Ливий Тит. История Рима от основания Города

¹¹⁰, свирепствовавший несколько дней, утих, Бомилькар первый снялся с якоря, решив поскорее обойти мыс и выйти в открытое море. (12) Он увидел римский флот, который направлялся к нему, и, неизвестно чего испугавшись, вышел на парусах в открытое море, миновал Сицилию, держа курс на Тарент, и отправил в Гераклею ¹¹¹гонцов с приказом вернуться грузовым судам в Африку. (13) Эпикид, лишившись такой поддержки и не желая оставаться в осажденном городе, большая часть которого была уже взята, отплыл в Агригент, не рассчитывая оттуда на что-либо повлиять и решив выжидать, чем все кончится.
   28. (1) В сицилийском войске стало известно, что Эпикид покинул Сиракузы, (2) а карфагеняне бросили остров и вторично предали его римлянам. Сицилийцы переговорили с осажденными об условиях, на коих будет сдан город, и отправили послов к Марцеллу. (3) Желания эти почти совпадали с желаниями римлян: царские владения, где бы они ни находились, останутся за римлянами; сицилийцы сохраняют свою свободу, свои законы и все прочее. Пригласили на совещание тех, кому Эпикид поручил все дела; (4) их тоже отправили к Марцеллу, как и представителей сицилийского войска, требовавших, чтобы участь осажденных и в осаде не бывших была одинакова и чтобы ни те, ни другие ничего особого себе не выговаривали. (5) Их впустили повидаться с родственниками и друзьями, и они рассказали о договоре с Марцеллом. У них появилась надежда на благополучный исход: префектов Эпикида – Поликлета, Филистиона и Эпикида, прозванного Синдоном, – убили и созвали народное собрание. (6) Там говорили, что в нужде, на которую они обычно шепотом друг другу жаловались, да и в других бедствиях, нечего обвинять судьбу: от них самих зависело, как долго еще им терпеть. (7) Римляне осадили Сиракузы, сжалившись над сиракузянами, а не по ненависти к ним. Услышав, что Эпикид и Гиппократ, приспешники Ганнибала и Гиеронима, все захватили в свои руки, они начали войну и осадили город, желая захватить жестоких его тиранов. (8) Гиппократ убит, Эпикид выгнан из Сиракуз, а ставленники его перебиты; на острове не осталось клочка земли во власти карфагенян, господство на море они потеряли. Отчего же римлянам не желать, чтобы Сиракузы были благополучными, как при жизни Гиерона, верного друга римскому народу. (9) Итак, ни городу, ни его насильникам не грозит никакая опасность, кроме как от себя самих; если они упустят случай примириться с римлянами – другого, столь же удобного, больше не будет, и если очевидно, что освобождение от неистовства тиранов <... > ¹¹².
   29. (1) Речь выслушали и вполне ее одобрили, но решили, прежде чем послов, выбрать преторов, из которых и отправили к Марцеллу посольство. (2) Его глава начал так: «Не мы, сиракузяне, первыми изменили вам, но Гиероним, преступник перед вами и перед нами. (3) Когда после убийства тирана наступило затишье, не сиракузяне, а царские прихвостни, Гиппократ и Эпикид, сбили нас с толку, то застращивая нас, то обманывая. Всякий скажет, что, когда мы были свободны, мы всегда жили в мире с вами. (4) И сейчас, когда убиты те, под чьим гнетом жили Сиракузы, когда мы наконец вздохнули свободно, мы тотчас же сложили оружие, сдались, сдали вам город и его укрепления: мы понесем участь, какую вы нам назначите. (5) Боги, Марцелл, даровали тебе славу завоевателя самого славного и прекрасного греческого города; все памятные деяния наши на суше и на море делают более блестящим твой триумф. (6) Хочешь ли ты, чтобы только рассказывали, какой город ты взял? Или чтобы даже потомки могли видеть его? Его, который будет показывать каждому прибывшему с моря ли, с суши ли; тут – трофеи, взятые нами у афинян и карфагенян ¹¹³, там – твои, взятые у нас. Невредимыми ли передашь ты Сиракузы под покровительство рода Марцеллов? (7) Помните не только о Гиерониме, но и о Гиероне: Гиерон был гораздо дольше вашим другом, чем Гиероним врагом; благодеяния Гиерона вы чувствовали на деле; безумства Гиеронима привели его к собственной гибели».
   (8) От римлян ничто не угрожало, но в Сиракузах началась более страшная междоусобная война. Перебежчики решили, что их выдают римлянам, и тем самым запугали вспомогательные отряды наемников: (9) те, схватившись за оружие, сначала изрубили преторов, а затем, разбежавшись по Сиракузам, в неистовстве стали убивать случайных встречных и расхищать все, что попадало под руку. (10) Не желая оставаться без командиров, они выбрали троих начальствовать в Ахрадине и троих на острове. Когда волнение наконец утихло и они стали разузнавать, чем кончились переговоры с римлянами, то стало выясняться, что на деле положение наемников и перебежчиков различно.
   30. (1) В это время вернулись от Марцелла послы и сказали: подозрения наемников напрасны: у римлян нет никакой причины их наказывать. (2) Среди троих начальников в Ахрадине был испанец Мерик. В свите послов находился один из солдат вспомогательного испанского отряда ¹¹⁴, отправленный специально к Мерику. Он, застав Мерика одного, сначала изложил ему, в каком положении оставил он Испанию, откуда недавно прибыл, – вся она покорена римлянами. (3) Мерик может – если сочтет дело стоящим – стать главой своих единоплеменников в римском ли войске или вернувшись на родину – как пожелает. А если он предпочитает оставаться в осаде, то чего ж ему ждать – обложенному и с моря и с суши?
   (4) Мерик был взволнован и решил отправить к Марцеллу – среди послов – своего брата, которого тот же испанец тайком от других провел к Марцеллу; заручившись обещанием безопасности и составив план действий, вернулся тот в Ахрадину. (5) Мерик, боясь возбудить в ком-либо подозрение, заявил, что ему не нравится это хождение послов взад-вперед, нечего ни посылать, ни принимать кого бы то ни было. Чтобы караулы лучше несли свою службу, нужно опасные места распределить между всеми и пусть каждый отвечает за свой участок. (6) Все согласились. Мерику достался участок от источника Аретузы ¹¹⁵до входа в большую гавань – он сообщил об этом римлянам. (7) Марцелл посадил воинов на грузовую баржу и велел ночью подтащить ее к Ахрадине ¹¹⁶, а воинам – высадиться недалеко от ворот, поблизости от источника Аретузы. (8) На исходе ночи все было сделано; Мерик, как было уговорено, впустил солдат, и Марцелл на рассвете со всем своим войском бросился на Ахрадину – (9) не только ее защитники, но и отряды, стоявшие на Острове, покинув свои посты, устремились отражать натиск римлян. (10) В этой сумятице легкие суденышки, заранее снаряженные, подошли кружным путем к Острову; воины высадились и неожиданно напали на немногочисленные вражеские сторожевые посты и незатворенные ворота, которыми выбегали воины. После небольшой схватки взяли Остров, покинутый бежавшей в страхе охраной. (11) У перебежчиков вовсе не было ни стойкости, ни желания оставаться на месте; не очень-то доверяя и своим, они в разгар битвы бежали. (12) Видя, что Остров взят, что одна из частей Ахрадины захвачена и Мерик со своим отрядом присоединился к римлянам, Марцелл велел бить отбой, чтобы не разграбили царских сокровищ, молвой сильно преувеличенных.
   31. (1) Бушевавших солдат укротили, а перебежчикам, находившимся в Ахрадине, дали спокойно уйти. (2) Сиракузяне наконец спокойно вздохнули, раскрыли ворота Ахрадины (3) и отправили к Марцеллу послов просить об одном: сохранить жизнь им и их детям. (4) Марцелл собрал свой совет, пригласив туда также тех сиракузян, которых восстание изгнало из родного города и которые были среди римских войск ¹¹⁷. Там он и ответил послам. Благодеяний, сказал он, которые Гиерон пятьдесят лет оказывал римлянам, было не больше, чем злодеяний, совершенных за последние годы теми, кто захватил власть в Сиракузах. Но на них и обрушися груз их вины: за нарушение договоров сами они наказали себя более жестоко, чем того хотели бы римляне. (5) Третий год осаждает он, Марцелл, Сиракузы не затем, чтобы поработить: он не хочет, чтобы вожди перебежчиков захватили город и держали его под гнетом. (6) Что могли поделать сиракузяне? Пример тому дали их соотечественники, бывшие в римских отрядах, или испанец Мерик, передавший свой отряд, да и сами они, сиракузяне, когда приняли свое, хоть и запоздалое, но мужественное решение. (7) А римляне под стенами их города вынесли столько трудов и опасностей на суше и на море, что не такой уж наградой были им Сиракузы. (8) Потом он послал квестора ¹¹⁸с отрядом на Остров принять и сторожить царские деньги. Город отдали на разграбление солдатам; в домах тех, кто был в римском войске, поставили охрану. (9) Было явлено много примеров отвратительной жадности, гнусного неистовства. А среди всей суматохи, какую только может породить во взятом городе страх, среди солдат, бегавших повсюду и грабивших, Архимед, как рассказывают, был занят только фигурами, которые он чертил на песке. Какой-то солдат, не зная, кто это, убил его ¹¹⁹. (10) Марцелл очень был огорчен, позаботился о похоронах, разыскал родственников Архимеда и в память о нем обеспечил им жизнь в покое и уважении ¹²⁰.
   (11) Так были взяты Сиракузы; ¹²¹добычи в городе оказалось столько, сколько вряд ли бы нашлось тогда в Карфагене, хотя силами он и не уступал Риму.
   (12) За несколько дней до взятия Сиракуз Тит Отацилий с восемьюдесятью квинкверемами переправился из Лилибея в Утику ¹²²и, войдя до рассвета в гавань, захватил баржи с грузом зерна. (13) Высадившись, он разорил окрестности Утики, а всякого рода добычу погрузил на суда (14) и на третий день после отплытия из Лилибея ¹²³вернулся обратно со ста тридцатью баржами, нагруженными хлебом. Хлеб этот он немедленно отправил в Сиракузы. Не прибудь он так вовремя, и победители и побежденные погибли бы от голода.
   32. (1) Тем же летом в Испании римские военачальники, покинув зимние лагеря, соединили свои силы. Это произошло после того, как в течение двух лет ¹²⁴ничего достопамятного сделано не было, а война велась не столько оружием, сколько сговорами и переговорами ¹²⁵. (2) Теперь был созван совет, и мнения всех сошлись: если до сих пор только и делали, что сдерживали Ганнибала, стремившегося в Италию, то теперь пришло время делать все, чтобы война в Испании была доведена до конца. (3) Полагали, что силы для того есть: той зимой призвано было в армию двадцать тысяч кельтиберов. (4) Неприятельских войск было три: Газдрубал, сын Гисгона, и Магон соединили свои войска и стояли от римлян на расстоянии, пожалуй, пятидневного пути. (5) Ближе находился сын Гамилькара – Газдрубал, полководец, давно воевавший в Испании; его войско стояло вблизи города Амторгис ¹²⁶. Его первого и хотели разбить римские военачальники: (6) надеялись, что сил для этого хватит с избытком. Беспокоило одно – как бы Газдрубал-второй и Магон, перепуганные его бегством, не ушли в непроходимые горные леса и не затянули бы войну. (7) Решили: самое лучшее разделить силы и вести войну всем войском, находившимся в Испании. Войско поделили так: (8) Публий Корнелий поведет против Магона и Газдрубала две трети войска римского и союзнического; Гней Корнелий возьмет оставшуюся треть и еще кельтиберов и сражается с Газдрубалом Баркой. (9) Оба вождя выступили вместе; кельтиберов отправили вперед к городу Амторгис, а сами расположились лагерем в виду неприятеля, от которого их отделяла река ¹²⁷. (10) Гней Сципион там и стал со своим упомянутым выше войском; Публий Сципион отправился туда, куда было назначено.
   33. (1) Газдрубал проведал, как малочисленно собственное войско римлян в лагере, римлян, которым оставалось надеяться на вспомогательные отряды кельтиберов. (2) Он по опыту знал все вероломство варваров и особенно тех племен, с которыми столько лет воевал. (3) Устные сношения были легки, так как оба лагеря были полны испанцев. Тайно ему удалось за большие деньги договориться с вождями кельтиберов о том, чтобы они увели свои войска от римлян. (4) Они даже не видели в том ужасного преступления: они ведь не поднимают руку на римлян, а платят им – и не меньше, чем достало бы и за войну, – только за то, чтобы они не воевали. А ведь не только мир, но и удовольствие вернуться домой, свидеться со своими, увидеть свое добро – все это радовало всех. (5) Еще легче, чем вождей, было убедить толпу. Нечего было бояться, что малочисленные римляне задержат их силой. (6) Пусть римским вождям это служит уроком на будущее: нельзя настолько полагаться на вспомогательные отряды чужеземцев, чтобы не иметь в своем лагере превосходящих собственных сил. (7) Кельтиберы вдруг собрались и стали уходить. На все расспросы и уговоры римлян остаться они отвечали: их призывают домой местные распри. (8) Ни силой, ни просьбами нельзя было удержать союзников, и Сципион, понимая, что без них он слабее неприятеля, а с братом ему соединиться не удастся, принял единственное и очевидное спасительное решение: отступить возможно дальше и прежде всего стараться не вступать в сражение на равнине с врагом, который, перебравшись через реку, шел по пятам удалявшихся.
   34. (1) В эти же дни Публия Сципиона тревожил такой же страх, опасность большая и от нового врага. (2) Молодой Масинисса ¹²⁸(которого впоследствии дружба с римлянами сделала славным и могущественным) в те времена был союзником карфагенян. (3) Он двинулся со своей нумидийской конницей навстречу Публию Сципиону и затем ни днем ни ночью не давал римлянам ни отдыху, ни сроку: (4) он не только захватывал солдат, далеко ушедших за дровами и фуражом, но носился вокруг лагеря, часто врывался в линию сторожевых постов и учинял невероятный беспорядок. (5) Часто его ночной налет приводил в трепет находившихся в лагере; римлянам приходилось быть всегда настороже – и в лагере, и за его воротами, загнанные в лагерь, они были отрезаны от всего жизненно необходимого. (6) Это была почти настоящая осада, и грозила она стать еще страшнее, если карфагеняне соединятся с Индибилисом, который, как слышно было, подходил с семью с половиной тысячами свессетанов ¹²⁹, чтобы соединиться с пунийцами. (7) Сципион был осторожным и предусмотрительным вождем, но, вынужденный обстоятельствами, он принял небезопасное решение: ночью выступить навстречу Индибилису и в любом месте, где они встретятся, начать сражение. (8) Охранять лагерь он оставил небольшой гарнизон под начальством легата Тиберия Фонтея, а сам выступил в полночь и начал сражение с неприятелем, шедшим навстречу. (9) Сражались на ходу, а не выстроившись к бою; римляне одолевали в этой беспорядочной схватке. Вдруг нумидийская конница, от которой, думалось Сципиону, ему удалось ускользнуть, окружила с флангов перепуганных римлян, завязалось новое сражение – с нумидийцами, а в это время появился третий враг – карфагенские вожди, напавшие с тыла на сражавшихся. (10) Римлянам приходилось биться и с теми, и с другими – на кого броситься в первую очередь, где, сомкнувшись, пойти на прорыв? (11) Сципион сражался, ободрял солдат, появлялся там, где им приходилось худо, когда тяжелое копье пробило ему правый бок. Враги, построившись клином, шли на римлян, столпившихся вокруг своего вождя; карфагеняне, увидев, что Сципион мертвым свалился с лошади, радостно завопили, оповещая все войско о гибели римского полководца. (12) Известие это быстро облетело всех: враги ощутили себя несомненными победителями, римляне – побежденными. (13) Вождя не стало, и строй распался, воины кинулись бежать; прорваться между нумидийцами и легковооруженными вспомогательными отрядами оказалось нетрудно, но ускользнуть от многочисленных всадников и пехотинцев, бежавших так же быстро, как и лошади, было вряд ли возможно. (14) Бежавших погибло, пожалуй, больше, чем пало на поле брани, да никто бы и не остался в живых, если бы не темнело так быстро и не наступила ночь.
   35. (1) Карфагенские вожди не сидели сложа руки: им везло и они сразу же после битвы, не дав солдатам даже передохнуть, торопливо, ускоренными переходами, помчались к Газдрубалу, сыну Гамилькара. Они не сомневались, что, соединив свои силы, успешно окончат войну. (2) По их прибытии солдаты и полководцы, радуясь победе, стали поздравлять друг друга: убит такой полководец, уничтожено все его войско и такая же, несомненно, победа ждет их впереди.
   (3) До римлян не дошли еще вести о постигшем их несчастье, но в лагере стояла скорбная тишина: все, как это бывает, предчувствовали наивысшую беду. (4) Полководец ^129aвидел и сам: союзники его покинули, неприятельское войско сильно увеличилось – надеяться не на что. Римляне разбиты, об этом можно было догадываться, и здравый смысл такую догадку поддерживал. Ведь только закончив эту войну, Газдрубал и Магон могли подвести сюда без сражения свои войска. (5) Разве брат ¹³⁰не остановил бы их или не пошел за ними следом? (6) А если он не смог помешать неприятелю соединиться, то разве сам он не соединился бы с братом?
   (7) Встревоженный, обеспокоенный, он полагал, что единственный путь к спасению – уйти отсюда как можно дальше. Ночью – неприятель ничего не подозревал и не беспокоился – римляне вышли из лагеря и прошли довольно далеко.
   (8) Когда на рассвете карфагеняне поняли, что враги ушли, они выслали вперед нумидийцев, сами самым быстрым ходом кинулись в погоню. Нумидийцы настигли уходивших еще до наступления ночи: нападая то с тыла, то с флангов, они заставили уходивших остановиться и защищаться.
   (9) Сципион ободрял своих: пусть идут и на ходу сражаются, пока это еще возможно, пока их еще не настигла пехота.
   36. (1) Некоторое время, то нападая, то отбиваясь, римляне слегка продвигались вперед; наступила ночь, Сципион велел прекратить сражение. (2) Он собрал своих и повел их на какой-то холм – место, недостаточно безопасное, тем более для изрядно потрепанного отряда, но все-таки на окружающей равнине некая высотка. (3) Пехотинцев заслонил обоз и конница, их окружившая, и они без труда отбрасывали налетавших нумидийцев. (4) Но когда подошли три вражеских полководца с тремя своими войсками в полном составе, стало ясно: на неукрепленном холме римлянам не отбиться. (5) Полководец оглядывался и соображал, как обвести холм валом, но на холме не росло ни кустика – нельзя нарубить даже хвороста, а земля так тверда, что нечего и думать нарезать дерну или выкопать ров. (6) Холм был и не крутой и не обрывистый, подняться по его пологим склонам врагу легко. (7) Все-таки, чтобы создать какое-нибудь подобие вала, использовали вьючные седла с привязанными к ним вьюками: из них сложили некое заграждение, а где седел не хватило, там нагромоздили всякие тюки с поклажей, доведя все сооружения до обычной высоты возводимого вала.. (8) Когда пришли сюда войска неприятелей, они без труда поднялись на холм, но необычное укрепление поразило их диковинным видом, и они остановились. (9) Со всех сторон раздавались начальственные окрики: что же они стоят перед этим игрушечным сооружением? Женщины и дети перед ним не задержались бы; почему они не растащат и не разбросают его? За этими вьюками прячутся вражеские солдаты, это наши пленные. (10) Так презрительно бранились вражеские военачальники. Нелегко, однако, было перепрыгивать через эти груды, разрубать связанные вместе вьюки, заваленные вдобавок еще какой-нибудь поклажей. (11) Разбросав баграми поклажу, враги расчистили себе дорогу, и лагерь был взят. (12) Многочисленные победители бросились на немногочисленных ошалевших солдат, но большинство убежало в соседние леса и пришло в лагерь Публия Сципиона, которым командовал его легат Тиберий Фонтей. (13) Одни говорят, что Гней Сципион при первом же вражеском налете был убит на холме; другие – что он и еще несколько человек укрылись в башне по соседству с лагерем; ее со всех сторон подожгли, и, когда сгорели двери, выломать которые не удавалось никакими силами, все схваченные в башне вместе с вождем были убиты. (14) Гней Сципион был убит на восьмом году ¹³¹после прибытия своего в Испанию, через двадцать девять дней после смерти брата. О смерти их сильно скорбели в Риме и не меньше – по всей Испании: граждан печалила потеря войска и провинции и беда, постигшая всех. Испания горько оплакивала Сципионов, особенно Гнея: он дольше управлял страной, первый завоевал любовь населения, первый показал, как справедливы и воздержаны римляне.
   37. (1) С гибелью войска, казалось, утрачена и вся Испания, но все спас один человек ¹³². (2) В войске служил некий Луций Марций, сын Септимия, римский всадник, молодой человек, энергичный, мужеством и дарованием возвысившийся над тем сословием, в котором он родился. (3) К тому же он получил хорошую выучку в войске Гнея Сципиона, под началом которого он прослужил много лет и у которого научился воинскому искусству. (4) Марций, собрав разбежавшихся было воинов и каких-то людей из городских гарнизонов, составил внушительное войско, с которым и присоединился к войску Тиберия Фонтея, Публиева легата. (5) Но среди солдат простой римский всадник пользовался большим влиянием и уважением. Когда они укрепили лагерь по сю сторону Ибера, они захотели на воинском собрании избрать себе предводителя ¹³³, (6) то все солдаты, чередуясь между собой и в охране вала и в караулах, единогласно выбрали Луция Марция. (7) Теперь все время – а его было мало – он занят был укреплением лагеря и подвозом припасов: воины выполняли все приказания бодро, не падая духом.
   (8) Пришло известие о приближении Газдрубала, сына Гисгона, который перешел Ибер, чтобы покончить с войной. Когда римские солдаты увидели знак к битве, выставленный их новым предводителем, (9) они вспомнили, какие полководцы еще недавно водили их в бой и с какими силами выходили они на поле битвы. Все вдруг разрыдались: стали биться головой оземь, одни, воздев руки к небу, корили богов, другие, распростершись на земле, взывали, называя по именам, каждый к своему полководцу. (10) Невозможно было остановить этот поток жалоб, хотя центурионы и успокаивали своих воинов, и сам Марций и утешал, и журил их: они умеют только, как женщины, без толку плакать, а следовало бы воспрянуть духом, защитить себя и государство, отомстить за своих убитых вождей. (11) Внезапно услышали крики и звук трубы: неприятель оказался почти у самого вала – внезапно скорбь переплавилась в гнев, воины расхватали оружие и в неистовстве, не помня себя, кинулись к воротам и набросилась на беспечно и нестройно подходивших пунийцев. (12) Они, такого не ожидая, оторопели от страха и от удивления – откуда вдруг столько врагов, ведь все войско было почти уничтожено; откуда такая дерзость, такая уверенность в себе у разбитых и обращенных в бегство; что это за новый вождь объявился – ведь оба Сципиона убиты; кто распоряжается лагерем; кто подал сигнал к битве? (13) Невозможно было это предвидеть, и карфагеняне, недоумевающие, потрясенные, отступили, а затем, отброшенные сильным ударом, повернули вспять и побежали. (14) Произошло бы или страшное избиение обратившихся в бегство или бессмысленная, опасная погоня, но Марций поспешно дал знак к отступлению, он преградил путь передовым, кое-кого удержал сам и остановил и вернул в лагерь возбужденных солдат, все еще жаждавших крови и убийства. (15) Карфагеняне сначала в страхе кинулись прочь от вала, но, видя, что их никто не преследует, сочли, что это от страха. Тогда они с прежней презрительностью медленным шагом вернулись в лагерь.
   (16) Столь же небрежно лагерь и охранялся: враг был рядом, но представлялось, что это – жалкие остатки двух армий, уничтоженных несколько дней назад. (17) Поэтому пунийцы во всем были одинаково небрежны. Марций это разведал, и у него созрел замысел, с первого взгляда скорее дерзкий, чем отважный: (18) напасть на вражеский лагерь. Он решил, что легче взять лагерь одного Газдрубала, чем защитить свой от трех армий и троих вождей, буде они снова соединятся. (19) В случае успеха он поправит бедственное положение римлян, а если его одолеют, то по крайней мере перестанут презирать того, кто первый взялся за оружие.
   38. (1) Чтобы внезапность дела, и страх ночи, и замысел, не отвечающий нынешнему положению римлян, не вызвали замешательства, он созвал солдат и обратился к ним со словами ободрения и увещания: (2) «Мой долг по отношению к нашим полководцам, живым и мертвым, наша общая участь, воины, убедят каждого из вас, что власть, врученная вами мне, велика, но и тяжела и мучительна. (3) Ведь в такое время, когда, не притупи тревога мою печаль, вряд ли я настолько владел бы собою, чтобы найти какое-нибудь утешение для больной души. А я вынужден – это так тяжело, когда ты в скорби, – думать один за всех вас. (4) И даже тогда, когда нужно думать, как сохранить для отечества остатки двух армий, невозможно отвлечь свои мысли от неотвязной печали. (5) Горестная память о Сципионах жива: оба Сципиона не дают мне покоя (6) среди всех моих тревог и забот, они будят и насылают бессонницу, – и я не допущу, чтобы они и воины их, ваши товарищи, восемь лет ¹³⁴не знавшие в этих землях поражения, и чтобы государство наше остались неотмщенными. (7) Они велят мне следовать их правилам; при их жизни я беспрекословно повиновался их власти; после их смерти я стараюсь представить себе, что и когда сделали бы они, и считаю за лучшее следовать им. (8) И я хотел бы, воины, чтобы не воплями и рыданиями провожали вы их, будто мертвых: они живут и жива слава их подвигов. Всякий раз, как вспомните их, представьте себе, будто они перед вами – ободряют вас, подают знак к сражению и ведут вас в бой. (9) Таким предстал перед вами их образ – и вы дали сражение, и доказали врагам: Сципионы были не единственные римляне. (10) Народ, чью силу и доблесть не сокрушило каннское поражение, устоит под самыми жестокими ударами судьбы. (11) А теперь, после того, как вы по своей воле отважились на трудное дело, хочется испытать, на что вы отважитесь по приказу вождя. Вчера, когда вы врассыпную преследовали ошеломленного врага, давая отбой, я хотел не сломить вашу отвагу, но сохранить ее для лучшего случая и большей славы: (12) вы, подготовившись, нападете на беспечных, вооруженные – на безоружных и даже на сонных. Я, воины, не полагаюсь безрассудно на такую возможность: мой замысел подсказан самими обстоятельствами. (13) Если кто-нибудь спросит, как вы защитили лагерь – немногие от многих, побежденные от победителей, вы, конечно, ответите: именно потому, что все это внушало вам страх, вы укрепили лагерь и сами были наготове. (14) Всегда так бывает: люди перестают остерегаться, когда судьба будто бы устранила все, что внушает страх; и ты нерадив и неосторожен. (15) Меньше всего сейчас боятся враги, что мы, сами окруженные и осажденные, нападем на их лагерь. Так отважимся же на то, во что невозможно поверить, но тем оно будет легче, чем выглядит. (16) После полуночи я тихо, в молчании, выведу вас. (17) Я разведал, что у них нет порядка в смене караулов, а посты размещены как попало. Первым же криком в воротах, первым же натиском вы возьмете лагерь. Тогда среди еще сонных, перепуганных неожиданной тревогой, безоружных, захваченных прямо в постелях, произведете вы то избиение, от которого я удержал вас вчера, чем вы и были недовольны. (18) Замысел мой покажется дерзким, но в обстоятельствах трудных, когда надеяться почти не на что, отчаяннейшие решения всего правильнее. Если ты чуть помедлишь и упустишь счастливый случай, он тут же пролетит, а упущенного не наверстаешь. (19) Одно войско стоит рядом, два – неподалеку; напав сейчас, мы можем еще на что-то надеяться; вы уже проверили силы и свои, и неприятельские. (20) Если мы отложим наше решение на один день, если, прослышав о вчерашней вылазке, враги перестанут нас презирать, то есть опасность, что вражеские полководцы соединят все свои силы и нам придется выдержать бой с тремя войсками, с тремя вождями. Гней Сципион не выдержал этого, а с ним было невредимое войско. Полководцы наши погибли, разделив свои силы, (21) и врага можно одолеть, если разделить его войско и нападать на отдельные отряды. Другой возможности вести войну нет. Подождем этой ночи: она нам благоприятна. (22) Да помогут нам боги! Ступайте, подкрепите свои силы, чтобы вломиться во вражеский лагерь с тем же мужеством, с каким вы защищали свой». (23) Воины выслушали новый замысел нового предводителя, особенно радуясь тому, что он так дерзок. Остаток дня разбирали оружие и подкрепляли телесные силы; большую часть ночи спали и перед рассветом выступили.