Лоуэлл Элизабет. До края земли

   – Так тебя не раздражает, когда соседский ребенок вертится под ногами? – Трэвис вытер стол губкой. – А я думал, ты очень занята.
   – Джейсон дает мне повод расслабиться.
   – Неужели ты так занята погоней за деньгами, что тебе нужен повод расслабиться?
   Кэт молча оперлась на посудомоечную машину. Усталость от постоянного недосыпания и непрерывной работы снова охватила ее. Еще целых четыре месяца!
   Январь.
   Кэт подумала о том, что успеет сделать все за эти сто с небольшим дней и как-нибудь переживет этот период. Нужно только принимать каждый день таким, какой он есть. Один за другим.
   Она глубоко вздохнула.
   – В твоих словах есть доля истины.
   Кэт сразу почувствовала, что разочаровала Трэвиса.
   – Но почему это так волнует тебя? – спросила она.
   – Деньги слишком ничтожны, чтобы тратить на них время.
   – Разве из этого правила нет никаких исключений?
   – Ни одного, – неумолимо отрезал Трэвис. Слезы вдруг подступили к глазам Кэт. Она не плакала целых семь лет, однако сейчас усталость доконала ее.
   Овладев собой, она посмотрела на Трэвиса.
   – Ты закончил?
   – Мыть тарелки?
   – Нет. Выражать недовольство моим образом жизни.
   – Кэт…
   – Теперь моя очередь. Не знаю, с какой женщиной ты меня сравниваешь, но чертовски устала от бестактности. Возможны лишь два варианта, Трэвис. Ты принимаешь меня такой, какая я есть, или уходишь.
   Он скрестил руки на груди.
   – А если я скажу тебе, что богат? Ты все равно заставишь меня уйти?
   – Но почему мальчикам всегда кажется, что деньги оправдывают все?
   – Потому что это им постоянно говорят девочки, научившиеся отличать монету в пять центов от десятицентовой.
   – У тебя не осталось выбора. Уходи.
   – А если я очень богат?
   Впрочем, Трэвис давно знал ответ – богатый всегда прав. А еще богатство позволяет чувствовать себя таким же конвертируемым и безымянным, как стодолларовая купюра. Одна купюра неотличима от другой, пока ясно видны нули.
   – Если ты очень богат, это объясняет все, кроме моей тупости. Я думала, что быстро учусь, но, оказывается, кое-что необходимо пройти дважды.
   – Ты потеряла меня.
   – Так всегда и бывает. – Кэт пожала плечами. – Что-то выигрываешь, что-то теряешь, а что-то никогда не получаешь. Если ты богат, то третий случай про нас.
   – Ты не подумала.
   В голосе Трэвиса слышалось нетерпение и что-то еще. Возможно, настойчивость и неуверенность. Эта женщина не может вот так отвернуться от него.
   Но Кэт отвернулась.
   – Неужели не ясно, что пора сказать прощай?
   – Ты не веришь, что я богат? – Он считал, что женщины никогда не отворачиваются от настоящих богачей, но теперь догадался, в чем дело.
   – Мальчик Трэви, да если бы ты сорил алмазами, это все равно не поразило бы меня.
   – Сомневаюсь. Такие женщины, как ты, не…
   – Ты ничего не знаешь о таких женщинах, как я, – с горечью оборвала его Кэт.
   – Не уверен.
   – А я уверена.
   Кэт хотела на этом остановиться, но злость и ощущение предательства заставили ее высказаться.
   – Я уже однажды ночью проплыла пару миль в открытом море, чтобы убежать от таких денег, какие тебе, наверное, и не снились. Господи, сохрани меня от богатых мальчиков!
   В кухне воцарилась тишина. Посмотрев на спину дрожащей Кэт, Трэвис понял, что совершил ошибку. Она сказала правду о своих отношениях с богатыми мужчинами. Кэт презирала их.
   Задумавшись, Трэвис прошел через кухню к окну, где поблескивали ракушки, и начал медленно просеивать их сквозь пальцы.
   – Кто он? – спросил наконец Трэвис. Кэт молчала, уставившись на угли, тлеющие в чугунной печурке.
   – Кэт?
   Обернувшись, она холодно посмотрела на Трэвиса, но не сказала ни слова.
   Трэвис направился к ней.
   Если бы она пригляделась к его походке, то поняла бы, почему он показался ей таким знакомым. Трэвис ходил, как человек, проводящий много времени в море. Так же ходили и покойный отец Кэт, и ее муж, которого она сначала принимала за мужчину.
   Билли был самой большой ошибкой в ее жизни.
   – Кто он? – мягко повторил Трэвис. – Он соблазнил тебя и бросил? Поэтому ты и ненавидишь богатых мужчин?
   Кэт вспомнила события семилетней давности, хотя очень хотела бы забыть все, особенно последний вечер, когда яхта мужа стала на якорь у островов Виргинии. Кэт и Билли находились на судне с компанией его друзей. Как обычно, муж был угрюм и сильно пьян.
   Кэт тошнило от запаха рома и ананасов. Билли кричал на нее и размахивал результатами анализов, свидетельствующими о том, что хотя в его сперме немного сперматозоидов, но вполне достаточно для зачатия.
   Это твоя вина, что у меня нет сыновей. Ты не годишься для траханья, а здесь прежде всего важно траханье.
   Это все твоя вина. Твоя! Ты плохая жена, ничего не умеешь в кровати и к тому же бесплодна. Что же в тебе хорошего, котенок? А как ты собираешься зарабатывать себе на пропитание? Ты не убежишь домой к мамочке, потому что она сама недавно разорилась, а ты ведь никогда не ходила в школу.
   Все, на что ты годишься, – это рожать детей, и вот вдруг оказывается, что ты не можешь даже этого. Ты бесплодна, ты просто никчемна сучка!
   Ты не можешь заработать себе на пропитание. Мне надо было бы выкинуть тебя за борт.
   – Кэт? – Трэвис помассировал ее поникшие плечи и напряженную шею и посмотрел в серые глаза, которых застыла боль воспоминаний.
   Кэт, не сразу вернувшись из прошлого, почти не реагировала на его прикосновения, но внезапно ocoзнав, что происходит, отшатнулась.
   – Кэт? Что с тобой?
   Кэт не могла сказать ему, что охвачена жгучим желанием и желает именно его. Она не знала сейчас, какие эмоции вызвал бы у нее Трэвис в январе, когда, как надеялась Кэт, большая часть проблем разрешится. Нет, в январе она не позволила бы себе так опрометчиво сблизиться с Трэвисом. С человеком, казавшимся таким сильным и способным любить.
   Но так повелось испокон веку – мужское обаяние заманивает женщин в ловушку.
   Билли, тоже сильный и внушительный, не был способен любить даже до того, как узнал, что Кэт не станет матерью его детей. Мальчики любят только себя.
   Она закрыла глаза.
   “Сколько еще я должна выстрадать, прежде чем усвою этот простой урок? Почему я так безвольна и хочу верить, что Трэвис совсем другой? Что он мужчина, а не мальчик”.
   – Кэт, скажи что-нибудь.
   – Ты все еще здесь?
   Но ей не удалось скрыть дрожь, вызванную прикосновением Трэвиса.
   Он наклонил голову. Кэт ощутила щекой тепло его дыхания, жесткую щетку усов, а потом его губы прильнули к ее губам.
   Этот поцелуй, нежный, приятный и безопасный, ничего не требовал, а давал все. Кэт постепенно заполняло его тепло, и наконец она выдохнула имя Трэвиса. Ее никогда так не целовали. Кэт никогда и не снилось, что подобная нежность может исходить от мужчины.
   Подняв голову, Трэвис увидел слезы на ее ресницах. Он слизнул их языком, потом наклонился и снова поцеловал Кэт.
   – Почему ты целуешь меня? – Она задрожала в его объятиях. – Я сейчас слишком слаба, чтобы снова терять.
   – Ты ничего не потеряешь. Я не обижу тебя. – Трэвис взял в ладони лицо Кэт, но, заметив ее смятение и страх, отвел глаза. – Не смотри на меня как кошка, угодившая лапой в капкан. Поверь мне.
   – Но ведь ты не веришь мне!
   – Мне было двадцать, когда я женился на Тине, а ей – восемнадцать. Она была беременна и утверждала, что очень любит меня. Я тоже думал, что люблю ее, и хотел ребенка, которого она носила. Через две недели после нашей свадьбы она сделала аборт.
   Кэт вздрогнула, но Трэвис, охваченный мучительными воспоминаниями, не заметил этого.
   – Она сказала мне, что у нее случился выкидыш. Я поверил ей и только потом узнал правду. Слава Богу, что второй младенец, от которого она избавилась, был уже не моим. Я откупился от нее миллионом долларов. Если за деньги можно избавиться от такого создания, то их, конечно, лучше иметь. – Трэвис снова внимательно посмотрел на Кэт, а потом с горечью попросил: – Расскажи о твоем бывшем муже. Ты все еще любишь его?
   Кэт молчала, потрясенная жестоким предательством Тины.
   Кэт обвиняла его в недоверчивости, а он поведал ей самое сокровенное о себе, известное, конечно, немногим близким ему людям. Теперь же он ждал признания от нее.
   Она долго и пристально смотрела на Трэвиса, размышляя, можно ли положиться на интуицию и довериться ему. Ведь уроки, полученные в прошлом, чуть не погубили ее. А вдруг Кэт ошибется в Трэвисе, и он окажется больше мальчиком, чем мужчиной? Тогда, поверив ему, она совершит еще одну большую ошибку и потеряет больше, чем вернула себе ночным заплывом. Кэт потеряет себя.
   Закрыв глаза, она попыталась отгородиться от Трэвиса, стоявшего так близко. Может, не видя его, она не воспарит и не утонет в этих неотразимых глазах – глазах, которые предлагали ей чувственное освобождение и свободу большого черного судна, несущегося на край света?
   – Я вышла замуж за Билли в девятнадцать лет, – начала через силу Кэт. – Мой отец только что умер, а матери приходилось заботиться о младших детях-близнецах. Я же мечтала о любви и думала, что Билли любит меня.
   Кэт понимала, что не сможет подробно рассказать о случившемся. Во всяком случае, сейчас, а возможно, и никогда.
   – Я очень ошиблась, – продолжала она. – Деньги испортили Билли. Он не видел различия между женщиной и проституткой.
   Кэт сознавала, что должна рассказать Трэвису больше, но это было слишком мучительно. Целых семь, лет она пыталась забыть оскорбительные слова Билли, узнавшего, что Кэт бесплодна.
   Я проучу тебя, сучка, хитрая проститутка. Ни один мужчина не захочет, чтобы мать его сыновей прошла через такое, но ты никогда не станешь мамочкой, поэтому, черт возьми, какое это теперь имеет значение…
   – Нет, я не люблю его, – тихо сказала Кэт, – и даже почти не жалею о нем.
   Трэвис поцеловал ее, прижал к себе, и от этого обоим стало спокойнее. Ее руки обвились вокруг его талии. Эта близость ничего не требовала от них, но много давала им. Объятия растопили холод в их душах, и боль, пережитая каждым из них, начала утихать.
   Трэвис приподнял лицо Кэт, посмотрел ей в глаза, провел кончиком пальца по щеке и вышел из кухни в темную ночь.
   Потрясенная, Кэт не задержала его. Как и Tрэвис, она хотела разобраться, где кончается ее прежнее “я” и начинается новое. Постичь это в одно мгновение они не могли. К такому повороту событий ни Кэт, ни Трэвис не были готовы.

Глава 5

   Рассвет окрасил море в пурпурный цвет. Кэт стояла у окна на кухне с чашкой чая в руке и внимательно смотрела на морской простор, раскинувшийся за утесами, окружавшими небольшую бухточку. Заметив, что сильный смуглый мужчина разрезает сверкающую воду, она поставила чашку, схватила фотоаппарат и выбежала на дощатый настил-палубу.
   Через длиннофокусный объектив Кэт видела Трэвиса так, будто он находился в другом конце комнаты. Но даже с автофокусом было очень трудно удерживать его в поле зрения. Мощная линза позволяла выхватить лишь небольшой срез картины. Кэт приходилось сохранять полную неподвижность, чтобы не дрогнул объектив.
   Обычно для Кэт это не составляло особого труда, но сегодня утром ее сердце так трепыхалось, что в конце концов она установила фотоаппарат на треногу и прильнула к объективу с наслаждением скупца, перечитывающего золото.
   Наблюдая за Трэвисом, Кэт почти верила, что все произошло на самом деле: этот мужчина целовал и обнимал ее, а потом спокойно ушел. Восхищенная мерцающими, пленительными красками рассвета, она была готова поверить во все что угодно. Кэт казалось, что она знала Трэвиса всю жизнь, хотя познакомилась с ним только накануне.
   В доме зазвонил телефон, но Кэт проигнорировала звонок, положившись на автоответчик.
   Через объектив она неотрывно следила за Трэвисом и быстро щелкала затвором. Кэт снимала со скоростью ударов своего сердца, стараясь запечатлеть мужчину и необыкновенное мгновение. Несмотря на убеждение в том, что запечатлеть это почти невозможно, она все же пыталась. Кэт хотела воплотить образ Трэвиса таким, каким он ей и представлялся: полумрак раннего рассвета, сила, загадочность и очарование, сравнимое с очарованием сияющего моря.
   Телефон прозвонил в седьмой раз. Очевидно, автоответчик забастовал.
   Кэт, неохотно оторвавшись от созерцания, побежала в дом. Только Родни Харрингтон, ее заботливый ангел из Нью-Йорка, мог позвонить ей в это время и звонить до тех пор, пока не добьется своего. Это на его яхте она занималась стряпней по пути с Виргинских островов до Калифорнии. Кроме того, Родни, агент Кэт, настойчиво убеждал ее начать карьеру фотографа в то время, когда она потеряла всякую уверенность в себе, а тем более чувство самоуважения.
   – Привет, – запыхавшись, сказала Кэт.
   – Доброе утро, Кохран. На этот раз я разбудил тебя?
   – В этот год такого не случится, ангел. Разве что в январе. Я просто снимала с палубы позади дома.
   Харрингтон вздохнул.
   – Клянусь Богом, ты слишком усердно работаешь.
   – Скажи мне что-нибудь такое, чего я не знаю.
   – Ты сексуальна.
   Кэт рассмеялась. Лишь один Харрингтон из всех ее знакомых позволял себе говорить такие вещи или думать о них, но при этом никогда не нарушал границ, установленных ею для мужчин после неудачного замужества.
   – Ладно, – продолжал Харрингтон, – ты просила сказать что-нибудь такое, чего ты не знаешь. Что у вас случилось с Эшкрофтом?
   Кэт обрадовалась, что заботливый ангел не видит выражения ее лица. Предполагалось, что популярная книга поэта будет большого формата, великолепного качества, с первоклассными цветными иллюстрациями и очень дорогой – короче говоря, мечтой фотографа. Кэт была благодарна Харрингтону за такой заказ.
   Но она не хотела, чтобы Эшкрофт так настойчиво лез к ней под юбку.
   – Он позвонил тебе? – спросила Кэт.
   – А он собирался?
   – В последний раз я сказала Эшкрофту, чтобы он держал руки в своих карманах, а не в моих. На это он ответил, что если я не перестану ломаться, то он найдет другого фотографа.
   – Ах, вот что, – вздохнул Харрингтон. – Да, он упоминал об этом.
   – И?
   Кэт нетерпеливо ждала ответа. Она нуждалась в работе и деньгах, чтобы содержать мать и платить за обучение близнецов, но не желала терпеть приставаний.
   – Я сказал ему, что у тебя герпес, – обронил Харрингтон.
   Кэт закатилась от смеха.
   – Не уверен, что это тебе здорово поможет. Эшкрофт сказал, что у него тоже герпес.
   – Премного благодарна, ангел.
   – Готова услышать хорошие новости?
   – Да.
   – Ти Эйч Дэнверс, – значительно произнес Харрингтон.
   – Ну и?
   – Помнишь, мы говорили про книгу о Ти Эйч Дэнверсе, конструкторе яхт, проектирующем замечательные корпуса? Суда с такими корпусами выигрывают все гонки, причем с таким отрывом, что прочие участники поговаривают о введении совершенно новой категории в гонках: для яхт конструкции Дэнверса.
   – Это хорошо?
   – Это просто невероятно. Он совершил революцию в ходовых качествах яхт. Клянусь Богом, он гений и самый немыслимый затворник после Говарда Хьюза. Но все же Дэнверс – мой друг. Я уже несколько лет гоняюсь за ним, уговаривая выпустить книгу, но он никогда не засиживается на одном месте больше нескольких недель. Сейчас Дэнверс на твоем побережье. Он обнаружил там нечто интересное и изменил свои планы, поэтому останется дольше, а потом, наверное, отправится…
   – Подожди-ка. Несколько недель? Ты считаешь, что за это время я успею сделать иллюстрации для целой книги?
   – Конечно, ты же хороший фотограф, Кохран, просто замечательный.
   – Ангел, ты заговорил, как моя мамочка. Но у меня работы по горло, а следующие несколько месяцев будут для меня настоящим адом.
   – Я знаю, что ты занята. Черт возьми, но ведь это я нашел большинство заказов для тебя! А заказ для Дэнверса слишком хорош, чтобы от него отказываться. Ты обязана выполнить его.
   – Ну и что же я должна делать?
   – Отснять фотографии для книги “Прикосновение Дэнверса”.
   – Продолжай.
   – Книга будет посвящена разработке корпусов и парусов яхт, в частности гоночных корпусов Дэнверса, так считает он сам, но на самом деле это только часть книги. Я хочу, чтобы она рассказала еще и о нем. Пусть все поймут, что Дэнверс – одаренный и разносторонний художник. Пусть, прочитав книгу и посмотрев на твои фотографии, поймут, что значит конструировать яхты Дэнверса и плавать на них.
   – Клянусь Богом, это займет не больше нескольких дней.
   Харрингтон засмеялся.
   – Но и деньги неплохие. Пятнадцать тысяч аванса плюс оплата всех расходов, пятнадцать тысяч после того, как фотографии будут приняты, и еще пятнадцать тысяч, если твоя работа окажется действительно хорошей.
   Такие большие деньги позволят оплатить обучение близнецов в институте, успокоить кредиторов еще на шесть месяцев, внести арендную плату, и у нее еще что-то останется на бутылочку вина про запас.
   Конечно, не удастся купить цифровую камеру за сорок тысяч долларов, но хватит на задаток за приличный компьютер. А благодаря компьютеру она войдет в двадцать первый век и выживет с помощью электроники, не потеряв профессию фотографа.
   – Что-то ты замолчала.
   – Я думаю.
   – Думай вслух.
   – Я сейчас заканчиваю с иллюстрациями к книге Эшкрофта. Он еще не видел ни одной из них, но они получились хорошо. Да, эта выставка, которую ты устраиваешь в Лос-Анджелесе в конце ноября, немного напрягает меня. Я подобрала только три из тех тридцати фотографий, которые им нужны, и почти совсем не занималась печатью, глянцеванием и рамками.
   Кэт поморщилась, подумав о деньгах, потраченных на снимки со слайдов, на их увеличение и изготовление рамок. Для галереи высшего разряда все должно быть на соответствующем уровне. Она бы отложила выставку до марта, но такие галереи, как “Свифт и сыновья”, предлагают художнику принять участие в выставке только один раз.
   – Занимайся рамками в темное время суток, когда уже нельзя фотографировать, – посоветовал Харрингтон. – Если будет очень тяжело, найду того, кто это сделает за тебя. Возможно, сделаю сам.
   – Гм…
   – Хорошо, я понял. Но если не справишься, пожалеешь, что не поручила эту работу кому-нибудь другому.
   – Чувствуется, что ты родился на Среднем Западе.
   – Деньги, заработанные на соевых бобах, так же хороши, как и любые другие, если не лучше. Возьмем, например, “Энергетикс”.
   – Неужели они уже отослали мой чек?
   – Извини, Кохран. Я провел последние девять рабочих дней в их отделе учета, и все время они говорили мне: “Ваш чек отправлен по почте”.
   Кэт тихо выругалась. Она потратила шесть недель на выполнение заказа от “Энергетикс”, прошла все круги ада и покорила все вершины, делая иллюстрации для огромного роскошного альбома об энергетических системах двадцать первого века. Фирме понравилась эта работа, руководство постоянно расхваливало ее Харрингтону, но до сих пор не заплатило ни цента из причитающихся ей пятидесяти тысяч долларов.
   Они даже не возместили Кэт трех тысяч долларов за аренду вертолета, не говоря уже о нескольких тысячах, истраченных на покупку и проявку пленки.
   – Почему я должна оплачивать мои счета вовремя, а все прочие считают это необязательным?
   – Думаю, им просто везет.
   – А скоро ли мне заплатят за книгу Дэнверса?
   – Как только подпишешь контракт.
   – Значит, это займет от трех до шести месяцев.
   – На этот раз, Кохран, не займет, потому что издатель – мой друг.
   – Мне было бы спокойнее, если бы твоим другом был бухгалтер.
   – Бухгалтеры не имеют друзей. Через три недели после того, как ты поставишь свою подпись, получишь деньги. Клянусь Богом.
   Кэт задумалась. Если бы она получила деньги от “Энергетикс”, то отложила бы заказ Дэнверса. А сейчас этот заказ – единственное спасение от банкротства.
   – Ладно, я возьмусь за это, – сурово сказала она.
   – Завтра же договорюсь о вашей встрече с Дэнверсом и позвоню тебе.
   – Он тоже слюнявый осьминог?
   – Не волнуйся, его интересуют яхты, а не юбки. Если же он хочет женщину, то просто покупает ее на некоторое время.
   – Самку.
   – Кого?
   – Вы покупаете самок, а не женщин.
   – Как бы ты их ни называла, они выстраиваются в очередь за “Ветреным Дэнверсом”, “Дэнверсом – погибелью женщин”.
   – У всех свои вкусы.
   – Я скоро свяжусь с тобой, “Огонь и лед”. Оставь автоответчик включенным, хорошо?
   Кэт проверила, включен ли автоответчик, и выбежала на деревянную палубу.
   Однако Трэвиса уже не было видно. А ждать, когда он вернется с утреннего заплыва, она не могла.
   Работа над книгой Дэнверса не оставит времени даже на сон.
   Чтобы не опоздать к врачу, Кэт завела будильник, сунула его в сумку с фотоаппаратами и отправилась на берег.
   Но Кэт все же опоздала. Войдя к врачу, она поняла, что нервничает. Кэт боялась, что анализы, сданные ею две недели назад, покажут, что бесплодность и нерегулярность месячных вызваны чем-то невообразимым.
   –Доктор Стоун примет вас в своем кабинете, – сказала сестра.
   Кэт быстро прошла по знакомому ей уже восемь месяцев узкому коридору.
   – Садитесь, Кэтрин. – Доктор Стоун, добродушная женщина лет пятидесяти, улыбнулась. – Все ваши анализы отрицательные, а это хорошая новость для вас и плохая для меня.
   – Плохая? Но почему?
   – Не вижу причины нарушений вашего менструального цикла.
   Кэт глубоко вздохнула:
   – Слава Богу. Но чем же вызвана такая задержка?
   – У вас все еще не началось? – Доктор Стоун внимательно посмотрела на пациентку.
   – Началось через два дня после того, как я сдала анализы, – улыбнулась Кэт. – Наверное, от испуга.
   – У вас нерегулярный цикл. Шесть недель, три недели, семь недель, шестнадцать дней… и так все время. Кровотечение обильное?
   – По-разному.
   – Судороги бывают?
   – Иногда, но ничего серьезного, что помешало бы мне работать.
   – Судя по результатам анализов, у вас все в порядке. А как вы себя чувствуете?
   – Уставшей.
   – Принимаете витамины и железо, которые я прописала?
   – Свято. Порой я думаю, что только они и держат меня на плаву.
   Доктор Стоун откинулась на спинку стула.
   – Расскажите мне о своем дневном распорядке, Кэтрин.
   – Встаю, работаю, ложусь спать.
   – Расскажите подробнее о своем типовом дне.
   – Встаю за час до рассвета, делаю зарядку, принимаю душ, завтракаю и выхожу из дому. У поэта, для которого я работаю, есть стихотворение о розовоперстом рассвете.
   – Как у Гомера.
   – У Гомера получилось лучше, но тем не менее я фотографирую по заказу Эшкрофта несколько часов, потом несколько часов занимаюсь текущими делами – бухгалтерией, письмами, выставлением счетов и другой подобной работой. Потом монтирую, размножаю и учитываю слайды, пока солнце не начнет клониться к закату. Или выхожу из дому и спорю с проявщиком, который испортил цвета на моих фотографиях, или с оформителем, который не может обрезать фотографии под прямым углом для рамки, или с бухгалтерами, которые не выписывают чеки на оплату моей работы.
   – Я думала, этим занимается ваш агент.
   – Только теми заказами, которые он находит для меня. Со всеми прочими мелочами я разбираюсь сама. На чем я остановилась?
   – На спорах.
   – Правильно. После трех я снова выхожу на улицу и снимаю, пока не стемнеет. Иногда снимаю и ночью, но это довольно редко. Вечерами я занимаюсь в основном кабинетной работой. Регистрирую и сортирую слайды, потом ложусь спать.
   – И сколько вы спите?
   – Часов пять, а то и меньше.
   Седые брови доктора Стоун удивленно поднялись.
   – Вы что, из тех, кому достаточно для отдыха нескольких часов?
   – Нет, из тех, кто урывает по ночам лишь несколько часов отдыха.
   Доктор заглянула в историю болезни.
   – А в выходные дни?
   – Что в выходные?
   – Вы отдыхаете от работы?
   – Нет, если только я не путешествую. Мне удается иногда отдохнуть полдня, если задерживается вылет или не появляется вовремя директор выставки. Вот такие дела.
   Доктор Стоун покачала головой.
   – Семидневная рабочая неделя?
   – В том-то и беда. Когда работаешь, постоянно не хватает времени.
   Доктор быстро перелистала историю болезни.
   – У вас ничего не изменилось со времени первого посещения? Не появилась возможность забеременеть.
   Кэт хотела бы, чтобы этот вопрос ей никогда задавали.
   – Нет, не появилась.
   – Кэти, я совсем не удивлюсь, если вы расскажете, что спали с мужчиной и то ли по небрежности, то ли по случайности забеременели.
   Кэт промолчала.
   – Я помогу вам только в том случае, если вы готовы сотрудничать со мной, – заметила доктор Стоун. – А без этого я буду лишь писать закорючки в вашей истории болезни и ничего более.
   Кэт опустила глаза.
   – Я не могу забеременеть.
   – Что?
   – Я бесплодна.
   Доктор Стоун подалась вперед.
   – Расскажите все с самого начала, пожалуйста.
   – Я была замужем три года и никогда не предохранялась. Мой муж был способен к зачатию, значит, бесплодна я.
   – А тогда ваш цикл был таким же нерегулярным?
   – Нет.
   Доктор Стоун нахмурилась.
   – Не вижу, почему бы вам не забеременеть. У вас просто нет причин для бесплодия. Вы уверены, что это не связано с вашим мужем?
   Кэт вспомнила Билли, размахивающего заключением лаборатории: “Способен к оплодотворению”.