Страница:
- << Первая
- « Предыдущая
- 26
- 27
- 28
- 29
- 30
- 31
- 32
- 33
- 34
- 35
- 36
- 37
- 38
- 39
- 40
- 41
- 42
- 43
- 44
- 45
- 46
- 47
- 48
- 49
- 50
- 51
- 52
- 53
- 54
- 55
- 56
- 57
- 58
- 59
- 60
- 61
- 62
- 63
- 64
- 65
- 66
- 67
- 68
- 69
- 70
- 71
- 72
- 73
- 74
- 75
- 76
- 77
- 78
- 79
- 80
- 81
- 82
- 83
- 84
- 85
- 86
- 87
- 88
- 89
- 90
- 91
- 92
- 93
- 94
- 95
- 96
- 97
- 98
- 99
- 100
- 101
- 102
- 103
- 104
- 105
- 106
- 107
- 108
- 109
- 110
- 111
- 112
- 113
- 114
- 115
- 116
- 117
- 118
- 119
- 120
- 121
- 122
- 123
- 124
- 125
- Следующая »
- Последняя >>
127, в месте высоком и безопасном, перенесли вниз на равнину; на совете стали обсуждать замыслы, сообразные запальчивости начальника: то ли напасть на вражеских солдат, разбредшихся по полям в поисках продовольствия, то ли напасть на их лагерь, оставленный под слабой охраной. (3) Ганнибал сразу увидел, что с переменой начальства война пойдет по-другому и что противник поведет дело дерзко, а отнюдь не обдуманно. (4) Между тем Пуниец – чему трудно даже поверить, ведь враг был рядом – отослал треть солдат за продовольствием, оставив две трети в лагере, (5) а затем передвинул лагерь поближе к врагу, мили на две от Гереония, и разбил его на холме, который виден был неприятелю: пусть знает: если на фуражиров нападут, он готов идти на помощь. (6) Еще ближе, возвышаясь над римским лагерем, располагался другой холм; его ночью бесшумно заняли нумидийцы: взять его днем было невозможно – неприятель поспел бы туда же раньше, так как ему путь был короче. (7) Нумидийцы, хотя было их мало, удерживали это место, но римляне на следующий день сбросили их вниз и сами разбили лагерь на этом холме. (8) Вал одного лагеря был близко от вала другого, и почти все пространство между ними заполнило римское войско. Из лагеря со стороны, противоположной Ганнибалу, выслали конницу и легко вооруженных солдат на фуражиров, разбредшихся по широкому полю, их обратили в бегство и перебили. (9) Ганнибал не осмелился дать сражение: так мало с ним было солдат и он вряд ли отбился бы от врага, напади тот на лагерь. (10) Теперь уже он повел войну, пользуясь уроками Фабия: оставаться на месте и не торопиться; он вернул солдат в старый лагерь под Гереонием. (11) Некоторые писатели сообщают, что было дано настоящее сражение: пунийцев при первой схватке прогнали к самому лагерю, но они внезапно сделали вылазку, и теперь страх обуял римлян. Но тут вмешался самнит Децимий Нумерий, и сражение возобновилось. (12) Децимий по родовитости и богатству был первым человеком не только в Бовиане
128, откуда он был родом, но и во всем Самнии: по приказу диктатора он привел восемь тысяч пехоты и пятьсот всадников. Когда он появился в тылу у Ганнибала, обеим сторонам показалось, что это Квинт Фабий ведет подкрепление из Рима. (13) Ганнибал, опасаясь еще какой-нибудь ловушки, увел своих солдат; римляне вместе с Самнитом в тот день отбили две небольших крепости: (14) врагов погибло шесть тысяч, а римлян пять тысяч; потери были почти одинаковы, но в Рим пришел пустой слух о большой победе и письмо с еще более пустой похвальбой начальника конницы.
25. (1) Об этих событиях очень часто толковали и в сенате, и на народных сходках. (2) Граждане радовались, и только один диктатор, не доверяя ни слухам, ни письмам, говорил, что побед он боится больше, чем поражений, (3) Тогда выступил народный трибун Марк Метилий: «Это невыносимо: диктатор мешает удачному ведению войны не только в своем присутствии, (4) но и отсутствуя. Воюя, он старательно тянет время, чтобы подольше сохранять свою должность и только самому распоряжаться и в Риме и в войске. (5) Ведь один консул убит в бою, другой отослан далеко от Италии будто бы потому, что преследует карфагенский флот 129; (6) два претора 130заняты Сицилией и Сардинией, хотя сейчас их там и не нужно; Марк Минуций, начальник конницы, содержится чуть ли не под стражей: только бы он в глаза не видел врагов, только бы не участвовал в войне. (7) Да, поистине, не только Самний уступлен карфагенянам, словно он за Ибером – опустошены и кампанская, и каленская, и фалернская области, а диктатор сидит в Казилине и охраняет легионами римского народа свое имение. (8) Войско желает сражаться, но и его, и начальника конницы держат в лагере, как в заключении, оружие у них отобрали, как у пленных врагов! (9) Как только ушел, наконец, оттуда диктатор, они вышли из лагеря и, словно вырвавшись на свободу, в пух и прах разбили врага. (10) Если бы в римском народе жил дух отцов, то он, Метилий, смело предложил бы лишить Квинта Фабия власти; теперь же он внесет предложение странное: уравнять в правах начальника конницы и диктатора 131, (11) но отправить Квинта Фабия к войску не раньше, чем он назначит консула на место Гая Фламиния». (12) Диктатор не выступал в народных собраниях: народ его не любил. Да и в сенате слушали не весьма благосклонно, когда он превозносил врага, объясняя поражения, понесенные за два года, глупым удальством начальников, (13) и требовал от начальника конницы отчета, почему он, вопреки приказу диктатора, начал сражение. (14) Если у него, диктатора, останется вся власть, то он скоро покажет всем, что хороший военачальник ни во что ставит счастье и целиком полагается на здравый смысл и расчет, (15) что порой больше чести, не опозорив себя 132, сохранить свое войско, чем перебить тысячи врагов. (16) Тщетны были эти слова; проведя выборы нового консула – избран был Марк Атилий Регул 133, – диктатор, не желая участвовать в спорах о власти, накануне обсуждения и голосования отбыл ночью к войску. (17) На рассвете созвано было народное собрание. Люди терпеть не могли диктатора и были расположены к начальнику конницы, но не осмеливались предложить то, что было угодно толпе, недоставало влиятельного человека, который взял бы это на себя. (18) Нашелся только один оратор, высказавшийся за предложение об уравнении власти – это был Гай Теренций Варрон, претор прошлого года. Был он происхождения не то что скромного, но просто подлого: (19) отец его был, как рассказывают, мясником, он сам разносил свой товар, и сын прислуживал ему в этом рабском занятии.
26. (1) Юноша, получив от отца нажитые этой торговлей деньги, возымел смелую надежду на более благородную участь – его привлекали государственные дела; (2) он стал ратным защитником подлого люда и чернил доброе имя порядочных: получив известность сначала в народе, он затем достиг и почетных должностей: (3) был квестором, эдилом плебейским и курульным, даже претором, в своих мечтаниях он подымался уже до консульства; (4) он хитро рассчитывал, раздувая ненависть народа к диктатору, на благоволение легкомысленной толпы; ему одному досталась вся благодарность за принятое собранием постановление 134. (5) Все и в войске, и в Риме – и сторонники диктатора, и его противники – сочли это постановление сознательным оскорблением диктатору – все кроме самого Фабия. (6) К врагам, обвинявшим его перед толпой, он отнесся с тем же величавым спокойствием, с каким пережил и обиду от рассвирепевшего народа. (7) Уже в дороге он получил письмо от сената об уравнении власти и, прекрасно зная, что обладание властью и искусство властвовать очень между собой разнятся, вернулся к войску – не побежденный ни согражданами, ни врагами.
27. (1) Минуция счастье и народное благоволение давно уже сделали невыносимым, но теперь (2) он не знал меры своему наглому хвастовству и величался своей победой не столько над Ганнибалом, сколько над Квинтом Фабием: (3) Такого, говорил он, обретенного в бедствиях, единственного вождя, равного Ганнибалу, по приказу народа уравняли – старшего с младшим, диктатора с начальником конницы; нигде в летописях подобное не упомянуто – и это в том государстве, где начальники конницы привыкли дрожать перед розгами и топорами диктатора 135. Вот сколько блеска в его, Минуция, судьбе и доблести! (4) Он повинуется своей судьбе, коль скоро диктатор коснеет в ленивой медлительности, осужденной богами и людьми. (5) При первой же встрече с Фабием Минуций заявил, что надо прежде всего установить, как им двоим пользоваться равной властью, (6) и предложил чередовать власть по дням или, если угодно, по большим промежуткам времени 136; (7) в случае битвы, говорил он, надо оказаться равным врагу силами, а не только замыслами. (8) Фабий решительно не согласился: у его сотоварища 137все будет делаться наудачу, у него, Фабия, власть не отнята, она только разделена с другим; (9) он никогда не откажется добровольно от командования своей частью войска, не будет чередоваться по дням и по времени с ним, а разделит войско и сохранит, пусть не все, но что сможет. (10) Так Фабий добился, чтобы легионы были поделены между ним и Минуцием так же, как делят их между консулами: первым и четвертым командовал Минуций, вторым и третьим – Фабий. (11) Поровну поделили и конницу, и вспомогательные отряды союзников и латинов. И лагерь начальник конницы пожелал иметь отдельный.
28. (1) Ганнибал радовался вдвойне – ведь ничто происходящее у противника от него не укрывалось: многое рассказывали перебежчики и свои разведчики; (2) он намеревался по-своему использовать ничем не сдерживаемое удальство Минуция, а тут еще от Фабия отобрана половина войска.
(3) Между лагерем Минуция и лагерем карфагенян был холм: занявший его оставит, конечно, противника на худшей позиции. (4) Ганнибал не так хотел взять этот холм без боя – хотя дело того бы стоило, – как получить возможность сразиться с Минуцием, который – Ганнибал это прекрасно знал – поспешит ему помешать. (5) Поле между лагерями на первый взгляд не годилось для засад – здесь не росло ни дерева, ни даже кустика; (6) но в действительности оно было словно предназначено укрывать засады, тем более, что в такой голой долине нечего было бояться ловушек, а в ее изгибах были глубокие расселины, в любой из которых могло поместиться двести солдат. (7) В этих укромных местах Ганнибал спрятал – сколько где могло разместиться – пять тысяч пехотинцев и конников. (8) Боясь, как бы засаду на таком ровном месте не обнаружило появление неосторожного воина или блеск оружия, он отвлек внимание неприятеля, послав на рассвете немногих воинов брать тот самый холм, о котором уже говорилось.
(9) За эту малочисленность римляне сразу же отнеслись к ним с презрением; все стали требовать, чтобы их послали согнать врага и занять холм; полководец – храбрый и глупый предводитель таких же храбрых и глупых солдат – двинул их в бой и осыпал врага пустыми угрозами. (10) Вперед он выслал легковооруженных, за ними сомкнутым строем – конников и, наконец, увидев, что к врагу подходит помощь, выступил с готовыми к бою легионами. (11) Ганнибал, заметив, что его воинам то тут, то там приходится туго и что бой разгорается, тоже послал им на подмогу отряды пехотинцев и конников: силы обеих сторон уравнялись. (12) Первыми Ганнибал сбросил с холма легковооруженных солдат, взбиравшихся на уже захваченный им холм; они заразили страхом следовавших за ними конников и добежали до знамен легионов. (13) Среди общего смятения только строй пехотинцев оставался тверд и неустрашим – казалось, начнись теперь правильное сражение, оно не будет неравным (столько духа придало им сражение, за несколько дней до этого выигранное), (14) но вдруг из засады появились пунийцы: напав с тыла и с обеих сторон, они привели римлян в такое замешательство и такой страх, что ни у кого не оставалось ни мужества сражаться, ни надежды спастись бегством.
29. (1) Фабий услышал крики перепуганных солдат и уже издали увидел в войске смятение. Он сказал: «Так и есть: судьба ухватила удальца даже быстрее, чем я боялся 138. (2) Его уравняли с Фабием по власти; что Ганнибал и доблестнее его и удачливее, это он сам видит. Для переругивания; впрочем, еще будет время; сейчас выходите из лагеря со знаменами: заставим врага признаться, что он разбит, а граждан сознаться в своей ошибке». (3) Значительная часть солдат была убита; живые, оглядывались, куда бежать; Фабиево войско явилось на помощь, словно с неба. (4) Прежде, чем войска оказались на расстоянии, какое пролетает дротик, или на таком, когда можно уже схватиться врукопашную, Фабий удержал и своих от бегства врассыпную и врагов от яростного боя. (5) Солдаты, которые, сломав строй, рассыпались кто куда, отовсюду сбегались в стройные ряды Фабиева войска; толпы показавших тыл повернулись к врагу, построились кругом и постепенно возвращались обратно или, сбившись в кучу, неподвижно стояли. Разбитое и свежее войско соединились и повернули на врага, (6) но Ганнибал дал сигнал отступать: открыто признал, что, победив Минуция, он побежден Фабием.
(7) День с его сменами успехов и неудач склонялся к вечеру; войска возвратились в лагерь; Минуций созвал солдат и сказал: (8) «Я часто слышал, воины, что на первом месте стоит человек, который сам может подать дельный совет; на втором – тот, кто этого совета послушается; а тот, кто сам совета не даст и не подчинится другому, тот – последний дурак 139. (9) Судьба отказала нам в первом даре, будем же хранить второй и, учась приказывать, станем повиноваться разумному. (10) Соединим же свой лагерь с Фабиевым, поставим знамена перед его палаткой, и я назову его отцом: он достоин этого имени: наш благодетель – человек высокой души; (11) вы же, воины, приветствуйте как патронов 140тех, чья рука и чье оружие вызволили вас. Этот день оставит нам, по крайней мере, честь людей, умеющих быть благодарными».
30. (1) Тут солдаты по команде собрали свое снаряжение и строем вошли в лагерь диктатора, повергнув в изумление и его и всех окружающих. (2) Перед трибуналом 141солдаты остановились, начальник конницы выступил вперед, назвал Фабия отцом 142, весь строй приветствовал Фабиевых солдат, стоявших вокруг, как своих патронов. (3) Минуций сказал: «К родителям моим только что приравнял я тебя, диктатор – почетнее имени в языке нет, – но им я обязан лишь собственной жизнью, тебе же спасением не только моим, но и всех этих солдат. (4) Я первый отвергаю решение народа 143, которое мне в тягость, не в честь, и – да будет это к счастью тебе и мне и этим твоим войскам, сохраненному и сохранившему – возвращаюсь под твою власть и возвращаю тебе эти легионы. (5) Прошу тебя, будь милостив, оставь мне должность начальника конницы и каждому – его место и звание». (6) Фабий и Минуций пожали друг другу руки и распустили сходку; солдаты Фабия дружески и гостеприимно приглашали к себе Минуциевых, знакомых и незнакомых, и радостным стал день, только что казавшийся таким скорбным и проклятым.
(7) Когда в Рим дошли слухи об этих событиях, подтвержденные не столько даже письмами самих полководцев, сколько письмами простых солдат из обоих войск, все стали, кто как умел, превозносить Максима до небес. (8) Такова же была его слава и у врагов – у Ганнибала и у пунийцев; они, наконец, почувствовали, что воюют в Италии и с римлянами; (9) два года 144с презрением относились они к римлянам, воинам и полководцам: не могли поверить, что воюют с тем же народом, о котором столько страшного наслышались от своих отцов. (10) Говорят, Ганнибал, возвращаясь из сражения, сказал, что туча, долго лежавшая на горах, разразилась, наконец, бурей и ливнем 145.
31. (1) Пока все это происходило в Италии, консул Гней Сервилий с флотом в сто двадцать кораблей обогнул Сардинию с Корсикой; и тут, и там взял заложников и переправился в Африку, (2) но прежде чем высадиться на материке, опустошил остров Менигу 146, получил от жителей Церцины 147десять талантов серебра, только бы он не жег их города и не разорял их земель, и, пристав к берегам Африки, высадил свое войско 148. (3) Воины и моряки, опустошая окрестности, разбрелись в погоне за добычей в разные стороны, словно были на безлюдном острове; (4) беспечные, незнакомые с местностью, они попали в засаду, были окружены; многих римлян перебили; а позорно бежавших отогнали к кораблям. (5) Римляне потеряли около тысячи человек, среди павших был и квестор Тиберий Семпроний Блез; Сервилий с флотом в страхе отчалил от берега, где так много врагов, и направился в Сицилию, (6) в Лилибее он передал флот претору Титу Отацилию, чей легат Луций Цинций должен был отвести его в Рим: (7) сам Сервилий посуху прошел через Сицилию и переправился в Италию, куда его и его сотоварища Марка Атилия призывали письма Квинта Фабия: истекал шестимесячный срок его диктатуры, и они должны были принять от него войско.
(8) Почти все летописи сообщают, что Фабий диктатором вел войну с Ганнибалом, а Целий даже пишет, что это был первый диктатор, избранный на свою должность народом; (9) Целий и прочие упустили из виду, что правом назначить диктатора обладал только консул, консулом же тогда был Гней Сервилий, находившийся далеко в провинции Галлии 149. (10) Государство, напуганное уже третьим проигранным сражением, не в силах было ждать – потому и прибегли к такому средству: народ избрал должностное лицо с диктаторской властью. (11) Но подвиги и слава Фабия были велики, и потомки, возвеличивая предка, начертали под его изображением не «с диктаторской властью», а просто «диктатор», чему легко поверили 150.
32. (1) Консул Атилий принял войско от Фабия, а Гемин Сервилий – от Минуция. Заблаговременно укрепив зимние лагеря, они провели остаток лета, воюя по способу Фабия и неизменно согласовывая свои действия. (2) Когда Ганнибал выходил за продовольствием, они появлялись то здесь, то там: отряд потреплют, одиночек перехватят; на решительное сражение, которого всякими хитростями добивался неприятель, они не шли. (3) Ганнибала голодом довели до того, что он вернулся бы в Галлию, не покажись это бегством: если консулы, их преемники, будут вести войну тем же способом, то нечего и надеяться прокормить войско в этих местах. (4) Военные действия под Гереонием зимой прекратились, и в Рим прибыли послы от Неаполя. Они внесли в курию сорок тяжеловесных золотых чаш, и сказаны были ими такие слова: (5) они знают, что казну римского народа вычерпала война, которая ведется в той же мере, за города и земли союзников, что и за главную твердыню Италии, город Рим и его власть; и поэтому неаполитанцы решили: (6) золото, оставленное им предками на украшение храмов и помощь бедствующим, по справедливости следует вручить римскому народу. (7) Если римляне считают, что неаполитанцы могут им еще чем-то помочь, то они окажут любую помощь с таким же усердием. (8) Римские сенаторы и народ порадуют их, если все, что есть у неаполитанцев, будут считать своим, и принесенный дар оценят не просто по его стоимости, а по дружеским чувствам и доброй воле тех, кто его принес. (9) Послов поблагодарили за щедрость и внимание, а чашу приняли только ту, что была всех легче.
33. (1) В эти же дни был схвачен карфагенский лазутчик, который два года таился в Риме; его отпустили, отрубив ему руки; (2) распяли двадцать пять рабов, составивших заговор на Марсовом поле; доносчику дали свободу и двадцать тысяч медных ассов. (3) К Филиппу, царю македонскому 151, отправлены были послы требовать выдачи Деметрия Фарийского 152, который, проиграв войну, бежал к нему; (4) отправили послов и к лигурийцам: как смели они помогать Ганнибалу и средствами и людьми; заодно пусть послы посмотрят на месте, что делается у бойев и инсубров 153. (5) Отправлены были послы к Пинею, царю Иллирии 154, требовать дани, – срок уплаты уже истек, а если захочет он этот срок отложить, то взять у него заложников. (6) Хотя римляне несли на своих плечах бремя тяжкой войны, они всюду, хоть на краю земли, заботились о своих делах. (7) Людей религиозных богобоязненных тревожило, что до сих пор нет подряда на постройку храма Согласия, а ведь обет воздвигнуть его дан претором Луций Манлием еще два года назад в Галлии 155, когда там взбунтовались солдаты. (8) Заняться этим делом назначены были Марком Эмилием, городским претором 156, дуумвиры 157Гай Пупий и Кезон Квинкций Фламинин: они и сдали с подряда постройку, а строился храм в Крепости 158.
(9) Тот же претор по решению сената написал консулам: неугодно ли им, чтобы один из них прибыл в Рим для проведения консульских выборов: он назначит день выборов, какой они укажут; (10) консулы на это ответили: им страшно оставлять войско – как бы не случилось беды. Чем отзывать одного из консулов, пусть лучше выборы проведет интеррекс 159. (11) Сенаторы, однако, решили: лучше пусть консул назначит диктатора для проведения выборов. Назван был Луций Ветурий Филон, а он назначил начальником конницы Марка Помпония Матона; (12) назначены они были огрешно 160, и уже через четырнадцать дней им было велено отказаться от должностей. Дела перешли к интеррексу.
34. (1) Консулам власть была продлена на год: интеррексом сенаторы объявили Гая Клавдия Центона, сына Аппия, а за ним – Публия Корнелия Азину. При нем на выборах произошло большое столкновение между сенаторами и народом 161. (2) Гай Теренций Варрон был человек без роду и племени; он подладился к плебеям нападками на знать и простонародными ухватками, а особенно расположил их к себе травлей Фабия и старанием ограничить его диктаторскую власть. Чернь старалась вытащить его в консулы, а сенаторы всячески этому противились, чтобы люди, желающие сравняться со знатью, не привыкали ее преследовать. (3) Квинт Бебий Геренний, народный трибун, родственник Гая Теренция, выступил с обвинением не только против сената, но и против авгуров: которые, утверждал он, помешали диктатору провести выборы. Возбуждая ненависть к ним, он старался расположить граждан к своему кандидату. (4) Он говорил, что знать много лет искала войны, что она привела в Италию Ганнибала и коварно затягивает войну, хотя закончить ее возможно 162. (5) Четырех легионов хватит для успеха в решительной битве – это выяснилось после успешной битвы, данной Марком Минуцием в отсутствие Фабия; (6) и тем не менее два легиона посланы на убой, а потом выхвачены из самой бойни, чтобы мог быть назван отцом и патроном тот, кто сперва не давал римлянам побеждать и только потом не дал им потерпеть поражение. (7) И после Фабия консулы затягивали войну, пользуясь его способом. Это – сговор всей знати; войне не будет конца, пока граждане не проведут в консулы истинного плебея, то есть нового человека 163; (8) ведь знатные плебеи уже приобщены к тем же священнодействиям, что вся знать, а народ они презирают с тех пор, как их перестали презирать сенаторы 164. (9) Кому же не ясно, что все это проделано, лишь бы продлить междуцарствие и передать выборы в руки сенаторов? (10) Этого и хотели консулы, задерживаясь при войске, а так как диктатор был назначен против их воли, то авгуры и объявили его выборы недействительными. (11) Междуцарствие в их власти 165, но уж одно-то из консульских мест принадлежит плебеям, и народ волен отдать эту должность тому, кто предпочтет поскорей победить, а не пользоваться подольше властью.
35. (1) Народ был подогрет этими речами, и хотя искали консульства три патриция, Публий Корнелий Меренда, Луций Манлий Вольсон, Марк Эмилий Лепид, (2) и двое плебеев из знатных семейств, Гай Аттилий Серан и Марк Элий Пет, из которых один был понтификом, а другой – авгуром, тем не менее избран был единственный консул Гай Теренций. Теперь от него зависели и выборы сотоварища 166. (3) Тогда знать, убедившаяся, что соперники Теренция оказались недостаточно сильными, уговорила Луция Эмилия Павла, который в свое время был консулом вместе с Марком Ливнем и к черни относился враждебно, – когда коллега был осужден, он и сам едва уцелел 167, – выставить свою кандидатуру; отказывался он долго и упорно. (4) На ближайшем народном собрании все прежние Варроновы соперники отступились, и не столько в товарищи, сколько в противники ему выбран был Луций Эмилий Павел. (5) Затем состоялись выборы преторов – избраны были Марк Помпоний Матон и Публий Фурий Фил: Фил должен был разбирать тяжбы между гражданами, Помпоний – между гражданами и чужеземцами; (6) дополнительно были выбраны еще два претора: Марк Клавдий Марцелл 168для Сицилии, Луций Постумий Альбин – для Галлии. (7) Все получили назначения в свое отсутствие; никому, кроме консула Теренция, его магистратура не была внове; многих отважных и деятельных мужей обошли, считая, что в такое время следует поручать всякое дело только человеку, с ним знакомому.
36. (1) Увеличено было войско, но сколько прибавили пехоты и конницы и сколько какого рода оружия, об этом писатели говорят по-разному, и я не осмелился бы на чем-то настаивать. (2) Одни говорят, что войско пополнили десятью тысячами новобранцев; другие, что было набрано четыре новых легиона, чтобы, воюя, располагать восемью легионами; (3) в легионе увеличено было число пехотинцев и всадников; к каждому добавили по тысяче пехотинцев и по сотне всадников – всего в легионе теперь было пять тысяч пехоты и три сотни всадников; союзники выставляли вдвое больше всадников, а пехоты – столько же. (4) Ко времени битвы при Каннах войско состояло, как пишут некоторые, из восьмидесяти семи тысяч двухсот человек. (5) И, в чем все писатели сходятся, общий порыв и усердие, с каким велось дело, были беспримерны, так как диктатор уже обнадежил сограждан, показав им, что враг может быть побежден.
(6) Прежде чем новые легионы двинулись из города, децемвирам было велено справиться в Книгах 169об устрашивших народ новых знамениях: (7) и в Риме на Авентине, и в Ариции
25. (1) Об этих событиях очень часто толковали и в сенате, и на народных сходках. (2) Граждане радовались, и только один диктатор, не доверяя ни слухам, ни письмам, говорил, что побед он боится больше, чем поражений, (3) Тогда выступил народный трибун Марк Метилий: «Это невыносимо: диктатор мешает удачному ведению войны не только в своем присутствии, (4) но и отсутствуя. Воюя, он старательно тянет время, чтобы подольше сохранять свою должность и только самому распоряжаться и в Риме и в войске. (5) Ведь один консул убит в бою, другой отослан далеко от Италии будто бы потому, что преследует карфагенский флот 129; (6) два претора 130заняты Сицилией и Сардинией, хотя сейчас их там и не нужно; Марк Минуций, начальник конницы, содержится чуть ли не под стражей: только бы он в глаза не видел врагов, только бы не участвовал в войне. (7) Да, поистине, не только Самний уступлен карфагенянам, словно он за Ибером – опустошены и кампанская, и каленская, и фалернская области, а диктатор сидит в Казилине и охраняет легионами римского народа свое имение. (8) Войско желает сражаться, но и его, и начальника конницы держат в лагере, как в заключении, оружие у них отобрали, как у пленных врагов! (9) Как только ушел, наконец, оттуда диктатор, они вышли из лагеря и, словно вырвавшись на свободу, в пух и прах разбили врага. (10) Если бы в римском народе жил дух отцов, то он, Метилий, смело предложил бы лишить Квинта Фабия власти; теперь же он внесет предложение странное: уравнять в правах начальника конницы и диктатора 131, (11) но отправить Квинта Фабия к войску не раньше, чем он назначит консула на место Гая Фламиния». (12) Диктатор не выступал в народных собраниях: народ его не любил. Да и в сенате слушали не весьма благосклонно, когда он превозносил врага, объясняя поражения, понесенные за два года, глупым удальством начальников, (13) и требовал от начальника конницы отчета, почему он, вопреки приказу диктатора, начал сражение. (14) Если у него, диктатора, останется вся власть, то он скоро покажет всем, что хороший военачальник ни во что ставит счастье и целиком полагается на здравый смысл и расчет, (15) что порой больше чести, не опозорив себя 132, сохранить свое войско, чем перебить тысячи врагов. (16) Тщетны были эти слова; проведя выборы нового консула – избран был Марк Атилий Регул 133, – диктатор, не желая участвовать в спорах о власти, накануне обсуждения и голосования отбыл ночью к войску. (17) На рассвете созвано было народное собрание. Люди терпеть не могли диктатора и были расположены к начальнику конницы, но не осмеливались предложить то, что было угодно толпе, недоставало влиятельного человека, который взял бы это на себя. (18) Нашелся только один оратор, высказавшийся за предложение об уравнении власти – это был Гай Теренций Варрон, претор прошлого года. Был он происхождения не то что скромного, но просто подлого: (19) отец его был, как рассказывают, мясником, он сам разносил свой товар, и сын прислуживал ему в этом рабском занятии.
26. (1) Юноша, получив от отца нажитые этой торговлей деньги, возымел смелую надежду на более благородную участь – его привлекали государственные дела; (2) он стал ратным защитником подлого люда и чернил доброе имя порядочных: получив известность сначала в народе, он затем достиг и почетных должностей: (3) был квестором, эдилом плебейским и курульным, даже претором, в своих мечтаниях он подымался уже до консульства; (4) он хитро рассчитывал, раздувая ненависть народа к диктатору, на благоволение легкомысленной толпы; ему одному досталась вся благодарность за принятое собранием постановление 134. (5) Все и в войске, и в Риме – и сторонники диктатора, и его противники – сочли это постановление сознательным оскорблением диктатору – все кроме самого Фабия. (6) К врагам, обвинявшим его перед толпой, он отнесся с тем же величавым спокойствием, с каким пережил и обиду от рассвирепевшего народа. (7) Уже в дороге он получил письмо от сената об уравнении власти и, прекрасно зная, что обладание властью и искусство властвовать очень между собой разнятся, вернулся к войску – не побежденный ни согражданами, ни врагами.
27. (1) Минуция счастье и народное благоволение давно уже сделали невыносимым, но теперь (2) он не знал меры своему наглому хвастовству и величался своей победой не столько над Ганнибалом, сколько над Квинтом Фабием: (3) Такого, говорил он, обретенного в бедствиях, единственного вождя, равного Ганнибалу, по приказу народа уравняли – старшего с младшим, диктатора с начальником конницы; нигде в летописях подобное не упомянуто – и это в том государстве, где начальники конницы привыкли дрожать перед розгами и топорами диктатора 135. Вот сколько блеска в его, Минуция, судьбе и доблести! (4) Он повинуется своей судьбе, коль скоро диктатор коснеет в ленивой медлительности, осужденной богами и людьми. (5) При первой же встрече с Фабием Минуций заявил, что надо прежде всего установить, как им двоим пользоваться равной властью, (6) и предложил чередовать власть по дням или, если угодно, по большим промежуткам времени 136; (7) в случае битвы, говорил он, надо оказаться равным врагу силами, а не только замыслами. (8) Фабий решительно не согласился: у его сотоварища 137все будет делаться наудачу, у него, Фабия, власть не отнята, она только разделена с другим; (9) он никогда не откажется добровольно от командования своей частью войска, не будет чередоваться по дням и по времени с ним, а разделит войско и сохранит, пусть не все, но что сможет. (10) Так Фабий добился, чтобы легионы были поделены между ним и Минуцием так же, как делят их между консулами: первым и четвертым командовал Минуций, вторым и третьим – Фабий. (11) Поровну поделили и конницу, и вспомогательные отряды союзников и латинов. И лагерь начальник конницы пожелал иметь отдельный.
28. (1) Ганнибал радовался вдвойне – ведь ничто происходящее у противника от него не укрывалось: многое рассказывали перебежчики и свои разведчики; (2) он намеревался по-своему использовать ничем не сдерживаемое удальство Минуция, а тут еще от Фабия отобрана половина войска.
(3) Между лагерем Минуция и лагерем карфагенян был холм: занявший его оставит, конечно, противника на худшей позиции. (4) Ганнибал не так хотел взять этот холм без боя – хотя дело того бы стоило, – как получить возможность сразиться с Минуцием, который – Ганнибал это прекрасно знал – поспешит ему помешать. (5) Поле между лагерями на первый взгляд не годилось для засад – здесь не росло ни дерева, ни даже кустика; (6) но в действительности оно было словно предназначено укрывать засады, тем более, что в такой голой долине нечего было бояться ловушек, а в ее изгибах были глубокие расселины, в любой из которых могло поместиться двести солдат. (7) В этих укромных местах Ганнибал спрятал – сколько где могло разместиться – пять тысяч пехотинцев и конников. (8) Боясь, как бы засаду на таком ровном месте не обнаружило появление неосторожного воина или блеск оружия, он отвлек внимание неприятеля, послав на рассвете немногих воинов брать тот самый холм, о котором уже говорилось.
(9) За эту малочисленность римляне сразу же отнеслись к ним с презрением; все стали требовать, чтобы их послали согнать врага и занять холм; полководец – храбрый и глупый предводитель таких же храбрых и глупых солдат – двинул их в бой и осыпал врага пустыми угрозами. (10) Вперед он выслал легковооруженных, за ними сомкнутым строем – конников и, наконец, увидев, что к врагу подходит помощь, выступил с готовыми к бою легионами. (11) Ганнибал, заметив, что его воинам то тут, то там приходится туго и что бой разгорается, тоже послал им на подмогу отряды пехотинцев и конников: силы обеих сторон уравнялись. (12) Первыми Ганнибал сбросил с холма легковооруженных солдат, взбиравшихся на уже захваченный им холм; они заразили страхом следовавших за ними конников и добежали до знамен легионов. (13) Среди общего смятения только строй пехотинцев оставался тверд и неустрашим – казалось, начнись теперь правильное сражение, оно не будет неравным (столько духа придало им сражение, за несколько дней до этого выигранное), (14) но вдруг из засады появились пунийцы: напав с тыла и с обеих сторон, они привели римлян в такое замешательство и такой страх, что ни у кого не оставалось ни мужества сражаться, ни надежды спастись бегством.
29. (1) Фабий услышал крики перепуганных солдат и уже издали увидел в войске смятение. Он сказал: «Так и есть: судьба ухватила удальца даже быстрее, чем я боялся 138. (2) Его уравняли с Фабием по власти; что Ганнибал и доблестнее его и удачливее, это он сам видит. Для переругивания; впрочем, еще будет время; сейчас выходите из лагеря со знаменами: заставим врага признаться, что он разбит, а граждан сознаться в своей ошибке». (3) Значительная часть солдат была убита; живые, оглядывались, куда бежать; Фабиево войско явилось на помощь, словно с неба. (4) Прежде, чем войска оказались на расстоянии, какое пролетает дротик, или на таком, когда можно уже схватиться врукопашную, Фабий удержал и своих от бегства врассыпную и врагов от яростного боя. (5) Солдаты, которые, сломав строй, рассыпались кто куда, отовсюду сбегались в стройные ряды Фабиева войска; толпы показавших тыл повернулись к врагу, построились кругом и постепенно возвращались обратно или, сбившись в кучу, неподвижно стояли. Разбитое и свежее войско соединились и повернули на врага, (6) но Ганнибал дал сигнал отступать: открыто признал, что, победив Минуция, он побежден Фабием.
(7) День с его сменами успехов и неудач склонялся к вечеру; войска возвратились в лагерь; Минуций созвал солдат и сказал: (8) «Я часто слышал, воины, что на первом месте стоит человек, который сам может подать дельный совет; на втором – тот, кто этого совета послушается; а тот, кто сам совета не даст и не подчинится другому, тот – последний дурак 139. (9) Судьба отказала нам в первом даре, будем же хранить второй и, учась приказывать, станем повиноваться разумному. (10) Соединим же свой лагерь с Фабиевым, поставим знамена перед его палаткой, и я назову его отцом: он достоин этого имени: наш благодетель – человек высокой души; (11) вы же, воины, приветствуйте как патронов 140тех, чья рука и чье оружие вызволили вас. Этот день оставит нам, по крайней мере, честь людей, умеющих быть благодарными».
30. (1) Тут солдаты по команде собрали свое снаряжение и строем вошли в лагерь диктатора, повергнув в изумление и его и всех окружающих. (2) Перед трибуналом 141солдаты остановились, начальник конницы выступил вперед, назвал Фабия отцом 142, весь строй приветствовал Фабиевых солдат, стоявших вокруг, как своих патронов. (3) Минуций сказал: «К родителям моим только что приравнял я тебя, диктатор – почетнее имени в языке нет, – но им я обязан лишь собственной жизнью, тебе же спасением не только моим, но и всех этих солдат. (4) Я первый отвергаю решение народа 143, которое мне в тягость, не в честь, и – да будет это к счастью тебе и мне и этим твоим войскам, сохраненному и сохранившему – возвращаюсь под твою власть и возвращаю тебе эти легионы. (5) Прошу тебя, будь милостив, оставь мне должность начальника конницы и каждому – его место и звание». (6) Фабий и Минуций пожали друг другу руки и распустили сходку; солдаты Фабия дружески и гостеприимно приглашали к себе Минуциевых, знакомых и незнакомых, и радостным стал день, только что казавшийся таким скорбным и проклятым.
(7) Когда в Рим дошли слухи об этих событиях, подтвержденные не столько даже письмами самих полководцев, сколько письмами простых солдат из обоих войск, все стали, кто как умел, превозносить Максима до небес. (8) Такова же была его слава и у врагов – у Ганнибала и у пунийцев; они, наконец, почувствовали, что воюют в Италии и с римлянами; (9) два года 144с презрением относились они к римлянам, воинам и полководцам: не могли поверить, что воюют с тем же народом, о котором столько страшного наслышались от своих отцов. (10) Говорят, Ганнибал, возвращаясь из сражения, сказал, что туча, долго лежавшая на горах, разразилась, наконец, бурей и ливнем 145.
31. (1) Пока все это происходило в Италии, консул Гней Сервилий с флотом в сто двадцать кораблей обогнул Сардинию с Корсикой; и тут, и там взял заложников и переправился в Африку, (2) но прежде чем высадиться на материке, опустошил остров Менигу 146, получил от жителей Церцины 147десять талантов серебра, только бы он не жег их города и не разорял их земель, и, пристав к берегам Африки, высадил свое войско 148. (3) Воины и моряки, опустошая окрестности, разбрелись в погоне за добычей в разные стороны, словно были на безлюдном острове; (4) беспечные, незнакомые с местностью, они попали в засаду, были окружены; многих римлян перебили; а позорно бежавших отогнали к кораблям. (5) Римляне потеряли около тысячи человек, среди павших был и квестор Тиберий Семпроний Блез; Сервилий с флотом в страхе отчалил от берега, где так много врагов, и направился в Сицилию, (6) в Лилибее он передал флот претору Титу Отацилию, чей легат Луций Цинций должен был отвести его в Рим: (7) сам Сервилий посуху прошел через Сицилию и переправился в Италию, куда его и его сотоварища Марка Атилия призывали письма Квинта Фабия: истекал шестимесячный срок его диктатуры, и они должны были принять от него войско.
(8) Почти все летописи сообщают, что Фабий диктатором вел войну с Ганнибалом, а Целий даже пишет, что это был первый диктатор, избранный на свою должность народом; (9) Целий и прочие упустили из виду, что правом назначить диктатора обладал только консул, консулом же тогда был Гней Сервилий, находившийся далеко в провинции Галлии 149. (10) Государство, напуганное уже третьим проигранным сражением, не в силах было ждать – потому и прибегли к такому средству: народ избрал должностное лицо с диктаторской властью. (11) Но подвиги и слава Фабия были велики, и потомки, возвеличивая предка, начертали под его изображением не «с диктаторской властью», а просто «диктатор», чему легко поверили 150.
32. (1) Консул Атилий принял войско от Фабия, а Гемин Сервилий – от Минуция. Заблаговременно укрепив зимние лагеря, они провели остаток лета, воюя по способу Фабия и неизменно согласовывая свои действия. (2) Когда Ганнибал выходил за продовольствием, они появлялись то здесь, то там: отряд потреплют, одиночек перехватят; на решительное сражение, которого всякими хитростями добивался неприятель, они не шли. (3) Ганнибала голодом довели до того, что он вернулся бы в Галлию, не покажись это бегством: если консулы, их преемники, будут вести войну тем же способом, то нечего и надеяться прокормить войско в этих местах. (4) Военные действия под Гереонием зимой прекратились, и в Рим прибыли послы от Неаполя. Они внесли в курию сорок тяжеловесных золотых чаш, и сказаны были ими такие слова: (5) они знают, что казну римского народа вычерпала война, которая ведется в той же мере, за города и земли союзников, что и за главную твердыню Италии, город Рим и его власть; и поэтому неаполитанцы решили: (6) золото, оставленное им предками на украшение храмов и помощь бедствующим, по справедливости следует вручить римскому народу. (7) Если римляне считают, что неаполитанцы могут им еще чем-то помочь, то они окажут любую помощь с таким же усердием. (8) Римские сенаторы и народ порадуют их, если все, что есть у неаполитанцев, будут считать своим, и принесенный дар оценят не просто по его стоимости, а по дружеским чувствам и доброй воле тех, кто его принес. (9) Послов поблагодарили за щедрость и внимание, а чашу приняли только ту, что была всех легче.
33. (1) В эти же дни был схвачен карфагенский лазутчик, который два года таился в Риме; его отпустили, отрубив ему руки; (2) распяли двадцать пять рабов, составивших заговор на Марсовом поле; доносчику дали свободу и двадцать тысяч медных ассов. (3) К Филиппу, царю македонскому 151, отправлены были послы требовать выдачи Деметрия Фарийского 152, который, проиграв войну, бежал к нему; (4) отправили послов и к лигурийцам: как смели они помогать Ганнибалу и средствами и людьми; заодно пусть послы посмотрят на месте, что делается у бойев и инсубров 153. (5) Отправлены были послы к Пинею, царю Иллирии 154, требовать дани, – срок уплаты уже истек, а если захочет он этот срок отложить, то взять у него заложников. (6) Хотя римляне несли на своих плечах бремя тяжкой войны, они всюду, хоть на краю земли, заботились о своих делах. (7) Людей религиозных богобоязненных тревожило, что до сих пор нет подряда на постройку храма Согласия, а ведь обет воздвигнуть его дан претором Луций Манлием еще два года назад в Галлии 155, когда там взбунтовались солдаты. (8) Заняться этим делом назначены были Марком Эмилием, городским претором 156, дуумвиры 157Гай Пупий и Кезон Квинкций Фламинин: они и сдали с подряда постройку, а строился храм в Крепости 158.
(9) Тот же претор по решению сената написал консулам: неугодно ли им, чтобы один из них прибыл в Рим для проведения консульских выборов: он назначит день выборов, какой они укажут; (10) консулы на это ответили: им страшно оставлять войско – как бы не случилось беды. Чем отзывать одного из консулов, пусть лучше выборы проведет интеррекс 159. (11) Сенаторы, однако, решили: лучше пусть консул назначит диктатора для проведения выборов. Назван был Луций Ветурий Филон, а он назначил начальником конницы Марка Помпония Матона; (12) назначены они были огрешно 160, и уже через четырнадцать дней им было велено отказаться от должностей. Дела перешли к интеррексу.
34. (1) Консулам власть была продлена на год: интеррексом сенаторы объявили Гая Клавдия Центона, сына Аппия, а за ним – Публия Корнелия Азину. При нем на выборах произошло большое столкновение между сенаторами и народом 161. (2) Гай Теренций Варрон был человек без роду и племени; он подладился к плебеям нападками на знать и простонародными ухватками, а особенно расположил их к себе травлей Фабия и старанием ограничить его диктаторскую власть. Чернь старалась вытащить его в консулы, а сенаторы всячески этому противились, чтобы люди, желающие сравняться со знатью, не привыкали ее преследовать. (3) Квинт Бебий Геренний, народный трибун, родственник Гая Теренция, выступил с обвинением не только против сената, но и против авгуров: которые, утверждал он, помешали диктатору провести выборы. Возбуждая ненависть к ним, он старался расположить граждан к своему кандидату. (4) Он говорил, что знать много лет искала войны, что она привела в Италию Ганнибала и коварно затягивает войну, хотя закончить ее возможно 162. (5) Четырех легионов хватит для успеха в решительной битве – это выяснилось после успешной битвы, данной Марком Минуцием в отсутствие Фабия; (6) и тем не менее два легиона посланы на убой, а потом выхвачены из самой бойни, чтобы мог быть назван отцом и патроном тот, кто сперва не давал римлянам побеждать и только потом не дал им потерпеть поражение. (7) И после Фабия консулы затягивали войну, пользуясь его способом. Это – сговор всей знати; войне не будет конца, пока граждане не проведут в консулы истинного плебея, то есть нового человека 163; (8) ведь знатные плебеи уже приобщены к тем же священнодействиям, что вся знать, а народ они презирают с тех пор, как их перестали презирать сенаторы 164. (9) Кому же не ясно, что все это проделано, лишь бы продлить междуцарствие и передать выборы в руки сенаторов? (10) Этого и хотели консулы, задерживаясь при войске, а так как диктатор был назначен против их воли, то авгуры и объявили его выборы недействительными. (11) Междуцарствие в их власти 165, но уж одно-то из консульских мест принадлежит плебеям, и народ волен отдать эту должность тому, кто предпочтет поскорей победить, а не пользоваться подольше властью.
35. (1) Народ был подогрет этими речами, и хотя искали консульства три патриция, Публий Корнелий Меренда, Луций Манлий Вольсон, Марк Эмилий Лепид, (2) и двое плебеев из знатных семейств, Гай Аттилий Серан и Марк Элий Пет, из которых один был понтификом, а другой – авгуром, тем не менее избран был единственный консул Гай Теренций. Теперь от него зависели и выборы сотоварища 166. (3) Тогда знать, убедившаяся, что соперники Теренция оказались недостаточно сильными, уговорила Луция Эмилия Павла, который в свое время был консулом вместе с Марком Ливнем и к черни относился враждебно, – когда коллега был осужден, он и сам едва уцелел 167, – выставить свою кандидатуру; отказывался он долго и упорно. (4) На ближайшем народном собрании все прежние Варроновы соперники отступились, и не столько в товарищи, сколько в противники ему выбран был Луций Эмилий Павел. (5) Затем состоялись выборы преторов – избраны были Марк Помпоний Матон и Публий Фурий Фил: Фил должен был разбирать тяжбы между гражданами, Помпоний – между гражданами и чужеземцами; (6) дополнительно были выбраны еще два претора: Марк Клавдий Марцелл 168для Сицилии, Луций Постумий Альбин – для Галлии. (7) Все получили назначения в свое отсутствие; никому, кроме консула Теренция, его магистратура не была внове; многих отважных и деятельных мужей обошли, считая, что в такое время следует поручать всякое дело только человеку, с ним знакомому.
36. (1) Увеличено было войско, но сколько прибавили пехоты и конницы и сколько какого рода оружия, об этом писатели говорят по-разному, и я не осмелился бы на чем-то настаивать. (2) Одни говорят, что войско пополнили десятью тысячами новобранцев; другие, что было набрано четыре новых легиона, чтобы, воюя, располагать восемью легионами; (3) в легионе увеличено было число пехотинцев и всадников; к каждому добавили по тысяче пехотинцев и по сотне всадников – всего в легионе теперь было пять тысяч пехоты и три сотни всадников; союзники выставляли вдвое больше всадников, а пехоты – столько же. (4) Ко времени битвы при Каннах войско состояло, как пишут некоторые, из восьмидесяти семи тысяч двухсот человек. (5) И, в чем все писатели сходятся, общий порыв и усердие, с каким велось дело, были беспримерны, так как диктатор уже обнадежил сограждан, показав им, что враг может быть побежден.
(6) Прежде чем новые легионы двинулись из города, децемвирам было велено справиться в Книгах 169об устрашивших народ новых знамениях: (7) и в Риме на Авентине, и в Ариции