Страница:
— Вилоу умерла при родах. Наш малыш не смог появиться на свет. Они умерли оба.
— Потеря ребенка или любимого человека никогда не забывается, — тихий, сострадательный голос Ариэль дрожал на ветру.
Люк глубоко вдохнул запах волос, рассыпавшихся по его груди, глядя в ночь. Он закрыл глаза; ожесточающая боль, воспоминания о смерти семьи наполнили душу. Люк внезапно понял, что его рука напряглась. На мгновение он неистово сжал Ариэль, содрогаясь от боли.
— Tсc, — прошептала она, поглаживая его грудь. — Тсс.
Люк боролся с воспоминаниями, которые он старался вычеркнуть из памяти, и с болью, изнуряющей разум. Он не хотел воскрешать ужасы былого, не желал позволить этой маленькой решительной женщине вернуть его в прошлое.
Он нахмурился, вдруг подумав, кто из них хищник, а кто добыча.
— Ты как мышка, разыскивающая спрятанный кусочек сыра, не так ли? — спросил он
мрачно. Люк проклинал вторжение в мирно почившее прошлое. — Ты развеешь мою боль прежде, чем сама успеешь получить наслаждение.
Ариэль приподнялась на локте, глядя на него сверху.
— Люк, во время болезни я часами сидела у твоей постели. Я знаю все…
— Да? — резко спросил он, сжимая в кулаках пряди ее волос. Жестокие эмоции едва не выплеснулись наружу. — Ты знаешь?
Как могла она знать боль при виде могилы матери, ее тела, растерзанного койотами? При виде… мертвых, измученных сестер, когда он расстался с живыми и счастливыми?
Как могла она понять вину, которая давила при каждом шаге и вздохе?
— Я знаю, что ты гордый человек. Что французская и испанская кровь течет в твоих венах, что честь семейного имени превыше всего. Я знаю, что ты глубоко любил жену и семью, что оплакиваешь их.
Люк был рассержен на этот нежный голос, витающий над ним. Его чувства были резкими, неистовыми.
— Ты позволишь мне взять твое мягкое тело, ангел? Ты унесешь эту боль, которая, ты думаешь, управляет мной? — потребовал он жестоко. — Знаешь ли ты, насколько безумно я хочу тебя? Быть внутри тебя?
…Только на время он хотел забыть… Ощущение себя в ней, жар ее тела уничтожит боль…
Ариэль побледнела. Луна осветила их.
— Это невозможно.
Немногие женщины отказывали, когда он просил. Мысль, что Ариэль проникла в его мозг, забрала во время болезни частицу души, а теперь сопротивляется наслаждению, которое они могли бы разделить, взбесила Люка. Но ему не нравилось злиться на женщину, не нравились грубые эмоции, которые он обычно легко сдерживал.
— Невозможно? Почему? Смущенная, она посмотрела в сторону.
— Я… Ты знаешь, я девственница в тридцать один год. Мое сердце принадлежит другому, Люк… И кроме того… ты слишком… слишком эмоциональный… очень горячий и ненасытный.
Чувства Люка смягчились, нежность вошла в его сердце. Что бы ни происходило раньше между Ариэль и Тадеусом, он не возбуждал ее. И не слышал страстных стеков, вырывавшихся из груди.
Она откашлялась, окутанная лунным светом и свежим ветром прерии. Ее волосы разметались по плечам, забились под платье, которое он расстегнул.
— И еще… ты немножко пугаешь меня. То относишься как распутник к уличной девке, то становишься нежным и веселым… А потом эта фривольная привычка целоваться.
Когда Ариэль вздохнула, ее грудь ткнулась в его плечо. Люк замер, смакуя ощущения мягкой тяжести и тонкого, интимного женского аромата. Дикое желание охватило его, потом внезапно успокоилось. По какой-то неведомой причине. Эта малышка очаровывала Люка, заставляя забыть о неистовом желании. Это высказывание удивило.
— Целоваться?
— Господи, за всю жизнь меня столько не обнимали и не целовали. Я в постоянном смущении. Это совсем на меня не похоже. Все дело во времени… не более чем во времени, считаешь ты. — Она нахмурилась, глядя на него. — Это семейная традиция целоваться и обниматься? Или только твоя привычка, вызванная какой-то темной внутренней силой? Мне нужно проанализировать причину такого разнообразия и количества поцелуев.
Люк осторожно приблизился, пробуя ее губы нежными, легкими поцелуями, на которые она отзывчиво реагировала.
— Видишь? — задыхаясь, спросила Ариэль. — Это как раз то, что я имею в виду. Поцелуи останавливают работу мысли. Странно…
Люк замер, завороженный экспериментами Ариэль. Новые, горячие, жгучие, кроткие поцелуи…
— Думаю… — нервно прошептала Ариэль, — теперь я бы хотела вернуться в лагерь.
11
— Потеря ребенка или любимого человека никогда не забывается, — тихий, сострадательный голос Ариэль дрожал на ветру.
Люк глубоко вдохнул запах волос, рассыпавшихся по его груди, глядя в ночь. Он закрыл глаза; ожесточающая боль, воспоминания о смерти семьи наполнили душу. Люк внезапно понял, что его рука напряглась. На мгновение он неистово сжал Ариэль, содрогаясь от боли.
— Tсc, — прошептала она, поглаживая его грудь. — Тсс.
Люк боролся с воспоминаниями, которые он старался вычеркнуть из памяти, и с болью, изнуряющей разум. Он не хотел воскрешать ужасы былого, не желал позволить этой маленькой решительной женщине вернуть его в прошлое.
Он нахмурился, вдруг подумав, кто из них хищник, а кто добыча.
— Ты как мышка, разыскивающая спрятанный кусочек сыра, не так ли? — спросил он
мрачно. Люк проклинал вторжение в мирно почившее прошлое. — Ты развеешь мою боль прежде, чем сама успеешь получить наслаждение.
Ариэль приподнялась на локте, глядя на него сверху.
— Люк, во время болезни я часами сидела у твоей постели. Я знаю все…
— Да? — резко спросил он, сжимая в кулаках пряди ее волос. Жестокие эмоции едва не выплеснулись наружу. — Ты знаешь?
Как могла она знать боль при виде могилы матери, ее тела, растерзанного койотами? При виде… мертвых, измученных сестер, когда он расстался с живыми и счастливыми?
Как могла она понять вину, которая давила при каждом шаге и вздохе?
— Я знаю, что ты гордый человек. Что французская и испанская кровь течет в твоих венах, что честь семейного имени превыше всего. Я знаю, что ты глубоко любил жену и семью, что оплакиваешь их.
Люк был рассержен на этот нежный голос, витающий над ним. Его чувства были резкими, неистовыми.
— Ты позволишь мне взять твое мягкое тело, ангел? Ты унесешь эту боль, которая, ты думаешь, управляет мной? — потребовал он жестоко. — Знаешь ли ты, насколько безумно я хочу тебя? Быть внутри тебя?
…Только на время он хотел забыть… Ощущение себя в ней, жар ее тела уничтожит боль…
Ариэль побледнела. Луна осветила их.
— Это невозможно.
Немногие женщины отказывали, когда он просил. Мысль, что Ариэль проникла в его мозг, забрала во время болезни частицу души, а теперь сопротивляется наслаждению, которое они могли бы разделить, взбесила Люка. Но ему не нравилось злиться на женщину, не нравились грубые эмоции, которые он обычно легко сдерживал.
— Невозможно? Почему? Смущенная, она посмотрела в сторону.
— Я… Ты знаешь, я девственница в тридцать один год. Мое сердце принадлежит другому, Люк… И кроме того… ты слишком… слишком эмоциональный… очень горячий и ненасытный.
Чувства Люка смягчились, нежность вошла в его сердце. Что бы ни происходило раньше между Ариэль и Тадеусом, он не возбуждал ее. И не слышал страстных стеков, вырывавшихся из груди.
Она откашлялась, окутанная лунным светом и свежим ветром прерии. Ее волосы разметались по плечам, забились под платье, которое он расстегнул.
— И еще… ты немножко пугаешь меня. То относишься как распутник к уличной девке, то становишься нежным и веселым… А потом эта фривольная привычка целоваться.
Когда Ариэль вздохнула, ее грудь ткнулась в его плечо. Люк замер, смакуя ощущения мягкой тяжести и тонкого, интимного женского аромата. Дикое желание охватило его, потом внезапно успокоилось. По какой-то неведомой причине. Эта малышка очаровывала Люка, заставляя забыть о неистовом желании. Это высказывание удивило.
— Целоваться?
— Господи, за всю жизнь меня столько не обнимали и не целовали. Я в постоянном смущении. Это совсем на меня не похоже. Все дело во времени… не более чем во времени, считаешь ты. — Она нахмурилась, глядя на него. — Это семейная традиция целоваться и обниматься? Или только твоя привычка, вызванная какой-то темной внутренней силой? Мне нужно проанализировать причину такого разнообразия и количества поцелуев.
Люк осторожно приблизился, пробуя ее губы нежными, легкими поцелуями, на которые она отзывчиво реагировала.
— Видишь? — задыхаясь, спросила Ариэль. — Это как раз то, что я имею в виду. Поцелуи останавливают работу мысли. Странно…
Люк замер, завороженный экспериментами Ариэль. Новые, горячие, жгучие, кроткие поцелуи…
— Думаю… — нервно прошептала Ариэль, — теперь я бы хотела вернуться в лагерь.
11
На следующий вечер переселенцы разбили лагерь на горной гряде между двумя реками.
После долгих часов мучений у Салли в полночь родился ребенок. Свирепый ветер сотрясал палатку, когда новорожденная девочка пыталась войти в эту неведомую для нее жизнь.
Почти час Анна вдувала воздух в ее крошечный ротик, заставляя малышку дышать. Салли смотрела, молясь, прося за жизнь дочки. Она прижала руки к губам и тихо завыла, когда Анна покачала головой и протянула ей мертвого ребенка, завернутого в маленькое вышитое одеяльце.
Смерть малышки отозвалась в сердце каждой женщины. Мэри и Бидди, скользнув в палатки, прижали к себе спящих детей. Анна пыталась успокоить Салли, которая не позволяла унести мертвого младенца.
Остальные женщины, глотая слезы, разбрелись по своим палаткам на несколько бессонных часов перед утренним подъемом. Лидия остановила тяжелое кровотечение Салли и уговаривала ее выпить чаю или бульону.
Через некоторое время Лидия торопливо вышла к Глэнис и Ариэль и тихо сказала:
— Нужно что-то сделать и поскорее. Я видела взгляд Салли перед… Боюсь ни один из моих отваров не заставит Салли жить. Анна уговаривает, угрожает, умоляет, успокаивает как только может. Сейчас Салли совершенно одинока, и мне не нравятся ее глаза. Тусклые, далекие…
Ариэль глубоко задумалась, завернувшись в теплую шаль. Она не заметила, что Люк взял ее руку. Он на мгновение прильнул к ней, потом отпустил и вошел в палатку Салли.
Через полчаса появилась Анна с мертвым ребенком на руках. Она держала малышку, пока Сиам рыл маленькую могилку. Из палаток начали выходить женщины, каждая с бледным .яйцом и припухшими глазами. Из темноты шагнула худая, изможденная фермерша. Она поставила сколоченный из досок гробик рядом с новой могилой.
— Под землей нашей фермы семь маленьких гробов. Семь малышей, которые никогда не оживут, — хрипло прошептала она. Крупная слеза т «скатилась по впалой щеке, когда женщина побрела прочь.
Лидия устлала одеяльцем и травами крошечный ящик, младенца опустили внутрь. Пронзающие ночную тишину крики Салли смешивались с низким голосом Люка. Утешающие слова постепенно переросли в мелодичную песню, потом он снова мягко заговорил.
К четырем утра стенания Салли утихли, и Люк вышел на улицу. Он медленно подошел к костру и, пока женщины готовили завтрак, смотрел на погонь. Анна подала ему чашку крепкого горячего кофе и, немного поколебавшись, поцеловала в щеку. Он кивнул, наблюдая, как разгорается пламя.
Рядом с Ариэль Сиам тихо произнес:
— Он хранит свое горе. Всегда думает о матери и сестрах. О Ивон и ребенке.
Рассветало. Люк неподвижно стоял, перенеся тяжесть тела на здоровую ногу. Тонкая чашка застыла в руке.
Голубь вспорхнул в чистое утреннее небо и во всем лагере залаяли собаки. Послышался сонный плач разбуженного малыша. Новый день начался. Мужчины запрягали волов и покрикивали на коров и овец, не желающих прерывать ночной отдых. В деревянных клетках закудахтали куры, женщины переносили ящики с домашней птицей и привязывали их к фургонам.
Люк провел рукой по лицу, от бессонной ночи вокруг глаз легли черные тени. Ариэль заметила темную щетину на его подбородке и вдруг поняла, что каждый вечер перед встречей с ней он брился.
Мария Декодер укутала плечи Люка теплым пледом, но он даже не пошевельнулся, глубоко ушедший в себя. Ариэль никогда не видела более одинокого человека. Салли закричала его имя, он обернулся, и Ариэль поймала этот взгляд. Глаза Люка были глазами проклятого: ввалившиеся, пустые, застывшие в агонии. Боль, выраженная в них, пронзила сердце Ариэль.
Потом он взял у Марии чашку бульона и вернулся в палатку. Он прихрамывал на раненую ногу.
Ариэль и Глэнис запрягли лошадей, и Ариэль села на спину Электры, аккуратно направляя повозку к маленькой могиле. Колеса фургонам проехали по ней, чтобы скрыть от бесчестных людей или голодных зверей. Зевс и Электра беспрекословно слушались хозяйку, хотя еще незапряженные Тайжет, Калипсо и Гера становились на дыбы.
— Салли съела немного мяса, — радостно сказала днем Лидия. — Это хороший знак. Мы должны благодарить Люка. У этого человека доброе сердце и непоколебимая воля, когда он решает добиться успеха. Он великолепный рассказчик, и без малейшего смущения все время заботится о Салли. Как будто о сестре, которая ужасно нуждается в нем… И это, действительно, правда. Сомневаюсь, что Салли восприняла бы кого-нибудь другого. Он упросил ее поесть, его усталые глаза были полны слез, при виде ужасных рыданий этой измученной женщины… Прекрасный человек… добрый, великодушный мужчина. К тому же великолепный знаток трав.
Когда вечером они снова остановились на привал, Люк тихо заговорил с Анной. В прохладном воздухе раздавался ее непристойный смех. Шаловливая улыбка скрыла резкие морщины немолодого лица, и женщина послала Люку воздушный поцелуй. Он ответил ей тем же. Анна покачала головой и погрозила пальцем. Ариэль случайно увидела эту сцену. Она нахмурилась, как только Люк поймал ее взгляд. Серые глаза его были полузакрыты. Они следили за ней, пока Ариэль не отвернулась смущенно.
Люк вынес Салли к костру. Завернутая в одеяло как больной ребенок, она сухими глазами смотрела на огонь, пока охотник держал ее на коленях.
Бидди Ломаке вышла из темноты, ее глаза расширились от страха. Собрав детей, она присела рядом с Люком. Бидди взглянула на Омара так, словно все ее мечты были сломаны. Прижав к себе детей, она опустошенно смотрела на огонь.
Неподалеку стоял, завернутый в свою накидку, высокий худой Омар. Он опирался на длинную остроконечную дубовую палку, вместо старых, негодных сапог на его ногах были крепкие сандалии.
Рядом с Ариэль Смитсон курил трубку и смотрел на Салли, которая маленькими глотками пила бульон, а потом задремала на руках у Люка.
— Он ужасно хромает. Держать ее на коленях не очень-то полезно для ноги. Он ни капли не бережет себя. Помогал Пирсонам менять колесо… собирал скот, распуганный индейцами. Потом ухаживал за нашей больной, — тихо проговорил Смитсон. — Хороший человек, да. Я бы сказал, что вдова, такая как вы, должна принять его предложение и побыстрее. Множество других женщин хотят такого мужчину.
Пальцы Ариэль замерли на открытой странице путевого журнала, глаза скользнули по усталому липу Люка, по отросшей за эти два дня бороде. Она хотела обнять его, позволить отдохнуть на ее груди…
Видение загорелого бородатого лица Люка у своей груди встревожило Ариэль. Она тряхнула головой, пытаясь отогнать нахлынувший образ.
Он выглядел как мальчик, нуждающийся в ласке… как мужчина, который борется со страшными призраками и страдает от глубокой боли.
Ариэль отвернулась, избегая вида Люка и растущей в себе боли. Люк забрал частицу ее души, которой она не хотела делиться даже с Тадеусом.
Глэнис пила чай. Словно читая чужие мысли, она сказала:
— Он нежный человек, разделяет горе Салли.» Как должно быть он страдал… смерть родителей, сестры, проданной в публичный дом…
— Он жил только ради мести. Теперь, я думаю, он живет ради чего-то еще, — тихо сказал Сиам, украшая бусинами маленькие мокасины, которые он сшил сам. Изящные белые мокасины из оленьей кожи. Зубами он разминал вымоченные — в воде иглы дикобраза, которыми индейцы укра — шали свою обувь. Поймав взгляд Глэнис, Сиам широко улыбнулся.
Глэнис, явно заволновавшись, сразу же вскочила на ноги. Пяльцы для вышивки упали с ее колен, и она нагнулась, чтобы поднять их. Юбки запутались вокруг ног, Глэнис пошатнулась, едва не потеряв равновесие.
Улыбка исчезла с лица Ариэль, когда она увидела, как Бидди смахнула слезу. Ариэль отвела женщину в сторону. Она заметила, что Бидди шла словно раненная, под шалью виднелся разорванный лиф платья. На шее были кровоподтеки. Ариэль отвернула на бок голову бедняжки, изучая следы четырех больших пальцев.
— Кто это сделал?
Глаза Бидди закрылись, слезы потекли из-под припухших век.
— Я упала, мэм.
— Бидди Ломакс! Ты не будешь покрывать подлеца.
— Он причинит боль моим малышам, мэм. Он сказал, что доберется до них, если я расскажу… если я не встречусь с ним завтра ночью и не дам ему снова того, что он хочет.
— Только через мой труп он получит это. Я требую его имя, сейчас же, Бидди, — приказала Ариэль, гнев вскипел в ней.
Через несколько минут она нашла Лапа Йоргенсона, огромного мужчину грубого нрава, он лениво развалился в своей палатке. Жена Йоргенсона, болезненная, забитая женщина, умерла перед отправлением каравана из Индепенденса. Смитсон предупредил Лана держаться подальше от вдов, но тот постоянно искоса поглядывал на них.
— Мистер Йоргенсон, могла бы я сказать вам пару слов? — натянуто спросила Ариэль.
— Вечерочек добрый, миссис Д’Арси, — сказал Йоргенсон, появляясь из палатки и хватая ее за локоть. Когда Ариэль попыталась вырваться, его пальцы больно сжали руку неожиданной гостьи.
— Вот так. Сегодня вечером вы отказались от прогулки с этим смешным мексиканским выродком, Навароном. Итак, вы пришли по правильному адресу, то есть к настоящему мужчине, чтобы хорошенько отдохнуть.
— Не думаю. — Ариэль ввернула каблуки в мягкую грязь и вырвала руку. — Я знаю, вы… приставали к Бидди.
Йоргенсон непристойно-грубо захохотал.
— Меньше часа назад я поймал Бидди. Задрал ей юбку и трахнул стоя, так что даже не испачкался. Теперь ваша очередь. До конца поездки у меня будет отличный гарем.
На мгновение тошнота подступила к горлу Ариэль, но вскоре была подавлена возрастающим гневом.
— Вы допустили насилие над Бидди? После всего, что она .пережила? Я увижу, как вас высекут, подлый негодяй. — Ариэль залепила ему звонкую пощечину.
Маленькие глазки Йоргенсона вспыхнули, он злобно посмотрел на нее.
— Возгордившаяся сучка, чего задрала нос? Моя жена тоже пыталась, как и остальные. Ты не лучше. Проболтаешься кому-нибудь, и я перережу глотку одному из ее ублюдков.
Он оглянулся, уловив шорох в темноте, и процедил сквозь зубы:
— Ты уже попользовался. Теперь моя очередь, Наварон.
— Мисс Д’Арси под моей защитой, Йоргенсон. Остальные вдовы тоже. Тебе лучше вернуться к нашему фургону, — ласково сказал Люк, хотя Ариэль уловила мягкий акцент, появившийся в словах. Его тихий голос дрожал от дикой, бешеной ярости, которую он едва скрывал.
Йоргенсон выхватил из-за пояса нож, и поднес его к смуглому лицу Люка.
— Люк! Проклятый мексиканец! Отхватили отменную землю у Соединенных Штатов, а теперь еще и крадете наших женщин. Думаешь, что сможете осчастливить в постели всю эту ораву шлюх, Наварон? Ты, индейский полукровка и этот черный? Здесь их навалом, хватит на всех. Улыбка Люка была ледяной, среди черной бороды блеснули белые зубы. Пока Йоргенсон ждал, для пущего эффекта размахивая ножом. Люк неспешно расстегивал рубашку.
— Вернись к фургонам, Ангел.
— Ангел? — непристойно заржал Йоргенсон, его глаза стали дикими. — Эта ведьма!
Ариэль боролась со своим печально известным темпераментом рыжеволосой забияки, пресловутая левая рука просто чесалась от ужасного желания выбить все зубы и выпотрошить поганые внутренности Йоргенсона.
— Я остаюсь, чтобы защитить свою честь и достоинство женщин под моей опекой. Люк. Пожалуйста, уйди. Уверена, мистер Йоргенсон и я сможем найти относительное взаимопонимание без твоей грубой силы.
Йоргенсон положил ладонь на лицо Ариэль в отпихнул ее.
— Так. Мы можем прелестно поболтать и без тебя, Наварон.
Провалившись по щиколотку в грязную лужу, Ариэль зашипела, поморщилась. Ее волосы растрепались, когда она замахала руками, чтобы удержать равновесие. Пока она закалывала непослушные пряди, собираясь с силами яростно накинуться на Йоргенсона, Люк наклонился и поцеловал ее. После быстрого, крепкого поцелуя последовал резкий приказ.
— Замри на этом месте, маленькая.
— Так! — прошипела она, стараясь собраться с мыслями, и скользнула глазами по упругим мускулам вдоль обнаженной спины Люка.
Нож Йоргенсона блеснул в свете луны, острое лезвие резануло по рубашке, завязанной вокруг руки Люка. У Ариэль пересохло горло, она смотрела, не в состоянии пошевелиться. Высокий грузный Йоргенсон двигался медленно, в то время как худой Люк ловко увертывался от грозного клинка. Лан широко замахнулся, и Люк, воспользовавшись моментом, метнулся вперед и кулаком ударил в живот противника. Йоргенсон завыл и согнулся пополам, а Люк точным ударом выбил нож.
Кулак Йоргенсона попал прямо в челюсть Люка, отбросив его назад. Опустив голову, громила бросился на противника, сжал его медвежьей хваткой и поднял над землей.
Ариэль, ошеломленная видом двух дерущихся, кинулась на Йоргенсона. Она оперлась ногой на его икру, используя ее как ступеньку, чтобы вскарабкаться на спину здоровенного бугая, обвила одну руку вокруг шеи, а другой колотила что есть силы. Йоргенсон кружился по кругу, сжимая Люка.
Страх пронзил Ариэль, когда она увидела напрягшееся от боли лицо Люка. Он протянул к ней руку, стараясь оттолкнуть в сторону. Его прикосновение было нежнее, чем у Йоргенсона, но очень решительное. Она спрыгнула в грязь, отшатнувшись назад и едва не упав. Потом замерла в бешенстве.
— Я помогла тебе, неблагодарное животное! — пронзительно закричала она. — Ты глупец! Разве ты не знаешь, что этот громила в два раза больше тебя, что ты был болен?
— Убирайся отсюда, — процедил Люк сквозь зубы.
— Ты мой служащий. Я приказываю тебе немедленно прекратить это безобразие! — крикнула Ариэль в тот момент, когда Люк схватил Йоргенсона за уши.
Фермер зарычал, стараясь оторвать руки Люка от своих ушей. Глэнис оттащила Ариэль. Смит-сон, Сиам и Омар стояли рядом. Смитсон и Сиам вели быстрый диалог, сравнивая технику каждого соперника. Йоргенсон, более тяжелый и медлительный, имел мощную левую руку, удар которой мог свалить быка, или проломить человеку челюсть. Люк, худой и подвижный, мог утомить тяжеловеса.
— Йоргенсон однажды в драке откусил ухо одного парня, — задумчиво произнес Смитсон.
— Остановите их, — приказала Ариэль Смитсону, который спокойно покуривал трубку, пока рядом раздавались звуки ужасных ударов. Кулаки продолжали опускаться на избитые тела, когда Смитсон выпустил изо рта превосходное колечко дыма и посмотрел, как оно уплывает в небо.
— Первая драка на нашем пути весьма интересна. Потребуется недельки две, чтобы все улеглось. Может, сломается чья-нибудь челюсть, возможно и не одна. Судя по всему. Люк имеет некоторый опыт кулачных боев.
Ариэль взглянула на Йоргенсона, который согнулся под градом методичных ударов. Он рычал и рвался вперед, а Люк продолжал крутиться вокруг него, изматывая.
— Этот человек… — Ариэль поперхнулась, ярость душила ее. — Этот человек, Йоргенсон;
изнасиловал Бидди.
Смитсон замер, потеряв свое спокойствие.
— Когда?
— Не больше часа назад. Он хвастался этим как петух, — выпалила Ариэль. Она вцепилась пальцами в мощную грудь Смитсона. — Если бы я была капитаном этого каравана, я бы…
— Мадам, в подобных делах я не принимаю советов вспыльчивых вдов. Но с Ланом мы разберемся, и весьма серьезно, — ответил Смитсон, желваки заходили под его пушистыми бакенбардами. — Я не потерплю таких женщин, ускользающих из поля моего зрения.
— Вашего зрения? Почему, вы…
— Ариэль. Пожалуйста, следи за своей речью, — прошептала Глэнис, озабоченно глядя на сжатые челюсти Смитсона. — Помни, ты леди и деловая женщина… и вдова.
Ариэль посмотрела на нее, потом на дерущихся. Люк прихрамывал, то отскакивая, то нападая на Йоргенсона. Огромный кулачище фермера достал челюсть Люка.
— Люк! Следи за его левой! — выкрикнула Ариэль, колотя кулаками по воздуху. Она подошла поближе, юбки облепили ноги. Ариэль нагнулась, приподняла подол, протянула его между коленями и закрепила под поясом на талии. В результате получилось подобие широких штанов. Вплотную подойдя к мужчинам, она сказала:
— Люк, если ты позволишь ему хотя бы еще раз нанести удар, я никогда не прощу тебя. Как твоя хозяйка, я приказываю тебе немедленно прекратить драку.
— Ангел, убирайся отсюда, черт побери, — ответил он, когда Йоргенсон сделал выпад, почти задев ее. Люк отклонился, потом ударил прямо в солнечное сплетение. Здоровенный детина замычал и согнулся, схватившись за живот. Ариэль;, свирепо смотрела на Люка, уклонившегося от кулаков соперника. .
— Я? Ты говоришь мне, что делать? Да как ты смеешь! Как посмел ты ругаться как последний портовый матрос, насквозь пропитавшийся виски!
— Ариэль Д'Арси! — Увещевания Глэнис потонули в яростных восклицаниях Ариэль.
— Люк. Сейчас же прекрати… Следи за ударом слева, проклятье! Он бьет исподтишка, как предатель.
Разбитое лицо Люка было злым, когда ему приходилось уворачиваться от размашистых, бешеных ударов Йоргенсона.
— Ангел, если ты не уйдешь отсюда сию же секунду, я буду вынужден отшлепать тебя пониже спины.
— Что? — Ариэль остановилась, открыв рот, кулаки замерли в воздухе. — Что? Ты грозишь мне как разбуянившемуся ребенку? Мне? Деловой женщине?
— Я думаю, они скоро снова поженятся, — прошептал Сиам, подходя поближе к Глэнис.
— Да, ну… увидим… — ответила англичанка растерянным голосом, отступая на шаг.
— Грубиян! — Ариэль ругала Люка. — Неотесанный нахал! Кем ты себя считаешь? Кто ты такой?!
— Мужчина, который претендует на тебя, chere, — спокойно ответил Люк, методично избивая своего противника быстрыми, точными ударами.
— Проклятье! Не получишь ничего! Тадеус джентльмен, а не дерущийся грубиян. Держу пари, ни разу в своей жизни он не участвовал в кулачном бою. Он человек, который использует «убеждение. Я хочу, чтобы мои дети были хорошо воспитанными людьми, а не дикарями на войне.
— Возможно, он не ответит на твою любовь, — сказал Люк, между глубокими вдохами.
Ариэль стиснула зубы, потом мрачно спросила:
— Как ты смеешь? Конечно, Тадеус любит меня. И будет любить еще больше после того, как я заполучу его.
Глэнис покачала головой.
— О, дорогая.
Оглушенный и задыхающийся, Йоргенсон шатался как раненный бык, прежде чем упасть в холодную грязь. Он приподнял голову, застонал и потерял сознание. Люк на мгновение взглянул на него, потом наклонился и поцеловал Ариэль.
Она провела рукой по своим губам и увидела на пальцах красные пятна.
— О, Люк. У тебя идет кровь. Твое бедное, дорогое разбитое лицо!
Он запустил руку в ее мягкие волосы, поглаживая пальцами шелковистые пряди.
— Вы, мадам, должны учиться повиноваться. Ее глаза расширились.
— Повиноваться?
— Любовь, почтение и повиновение, — ласково пробормотал Люк. — Ты полечишь мое «бедное», дорогое, разбитое лицо своими поцелуями? Я позволю тебе заполучить меня очень легко.
Он наклонился ближе, в его глазах под длинными ресницами тлел огонь. На смуглой шее тяжело пульсировала вена, желваки перекатывались под темной кожей.
— Не делай… никогда не делай этого снова.
— Что?
— Не давай мне приказов перед другими… таким тоном. — Спрятанная, хорошо сдерживаемая свирепость в мягком голосе Люка, его акцент, ошеломили Ариэль. Один глаз припух, но его блеск был неистовым, хищным и очень оскорбленным.
Она сглотнула слюну, облизала губы, стараясь не вспоминать о том, что говорила в пылу драки. Ариэль взглянула на Глэнис, затем на мужчин.
— О, боже, — сказала она. — О, боже. Пока Смитсон и Сиам оттаскивали Йоргенсона в сторону, она подняла глаза на Люка. Он стоял как воин, требующий, чтобы его возлюбленная позаботилась о боевых ранах. В глазах светился настороженный вопрос, голова высокомерно приподнята.
Часть Ариэль стремилась обнять и приласкать его. другая хотела разорвать за вмешательство. В итоге она решилась на пощечину, но не совсем настоящую, ведь ей не хотелось причинять ему боль. Его голова дернулась скорее от уязвленной гордости, чем от боли. Исчез игривый, заботливый мужчина, на его месте появился человек, чья ярость заставила задрожать Ариэль. Голос Люка был глубоким, с резким акцентом.
— Я хочу услышать побольше о дорогом Тадеусе.
Мэри 0'Флэннери выбежала из темноты и коснулась руки Люка.
— Прошу прощения… Но Салли плачет без вас.
Два часа спустя Салли спала в палатке как уставший ребенок, который выплакал всю душу. В отдалении от лагеря Люк лежал на спине. Он смотрел на облака, проносившиеся по ночному небу. Воздух был тяжелым, надвигающаяся гроза подходила к мрачному настроению Люка. Он хотел побыть вдалеке от всех, успокоить дикое желание владеть Ариэль Браунинг Д'Арси, — утолить жажду своей плоти, прогнать мечту о маленьком соблазнительном теле.
После долгих часов мучений у Салли в полночь родился ребенок. Свирепый ветер сотрясал палатку, когда новорожденная девочка пыталась войти в эту неведомую для нее жизнь.
Почти час Анна вдувала воздух в ее крошечный ротик, заставляя малышку дышать. Салли смотрела, молясь, прося за жизнь дочки. Она прижала руки к губам и тихо завыла, когда Анна покачала головой и протянула ей мертвого ребенка, завернутого в маленькое вышитое одеяльце.
Смерть малышки отозвалась в сердце каждой женщины. Мэри и Бидди, скользнув в палатки, прижали к себе спящих детей. Анна пыталась успокоить Салли, которая не позволяла унести мертвого младенца.
Остальные женщины, глотая слезы, разбрелись по своим палаткам на несколько бессонных часов перед утренним подъемом. Лидия остановила тяжелое кровотечение Салли и уговаривала ее выпить чаю или бульону.
Через некоторое время Лидия торопливо вышла к Глэнис и Ариэль и тихо сказала:
— Нужно что-то сделать и поскорее. Я видела взгляд Салли перед… Боюсь ни один из моих отваров не заставит Салли жить. Анна уговаривает, угрожает, умоляет, успокаивает как только может. Сейчас Салли совершенно одинока, и мне не нравятся ее глаза. Тусклые, далекие…
Ариэль глубоко задумалась, завернувшись в теплую шаль. Она не заметила, что Люк взял ее руку. Он на мгновение прильнул к ней, потом отпустил и вошел в палатку Салли.
Через полчаса появилась Анна с мертвым ребенком на руках. Она держала малышку, пока Сиам рыл маленькую могилку. Из палаток начали выходить женщины, каждая с бледным .яйцом и припухшими глазами. Из темноты шагнула худая, изможденная фермерша. Она поставила сколоченный из досок гробик рядом с новой могилой.
— Под землей нашей фермы семь маленьких гробов. Семь малышей, которые никогда не оживут, — хрипло прошептала она. Крупная слеза т «скатилась по впалой щеке, когда женщина побрела прочь.
Лидия устлала одеяльцем и травами крошечный ящик, младенца опустили внутрь. Пронзающие ночную тишину крики Салли смешивались с низким голосом Люка. Утешающие слова постепенно переросли в мелодичную песню, потом он снова мягко заговорил.
К четырем утра стенания Салли утихли, и Люк вышел на улицу. Он медленно подошел к костру и, пока женщины готовили завтрак, смотрел на погонь. Анна подала ему чашку крепкого горячего кофе и, немного поколебавшись, поцеловала в щеку. Он кивнул, наблюдая, как разгорается пламя.
Рядом с Ариэль Сиам тихо произнес:
— Он хранит свое горе. Всегда думает о матери и сестрах. О Ивон и ребенке.
Рассветало. Люк неподвижно стоял, перенеся тяжесть тела на здоровую ногу. Тонкая чашка застыла в руке.
Голубь вспорхнул в чистое утреннее небо и во всем лагере залаяли собаки. Послышался сонный плач разбуженного малыша. Новый день начался. Мужчины запрягали волов и покрикивали на коров и овец, не желающих прерывать ночной отдых. В деревянных клетках закудахтали куры, женщины переносили ящики с домашней птицей и привязывали их к фургонам.
Люк провел рукой по лицу, от бессонной ночи вокруг глаз легли черные тени. Ариэль заметила темную щетину на его подбородке и вдруг поняла, что каждый вечер перед встречей с ней он брился.
Мария Декодер укутала плечи Люка теплым пледом, но он даже не пошевельнулся, глубоко ушедший в себя. Ариэль никогда не видела более одинокого человека. Салли закричала его имя, он обернулся, и Ариэль поймала этот взгляд. Глаза Люка были глазами проклятого: ввалившиеся, пустые, застывшие в агонии. Боль, выраженная в них, пронзила сердце Ариэль.
Потом он взял у Марии чашку бульона и вернулся в палатку. Он прихрамывал на раненую ногу.
Ариэль и Глэнис запрягли лошадей, и Ариэль села на спину Электры, аккуратно направляя повозку к маленькой могиле. Колеса фургонам проехали по ней, чтобы скрыть от бесчестных людей или голодных зверей. Зевс и Электра беспрекословно слушались хозяйку, хотя еще незапряженные Тайжет, Калипсо и Гера становились на дыбы.
— Салли съела немного мяса, — радостно сказала днем Лидия. — Это хороший знак. Мы должны благодарить Люка. У этого человека доброе сердце и непоколебимая воля, когда он решает добиться успеха. Он великолепный рассказчик, и без малейшего смущения все время заботится о Салли. Как будто о сестре, которая ужасно нуждается в нем… И это, действительно, правда. Сомневаюсь, что Салли восприняла бы кого-нибудь другого. Он упросил ее поесть, его усталые глаза были полны слез, при виде ужасных рыданий этой измученной женщины… Прекрасный человек… добрый, великодушный мужчина. К тому же великолепный знаток трав.
Когда вечером они снова остановились на привал, Люк тихо заговорил с Анной. В прохладном воздухе раздавался ее непристойный смех. Шаловливая улыбка скрыла резкие морщины немолодого лица, и женщина послала Люку воздушный поцелуй. Он ответил ей тем же. Анна покачала головой и погрозила пальцем. Ариэль случайно увидела эту сцену. Она нахмурилась, как только Люк поймал ее взгляд. Серые глаза его были полузакрыты. Они следили за ней, пока Ариэль не отвернулась смущенно.
Люк вынес Салли к костру. Завернутая в одеяло как больной ребенок, она сухими глазами смотрела на огонь, пока охотник держал ее на коленях.
Бидди Ломаке вышла из темноты, ее глаза расширились от страха. Собрав детей, она присела рядом с Люком. Бидди взглянула на Омара так, словно все ее мечты были сломаны. Прижав к себе детей, она опустошенно смотрела на огонь.
Неподалеку стоял, завернутый в свою накидку, высокий худой Омар. Он опирался на длинную остроконечную дубовую палку, вместо старых, негодных сапог на его ногах были крепкие сандалии.
Рядом с Ариэль Смитсон курил трубку и смотрел на Салли, которая маленькими глотками пила бульон, а потом задремала на руках у Люка.
— Он ужасно хромает. Держать ее на коленях не очень-то полезно для ноги. Он ни капли не бережет себя. Помогал Пирсонам менять колесо… собирал скот, распуганный индейцами. Потом ухаживал за нашей больной, — тихо проговорил Смитсон. — Хороший человек, да. Я бы сказал, что вдова, такая как вы, должна принять его предложение и побыстрее. Множество других женщин хотят такого мужчину.
Пальцы Ариэль замерли на открытой странице путевого журнала, глаза скользнули по усталому липу Люка, по отросшей за эти два дня бороде. Она хотела обнять его, позволить отдохнуть на ее груди…
Видение загорелого бородатого лица Люка у своей груди встревожило Ариэль. Она тряхнула головой, пытаясь отогнать нахлынувший образ.
Он выглядел как мальчик, нуждающийся в ласке… как мужчина, который борется со страшными призраками и страдает от глубокой боли.
Ариэль отвернулась, избегая вида Люка и растущей в себе боли. Люк забрал частицу ее души, которой она не хотела делиться даже с Тадеусом.
Глэнис пила чай. Словно читая чужие мысли, она сказала:
— Он нежный человек, разделяет горе Салли.» Как должно быть он страдал… смерть родителей, сестры, проданной в публичный дом…
— Он жил только ради мести. Теперь, я думаю, он живет ради чего-то еще, — тихо сказал Сиам, украшая бусинами маленькие мокасины, которые он сшил сам. Изящные белые мокасины из оленьей кожи. Зубами он разминал вымоченные — в воде иглы дикобраза, которыми индейцы укра — шали свою обувь. Поймав взгляд Глэнис, Сиам широко улыбнулся.
Глэнис, явно заволновавшись, сразу же вскочила на ноги. Пяльцы для вышивки упали с ее колен, и она нагнулась, чтобы поднять их. Юбки запутались вокруг ног, Глэнис пошатнулась, едва не потеряв равновесие.
Улыбка исчезла с лица Ариэль, когда она увидела, как Бидди смахнула слезу. Ариэль отвела женщину в сторону. Она заметила, что Бидди шла словно раненная, под шалью виднелся разорванный лиф платья. На шее были кровоподтеки. Ариэль отвернула на бок голову бедняжки, изучая следы четырех больших пальцев.
— Кто это сделал?
Глаза Бидди закрылись, слезы потекли из-под припухших век.
— Я упала, мэм.
— Бидди Ломакс! Ты не будешь покрывать подлеца.
— Он причинит боль моим малышам, мэм. Он сказал, что доберется до них, если я расскажу… если я не встречусь с ним завтра ночью и не дам ему снова того, что он хочет.
— Только через мой труп он получит это. Я требую его имя, сейчас же, Бидди, — приказала Ариэль, гнев вскипел в ней.
Через несколько минут она нашла Лапа Йоргенсона, огромного мужчину грубого нрава, он лениво развалился в своей палатке. Жена Йоргенсона, болезненная, забитая женщина, умерла перед отправлением каравана из Индепенденса. Смитсон предупредил Лана держаться подальше от вдов, но тот постоянно искоса поглядывал на них.
— Мистер Йоргенсон, могла бы я сказать вам пару слов? — натянуто спросила Ариэль.
— Вечерочек добрый, миссис Д’Арси, — сказал Йоргенсон, появляясь из палатки и хватая ее за локоть. Когда Ариэль попыталась вырваться, его пальцы больно сжали руку неожиданной гостьи.
— Вот так. Сегодня вечером вы отказались от прогулки с этим смешным мексиканским выродком, Навароном. Итак, вы пришли по правильному адресу, то есть к настоящему мужчине, чтобы хорошенько отдохнуть.
— Не думаю. — Ариэль ввернула каблуки в мягкую грязь и вырвала руку. — Я знаю, вы… приставали к Бидди.
Йоргенсон непристойно-грубо захохотал.
— Меньше часа назад я поймал Бидди. Задрал ей юбку и трахнул стоя, так что даже не испачкался. Теперь ваша очередь. До конца поездки у меня будет отличный гарем.
На мгновение тошнота подступила к горлу Ариэль, но вскоре была подавлена возрастающим гневом.
— Вы допустили насилие над Бидди? После всего, что она .пережила? Я увижу, как вас высекут, подлый негодяй. — Ариэль залепила ему звонкую пощечину.
Маленькие глазки Йоргенсона вспыхнули, он злобно посмотрел на нее.
— Возгордившаяся сучка, чего задрала нос? Моя жена тоже пыталась, как и остальные. Ты не лучше. Проболтаешься кому-нибудь, и я перережу глотку одному из ее ублюдков.
Он оглянулся, уловив шорох в темноте, и процедил сквозь зубы:
— Ты уже попользовался. Теперь моя очередь, Наварон.
— Мисс Д’Арси под моей защитой, Йоргенсон. Остальные вдовы тоже. Тебе лучше вернуться к нашему фургону, — ласково сказал Люк, хотя Ариэль уловила мягкий акцент, появившийся в словах. Его тихий голос дрожал от дикой, бешеной ярости, которую он едва скрывал.
Йоргенсон выхватил из-за пояса нож, и поднес его к смуглому лицу Люка.
— Люк! Проклятый мексиканец! Отхватили отменную землю у Соединенных Штатов, а теперь еще и крадете наших женщин. Думаешь, что сможете осчастливить в постели всю эту ораву шлюх, Наварон? Ты, индейский полукровка и этот черный? Здесь их навалом, хватит на всех. Улыбка Люка была ледяной, среди черной бороды блеснули белые зубы. Пока Йоргенсон ждал, для пущего эффекта размахивая ножом. Люк неспешно расстегивал рубашку.
— Вернись к фургонам, Ангел.
— Ангел? — непристойно заржал Йоргенсон, его глаза стали дикими. — Эта ведьма!
Ариэль боролась со своим печально известным темпераментом рыжеволосой забияки, пресловутая левая рука просто чесалась от ужасного желания выбить все зубы и выпотрошить поганые внутренности Йоргенсона.
— Я остаюсь, чтобы защитить свою честь и достоинство женщин под моей опекой. Люк. Пожалуйста, уйди. Уверена, мистер Йоргенсон и я сможем найти относительное взаимопонимание без твоей грубой силы.
Йоргенсон положил ладонь на лицо Ариэль в отпихнул ее.
— Так. Мы можем прелестно поболтать и без тебя, Наварон.
Провалившись по щиколотку в грязную лужу, Ариэль зашипела, поморщилась. Ее волосы растрепались, когда она замахала руками, чтобы удержать равновесие. Пока она закалывала непослушные пряди, собираясь с силами яростно накинуться на Йоргенсона, Люк наклонился и поцеловал ее. После быстрого, крепкого поцелуя последовал резкий приказ.
— Замри на этом месте, маленькая.
— Так! — прошипела она, стараясь собраться с мыслями, и скользнула глазами по упругим мускулам вдоль обнаженной спины Люка.
Нож Йоргенсона блеснул в свете луны, острое лезвие резануло по рубашке, завязанной вокруг руки Люка. У Ариэль пересохло горло, она смотрела, не в состоянии пошевелиться. Высокий грузный Йоргенсон двигался медленно, в то время как худой Люк ловко увертывался от грозного клинка. Лан широко замахнулся, и Люк, воспользовавшись моментом, метнулся вперед и кулаком ударил в живот противника. Йоргенсон завыл и согнулся пополам, а Люк точным ударом выбил нож.
Кулак Йоргенсона попал прямо в челюсть Люка, отбросив его назад. Опустив голову, громила бросился на противника, сжал его медвежьей хваткой и поднял над землей.
Ариэль, ошеломленная видом двух дерущихся, кинулась на Йоргенсона. Она оперлась ногой на его икру, используя ее как ступеньку, чтобы вскарабкаться на спину здоровенного бугая, обвила одну руку вокруг шеи, а другой колотила что есть силы. Йоргенсон кружился по кругу, сжимая Люка.
Страх пронзил Ариэль, когда она увидела напрягшееся от боли лицо Люка. Он протянул к ней руку, стараясь оттолкнуть в сторону. Его прикосновение было нежнее, чем у Йоргенсона, но очень решительное. Она спрыгнула в грязь, отшатнувшись назад и едва не упав. Потом замерла в бешенстве.
— Я помогла тебе, неблагодарное животное! — пронзительно закричала она. — Ты глупец! Разве ты не знаешь, что этот громила в два раза больше тебя, что ты был болен?
— Убирайся отсюда, — процедил Люк сквозь зубы.
— Ты мой служащий. Я приказываю тебе немедленно прекратить это безобразие! — крикнула Ариэль в тот момент, когда Люк схватил Йоргенсона за уши.
Фермер зарычал, стараясь оторвать руки Люка от своих ушей. Глэнис оттащила Ариэль. Смит-сон, Сиам и Омар стояли рядом. Смитсон и Сиам вели быстрый диалог, сравнивая технику каждого соперника. Йоргенсон, более тяжелый и медлительный, имел мощную левую руку, удар которой мог свалить быка, или проломить человеку челюсть. Люк, худой и подвижный, мог утомить тяжеловеса.
— Йоргенсон однажды в драке откусил ухо одного парня, — задумчиво произнес Смитсон.
— Остановите их, — приказала Ариэль Смитсону, который спокойно покуривал трубку, пока рядом раздавались звуки ужасных ударов. Кулаки продолжали опускаться на избитые тела, когда Смитсон выпустил изо рта превосходное колечко дыма и посмотрел, как оно уплывает в небо.
— Первая драка на нашем пути весьма интересна. Потребуется недельки две, чтобы все улеглось. Может, сломается чья-нибудь челюсть, возможно и не одна. Судя по всему. Люк имеет некоторый опыт кулачных боев.
Ариэль взглянула на Йоргенсона, который согнулся под градом методичных ударов. Он рычал и рвался вперед, а Люк продолжал крутиться вокруг него, изматывая.
— Этот человек… — Ариэль поперхнулась, ярость душила ее. — Этот человек, Йоргенсон;
изнасиловал Бидди.
Смитсон замер, потеряв свое спокойствие.
— Когда?
— Не больше часа назад. Он хвастался этим как петух, — выпалила Ариэль. Она вцепилась пальцами в мощную грудь Смитсона. — Если бы я была капитаном этого каравана, я бы…
— Мадам, в подобных делах я не принимаю советов вспыльчивых вдов. Но с Ланом мы разберемся, и весьма серьезно, — ответил Смитсон, желваки заходили под его пушистыми бакенбардами. — Я не потерплю таких женщин, ускользающих из поля моего зрения.
— Вашего зрения? Почему, вы…
— Ариэль. Пожалуйста, следи за своей речью, — прошептала Глэнис, озабоченно глядя на сжатые челюсти Смитсона. — Помни, ты леди и деловая женщина… и вдова.
Ариэль посмотрела на нее, потом на дерущихся. Люк прихрамывал, то отскакивая, то нападая на Йоргенсона. Огромный кулачище фермера достал челюсть Люка.
— Люк! Следи за его левой! — выкрикнула Ариэль, колотя кулаками по воздуху. Она подошла поближе, юбки облепили ноги. Ариэль нагнулась, приподняла подол, протянула его между коленями и закрепила под поясом на талии. В результате получилось подобие широких штанов. Вплотную подойдя к мужчинам, она сказала:
— Люк, если ты позволишь ему хотя бы еще раз нанести удар, я никогда не прощу тебя. Как твоя хозяйка, я приказываю тебе немедленно прекратить драку.
— Ангел, убирайся отсюда, черт побери, — ответил он, когда Йоргенсон сделал выпад, почти задев ее. Люк отклонился, потом ударил прямо в солнечное сплетение. Здоровенный детина замычал и согнулся, схватившись за живот. Ариэль;, свирепо смотрела на Люка, уклонившегося от кулаков соперника. .
— Я? Ты говоришь мне, что делать? Да как ты смеешь! Как посмел ты ругаться как последний портовый матрос, насквозь пропитавшийся виски!
— Ариэль Д'Арси! — Увещевания Глэнис потонули в яростных восклицаниях Ариэль.
— Люк. Сейчас же прекрати… Следи за ударом слева, проклятье! Он бьет исподтишка, как предатель.
Разбитое лицо Люка было злым, когда ему приходилось уворачиваться от размашистых, бешеных ударов Йоргенсона.
— Ангел, если ты не уйдешь отсюда сию же секунду, я буду вынужден отшлепать тебя пониже спины.
— Что? — Ариэль остановилась, открыв рот, кулаки замерли в воздухе. — Что? Ты грозишь мне как разбуянившемуся ребенку? Мне? Деловой женщине?
— Я думаю, они скоро снова поженятся, — прошептал Сиам, подходя поближе к Глэнис.
— Да, ну… увидим… — ответила англичанка растерянным голосом, отступая на шаг.
— Грубиян! — Ариэль ругала Люка. — Неотесанный нахал! Кем ты себя считаешь? Кто ты такой?!
— Мужчина, который претендует на тебя, chere, — спокойно ответил Люк, методично избивая своего противника быстрыми, точными ударами.
— Проклятье! Не получишь ничего! Тадеус джентльмен, а не дерущийся грубиян. Держу пари, ни разу в своей жизни он не участвовал в кулачном бою. Он человек, который использует «убеждение. Я хочу, чтобы мои дети были хорошо воспитанными людьми, а не дикарями на войне.
— Возможно, он не ответит на твою любовь, — сказал Люк, между глубокими вдохами.
Ариэль стиснула зубы, потом мрачно спросила:
— Как ты смеешь? Конечно, Тадеус любит меня. И будет любить еще больше после того, как я заполучу его.
Глэнис покачала головой.
— О, дорогая.
Оглушенный и задыхающийся, Йоргенсон шатался как раненный бык, прежде чем упасть в холодную грязь. Он приподнял голову, застонал и потерял сознание. Люк на мгновение взглянул на него, потом наклонился и поцеловал Ариэль.
Она провела рукой по своим губам и увидела на пальцах красные пятна.
— О, Люк. У тебя идет кровь. Твое бедное, дорогое разбитое лицо!
Он запустил руку в ее мягкие волосы, поглаживая пальцами шелковистые пряди.
— Вы, мадам, должны учиться повиноваться. Ее глаза расширились.
— Повиноваться?
— Любовь, почтение и повиновение, — ласково пробормотал Люк. — Ты полечишь мое «бедное», дорогое, разбитое лицо своими поцелуями? Я позволю тебе заполучить меня очень легко.
Он наклонился ближе, в его глазах под длинными ресницами тлел огонь. На смуглой шее тяжело пульсировала вена, желваки перекатывались под темной кожей.
— Не делай… никогда не делай этого снова.
— Что?
— Не давай мне приказов перед другими… таким тоном. — Спрятанная, хорошо сдерживаемая свирепость в мягком голосе Люка, его акцент, ошеломили Ариэль. Один глаз припух, но его блеск был неистовым, хищным и очень оскорбленным.
Она сглотнула слюну, облизала губы, стараясь не вспоминать о том, что говорила в пылу драки. Ариэль взглянула на Глэнис, затем на мужчин.
— О, боже, — сказала она. — О, боже. Пока Смитсон и Сиам оттаскивали Йоргенсона в сторону, она подняла глаза на Люка. Он стоял как воин, требующий, чтобы его возлюбленная позаботилась о боевых ранах. В глазах светился настороженный вопрос, голова высокомерно приподнята.
Часть Ариэль стремилась обнять и приласкать его. другая хотела разорвать за вмешательство. В итоге она решилась на пощечину, но не совсем настоящую, ведь ей не хотелось причинять ему боль. Его голова дернулась скорее от уязвленной гордости, чем от боли. Исчез игривый, заботливый мужчина, на его месте появился человек, чья ярость заставила задрожать Ариэль. Голос Люка был глубоким, с резким акцентом.
— Я хочу услышать побольше о дорогом Тадеусе.
Мэри 0'Флэннери выбежала из темноты и коснулась руки Люка.
— Прошу прощения… Но Салли плачет без вас.
Два часа спустя Салли спала в палатке как уставший ребенок, который выплакал всю душу. В отдалении от лагеря Люк лежал на спине. Он смотрел на облака, проносившиеся по ночному небу. Воздух был тяжелым, надвигающаяся гроза подходила к мрачному настроению Люка. Он хотел побыть вдалеке от всех, успокоить дикое желание владеть Ариэль Браунинг Д'Арси, — утолить жажду своей плоти, прогнать мечту о маленьком соблазнительном теле.