Элизабет ЛОУЭЛЛ
ДО КРАЯ ЗЕМЛИ
Пусть у моей любимой будет свой Эван.
Пролог
Она была прекрасна – изящная, чувственная, реагирующая на легчайшее прикосновение.
Она таила в себе опасность для того, кто попытается управлять ею. Чтобы сделать это, ему надо обладать кошачьими рефлексами. Малейшая неосторожность приведет…
Услышав телефонный звонок, Трэвис Дэнверс оторвал от экрана компьютера сине-зеленые глаза, рассеянно погладил свою короткую светло-каштановую бородку и сильно тряхнул головой, пытаясь вернуться в реальное время и пространство от постоянно меняющейся картины взаимодействия ветра и воды с парусами и корпусом яхты.
Через открытое окно в комнату доносился шелест океанских волн, приводивший Трэвиса в чувство гораздо быстрее, чем человеческая речь. Смог, постоянно висевший над Южной Калифорнией, разносился ветром по всему побережью вплоть до острова Каталины. Окрестные земли представали в бросовом великолепии позднего лета. Внизу искрился волнующийся голубой океан.
Он должен быть там, в море, ощущать под ногами палубу “Повелительницы ветров”, наблюдать, как наполняются ее паруса, как она поворачивается по курсу.
Телефон продолжал звонить.
Трэвис злобно посмотрел на надоедливый аппарат. Он вообще ненавидел все телефоны на свете, а уж этот – особенно сильно.
Этот аппарат был розовым.
“Черт возьми, о чем думала моя кузина, проводя косметический ремонт в этом доме, – о пасхальных яйцах или о детской?”
Телефон зазвонил в восьмой раз. Трэвис затаил дыхание, подумав, что лучше плюнуть на аппарат и снова окунуться в виртуальный мир компьютера, где он проверял свои новые идеи, пытаясь выяснить, могут ли паруса яхты улавливать малейшее дуновение ветра. Телефон снова зазвонил. В девятый раз. Выругавшись, Трэвис сохранил последние изменения в программе, схватил большой рукой дурацкую розовую трубку и прорычал в нее свое обычное телефонное приветствие:
– Ну!
– Клянусь Богом, Дэнверс, тебе нужно поучиться хорошим манерам.
Раздражение Трэвиса улетучилось, едва он узнал Родни Харрингтона, одного из тех, какому, он относился благосклонно.
– А почему я должен учиться телефонному этикету? – Трэвис выпрямился и зевнул. – Только тебе известен номер телефона моей кузины.
Харрингтон радостно хмыкнул.
– Значит, ты действительно в Лагуне-Бич, и мой звонок не переадресован в Тьерра-дель-Фьюго или в какое-нибудь другое потаенное местечко?
– Да, к тому же здесь есть розовый телефон и вся обстановка тоже розовая.
– Извини, не понял.
– Моя кузина снова поменяла интерьер дома после моего последнего визита. Розовое. Розовое. Опять розовое. Все розовое.
– Тебя окружает все розовое?
– В основном да, но есть еще и сиреневое.
– Гм. Хотелось бы взглянуть. Весьма пикантно, что человек твоей комплекции расположился отдыхать на розовой вилле…
– Так навести меня. Я отведу тебе комнату для гостей – единственную, где кровать застелена полосатым покрывалом.
Харрингтон усмехнулся.
– Значит, ты скоро и корпус “Повелительницы ветров” перекрасишь в цвет фуксии?
– И ты позвонил мне только для того, чтобы узнать, буду ли я перекрашивать мою яхту?
– Если честно, да.
–Тогда до свидания.
– Я хотел убедиться, что “Повелительница ветров” приведена в порядок и готова к дебюту.
Трэвис с недоумением посмотрел на розовую трубку.
– Харрингтон, с тобой все в порядке?
– Да, конечно, все в розовом цвете.
– Ужасный каламбур. Надеюсь, ты и в самом деле здоров.
Трэвис расправил плечи, пытаясь избавиться от напряжения после многочасового сидения за компьютером. Его длинное, поджарое тело было создано для физической работы. Если бы Трэвис при его росте не плавал подолгу по утрам, то не смог бы выдержать длительной неподвижности за своим необычным компьютером.
– Что ты сказал о дебюте моей яхты? Ты ведь знаешь, “Повелительница ветров” еще почти не видела моря.
– Вспомни о моей идее насчет яркой, эффектной книги, рекламирующей тебя, твою яхту и твои разработки.
– От твоих слов у меня свербит не в горле, а гораздо ниже, – усмехнулся Трэвис.
– Встань и пройдись по комнате, – посоветовал Харрингтон. – Бог создает таких, как ты, для активной жизни, а не для сидения за компьютером. Я нашел отличного фотографа.
– Если это еще одна твоя…
– Кохран! – перебил его Харрингтон, – Не понимаю, почему я не подумал о ней сразу. Она…
– Ты уже думал о ней, – отрезал Трэвис, – и я запретил тебе это делать.
– Почему же?
– Потому что она женщина.
– Это свидетельствует лишь о твоих предрассудках, мальчик.
– Спасибо.
– Клянусь Богом, Дэнверс, от тебя действительно может засвербеть в заднице.
Трэвис взглянул в окно на каменистую линию берега и бесконечный простор Тихого океана. Он знал, что поступает безрассудно, отвергая под разными предлогами всех фотографов-мужчин, предложенных Харрингтоном. Однако ему не хотелось, чтобы посторонние вертелись под ногами на “Повелительнице ветров” и подсматривали из-за плеча, когда он занимается разработкой конструкции парусов и корпуса яхты на своем компьютере.
Но Трэвис был слишком многим обязан Харрингтону, а тот уже давно мечтал выпустить такую книгу.
– Ты сейчас в Лагуне, – продолжал Харрингтон. – Кохран тоже живет в Лагуне. Ты проведешь там еще несколько недель. Твое судно находится на Мысе Дана. У Кохран есть автомобиль, и она знакома с яхтами, как с моторными, так и с парусными.
Трэвис мысленно застонал, ибо знал, что когда-нибудь ему придется уступить другу. Но сегодня… Может, потянуть еще немного, пока не будет сшита и установлена новая конструкция парусов, которую предстоит испытать в море…
– Род, ты решил…
– Не перебивай, это невежливо. Издатель почти согласился и готов заплатить фотографу хороший аванс.
– А мне? – осведомился Трэвис.
– Тебе? Да ты так же богат, как и я, а возможно, еще и богаче, если последовал моему совету насчет фондовой биржи.
– Кстати, я давно собирался спросить тебя о…
– Лучше не спрашивай. Сегодня мы говорим про книгу о тебе и о твоих впечатляющих проектах. На гонорар не рассчитывай. Ты должен только, не замечая фотографа, заниматься своей обычной работой.
– Ну ладно, – сдался Трэвис. – Назначь мне встречу с этим фотографом на конец недели, а там посмотрим. Ничего тебе не обещаю.
– На следующий четверг. Ты и Кохран прекрасно поладите друг с другом.
– Что ты имеешь в виду? – насторожился Трэвис.
– Ничего. Кохран, как и ты, настолько поглощена работой, что забывает о таких земных делах, как сон и необходимость отвечать на телефонные звонки. Кстати, учти, что Кохран – мой друг.
– Любовница?
– Нет, – засмеялся Харрингтон. – Ей не нравится противоположный пол. Это у вас тоже общая черта.
– Но мне нравится противоположный пол! – возмутился Трэвис.
– Тебе нравится секс, а это не одно и то же.
– А тебе не нравится? – съязвил Трэвис.
– Я люблю женщин. Секс, конечно, часть любви, но еще не все. Женщины смотрят на мир совсем иначе, чем мы, и это очаровательно. Всякий раз, когда я думаю, что постиг женщин, они преподносят мне сюрпризы.
– Предпочитаю конструировать яхты и плавать на них.
– Если ты действительно в это веришь, то у тебя весьма интимные отношения с твоей яхтой, – сострил Харрингтон.
– Яхты тебя не бросают. Что ты в них заложишь, то и получишь.
– Но после Тины прошло уже много времени.
Трэвис сильно сжал трубку. Тина дала ему жестокий урок, заставив понять, что мировоззрение мужчин и женщин совершенно различно. Лишь через несколько лет он смирился с ее чудовищным предательством. Конечно, прошлое не изменить, но Трэвис решил проявлять чертовскую осторожность, чтобы такое никогда не повторилось.
Он упростил свои отношения с женщинами до взаимовыгодных деловых контрактов. Никаких сильных чувств и никаких сожалений между заключившими договор взрослыми людьми.
– Тина была самой большой моей ошибкой, – признался Трэвис. – К несчастью, самую высокую цену платит невиновный. Но разве ты станешь утверждать, что такого бессердечного, глупого парня, как я, ничему не научил преподанный урок?
– Извини, я не собирался о ней вспоминать.
– Не извиняйся. Я не стал бы говорить о своей бывшей жене, если бы мог что-то исправить.
Трэвис и в самом деле редко говорил о своей коварной бывшей жене. Четыре раза он беседовал о ней со своим адвокатом, а в пятый раз – с Харрингтоном за бутылкой старого виски. Пока корпус “Повелительницы ветров” рассекал темно-синюю гладь моря, они запивали горькие уроки прошлого под солнечным светом нескончаемого дня антарктического лета.
– Сколько времени займет этот книжный проект? – спросил Трэвис.
– Все зависит от того, сколько времени ты предоставишь фотографу, надеюсь, это не слишком обременит тебя.
– Она хорошенькая?
– Кохран – профессионал. Ее трудоспособности позавидовал бы каждый.
– Следовательно, она не хороша собой.
– Она – фотограф, а не твоя будущая любовница. Почему тебя волнует ее внешность?
Трэвис рассмеялся.
– Просто любопытно. Готов поспорить, что она спрашивала тебя обо мне.
– Нет. Кохран спросила только, когда нужно фотографировать, сколько это займет времени и каков аванс. Она, как и ты, не тратит времени попусту. У нее на иждивении еще трое.
–Дети от неудачного брака?
– Да, но в этом браке не повезло ее матери, а не Кохран, которая платит за обучение близнецов на медицинском факультете и до января охраняет дорогую, ранимую мамочку от этого жестокого человека.
– А что случится в январе?
– Ее мать выйдет замуж за одного из моих друзей.
– Богатого?
– Более или менее.
– Нашла простофилю, готового содержать ее? – позлорадствовал Трэвис.
– Этот способный малый, адвокат по налогам, боготворит землю, по которой она ходит. Мать Кохран относится к нему благосклонно и помогает устраивать первоклассные благотворительные обеды в его юридической фирме. Я бы сказал, что это довольно удачная пара.
– Ты познакомил их?
– Старый грешок, – усмехнулся Харрингтон. – Но тут мне повезло.
Трэвис снова насторожился, Харрингтон находил особое удовольствие, сводя людей или разводя их.
– Что касается фотографа, – проговорил Трэвис, – я не подпишу ничего, пока не увижу ее работу.
– Разумеется.
– Но мне не нужен набор цветных открыток.
– Конечно, нет.
– Или дилетантских.
– Не думай об этом, – прервал его Харрингтон и дал отбой.
Трэвис повернулся к экрану компьютера и взглянул на свой последний чертеж паруса.
Парус был хорош, но еще не совсем. Может, если расширить угол здесь и сделать две длинные, закругленные складки вот там…
По мере того как проходили часы, на экране монитора менялся чертеж, и эти изменения отражались в изумрудных глазах Трэвиса. Он полностью погрузился в зависимости сил и давления ветра, исследуя бесчисленные варианты их сочетаний, возможных в море.
Три последующих дня Трэвис ни разу не вспоминал о своей бывшей жене, фотографе и книге, над которой ему не хотелось работать. На рассвете он плавал до изнеможения, а потом предавался изучению бесконечной, изменчивой и текучей красоты океана и ветра, конструированию корпуса и парусов, воплощению в корабле ощущения свободы.
Свобода прежде всего.
Свобода от прошлого, которое Трэвис не мог изменить и о котором не мог перестать сожалеть.
Она таила в себе опасность для того, кто попытается управлять ею. Чтобы сделать это, ему надо обладать кошачьими рефлексами. Малейшая неосторожность приведет…
Услышав телефонный звонок, Трэвис Дэнверс оторвал от экрана компьютера сине-зеленые глаза, рассеянно погладил свою короткую светло-каштановую бородку и сильно тряхнул головой, пытаясь вернуться в реальное время и пространство от постоянно меняющейся картины взаимодействия ветра и воды с парусами и корпусом яхты.
Через открытое окно в комнату доносился шелест океанских волн, приводивший Трэвиса в чувство гораздо быстрее, чем человеческая речь. Смог, постоянно висевший над Южной Калифорнией, разносился ветром по всему побережью вплоть до острова Каталины. Окрестные земли представали в бросовом великолепии позднего лета. Внизу искрился волнующийся голубой океан.
Он должен быть там, в море, ощущать под ногами палубу “Повелительницы ветров”, наблюдать, как наполняются ее паруса, как она поворачивается по курсу.
Телефон продолжал звонить.
Трэвис злобно посмотрел на надоедливый аппарат. Он вообще ненавидел все телефоны на свете, а уж этот – особенно сильно.
Этот аппарат был розовым.
“Черт возьми, о чем думала моя кузина, проводя косметический ремонт в этом доме, – о пасхальных яйцах или о детской?”
Телефон зазвонил в восьмой раз. Трэвис затаил дыхание, подумав, что лучше плюнуть на аппарат и снова окунуться в виртуальный мир компьютера, где он проверял свои новые идеи, пытаясь выяснить, могут ли паруса яхты улавливать малейшее дуновение ветра. Телефон снова зазвонил. В девятый раз. Выругавшись, Трэвис сохранил последние изменения в программе, схватил большой рукой дурацкую розовую трубку и прорычал в нее свое обычное телефонное приветствие:
– Ну!
– Клянусь Богом, Дэнверс, тебе нужно поучиться хорошим манерам.
Раздражение Трэвиса улетучилось, едва он узнал Родни Харрингтона, одного из тех, какому, он относился благосклонно.
– А почему я должен учиться телефонному этикету? – Трэвис выпрямился и зевнул. – Только тебе известен номер телефона моей кузины.
Харрингтон радостно хмыкнул.
– Значит, ты действительно в Лагуне-Бич, и мой звонок не переадресован в Тьерра-дель-Фьюго или в какое-нибудь другое потаенное местечко?
– Да, к тому же здесь есть розовый телефон и вся обстановка тоже розовая.
– Извини, не понял.
– Моя кузина снова поменяла интерьер дома после моего последнего визита. Розовое. Розовое. Опять розовое. Все розовое.
– Тебя окружает все розовое?
– В основном да, но есть еще и сиреневое.
– Гм. Хотелось бы взглянуть. Весьма пикантно, что человек твоей комплекции расположился отдыхать на розовой вилле…
– Так навести меня. Я отведу тебе комнату для гостей – единственную, где кровать застелена полосатым покрывалом.
Харрингтон усмехнулся.
– Значит, ты скоро и корпус “Повелительницы ветров” перекрасишь в цвет фуксии?
– И ты позвонил мне только для того, чтобы узнать, буду ли я перекрашивать мою яхту?
– Если честно, да.
–Тогда до свидания.
– Я хотел убедиться, что “Повелительница ветров” приведена в порядок и готова к дебюту.
Трэвис с недоумением посмотрел на розовую трубку.
– Харрингтон, с тобой все в порядке?
– Да, конечно, все в розовом цвете.
– Ужасный каламбур. Надеюсь, ты и в самом деле здоров.
Трэвис расправил плечи, пытаясь избавиться от напряжения после многочасового сидения за компьютером. Его длинное, поджарое тело было создано для физической работы. Если бы Трэвис при его росте не плавал подолгу по утрам, то не смог бы выдержать длительной неподвижности за своим необычным компьютером.
– Что ты сказал о дебюте моей яхты? Ты ведь знаешь, “Повелительница ветров” еще почти не видела моря.
– Вспомни о моей идее насчет яркой, эффектной книги, рекламирующей тебя, твою яхту и твои разработки.
– От твоих слов у меня свербит не в горле, а гораздо ниже, – усмехнулся Трэвис.
– Встань и пройдись по комнате, – посоветовал Харрингтон. – Бог создает таких, как ты, для активной жизни, а не для сидения за компьютером. Я нашел отличного фотографа.
– Если это еще одна твоя…
– Кохран! – перебил его Харрингтон, – Не понимаю, почему я не подумал о ней сразу. Она…
– Ты уже думал о ней, – отрезал Трэвис, – и я запретил тебе это делать.
– Почему же?
– Потому что она женщина.
– Это свидетельствует лишь о твоих предрассудках, мальчик.
– Спасибо.
– Клянусь Богом, Дэнверс, от тебя действительно может засвербеть в заднице.
Трэвис взглянул в окно на каменистую линию берега и бесконечный простор Тихого океана. Он знал, что поступает безрассудно, отвергая под разными предлогами всех фотографов-мужчин, предложенных Харрингтоном. Однако ему не хотелось, чтобы посторонние вертелись под ногами на “Повелительнице ветров” и подсматривали из-за плеча, когда он занимается разработкой конструкции парусов и корпуса яхты на своем компьютере.
Но Трэвис был слишком многим обязан Харрингтону, а тот уже давно мечтал выпустить такую книгу.
– Ты сейчас в Лагуне, – продолжал Харрингтон. – Кохран тоже живет в Лагуне. Ты проведешь там еще несколько недель. Твое судно находится на Мысе Дана. У Кохран есть автомобиль, и она знакома с яхтами, как с моторными, так и с парусными.
Трэвис мысленно застонал, ибо знал, что когда-нибудь ему придется уступить другу. Но сегодня… Может, потянуть еще немного, пока не будет сшита и установлена новая конструкция парусов, которую предстоит испытать в море…
– Род, ты решил…
– Не перебивай, это невежливо. Издатель почти согласился и готов заплатить фотографу хороший аванс.
– А мне? – осведомился Трэвис.
– Тебе? Да ты так же богат, как и я, а возможно, еще и богаче, если последовал моему совету насчет фондовой биржи.
– Кстати, я давно собирался спросить тебя о…
– Лучше не спрашивай. Сегодня мы говорим про книгу о тебе и о твоих впечатляющих проектах. На гонорар не рассчитывай. Ты должен только, не замечая фотографа, заниматься своей обычной работой.
– Ну ладно, – сдался Трэвис. – Назначь мне встречу с этим фотографом на конец недели, а там посмотрим. Ничего тебе не обещаю.
– На следующий четверг. Ты и Кохран прекрасно поладите друг с другом.
– Что ты имеешь в виду? – насторожился Трэвис.
– Ничего. Кохран, как и ты, настолько поглощена работой, что забывает о таких земных делах, как сон и необходимость отвечать на телефонные звонки. Кстати, учти, что Кохран – мой друг.
– Любовница?
– Нет, – засмеялся Харрингтон. – Ей не нравится противоположный пол. Это у вас тоже общая черта.
– Но мне нравится противоположный пол! – возмутился Трэвис.
– Тебе нравится секс, а это не одно и то же.
– А тебе не нравится? – съязвил Трэвис.
– Я люблю женщин. Секс, конечно, часть любви, но еще не все. Женщины смотрят на мир совсем иначе, чем мы, и это очаровательно. Всякий раз, когда я думаю, что постиг женщин, они преподносят мне сюрпризы.
– Предпочитаю конструировать яхты и плавать на них.
– Если ты действительно в это веришь, то у тебя весьма интимные отношения с твоей яхтой, – сострил Харрингтон.
– Яхты тебя не бросают. Что ты в них заложишь, то и получишь.
– Но после Тины прошло уже много времени.
Трэвис сильно сжал трубку. Тина дала ему жестокий урок, заставив понять, что мировоззрение мужчин и женщин совершенно различно. Лишь через несколько лет он смирился с ее чудовищным предательством. Конечно, прошлое не изменить, но Трэвис решил проявлять чертовскую осторожность, чтобы такое никогда не повторилось.
Он упростил свои отношения с женщинами до взаимовыгодных деловых контрактов. Никаких сильных чувств и никаких сожалений между заключившими договор взрослыми людьми.
– Тина была самой большой моей ошибкой, – признался Трэвис. – К несчастью, самую высокую цену платит невиновный. Но разве ты станешь утверждать, что такого бессердечного, глупого парня, как я, ничему не научил преподанный урок?
– Извини, я не собирался о ней вспоминать.
– Не извиняйся. Я не стал бы говорить о своей бывшей жене, если бы мог что-то исправить.
Трэвис и в самом деле редко говорил о своей коварной бывшей жене. Четыре раза он беседовал о ней со своим адвокатом, а в пятый раз – с Харрингтоном за бутылкой старого виски. Пока корпус “Повелительницы ветров” рассекал темно-синюю гладь моря, они запивали горькие уроки прошлого под солнечным светом нескончаемого дня антарктического лета.
– Сколько времени займет этот книжный проект? – спросил Трэвис.
– Все зависит от того, сколько времени ты предоставишь фотографу, надеюсь, это не слишком обременит тебя.
– Она хорошенькая?
– Кохран – профессионал. Ее трудоспособности позавидовал бы каждый.
– Следовательно, она не хороша собой.
– Она – фотограф, а не твоя будущая любовница. Почему тебя волнует ее внешность?
Трэвис рассмеялся.
– Просто любопытно. Готов поспорить, что она спрашивала тебя обо мне.
– Нет. Кохран спросила только, когда нужно фотографировать, сколько это займет времени и каков аванс. Она, как и ты, не тратит времени попусту. У нее на иждивении еще трое.
–Дети от неудачного брака?
– Да, но в этом браке не повезло ее матери, а не Кохран, которая платит за обучение близнецов на медицинском факультете и до января охраняет дорогую, ранимую мамочку от этого жестокого человека.
– А что случится в январе?
– Ее мать выйдет замуж за одного из моих друзей.
– Богатого?
– Более или менее.
– Нашла простофилю, готового содержать ее? – позлорадствовал Трэвис.
– Этот способный малый, адвокат по налогам, боготворит землю, по которой она ходит. Мать Кохран относится к нему благосклонно и помогает устраивать первоклассные благотворительные обеды в его юридической фирме. Я бы сказал, что это довольно удачная пара.
– Ты познакомил их?
– Старый грешок, – усмехнулся Харрингтон. – Но тут мне повезло.
Трэвис снова насторожился, Харрингтон находил особое удовольствие, сводя людей или разводя их.
– Что касается фотографа, – проговорил Трэвис, – я не подпишу ничего, пока не увижу ее работу.
– Разумеется.
– Но мне не нужен набор цветных открыток.
– Конечно, нет.
– Или дилетантских.
– Не думай об этом, – прервал его Харрингтон и дал отбой.
Трэвис повернулся к экрану компьютера и взглянул на свой последний чертеж паруса.
Парус был хорош, но еще не совсем. Может, если расширить угол здесь и сделать две длинные, закругленные складки вот там…
По мере того как проходили часы, на экране монитора менялся чертеж, и эти изменения отражались в изумрудных глазах Трэвиса. Он полностью погрузился в зависимости сил и давления ветра, исследуя бесчисленные варианты их сочетаний, возможных в море.
Три последующих дня Трэвис ни разу не вспоминал о своей бывшей жене, фотографе и книге, над которой ему не хотелось работать. На рассвете он плавал до изнеможения, а потом предавался изучению бесконечной, изменчивой и текучей красоты океана и ветра, конструированию корпуса и парусов, воплощению в корабле ощущения свободы.
Свобода прежде всего.
Свобода от прошлого, которое Трэвис не мог изменить и о котором не мог перестать сожалеть.
Глава 1
Кэтрин Кохран, захваченная красотой океана и заходящего солнца, даже не заметила, как начался прилив и вода стала потихоньку подползать к ней. Во второй половине дня она пробралась на каменистую косу под своим домом, установила фотоаппарат на треногу и начала ждать момента, когда вспыхнет огнем безмятежная поверхность моря.
Кэтрин не учла того, что прилив в этих местах начинается одновременно с заходом солнца. С каждой плавно скользящей волной опасность приближалась на целый дюйм. Но каждая новая волна приближала и то, что Кэтрин старалась запечатлеть уже несколько недель.
Сегодня все складывалось отлично. Море искрилось в лучах солнца, как бриллианты. Благодаря упорству Кэт долгожданный момент должен был наконец наступить.
Зазубренная линия камней позади нее выступала из воды, постепенно становясь выше и шире, потом превращалась в косу, окруженную плещущимися волнами. А впереди неровный язычок земли рассыпался на отдельные скалы, покрытые скользкими зелеными водорослями и толстыми бородами мидий.
Сейчас эти скалы и приковали к себе внимание Кэт. Изумительное сочетание раковин и морских водорослей, гладких волн и косого солнечного света заворожило ее, и она не заметила, что начинается прилив. Кэт неотрывно смотрела на скалы, возвышающиеся на половине пути между землей и морем. Конечно, Кэт поступила смело, выбрав такую позицию для фотосъемки, но не безрассудно. Во время отлива вершина косы, где она расположилась, оставалась сухой и была недосягаема для волн, кроме самых высоких.
Камни позади и впереди Кэт в основном находились под водой. Их суровые очертания вырисовывались только во время сильных отливов. Едва равновесие между морем и луной нарушится, острые скалы снова погрузятся в объятия океанской пучины. Тогда картина, которую Кэт так упорно старалась запечатлеть на пленке, станет снова недоступной.
Пока вечернее море наступало на внешние скалы, Кэт считала секунды между ритмичными набегами волн. Ощутив полную гармоничность сочетания света и волн, она вздохнула, дождалась, когда набегающая волна лизнет скалу, и включила моторчик фотоаппарата.
Сквозь шестисотмиллиметровый объектив Кэт хорошо видела, как волна, ударив в скалу, взорвалась кремовыми брызгами и фонтаны радужных пузырей облепили поверхность черного камня.
Этот момент ей и хотелось запечатлеть – мимолетную встречу волны и скалы, о которую разбились мириады волн. Скала почти исчезла под радужными пузырями, а потом опять осталась один на один с морем.
Эта картина символизировала не поражение, а равенство волны и скалы. Без волны скала не узнала бы силу своего ответа. Без скалы волна тихо поползла бы по берегу, лишившись возможности совершить свой эффектный фейерверк.
Кэт потеряла счет волнам, щелчкам фотоаппарата, кадрам пленки в компактном корпусе “Никона”. У нее свело ноги из-за неудобной позы. Но она не обращала на это внимания, сосредоточенно вглядываясь в меняющиеся образы и фиксируя их на пленке.
Кэт охватило возбуждение. Лучшие из ее фотографий приковывали взгляды, заставляя зрителя остановиться и переосмыслить действительность. Она понимала, что только что сделанные снимки, сочетающие яркий свет и полную тень, буйство стихии и меняющуюся перспективу, будут лучшими из лучших. Такое сочетание можно получить только с использованием длиннофокусного объектива.
Внезапно волна дотянулась до того места, где сидела Кэт, и холодные искрящиеся брызги обдали ее. Это бы ничего, но морская вода угрожала ее фотооборудованию!
Кэт подняла голову, прищурилась и в первый раз за весь вечер посмотрела на мир, отстранившись от объектива своей камеры. Оглянувшись назад и бросив взгляд на берег, она поняла, что слишком задержалась на скалистом пятачке.
Теперь расстояние в десять метров до суши может стать непреодолимым!
Тропа, соединяющая островок с берегом, исчезла. Путь сюда, нелегкий даже во время отлива, сейчас представлял собой кипящее варево прибоя и пены возле скользких черных скал. Чтобы удержаться на ногах и не упасть под ударами мощных волн, Кэт пришлось бы цепляться за скалы зубами, поскольку в руках у нее было дорогое фотооборудование.
Волна, вспенившись рядом с Кэт, с шипением скатилась вниз. В отраженном зареве умирающего солнца мокрый камень походил на древнюю скульптуру из чеканного золота.
Но сейчас Кэт было не до изысков. Трезво оценив ситуацию, она поняла, что совершила ошибку.
– Проклятие!
Даже со свободными руками ей едва ли удастся добраться до берега. Но в руках будет оборудованием стоимостью в несколько тысяч долларов, и его необходимо перенести, ибо оно позволяет ей зарабатывать на жизнь.
Не тратя времени попусту, Кэт прикинула, глубоко ли над камнями, по которым обычно она выбиралась с этого островка. Даже в промежутках между волнами уровень воды был значительно выше ее колен. Если же набежит метровая волна, непременно случится беда.
Но Кэт оставалось одно – выбираться на берег, причем как можно скорее. Промедление только усугубит ситуацию, а вода поднимется еще выше. Очевидно, надо забыть о дороге по предательски опасным камням и, держа фотооборудование над головой, идти вброд по диагонали к песчаному берегу. Кэт всей душой надеялась, что ее не собьет с ног обманчиво легкая волна.
Она не искала посторонней помощи: слишком долго ей приходилось обходиться собственными силами.
Проверив застежки сумки, Кэт убедилась, что они не откроются и фотоаппараты не выпадут в воду.
Самым ценным из всего оборудования Кэт был автоматический объектив с переменным фокусным расстоянием. Слишком длинный и тяжелый, он, словно винтовка, устанавливался на опору, прижимавшуюся к плечу фотографа. Большая неразъемная часть объектива в сумку не помещалась.
Поняв, что добираться до берега придется дважды, Кэт поставила на камни сумку с фотоаппаратами и, держа длинный объектив над головой, начала осторожно спускаться со скалы.
Она не заметила, что направлявшийся к берегу долговязый мужчина пытается привлечь ее внимание.
Сердито покачивая головой, Трэвис Дэнверс старался докричаться до длинноногой дамы с рыжевато-каштановыми волосами, заплетенными в косу. Он видел, что у этой глухой или сумасшедшей нет ни единого шанса добраться до берега, не искупавшись: волны собьют ее с ног. Трэвис побежал к берегу, размышляя, соответствует ли ум этой женщины длине ее ног.
Кэт без особого труда удержалась на ногах, когда накатила первая волна, потому что все еще держалась за скалу, а вода доходила ей только до талии. Разогревшуюся на солнце Кэт обдало холодом и прижало к скале с такой силой, что у нее перехватило дыхание. Обрезанные выше колен джинсы и верхняя часть купальника, составлявшие всю одежду Кэт, почти не защищали ее от острых выступов скалы.
– Ну ладно, отправлюсь так, – сказала она себе. – Я плавала и тогда, когда на мне было ещё меньше одежды.
Опасаясь большой волны и наблюдая за морем, а не за берегом, Кэт спустилась вниз по неровной поверхности скалы. Чтобы добраться до песчаной отмели, ведущей к берегу, ей предстояло пересечь узкую впадину, а потом каменную гряду поменьше. Волны накатывали так быстро, что Кэт успевала сделать лишь несколько шажков в паузах между ними.
Следующая волна подхватила ее и швырнула назад к скале. Кэт отчаянно старалась сохранить равновесие на скользкой, неровной каменистой поверхности. Кипящий прибой сорвал одну из ее парусиновых туфель, и она почувствовала жгучую боль в ступне, скользнув по острым раковинам. Кэт оступилась, взмахнула руками и закричала, испугавшись, что потеряет свой уникальный объектив.
Но когда Кэт почти накрыла волна, что-то заставило ее выпрямиться. В тот же момент кто-то словно потянул объектив из ее пальцев. Кэт вцепилась в него, стараясь удержать дорогую и крайне необходимую ей вещь.
– Стой спокойно, дикая кошечка, я не собираюсь тебя грабить.
Низкий протяжный голос понравился Кэт, но ее особенно поразило радостное изумление в изумрудных, как море, глазах незнакомца. Легко выдержав сильный удар прибоя, он пленительно улыбнулся.
– Ну вот, хорошо, что вы не лишены здравого смысла, – сказал Трэвис. – Поворачивайтесь.
– Что?!
Что-то нетерпеливо пробормотав, он повернул Кэт лицом к скале.
– Вверх, – распорядился Трэвис.
– Но…
Почувствовав, как большая рука незнакомца прикоснулась к ее ягодицам, Кэт задохнулась от возмущения, но тут ее вытолкнуло из воды, как пробку.
– Подай мне сумку с фотоаппаратами, – велел Трэвис.
Кэт пристально посмотрела на мужчину, державшего ее объектив высоко над водой. Он был в обрезанных джинсах и сине-зеленой футболке.
Мокрая футболка облегала его сильное тело. Короткие густые светло-каштановые волосы, выгоревшие на солнце, были аккуратно подстрижены. Усы и бородка подчеркивали его мужественность.
Незнакомец почему-то выглядел как отшельник. Он не блистал красотой. Его выразительное лицо было суровым и слишком характерным. Если бы этот человек не улыбнулся Кэт, она, наверное, отнеслась бы к нему очень настороженно.
– Учтите, что сейчас в ваших руках моя жизнь, – предупредила Кэт незнакомца, передавая ему сумку с камерами.
Трэвис внимательно оглядел Кэт. Хотя она поступила опрометчиво, рискуя из-за нескольких снимков, но определенно не глупа. В серых глазах светился недюжинный ум; четкие линии рта свидетельствовали о волевом характере.
– Я буду осторожен, – Он сделал шаг к берегу. – Оставайтесь здесь, пока я не вернусь за вами. Волны гораздо сильнее, чем кажутся на первый взгляд.
– И я тоже.
Очередная волна разбилась о скалу, и слова Кэт поглотил шипящий звук прибоя. Она наблюдала, как нежданный спаситель направляется к берегу, держа ее фотооборудование над головой.
Как художник, Кэт восхищалась его движениями.
Он великолепно сохранял, равновесие, проявляя при этом необычную силу и ловкость. Она жалела, что не может сейчас запечатлеть незнакомца. Его движения отличались естественной грацией, манящей к себе, словно набегающие на скалы волны.
Внезапно Кэт осознала, что наблюдает за незнакомцем так, будто никогда не видела мужчин, и, как послушный ребенок, ждет его возвращения. Мысль о том, что ее заворожила грация чужого мужчины, раздражала и забавляла Кэт.
Но раздражение победило. Зачем ждать, когда ее спасут. Прошло уже семь лет с тех пор, как она в последний раз слышала приказ от мужчины. Кэт не подчинилась тогда, не подчинится и сейчас.
Но если требования ее бывшего мужа были унизительными, то распоряжение незнакомца просто продиктовано здравым смыслом.
Кэт отогнала неприятные воспоминания о прошлом. Разумно это или нет, но она не станет ждать, когда придет отважный рыцарь и спасет ее. Жизнь давно научила Кэт, что спасаться нужно самой.
Она снова начала спускаться по скользкой скале, но волна с неудержимой силой потащила ее за собой.
“А он прав, – подумала Кат. – Волны значительно сильнее, чем кажутся на первый взгляд”.
Она осторожно спустилась в прохладное море, совсем не похожее на тропическую лагуну. Вместо двадцати шести – двадцати восьми градусов температура воды здесь была всего около двадцати. Однако Кэт не замерзла, первый шок от холодной, воды быстро прошел и только добавил ей бодрости. Она привыкла к глубокому и холодному океану у побережья Южной Калифорнии и обычно плавала в спокойных водах около Мыса Дана. Это давало ощущение свободы, когда жизнь совсем заедала ее.
“Скорей бы январь, – подумала Кэт. – Тогда я смогу наконец перевести дух и немного расслабиться”.
Но ей не дожить до января, если она не доберется до берега.
Кэт отходила от скалы буквально по сантиметру, маленькими шажками, чтобы ее не сбило с ног вздымающимся прибоем. Она перемещалась в воде, не отрывая полностью ног от дна и стараясь встречать набегающие волны боком.
Оказавшись там, где волны уже не могли захлестнуть ее и швырнуть на камни, она немного успокоилась. Прибой все еще мог сбить ее с ног, но мысль о том, что ей придется окунуться в воду с головой, уже не пугала Кэт. Не отрывая глаз от набегающих волн, она бочком направилась к небольшой песчаной полоске берега. При каждом шаге правая ступня болела, напоминая ей о потерянной туфле.
– Господь не одобрил бы ваш поступок.
Голос раздался позади Кэт, и в следующую секунду незнакомец подхватил ее и поднял над волнами. Кэт замерла, почувствовав необычную силу мужских рук и приятное тепло его тела. Ее голые ноги касались шелковистой кожи незнакомца. Ни разу в жизни она не испытывала подобного чувства и не понимала, нравится ей оно или нет.
Однако, как профессионал, Кэт сразу же обратила внимание на игру света на скулах мужчины, на контраст между его курчавой бородкой и резными губами, на изменчивый цвет и глубину его глаз.
Ей вдруг показалось, будто она знает этого человека, хотя Кэт могла бы поклясться, что никогда не встречала его. Незнакомец из тех мужчин, которых женщины не забывают.
И все-таки она доверилась ему. Интуиция, подсказавшая Кэт отдать фотоаппараты, заставила ее расслабиться и принять помощь этого человека с суровым лицом.
– Я хорошо плаваю, – сообщила она. При этих словах ею завладели неприятные воспоминания: невероятная злость, заставившая Кэт прыгнуть в воду с яхты своего бывшего мужа, заплыв длиною в две мили в полуночном океане и единственный сигнальный огонек роскошной яхты. Да, она была очень хорошей пловчихой. Кэт почувствовала на себе умный и оценивающий взгляд мужчины.
– Уверен, характер у вас под стать вашим волосам, – протяжно проговорил он.
Кэт слегка улыбнулась. Густые рыжевато-каштановые волосы более всего соответствовали ее представлению о красоте. Все прочее в себе она не слишком высоко ставила. У нее есть все, что положено иметь женщине. Все части ее тела функционируют нормально.
Кэтрин не учла того, что прилив в этих местах начинается одновременно с заходом солнца. С каждой плавно скользящей волной опасность приближалась на целый дюйм. Но каждая новая волна приближала и то, что Кэтрин старалась запечатлеть уже несколько недель.
Сегодня все складывалось отлично. Море искрилось в лучах солнца, как бриллианты. Благодаря упорству Кэт долгожданный момент должен был наконец наступить.
Зазубренная линия камней позади нее выступала из воды, постепенно становясь выше и шире, потом превращалась в косу, окруженную плещущимися волнами. А впереди неровный язычок земли рассыпался на отдельные скалы, покрытые скользкими зелеными водорослями и толстыми бородами мидий.
Сейчас эти скалы и приковали к себе внимание Кэт. Изумительное сочетание раковин и морских водорослей, гладких волн и косого солнечного света заворожило ее, и она не заметила, что начинается прилив. Кэт неотрывно смотрела на скалы, возвышающиеся на половине пути между землей и морем. Конечно, Кэт поступила смело, выбрав такую позицию для фотосъемки, но не безрассудно. Во время отлива вершина косы, где она расположилась, оставалась сухой и была недосягаема для волн, кроме самых высоких.
Камни позади и впереди Кэт в основном находились под водой. Их суровые очертания вырисовывались только во время сильных отливов. Едва равновесие между морем и луной нарушится, острые скалы снова погрузятся в объятия океанской пучины. Тогда картина, которую Кэт так упорно старалась запечатлеть на пленке, станет снова недоступной.
Пока вечернее море наступало на внешние скалы, Кэт считала секунды между ритмичными набегами волн. Ощутив полную гармоничность сочетания света и волн, она вздохнула, дождалась, когда набегающая волна лизнет скалу, и включила моторчик фотоаппарата.
Сквозь шестисотмиллиметровый объектив Кэт хорошо видела, как волна, ударив в скалу, взорвалась кремовыми брызгами и фонтаны радужных пузырей облепили поверхность черного камня.
Этот момент ей и хотелось запечатлеть – мимолетную встречу волны и скалы, о которую разбились мириады волн. Скала почти исчезла под радужными пузырями, а потом опять осталась один на один с морем.
Эта картина символизировала не поражение, а равенство волны и скалы. Без волны скала не узнала бы силу своего ответа. Без скалы волна тихо поползла бы по берегу, лишившись возможности совершить свой эффектный фейерверк.
Кэт потеряла счет волнам, щелчкам фотоаппарата, кадрам пленки в компактном корпусе “Никона”. У нее свело ноги из-за неудобной позы. Но она не обращала на это внимания, сосредоточенно вглядываясь в меняющиеся образы и фиксируя их на пленке.
Кэт охватило возбуждение. Лучшие из ее фотографий приковывали взгляды, заставляя зрителя остановиться и переосмыслить действительность. Она понимала, что только что сделанные снимки, сочетающие яркий свет и полную тень, буйство стихии и меняющуюся перспективу, будут лучшими из лучших. Такое сочетание можно получить только с использованием длиннофокусного объектива.
Внезапно волна дотянулась до того места, где сидела Кэт, и холодные искрящиеся брызги обдали ее. Это бы ничего, но морская вода угрожала ее фотооборудованию!
Кэт подняла голову, прищурилась и в первый раз за весь вечер посмотрела на мир, отстранившись от объектива своей камеры. Оглянувшись назад и бросив взгляд на берег, она поняла, что слишком задержалась на скалистом пятачке.
Теперь расстояние в десять метров до суши может стать непреодолимым!
Тропа, соединяющая островок с берегом, исчезла. Путь сюда, нелегкий даже во время отлива, сейчас представлял собой кипящее варево прибоя и пены возле скользких черных скал. Чтобы удержаться на ногах и не упасть под ударами мощных волн, Кэт пришлось бы цепляться за скалы зубами, поскольку в руках у нее было дорогое фотооборудование.
Волна, вспенившись рядом с Кэт, с шипением скатилась вниз. В отраженном зареве умирающего солнца мокрый камень походил на древнюю скульптуру из чеканного золота.
Но сейчас Кэт было не до изысков. Трезво оценив ситуацию, она поняла, что совершила ошибку.
– Проклятие!
Даже со свободными руками ей едва ли удастся добраться до берега. Но в руках будет оборудованием стоимостью в несколько тысяч долларов, и его необходимо перенести, ибо оно позволяет ей зарабатывать на жизнь.
Не тратя времени попусту, Кэт прикинула, глубоко ли над камнями, по которым обычно она выбиралась с этого островка. Даже в промежутках между волнами уровень воды был значительно выше ее колен. Если же набежит метровая волна, непременно случится беда.
Но Кэт оставалось одно – выбираться на берег, причем как можно скорее. Промедление только усугубит ситуацию, а вода поднимется еще выше. Очевидно, надо забыть о дороге по предательски опасным камням и, держа фотооборудование над головой, идти вброд по диагонали к песчаному берегу. Кэт всей душой надеялась, что ее не собьет с ног обманчиво легкая волна.
Она не искала посторонней помощи: слишком долго ей приходилось обходиться собственными силами.
Проверив застежки сумки, Кэт убедилась, что они не откроются и фотоаппараты не выпадут в воду.
Самым ценным из всего оборудования Кэт был автоматический объектив с переменным фокусным расстоянием. Слишком длинный и тяжелый, он, словно винтовка, устанавливался на опору, прижимавшуюся к плечу фотографа. Большая неразъемная часть объектива в сумку не помещалась.
Поняв, что добираться до берега придется дважды, Кэт поставила на камни сумку с фотоаппаратами и, держа длинный объектив над головой, начала осторожно спускаться со скалы.
Она не заметила, что направлявшийся к берегу долговязый мужчина пытается привлечь ее внимание.
Сердито покачивая головой, Трэвис Дэнверс старался докричаться до длинноногой дамы с рыжевато-каштановыми волосами, заплетенными в косу. Он видел, что у этой глухой или сумасшедшей нет ни единого шанса добраться до берега, не искупавшись: волны собьют ее с ног. Трэвис побежал к берегу, размышляя, соответствует ли ум этой женщины длине ее ног.
Кэт без особого труда удержалась на ногах, когда накатила первая волна, потому что все еще держалась за скалу, а вода доходила ей только до талии. Разогревшуюся на солнце Кэт обдало холодом и прижало к скале с такой силой, что у нее перехватило дыхание. Обрезанные выше колен джинсы и верхняя часть купальника, составлявшие всю одежду Кэт, почти не защищали ее от острых выступов скалы.
– Ну ладно, отправлюсь так, – сказала она себе. – Я плавала и тогда, когда на мне было ещё меньше одежды.
Опасаясь большой волны и наблюдая за морем, а не за берегом, Кэт спустилась вниз по неровной поверхности скалы. Чтобы добраться до песчаной отмели, ведущей к берегу, ей предстояло пересечь узкую впадину, а потом каменную гряду поменьше. Волны накатывали так быстро, что Кэт успевала сделать лишь несколько шажков в паузах между ними.
Следующая волна подхватила ее и швырнула назад к скале. Кэт отчаянно старалась сохранить равновесие на скользкой, неровной каменистой поверхности. Кипящий прибой сорвал одну из ее парусиновых туфель, и она почувствовала жгучую боль в ступне, скользнув по острым раковинам. Кэт оступилась, взмахнула руками и закричала, испугавшись, что потеряет свой уникальный объектив.
Но когда Кэт почти накрыла волна, что-то заставило ее выпрямиться. В тот же момент кто-то словно потянул объектив из ее пальцев. Кэт вцепилась в него, стараясь удержать дорогую и крайне необходимую ей вещь.
– Стой спокойно, дикая кошечка, я не собираюсь тебя грабить.
Низкий протяжный голос понравился Кэт, но ее особенно поразило радостное изумление в изумрудных, как море, глазах незнакомца. Легко выдержав сильный удар прибоя, он пленительно улыбнулся.
– Ну вот, хорошо, что вы не лишены здравого смысла, – сказал Трэвис. – Поворачивайтесь.
– Что?!
Что-то нетерпеливо пробормотав, он повернул Кэт лицом к скале.
– Вверх, – распорядился Трэвис.
– Но…
Почувствовав, как большая рука незнакомца прикоснулась к ее ягодицам, Кэт задохнулась от возмущения, но тут ее вытолкнуло из воды, как пробку.
– Подай мне сумку с фотоаппаратами, – велел Трэвис.
Кэт пристально посмотрела на мужчину, державшего ее объектив высоко над водой. Он был в обрезанных джинсах и сине-зеленой футболке.
Мокрая футболка облегала его сильное тело. Короткие густые светло-каштановые волосы, выгоревшие на солнце, были аккуратно подстрижены. Усы и бородка подчеркивали его мужественность.
Незнакомец почему-то выглядел как отшельник. Он не блистал красотой. Его выразительное лицо было суровым и слишком характерным. Если бы этот человек не улыбнулся Кэт, она, наверное, отнеслась бы к нему очень настороженно.
– Учтите, что сейчас в ваших руках моя жизнь, – предупредила Кэт незнакомца, передавая ему сумку с камерами.
Трэвис внимательно оглядел Кэт. Хотя она поступила опрометчиво, рискуя из-за нескольких снимков, но определенно не глупа. В серых глазах светился недюжинный ум; четкие линии рта свидетельствовали о волевом характере.
– Я буду осторожен, – Он сделал шаг к берегу. – Оставайтесь здесь, пока я не вернусь за вами. Волны гораздо сильнее, чем кажутся на первый взгляд.
– И я тоже.
Очередная волна разбилась о скалу, и слова Кэт поглотил шипящий звук прибоя. Она наблюдала, как нежданный спаситель направляется к берегу, держа ее фотооборудование над головой.
Как художник, Кэт восхищалась его движениями.
Он великолепно сохранял, равновесие, проявляя при этом необычную силу и ловкость. Она жалела, что не может сейчас запечатлеть незнакомца. Его движения отличались естественной грацией, манящей к себе, словно набегающие на скалы волны.
Внезапно Кэт осознала, что наблюдает за незнакомцем так, будто никогда не видела мужчин, и, как послушный ребенок, ждет его возвращения. Мысль о том, что ее заворожила грация чужого мужчины, раздражала и забавляла Кэт.
Но раздражение победило. Зачем ждать, когда ее спасут. Прошло уже семь лет с тех пор, как она в последний раз слышала приказ от мужчины. Кэт не подчинилась тогда, не подчинится и сейчас.
Но если требования ее бывшего мужа были унизительными, то распоряжение незнакомца просто продиктовано здравым смыслом.
Кэт отогнала неприятные воспоминания о прошлом. Разумно это или нет, но она не станет ждать, когда придет отважный рыцарь и спасет ее. Жизнь давно научила Кэт, что спасаться нужно самой.
Она снова начала спускаться по скользкой скале, но волна с неудержимой силой потащила ее за собой.
“А он прав, – подумала Кат. – Волны значительно сильнее, чем кажутся на первый взгляд”.
Она осторожно спустилась в прохладное море, совсем не похожее на тропическую лагуну. Вместо двадцати шести – двадцати восьми градусов температура воды здесь была всего около двадцати. Однако Кэт не замерзла, первый шок от холодной, воды быстро прошел и только добавил ей бодрости. Она привыкла к глубокому и холодному океану у побережья Южной Калифорнии и обычно плавала в спокойных водах около Мыса Дана. Это давало ощущение свободы, когда жизнь совсем заедала ее.
“Скорей бы январь, – подумала Кэт. – Тогда я смогу наконец перевести дух и немного расслабиться”.
Но ей не дожить до января, если она не доберется до берега.
Кэт отходила от скалы буквально по сантиметру, маленькими шажками, чтобы ее не сбило с ног вздымающимся прибоем. Она перемещалась в воде, не отрывая полностью ног от дна и стараясь встречать набегающие волны боком.
Оказавшись там, где волны уже не могли захлестнуть ее и швырнуть на камни, она немного успокоилась. Прибой все еще мог сбить ее с ног, но мысль о том, что ей придется окунуться в воду с головой, уже не пугала Кэт. Не отрывая глаз от набегающих волн, она бочком направилась к небольшой песчаной полоске берега. При каждом шаге правая ступня болела, напоминая ей о потерянной туфле.
– Господь не одобрил бы ваш поступок.
Голос раздался позади Кэт, и в следующую секунду незнакомец подхватил ее и поднял над волнами. Кэт замерла, почувствовав необычную силу мужских рук и приятное тепло его тела. Ее голые ноги касались шелковистой кожи незнакомца. Ни разу в жизни она не испытывала подобного чувства и не понимала, нравится ей оно или нет.
Однако, как профессионал, Кэт сразу же обратила внимание на игру света на скулах мужчины, на контраст между его курчавой бородкой и резными губами, на изменчивый цвет и глубину его глаз.
Ей вдруг показалось, будто она знает этого человека, хотя Кэт могла бы поклясться, что никогда не встречала его. Незнакомец из тех мужчин, которых женщины не забывают.
И все-таки она доверилась ему. Интуиция, подсказавшая Кэт отдать фотоаппараты, заставила ее расслабиться и принять помощь этого человека с суровым лицом.
– Я хорошо плаваю, – сообщила она. При этих словах ею завладели неприятные воспоминания: невероятная злость, заставившая Кэт прыгнуть в воду с яхты своего бывшего мужа, заплыв длиною в две мили в полуночном океане и единственный сигнальный огонек роскошной яхты. Да, она была очень хорошей пловчихой. Кэт почувствовала на себе умный и оценивающий взгляд мужчины.
– Уверен, характер у вас под стать вашим волосам, – протяжно проговорил он.
Кэт слегка улыбнулась. Густые рыжевато-каштановые волосы более всего соответствовали ее представлению о красоте. Все прочее в себе она не слишком высоко ставила. У нее есть все, что положено иметь женщине. Все части ее тела функционируют нормально.