Я полагаю, что помимо непосредственного чувства, которое удерживало или отталкивало этих людей от - столь льстившего Солженицыну и его близкой компании - западного, американо-германо-израильского сочувствия, литераторы типа М. Лобанова (позволю себе такое обобщение) обладали достаточным разумом, чтобы понимать: за действительный русский патриотизм на Западе не платят ни славой, ни долларами, ни учеными званиями, ни докторскими мантиями, ни почетными лауреатствами... Что именно невостребованность Западом может сделать честь русскому патриоту".
   И еще об одном. Бородин пишет, что в программе их подпольной организации, вообще среди их участников не было "еврейского вопроса". Иронично говорит он о русских патриотах, смелости которых хватает только на борьбу с еврейским засильем в русской культуре. Но ведь дело-то не просто в культуре, и вряд ли уместна тут ирония.
   Хотелось бы спросить Бородина: довелось ли ему случайно видеть телепередачу с участием высокочтимого им героя его "автобиографического повествования" Ильи Глазунова? (Передача "Свобода слова". НТВ, 13 февр. 2004 г.) Тогда достаточно было Глазунову высказаться положительно об истории России, ее прошлом, о русском народе, ныне оскорбляемом и унижаемом, о великой русской культуре, как на него злобной стаей набросились окружавшие его собеседники-евреи. Небезызвестный адвокат олигархов, всякого ворья Резник, телепират Познер, прочие - все они ополчились против художника с обвинениями - кто за его "русский шовинизм", "невежественность", кто за одно уже то, что он посмел говорить в этой компании о русском, кто за его обращение к прошлому, в котором тому же Познеру видится только рабство, перешедшее по наследству новому поколению русских. Осознав себя в ловушке, Глазунов обратился было к своему излюбленному доводу - русский тот, кто любит Россию, таковы его лучшие друзья-евреи, нацеливши при этом взгляд на стоявшего поблизости Иосифа Кобзона (портрет которого красуется в мастерской Ильи Сергеевича). Но тот сердито смотрел вытаращенными глазами и не спешил на помощь к "русскому другу". Не помогла и патетическая глазуновская речь о собрате по кисти, горячо любившем Россию "величайшем (?) русском художнике" Левитане. В ответ на весь экран наползла физиономия Резника, слушавшего панегирик соплеменнику с ядовитой саркастической ухмылкой. Так вот, Леонид Бородин: существует ли еврейский вопрос в России? Или его нет, как не было во ВСХСОНе? Или вам ничто не говорит и то, что именно из этого племени, употребляя ваше слово, "вылупились" гайдары-чубайсы с их ролью чумных бактерий в теле России. Впрочем, у Бородина свое мнение о происходящем в стране. Он, например, считает "свидетельством начала изживания смуты" в нашей стране новое президентское правление в лице Путина, связывая его с "феноменом Владислава". В свою очередь с "польским королевичем" Владиславом, которому присягнули русские люди "по закону" в начале XVII века, связывается автором "начало духовного возрождения". Карамзин называл признавших Владислава "изменниками", и даже те, которые искренне видели в этом признании возможность умиротворения, вскоре убедились в иллюзии, ибо началась еще большая смута в результате грабежа, насилия со стороны ляхов. И только огненные призывы патриарха Гермогена (которые Бородин называет гласом вопиющего в пустыне), пламенный патриотизм Минина и Пожарского стали основой возрождения Руси.
   И уже в царствование Михаила Романова притязания Владислава на московский престол грозили новыми смутами. В 1618 году он отправился "добывать Московское государство", осадил Москву, и даже когда по призыву Земского собора русские отстояли свою столицу от неприятеля и дело Владислава было проиграно, он продолжал сеять смуту, по его "наущению" крымцы в 1633 году напали на русские земли. И только в 1644 году поляки признали карту с Владиславом битой, пытаясь за его отказ от царского трона сорвать с Московского государства сто тысяч рублей. Что же касается упоминаемой Бородиным "смуты" наших дней, то странно думать, что неслыханные злодеяния, учиненные над народом, над страной "реформами" можно прикрыть риторикой о новом "деловитом" президенте, тем более, что этот президент сам называет себя "наемным работником" (кого?) и всегда подчеркивает, что право грабителей, сам людоедский порядок в стране - неприкосновенны. И какое может быть "изживание смуты", примирение между палачами и приговоренными к смерти?
***
   Недалеко от Куликова поля есть село Себино (Тульская область). Здесь родилась в 1881 году блаженная Матронушка и жила до 1925 года, после ее перевезли в Москву, где скиталась и мыкалась по разным углам до блаженной кончины в 1952 году. Село это, видимо, мало кому известно из той массы верующих, которые в свое время обращались за молитвенной помощью и заступничеством на могилку блаженной Матронушки на Даниловом кладбище, а теперь текут к раке с ее святыми мощами в Покровский монастырь на Таганке в Москве. Если вы, приехав в Себино, выйдете из автобуса или машины у местной церкви и спросите у случайного прохожего, где жила Матронушка, то ответчик укажет на не далекий отсюда домик под красной крышей.
   Когда мы подходили к нему, навстречу бросилась с гавканьем собачонка и тут же заласкалась, завиляла хвостом, а стоявшая рядом хозяйка, пожилая, широколицая женщина, узнав о цели приезда, проводила нас в дом. Только войдя внутрь, я понял, почему по дороге к дому так пахло навозом. В первой клети тесного помещения лежал на полу крупноголовый теленок, поглядывая на вошедших. Во второй клети, около старого диванчика с подстеленной дерюжкой, сидел человек с какой-то непрояснившейся думой на помятой физиономии. Над мигавшим маленьким телевизором висела икона. Хозяйка пояснила, что это не тот дом, где жила блаженная Матронушка, - тот деревянный сгорел, - это же хозяйственная пристройка. "А, может быть, дом стоял в другом месте", - рассуждала женщина.
   От теленка в углу еще было что-то домовитое в этом голом жилище. Но, как только вышел я наружу, дохнуло полным разорением. Кругом безотрадная картина. Виднелись по сторонам среди пустырей отдельные постройки наподобие длинных сараев. Непонятно, куда делись дома: то ли их разобрали и вывезли в иные места, то ли они сами развалились от ветхости. Рядом с домиком Матроны еще несколько невзрачных избушек; у крайней из них застыла понурая лошаденка с санями. Так, казалось, стояла она здесь и пятьдесят, и пятьсот лет назад, на краю ряда таких же избушек. Но вот из дома вышел человек, сел в сани, лошаденка тронулась с места и побежала, а вслед пустились вдогонку три собачки друг за другом, и эта бегущая четвероногая компания, как и тот теленок в избе, вносили нечто издревле гармоничное в окружающий мир.
   В здешнем храме Успения Божией Матери находится купель, в которой крестили блаженную Матронушку. Настоятель местного храма - молодой батюшка Игорь Горошко. Работал он на заводе, был далек от церкви, но когда пришел к вере и должен был стать священником, глубоко верующая матушка, его жена, упования свои за мужа возложила на Матрону: как она решит - так тому и быть! И вот его назначают настоятелем храма Успения Божией Матери в Себино. Приход бедный, считаные старушки из окрестных деревень. Невольно вспоминается духовный стих о "богатстве нищих". Как применим он к здешней скудной земле!
   Я был на литургии, которую негромко, вдохновенно служил отец Игорь, и слышал его короткую проповедь. Надо, говорил он, во всем навести порядок. Порядок в своей душе. Порядок в приходе. И тогда только можно влиять на то, чтобы установился порядок "наверху"...
   После службы, выйдя из храма, я вспомнил о своем давнем (в конце 70-х годов) разговоре с отцом Владимиром, настоятелем храма в Осташкове (впоследствии архимандритом Васианом, наместником Нило-Столобенской пустыни).
   С печалью говорил он тогда, что скоро некому будет служить, старые священники уходят из жизни, а молодые не идут. И вот - Игорь Горошко, и сколько сейчас таких, как он, молодых священников.
   И вспомнились мне еще слова из "Истории Русской церкви" митрополита Макария (кн. 8, изд. 1988 г.), что русский народ именно сельскому священнику обязан тем запасом положительных сил, которыми был сохранен благодаря крепкой традиции и вопреки всем разлагающим влияниям.
   От Себино километров тридцать до Куликова поля, а само оно развертывалось заснеженным пространством с невидимым в стороне Доном, с лесопосадками, с голой рощей на месте знаменитой дубравы с засадным полком, решившим исход битвы. За окном мчавшегося автобуса как-то незаметно сгустились сумерки, и затем стало совсем темно. Изредка показывались и медленно проплывали тусклые зраки какого-нибудь жилья, и снова ни огонька, как это было долгое время на этой земле после Куликовского побоища. Все тем же было небо, глядящее на землю, кажется, и на тебя сейчас, мириадами звезд влекущее в свои таинственные бездны, возвышающее душу, говорящее о величии Божием.
   Такая причастность к бытию - вот уж поистине урок неложного консерватизма.
   Журнал "Наш современник", 2004, № 6

"Уступи место деянию..." [8]

   Владимир БОНДАРЕНКО. Русское направление подводит свои итоги в литературе. В меня это вселяет оптимизм: значит, есть чувство чего-то крепко сделанного, неисчезаемого - это, во-первых, и есть надежда, что эти итоги, отраженные в виде книг-воспоминаний, будут прочтены, изучены и поняты молодыми... По-настоящему прогремел трехтомник воспоминаний Станислава Куняева, вызвал споры, полемику, несогласие, но, минуя какие-то конкретные ошибочные оценки и личностные обиды, трехтомник дал читателям главное - ощущение русского пути. Сейчас многие с интересом читают книгу воспоминаний Сергея Викулова "На русском направлении". Готовятся к выходу мемуары Леонида Бородина. Вызвала огромный интерес книга художника Ильи Глазунова "Россия распятая". Книги разные, но это все наш русский фронт сопротивления, наше видение мира. Вот и ваши, Михаил Петрович, главы из книги, опубликованные в журнале "Наш современник", уже активно читаются и врагами и друзьями. Что означает для вас "Опыт духовной автобиографии"? Для кого вы писали свою книгу? На что надеялись?
   Михаил ЛОБАНОВ. Я писал свой "Опыт духовной автобиографии" не из узколичных побуждений, не ради собственного честолюбия и даже не для массового читателя, а главным образом для историков литературы. Может быть, эта книга пригодится и тем, кто будет изучать историю разрушения нашего великого государства. Причины нашей величайшей катастрофы, конечно же, слишком глубокие, и не походя о них надо говорить, да и все ли они открыты нам? Но могут внести свою долю в понимание того, что произошло, все свидетельства современников, в том числе и мое. Разумеется, не голословные свидетельства, а рожденные из собственного опыта активного участия в событиях конца XX века. Известно, что идеологические истоки того, что происходит ныне в нашей стране,- во многом в шестидесятых годах теперь уже прошлого XX столетия. Именно тогда, сорок лет тому назад, и выявилась сперва прикровенная, а потом и все более открытая борьба двух направлений в литературе, в общественной жизни - либералов и почвенников. Или иначе - космополитов и патриотов. Вот я и оказался волею обстоятельств, как когда-то в Великую Отечественную войну, стрелком на передовой - на той же передовой в идеологической борьбе. Не со стороны наблюдал за происходящим, а изнутри ощущал как бы накал этой борьбы. И было для меня очевидно, как либеральные миазмы разъедали, подтачивали основы общественного бытия. Там, в шестидесятых-семидесятых годах, в скрытой форме уже существовало то, что расцвело ядовитым махровым цветом с "перестройкой" при "демократах". Я писал об этой опасности, вызывая на себя вал обвинений в "антиисторизме", "внеклассовости", "шовинизме". Обвинения сыпались не только со стороны антирусской прессы, но и со стороны официальных властей. Вплоть до генсека ЦК КПСС Юрия Андропова, который дал команду осудить в специальном решении ЦК партии мою статью "Освобождение" о романе Михаила Алексеева "Драчуны".
   В.Б. Удивительно то, что всерьез эта смычка антирусских сил из ЦРУ и КГБ, из радио "Свобода" и ЦК КПСС никогда не разбиралась. Обратите внимание, как одинаково, как говорят, вплоть до запятых, громили романы Валентина Пикуля и Михаила Алексеева, статьи Вадима Кожинова и ваши, стихи Станислава Куняева и Николая Тряпкина в отделах культуры и пропаганды ЦК КПСС, в газетах "Правда" и "Известия" и по всем буржуазным голосам. И никто не задумывался, почему так схожи статьи в "Правде" и выступления на радио "Свобода" по русскому национальному вопросу? Меня-то окунули в эту борьбу с головой с самого начала, когда я, скажу честно, мало что в ней понимал, и вдруг за достаточно лирическую историко-литературную статью "Сокровенное слово Севера", опубликованную в журнале "Север", еще будучи всего лишь начинающим критиком, я попал под обстрел и "Правды", и "Коммуниста", и "Литературной газеты", и все те же идеологические марксистские зубры Суровцев и Оскоцкий нашли и у меня антиленинский внеклассовый подход. Но и "Свобода" в лице Марка Дейча тоже прицепилась ко мне... Они же были близнецы-братья: идеологи из ЦК, суровцевы, беляевы и оскоцкие, и идеологи из ЦРУ и "Свободы". Те из них, кто жив и сегодня, убедительно эту близость доказывают, печатаются в одних и тех же либеральных органах, состоят в одних и тех же партиях. Как выросла эта яковлевско-горбачевская раковая опухоль в руководстве страны? Неизбежна ли она?
   М.Л. Теперь-то все открылось. Готовилась "перестройка", готовился разгром государства, а для этого, как всегда при революциях, требовалась духовная подготовка. Наверху действовала пятая колонна с просионистской, проамериканской идеологической обслугой. Задачей было - внедрение в массовое сознание разложения, подрыва всего национального и государственного. А я "пер против рожна". Против журнала "Юность" - матерого гнезда "детей XX съезда", хрущевских выкормышей, всех этих аксеновых и гладилиных, прочих будущих эмигрантов третьей волны. Против Евтушенок с их изощренным "Да здравствует - Долой!". Против Окуджав с их расистским "А одна ли у нас кровь?". Против Бочаровых с их нигилизмом, язвительностью в адрес армии. Против либерального направления журнала "Новый мир", которое и породило нынешнее его прислужничество "реформаторам" и Соросам. Против американизма как смертельной угрозы национальной самобытности народов. Против глумления над русской историей и русской классикой. Вот обо всех этих событиях в моей жизни я и пишу в своей "духовной автобиографии". Как это было, как готовилось то, что мы сегодня имеем...
   В.Б. Вас, пожалуй, из литературных критиков русского направления наиболее жестко критиковали в советское время в самых высочайших идеологических инстанциях и в ведущих партийных изданиях. Из-за ваших статей выгоняли с работы главных редакторов журналов, даже фамилию вашу вычеркивали из общей обоймы упоминаемых в статье критиков. Вы были из самых гонимых. Почему же после перестройки вы не оказались в стане жертв социализма, в стане таких антисоветских патриотов, как Игорь Шафаревич, Леонид Бородин или даже Владимир Солоухин? Вам же доставалось поболее, чем тому же Солоухину? Что повело вас в стан "красно-коричневых"? А вернее, в стан последовательных защитников социализма?
   М.Л. Я не мог стать сторонником "перестройки" хотя бы потому, что толкачами ее были те же самые идеологи, с кем я боролся десятилетиями. Те же самые русофобы. Кто были любимцы Горбачева? Бакланов, Гельман, Гранин, Юрий Афанасьев... Ни одного русского писателя не было и рядом с Ельциным. Помните, с кем он поехал в Петербург на пушкинский праздник? Как будто перепутал Пушкина с Остапом Бендером, забрал с собой исключительно одних соплеменников последнего, хазановых и жванецких. А помните встречу ЕБН с тем же "избранным народом" в Кремле с обсуждением "Что делать?" и с пированием этих местечковых бояр в Грановитой палате? Та же компашка собирается и вокруг Путина, все те же вечно цветущие хазановы и жванецкие. Могло ли присниться нам, фронтовикам, такое, чтобы президент России в годовщину начала Великой Отечественной войны торжественно вручил Государственную премию по литературе бешеному русофобу, презренному фельетонисту Войновичу за его Чонкина, с глумлением над русским солдатом, ненавистным ему, видимо, потому, что русский солдат спас еврейство от гитлеровского истребления..
   В.Б. Последовательность антинациональной культурной политики Путина уже очевидна. С самого начала он предпочел встречу с малочисленным антирусским ПЕН-клубом, отказавшись от встречи с Союзом писателей России, куда входят до 80 % писателей России. Да и назначение министром культуры местечкового порнографа Швыдкого, прославившегося показом по телевидению тайно заснятой порнопленки с генеральным прокурором, тоже говорило об уровне культуры нашего президента. Видимо, литературу он совсем не читает и никогда не читал, только этим и схож с американским президентом Бушем. Кстати, такое абсолютное бескультурье президента в каком-то смысле пошло нам на пользу. Ему по фигу все либеральные издания, он не встречается с либеральной культурной элитой, а народу эти господа тоже малоинтересны, и поневоле рынок стал передвигаться в нашу сторону. Вот и пришло время Александра Проханова как первого писателя России. За ним, уверен, придут в массовое сознание читателя и другие патриотически настроенные литераторы. Смешно, но из телевидения изгнаны давно и все либеральные звезды литературы. Кому сегодня нужен постаревший Василий Аксенов с его семидесятилетием? Никто же не желает читать его последний опус "Кесарево свечение", скучное, старчески немощное творение, лишенное всяческой энергетики. Либеральных писателей не способны вытянуть на поверхность дня даже их былые друзья из политики.
   М.Л. Через культуру, через писателей многое открывается в политике. Вот, например, Гайдар с Чубайсом, по их словам, каждый старый год проводили вместе с Окуджавой. С гордостью говорят, что, когда принимали то или иное государственное решение, всегда думали о том, как к этому отнесется Булат. Страшно подумать! Высшим авторитетом для этой парочки было мнение эстрадника. И от этого зависело положение дел в государстве, наше с вами положение. От решения барда, того самого Окуджавы, который признавался, что испытывал величайшее наслаждение в дни 3-4 октября 1993 года, когда расстреливали невинных людей у Дома Советов. Кстати, в своей статье "Просвещенное мещанство" я писал, что не дай бог попасть под власть таких, как Окуджава. Писал тогда в связи с тем, что этот бард угрожал судом женщине-рецензенту, которая назвала скучным фильм, одним из авторов сценария которого был Окуджава. Ну и накинулся на меня за Окуджаву в конце 1969 года "Новый мир" в статье Дементьева "О традициях и новаторстве". Вот такие экстремисты и ходят в любимцах у главарей нынешнего режима. Как я мог быть вместе с ними?
   В.Б. С либералами сегодня, пожалуй, уже мало кто из порядочных людей хочет быть. Тотальное большинство населения не верит власти ни в чем, презирает ее любые действия. Тем более и ежедневные смерти меняют обстановку в стране. Даже молодым опротивело все, вот они и лезут в скинхеды, в лимоновцы, в спортивные фанаты, лишь бы хоть чем, но досадить этой власти. К сожалению, многие идут в наркотики, гибнут по пустякам, а кто поумнее - уезжают из нашей страны. Надеюсь, не навсегда. Но когда я спрашивал вас, Михаил Петрович, почему вы не с жертвами социализма, не в рядах оппонентов марксизму, я имел в виду совсем не либералов, к которым, кстати, и примкнули все руководящие марксисты. Достаточно широк стан белого патриотизма, людей, любящих и Россию и наши духовные ценности и считающих, что именно марксисты, большевики, комиссары виновны в катастрофе России, спихнув ее в пропасть в октябре 1917 года. Они же, вернее, вся их верхушка, вновь кинули Россию в бездну в конце восьмидесятых годов.,. Считается, что и ваши статьи семидесятых-восьмидесятых годов подтверждают эту истину, особенно статья "Освобождение", где есть высказывания и о Ленине, и о массовых расстрелах, рекомендуемых им, и о страшном организованном голоде в начале тридцатых годов в Поволжье. Что же, вы в чем-то изменили свои взгляды, или не правы те, кто видит в тех статьях осуждение социализма?
   М.Л. Я никогда не считал себя жертвой социализма. Социализм, между прочим, это не чиновники и даже не члены Политбюро, не генсеки КПСС, а то, что сдерживало их самих, вынуждало их даже подниматься над собой, хотя бы внешне. Хотелось бы им урвать от края и до края, да нельзя. Потому-то и ненавидели социализм горбачевы-ельцины и другие властные вельможи, что он не давал хода их аппетитам, алчности. При их-то власти необъятной - ни роскошных тебе владений, ни потрясающей "священной частной собственности", ни миллионов наворованных. И это было хорошо, это было благо для народа, потому что был строй, который держал в узде низменные инстинкты Горбачевых - ельциных, не давал развернуться потенциальным хищникам, будущим березовским - гусинским - Ходорковским и прочим. Строй позволил мне окончить Московский университет, дал высшее образование моим четверым братьям, что немыслимо при нынешних "демократах". Строй позволил мне занять какое-то свое место в литературе. И я не чувствовал себя жертвой! И если были нападки на меня за мои статьи, то не социализм же нападал, а та самая публика, которая, как показало время, подтачивала изнутри этот социализм, а ныне в качестве "демократов" терзает Россию. Всех, кого ты, Володя, перечислил в роли "жертв социализма", я все-таки немного знаю и не очень натурально чувствую себя около них. В свое время Вадим Кожинов выпустил книгу, в которой есть страница с фотографиями в таком порядке: Солженицын, Шафаревич, Осипов, Бородин, Лобанов. При встрече вручает мне Вадим Валерианович книгу с милой своей усмешкой: "Не обессудьте,- говорит,- если не понравится соседство с Солженицыным. Тогда, в шестидесятых годах, вы одинаково думали". В ответ я спросил: а где доказательства этого? Кожинов улыбнулся, видимо, полагая, что это достаточный аргумент в пользу им сказанного. В твоем вопросе есть нечто схожее. Я не могу сказать, что одинаково думаю с теми, кого ты, Володя, назвал. Очень ценю Игоря Ростиславовича Шафаревича как автора знаменитой "Русофобии", о чем я в свое время писал в "Литературной газете". Но вот он в своей статье в журнале "Москва" мою статью "Освобождение" "подверстал" к солженицынскому "ГУЛАГу". Это я не могу принять, как не могу принять и его резко отрицательного отношения к советскому периоду в истории Российского государства. Он, как и Леонид Бородин с Владимиром Солоухиным, увидел в этом периоде нечто чужеродное нашей истории, обрыв ее, некую пустоту. Я же считаю, что советский период - это, несмотря ни на что, вершина государственности в тысячелетней истории России. Вершина по величию нашей державы, по влиянию на мир, по реальной силе противостояния мировому финансово-капиталистическому разбою. Теперь-то даже слепому видно, какие силы зла вырвались наружу с разрушением нашего великого государства. Во внешнем мире - невиданная, никем не сдерживаемая агрессивность США. Внутри России - разгул воровства, разжигание всего низменного в человеке, ненависть к социальной справедливости, ко всему тому, что завещано нам христианской этикой.
   В.Б. Вы сами, Михаил Петрович,- человек XX века, корневой советский человек: и пострадал немало, и повоевал с немцем крепко, и в советской литературе занял заметное место своими книгами. Да и кто другой может похвастать, что по его статье принималось специальное постановление ЦК КПСС? Но сами вы откуда родом? Кто ваши родители? Как пришли в литературу? Почему потянуло вас к русской партии?
   М.Л. Отец мой, Петр Александрович Лобанов, умер в 1930 году, когда ему было всего тридцать лет с немногим. Пятилетним я лишился отца и всю жизнь жалел, что от него не осталось фотографии. Как, впрочем, и от моего деда и прадеда по отцу. Прадед был землевладельцем. Дед, который был женат на одной из пяти его дочерей, владел ватным заведением на реке Пра. Мама умерла восьмидесяти четырех лет 12 января 1988 года. Была она родом из крестьянской многодетной семьи Конкиных. В своей "...Автобиографии" я подробно рассказываю об этой семье, которая стала как бы воплощением того, какие широкие дороги открылись для крестьянских детей в тридцатые годы. Мама, как и мой отец в свое время, работала на местной фабрике. Родился я на Рязанщине, в мещерских местах, в деревне Иншаково, под Спас-Клепиками, где, как известно, учился Сергей Есенин. Здесь я и рос, учился в Екшурской средней школе. В 1938 году, как ученик одной из лучших школ РСФСР, был награжден путевкой в пионерлагерь "Артек". Это было, как я вижу теперь, нечто знаковое для меня. 1938 год с процессом над троцкистами-бухаринцами, арестами их последователей и путевка в знаменитый "Артек" для деревенского подростка из бедной семьи. Через год начали выходить мои рассказики в районной газете "Колхозная постройка"... Но я хочу рассказать прежде всего о своей матери Екатерине Анисимовне, о ее влиянии на меня. Она была воистину праведницей. На ее руках было одиннадцать детей, нас с братом Дмитрием двое Лобановых, четверо Агаповых от второго мужа, да еще пятеро его детей от умершей жены. Мама была ее подругой и обещала ей, смертельно больной, что не оставит ее детей. И не оставила. И они, уже взрослыми, всегда называли ее мамой. Не помню, чтобы она когда-нибудь сидела без дела. И только со временем я по-настоящему понял, что держало ее в жизни, непосильной для других. Всему она радовалась. Какая-то я чудная, говорила она мне, всему радуюсь. Рада, что картошку покопала, все в доме к празднику прибрала, письмо от кого хорошее получила, за день как устала, до постельки добралась, в добром здоровье встала - всему рада!.. Потом только мне открылось, что это и есть та благодать, которая даруется редким душам. Часто она мне снится. Рассказал об этом о.Алексию Дорошевичу в храме Св. Троицы в Поленове. "Зовет быть ближе к Богу",- ответил он.