Лонгиер Барри. Божественная шкатулка

   – Ты спрашиваешь про эти тела?
   – Конечно! Именно это я и имею в виду.
   – Это – результат непонимания.
   – Абрина, объясни толком! О каком непонимании ты говоришь?
   – Они решили, что я – беззащитная женщина, которая не может за себя постоять. – Абрина зажмурила глаза и медленно покачала головой. – Господи, сколько же тут мертвецов! В жизни столько не видела!
   Я указал на чей-то рассеченный пополам торс.
   – Это ты сделала?
   – А какая разница?
   – Видно, что кто-то поработал здесь явно не без удовольствия. Если же это сделала ты, то это несколько меняет дело.
   – Что ты этим хочешь сказать? Ты теперь будешь по-другому воспринимать меня?
   – По меньшей мере. – Я снова посмотрел на жуткие окровавленные останки несчастных, что осмелились связаться с Абриной. – Сколько их всего тут было?
   Абрина медленно покачала головой.
   – Не помню. Я попробовала пересчитать тела, но насчитала больше положенного пар рук и ног. – Она снова устремила взгляд на восток. – Урл увидел, как они налетели на меня, и сразу же бросился меня защищать. Он ведь всего лишь дикий зверь и ничего не ел с тех самых пор, как мы покинули горы.
   – А где он сейчас?
   – Он схватил какого-то еще живого типа и куда-то улетел с ним. Наверное, решил малость перекусить и поспать после обеда.
   Перед моим мысленным взором промелькнули малоприятные, отталкивающие картины, но я тут же усилием воли выбросил их из головы. Будь у меня достаточно времени, чтобы впасть в панику, я бы в нее, конечно, впал. Но поскольку времени не было, то все обошлось благополучно.
   – Абрина, корабль отплывает уже совсем скоро.
   Великанша выпрямилась и положила на плечо свой огромный топор.
   – Где этот корабль?
   Я указал на север.
   – У Угловой пристани пришвартован корабль. Он называется «Шелковый призрак».
   Не произнеся больше ни единого слова, великанша зашагала к Угловой пристани. Я посмотрел на небо, надеясь увидеть крылатого льва, затем на крышу. Насчитал одиннадцать тел и увидел, что неподалеку валяются несколько ножей, один из них крепко сжимали пальцы чьей-то отрубленной кисти. Несмотря на ужас произошедшего, я почувствовал, как мои губы невольно растянулись в улыбке. Все-таки не так уж и плохо, что здешний преступный мир лишился по меньшей мере одиннадцати головорезов, среди которых могли оказаться и те негодяи, которые в этих местах когда-то пырнули меня ножом. Я поискал было глазами чей-нибудь беспризорный кошелек, который мог валяться где-нибудь поблизости, но ничего не обнаружил. Почувствовав, что сильно замерз, я поспешил оставить место грозной битвы и быстро зашагал вслед за стремительно удаляющейся Абриной.
   Вскоре моему взгляду открылась Угловая пристань – она протянулась между морем и устьем реки. Здесь оказались три слипа – сооружения для подъема судов на берег. У края последнего из них покачивался на волнах большой белый четырехмачтовый корабль с надписью «Шелковый призрак» на борту. Корабельная команда готовилась к отплытию.
   Когда мы подходили к причалу, со всех соседних кораблей полетели всевозможные шуточки и смешки. Причем не в адрес Абрины, а в мой. С расстояния морякам, видимо, казалось, будто идет нормального роста красотка, рядом с которой семенит какой-то карлик. Когда мы подошли ближе, смешки прекратились. У самого края пристани мы свернули и оказались прямо перед человеком, стоявшим на нижней ступеньке сходней. Абрина встала рядом с ним и посмотрела на корабль.
   Коренастый человек на сходнях изучал какие-то бумаги. Ему было уже за тридцать, плотное телосложение и кустистая черная борода являлись отличительными чертами его облика.
   – Вы – капитан Абзу?
   – Что? – Человек оторвался от чтения, его густые брови поползли вверх. Посмотрев на меня, он снова углубился в бумаги. – Я не капитан. Капитан на борту корабля.
   – А вы кто?
   – Я – первый помощник капитана. Меня зовут Лантус.
   – У меня письмо к капитану Абзу.
   Лантус протянул мне покрытую шрамами руку:
   – Дайте мне его.
   Я передал письмо и заметил, что его брови снова удивленно приподнялись.
   – Оказывается, вы знакомы с важными людьми! – Лантус смерил хмурым, оценивающим взглядом мой наряд и сапоги. – Вы специально переоделись и путешествуете инкогнито?
   – Конечно... впрочем, нет. – Честность имеет, помимо достоинств, также и некоторые недостатки, и поэтому я внутренне скорчился от гнева, когда Лантус улыбнулся.
   – Тогда в чем же дело? Объясните. – Помощник капитана ткнул пальцем в текст письма. – Вы собираетесь в путешествие вместе с кем-то. Верно?
   – Да. Вместе со мной будет женщина. Ее зовут Абрина, дочь Шамаса. – За моей спиной послышалось несколько сдавленных смешков.
   – Так, значит, она не ваша жена и не дочь?
   – А какое это имеет значение? – вопросом на вопрос ответил я.
   Лицо Лантуса приняло выражение нескрываемого вожделения, способного, наверное, растопить целую глыбу льда.
   – Она очень хорошенькая, не правда ли, дружище?
   С корабля послышался целый град смешков. Я оглянулся на Абрину и пожал плечами.
   – Да. Она настоящая красавица.
   – Она ваша возлюбленная?
   – Не совсем.
   – Но тогда, значит, она и не наложница Деломаса.
   Я почувствовал, что краснею.
   – Уважаемый, вы выводите разговор уже на самую грань приличий.
   – Я вовсе не собирался оскорбить вас! Я спросил вас об этом только для того, чтобы узнать, свободно ли сердце вашей спутницы и можно ли рассчитывать на успех в любовной игре.
   Смешки корабельной команды сделались еще громче.
   Я сердито поджал губы.
   – Вы полагаете, что она захочет участвовать в ваших любовных играх?
   – А как же иначе? Послушайте, дружище, так она ваша или нет?
   Комичность создавшейся ситуации все-таки заставила меня выдавить улыбку.
   – Нет. Я на нее не претендую. Однако хочу предупредить, что эта девушка умеет постоять за себя.
   Я забрал у помощника капитана письмо и, направившись вверх по сходням, на секунду задержался, чтобы взглянуть на Абрину. Она уже сняла с плеча топор и с интересом изучала корабельную обшивку.
   – Абрина, идем! Поднимемся на борт корабля!
   Ударив своим топором плашмя о борт корабля, великанша с такой силой качнула его, что, видимо, вырвала какие-то его внутренние части из своих сочленений и отбросила в другую сторону того, кто в тот момент, находясь в трюме, опирался спиной о внутреннюю обшивку. Лантус резко обернулся. Его взгляд уперся в левое бедро Абрины и заскользил вверх, пока не остановился на ее лице. Веселый гогот матросов внезапно оборвался.
   Великанша удовлетворенно кивнула, легонько шлепнула первого помощника капитана по макушке и сказала:
   – Крепкий у вас кораблик!
   После чего зашагала вверх по сходням.
   Когда мы оказались на борту «Шелкового призрака», я перегнулся через леерное ограждение и прошептал Лантусу, причем достаточно громко, чтобы мои слова могли услышать все остальные:
   – Мне кажется, что она неравнодушна к цветам!

ГЛАВА 26

   Когда «Шелковый призрак» поднял паруса и вышел из устья реки в залив, команда обычного торгового корабля принялась сновать во всех направлениях по такелажу, напомнив своими ухватками завзятых пиратов.
   Я даже специально посмотрел на реявший на мачте флаг. Оказалось, что это всего лишь обычный флаг Кьенососа – красно-белый с золотистой звездой-алмазом, никакого там тебе белого черепа и костей на черном фоне.
   На палубе корабля, подобно анатомическому театру, отсутствовали кровавые пятна – как если бы кровь с нее только что, несколько минут назад, соскребли искоса поглядывающие члены корабельной команды, сжимавшие свои абордажные сабли в зубах, поскольку руки у них заняты жесткими половыми щетками.
   У леерного ограждения корабельного юта стоял первый помощник капитана Лантус, наверняка замышлявший в эту минуту бунт или какую-нибудь другую отчаянную выходку, о чем свидетельствовало злобное выражение его лица и беспрестанно бегающие глазки. Однако еще до того, как мы проследовали мимо Нового дока и обогнули Могильный мыс, рядом с ним появился капитан Абзу. Это был человек властной наружности, с седыми волосами и бородкой. Злые черные глаза, казалось, излучали дикую радость при виде своих злополучных подчиненных-матросов, по спинам которых то и дело хаживала плеть. Капитан оказался человеком весьма основательным. Сначала он проверил положение и скорость судна по навигационным огням и шкентелям верхнего ветра. Когда же капитан прошелся взглядом по такелажу, у меня возникло подозрение, что, окажись на борту корабля хотя бы один узел, гвоздь или канат не там, где ему положено быть, капитан Абзу наметанным глазом тотчас же обнаружил бы нарушение, а виновник полетел бы за борт кормить рыб. Удовлетворенный тем, что корабль находится на плаву и движется в правильном направлении, он сначала поднял глаза на Абрину, а затем опустил их на меня.
   – Ну, что тут у вас?
   – Отдай капитану письмо, парень! – сказал мне Лантус.
   Я довольно неохотно передал письмо капитану Абзу, который, скорее всего прочитал его только одним глазом, продолжая вторым следить за кораблем.
   – Так, значит, вы Корвас.
   Это было всего лишь монотонным утверждением, однако мне показалось, что оно заслуживает хотя бы какого-то ответа.
   – Да, – откликнулся я.
   – М-м-м, – пробормотал капитан и потыкал пальцем в строчки письма. – В лице Деломаса вы нашли влиятельного друга... немного укоротите парус, Лантус!
   – Есть, капитан!
   – ...а друг Деломаса – друг капитана Абзу.
   Лантус вернулся на свое место и принялся что-то выкрикивать на незнакомом мне языке. В ту же секунду его цеплявшиеся за такелаж подчиненные принялись с точностью отлаженного механизма выполнять показавшиеся мне бесконечными сложнейшие операции с судовой оснасткой.
   – В письме Деломаса говорится, чтобы я не задавал вам никаких вопросов. Хотя я с уважением отношусь к его просьбам и пожеланиям, однако любопытство может возникнуть у других моих пассажиров.
   – У вас есть и другие пассажиры?
   – Да. Помощник мастера Деломаса Лем Вайл с телохранителем. – Капитан вернул мне письмо и посмотрел на мою спутницу. – Позвольте поинтересоваться, милая дама, как вас зовут?
   – Я – Абрина. На моей родине, в долине омергунтов, меня называют Абрина-Топор.
   Капитан посмотрел на инструмент, который чудесная великанша сжимала в руках.
   – Вы позволите? – вежливо осведомился он.
   Девушка улыбнулась и протянула ему топор. Когда капитан перехватил его рукоятку, она выпустила ее из рук. Это стало явным испытанием для Абзу. Хотя капитан тем самым добровольно обрек себя на то, чтобы провести остаток жизни затянутым в бандаж из парусины, все-таки он удержал топор в руках. Лицо его покраснело, и он уважительно кивнул на лезвие топора:
   – Тяжелый!
   – Я сама выковала его в отцовской кузнице, – с гордостью сообщила великанша.
   – Можете взять его обратно. – Когда Абрина освободила Абзу от столь тяжкой ноши, тот снял фуражку и вытер ладонью вспотевший лоб. – Я с интересом понаблюдал бы за тем, как вы размахиваете этой штукой. Красивое, надо полагать, зрелище.
   – Буду рада доставить вам удовольствие, капитан Абзу.
   – Я могу сделать что-нибудь для вас, чтобы вы более уютно чувствовали себя на борту моего корабля?
   – Конечно. Мне с трудом удается протиснуться в двери, да и потолки слишком низкие. Кровати такие узкие и короткие, что на них невозможно спать.
   Капитан досадливо сморщился.
   – Вы неправильно говорите, сударыня. Надо говорить люки, а не двери, и койки – а не кровати.
   – Извините меня, капитан. Ваши люки слишком узки, а койки слишком коротки.
   Капитан Абзу усмехнулся и сказал, обращаясь к Лантусу:
   – Как только мы обогнем форт Чара, пусть несколько ребят оборудуют даме под жилье переднюю часть трюма. Выскоблите там все так, чтобы пахло как в настоящем лесу. Люк на палубу сделать высотой двенадцать футов, а койку размером двенадцать на пять футов!
   – Есть, капитан!
   Капитан снова посмотрел на Абрину.
   – Если вам еще что-нибудь понадобится, пожалуйста, дайте мне знать.
   После этого он вернулся к своим обычным обязанностям. Когда я обернулся к Абрине, мне показалось, что я успел заметить на ее лице тень улыбки.
   Вечером, когда наш корабль обогнул мыс Непри и вышел в пролив Чары, я стоял в одиночестве на носу судна, слушая, как трудятся плотники, завершая работу по устройству жилища моей рослой спутницы. Я обратил взгляд на восток, на бесконечную гладь океана Илана, названного так в честь отца всех океанов. Прежде чем снова увидеть сушу, нам предстоит преодолеть более пяти тысяч миль водного пространства. Невысокие волны моря Чара превращаются далее в водяные валы могучего Илана. Проливы Чара получили свое название по имени древней итканской богини моря, покровительницы тех, кто опускался на дно, чтобы сразиться с морскими чудовищами. Меня поразило то, что воспринимаемое при дневном свете и на суше как явное суеверие, посреди океана, в ночной тьме, становится разумной теорией.
   Поскольку это было мое первое морское путешествие, то меня крайне беспокоил вопрос о неизбежном наступлении морской болезни. Я был приятно удивлен, выяснив, что, хотя меня слегка мучила изжога, по крайней мере этот опыт не должен был обойтись мне ценой моих обедов. Однако в том, что это должно чего-то мне стоить, я не сомневался.
   Желудок мой скрутило узлом, небо потемнело, океанская вода почти не отличалась от него по цвету, а корабль наш следовал прямым курсом во мрак неизвестности. В сохранении собственной жизни я привык полагаться исключительно на самого себя. Теперь же моя безопасность зависела от чести капитана Абзу и умений его команды, а также от надежности самого «Шелкового призрака». Когда я задумался о размерах Илана, великолепный корабль капитана Абзу показался мне жалкой скорлупкой по сравнению с безбрежным океаном. Его подчиненные, в свою очередь, показались мне сборищем бездарных пиратов-неумех.
   – Если ты будешь и дальше поддаваться страху, Корвас, то можешь сделаться вдобавок ко всему одержимым демоном, – раздался чей-то голос.
   Я резко обернулся, но так никого и не увидел. Затем, напрягая зрение, оглядел окутанную ночной тьмой палубу и сооруженную плотниками постройку, призванную служить своеобразным навесом над жилищем Абрины, и увидел там какой-то силуэт. Луна, скрытая облаками, не отбрасывала никаких теней.
   – Синдия, это ты? Нантерия? – Я всматривался в таинственную тень, необычность которой заключалась в том, что корабль безостановочно двигался вперед. – Ведь это ты, богиня дыма и тени? Или это у меня приступ морской болезни и мне мерещится то, чего на самом деле нет?
   – Сколько же раз, Корвас, тебе нужно показать континент, который разламывается пополам?
   – Ба! – Я обратил лицо к морю. – Да ведь я разговариваю с тенью! – Поскольку море не ответило мне, я снова повернулся к тени на палубе. Она никуда не исчезла. – Почему ты молчишь?
   – Ты ведь хотел тишины.
   – Это просто какое-то безумие! Я... откуда мне знать, что это не видение, не мираж? Я несколько дней подряд почти совсем не спал. Все это могло мне привидеться, как в горячечном бреду!
   – Может, и так. Или ты мог увидеть мою тень и слышать мои слова.
   На какой-то миг я ощутил вспышку раздражения к говорящей тени, затем задал вопрос, который с самого начала хотела услышать от меня богиня.
   – Что ты хотела сказать, говоря о каком-то там демоне? Я когда-то знал человека, за которым неотвязно следовало одно из таких невидимых созданий. Он жаловался, что оно его постоянно всячески обзывало и высмеивало. Сам я не верю в демонов. Я убежден, что это была его собственная совесть.
   Тень рассмеялась.
   – А мне казалось, Корвас, что ты веришь в маленьких злокозненных духов!
   Внезапно похолодало, и, чтобы уберечься от промозглого океанского воздуха, я поплотнее закутался в свое одеяние.
   – Пожалуй что верю. Но у меня нет никакого собственного демона. Я вообще никогда не видел никаких демонов.
   – У тебя есть твой собственный маленький злокозненный дух, Корвас. Имя ему – страх. Из-за него люди становятся такими же одержимыми, более одержимыми, чем от какого-нибудь демона. Страх порабощает человека сильнее любого рабовладельца.
   Я почувствовал, как во мне закипает гнев.
   – Когда необходимо, я отдаю свой страх божественной шкатулке.
   – Нет, Корвас. Тебе еще предстоит отдать свой страх божественной шкатулке.
   – Скажи мне, тень, а что же я еще, по-твоему, делаю?
   – Когда страх становится невыносимым, ты отдаешь ей лишь малую частичку твоего страха. А при первой же подвернувшейся возможности снова забираешь его обратно.
   – Мне не нравится испытывать чувство страха, Нантерия. Зачем мне заниматься такой глупостью – забирать обратно собственный страх? Я же не мечтаю о том, чтобы ко мне возвращалась головная боль или, скажем, морская болезнь.
   – Ты делал и то, и другое, и третье.
   – Неужели?
   Мне показалось, что тень изменила свои очертания, обернувшись силуэтом... о ужас!.. капитана Шэдоуса, вооруженных ножами головорезов с базара Кровавой улицы, крыльями, клыками и когтями огромного летучего льва Абрины.
   – Ответь, Корвас, у тебя сейчас болит голова?
   – Болит.
   – Как поживает твой желудок?
   – Не лучшим образом.
   – А как там твои страхи?
   – Они вернулись ко мне. Те самые, которые я отдавал божественной шкатулке. Я снова испытываю их. – Я устремил взгляд на бескрайнюю гладь океана. – Почему я забрал их обратно? Я ведь не люблю себя в такие минуты. Просто ненавижу себя.
   – Страх – это попытка хоть как-то повлиять на будущее. Ты просто не понимаешь, что будущее тебе не принадлежит и ты не властен над ним. Будущее принадлежит одним лишь богам.
   С моих губ сорвался циничный смешок.
   – Не такой уж это важный совет, Нантерия!
   Тень прямо на моих глазах неожиданно стала расти в размерах, пока не накрыла собой весь корабль, затем весь океан и всю безграничную Вселенную. Сделалось так темно, что нельзя было увидеть руки, поднятой к самому лицу. Неужели Нантерия лишила меня света, неужели она ослепила меня? Страх тяжелыми гирями повис на моих ногах, угрожая, что я в любую минуту в панике устремлюсь с корабля прочь и окажусь в волнах бездонного океана.
   Я одной рукой крепко ухватился за волшебную шкатулку, второй – за леерное ограждение.
   – Отдаю тебе весь мой страх, весь, до последней капли! – воззвал я к шкатулке. – Делай с ним все, что только пожелаешь. От тебя же прошу лишь одного – осчастливить меня доверием.
   Окруженный непроницаемой тьмой, я ждал, совершенно уверенный в том, что происходящее – суть естественный ход вещей, предопределенный судьбой и волею высших сфер. У меня также не было ни малейших сомнений в том, что скоро все вернется на круги своя и на мир снова прольется свет. Чуть позже меня позабавило сделанное мной открытие: оказывается, терпение – результат веры. Я понял это после того, как богиня теней любезно вернула мне ночной мир, где бок о бок соседствуют свет и тени – оттенки черного, белого, серого, голубого, присущие любому океанскому пространству, черные линии корабельной оснастки на фоне освещенных лунных светом облаков, крошечные капельки теплого света, отбрасываемого несколькими установленными на палубе фонарями.
   На палубе появился первый помощник капитана Лантус, он направлялся прямо ко мне. Меня поразило то, как он выглядел. Вместо злобного лица морского разбойника с вороватыми глазами я увидел стройного и элегантного морского офицера.
   – Мы только что закончили работы по обустройству жилища для вашей дамы. Капитан велел перенести туда стол. Как раз сейчас у меня начинается вахта, и поэтому я не смогу остаться с вами этой ночью. Однако я рассчитываю на приглашение капитана Абзу.
   – Благодарю вас, Лантус.
   Он повернулся, и я стал смотреть на него боковым зрением, пока не заметил длинную шею с шипастыми, остроконечными плавниками и ужасную голову, поднимающуюся из воды. Она торчала так высоко, что казалась выше самого высокого корабля в мире. Я остановился и выглянул за борт. Волны и ветер продолжали вечную как мир игру. Привидевшееся мне чудовище куда-то исчезло.
   – Что-то не так? – осведомился Лантус.
   – Нет, все в порядке.
   Моя новообретенная вера куда-то неожиданно улетучилась. Неужели я всего лишь на какое-то время одолжил ее у шкатулки, отдав обратно после того, как тени вернули мне свет?
   Я резко оттолкнулся от леерного ограждения и последовал за Лантусом, полный дум о богине теней, собственном страхе, пиратах, морских чудовищах, вере и многом-многом другом.

ГЛАВА 27

   Лантус и его матросы проделали удивительную работу, превратив сырой и вонючий грузовой трюм в каюту для прекрасной дамы. Достаточно просторная для Абрины прикрытая занавеской койка была пристроена к одному борту, оставив свободным место прямо напротив люков. Матросы также соорудили лестницу – она вела на палубу и к особой двери, которую сделали по приказу капитана. На специальном возвышении высотой в три (или даже более) фута установили обеденный стол. На палубе Абрина заняла специально изготовленное для нее кресло, тогда как все мы сели в кресла, установленные на возвышении. Для меня было внове смотреть на великаншу примерно на одном уровне, глаза в глаза.
   Собравшееся за столом общество представляло собой довольно необычное зрелище. Слева от капитана Абзу сидел Дентаат, второй помощник, происходивший из далекого варварского королевства Оунри. Меня поразила необычайно темная кожа, резко контрастировавшая с поразительно голубыми глазами и светлыми волосами. Волосы у него были скорее всего очень длинными, но владелец скручивал их в тугой пучок и закалывал длинными костяными шпильками. Еще одной удивительной особенностью Дентаата было то, что он ел с кончика ножа.
   Слева от оунрийца сидел Лем Вайл, бывший учитель и известный волшебник, а ныне компаньон Деломаса. У него была бледная кожа и черная бородка, в которой поблескивало серебром немало седых волос. Я не мог не обратить внимания на его глаза, приводившие в смущение любого собеседника. Казалось, они пронзают людей насквозь и видят все, но сами при этом не выражают ничего. У подножия стола расположилась Абрина. Я занимал место слева от нее, а между мной и капитаном сидела, пожалуй, самая красивая и загадочная из когда-либо виденных мной женщин. Прекрасные длинные черные волосы обрамляли ее лицо пышными локонами. На ней были черные брюки, туфельки и жакет с темно-пурпурной кружевной накидкой. К ней обращались только по имени – Тах. Она оказалась тем самым таинственным телохранителем Лема Вайла.
   Один из моряков членов корабельной команды, которого представили собравшимся как Мохвату, присел неподалеку в стороне от стола и принялся перебирать струны утая – амританского музыкального инструмента. Играл он негромко, но, судя по всему, был весьма искусным музыкантом. Так показалось по крайней мере мне, поскольку я знал только одного человека – моего отца, – пытавшегося играть на такой сорокаструнной гитаре.
   Подняв кубок с вином, капитан Абзу провозгласил тост:
   – За Чару и Илана – да будет сопутствовать нам в нашем плавании удача благодаря Чаре и да простит нам Илан вторжение в его владения.
   Подняли кубки и Лем Вайл, и Тах, и Абрина. Дентаат поднял вверх свой нож, я – куриную ногу. Все мы хором подхватили:
   – За Чару и Илана!
   Затем со словами благодарности к капитану обратилась Абрина:
   – Я хочу поблагодарить вас, капитан Абзу, а также господина Лантуса и ваших людей за чудесную каюту, которую вы соорудили для меня.
   – Не стоит благодарности, мадам. Впрочем, адресую ваши добрые слова моему первому помощнику и корабельной команде.
   Капитан быстро посмотрел внутрь трюма все тем же суровым капитанским взглядом, после чего снова повернулся к Абрине:
   – Ну что, теперь ваше жилище действительно вам по вкусу?
   – Оно показалось мне очень уютным.
   Тах откинулась на спинку кресла, ее губы растянулись в улыбке.
   – Кровать просто великолепна, капитан. Достаточно места для восхитительных любовных игр.
   Капитан покраснел.
   – Мы постарались сделать все как можно лучше, мадам.
   – На такой кровати, – продолжила Тах, – я тоже смогла бы сделать все как можно лучше.
   Лицо капитана покраснело и стало похоже на свет маяка с Могильного моста. Лем Вайл, не поднимая глаз на своего телохранителя, произнес всего одно слово:
   – Тах.
   Красотка вернулась к обеду, а Вайл обратился к капитану:
   – Вы должны простить моего телохранителя, капитан. Боюсь, что ее откровенность – одно из наказаний за слишком долгое общение со мной. – Заметив недоуменные взгляды присутствующих, он пояснил: – Помимо прочих моих способностей, я – зиусу.
   Вайл посмотрел на меня так, будто я обязательно должен был знать, что такое или кто такой зиусу. Пришлось внести ясность:
   – Я не знаком с этим словом и не знаю, что оно означает.
   – Амританское слово «зиусу» переводится как «тот, кто распознает ложь». Это означает, что, когда кто-нибудь говорит неправду, я сразу узнаю об этом и понимаю, что слова моего собеседника не соответствуют истине.