Ливий Тит. История Рима от основания Города

   27. (1) У фалисков велось, чтобы учителем и воспитателем у ребенка был один и тот же человек; кроме того, на попечении одного воспитателя обычно находилось по многу детей, что и посейчас принято в Греции ⁵⁹. Детей знатных граждан, как это часто бывает, учил некий человек, преуспевший в науках. (2) Так вот, он еще во дни мира взял за правило выводить детей для игр и упражнений за город. Не отступился он от своей привычки и во время войны, уводя их то ближе, то дальше от ворот, и однажды, когда представился случай, завлек детей играми и беседами дальше обычного, привел к вражеским постам, потом к римскому лагерю и, наконец, – в палатку Камилла. (3) Там он преступное свое деяние усугубил речью еще более преступной: что-де, передав во власть римлян этих детей, (4) чьи родители главенствуют в Фалериях, он тем самым и город отдал в их руки. (5) Услыхав такое, Камилл сказал: «Не похожи на тебя, злодей, ни народ, ни полководец, к которым ты явился со своим злодейским даром. (6) Той общности, которая устанавливается между людьми по договору, у нас с фалисками нет, но есть и пребудет та, что природой врождена всем. Война так же имеет законы, как и мир, а мы умеем воевать столь же справедливо, сколь и храбро. (7) Наше оружие направлено не против тех, чей возраст принято щадить даже при взятии городов, но против вооруженных мужей, которые в свое время сами напали на римский лагерь под Вейями без всякого повода или вызова с нашей стороны. (8) Насколько было в твоих силах, ты, пожалуй, превзошел их еще большим злодеянием, я же собираюсь победить по-римски: доблестью, осадой и оружием, как это было и с Вейями». (9) Потом он приказал раздеть этого человека, связать ему руки за спиной и передать детям для возвращения в Фалерии, да велел вручить им розги, чтобы они гнали ими предателя к городу.
   (10) Первым делом на это удивительное зрелище сбежался смотреть весь народ; затем должностные лица созвали сенат, чтобы обсудить неслыханное происшествие. Оно настолько изменило направление умов, что все без исключения стали требовать мира. А давно ли они, обезумев от злобы и ненависти, предпочитали скорее погибнуть, как вейяне, чем, подобно капенцам, попросить о мире. (11) И на форуме, и в курии все прославляли честность римлян, справедливость полководца. Со всеобщего согласия в лагерь к Камиллу были отправлены послы; оттуда они с его разрешения поехали в Рим, чтобы известить сенат о сдаче Фалерии. (12) Передают, что, когда их ввели в сенат, они заявили следующее: «Отцы-сенаторы! Мы сдаемся вам, побежденные вами и вашим полководцем, но победа эта такого свойства, что не может вызвать ничьей зависти – ни божеской, ни человеческой. Мы думаем, что нам лучше будет жить под вашей властью, чем под сенью собственных законов, – а что может быть слаще для победителя, чем такая уверенность побежденного! (13) Исход этой войны являет роду человеческому два достойных подражания примера: вы благородство в войне предпочли верной победе, мы же добровольно уступили ее вам, потрясенные этим благородством. Мы покоряемся вам. (14) Можете присылать за оружием и заложниками. Город открыл ворота – берите его. Ни вам не придется разочароваться в нашей верности, ни нам в вашей власти». (15) Камиллу были принесены благодарности как от врагов, так и от сограждан; с фалисков взыскали деньги на годовое жалованье воинам, чтобы освободить римский народ от подати, и по заключении мира войско вернулось в Рим.
   28. (1) Победив врагов справедливостью и великодушием, Камилл вернулся в город. Его встречали куда теплее, чем в тот раз, когда он ехал по улицам в колеснице триумфатора, запряженной белыми лошадьми. Одного его скромного молчания было достаточно, чтобы сенат без промедлений освободил его от невыполненного обета.
   (2) А золотую чашу в дар Аполлону повезли Луций Валерий, Луций Сергий и Авл Манлий, отправленные послами в Дельфы. Недалеко от Сицилийского пролива их военный корабль был перехвачен липарскими пиратами и уведен на Липары ⁶⁰. Тамошняя община обыкновенно делила добычу между всеми, считая плоды разбоя как бы государственным достоянием. (3) Но случилось так, что в этом году высшую должность у них занимал некто Тимасифей, муж, более похожий на римлянина, чем на своих соотечественников. (4) Он не только сам исполнился почтения к посольскому достоинству, к священному дару, к тому богу, которому дар был послан, и к той причине, что побудила дар послать, но и сумел внушить благоговение черни, которая всегда такова, каков правящий ею. Он предложил послам гостеприимство от имени государства, затем отправил их в Дельфы, дав еще и кораблей в охрану, а оттуда невредимыми вернул в самый Рим. (5) Сенат заключил с ним договор гостеприимства ⁶¹и послал ему подарки от казны.
   В течение этого года продолжалась война с эквами, шедшая с переменным успехом, так что и в самом войске, и в Риме не могли поначалу решить, победили они или побеждены. У римлян там командовали военные трибуны Гай Эмилий и Спурий Постумий. (6) На первых порах они вели войну вместе, но затем, когда неприятель в открытом бою был разбит, решили, что Эмилий станет на стоянку в Верругине, а Постумий начнет опустошать окрестность. (7) Последнему сопутствовал успех, и потому его войско двигалось без всякой осторожности, не соблюдая строя. Тут-то на них и напали эквы. Римляне были застигнуты врасплох и разбежались по близлежащим холмам. Оттуда паника перекинулась на другую половину войска, стоявшую в Верругине. (8) Когда воины Постумия собрались в безопасном месте, тот принялся на сходке упрекать их в трусости, говоря, что они обратились в бегство от противника пугливого и робкого. В ответ все как один стали кричать, что укоры заслуженны, что они каются в допущенном проступке, но готовы загладить его; недолго врагам радоваться! (9) Требуя, чтоб их немедленно вели на неприятельский лагерь (он был виден внизу, на равнине), воины клялись, что если не захватят его до наступления ночи, то согласны на любую кару. (10) Похвалив их, Постумий велел всем отдохнуть, чтобы к четвертой страже ⁶²быть готовыми.
   Враги опасались, что римляне ночью убегут с холма – поэтому, чтобы отрезать дорогу на Верругину, они двинулись вперед, и битва завязалась еще до рассвета. Впрочем, всю ночь сияла луна, так что видно все было не хуже, чем днем. (11) Шум боя достиг Верругины, и, поскольку там решили, что взят римский лагерь, всех охватила паника. Тщетно Эмилий удерживал и умолял воинов – они в беспорядке бежали в Тускул. (12) Оттуда в Рим докатилась весть, будто Постумий с войском погибли.
   А Постумий между тем дожидался, пока вместе с темнотой исчезнет угроза попасть в засаду, которая нередко подстерегает войско, увлеченное преследованием. Объезжая верхом боевые порядки, он напоминал воинам об их клятвах и вселил в них такой пыл, что эквы не выдержали римского натиска. (13) Началось избиение бегущих. На погибель врагам римлянами владел скорее гнев, чем доблесть. Не успел гонец из Тускула прибыть с ужасной вестью, не успела эта весть поднять в государстве ложную тревогу, как за ней последовало торжествующее донесение от Постумия: победа досталась римскому народу, войско эквов уничтожено.
   29. (1) Поскольку требования народных трибунов не достигли еще цели, плебеи прилагали усилия, чтобы трибунами остались те люди, которые вносили законопроект ⁶³, а сенаторы стремились избрать тех, кто его отвергал. Но на своих комициях ⁶⁴плебеи одержали верх. (2) Сенаторы же отомстили за это поражение, утвердив указ о назначении консулов: эта должность была ненавистна простым людям. Итак, после пятнадцатилетнего перерыва консулами были избраны Луций Лукреций Флав и Сервий Сульпиций Камерин [393 г.].
   (3) В начале года народные трибуны, уверившись в том, что никто из них не выступит против закона, стали настаивать на нем с еще большей энергией. По той же причине против закона выступили консулы. Все граждане были заняты одним только этим делом, и тут вдруг эквы захватили Вителлию, римскую колонию в их земле. (4) Так как город был взят ночью, в результате измены, то большая часть поселенцев, бежав через задние ворота, целыми и невредимыми добрались до Рима. (5) Вести эту войну по жребию досталось консулу Луцию Лукрецию. Он выступил с войском, разбил врага в открытом бою и победителем вернулся в Рим, к схваткам куда более жарким.
   (6) Были вызваны в суд народные трибуны последних двух лет – Авл Вергиний и Квинт Помпоний ⁶⁵, защита которых, по мнению патрициев, была для сената делом чести. Никто не вменял трибунам в вину ни уголовного преступления, ни служебного упущения – они обвинялись лишь в том, что в угоду сенату опротестовывали трибунские законопроекты. (7) И все же ярость простого люда оказалась сильнее благодарности сената. Ни в чем не повинных людей приговорили каждого к уплате десяти тысяч тяжелых ассов, подав тем самым дурной пример на будущее. Сенаторы были уязвлены. (8) Камилл прямо обвинял плебеев в преступлении: вот они уже пошли против своих, вот облыжно засудили трибунов, не понимая того, что сами же этим уничтожили право трибунского вмешательства. А уничтожение такого права подрывает и трибунскую власть. (9) Ибо заблуждаются плебеи, если они питают надежду, что сенаторы будут вечно сносить разнузданное своеволие трибунов. Если с трибунской властью не удастся справиться при помощи тех же трибунов, то сенаторы найдут другое средство. (10) И на консулов обрушился Камилл, зачем они смолчали, зачем стерпели – ведь эти трибуны положились на авторитет сената и оказались обмануты в своем доверии к государству. Он собирал сходки, говорил это там во всеуслышание, и ненависть к нему толпы возрастала день ото дня.
   30. (1) Но Камилл непрестанно возмущал сенаторов против предложенного закона: пусть они помнят, за что им предстоит бороться на форуме в день голосования – за жертвенники и очаги, за храмы богов и землю, на которой родились! (2) Что до него самого (если только позволительно вспоминать о своей славе, когда отечество в опасности), то ему лишь к чести послужило бы, если бы завоеванный им город был полон людьми, если бы сам он каждый день вкушал хвалу в городе, воплощающем его славу, если бы постоянно у него перед глазами был город, изображение которого несли во время его триумфа ⁶⁶, если бы все ступали по камням, хранящим память о его подвигах. (3) Но нечестиво переселяться в заброшенный, покинутый бессмертными богами город! Нельзя, чтобы римский народ жил на полоненной земле, сменив победившую родину на побежденную.
   (4) Воодушевленные призывами своего вождя, сенаторы – и старые, и молодые – в день голосования все плечом к плечу явились на форум. Разойдясь по своим трибам, они со слезами на глазах умоляли сограждан, брали их за руки, (5) заклинали не покидать отечества, за которое храбро и победоносно ратоборствовали и они сами, и их пращуры. Они указывали на Капитолий, на храм Весты, на прочие окрестные святыни: (6) да не станет народ римский изгнанником, да не уйдет с родной земли, от своих богов-пенатов во вражий город, да не переведет туда государство, дабы не пришлось пожалеть о взятии Вей опустевшему Риму!
   (7) Поскольку патриции добивались своего не силой, но мольбами, перемежая их частыми упоминаниями богов, большая часть народа прониклась религиозным чувством. Закон был отклонен большинством в одну трибу. (8) Эта победа вселила в сенаторов такую радость, что на следующий день сенат по докладу консулов принял решение о разделе вейской земли между плебеями ⁶⁷. Давали по семь югеров, но в расчет принимались не только отцы семейств, а и все свободные домочадцы, дабы, одушевленные этой надеждой, плебеи плодились и множились.
   31. (1) Умиротворенный этим даром, простой люд не стал противодействовать проведению консульских выборов. (2) Консулами были избраны Луций Валерий Потит и Марк Манлий, впоследствии нареченный Капитолийским ⁶⁸[392 г.]. Они устроили Великие игры, обещанные диктатором Марком Фурием во время войны с Вейями. (3) В том же году был освящен храм царицы Юноны, обетованный тем же диктатором во время той же войны, и передают, что освящение прошло с большим блеском благодаря великим стараниям матрон.
   (4) Война с эквами в Альгидских горах не заслуживает особого упоминания, поскольку враги бежали, даже не успев скрестить с нами оружие. Валерию за упорство в истреблении бегущего противника был дан триумф, а Манлию – право вступить в город с овацией ⁶⁹. (5) В том же году началась новая война – с вольсинийцами. Отправить туда войско не было возможности, ибо вследствие чрезвычайной засухи и жары в римской земле разразился голод и мор. Оттого вольсинийцы исполнились самоуверенности и безнаказанно совершили набег на римские поля, присоединив к себе еще и саппинатов ⁷⁰. (6) Тогда обоим народам была объявлена война.
   Скончался цензор Гай Юлий, на его место был назначен Марк Корнелий. Впоследствии данное назначение было признано сомнительным, ибо в это пятилетие Рим пал; (7) и потом никогда больше не выбирали нового цензора на место умершего ⁷¹. Когда заболели и оба консула, было решено возобновить ауспиции посредством междуцарствия. (8) Итак, консулы по указанию сената сложили с себя полномочия, а интеррексом был избран Марк Фурий Камилл. Следующим интеррексом он назначил Публия Корнелия Сципиона, а тот, в свою очередь – Луция Валерия Потита. (9) Последний же выбрал шестерых военных трибунов с консульской властью, чтобы в случае болезни кого-нибудь из них государство не осталось без должностных лиц.
   32. (1) На квинктильские календы ⁷²в должность вступили Луций Лукреций, Сервий Сульпиций, Марк Эмилий, Луций Фурий Медуллин в седьмой раз, Агриппа Фурий, Гай Эмилий во второй раз [391 г.]. (2) Из них Лукрецию и Гаю Эмилию выпало воевать с вольсинийцами, а Агриппе Фурию и Сульпицию – с саппинатами. (3) Война с вольсинийцами случилась раньше и была значительной, если судить по численности неприятеля, но с военной точки зрения не очень трудной. Восемь тысяч воинов сложили оружие и сдались после того, как их окружила конница. (4) Известие об этой войне привело к тому, что саппинаты даже не отважились на битву, но, вооружившись, вверили себя защите стен. Римляне, ни с чьей стороны не встречая сопротивления, повсеместно вывезли добычу и из земли саппинатов, и из вольсинийской земли. (5) Наконец изнемогшие от войны вольсинийцы запросили о двадцатилетнем перемирии и получили его на том условии, что вернут римскому народу награбленное и заплатят войску жалованье за текущий год.
   (6) Тогда же некий Марк Цедиций, родом из плебеев, объявил трибунам, будто он слышал в ночной тиши голос, громче человеческого, и будто этот голос велел ему сообщить должностным лицам, что грядут галлы. Случилось это якобы на Новой улице, там теперь часовня ⁷³, повыше храма Весты. (7). Но знамением пренебрегли, во-первых, как нередко бывает, из-за низкого происхождения рассказчика, а во-вторых, из-за того, что племя это представлялось далеким и потому неведомым. Однако над Римом тяготел рок: не только предупреждением богов пренебрегли, но даже Марка Фурия, единственного смертного, который мог отвратить беду, удалили из города. (8) Народный трибун Луций Апулей вызвал его в суд из-за вейской добычи ⁷⁴, и как раз в это время он потерял юного сына. Пригласив домой своих земляков и клиентов ⁷⁵, в большинстве своем плебеев, Камилл стал расспрашивать об их настроениях, и они ответили, что вскладчину готовы внести любую сумму, к какой бы его ни приговорили, (9) но освободить его от суда они не могут. И тогда он удалился в изгнание, моля бессмертных богов, чтобы неблагодарный город, которым он был безвинно обижен, как можно скорее пожалел о нем. Камилл был заочно приговорен к уплате пятнадцати тысяч тяжелых ассов ⁷⁶.
   33. (1) Вот как был изгнан единственный гражданин, который, случись он на месте, один был бы способен спасти Рим от падения, если только можно наверняка утверждать что-либо относительно человеческих дел. А между тем роковые для Города события приближались: явились послы от клузийцев, прося помощи против галлов.
   (2) Говорят, что это племя перешло Альпы, привлеченное сладостью здешних плодов, но более всего – вина, удовольствия им неизвестного. Они заняли земли, которые раньше возделывали этруски. (3) Якобы клузиец Аррунт привез вино в Галлию именно для того, чтобы приманить это племя, – он, мол, гневался на Лукумона ⁷⁷, чьим опекуном он раньше был, за то, что тот соблазнил его жену, а поскольку сей юноша обладал большой властью, то невозможно было наказать его иначе, как прибегнув к чужеземной силе. (4) Дескать, этот Аррунт и перевел врагов через Альпы и стал виновником осады Клузия ⁷⁸.
   Я, пожалуй, не стал бы отрицать, что на Клузий галлов навел Аррунт или кто другой из клузийцев. (5) Но совершенно ясно и то, что осаждавшие Клузий не были первыми, кто перешел через Альпы. Ведь галлы перевалили в Италию за двести лет до осады Клузия и взятия Рима ⁷⁹; (6) воинства же галльские сражались сперва не с этими этрусками; но еще много прежде они нередко сталкивались с теми из них, что жили между Апеннинами и Альпами. (7) Еще до возникновения римской державы власть этрусков широко распространилась и на суше и на море. Доказательством того, сколь велико было их могущество, служат названия верхнего и нижнего морей, которыми, подобно острову, окружена Италия; одно из них италийские племена зовут Тускским, по общему именованию этого народа, а другое Адриатическим – от Адрии, колонии тусков. (8) Греки называют эти моря Тирренским и Адриатическим ⁸⁰. (9) Туски заселили земли от одного моря до другого, сначала основав двенадцать городов ⁸¹по сю сторону Апеннин, на нижнем море, а потом выведя на другую колонии по числу городов. (10) Эти колонии заняли всю землю за Падом ⁸²вплоть до Альп, кроме уголка венетов, живущих вдоль излучины моря ⁸³. (11) Несомненно, они же положили начало альпийским племенам, в первую очередь ретам. Правда, самые места, где обитают реты, сделали их свирепыми и не сохранили в них ничего из прежнего, разве что язык, да и тот испорченный ⁸⁴.
   34. (1) Вот что мы узнали о переходе галлов в Италию ⁸⁵: когда в Риме царствовал Тарквиний Древний, высшая власть у кельтов, занимающих треть Галлии ⁸⁶, принадлежала битуригам, они давали кельтскому миру царя. (2) В доблестное правление Амбигата и сам он, и государство разбогатели, а Галлия стала так изобильна и плодами, и людьми, что невозможно оказалось ею управлять. (3) Поскольку население стремительно увеличивалось, Амбигат решил избавить свое царство от избытка людей ⁸⁷. Белловезу и Сеговезу, сыновьям своей сестры, он решил назначить для обживания те места, на какие боги укажут в гаданиях. (4) Они могли взять с собой столько людей, сколько хотели, дабы ни одно племя не было в состоянии помешать переселенцам. Тогда Сеговезу достались лесистые Герцинские горы ⁸⁸, а Белловезу, к огромной его радости, боги указали путь в Италию. (5) Он повел за собой всех, кому не хватало места среди своего народа, выбрав таких людей из битуригов, арвернов, сенонов, эдуев, амбарров, карнутов и аулерков ⁸⁹. Тронувшись в путь с огромными силами пехоты и конницы, он пришел в земли трикастинов ⁹⁰. (6) Впереди вздымались Альпы. Мне ничуть не удивительно, что преодолеть их показалось ему невозможным: ведь если справедливы исторические предания, никому до тех пор не удавалось перейти через них, разве что мы поверим сказкам про Геркулеса ⁹¹. (7) Горы стенами высились со всех сторон. Потрясенные вышиной уходящих в небо хребтов, галлы принялись искать, как бы им перебраться через них в лежащий по ту сторону мир. Задержало их еще и суеверие: они узнали, что некие пришельцы, искавшие себе земель, подверглись нападению племени саллювиев ⁹². (8) То были массилийцы, приплывшие кораблями из Фокеи ⁹³. Считая это предзнаменованием своей судьбы, галлы помогли им закрепиться в том месте, где они обосновались, как только высадились на сушу; и саллювии это стерпели. (9) Сами же они перешли Альпы по Тавринскому ущелью и долине Дурии ⁹⁴и разбили тусков в сражении при реке Тицине. Узнав, что выбранное ими для поселения место называется Инсубрское поле, они сочли это благим предзнаменованием, поскольку инсубрами именуется одна из ветвей племени эдуев. Они основали там город Медиолан ⁹⁵.
   35. (1) Затем новая орда, ценоманы, под водительством Этитовия, идя по следам первых галлов, перешла Альпы по тому же ущелью. Но им уже помогал Белловез. Они заняли те земли, где теперь находятся города Бриксия и Верона ⁹⁶. (2) После них осели либуи и саллювии, поселившись вдоль реки Тицина, рядом с древним племенем левых лигурийцев ⁹⁷. Вслед за тем по Пеннинскому перевалу пришли бои и лингоны, но, поскольку все пространство между Падом и Альпами было уже занято, они переправились на плотах через Пад, выгнали не только этрусков, но и умбров с их земли, однако Апеннины переходить не стали. (3) И наконец, сеноны, переселившиеся последними, заняли все от реки Утента вплоть до Эзиса. Я уверен, что именно это племя напало потом на Клузий и Рим ⁹⁸, неясно только, в одиночку или же при поддержке всех народов Цизальпинской Галлии ⁹⁹.
   (4) Клузийцы боялись надвигавшейся войны: им было известно, сколь многочисленны галлы, сколь неслыханно велики ростом, как вооружены; они были наслышаны, сколь часто этрусские легионы бежали пред их лицом как по сю, так и по ту сторону Пада. И вот клузийцы отрядили послов в Рим. Они просили сенат о помощи, хотя с римлянами их не связывал никакой договор, ни о союзе, ни о дружбе. Единственным основанием могло служить то, что они в свое время не выступили против римского народа на защиту вейян, своих единоплеменников ¹⁰⁰. (5) В помощи было отказано, но к галлам отправили посольство – трех сыновей Марка Фабия Амбуста, чтобы они именем сената и народа римского потребовали не нападать на их друзей и союзников, которые вдобавок не причинили галлам никакой обиды; (6) если потребуется, римляне-де вынуждены будут защищать клузийцев с оружием в руках; однако предпочтительнее, если возможно, вовсе отказаться от войны и познакомиться с галлами, этим новым народом, в мирной тиши, а не в грохоте битвы.
   36. (1) Это посольство было бы мирным, не будь сами послы буйными и похожими скорее на галлов, чем на римлян. Когда они изложили все, что им было поручено, на совете галлов, те ответили: (2) хоть они и слышат имя римлян впервые, но верят, что это храбрые мужи, раз именно к ним бросились за помощью клузийцы, оказавшись в беде. (3) Они, галлы, предпочитают искать союзников во время переговоров, а не боев, и не отвергают предложенного послами мира, но только при одном условии: клузийцы должны уступить нуждающимся в земле галлам часть своих пашен, поскольку все равно имеют их больше, чем могут обработать. Иначе они на мир не согласятся. (4) Пусть им немедленно, в присутствии римлян дадут ответ, и если в их требовании о земле будет отказано, то они в присутствии тех же римлян пойдут в бой, дабы послы могли дома рассказать, насколько галлы превосходят доблестью прочих смертных.