Ливий Тит. История Рима от основания Города

   (5) Марк Марцелл, в мартовские иды вступив в должность консула [210 г.], в тот же день по обычаю созвал сенат, но объявил, что в отсутствие сотоварища он ничего не предпримет ни в гражданских, ни в военных делах, ни в распределении провинций. (6) Он знает, что сейчас по пригородным виллам его недоброжелателей живет много сицилийцев, он им не препятствует разглашать по всему Риму о его преступлениях, выдуманных врагами. Он бы и сам представил сицилийцев сенату, (7) если бы они не притворялись, будто им боязно говорить о консуле в отсутствие его сотоварища. Тот прибудет – и он, Марцелл, тут же – до всяких других обсуждений – приведет сицилийцев в сенат. (8) Марк Корнелий, сказал он, почти что набор произвел по всей Сицилии ¹³⁰, чтобы как можно больше людей пришло в Рим жаловаться на Марцелла, желая принизить заслуги Марцелла, он наводнил-де Город лживыми донесениями о мнимой войне в Сицилии. (9) Снискав в этот день славу человека уравновешенного, консул отпустил сенаторов – казалось, до прибытия второго консула все дела будут приостановлены.
   (10) При бездействии, как водится, пошли в народе разные толки, послышались жалобы: война чересчур затянулась, пригородные поля, где прошел со своим войском Ганнибал, опустошены, Италия истощена воинскими наборами; почти ежегодно гибнут войска, (11) в консулы выбрали людей воинственных, слишком горячих и рьяных: они способны возбудить войну среди общего мира и покоя, а уж в военное время они не дадут государству вздохнуть.
   27. (1) Этим разговорам положил конец ночной пожар, вспыхнувший накануне Квинкватрии ¹³¹во многих местах вокруг форума. (2) Одновременно загорелись семь лавок (позднее их было пять) и те лавки менял, что теперь называются «Новыми» ¹³². (3) Затем занялись частные постройки (базилик тогда еще не было ¹³³); занялись и темница, и рыбный рынок, и Царский атрий ¹³⁴. (4) Храм Весты едва отстояли – особенно старались тринадцать рабов, они были выкуплены на государственный счет и отпущены на свободу. (5) Пожар продолжался всю ночь и следующий день; никто не сомневался, что это поджог: огонь ведь вспыхнул одновременно во многих – и разных – местах. (6) Консул, по решению сената созвав народ, объявил, что тот, кто назовет поджигателей, будет награжден: свободный – деньгами, раб – свободой. (7) Эта награда побудила раба кампанцев Калавиев (звали его Ман) донести на своих господ и еще пятерых знатных кампанских юношей, чьих родителей казнил Квинт Фульвий; они-де наделают еще бед, если их не заберут. (8) Их забрали и самих и рабов: те сначала старались опорочить доносчика и донос: накануне-де его высекли, он сбежал, со зла и по вздорности воспользовался случаем оболгать невинных. (9) Устроили очную ставку и на форуме стали пытать пособников преступления ¹³⁵. Сознались все; и господа, и рабы-соучастники были наказаны; доносчику дали свободу и двадцать тысяч сестерций.
   (10) Когда консул Левин проходил мимо Капуи, его окружила толпа кампанцев и со слезами умоляла разрешить им идти в Рим и просить сенат – ужели сенаторы не умилосердятся! – спасти их от окончательной гибели, не позволить Квинту Флакку совсем уничтожить народ кампанцев. (11) Флакк отвечал, что личной вражды к кампанцам у него никакой нет, но он ненавидит и будет ненавидеть их, пока они так относятся к римскому народу. Нету-де на земле племени, нет народа, более враждебного римлянам; (12) он поэтому и держит их взаперти в городе, а кому удается ускользнуть, тот бродит, как дикий зверь, терзает и убивает, что ни встретится; (13) одни перебежали к Ганнибалу, другие отправились поджигать Рим. Консул найдет на полусожженном форуме следы преступления кампанцев: (14) они посягнули на храм Весты, где горит вечный огонь, а во внутреннем покое хранится залог римской власти ¹³⁶. Он, Флакк, считает небезопасным пускать кампанцев в Рим. (15) Левин велел кампанцам идти с ним в Рим после того, как Флакк заставил их поклясться, что, получив ответ от сената, они на пятый же день вернутся в Капую. (16) Окруженный толпой кампанцев и сицилийцами, вышедшими ему навстречу, чтобы сопровождать его в Рим, Левин, казалось, скорбел о гибели двух знаменитейших городов ¹³⁷и вел с собой побежденных – обвинять славнейших мужей. Но сначала оба консула доложили сенату о положении государства и о распределении провинций.
   28. (1) Левин рассказал о положении в Македонии, Греции, у этолийцев, акарнанцев и локридцев, о своих действиях на суше и на море: (2) Филиппа, собиравшегося воевать с этолийцами, он отогнал назад, заставил уйти в глубь царства; из Македонии можно вывести римский легион: флот и один не пустит царя в Италию. (3) Сообщив это о себе и о провинции, ему врученной, консул доложил обо всех провинциях. Сенаторы постановили: одному консулу оставаться в Италии и вести войну с Ганнибалом; другому получить флот, которым прежде командовал Тит Отацилий, и вместе с претором Луцием Цинцием ведать Сицилией; (4) им дано было два войска: одно из Этрурии, другое из Галлии, то есть четыре легиона. Два городских легиона предыдущего года отправить в Этрурию; два, которыми командовал консул Сульпиций, – в Галлию. (5) Галлию же и эти легионы поручить тому, кого назначит консул, в чьем ведении будет Италия. (6) В Этрурию был послан Гай Кальпурний, которому после претуры власть была продлена на год; Квинту Фульвию поручена Капуя и продлена на год власть; (7) велено было уменьшить войско, состоящее из граждан и союзников, из двух легионов составить один в пять тысяч пехотинцев и триста всадников, уволить солдат, служащих всех дольше; (8) союзников оставить семь тысяч пехотинцев и триста всадников и уволить старых солдат, так же учитывая годы их службы. (9) Гнею Фульвию, консулу прошлого года, оставить, ничего не меняя, и Апулию и войско, у него бывшее; власть продлить на год. Публию Сульпицию, его коллеге, велено распустить все войско, кроме моряков ¹³⁸. (10) Войско, которым в Сицилии прежде командовал Марк Корнелий, велено было также распустить, как только туда прибудет консул. (11) Луций Цинций, претор, должен держать Сицилию в повиновении с помощью солдат, сражавшихся под Каннами, – их было легиона два. (12) Столько же легионов для Сардинии дано претору Публию Манлию Вольсону; ими в прошлом году в этой же провинции командовал Луций Корнелии. (13) При наборе городских легионов консулам велено не брать никого, кто служил в войсках Марка Клавдия, Марка Валерия и Квинта Фульвия. В этом году число римских легионов не должно быть больше двадцати одного.
   29. (1) Когда эти сенатские постановления были составлены, консулы, приступили к жеребьевке провинций: (2) Марцеллу выпал жребий управлять Сицилией и командовать флотом, Левину – быть в Италии и воевать с Ганнибалом. Итог жеребьевки привел сицилийцев (они стояли на виду у консулов, ожидая, чем она кончится) в такое отчаяние, словно Сиракузы были взяты вторично. Все сразу обернулись на их вопли и жалобы – о них заговорили. (3) Сицилийцы в траурной одежде ходили по домам сенаторов и заявляли: если Марцелл вернется полновластным правителем, они и все их сограждане покинут не только родные города, но вообще Сицилию. (4) Он и раньше без всякой их вины был неумолимо жесток; что он будет творить в гневе, зная, что сицилийцы приходили в Рим жаловаться на него? Лучше их острову погибнуть от огней Этны или погрузиться в море, чем быть отдану на расправу врагу.
   (5) Эти жалобы сицилийцев разносились и обсуждались в разговорах сначала в домах знатных людей, вызывая то сострадание к сицилийцам, то ненависть к Марцеллу, и наконец дошли до сената. (6) От консулов потребовали переговорить с сенатом об обмене провинциями. Марцелл сказал, что если бы сицилийцы уже были выслушаны сенатом, то он, может статься, говорил бы по-другому; (7) теперь же он готов, если сотоварищ его согласится, обменяться провинциями: пусть не говорят, будто сицилийцы не могли свободно изложить свои жалобы, убоявшись того, в чьей власти скоро окажутся. (8) Но он просит избавить его от предрешающего суждения сената: ¹³⁹ведь несправедливо было бы предоставить его сотоварищу свободный выбор жребия и тем более несправедливо, даже оскорбительно передать ему жребий Марцелла.
   (9) Сенаторы ничего не постановили, но дали понять, чего желают; затем сенат был распущен. Консулы сами обменялись провинциями – судьба бросила Марцелла против Ганнибала. (10) И тот, кто после всех злоключений войны первым ¹⁴⁰прославился выигранной битвой, тот и последним ¹⁴¹из римских полководцев погиб в его славу, как раз тогда, когда военное счастье было у римлян ¹⁴².
   30. (1) После обмена провинции сицилийцев привели в сенат. Они красно говорили о неизменной верности царя Гиерона римскому народу, ставя ее в заслугу своему государству. (2) Гиеронима же, говорили они, а потом тиранов Гиппократа и Эпикида все ненавидели, между прочим, и за их измену римлянам и переход к Ганнибалу. Поэтому Гиеронима и убили знатные юноши почти что с одобрения всего народа; (3) семьдесят ¹⁴³знатнейших юношей сговорились убить Эпикида и Гиппократа, но Марцелл обманул их, промедлил и не подошел в намеченное время с войском к Сиракузам; на заговорщиков донесли, и тираны всех казнили. (4) Марцелл жестоко разграбил Леонтины ¹⁴⁴и тем укрепил тиранию Гиппократа и Эпикида. (5) Первые в Сиракузах люди постоянно приходили к Марцеллу и обещали передать ему город, когда ему будет угодно, но он сначала пожелал взять его приступом; (6) когда же все попытки с суши и с моря оказались тщетными, он предпочел, чтобы город ему был передан медником Сосисом и испанцем Мериком, а не знатнейшими сиракузянами, которые по собственной воле неоднократно и напрасно предлагали сдать ему город. Так получил он более законный повод избивать и грабить старейших союзников римского народа. (7) Если бы не Гиероним перешел к Ганнибалу, а сиракузский народ и сенат, если бы не Гиппократ и Эпикид, тираны, утеснившие сиракузян, а сами сиракузяне по собственному решению закрыли перед Марцеллом городские ворота, (8) если бы сиракузяне воевали против римского народа с таким же озлоблением, как карфагеняне, то и тогда не смог бы Марцелл более жестоко наказать сиракузян – разве только уничтожив их город. (9) От города действительно остались только развалины городских стен, опустевшие дома, разграбленные храмы; даже сами боги были увезены, как и их украшения, – Сиракузам ничего не оставили. (10) У многих имущество отобрали; ¹⁴⁵прокормить себя и свою семью с клочка голой земли остатками уцелевшего было невозможно. Они просят сенаторов распорядиться: пусть, если всего вернуть невозможно, хоть доступная опознанию часть имущества будет возвращена хозяевам. (11) Когда они изложили свои жалобы, Левин приказал им уйти из храма ¹⁴⁶, чтобы сенаторы могли обсудить их требования. (12) «Пусть останутся, – сказал Марцелл, – я отвечу при них же, (13) раз условия таковы, что мы воюем за вас, чтобы держать ответ перед побежденными, чтобы два города, взятых в этом году, обвиняли: Капуя – Фульвия, Марцелла – Сиракузы».
   31. (1). Послов воротили в сенат, и Марцелл сказал: «Я не настолько забыл о величии римского народа и достоинстве власти, которою я облечен, чтобы, будучи консулом, оправдываться перед греками во взведенных на меня обвинениях. (2) Разобраться, однако, предстоит не в том, что сделал я, – защитой моим действиям право войны, – а в том, что надлежит претерпеть им. Если бы не были они врагами, то разгромил ли я Сиракузы при жизни Гиерона или сейчас, это все равно. (3) Но если они изменили римскому народу, если подняли руку на наших послов ¹⁴⁷и грозили им тюрьмой и смертью, если заперли городские ворота и искали защиты от нас у карфагенского войска, то можно ли возмущаться, что с врагами и поступили по-вражески. (4) Я-де не принял предложение их знати сдать мне город и предпочел вверить столь важное Мерику, испанцу, и Сосису. Вы ведь не последние среди сиракузян, коль скоро попрекаете других их простым званием. (5) Кто из вас обещал мне открыть городские ворота, кто обещал впустить в город моих солдат? Вы ненавидите, вы проклинаете тех, кто это сделал, и даже тут не можете воздержаться от брани и поношений. (6) Вот как сами вы далеки от того, чтобы когда-нибудь сделать такое. Отцы-сенаторы, самое низкое звание тех людей, которым попрекают меня, лучше всего доказывает, что я не отверг никого, кто честно старался бы ради нашего государства.
   (7) Прежде чем осадить Сиракузы, я пытался заключить мир: посылал послов, сам вступал в переговоры: у них хватило бесстыдства оскорбить послов и не дать мне ответа, когда я сам подошел к городским воротам ¹⁴⁸. Я много потратил труда и на суше, и на море и взял Сиракузы силой оружия. (8) На свою судьбу жителям взятого города правильней было бы жаловаться Ганнибалу и побежденным карфагенянам, а не сенату народа-победителя. (9) И если бы я, отцы-сенаторы, хотел отрицать, что разграбил Сиракузы, то никогда не украсил бы Рим своей добычей ¹⁴⁹. У кого-то я, победитель, что-то отнял, кому-то что-то дал – по праву войны, и, как я уверен, каждому по его заслугам. (10) Утвердите вы сделанное мной, отцы-сенаторы, нет ли, это гораздо важнее для государства, чем для меня. Я свой долг выполнил, дело государства – не остудить пыл будущих военачальников отменой моих распоряжений. (11) Вы собственными ушами выслушали и меня и сицилийцев; мы вместе уйдем из храма: сенат без меня свободнее все обсудит». Сицилийцев отпустили, а Марцелл ушел на Капитолий производить воинский набор.
   32. (1) Второй консул доложил сенату о желаниях сицилийцев. Спорили долго; значительная часть сенаторов согласилась с Титом Манлием Торкватом. (2) Они считали, что войну надо было вести с тиранами, врагами и сиракузян и римского народа; город – принять ¹⁵⁰, а не брать; приняв, восстановить в нем порядок старинными законами и свободой; измученных жалким рабством – не добивать войной. (3) Погиб прекрасный знаменитый город, который оказался наградой победителю в борьбе между римским военачальником и тиранами. А был он некогда и хлебным амбаром, и казначейством для римского народа, часто в трудные времена выручал своей щедростью наше государство – и даже в эту войну с пунийцами ¹⁵¹. (4) Если бы восстал из преисподней царь Гиерон, вернейший приверженец римского владычества, и увидел бы родной город, разграбленный, в развалинах, а в Риме – чуть что не при самом входе в город добычу из Сиракуз ¹⁵², какими глазами взглянули бы вы на него? (5) Все это говорилось, чтобы внушить ненависть к консулу и сострадание к сицилийцам, (6) но сенат вынес решение более мягкое: меры Марка Марцелла, предпринятые им в ходе войны и после победы, одобрить, а на будущее сенату взять на себя заботу о сиракузянах, а консулу Левину поручить помочь городу, но не в ущерб государству. (7) Двух сенаторов послали на Капитолий за консулом; вновь ввели сицилийцев и прочли сенатское постановление; милостиво обратились к послам и отпустили их. (8) Послы упали к ногам Марцелла ¹⁵³, умоляя простить им слова, сказанные в надежде облегчить горькую беду; пусть примет их и Сиракузы под свою защиту как клиентов. Консул обещал сделать это, ласково поговорил с ними и отпустил их.
   33. (1) Затем выступить перед сенатом дали кампанцам; речь их была жалобнее, а положение затруднительнее. (2) Отрицать, что наказание ими заслужено, они не могли: тиранов, чтобы свалить вину на них, не было. Однако кампанцы считали, что уже понесли достаточное наказание: столько сенаторов погибло от яда, столько казнено; мало уцелело знати – только те, кого сознание своей вины не толкнуло к самоубийству, и те, кого миновал гнев победителя. (3) Они просили свободы себе, своим и хотя бы доли своего имущества. С Римом многих связывало гражданство ¹⁵⁴, старинные узы – родственные и брачные.
   (4) Кампанцев удалили из храма ¹⁵⁵; некоторое время колебались, не пригласить ли из Капуи Квинта Фульвия Флакка (консул ¹⁵⁶Клавдий умер после взятия Капуи), чтобы дело разбиралось перед командующим, ведшим военные действия, – как разбиралось между Марцеллом и сицилийцами. Но, увидав в сенате Марка Атилия и Гая Фульвия, брата Флакка, его легатов ¹⁵⁷, (5) а также Квинта Минуция и Луция Ветурия Филона, тоже легатов Клавдия, участвовавших во всех военных действиях, решили Фульвия из Капуи не отзывать и не откладывать дела кампанцев. (6) Спросили мнения Марка Атилия Регула: из бывших под Капуей он наиболее заслуживал доверия. (7) «Я,– сказал он,– присутствовал после взятия Капуи на совещании консулов; задали вопрос, нет ли среди кампанцев кого-нибудь, оказавшего услугу нашему государству. (8) Дознались, что есть две женщины: Вестия Оппия из Ателл, проживавшая в Капуе, и Пакула Клувия, когда-то промышлявшая своим телом. Одна ежедневно приносила жертвы о благоденствии и победе римского народа; другая тайком доставляла еду голодным пленным.
   (9) Остальные кампанцы относятся к нам так же, как карфагеняне, и Квинт Фульвий казнил скорей самых знатных, чем самых виновных. (10) Я не считаю возможным, чтобы сенат занимался делами кампанцев, римских граждан, не будучи уполномочен на то народом. Так поступили и предки наши с отпавшими сатриканцами: ¹⁵⁸Марк Антистий, народный трибун, запросил сначала народ: постановит ли он, чтобы сенату предоставлено было право вынести решение о сатриканцах. (11) Итак, я полагаю, надо обратиться к народным трибунам: пусть один из них или несколько запросят народ о нашем праве вынести приговор по делу кампанцев». (12) Луций Атилий, народный трибун, по распоряжению сената запросил народ в таких словах: «Обо всех кампанцах, ателланцах, калатийцах, сабатинцах, которые, сдавшись проконсулу Квинту Фульвию, (13) отдали себя во власть народу римскому и в распоряжение; обо всех, кого они отдали вместе с собой; обо всем, что они отдали вместе с собой, будь то земля и город, божеское и человеческое, утварь и все остальное, что ими отдано, – обо всем этом спрашиваю я вас, квириты, каково желание ваше: что с этим должно быть сделано?» (14) Народ приказал так: «Что сенат, присягнув, большинством присутствующих постановит, того мы желаем и это приказываем».
   34. (1) В соответствии с этим народным решением сенат прежде всего постановил вернуть имущество и свободу Оппии и Клувии; ¹⁵⁹если у них есть еще просьба к сенату, пусть придут в Рим. (2) О кампанцах были вынесены определения по отдельным семьям ¹⁶⁰– перечислять все не стоит труда. (3) Было постановлено: у одних имущество отобрать в казну, а самих с их детьми и женами продать (кроме дочерей, которые до перехода во власть Рима вышли замуж в другие города); (4) других посадить в тюрьму и отложить решение их участи: об остальных рассудить, принимая в расчет сумму их ценза, отбирать ли в казну их имущество или нет; ¹⁶¹(5) захваченный скот, кроме лошадей и рабов, кроме взрослых мужчин, и вообще все движимое имущество вернуть хозяевам. (6) Всем кампанцам, ателланцам, калатийцам, сабатинцам (кроме тех, кто сам или чьи родители были на стороне врагов ¹⁶²) дали свободу, (7) но с тем, чтобы никто из них не был римским гражданином или латином и чтобы те из них, кто был в Капуе, пока длилась осада, не оставались в городе или в Кампании после определенного срока. (8) Для поселения им предоставляли место за Тибром, но не по берегу; тех же, кто на протяжении войны не был в Капуе, ни в другом, отпавшем от Рима кампанском городе, – по сю, считая от Рима, сторону реки Лирис, (9) перешедших на сторону Рима раньше, чем Ганнибал подошел к Капуе, переселили на сю сторону Вултурна, не дозволив ни строиться, ни иметь землю ближе чем в пятнадцати милях от моря ¹⁶³. (10) Выселенным за Тибр, как самим, так и потомству их, позволили приобретать землю только в области Вей, Сутрина и Непете – с тем чтобы никто из них не имел больше пятидесяти югеров. (11) Имущество всех сенаторов и должностных лиц Капуи, Ателлы и Калатии продали в Капуе; свободных людей, присужденных к продаже, отправили в Рим и продали там. (12) Изображения и бронзовые статуи, которые считали взятыми у врагов, передали коллегии понтификов: пусть решают, какие из них священные, какие – нет. (13) Кампанцев отпустили; они были удручены этими постановлениями и ушли из Рима еще в большей печали, чем пришли. И жаловались они уже не на свирепство Квинта Фульвия, а на несправедливость богов, на свою горькую судьбу.
   35. (1) Отпустив кампанцев и сицилийцев, произвели воинский набор. Когда войско было набрано, занялись пополнением состава гребцов. (2) Не хватало людей, платить было нечем – казна в ту пору была пуста. (3) Консулы издали указ: пусть частные лица соответственно своему состоянию и званию выставят гребцов, как это бывало и раньше ¹⁶⁴, выдав им жалованье и довольствие на тридцать дней. (4) Указ этот встретили таким ропотом, таким негодованием, что для мятежа недоставало только вождя. Твердили, что консулы, разорив сначала сицилийцев и кампанцев, взялись теперь и за римский простой народ: (5) плебеи истощены многолетней податью – у них нет ничего, кроме голой земли. Постройки сожгли враги; рабов-пахарей свело государство: то покупало их за гроши для военной службы, то забирало в гребцы. (6) Если у кого что-то еще и было, все ушло на жалованье гребцам и на ежегодные подати ¹⁶⁵. Никакой силой, никакой властью нельзя их принудить дать то, чего у них нет. Пусть продают их имущество, пусть терзают тело – последнее их достояние, выкупиться им будет не на что.
   (7) Все это говорилось не тайком, а открыто, на форуме, в лицо консулам, которых окружала огромная взволнованная толпа; (8) они не могли успокоить ее ни бранью, ни уговорами. Наконец они объявили, что дают людям три дня сроку одуматься, а сами воспользовались временем, чтобы все исследовать и распутать. (9) Созванный назавтра сенат обсуждал, как пополнить состав гребцов. Много говорили о том, почему прав простой народ, отказываясь выставить гребцов, но заключали всегда одинаково: правдой ли, неправдой ли, но бремя это придется возложить на частных лиц. (10) Иначе откуда еще взять моряков, если казна пуста? А как без флота удержать Сицилию, не пустить в Италию Филиппа, как вообще охранять италийское побережье?
   36. (1) Положение было трудное, что делать – было неясно, все сидели в каком-то оцепенении. (2) Тогда консул Левин сказал, что должностные лица должны подавать пример сенату, а сенат народу; этого требует более высокое их достоинство. (3) «Если,– сказал он,– ты требуешь чего-то от нижестоящего, потребуй этого прежде всего от себя и своих близких – и все легче тебя послушаются: никакой расход не будет в тягость, если увидят, что любой именитый человек берет на себя еще больший. (4) Мы хотим, чтобы у римского народа был вполне исправный флот и частные лица не отказывались выставить гребцов? Отдадим этот приказ прежде всего себе самим: (5) мы, сенаторы, завтра же отдадим в казну все наше золото, серебро и медные деньги: пусть каждый оставит лишь по кольцу себе самому, жене и детям, да буллу ¹⁶⁶сыну, да еще жене или дочери по унции ¹⁶⁷золота; (6) те, кто занимал курульные должности ¹⁶⁸, пусть оставят себе серебряный конский убор ¹⁶⁹и фунт серебра на солонку и блюдо для приношения богам. (7) Остальные сенаторы оставят себе только по фунту серебра да медных денег по пяти тысяч ассов на каждого отца семейства. (8) Все прочее золото, серебро и медные деньги отнесем сейчас же триумвирам, ведающим казной ¹⁷⁰, не дожидаясь сенатского постановления. Пусть добровольные пожертвования побудят соревноваться в помощи государству сперва всадников, а потом и остальной народ. (9) Мы, консулы, много толковали между собой – другого пути нет, с помощью богов мы и пойдем им. Будет государство цело, оно охранит и состояния частных лиц; пренебрежем государственным – не сбережем и своего».
   (10) Решение было единодушным; консулов поблагодарили. (11) Сенаторы разошлись; все наперебой стали отдавать в казну золото, серебро, медь, каждый хотел видеть свое имя в официальных списках если не первым, то из первых: триумвиры не успевали принимать, а писцы записывать взносы. (12) Сенаторы были единодушны; за ними последовали всадники, за всадниками простой народ. Таким образом, без указов, без принуждения государство получило и недостающих гребцов, и деньги на жалованье им. Приготовив все нужное для войны, консулы отправились в свои провинции.
   37. (1) Никогда за все время войны ни карфагеняне, ни римляне так не чувствовали, сколь переменчиво военное счастье – то страх, то надежда владели ими. (2) Так шли дела у римлян в провинциях: неудачи в Испании, удачи в Сицилии смешивали печаль с радостью. (3) В Италии тоже утрата Тарента была тяжелым ударом, но гарнизон удержал вопреки ожиданиям крепость – и это радовало. (4) Внезапный ужас вдруг охватил Рим, боялись, что Город будет осажден, но Капуя оказалась покорена спустя несколько дней, и страх сменило ликование. (5) Его умерили события за морем: Филипп в недобрый час стал врагом, но появились новые союзники: этолийцы и Аттал, царствовавший в Азии: судьба словно уже обещала римлянам господство над Востоком. (6) Карфагеняне также утратили Капую, зато взяли Тарент, хвалились, что беспрепятственно подошли к стенам Рима, (7) и досадовали, что тем и кончилось. Им было стыдно: в то самое время, когда они были у стен Рима, римское войско, не обращая на них никакого внимания, другими воротами уходило в Испанию. (8) В самой Испании тоже карфагеняне совсем было вознадеялись, что если два таких войска истреблены, вожди их