Она хотела быть в его объятиях, слушать шепот глубокого, утонченно-мелодичного голоса. Ариэль ударила кулаком по пуховой подушке. Она отдала Люку все, а он ускакал на рассвете.
   Тыльной стороной ладони вытерла слезы. Люк пытался действовать медленно, смутился, когда тело не подчинилось ему. Его усилия внушали любовь, его ласки были нежными, а руки трепещущими.
   Он шептал непонятные, безумные, вызывающие слова, прерывая их жадными поцелуями.
   Ариэль перевернулась на живот и запихнула подушку себе под грудь.
   — Яблочки… персики, — ворчала она. Ее груди стали очень чувствительны после умеренных занятий любовью с Люком. Она закрыла глаза, оживляя в памяти нежные ласки, попытки Люка контролировать себя.
   Ее губы изогнулись в улыбке. Она чувствовала боль внутри, но ошеломленное выражение лица Люка стоило того. Ариэль била подушку, страстно мечтая о сильной груди Люка, о медленном биении его сердца под своей щекой, гладила царапину на шее, напомнившую о бурной любви Люка.
   Тадеус. Это имя внезапно выплыло в памяти как сверкающая ледяная глыба.
   Она вздрогнула, сжавшись под одеялом, потом стукнула кулаком по подушке. Она начала все это рискованное предприятие, чтобы заполучить Тадеуса, и вот Люк теперь заполняет ее мысли.
   — Ариэль, я что-то слышу на улице… Зевс и кобылы беспокоятся. Tec… — Глэнис повернулась лицом к Ариэль.
   Зевс бил копытом, мужской голос послышался в ночи. Ариэль схватила мужские брюки, которые Нэнси Фаер сшила для нее. Лежа на перине, она просунула в них ноги, потом скользнула в рубашку Люка, постиранную Анной. Она была ей до колен.
   — Ариэль, пожалуйста, не надо… — зашептала Глэнис, когда Ариэль достала из ящика свою рапиру.
   — Глупости. Когда начиналось путешествие, я знала, что придется действовать в подобные моменты. В прерии каждый должен защищать свою собственность.
   Ариэль выскользнула из фургона, холодная грязь хлюпала под ногами. Она увидела двух мужчин. Они уводили ее лошадей, накинув им на шеи веревки. Ариэль тихонько свистнула и шесть першеронов дернулись, поворачивая к ней.
   Мужчины тянули веревки, стараясь удержать лошадей. В отблесках костров их тела блестели от краски.
   — Стоять! — крикнула Ариэль.
   Воры сильнее потянули животных, и Ариэль снова свистнула. Лошади заржали и побежали к ней, волоча за собой конокрадов. Один из мужчин приблизился к Ариэль, занеся кулак для удара. Острый кончик рапиры уколол грудь похитителя, заставив того остановиться.
   — Я действительно не хотела бы, — сказала она тихо. — У меня была плохая ночь, и вы можете пострадать из-за моей бессонницы.
   — Сука. Думаешь, эта игрушка остановит меня? Не выйдет, — прорычал мужчина, хватаясь за клинок. Он отдернул руки, пальцы были в крови.
   — Смитсон! — резко закричала Глэнис. — Вы, чертов соня, подъем!
   Ариэль взглянула на подругу.
   — Ты в настроении, Глэнис. Твой язык шокирует. Могут подумать, что ты левша и обладаешь копной рыжих волос.
   — Ариэль, а тебе можно? — спросила Глэнис сквозь зубы. — Моя помощь нужна?
   — Не сейчас. Может, позже, — ответила Ариэль, внимательно всматриваясь в темноту. Она заметила двух человек, подкрадывающихся к ней.
   — Постыдились бы, раскрасили себя под индейцев, — бросила она, усмотрев их бледную кожу и сапоги.
   — Поддай-ка этой красотке, — приказал один из них, подходя с поднятым ножом.
   — К бою. — Ариэль уколола его в руку и отскочила назад. Затем подняла одну ногу, другую и улыбнулась Глэнис, которая с тревогой выглядывала из фургона.
   — Глэнис, эти брюки просто чудо. Они совсем не стесняют движения.
   — Достаточно, миссис Д'Арси, — спокойно сказал Смитсон, его пистолет был направлен на воров. — Вы хорошо действовали, — с неохотой добавил он.
   — Причина моего успеха, капитан Смитсон, в том, что на мне брюки, — заявила она. — Думаю, я буду носить их теперь.
   — Прекрасно, — просто ответил он. — Широкие, практичные брюки подойдут всем женщинам.
   — Господи, — озабоченно воскликнула Глэнис, переводя взгляд с застывшего лица Смитсона на триумфальную улыбку Ариэль. — Может быть, не стоит, Ариэль?
   — Конечно, стоит, — ответил Смитсон, когда мужчины из других фургонов обступили их. — Мы недалеко от форта. Отвезем этих молодчиков. Их будут судить.
   Полчаса спустя, лежа в постели, Глэнис ворчала:
   — Брюки. Тетя Луиза была бы убита наповал. Твое своенравное поведение плохо влияет на меня… По правде говоря, ты подала заразительный пример.
   — Тсс. Глэнис, эта маленькая схватка улучшила мое настроение, и я действительно засыпаю.
   На улице послышался низкий голос Смитсона, переговаривающегося с Люком. Он был зол, Ариэль заметила сильный акцент. Она нахмурилась, когда услыхала ругательства.
   — Mon Dieu[8], — его тон был мрачен. Какой-то прохожий захохотал, и Глэнис подскочила.
   — Это мистер Сиам. Он смеется! Я никогда не слышала его смех. Как очаровательно! Это приятный, удовлетворенный смех, от всей души…
   Ариэль затянула ее в постель, накрыла одеялом. Она не была уверена как теперь отреагирует на Люка, растратив всю накопившуюся энергию на воров. Она хотела встретить его во всеоружии.
   — Тихо.
   После получаса беспокойного ворочанья, Глэнис отбросила одеяло и скользнула в платье.
   — Я должна поговорить с мистером Сиамом. Он оставил мне утром эти прекрасные мокасины. Я не могу принять такой подарок… О, хотя они такие красивые.
   — Глэнис, ляг спокойно. Завтра будет самое время поблагодарить его, — быстро зашептала Ариэль, когда Глэнис вышла из фургона. Англичанка, игнорируя совет, крикнула в темноту.
   — О, мистер Сиам, могу я поговорить с вами одну минутку?
   Одервеневшая Ариэль лежала, сжав кулаки. Утром, когда ее мысли придут в порядок, она встретится с Люком лицом к лицу и потребует развод. Фургон скрипнул, и Ариэль повернулась на бок, освобождая Глэнис место. Завтра Люк заплатит за свою неверность…
   Мозолистая рука закрыла ее рот, и длинное тело Люка прижалось к ней. Он наклонился, целуя ее шею. Пойманная в ловушку мужчиной, Ариэль отказалась унизиться до недостойной борьбы, пока его рука не отпустила рот, и, скользнув по горлу, не начала ласкать грудь.
   — Оставь меня, ты, похотливый развратник! — неровно прошептала она, брыкаясь и укутываясь в тяжелые одеяла.
   Люк вдавил ее в перину, над Ариэль нависло неистовое лицо.
   — Я думал мы закончили с нашими маленькими сражениями прошлой ночью, моя милая женушка, — сказал он тихим, с сильным акцентом шепотом. — Ты не будешь больше драться с ворами, как сделала это сегодня. Они могли причинить тебе боль, chere.
   — Я была полностью способна контролировать ситуацию… Зачем ты здесь? — она попыталась шевельнуть запястьями, которые находились у него в одной руке.
   — Чтобы полежать несколько мгновений с моей любимой женой, — процедил Люк сквозь зубы. — Чтобы почувствовать ее радостные поцелуи…
   — Отлично! Иди к Смитсону, мне все равно. Я не желаю, чтобы ты использовал меня по своей прихоти когда угодно.
   Он приподнял рассеченную бровь. Глубокая усталость лежала на лице, под глазами появились темные круги. Неистовое выражение удивило Ариэль. Рот, такой чувственный прошлой ночью, сжался в тонкую линию.
   — Может быть, мне необходимо тепло рук моей жены, уют ее постели, маленькая, закрытая на ключ шкатулка, которую она называет сердцем. Может быть, ты легла со мной, если бы я был при смерти или носил имя «Тадеус». Но это не так, любовь моя. Я просто мужчина, нуждающийся в том, что ты так хорошо скрываешь.
   Его губы медленно опустились, обжигающий поцелуй удивил Ариэль своей напряженностью и жадностью. У него был вкус отчаянья, ярости, и Ариэль сорвалась, потеряла самообладание. Она потянулась к его волосам, запустила пальцы; в жесткие пряди, борясь с растущим желанием.
   Люк поднял голову, резко сказал:
   — Ты маленькая соблазнительная колдунья.
   — Да как ты смеешь! Тебя не было весь день. После прошлой ночи ты, по крайней мере, мог бы… — Ариэль запнулась, неуверенная, что должен был сделать Люк. — Потом появляешься и ожидаешь, что я…
   Люк смотрел на нее, его пальцы играли с мягким, душистым локоном. — Да? Я определенно жду, что моя жена радостно примет меня.
   — Ты уехал на весь день, — отбивалась она.
   — Тосковала по мне? — настойчиво противоречил Люк. — Скажи, что скучала без меня, маленькая дикарка. Скажи, что хочешь меня, — потребовал он.
   — Никогда, — Ариэль подняла подбородок, словно только затем, чтобы теплые пальцы Люка Иоснулись его.
   — Сегодня, chere, боюсь, я не смогу ждать твоего благосклонного согласия в нашей супружеской постели, — прошептал он сквозь зубы.
   — Проклятье, — воспротивилась она, сдувая упавший на лицо завиток.
   — Очевидно. Но я не буду обделен вашими чарующими ласками, мадам Д'Арси. Вы моя семья теперь, моя единственная семья, и боюсь, к должен согреться у вашего очага. — Люк швырял слова, выражение его лица было хмурым и резким. Он разорвал ее рубашку, жадно глядя на обнаженную грудь, коснулся мгновенно затвердевших сосков.
   Ариэль обхватила себя руками, решила остаться холодной к его прикосновению. Пальцы Люка ласкали ее тело, лицо, раньше гневное, приняло выражение нежного благоговения. Он на мгновенье закрыл глаза.
   — Мой ребенок у твоей груди, это будет прекрасная картина. Ты такая красивая, страстная женщина, Ангел.
   Потом он наклонился, чтобы попробовать не вкус розовый сосок. Ариэль закусила губу, стараясь не застонать от наслаждения.
   — Ты не можешь так… — начала она, когда Люк принялся стягивать ее длинные панталоны.
   Ариэль закрыла глаза, заставляя себя оставаться холодной. Она должна быть в ярости… она была в ярости.
   — Конечно, ты намного больше, негодяй, — прошептала Ариэль, задыхаясь, ее пальцы сжимались в кулаки. — Твоя победа предопределена.
   Усталость словно исчезла с лица Люка, появилась обезоруживающая мальчишеская улыбка.
   — Ты ужасно хочешь сражаться, та chere. Почему же тогда не дерешься?
   — Я — леди, ты — пресноводная ползучая водоросль, — ледяным тоном сказала она, пытаясь скрыть за словами желание, сжигающее тело. — Конечно, ты понимаешь, что леди никогда не будет приветствовать подобное… нахальное наступление.
   — Да? — поддразнил он, крепко прижимая свои губы к ее рту.
   Ариэль дрожала, горела, боролась с отчаянным желанием, обжигающим ее бедра и увлажняющим лоно.
   — Отлично, — натянуто сказала она, когда Люк стал покусывать мочку уха. — Прекрасно. Ты играешь мною, Люк. Я могу отплатить.
   — Мгм? — вопросительно промычал он, нежно сжимая грудь в своей ладони. Ее тело напряглось, когда Люк лизнул маленький сосок. — Божественная.
   Она вздрогнула, пальцы инстинктивно потянулись к его волосам.
   — Я могу ранить тебя. Действительно. Однажды я проколола руку мужчине, когда тот сделал неуместные движения.
   Тихий смех Люка раздался у ее шеи. Выразят тельный звук заставил сердце забиться неровное
   Пальцы Ариэль замерли, потом задрожали, гладя жесткие волосы. Он приподнялся и с нежностью посмотрел 'на нее, провел мизинцем по мягкой щеке.
   В следующую секунду Люк уткнулся носом в ее шею, щекоча колючей щетиной. Ариэль начала извиваться, смех прорвался из плотно сжатого рта. Когда она наконец расхохоталась. Люк лег на спину.
   — Я выиграл.
   — Неправда. — Он лениво опустил веки.
   — Можешь поцеловать меня.
   — Что? — Ариэль села в постели, натянув одеяло на грудь. Люк потянул ее вниз и навис над хрупкой фигуркой.
   — Ты огромный, — в конце концов сказала она.
   Про себя Ариэль отметила, что с Люком очень удобно лежать, обнявшись. Весь день она тосковала по его «приставаниям», ждала их, и теперь беспокойная энергия, переполнявшая ее, словно река вошла в спокойное тихое русло. Люк весело, по-дружески, заключил Ариэль в свои объятия.
   Ночь плыла над лагерем, скот заволновался, когда вдалеке завыли волки. Где-то плакал ребенок, скрипнул фургон.
   — Я ездил на могилу матери, — сонно прошептал Люк спустя некоторое время. Его рука ласково поглаживала округлую грудь. — Она бы полюбила тебя.
   Сердце Ариэль екнуло, смягчилось. Люк потерял так много.
   — Tec, — она нежно поглаживала его волосы, их тела сплелись. Ариэль была зла на Люка несколько минут назад, а теперь старалась успокоить свои эмоции. Правда, Люк забывал некоторые правила приличия… Например, не сказал, куда собирается; съездить на могилу его матери было бы замечательно… Но обессиленный вернулся к ней.
   Несколько раз подумала об этом. Ей нравился Люк, возвращающийся, разделяющий с ней свою жизнь в эти тихие, дружеские мгновения.
   Ночной ветер завывал на улице, а они были словно в безопасном теплом гнезде. Он лежал рядом с ней, обнимая одной рукой и перебросив тяжелую ногу через ее колени. Люк медленно шептал всякие нежности, ласкал молочно-белую грудь, потом положил пальцы между ее бедер. Он легонько потер их.
   — У тебя должно болеть после вчерашней ночи. — Усталость усилила акцент, он уткнулся в ее шею. — Я скучал по тебе сегодня, — сонно прошептал Люк. — Я рад, что ты здесь, mа chere.
   — Люсьен, ты не можешь спать здесь… мы не можем… — Ариэль замолчала, услышав тихое посапывание у своего горла. Он взмахнул длинными ресницами и глубоко вздохнул.
   Не засыпая несколько часов, Ариэль заставляла себя дышать потише. Влажные, чистые волосы Люка касались ее щеки, и она поняла, что он, должно быть, искупался перед приходом. Явно обессиленный. Люк глубоко спал.
   Ариэль слушала его дыхание. Мужское сердце медленно билось у ее груди.
   — Ангел, — пробормотал он во сне, крепче обнимая Ариэль.
   Она замерла, тело все еще дрожало, размягченное от его любви. Ариэль осторожно потрясла мощное плечо.
   — Люк, ты должен идти.
   Он прижался к ней, целуя шею. Нежно и властно Люк погладил податливое женское тело, снова поцеловал и крепко уснул. Ариэль слушала ветер и тихий дождь, потом закрыла глаза. Слезинка скатилась по щеке из-под горящих век. Она не может любить этого мужчину, тосковать по .его прикосновениям. Она не станет…
   Потом она положила щеку на его плечо и заснула.
   На следующее утро холодные серые глаза Люка встретились с глазами Ариэль перед общим завтраком.
   — Вы не будете носить брюки, миссис Д'Арси, — сказал он отрывисто, забыв о посторонних.
   Ариэль обхватила себя руками, распрямила плечи. Его темная голова была высокомерно вскинута, под чисто выбритой кожей ходили желваки. В голосе Люка слышался тон собственника. Она натянуто улыбнулась при виде приближающихся широких плеч, которые загородили от нее остальных. Предательская левая рука потянулась к рыжеватым кудрям. Ариэль бессознательно пригладила распущенные волосы, с тоской подумала об аккуратных, гладких косах в тот момент, когда подняла на него глаза, стараясь придать лицу бесстрашное выражение. Хмурый взгляд Люка скользнул по блузке и вязаной шерстяной кофте. Его челюсти сжались, когда глаза дошли до ремня и темных широких хлопковых брюк.
   — Сними их.
   Она подняла брови и мило улыбнулась. Может быть, она ошибалась, жалея его разбитое сердце.
   — Снять их здесь? Леди будут шокированы. Смитсон станет биться в конвульсиях.
   Ладонь Люка скользнула вдоль ее руки, обхватила тонкое запястье; большим пальцем он поглаживал нежную кожу. Он прошептал что-то, что звучало угрожающе, видимо, ругательство на быстром, мрачном французском, потом строго сказал ей:
   — Моя жена не носит брюки. И не встречается один на один с ворами. Ты уже можешь быть enceinte[9], mа chere. Ты носишь эти.. — он окинул взглядом ее ноги, — эту непристойность, и мужчины будут сходить с ума от желания.
   — Что?
   Он навис над ней, отгораживая от заинтересовавшихся «вдов».
   — Ты роскошная женщина. Ангел. Отличная грудь, тонкая талия, которую я обхватываю двумя ладонями, и великолепные бедра. Эти брюки, эта мерзость, в сочетании с твоей молочной кожей и огненными волосами… — Люк резко глянул на Анну, хихикающую поблизости. Она прыснула от смеха, но, отвернувшись, сдержалась. Под шалью ее плечи подозрительно подергивались.
   Ариэль стрельнула в нее горящим взглядом. Подбор выражений Люка подошел бы для занятий любовью с красавицей, но не к ней. Тем не менее, эти слова все еще звенели в ее ушах как маленькие золотые колокольчики. Решившись стоять на своем, несмотря на устрашающее, большое тело, нависшее над ней, она выпалила:
   — Я практичная деловая женщина. Мужчины не… не желают меня, совершенно нет. На самом деле, я купила корсет, чтобы улучшить фигуру. В один прекрасный день, когда буду уверена, что Тадеус где-то рядом, я попрошу Лидию придать моим волосам приличный оттенок, Глэнис поможет мне затянуться в новый корсет, и тогда Тадеус, возможно, найдет меня очень привлекательной. — Ариэль с интересом наблюдала, как губы Люка сжимались в тонкую линию. Она сделала шаг назад, он за ней.
   Прижатая к фургону, Ариэль взглянула в бушующие гневом глаза Люка. В них не было и следа грустного человека, оплакивающего семью. Ни нежного любовника прошедшей ночи. Она заметила предательски подергивающийся мускул на щеке.
   — Если ты перекрасить волосы, будешь иметь дело со мной. Я не советую тебе неповиновение, — натянуто заявил он.
   — Неповиновение? Ты в результате даешь мне приказ? По какому праву? Помни, ты — мой служащий, — Ариэль решительно шагнула в сторону. Она не любила задирать голову, когда смотрела ему в лицо. А когда Люк заговорил бегло и мрачно, она приказала:
   — Ничего подобного. Если хочешь спорить, говори по-английски.
   С сильным акцентом Люк произнес сквозь зубы:
   — Без сомнения, ты влияешь на каждого мужчину, медленно доводя их до безумия. Однажды ты поразила и меня. Я уже страстно желаю тебя. Я бы хотел взять тебя сейчас, в это мгновение. Я совсем готов к этому. До боли готов. Несомненно, это результат того, что в постель собственной жены я проскальзываю как вор, на несколько украденных минут. Месяц в спальне с тобой не уменьшит моего желания обладать тобою. Скачка на лошади, без сомнения, нанесла бы мне сейчас непоправимый урон. Как мужчине, конечно. Сними их. Ты моя жена и будешь делать то, что я скажу.
   Ариэль внезапно обнаружила, что не в состоянии оторвать глаз от выпятившихся в определенном месте брюк Люка. Она едва удержала свою левую руку от прикосновения к выпуклости и отвела взгляд, скрывая вспыхнувший румянец за длинными прядями волос.
   — Мой желанный, голодный маленький Ангел. Ты заплатишь за это, — нежно прошептал Люк, водя пальцем по ее горячей щеке. Он хмуро глянул на Анну, которая открыто ухмылялась. Женщины стояли в ряд, их головы были высоко подняты. На каждой «вдове» — широкие брюки.
   Переселенцы толпились поблизости. Женские и детские глаза расширились, когда подопечные миссис ДАрси начали укладывать вещи, запрягать лошадей. Мужчины смотрели в сторону, их взгляды возвращались с любопытством. Мимо проходил Смитсон, похлопал Люка по плечу и кивнул.
   — Практичная добавка к гардеробу дам. Сам отделил их от остального каравана, и вот теперь они установили собственные порядки. Когда будет нужно, леди вернутся к юбкам. Но ни одна из этих милых вдовушек не погибнет из-за юбки, запутавшейся в колесах.
   Люк закрыл глаза, когда Сиам усмехнулся. Мужчины обменялись впечатлениями на быстрой смеси французского, испанского, используя жесты, прежде чем Люк направился к скоту.
   — Что он сказал? — спросила Ариэль.
   — Мой друг говорит, что хочет напиться… Но ради супружеского долга он переспит с первой же женщиной, которая примет его. Он говорит, если станет инвалидом, это твоя вина.
   — Глупости. Люк — эмоциональный человек, слишком горячий и слишком чувствительный к незначительным вещам. Возможно, ему следует записывать свои мысли вместо того, чтобы бросаться ими с такой… такой страстью. Думаю, это предложение помогает снимать излишний эмоциональный пыл. — Она перевела дух и продолжила. — Моя теория в том, что Люк привязался ко мне, потому что я была рядом в момент острой необходимости… И эта… привязанность, то, что вредит его здравому смыслу. Эта упрямая привязанность ко мне совершенно безрассудна.
   — Для некоторых он страшен как Черный Мститель, у которого нет сердца.
   Когда взгляд Сиама скользнул по маленьким красноватым царапинам на ее шее, Ариэль быстро подтянула выше воротник платья. Она вспыхнула, вспомнив опустошительную манеру Люка заниматься любовью, его потрясенное выражение после.
   — Черный Мститель, действительно. Сиам красноречиво пожал плечами, его огромные печальные глаза пожирали Глэнис, которая уже покраснела.
   — Мой брат прошел много дорог, ему выпало немало горестей и всегда он хранит свое сердце закрытым. Теперь ты даешь его сердцу радость, и он боится за тебя. Ты первая женщина, которая так тронула его душу. Остальные не допускались туда, даже его жена.
   Сиам грустно вздохнул.
   — Разве Глэнис не самая красивая леди на земле? Когда она называет меня Жан-Пьер, мое сердце начинает бешено колотиться, трепетать, как крылья голубя.
   — Жан-Пьер? — спросила Ариэль, словно зачарованная, когда Люк бросил на нее долгий, темный взгляд, пока запрягал волов в последний фургон. Оба французского происхождения, без сомнения, их взгляды на женские особенности и капризы совпадали. Зевс стоял рядом, хорошо сочетаясь со своим двойником-человеком. Ариэль фыркнула. Определенно, она была предметом мрачного ворчания и тихого ржания. Зевс по-дружески кивал, когда Люк говорил; большие умные глаза и чуткие уши жеребца оживились.
   Сиам глубоко вздохнул.
   — Мой отец назвал меня Жан-Пьер… — Его темные глаза впились в Ариэль, он озабоченно нахмурился. — Ангел, я должен знать. Как мне стать лучше для нее? Я не знаю эти штучки, что смягчают женские сердца. Я просто несчастный, грубый мужчина, который привык брать то, что ему нужно. При виде Глэнис мои колени дрожат… Ради нее я должен выучить эти новые вещи. Люк говорит, что нужно действовать медленно, поймать ее в ловушку, как испуганного кролика. Это то, что он делает с тобой?
   Ариэль поборола внезапный гнев. Люк подкупил ее своей нежностью. Он целовал ее так сладко, словно она наполняла жизнью его израненное сердце.
   — Это он тебе сказал? Сиам кивнул.
   — Люк знает женщин. Я — нет. — Он покраснел и взглянул в сторону, ужасно смущенный;
   потом пожал плечами.
   — О, он знает, правда? — спросила Ариэль, уперев руки в бока,
   Сиам снова кивнул, отвлеченный Глэнис, которая поглаживала брюки, явно в растерянности от новой одежды.
   — Женщины падают к его ногам. Многие хотят носить кольцо Д'Арси… иметь его детей.
   Жаркая, темная годна захлестнула Ариэль. Она свистнула лошадям, и те потянулись к ней, тычась мордами в руку, прося сладостей.
   — И у него много побед, да? Глядя в сияющие глаза Глэнис, Сиам не ответил.
   В последний день мая фургоны пересекли границы Солитери-Рок и выехали на дорогу у Чимни Блафс. Они с напряжением преодолевали каждую скалу, выбрасывали мебель и ящики, которые стояли вдоль всего пути как выветрившиеся памятники.
   Борьба за выживание наполняла каждый день, требуя невероятного запаса сил. Першероны Ариэль легко тянули фургон, цокая новыми подковами, которые прибили благодаря дотошному настаиванию Ариэль. Она неохотно выразила восхищение Люку, который держал огромные копыта, зачищая неровные, сбившиеся края, и даже успокоил Зевса. Жеребец в подобные моменты мог быть дьяволом. Омар заменил подковы, он действовал тщательно и изобретательно. С каждым днем черный великан все больше доказывал ценность своего присутствия. Люк и Сиам помогали Вильсону определять места стоянок и добывать мясо. Починка сломанных колес и фургонов стала рутинным занятием. Внезапно появились вспышки холеры; жизнь или смерть — это определялось за несколько часов. Фургоны проезжали мимо брошенных раньше колес, с них были сняты все металлические ободы. Переселенцы узнали, что индейцы используют каждый кусок железа для изготовления наконечников стрел и ножей.
   Каждую ночь Ариэль падала в постель и мгновенно засыпала. Она просыпалась каждое утро с вплетенным в волосы степным цветком. За завтраком Люк держал под столом ее руку, Ариэль наслаждалась нежным посягательством на свою территорию. Поймав ее между запряженными першеронами. Люк крал долгий, сладостный поцелуй. Если она касалась его щеки, он кусал ее мизинец, серые глаза мгновенно воспламенялись. Ужасно уставшая и опустошенная, вечерами Ариэль отдыхала, прислонившись к Люку, его рука всегда ласкала ее грудь.
   Нежная привязанность росла. Теперь Ариэль не протестовала, когда Люк клал руку на ее плечо. Дружеское прикосновение с каждым днем крепло в длинном, трудном путешествии.
   Однажды вечером Люк помог молодому парню отремонтировать гитару. Потом он осторожно, ласково взял инструмент в руки.
   Словно отгородившись ото всех. Люк взял первый аккорд. Длинные пальцы медленно перебирали струны, он закрыл глаза. Темп мелодии постепенно начал расти, мастерство исполнителя удивило всех.
   Губы Люка сжались в тонкую, жесткую линию, черные брови сошлись на переносице. Мелодия пульсировала, билась в вечернем воздухе. Сердца слушателей были захвачены неистовой, эмоциональной напряженностью. В музыке Люка слышались порывы обжигающей испанской страсти, полеты и падения. Потом ритм стал бурным и эротичным. Прядь волос упала на высокий лоб я вздрагивала в такт мелодии, искусно выводимой на струнах гитары. Мышцы на руках Люка напряглись, пот заблестел на висках. Музыка лилась из его души.