 20-х годов советская авиация могла уже развиваться практически без посторонней помощи. В середине 30-х годов советские летчики на советских самолетах уже покоряли Арктику, летали через Северный полюс в Америку, ставили рекорды скорости, высоты, дальности, рекорды небывалого мужества и невиданной стойкости. В стране открывались все новые аэроклубы для обучения юношей и девушек, рвущихся в небо.
И в Германии развитие авиационной промышленности и военно-воздушных сил шло быстрыми темпами, поскольку научно-техническая база и кадры для них были подготовлены заранее. И эту "тайну" хорошо знали как в СССР, так и на Западе.
Начальник генерального штаба люфтваффе генерал Вефер и его заместители генералы Удет и Ешоннек были приверженцами взглядов итальянского теоретика воздушной войны генерала Дуэ, по мнению которого авиация, завоевав превосходство в воздухе, может мощными массированными ударами по важным экономическим и политическим центрам противника одна добиться успеха в войне. Убеждения руководителей гитлеровской авиации проявились в ускоренном создании тяжелых бомбардировщиков и самолетов непосредственной поддержки наземных войск...
В дождливый ноябрьский день я впервые приехал в город Вердер, входивший в наш Бранденбургский округ. Этот небольшой город рядом с Потсдамом немцы называли фруктовым садом столицы. Там были действительно прекрасные сады и овощные плантации. В комендатуре Вердера я обратил внимание на высокого статного пожилого немца, выходящего из кабинета коменданта. Комендант, бравый подполковник с орденскими планками на груди, проводил его до выхода.
- Кто это? - спросил я стоявшего рядом со мной работника комендатуры.
- Это же известный писатель Бернгард Келлерман!
- Келлерман?..
- Да, тот самый, известный и у нас в стране! Он живет в Вердере.
Я, конечно, слышал о Келлермане в Военном институте иностранных языков, но увидеть живого автора "9 ноября" вот так запросто было для меня событием.
Мне рассказали, что, когда наши саперы восстанавливали разрушенный мост через реку Гафель, в руки одного офицера-инженера, знавшего немецкий язык, попала книга Келлермана и он начал ее перелистывать. Один из немецких ребятишек, подружившихся с нашими саперами, сказал, что автор книги, Бернгард Келлерман, их сосед, что он жив и здоров и живет рядом. И вот капитан, который не мог не познакомиться с писателем, уважавшим трудящихся, писателем, который приезжал в Москву по случаю столетнего юбилея Льва Толстого в 1928 году и встречался с Луначарским, Бернардом Шоу и другими писателями и политическими деятелями, стоит у добротного, просторного, но уже обветшавшего дома, который в Вердере знали все. Да, это был тот самый Келлерман! Даже в период господства нацизма он в своих книгах продолжал утверждать, что судьба немецкого народа, его будущее и счастье в мирном, созидательном труде, упорной работе. Он верил, что "страшная ночь" пройдет, и писал для будущего.
Саперы решили своими силами отремонтировать его дом, а комендатура выделила семье писателя корову. В то голодное время это была действенная помощь автору романов "9 ноября", "Туннель", "Ингеборг", мудрому человеку, сказавшему: "...Я понял, почему именно вы, советские, одолели фашистов. Ни одному другому народу это не удалось бы..."
Знал я и другие его высказывания, например: "Что творилось в фашистской Германии: вожди лгут, чиновники бесчинствуют, а верноподданные хлопают в ладони!" Я с удовольствием читал его статьи в газете "Теглихе рундшау" ( "Ежедневное обозрение"), которая издавалась для немцев.
Коллеги-переводчики рассказали мне и о судьбе еще одного всемирно известного немецкого писателя - Гергарда Гауптмана. В Берлин поступило сообщение, что в Верхней Силезии, которая теперь отошла к Польше, на своей вилле "Визенштайн" он в бедственном положении доживает последние дни. Говорили, что местные польские власти обращаются с ним сурово: чинят всякие препятствия. Его судьба встревожила поэта Иоганна Бехера - председателя "Культурбунда" - организации, объединяющей прогрессивных деятелей немецкой культуры. Он обратился лично к маршалу Г. К. Жукову.
Георгий Константинович для ознакомления с положением на месте и принятия необходимых мер направил группу немецких и советских работников во главе с Бехером. Я видел виллу "Визенштайн" на открытке. Возвышаясь на вершине горы, она производила впечатление средневекового замка: массивные каменные стены, высокая башня, резко устремленная ввысь, черепичная двускатная крыша. Дворец и неприступная крепость одновременно... Первыми словами Гергарда Гауптмана, обращенными к нашим военным, были: "Я благодарю новую победившую Россию, чьи люди первыми посетили меня в эти смутные и трудные дни моего одиночества". Он показал им сборник "Россия и мир", выпущенный в начале 20-х годов им совместно с Фритьофом Нансеном и Максимом Горьким, которого очень уважал и с которым переписывался. В предисловии к книге, написанном Гергардом Гауптманом, был дан ответ на призыв Максима Горького к ученым и писателям всего мира помочь молодой Советской Республике. Средства от продажи этого издания предназначались в фонд помощи голодающим Поволжья. На собранную, солидную по тем временам, сумму денег закупили медикаменты и пароходом отправили в Россию.
Имя Гауптмана было хорошо известно в России еще до революции. Его пьесы переводились на русский язык и ставились в театрах Петербурга, Москвы, Киева и других городов. К. С. Станиславский, как бы объясняя творческую близость Художественного театра с драматургом Гауптманом, писал: "Сила Гауптмана, как и Чехова, была в том, что его правдивые, внутренне наполненные пьесы всегда затрагивали многие из проблем, волновавших передовую русскую интеллигенцию".
В августе 1895 года в Берлине В. И. Ленин смотрел в театре его пьесу "Ткачи", о которой Франц Меринг писал как о произведении "революционном и в высшей степени актуальном", "содержащем социалистические тенденции, что в нем... бьет ключом подлинная жизнь, потому что "Ткачи" - плод усердных трудов и тонкого понимания искусства".
Первое собрание сочинений Гергарда Гауптмана вышло в России на русском языке за много лет до того, как оно появилось на родине писателя. Гауптман начал свою литературную деятельность пьесой "Перед восходом солнца", а в 1932 году написал "Перед заходом солнца" - пьесу, которую тогда многие восприняли как сигнал тревоги. Он как бы предупреждал немецкий народ о грозящей ему опасности, о наступлении фашизма. Не подлежит сомнению, что Гауптман никогда не разделял идеологии фашизма...
Жена писателя во время нашего посещения рассказала о том, как входили русские части в их населенный пункт: "После непродолжительной артиллерийской перестрелки в селение ночью вошли советские войска. Писатель лежал больной. У его постели находились я и массажист. Все остальные, жившие в доме писателя, спрятались в подвале. В парадную дверь постучали. Перед советскими солдатами распахнули двери. Войдя в просторный холл, они не смогли скрыть своего удивления. Включив свет, они рассматривали произведения искусства, собранные писателем за долгую жизнь. Сначала они посчитали, что это музей, а затем, узнав, что это просто жилой дом богатого человека, хотели его занять на постой своей роты. Массажист принес номер советского журнала "Театр" № 1 за 1941 год с портретом В. И. Ленина на обложке. В нем была напечатана статья о Г. Гауптмане. Солдаты извинились за беспокойство и выставили перед виллой часовых, чтобы никто не нарушал покой больного писателя.
На следующий день виллу посетил молодой лейтенант. Он говорил немного по-немецки, пожелал выздоровления автору "Ткачей"... Зашел у них разговор и о судьбе послевоенной Германии, об ответственности немецкого народа, в частности немецкой интеллигенции, за все злодеяния гитлеровцев.
Тогда беседующие еще не предполагали, что спор этот только начинался, что он затянется на много лет, пройдя водоразделом через всю немецкую культуру, через страну, через судьбу народа и судьбы отдельных личностей.
В мандате, подписанном Г. К. Жуковым, было написано весьма четко и ясно: "Оказать писателю Гауптману всяческую помощь и содействие во всем, в чем он будет нуждаться. В случае необходимости и возможности - организовать его переезд на новое место жительства". Писатель дал согласие поселиться в Берлине или Дрездене, сказав при этом: "Если, конечно, от моего милого Дрездена еще что-нибудь осталось..." Он рассказал о бомбежке Дрездена американцами в ночь с 12 на 13 февраля 1945 года, происшедшей на его глазах. За всю войну на Дрезден не упала ни одна бомба. Одни считали это просто чудом, другие утверждали, что это Сикстинская мадонна вымолила у Бога, чтобы он пощадил город. Ходили и более прозаические слухи о том, что англичане не бомбили Дрезден потому, что в районе "Вайсер Гирш" живет какая-то родственница английской королевской семьи, а вокруг нее много особняков, принадлежащих английским аристократам...
С утра 12 февраля, в последний день Дрездена, милой Флоренции на Эльбе, маленькой жемчужины среди германских городов, было солнечно и морозно, и Гауптман поднялся бодрым, веселым, испытывая творческий подъем.
...Ровно в двадцать один час по всему Дрездену завыли сирены... На рассвете самолеты, всю ночь налетавшие волна за волной, убрались восвояси, бомбежка кончилась. Гауптман, которого с двух сторон поддерживали за руки супруга и секретарша, вышел из подвала и тут же чуть было не упал от ужаса, увидев Дрезден, превращенный в сплошное море огня и руины. От края до края небо опалили сплошные зарева, красные и фиолетовые, черно-коричневые и голубые, белые и опаловые. На их фоне разрушенные здания, охваченные пламенем, остовы дворцов и соборов, мосты через Эльбу казались зловещими призраками. Надо всем этим повисла густая и мрачная, как грозовая туча, сплошная пелена дыма, пара и чада. Видно было, как по мосту метались люди в горящей одежде. Многие, как живые факелы, бросались в Эльбу, захлебывались и уходили на дно... "Содом и Гоморра! - шептал Гауптман, и слезы текли по его лицу. - Я хочу умереть. Сию же минуту..." Тогда же, вечером, он продиктовал секретарше в свой дневник несколько страничек, которые озаглавил: "Я плачу".