Конники... Все знатные люди в Киеве конники, продолжала она. Они бьются луком, копьем и мечом, сидя в седле. В открытой степи. Хазары, с которыми они враждуют, воюют так же.
И все снова согласились, что это так.
Значит... зачем ему понадобились норвежцы, которые бьются на ногах?
Мы все посмотрели друг на друга, потому что это был очень хороший вопрос. Многие задумались.
Когда любившаяся пара начала задыхаться, Хильд встала, спокойно расправила платье, обняла древко копья и направилась в сумерки обратно на корабль. И я, конечно, превозмогая боль, поднялся и пошел за нею, слыша смешки, сознавая, что Убийца Медведя стал Псом Хильд.
На другую ночь, отдыхая у кухонных костров, мы уже не ломали голову над вопросом, который задала Хильд. Нам объявили, что киевское войско собирается, чтобы пройти весь путь к югу чуть ли не до Черного моря, вниз по реке Дон, к расположенному там хазарскому городу. Святослав осадит его и в конце концов уберет эту помеху с восточных торговых путей. А взять город, обнесенный стенами, при помощи конников нельзя, как растолковал Эйнар.
Значит, нас всех убьют прежде, чем мы доберемся до клада, проворчал Валкнут.
Но Хильд покачала головой, не сводя глаз с Эйнара, который попытался уклониться от ее взгляда. Она была спокойна, как змея, свернувшаяся в кольцо.
Город называется Саркел, сказала она. Он стоит на Дону. Место, которое нам нужно, недалеко оттуда.
Это ты так говоришь, мрачно возразил я, скорее себе самому, и удивился одобрительному ворчанию.
Орм прав, сказал Финн Лошадиная Голова, дернув в сторону Хильд своим волосатым подбородком. Сдается мне, мы слишком верим этой девке, которой я бы и овцы не доверил.
И я, согласился Квасир Плевок. Если она так много знает, пусть намалюет карту.
Эйнар посмотрел на одного, потом на другого, потом снова на меня, и его глаза сузились, в то время как остальные одобрительно бормотали. Под этим взглядом я сглотнул, сухость пронзила горло как копье.
Эйнар пожал плечами и повернулся к Хильд.
Ну так как нарисуешь карту?
Нет.
Как шлепок рукой по мокрому камню спокойный отказ, от которого мы все заморгали.
Финн внимательно вгляделся в Хильд, закрыв один глаз. Потом посмотрел на Эйнара.
У тебя есть волшебный нож, который заставит ее передумать.
И ты бы поверил в карту, сделанную таким образом?
Снова ворчание и бормотание, потому что варяги поняли, что Хильд может завести их неведомо куда.
Квасир взлохматил волосы.
Просто мне не нравится мысль о том, чтобы идти за... за...
Он замолчал, не зная, какое слово подобрать.
За ведьмой, закончила за него Хильд, взгляд у нее был черный, как у Эйнара.
Она рассмеялась низким, гортанным смехом, от которого у всех по телу побежали мурашки, потом передернула плечами.
Думаю, ребята, вам придется мне довериться, весело сказал Эйнар, осторожно кладя руку на плечо Хильд; та напряглась, хотя и не дрогнула. Вы видели когда-нибудь карту, в которой был смысл? А, Рерик? Кто пользуется картами?
Мой отец смущенно пошевелился и ничего не сказал. Он посмотрел на меня взглядом тяжелым и темным, как кусок сланца.
С картой или без нее, мягко проговорил Эйнар, дорога все равно ведет к Саркелу. Если в конце пути молодой Орм почувствует себя несчастным, он может прийти ко мне и пожаловаться.
Никто ничего не сказал. Эйнар пошел прочь, подталкивая перед собой Хильд. Разговоры и споры возобновились, когда они и увязавшиеся за ними, как верные псы, Кетиль Ворона и Валкнут исчезли из виду.
Это было... опрометчиво! прорычал мой отец, подходя ко мне и бросая тяжелый взгляд на Финна и Квасира.
Те прятали глаза и переминались с ноги на ногу.
Я ничего не сказал, кроме того, что у меня на уме, возразил я, и мой отец фыркнул с раздражением.
Лучше бы тебе впредь помалкивать, Орм, сказал он сурово. Ибо если ты разозлишь его, ни я, ни Иллуги ни вот эти, презрительно добавил он, покосившись на Финна с Квасиром, не смогут предотвратить последствий.
В сумерках послышался тихий смех, и все повернулись на звук.
Гуннар Рыжий вышел, шатаясь, на свет костра, ковыряя в зубах костяной иглой, и оглядел нас всех, усмехаясь и качая головой.
Вы похожи на мальчишек, которых поймали на том, что они сняли штаны и оголили задницы, насмешливо сказал он, потом сплюнул в костер и прибавил, будто обращаясь к зашипевшим угольям: Судьба Эйнара на нем. Однажды вы все это поймете.
А ты не боишься Эйнара? процедил мой отец, свирепее, чем мне бы хотелось.
Гуннар пожал плечами.
Судьба есть судьба. Не думаю, что это мое умереть под лезвием славы Эйнара. Я буду думать о страхе, когда увижу его клинок.
Когда ты умрешь от клинка Эйнара, поправил мой отец.
Гуннар Рыжий усмехнулся, зубы у него были кровавыми в алых отблесках костра.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Над меховым рынком Новгорода висела тонкая пелена дождя, который лил с рассвета, и торговцы пушниной, как ни пытались, не могли сохранить под навесами товар сухим, пришлось затянуть его водостойкой шерстью, спрятав от глаз покупателей.
Торговцы побогаче, у которых были крепкие дома, сбились под карнизами, не особенно переживая из-за того, что покупателей почти не видно.
Рисковое занятие, проворчал мой отец, натягивая плащ на голову.
Эйнар высморкался двумя пальцами и ничего не сказал.
Ты промок, сказал я, и Валкнут фыркнул.
На самом деле я думал о том, что отец прав. Дождь промочил мой совершенно новый плащ, грязь забрызгала отличные штаны, хотя я стоял на настиле.
Пустые глазницы мертвых животных смотрели на меня из-под каждого прикрытого карниза и с каждого прилавка: длиннорылые волки, лисы, высоко ценимый соболь, паршивый кролик и пятнистый заяц. Там были шкуры оленей и оленьи рога для резчиков, а посредине, на крюке, красовалась огромная медвежья шкура с еще не снятой головой. Вонь дубильных и кожевенных заведений била в нос отовсюду, ветер и дождь ею пропитались.
Я пытался сохранять доброе расположение духа, но мне это не удавалось. Я знал причину от меня больше не требовалось сторожить Хильд. Теперь с ней все время был Иллуги Годи, то ли по приказу Эйнара, то ли по ее просьбе, я точно не знал. По крайней мере, она игнорировала меня, насколько было возможно; мне бы радоваться этому, но я лишь мрачнел день ото дня.
Конечно, все понимали почему или думали, что понимают. Они подталкивали друг друга локтями и посмеивались над тем, что я теперь вечно хмурый и избегаю Хильд.
Я потрогал топорик, висевший у меня на поясе под плащом, и ощутил, как капли дождя стекают по спине. Несколько дней мы охотились за Мартином, Бьорном и Стейнкелем. Может показаться, что в городе это не очень трудно, но я узнал в тот раз, что город хуже леса. Спрятаться можно где угодно всюду.
Но Эйнару монах был нужен, и я догадывался почему. Мартин знал о Великом кладе и о том, что у нас есть Хильд, которой известно, как до него добраться. Одним богам ведомо, как он стакнулся с сыновьями Гудлейва, и уж точно никто не хотел, чтобы, одержимый своими мечтами, он болтал с Вигфусом или кем-нибудь вроде того.
Я рьяно взялся за дело. Мы застряли в Новгороде, дожидаясь, пока кончится паводок; реки бежали слишком быстро, необходимо было переждать по крайней мере до конца мая, а возможно, и до июня. Вниз, по течению, в Киеве, по меньшей мере почти в двух десятках дней водного пути, река поднялась на полтора десятка футов и разлилась на ширину от полумили до пяти или даже шести миль.
Наконец мы услышали, что кто-то видел монаха, походившего на того, кого мы ищем, и выслушали этого человека, потому что он говорил о монахе не греческой, а римской церкви. Поскольку большей частью монахи и христианские священники в Новгороде были греками из Миклагарда, мы решили, что этот монах, похоже, тот самый.
И вот мы пришли сюда в поисках Скуди Финна, на Шелонскую сторону, за мостом, по другую руку от Подола. Скуди тот человек, который обещал за известную цену привести к нам монаха. Поэтому Эйнар, мой отец и Валкнут отправились к нему, изо всех сил стараясь походить на купцов с Готланда.
Эйнар, конечно, чуял западню, но решил, что, если нас будет много, это отпугнет добычу. Теперь, стоя под дождем, заливавшим рынок, я пожалел, что мы не взяли с собой людей поболее. Мне все время виделся убийца в каждой неуклюжей бородатой фигуре, в каждом ненадежном лице, лоснящемся от влаги.
Валкнут нашел Финна, который, казалось, вовсе не заботился о торговле, он сидел, съежившись, на скамье, в плаще с изъеденным крысами меховым воротником, редкие волосы свисали с головы, водянистые голубые глаза смотрели так, будто он что-то высчитывал.
Это Скуди, сказал Валкнут, и человек кивнул, услышав свое имя.
Я плохо говорил по-фински, поэтому попробовал восточный норвежский, отец предложил западный, а Валкнут, к моему удивлению, добавил греческий.
Путаясь в языках, нам удалось сторговать подходящую цену и в то же время предупредить Финна, что Эйнар разрежет его от ятр до подбородка, если окажется, что он наврал. Эйнар выудил кошель из-под мышки и отобрал целые серебряные монеты из набора обрезков и обломков. Финн посмотрел на них, покачал головой и выдал длинную тираду на трех языках.
Скажите ему, это все, что он получит, предупредил Эйнар, сузив глаза.
Но загвоздка была не в том, и я вздохнул. Дело усложнялось.
Он не хочет брать сребреники, сказал я. Говорит, в них недостаточно серебра.
Сребреник был новой русской монетой, чеканенной в Киеве по тому же образцу, как излюбленный Серкландом дирхем, но поток серебра превратился в струйку, и в русских монетах его было теперь меньше, чем в арабских.
Его правитель их чеканит, рявкнул Эйнар, и ими он нам платит!
Это для него не важно. Он хочет старые русские куны или серкландские дирхемы. Или миларесии из Византии, если те у нас есть.
Да кончить его! ответил Валкнут, и его жест большим пальцем поперек горла и закатившиеся глаза был понятен на любом языке.
Но Скуди был торговцем, и мне пришлось восхититься: он привык к трудным переговорам и даже не дрогнул. Зато он указал на серебряное кольцо вкруг шеи Эйнара, подаренное Ярополком своему новому дружиннику.
Это стоит больше, бросил Эйнар. Хитрая маленькая свинья! Пусть подавится!
Я быстро произвел в уме подсчет и покачал головой.
Это не так. Русская гривна из серебра тянет на двадцать пять. Куна здесь то же самое, что дирхем. Он немного теряет, но сможет продать кольцо дороже, потому что это чистое серебро.
Эйнар прищурился. У него было еще два таких кольца, как подобает ярлу, так что он мог себе позволить пожертвовать одним. Отец яростно чесал голову, а Валкнут угрюмо молчал. Потом Эйнар пожал плечами, снял кольцо с шеи и швырнул Финну, который попробовал его черным зубом и кивнул, ухмыляясь.
Как ты разбираешься во всех этих кунах, дирхемах и среброниках? пробормотал отец. У меня голова от них кругом идет.
Сребреники, поправил я, думая о своем.
Я получил ценный урок: Давшие Клятву и другие отряды умели завоевать добычу, но не умели ее хранить. Хороший торговец не вытащил бы кошель из-под мышки, не хлопнул бы им о землю, не будь он уверен, что у него в голове цены всех тех монет, которые кружат по торговым городам, вроде Киева или Новгорода.
Проверь только, чтобы он нас не надул. Мне нравилось это шейное кольцо, мрачно процедил Эйнар.
Маленький Финн спрятал серебряный обруч под рубашку, потом накинул свой порченый крысами плащ на голову и быстро пошел в дождь, мы следом, глядя по сторонам в ожидании неприятностей.
Миновав вонючие ряды скорняков, мы шлепали, то и дело оскальзываясь, по настилу, пока внезапно Эйнар не остановился со словами:
Это дом Олега.
Мы замерли, и Валкнут схватил Финна, прежде чем тот успел отойти. Олег третий из сыновей Святослава. Владимир и наш новый господин Ярополк два других, хотя Владимир и родился от невольницы. Княжичи неотступно кружили друг возле друга, как настороженные молодые псы, и только отец, могущественный князь Руси, не давал им сцепиться.
Деревянный дом выглядел величественным, но странным, с деревянными колоннами, поддерживающими карниз, из-под которого два стражника в полном вооружении смотрели на нас с плохо скрываемым удивлением.
Финн яростно бормотал, и мы сумели разобрать, что монах, мол, из челяди Олега и живет и работает в помещении за задним углом.
Эйнар погладил усы, с которых капала вода, а потом велел Валкнуту осторожно зайти за угол.
Постарайся увидеть его, но так, чтобы тебя не заметили, приказал он. Сейчас нам ничего не сделать, но мы вернемся, когда сможем пройти тайно.
Мы отошли, волоча за собой упирающегося Финна, подальше с глаз стражников и принялись ждать с самым невинным видом. От нас воняло, как от мокрых собак.
Валкнут скоро вернулся, стряхнул с себя капли дождя.
Это он, скорее всего. С ним двое пареньков, примерно твоего возраста, Орм. Он что-то пишет, ублюдок, в сухом месте, перед жаровней с горячими углями.
Эти пареньки сыновья Гудлейва, сказал я, и мой отец согласился.
Эйнар отпустил Финна, который исчез в пелене дождя, даже не оглянувшись.
Мы вернемся ночью, сказал Эйнар спокойно, и призовем монаха к ответу.
Я не стал напоминать ему, что монах челядин Олега и находится под защитой князя, как мы под защитой Ярополка. Эйнар и сам понимал это, но его терзала мысль о том, рассказал ли Мартин Олегу что-нибудь о нашем деле.
Так что через несколько часов мы оказались перед тем же домом, когда дождь кончился и луну скрыли тучи, в дегтярной тьме ночи. Там, где днем стояли стражники, светил масляный фонарь и было пусто, а огромная дверь из бруса, разумеется, оказалась заперта. Я знал, что в палатах Олег сидит днем, верша правосудие, выслушивая новости и занимаясь всякими княжескими делами.
Мы скользнули за угол и заметили в окне свет из-под ставен. Валкнут кивнул Эйнару, и мы двинулись к жалкой бревенчатой пристройке, лепившейся к великолепным палатам.
Эйнар не хотел зря терять время; он с грохотом ударил ногой в дверь и ворвался внутрь, выхватив сакс.
Мартин вскрикнул и упал с высокого табурета; юноша рядом с ним только один побелел от страха и стал нашаривать меч, который лежал слишком далеко. Валкнут перехватил меч, поднял за перевязь и, ухмыляясь, стал водить клинком перед юношей.
Мартин, произнес Эйнар, словно приветствуя давно потерянного друга.
Монах встал с пола, кое-как взяв себя в руки. Он пригладил свою коричневую сутану новую, как я заметил, и поднял табурет, а затем улыбнулся и сказал:
Эйнар. И юный Орм. Да, тут много знакомых лиц.
Юноша вздернул голову, и при звуке моего имени кровь бросилась в его побелевшее лицо. Мой отец это заметил.
Ты который из моих племянников? спросил он.
Юноша облизал губы.
Стейнкель.
Где твой брат? Бьорн, верно? спросил я, и он пожал плечами.
Валкнут, поймав взгляд Эйнара, выскользнул в темноту посмотреть, не ждет ли нас засада.
Мартин снова уселся на табурет и принялся растирать что-то в плошке. Перехватив мой взгляд, он улыбнулся.
Дубовые галлы в уксусе с камедью из Серкланда и кое-какие соли, пояснил он. Encaustum, от латинского caustere, «кусать». Ты это знаешь, юный Орм, ибо умеешь читать по-латыни. Но писать ты не умеешь ни на одном языке.
Теперь я понял, почему у него на концах пальцев черно-желтые следы ожогов теперь для меня одна из его примет. С тех пор как я в последний раз видел его, он одновременно вырос и высох. Теперь у него была борода, а лысый кружок на темени который, как я узнал, назывался тонзурой, свежевыбрит. Но монах исхудал, казалось, резец прошелся по лицу, сделав глубже светившиеся странным желтым блеском глаза.
Он указал рукой на захламленный стол перед собой. Стейнкель дрожал. Мы настороженно ждали известий от Валкнута, а покуда слушали Мартина.
Это заставит тебя и тебе подобных превратиться в ничто, а слово Господа восторжествует, продолжал монах, медленно растирая красильные орешки и улыбаясь Эйнару.
Какие, такие мне подобные? переспросил Эйнар.
Губы у Мартина стали еще тоньше, он процедил:
Обреченные.
Молчание сделалось таким вязким, что можно было ложкой черпать.
Вот свитки с данью и пошлинами, продолжал Мартин под скрип песта. Эти бедные язычники делали пометки на счетных палочках и даже на полосках березовой коры. Но так управлять государством нельзя. Олег ценит меня, потому что я знаю, кто ему, сколько и когда должен. Со временем его сыновья и сыновья его сыновей научатся этому умению. Смесь въедается в пергамент и оставляет следы. Так и мои слова впитаются в грядущее и оставят след.
Верно, ты умный человек, ответил Эйнар бесстрастно. И однажды уже это доказал.
Он вынул свой маленький ножик и небрежно срезал нитку с узора на рукаве.
Мартин вздрогнул, перестал толочь орехи и коснулся рубца на месте изувеченной кисти. Потом к нему вернулась улыбка.
Если бы ты не пришел сам, я бы навестил тебя, Эйнар, непринужденно сказал он.
Вот именно, ответил Эйнар. Нам обоим повезло, что ты показал этим храбрым паренькам и их дружкам, где найти меня. Не больно-то они были учтивы.
Мартин пожал плечами.
Они пришли ко мне, потому что я священник, а они крещеные христиане. Когда они сказали мне, кто они такие, я понял, кого они ищут. То Божье дело.
Вот именно, сказал мой отец. Твой бог должен быть доволен, что ты помог ему направить юные души на путь убийства. Вот оно, истинное наставление христианского священника. Разве ты не должен был предостеречь их?
Ты убил моего отца, угрюмо бросил Стейнкель.
И правда, племянник, сказал мой отец, и я посмотрел на него, потрясенный.
Я всегда считал, что это сделал Эйнар.
Он убил моего медведя, продолжал отец. И пытался убить вот его Орма.
Хватит, прервал Эйнар и мрачно глянул на Мартина. Зачем ты собирался прийти ко мне?
Мартин осторожно отложил пест. Вошел Валкнут, посмотрел на Эйнара и покачал головой. Мартин сказал:
Выведи мальчика.
Стейнкель в изумлении вертел головой, глядя то на одного, то на другого и очевидно злясь. Когда Валкнут схватил его за руку, он отпрянул.
Что ты задумал, монах? закричал он.
Валкнут рывком притянул его к себе, развернул, взял сзади за ворот рубахи и скрутил, слегка придушив. Затем приподнял мальчишку так, что кончики его ног неистово заплясали, пытаясь достать до пола, и вынес в ночь.
Эйнар выжидающе наклонил голову, глядя на Мартина. Тот вздохнул и перестал очинять перо для письма.
Я ничего не сказал Олегу, заявил он. Взамен за это продолжительное молчание я хочу вернуть Священное копье.
Чего? не понял мой отец.
Древко копья Хильд, пояснил я, которое она вряд ли отдаст.
Мой отец переводил взгляд с меня на монаха.
Почему он... Зачем ему древко? У него ведь нет наконечника.
Если он хотел пошутить, то не получилось. Я посмотрел на Мартина.
Он обещал Олегу, сказал я. Взамен Олег посулил... что? Христианскую церковь в Киеве или здесь, в Хольмгарде?
Усмешка Мартина была острой, как меч, и кривоватой.
В Киеве. Когда он наследует своему отцу, то сделает меня здесь епископом, с благословения папы. Эта страна стремится к новой, христианской религии...
...которая не будет греческой, а придет из Вечного Города, закончил я.
Монах снисходительно кивнул.
У Святослава еще два сына! рявкнул мой отец. Они могут не согласиться с твоим замечательным планом.
Мартин пожал плечами. Я понял, что он преспокойно присягнет в верности любому из братьев, лишь бы тот победил и лишь бы у него был великий христианский талисман.
Эйнар немного помолчал. Они с Мартином обменялись острыми, как меч, взглядами через комнату, каждый знал, о чем думает другой. Что могло помешать Эйнару убить Мартина сейчас же и заткнуть ему рот?
Мартин был челядином Олега, и убийство не сошло бы нам с рук. Стейнкель окажется свидетелем, придется и его убить. Его брат может нас заподозрить, так что придется найти также и третьего... Слишком много крови, даже для Эйнара.
Откуда мне знать, что ты сдержишь слово, монах? спокойно спросил Эйнар.
Ты непременно убьешь меня, если я его не сдержу, ответил Мартин, а я поклянусь на Кресте Господнем, дам обет, если ты захочешь. Ты ведь любишь обеты, Эйнар.
Это было молчание самой смерти, я ждал крови. Но Эйнар покачал головой, и я перевел дух.
Поклянись на своем Христе, если хочешь, спокойно сказал он. И поклянись также Одину.
Мартин помешкал, потом кивнул. Языческую клятву можно легко нарушить, но клятву своему богу придется блюсти. Конечно, Эйнар все равно попытается убить его, по возможности тихо и тайно. Все это понимали в том числе и Мартин. Найти монаха будет непросто, думал я.
Когда мы вышли в ночь, я вслух усомнился в том, что будет легко отобрать древко копья у Хильд. Впрочем, никто не разделил моей озабоченности. Мы направлялись к «Сохатому».
В конце концов все оказалось на удивление просто. Хильд крепко держала древко, сжав пальцы до белизны, пока Кетиль Ворона не очень-то ласково не расцепил ее хватку. Я ждал бичующих слов, ярости, даже воздетых кулаков и закатившихся глаз.
Но она только опустилась на палубу с усталым вздохом, обмякла, как мешок.
Кетиль Ворона и Иллуги Годи ушли в ночь, чтобы отнести древко и засвидетельствовать клятву Мартина. Я напоследок предупредил их, чтобы остерегались моих братьев, теперь вдвойне безумных. Когда мы остались втроем, Хильд мрачно посмотрела на Эйнара.
За это придется заплатить, произнесла она, и от холода в ее голосе дрожь пробежала у меня по спине.
Даже Эйнар, погруженный в угрюмые размышления о происходящем, вздрогнул.
Ты еще можешь найти подземелье Атли? спросил он с тревогой, и она кивнула.
Ее глаза в желтом свете фонаря казались страшными ямами, полными дегтя.
Теперь ничто не уведет меня от этой могилы, заявила она. Но мне кое-что понадобится от тебя.
Вскоре после этого, оставив Вальгарда и дюжину членов Братства при «Сохатом», мы направились в Киев с большим, пестрым и бестолковым караваном всевозможных судов и лодок.
Новгород был крайней точкой, докуда доходили иноземные суда. Всем купцам приходилось пересаживаться на русские корабли, на струги и более крупные насады, дорогие, но способные противостоять балтийским штормам и выдержать переправу волоком. Для киевского князя это был вполне надежный способ следить за речной торговлей.
На сей раз купцы стояли на переполненной якорной стоянке, кипя от злости и ругаясь, потому что все суда Святослав забрал, чтобы перевезти людей и груз вниз по течению, в златоглавый Киев. Оттуда нам предстояло направиться на Дон и далее, чтобы встретиться с хазарами.
Это путешествие протекало на удивление мирно. Больше предавались безделью мы только в последовавшем вскоре плавании по Дону.
Нам, как части дружины Ярополка, делать было нечего. Местные речники двигали суда баграми, а мы знай себе чистили оружие, дивились новым плащам цвета подсохшей крови знак нашей дружины да размышляли о том, лучше ли женщины в Киеве, чем в Новгороде.
Так и оказалось. Все в Киеве было лучше, жизнь здесь бурлила, люди понаехали со всех концов мира. Прибыли все племена: меря, поляне, северяне, древляне, радимичи, дулебы и тиверцы, и другие с названиями, которые вряд ли слышали даже бывалые купцы.
Все прибыли с лошадьми, собаками, женщинами и детьми, принеся с собой невероятный гомон и круговращение жизни, и мы горделиво шествовали сквозь толпу, словно самые яркие нитки в этом огромном ковре: на голову выше всех, в богатом платье, с украшениями.
Город поражал изобилием и буйством, окрашенный вишнями, что сушились на крышах хат домов из глины и бруса, и грушами с айвой, что блестели под солнцем на клонящихся ветках. По Залежной дороге приходили караваны из Серкланда с пряностями, самоцветами, атласом, дамасской сталью и прекрасными лошадьми. По Курской дороге все еще текла столь необходимая струйка серебра, которое волжские булгары добывали в копях дальше на восток. Но из Новгорода, которому полагалось слать шерсть, лен, цветное стекло, сельдь, соль и даже тонкие костяные иглы, не пришло ничего, кроме нашей галдящей и изумленной дикой оравы.
Киев томился и нежился под летним солнцем, а Иллуги Годи мрачнел с каждым часом, хотя другие члены Братства с восторгом ринулись в круговорот охоты за выпивкой и женщинами.
Радуйся, пока можешь, парень, пробормотал Иллуги мне вослед, опираясь на свой жезл, когда я спрыгнул на пристань, чтобы присоединиться к компании, направляющейся на многолюдные улицы. Но коли мы тут задержимся, будут и хвори, и кое-что похуже.
Я помахал в ответ рукой, но слова его пропустил мимо ушей.
Хильд, словно немой укор, тенью омрачала солнечные дни. Большую часть времени она проводила рядом с Эйнаром боги ведают, что у них было общего не любовь, конечно же.
Я пытался заговаривать с отцом о Гудлейве, о первых пяти годах моей жизни, о матери, но он отмахивался от всего, словно это не имело значения. Однако речь шла о его брате, и мне хотелось знать... Даже сегодня не знаю, что именно мне хотелось узнать: что волновало его, чем я мог помочь, ведь, как никак, мы кровные родичи.
Вместо этого мы словно разошлись на три или четыре весла. Если и далее все будет так, мы с ним окажемся на разных кораблях.
В тот день в Киеве я искал выпивки и женщин.
И получил их. Даже теперь то немногое, что я помню, вероятно, мне рассказали другие. Там была команда греков, мастеров, посланных императором Миклагарда. Они пробыли в Киеве несколько месяцев, вытачивая бревна для огромных осадных орудий разборных, чтобы легче было перевозить. Греки знали лучшие места в городе.