Кэт все это уладила, хотя дорогая мамочка постоянно опустошала ее банковский счет. От такой напряженной работы недолго и сойти в могилу.
   “Мне надо продержаться до января. Я продержалась уже четыре года, значит, выдержу еще четырнадцать недель и четыре дня”.
   Кэт повторила про себя эти слова и свои обещания. В январе она сократит нагрузку вполовину и снова начнет следить за собой. А до того времени жизнь казалась Кэт тюрьмой, дверь которой она закрыла собственными руками.
   – Расскажи мне о своей тюрьме, Кэт.

Глава 3

   – Ты волшебник, – промолвила Кэт, утопая в пене.
   – Я? – удивился Трэвис.
   – Да, ты читаешь мысли, а это явный признак волшебства.
   Трэвис улыбнулся.
   – Это совсем нетрудно. Едва мы обсудили тему тюрьмы, как ты откинулась на край ванны, будто условно освобожденный человек.
   В этот момент Кэт была очень привлекательна. Она самозабвенно наслаждалась теплом, чистотой и своими ощущениями. Трэвис мечтал узнать, как эта женщина реагирует на прикосновения мужских губ к ее телу, но он ничего не сказал об этом.
   Имя Кэт весьма подходило ей. Если бы Трэвис попытался взять ее силой, она исцарапала бы его как кошка.
   – Тюрьма, – повторила она, вздохнув. – Неудивительно, что ты показался мне таким знакомым.
   – Собрат по несчастью? – Искренняя улыбка Трэвиса излучала поразительное тепло.
   – Мы одинаково думаем. – Кэт снова закрыла глаза. – Поэтому ты и кажешься мне знакомым.
   Трэвис испытывал жгучее искушение познакомиться с ней поближе, но опасался коготков. Кроме того, он с удовольствием наблюдал, как ее покидало напряжение. Трэвис почти не сомневался, что недоверчивая Кэт подпускает к себе очень немногих. Вот только почему?
   – Расскажи мне о своей тюрьме, – тихо попросил Трэвис.
   – Ничего особенного. – Кэт подавила зевоту. – Я работаю для себя. Это значит, что когда у меня есть время, то нет денег, а если есть деньги, нет времени.
   Глаза Трэвиса сузились при упоминании о деньгах, и он вперил в Кэт напряженный взгляд хищника. Она не обратила на это внимания. Теплая ванна доставляла ей неизъяснимое наслаждение.
   – Неужели деньги так важны для тебя? – Трэвис холодно и проницательно взглянул на Кэт. Она молчала, не желая портить удовольствие, переполнявшее ее. Но поговорить все-таки очень хотелось, ведь Кэт не с кем было поболтать, кроме ближайшей соседки Шэрон, но та сейчас занята своими крошками – близнецами и семилетним, не по годам умным сыном.
   – Кэт?
   Она вздохнула.
   – У меня есть брат и сестра – близнецы. Они завершают медицинское образование и поэтому не могут много работать, а того, что у них есть, хватает только на карманные расходы.
   – Ты оплачиваешь их обучение в институте?
   – Да, до января.
   – А субсидии и кредиты?
   – Ох, с этим у нас тоже проблемы, – ответила Кэт, зевая. – Но знаешь, сколько сейчас стоит обучение в институте?
   Мысль о детях погасила последний лучик света в глазах Трэвиса, оставив в них только горечь.
   – Нет, – тихо сказал он, – не знаю.
   – Тысячи, тысячи и тысячи долларов. Боже, я даже не могла в это поверить. – Кэт медленно рисовала на воде круги кончиком пальца. – А тут еще моя дорогая, немного чокнутая мамочка. Она никогда не подписывала ни одного чека до смерти отца. Но потом подписала слишком много чеков, причем в основном по пустякам, пока не закончились все деньги.
   Трэвис внимательно посмотрел на Кэт, но увидел лишь преданную любовь и терпимость к матери, пусть даже самой плохой.
   – Значит, близнецы и мать, да? – удивился он, почему это звучит так знакомо. Но ведь все несчастные истории похожи одна на другую.
   – Да. Если не считать моего дома. Я не в состоянии ежемесячно платить за аренду, пока в январе не внесу последнюю плату за обучение близнецов.
   – А не утонешь?
   – Нет, я хорошо плаваю. – Она погрузилась еще глубже в ласкающую теплую ванну. – Я влюбилась в свой дом шесть лет назад. А полгода назад его выставили на продажу. Если я не успею купить его до января, он будет продан, а мне останется лишь тосковать о нем.
   – Ты взяла кредит?
   – Шутишь? Я работаю только на себя, и банки ненавидят меня.
   – Как же ты получила деньги? Ограбила один из ненавидящих тебя банков?
   – Нет, я просто увеличила свой рабочий день с двенадцати до шестнадцати часов.
   Трэвис рассмеялся.
   – Если тебе не хватает семи дней в неделю, попробуй работать по ночам, так что ли?
   – Я так и делаю.
   – Работаешь по ночам?
   – Конечно.
   – Неужели деньги так важны для тебя?
   На этот раз Кэт заметила его саркастический тон, открыла глаза и увидела, что губы Трэвиса вытянулись в тонкую полоску, а на лице запечатлелись раздражение и досада.
   – Тебе бы нож в зубы, и ты был бы точь-в-точь Синей Бородой.
   – Ты не ответила на мой вопрос.
   – На какой?
   – Насчет денег.
   Кэт посмотрела на него так, будто он проявил такую же непрактичность, как и ее мамочка.
   – Конечно, деньги имеют значение.
   – Не для всех.
   – Деньги не важны только для тех, у кого они уже есть.
   – Возможно. Но, наверное, есть люди, вполне счастливые и без денег.
   – Им не надо оплачивать мои счета.
   – И тебя, конечно, очень обрадовало бы, если бы какой-нибудь хороший старый мальчик оплатил твои счета.
   Кровь закипела в жилах у Кэт, когда она заметила легкое пренебрежение в голосе Трэвиса.
   – Не беспокойся, мальчик Трэвис: я не собираюсь просить у тебя в долг.
   С этими словами она выскочила из ванной. Повинуясь стремительному и внезапному порыву, Кэт вбежала в дом, подхватила свое фотооборудование и открыла дверь на лестницу, ведущую к берегу.
   Но не успела она сдвинуться с места, как сильные руки захлопнули дверь у нее перед носом и сильные руки преградили ей путь.
   Кэт чувствовала сзади горячее дыхание Трэвиса.
   – Открой дверь, – потребовала она.
   – Ты дрожишь, возвращайся в ванну.
   – На улице теплее.
   – Кэт, не надо.
   – Выпусти меня!
   Трэвис видел, что она дрожит от возмущения. Даже если у нее нет гроша за душой, сейчас она не возьмет у него ни цента.
   – Я не хотел тебя оскорбить, – тихо сказал он. – Но таков закон жизни.
   – Только не моей! Я сама зарабатываю себе на пропитание.
   Кэт разозлилась не на шутку, и это свидетельствовало о том, что Трэвис затронул очень болезненный вопрос. Он от души желал верить в то, что она не собиралась выпрашивать у него денег. Трэвис ощущал внутреннюю потребность верить ей.
   До этого момента он и не представлял, что деньги стали для него тюрьмой, в которой ему весьма неуютно.
   – Я не привык иметь дело с такими женщинами, как ты.
   –Уверена, что ты вообще не привык к женщинам. С твоими манерами женщин арендуют на четверть часа. А теперь, Трэвис, открой дверь.
   Кэт ожидала всего что угодно, но только не ироничного смеха. От этого смеха она снова затрепетала, ибо в нем были нежность и теплота.
   – Ты всегда царапаешь до крови своими коготками? – полюбопытствовал Трэвис.
   Кэт поморщилась от боли в ноге. В горячей воде рана очистилась, но еще не до конца. Несмотря на сильную усталость, Кэт решила осуществить то, что задумала.
   – Игра кончилась, Трэвис, независимо от того, во что ты играл.
   – Я не…
   – Несомненно, играл, – резко оборвала его Кэт. – Ты нашел кошечку и клетку, а потом начал заталкивать острые иголки сквозь прутья, желая понаблюдать, как кошка будет царапаться и плакать. Это позволяет тебе ощутить свою силу, а кошка… – Она пожала плечами. – Черт возьми, а кого волнует, каково кошке? Это же просто животное, а ты – человек.
   Кэт увидела, как Трэвис сжал кулаки. Под его загорелой кожей перекатывались мышцы.
   Не двигаясь, она ждала, когда Трэвис отпустит ее.
   – Не бойся, – сказал он. – Я не причиню тебе вреда.
   – Знаю.
   – Откуда? – Трэвис посмотрел на свои кулаки.
   – Я догадалась об этом так же, как и о том, что тебе можно доверить мои фотоаппараты. Почему-то мы пугающе хорошо знаем друг друга, а из-за этого воспринимаем бестактное высказывание гораздо… болезненнее.
   – Кошка в клетке, – прошептал Трэвис. – Хотел бы я знать, кто оставил у тебя такие шрамы.
   – Поверь, знакомство с ним не доставило бы тебе удовольствия. Он несимпатичный мальчик.
   Постепенно кулаки Трэвиса разжались, и он длинно выругался.
   Впервые Кэт обратила внимание на тонкие шрамы покрывающие пальцы Трэвиса. Одни из них были совсем свежими, а другие появились так давно, что стали почти незаметны на загорелой коже. Интересно, какая работа оставила такие паучьи метки и что за особа нанесла ему невидимые, но куда более глубокие раны.
   – Неужели, он был таким плохим? – спросил Трэвис.
   – Мой бывший муж?
   – Тот мальчик, который засадил тебя в клетку и мучил?
   – Думаю, немногим хуже той самки, что перессорила тебя с половиной человечества.
   – Полагаешь, это сделала женщина?
   – Самка, – уточнила Кэт. – Уверена в этом. К сожалению, мало кто умеет доброжелательно и внимательно относиться к противоположному полу.
   – И ты?
   – Конечно.
   – Когда же начнешь учиться этому?
   Кэт ничего не ответила, и постепенно стала успокаиваться. Плечи ее опустились: она больше не могла бороться с Трэвисом и со своими воспоминаниями.
   Опустив сумку с фотоаппаратами на пол, Кэт прислонилась лбом к закрытой двери и только тогда заметила, что стоит в большой луже розовой воды.
   Трэвис, тоже заметив это, снова подхватил Кэт на руки.
   – Но…
   – Успокойся, – оборвал ее Трэвис. – Я только перебинтую тебе ногу. Если захочешь после этого уйти, не буду задерживать.
   На этот раз Трэвис усадил ее в ванной комнате, окрашенной в тона лаванды, лимона и фуксии. Его загорелая широкая спина выглядела настолько неуместно среди всего этого пастельного великолепия, что Кэт не сдержала улыбки.
   Но когда Трэвис коснулся ее ноги, улыбка исчезла.
   – Болит? – мягко спросил он.
   Кэт стиснула зубы.
   – Придется потерпеть. Нужно очистить рану от песка. Может, сделаешь это сама?
   Кэт согнула правую ногу в колене и осмотрела ступню. На ней оказалось несколько порезов, к счастью, неглубоких, иначе пришлось бы зашивать. Однако обработать их самой Кэт не удалось бы. Она разогнула ногу, предоставив возможность Трэвису заняться ею.
   Налив в таз теплой воды и дезинфицирующего раствора, он опустил туда ногу Кэт, вышел из ванной и вскоре вернулся с темно-синим халатом в руках. Накинув его на плечи Кэт, он сел на пол и взял в руки ее порезанную ногу.
   Стараясь не причинять боли, Трэвис очистил порезы Кэт, наложил мазь и забинтовал ступню. Покончив с этим, он начал легко массировать икроножную мышцу.
   Кэт наблюдала за ним. Его сильные и уверенные пальцы быстро сняли мучительную судорогу. Глядя на Трэвиса, Кэт забыла о боли в ноге. Его каштановые волосы блестели от влаги. Длинные пальцы работали ловко и быстро.
   Кэт очень хотелось сфотографировать Трэвиса, запечатлеть его подвижные черты и грубоватую силу. Он казался ей таким же неотразимым, как и большая яхта.
   – О чем ты думаешь? – тихо спросил Трэвис.
   – Мне хочется сфотографировать тебя.
   Трэвис рассмеялся.
   –Ты всегда будешь удивлять меня?
   – Если бы не твои предрассудки, я бы не удивила тебя.
   – Ладно, я избавлюсь от всех моих предрассудков, связанных с женщинами. А ты, Кэт, откажешься от своих?
   – Мои предрассудки касаются только мальчиков. Я никогда не была знакома с настоящим мужчиной.
   “Кроме тебя, – подумала Кэт. – Но на самом ли деле ты такой, каким мне представляешься? Мужчина, а не мальчик?”
   – Можно, я буду называть тебя Кэт?
   – Разве ты называешь меня иначе?
   Трэвис потерся своей бородкой о ее голень. Кожа Кэт, гладкая и упругая, пахла солью и чем-то душистым, без чего нельзя вообразить настоящую женщину. Ему страстно хотелось прильнуть к ее губам и попробовать их на вкус, но он видел, что Кат насторожена.
   – Да наверное, я называл тебя Кэт. – Трэвис осторожно отпустил ее ногу. – Значит, нам будет гораздо легче осуществить планы, связанные с ужином.
   – Какие планы?
   – Я приглашаю тебя поужинать.
   – Спасибо. – Кэт осмотрела аккуратную повязку. – Но едва ли с моей ногой можно выйти вечером в город.
   – Тогда я принесу что-нибудь сюда. Что ты хочешь?
   – Салат, булочки и свежую меч-рыбу.
   Трэвис восторженно присвистнул, взглянув при этом на ее обнаженную шею.
   – А где в Лагуне готовят рыбные блюда?
   – В ресторане “У Кэт”, но я всегда требую, чтобы клиенты ели вместе с шеф-поваром.
   – А может, я приготовлю? – предложил Трэвис.
   – Ты же здесь совсем недавно и наверняка еще не успел освоиться на кухне своей кузины.
   Трэвис не возражал. На кухне у Линды было столько звонков и свистков, словно здесь располагалось пожарное депо. Взглянув один раз на гору нержавеющей посуды, черное матовое стекло и розовые кухонные приспособления, он начал обследовать местные рестораны.
   – Где здесь можно найти самую лучшую меч-рыбу?
   – На рынке морских продуктов в гавани у Мыса Дана. Довольно дорого, но…
   – Хорошее всегда дорого, – заметил Трэвис. – И всегда стоит того. Может, пойдешь со мной и поможешь мне выбрать рыбу, а потом посмотришь, как я ее приготовлю?
   Кэт встретила взгляд зелено-голубых глаз и поняла, о чем думает Трэвис.
   Она думала о том же.
   “Я, должно быть, схожу с ума, но если это безумие, то я согласна сойти с ума”.
   – Я люблю готовить сама, – сказала Кэт вслух. Она повернулась и посмотрела на дверь, опасаясь, как бы притягательные глаза Трэвиса не заставили совершить какую-нибудь глупость, например, проверить, привлекателен ли он в постели.
   Подумав о своей сексуальной агрессивности, Кэт испугалась. Бывший муж грубо разъяснил ей, что агрессивные женщины не возбуждают мужчин.
   – Мне еще кое-что нужно сделать перед ужином, – быстро добавила она. – Приходи с рыбой часа через два.
   – Через час.
   Убедившись, что Трэвису тоже не хочется расставаться с ней, Кэт вздохнула от облегчения. Как там ни было, ее чувство небезответно.
   – Через полтора, – отрезала Кэт. Открывая дверь, Трэвис провел пальцами по шее и ключице Кэт, но, скользнув к восхитительным округлостям, подчеркнутым ее мокрым купальником, сказал:
   – Беги, пока можешь, Кэт. С каждой минутой пирату все меньше хочется тебя отпускать.

Глава 4

   Даже после того как Кэт закрыла за собой дверь своего дома, ей все еще казалось, что Трэвис наблюдает за ней, а в его глазах горит неукротимое желание.
   “Слишком быстро, – говорила себе Кэт, – ну просто невероятно быстро. Я никогда не спешила с незнакомыми мужчинами и слишком стара, чтобы начинать это сейчас. И кроме того, я немного поумнела. Разве не так?”
   Кэт быстро приняла душ, надела брюки и темно-зеленую блузу, спустилась на первый этаж в свой кабинет и включила автоответчик.
   Знакомый голос вызвал у нее улыбку. Кэт всегда радовалась, получая весточку от Родни Харрингтона.
   – Привет, “Огонь и лед”. Надеюсь, вы с этим знаменитым поэтом-осьминогом уже сработались.
   Кат поморщилась. Блэйк Эшкрофт, одержимый идеей освоения новых горизонтов страсти, ей совсем не нравился. Но книги Блэйка раскупались хорошо, и он хотел снабдить фотографии в своем новом творении собственными надписями.
   – Помнишь, в прошлом году я говорил тебе о книге Дэнверса? Сегодня издатель подписал договор. Я окончательно утрясу кое-какие моменты с Дэнверсом и потом снова позвоню тебе. Чао.
   Кэт попыталась вспомнить, что говорил об этой книге Харрингтон. Она обсуждала со своим заботливым ангелом слишком много проектов, а кроме того, плохо запоминала имена. Ей удалось припомнить лишь то, что Харрингтон давал какому-то человеку забавные прозвища: “Ветреный Дэнверс” или “Дэнверс погибель женщин” – в зависимости от обстоятельств. Этот человек строил суда или что-то вроде этого.
   Кэт размышляла, возможно ли доходчиво представить на фотографиях умение строить суда. Впрочем раз уж Харрингтон нашел для нее работу, она что-нибудь придумает.
   Другие звонки оказались обычной рутиной: надо забрать готовые слайды; починили фотоаппарат; кто-то продает алюминиевые конструкции; галерея интересовалась, когда Кэт пришлет свои работы; банк сообщал, что ошибки нет, ее дела действительно плохи.
   Она удалила сообщения и просмотрела почту, сортируя все на три кучки: “Оплатить”; “Выставить счет” “Ерунда”. Кучка “Выставить счет” оказалась тоскливо малой. Если “Энергетикс Инкорпорейтед” не оплатит ее чек в течение нескольких недель, денежные дела еще ухудшатся.
   Может, позвонить Харрингтону и спросить, нет ли у него какой-нибудь еще работы, кроме книги Дэнверса. Нет, не стоит. Она слишком устала, хотя деньги действительно нужны.
   “"Энергетикс" скоро заплатит мне. Господи! Ведь прошло уже шесть месяцев! Они же признали, что я хорошо выполнила свою работу; и обещали заплатить гонорар, а также проценты за просрочку платежа”.
   Покончив с почтой, Кэт обнаружила кучку небольших футляров с пленками в корзине. В каждом футляре было тридцать шесть цветных слайдов; их предстояло поместить в рамки, снабдить указателем, задублировать, а потом отослать в фотобанки, представляющие ее.
   Обычно Кэт стремилась придать своим работам законченный вид, но сегодня мысль о работе со слайдами совсем не привлекала ее. Кэт хотелось одного – скорее увидеть Трэвиса.
   “Интересно, как его фамилия и почему он так уверен, что я знаю ее?”
   Кэт взглянула на часы. Время тащилось, как квадратное колесо. До прихода Трэвиса оставалось двадцать две минуты.
   – Если бы я согласилась на его первое предложение – на один час, – пробормотала она, направляясь в кухню, – тогда до прихода Трэвиса осталось бы всего две минуты.
   Но не успела Кэт дойти до кухни, как раздался стук в дверь. Обрадовавшись, что Трэвис проявляет такое же нетерпение, как и она, и не скрывает этого, Кэт устремилась к двери.
   – Доставка рыбы? – спросила она улыбаясь.
   Взглянув на Трэвиса, Кэт замерла. Ни один мужчина никогда не казался ей таким привлекательным как он. Трэвис недавно принял душ, надел темно-синюю футболку и белые пляжные брюки. Его светло-каштановые волосы блестели, как натуральный шелк.
   Кэт не могла оторвать взгляда от глаз Трэвиса, сияющих, как драгоценные камни. Ей хотелось коснуться его бороды и погладить бугры мускулов под футболкой.
   Но еще больше Кэт хотелось схватить фотоаппарат и запечатлеть Трэвиса как символ чувственности.
   – Неужели ты и в самом деле согласна готовить? – Трэвис заметил странное и сосредоточенное выражение ее лица.
   – Что? Ах, да. Я же сказала тебе, что люблю готовить.
   – Думаю, мы будем отличной парой.
   Кэт удивленно подняла брови.
   – Просто я очень люблю есть, – пояснил Трэвис, передавая ей два куска меч-рыбы, завернутых в белую бумагу.
   Взяв у Трэвиса рыбу, она снова обратила внимание на тонкие шрамы, покрывавшие его длинные загорелые пальцы, и испытала искушение спросить, откуда они у него.
   Но, вспомнив о своих невидимых шрамах, удержалась, не желая проявлять неделикатность и причинять Трэвису боль. Он, наверняка, много выстрадал, если так остерегается женщин.
   – Присядь где-нибудь, – сказала она. – Я сейчас вернусь.
   Из окна в конце кухни открывался вид на море. Широкий подоконник был усыпан местными ракушками. Трэвис, перебирая их, наблюдал за Кэт. Она между тем, осмотрев чугунную печурку на улице, вернулась в кухню.
   Ее волосы, освещенные светильниками, блестели. Темно-зеленую блузу она заправила в светлые брюки свободного покроя. Округлые бедра изящно и чисто по-женски покачивались при ходьбе.
   Несмотря на больную стопу, Кэт двигалась очень грациозно. Она достала из холодильника свежие овощи, вымыла их и начала нарезать.
   – Не помочь ли тебе? – спросил Трэвис.
   – Ты слишком много носил меня сегодня на руках, – пошутила Кэт.
   – Это мне нравится.
   Она понимала, что не нужно откликаться на порыв Трэвиса, но стремилась именно к этому.
   Хотя Кэт провела с ним очень короткое время, он заполнил пустоту в ее душе, о которой она не подозревала. К тому же Кэт постоянно казалось, что Трэвис знает ее лучше, чем она сама. Кэт улыбнулась и покачала головой:
   – Трэвис, ты…
   – Невозможен? – предположил он.
   – Неподражаем.
   Кэт орудовала ножом с небрежной ловкостью. Белые кусочки грибов аккуратно ложились один к другому. Быстрым движением она собрала их и бросила к миску. Грибы упали поверх мелко нарезанного зеленого лука, полупрозрачных кружков редиса и моркови.
   Выжав в овощи лимон, Кэт добавила столовую ложку оливкового масла, чеснок и базилик и поставила миску в холодильник.
   – Похоже, что ты готовишь это блюдо уже не первый раз, – заметил Трэвис.
   – Я готовила его, пока путешествовала от Виргинских островов до Мыса Дана.
   – И часто ты путешествуешь с Виргинских островов в Южную Калифорнию?
   – Один раз.
   – Кажется, это путешествие не доставило тебе удовольствия. Тебя укачивает?
   – Нет.
   Кэт удалила сердцевину из листьев салата и промыла их под холодной водой. Трэвис ждал, надеясь, что она расскажет ему подробнее об этой истории. Кэт рассказала бы Трэвису, почему это путешествие не доставило ей удовольствия, если бы не старалась забыть о прошлом.
   – Я люблю океан, – сказала она, – но в то время был не лучший период в моей жизни.
   Поняв, что Кэт больше ничего не добавит, Трэвис сказал:
   – Хорошо, что ты не страдаешь морской болезнью. Я возьму тебя в плавание.
   – Вместе с домом кузины тебе досталось и судно?
   Кэт сунула салат в холодильник.
   – Нет, это я приплыл на судне.
   Кэт молча раскатывала и нарезала кружочками тесто.
   – А тебе не интересно, какое у меня судно?
   – Конечно, интересно. Какое же?
   – Яхта.
   – Прекрасно, угли готовы. Сейчас я полью оливковым маслом рыбу, и скоро сядем за стол.
   Трэвис удивился, что Кэт ничуть не воодушевило предложение отправиться с ним на яхте.
   – Ты действительно любишь путешествовать по морю?
   – Я люблю океан, – ответила Кэт, – но никогда не плавала под парусом. Так что, если ты из тех одержимых, которые готовы часами рассказывать о шлюпках, катамаранах, кливерах и прочих разновидностях судов, во мне ты не найдешь благодарного слушателя.
   Трэвис уныло улыбнулся.
   – Я много лет назад понял, что у меня исключительная любовь к ветру, парусам и воде.
   – Как и у меня к фотографии. Я могу часами подбирать освещение и текстуру объекта, форму, контрастность, тень и… Не откроешь мне дверь?
   Трэвис открыл дверь и проводил Кэт на дощатый настил-палубу позади дома. Она склонилась над чугунной печуркой.
   – Но все же я готова послушать, что ты расскажешь о ветре и обо всех прочих твоих увлечениях.
   Кэт вернулась в кухню и начала накрывать на стол. Трэвис взял у нее столовое серебро и тарелки.
   – Я помогу тебе.
   – Спасибо. Салфетки сверни вот так, раковинкой.
   Трэвис посмотрел на салфетки и ухмыльнулся.
   – А я думал, что никто, кроме меня, так не накрывает на стол.
   – Моя мамочка приложила все силы, чтобы научить меня хорошим манерам. – Кэт пожала плечами. – Это продолжалось до тех пор, пока я не поняла, что для жизни не нужны все эти условности.
   Трэвис подошел к окну, набрал горсть ракушек лежащих на подоконнике и выпустил их из руки тоненькой струйкой.
   – Джейсону тоже нравятся эти ракушки, – заметила Кэт.
   – Джейсону? – насторожился Трэвис. – A кто это?
   – Мой сосед. Эти ракушки принадлежат ему.
   Трэвис не понимал, зачем Джейсон насыпал столько ракушек и почему Кэт хранит их.
   – Он думает, что они тебе нравятся? – спросил он
   – Однажды Джейсон увидел, как я фотографирую раковину, и поэтому подарил мне всю свою коллекцию.
   – Очень великодушно.
   Кэт тихо засмеялась.
   – Нет, это был просто предлог, чтобы зайти ко мне. Он очень умный, у него чудесные голубые глаза и великолепная речь. Так говорит его мать, и я с ней согласна.
   Искренняя симпатия Кэт к Джейсону встревожила Трэвиса. Он как-то не подумал, что по соседству у нее есть друг, да еще такой, при воспоминании о котором в глазах вспыхивает радость.
   – Мне казалось, ты не любишь мальчиков.
   – Для семилетних я делаю исключение, тем более что новорожденные близнецы занимают все время его мамочки до последней секунды. Он завтракает у меня всякий раз, когда ему удается ускользнуть.
   – Неужели Джейсону семь? – повеселел Трэвис.
   – Он очень смышленый для своего возраста.
   Трэвис наблюдал, как Кэт поставила салат на небольшой столик, перевернула рыбу в чугунной печурке и вынула печенье.
   – Рыба готова? – с надеждой спросил Трэвис.
   – Ты голоден?
   – Я же говорил, что люблю поесть.
   Трэвис действительно поужинал с большим аппетитом. Взяв печенье, он улыбнулся.
   – Да, ты и в самом деле замечательно готовишь; странно, однако, почему ты весишь так мало?
   – Есть в одиночестве не слишком приятное занятие.
   – А соседский ребенок?
   – Джейсону позволено приходить только завтракать со мной. Так распорядилась его мамочка. Шэрон угрожает, что если он не перестанет мешать мне, то она наденет на него ошейник и посадит на поводок. Но мальчику так одиноко.