Лоуэлл Элизабет. Жемчужная бухта

   Дикая необузданность Лэна привлекала ее, смех вызывал у нее доверие. Твердое намерение бежать из зеленого ада заставила Ханну стойко перенести боль первых сексуальных контактов, а неожиданно вспыхнувшая в невинной девушке чувственность удивила Лэна даже больше, чем ее саму.
   Она решила, что Лэн должен принадлежать только ей, и к черту голос, шептавший: это не тот мужчина. Нет ничего хуже, чем жить в лесу и питаться обезьяньим мясом, запеченным на костре. Очень скоро выяснилось, что бывают вещи и похуже. Например, бродить одной по улицам Рио-де-Жанейро и видеть свое будущее в тусклых, измученных глазах проституток.
   Потом Лэн вернулся, сказав:
   – Проклятие! Отчего бы и не жениться? Такого я еще никогда не делал.
   От радости она на миг потеряла сознание, а придя в себя, ухватилась за Лэна словно утопающий за соломинку.
   Второго она не замечала до тех пор, пока Лэн силой не разжал ей руки и не представил ее Арчеру Доновану.
   Тот явно не хотел, чтобы она выходила за Лэна. Она не знала почему, но была в этом уверена, как была уверена в том, что Арчер чем-то пленял ее. В его взгляде была некая первобытная страсть, молчаливое требование… Чего? Она не знала и не могла узнать. Ибо смотрела только на Лэна, исполненная надежды, что теперь все станет замечательно.
   Но этой ночью ее преследовали во сне лицо Арчера, его зеленые с металлическим блеском глаза, его руки, по-иному разжигающие огонь в ее теле.
   Она не понимала своих чувств, не понимала их даже сейчас, когда все стало таким же реальным, как биение сердца и трепет от прикосновений Арчера.
   – О чем задумалась? – тихо спросил он. Ханна вздрогнула.
   – О том дне в Рио, когда Лэн вернулся за мной.
   Арчер проследил за ее взглядом и увидел двух проституток, которые прикуривали новые сигареты.
   – Ты бы все равно так не закончила.
   – Меня отделяла от этого одна ночь.
   – Мы оба искали тебя. Лэн нашел первым.
   – Он не говорил, что ты искал меня.
   – И не должен был говорить.
   – Ты злился тогда, потому что провел ночь в поисках?
   – Нет, я злился на Лэна. Он не имел права оставлять тебя одну. Я готов был драться с ним, о чем он всегда мечтал, и не избил его до беспамятства лишь потому, что вдвоем легче найти тебя.
   В полумраке бара глаза Арчера казались стальными, и Ханне стало не по себе.
   – Я часто гадала, почему Лэн вернулся. Одно время думала, что он любит меня, но это было не так.
   – Ты всколыхнула в нем все хорошее. Другой причины я не вижу.
   – Этого недостаточно. Я не была тем человеком, который ему нужен.. Я сделала только хуже.
   – Нет.
   – Да, – отрезала Ханна. – Когда его парализовало, ему требовался кто-то старше и опытнее меня.
   – Паралич изменил лишь его тело, а не характер. Он был очень тяжелым человеком до своей болезни и остался таким же в инвалидной коляске. Ты не могла его изменить. Лэн мог сделать это лишь сам, но он не хотел.
   – Если бы я не вынудила его жениться на мне…
   – Ты его не вынуждала. Никто бы и никогда не заставил Лэна делать то, чего он не хотел. – Арчер. посмотрел в темноту коридора, где исчезли проститутка с клиентом. – Пойдем.
   Облегченно вздохнув, она вскочила, но вопреки ее ожиданиям Арчер потянул ее не к выходу, а к мужскому туалету, быстро огляделся, втолкнул ее внутрь и молча потащил мимо загаженного писсуара к кабине. Несмотря на скромные размеры помещения, количество грязи там было просто немыслимым.
   – А если кто-нибудь зайдет? – нервно спросила Ханна. – Что он подумает?
   – Когда ты наденешь это, он решит, что мы забежали сюда для вполне определенной цели, – ответил Арчер.
   Он достал из сумки черную мини-юбку, черные кружевные трусики, черно-розовый полосатый топ, настолько узкий, что места для бюстгальтера уже не оставалось, и черные открытые туфли на высоченном каблуке. Без жакета, который Арчер не вынул из бокового кармана сумки, весь этот наряд произвел бы не больше впечатления, чем австралийское бикини.
   – Что это? – изумленно спросила Ханна, глядя на яркие розовые полосы.
   – Одежда. Вернее, твоя одежда.
   – Не думаю.
   – Розовый не мой цвет, – сказал Арчер, вертя на пальце эластичный топ. – Полоски – точно не мой стиль.
   – А по-моему, ты будешь смотреться в этом сногсшибательно. Всем мужчинам идут широкие полосатые ремни, которые делают их похожими на тигров.
   – Это не ремень, а блузка.
   – Нет.
   – А это юбка, которая отлично подойдет к этой блузке.
   – Не раньше, чем ты все мне обменишь.
   – Розовый меня возбуждает.
   – До сих пор ты замечательно возбуждался и без розового.
   – Да, но представь, что будет, если мы займемся этим сейчас.
   Ханна секунду колебалась, а потом наградила его улыбкой, которая пробудила в нем желание немедленно очутиться в постели.
   – Уже представила. – Она начала расстегивать блузку. – Ты будешь представлять вместе со мной?
   – Проклятие! Да я представляю это каждую минуту.
   Арчер неохотно отвернулся и подошел к щербатой раковине. Если бы он продолжал смотреть, как она раздевается, то взял бы ее прямо здесь, словно она куплена за двадцать долларов.
   Открыв кран, Арчер понял, что горячей воды нет и бритье станет весьма неприятной операцией. Поморщившись, он достал из сумки единственное лезвие, присланное Эйприл Джой. Несколько болезненных движений, и усов как не бывало.
   Тщательно ополоснув раковину, Арчер достал из бездонной сумки простые, но ужасно дорогие черные спортивные брюки и белую шелковую рубашку. Амулет на массивной золотой цепи, видимо, следовало носить с расстегнутой до пупа рубашкой. Интересно, догадывалась ли Эйприл, сколько неприятностей доставит эта цепь пышной растительности на его груди? Зато туфли утвердительно ответили на этот вопрос, ибо оказались малы ему на два размера.
   Наверное, Эйприл от души смеялась, представляя, как он в них втискивается, поскольку знала все, в том числе и размер обуви, и то, что он не станет привлекать к себе внимание куском золота на волосатой груди. Одевшись, Арчер решил, что его вид подходит к нынешнему облику Ханны, олицетворяющему деньги и необузданную чувственность.
   Когда он повернулся, та яростно сражалась с молнией на юбке. Он видел Ханну обнаженной, целовал каждый дюйм ее тела, но сейчас земля качнулась под ним. Так на него подействовали ее грудь под узким топом и бесконечно длинные ноги.
   – Почему они ставят на юбки эти молнии, – ворчала она. – По-моему, проще натянуть проклятую вещицу без них.
   – Дай попробую. – Голос Арчера заставил ее поднять голову, и она сразу поняла, насколько сексуально выглядит.
   – Мне жаль твою бороду, – сказала Ханна, поворачиваясь к нему спиной.
   – Почему?
   – Мне нравилось ощущать везде ее прикосновения.
   Арчер сжал зубы, стараясь отвлечься от того, чего сейчас хотелось больше всего на свете и против чего она вряд ли стала бы возражать. Он со всей осторожностью застегнул молнию, и Ханна разгладила юбку ладонями.
   – Из чего она сшита? На вид и на ощупь шелковая, а не мнется.
   Арчер быстро отвел глаза от длинных пальцев, скользящих по бедрам, обтянутым дорогой тканью.
   – Понятия не имею, что это за материал. Ты когда-нибудь носила контактные линзы?
   – Нет.
   Он протянул ей коробочку, затем достал свою и продемонстрировал, как это делается. Ханна критически оценила результат: его серые глаза превратились в мутно-голубые.
   – Оригинал мне нравится больше.
   – Постараюсь запомнить, – сухо ответил Арчер, – Пока ты возишься с линзами, дай мне свой парик.
   Стараясь не думать о кошмарном состоянии раковины, она принялась вставлять линзы и справилась с одной, когда в дверь забарабанили.
   – Эй, приятель, мне тоже надо пописать.
   Арчер прорычал несколько словечек, которые заставили Ханну поморщиться. Закончив процедуру, она взглянула в мутное зеркало. На нее смотрела пара карих глаз.
   – Надень, – сказал Арчер, возвращая ей парик.
   – Ты не перестаешь удивлять меня. – Ханна с изумлением уставилась на искусно уложенную французскую косу.
   – Подожди, ты еще увидишь, что я могу делать с косметикой.
   – Ты шутишь?
   – Это ты решишь через несколько минут.
   Ханна стояла, затаив дыхание, пока он накладывал ей макияж, а посмотрев на себя в зеркало, только восхищенно охнула. Как и ее новая одежда, макияж заявлял о дорогостоящем сексе. Очень дорогостоящем. Очень эротичном.
   – Да, ты не шутил.
   Арчер молча смотрел на юбку, плотно обтянувшую ее соблазнительные ягодицы, когда она склонилась над раковиной. И, не успев осознать, что делает, запустил руку ей между ног.
   Ханна вскрикнула, почувствовав, как его пальцы сдвинули узкую полоску трусиков и начали ласкать ее. Это продолжалось до тех пор, пока она не затрепетала.
   – Если ты не хочешь, то я не буду настаивать, – прошептал Арчер.
   – Не будешь настаивать?
   – Да. Ты не обязана подчиняться моей руке и кричать от удовольствия.
   – Ты уверен?
   – Нет, – покорно согласился Арчер.
   Тут в дверь снова постучали, и он с проклятиями отступил, протянув Ханне короткий розовый жакет.
   Он сидел на ней отлично. Теперь она выглядела как грешница экстракласса, которая по карману лишь королям или мафиозным принцам.
   Арчер удивленно присвистнул. Эйприл Джой превзошла себя, за это он готов был простить ей свои туфли, казавшиеся ему испанским сапогом.
   – Жемчуг придется снять, – поразмыслив, сказал он. – Женщина, которая выглядит так, как ты сейчас, не может появиться в грошовом ожерелье.
   Ханна состроила ему рожу, но все-таки сняла дорогой ее сердцу жемчуг, с грустью передала его Арчеру, а взамен получила крошечную дамскую сумочку на длинном плетеном ремешке и с золотым вензелем.
   – В ней паспорт.
   – Паспорт?! – испугалась она.
   Вместо ответа Арчер открыл замок и распахнул дверь туалета. Мужчина, нервно меривший шагами коридор, начал было ругаться, но, увидев Ханну, замер с открытым ртом и даже забыл о пиве, распиравшем его мочевой пузырь. Он глазел на нее до тех пор, пока она не исчезла за дверью, выходящей в переулок.
   Арчер злорадно подумал, что этот человек надолго запомнит прекрасное видение, но если его попросят описать ее, то ему на ум придет лишь умопомрачительное покачивание женских бедер.
   – Вы сногсшибательны, миссис Саут, – улыбнулся Арчер.
   – Благодарю вас, мистер…
   – Саут.
   – Мы женаты?
   – Так сказано в паспортах.
   Он вытащил из кармана футляр:
   – Посмотри.
   – Настоящие? – воскликнула Ханна.
   – Не исключено.
   Если учесть, что Эйприл Джой покупала все на его деньги, то кольца определенно были настоящими. Каждые истраченные десять центов наверняка доставляли ей наслаждение.
   – Хочешь, чтобы я отдал их в оценку?
   Лишившись дара речи от потрясения, Ханна молча уставилась на открытый футляр. Обручальное кольцо (судя по всему, платиновое) украшал серебристо-голубой бриллиант в форме маркизы весом не менее трех каратов, обрамленный бесцветными трехгранными бриллиантами поменьше, но тоже довольно крупными.
   – Я не могу его носить, – сказала Ханна, проглотив комок в горле.
   – Не тот размер? – Арчер взял ее левую руку и без труда надел кольцо. – Идеально. Пойдем, дорогая, мы же не хотим опоздать на самолет.
   Но Ханна не двинулась с места.
   – Сначала объясни, что происходит.
   – Все очень просто. Мы летим за «Черной троицей».

Глава 14

   С воздуха Гонконг походил на сверкающее белое видение между синим океаном и черной землей, но в реальности оказался бодрящим кошмаром. Шум. Движение. Смог. Толпы. Суета. Быстрая китайская речь бурным потоком заполняла высокие ущелья городских улиц. Покой тут можно было обрести лишь за стенами особняков, в личных оазисах соразмерности, изящества и тишины.
   Смена правительства, названная переворотом, не уменьшила ни богатства, ни амбиций Гонконга. По вечерам город все так же сверкал неоновыми вывесками многочисленных казино, перед гигантским оборотом которых бледнел даже Лас-Вегас.
   Многочисленные пешеходы стремились обогнать толпившиеся на проезжей части личные машины, такси, мотоциклы, велосипеды, на фоне выхлопных газов здания казались особенно белыми, повсюду к небу поднимался голубой дьм от жаровен, это уличные торговцы готовили разнообразную еду для неослабевающего людского потока.
   Хлопнув таксиста по плечу, Арчер указал на тротуар, и, несмотря на оживленное движение, тот моментально перестроился в крайний ряд и остановился. Ханна всю дорогу старалась не смотреть в окно. Лесные деревни она не любила, но в городах быстро начинала испытывать нечто вроде перегрузки, и тогда ей хотелось простора.
   – Мы почти на месте, – сказал Арчер, надвигая на глаза ковбойскую шляпу.
   Он приобрел ее в Гонконге у одного из уличных торговцев, мудро отказавшись от усыпанных бриллиантами «Роллексов», с которыми продавец был готов расстаться за смехотворную цену. «Сэр, сэр, очень маленький наличный деньги», – приговаривал он.
   – Кто-нибудь идет за нами? – спросила Ханна.
   – Нет. Мы оторвались от слежки на мясном рынке, когда из автобуса повалили немецкие туристы. На этом рынке смог бы затеряться даже слон. Я нарочно пошел туда.
   – Ты узнал его?
   – Их, – поправил Арчер. – Нет, я ощутил их присутствие.
   Необъятный рынок показался Хание джунглями без деревьев или книгой бытия без страниц. Прыгающие, скачущие, летающие и плавающие существа в клетках ожидали поваров или домохозяек, которые договаривались о цене будущего обеда. Ханна жалела собак и кошек, но еще больше обезьян, так похожих на людей своими безмолвными просьбами выпустить их из клетки. «Свободу» они в конце концов получали, став очередным блюдом.
   – Нам туда, – сказал Арчер.
   Она сразу увидела магазин, ей не пришлось даже вытягивать шею, поскольку они были выше ростом, чем основная масса людей в толпе. Ханна не могла прочесть иероглифы, ярко вспыхивающие над входом, но хозяин, видимо, претендовал на международную торговлю, ибо под основной вывеской имелись надписи на японском, корейском, русском, французском, итальянском, немецком, португальском, испанском и английском языках.
   – Не хватает арабского, – сказала Ханна.
   – Здесь нет покупателей-арабов.
   – Почему? Они не любят хорошие драгоценности?
   – Любят, как и все остальные. Но сокровищницы арабских принцев и нефтяных шейхов заполнены связками натурального жемчуга, который они собирали две тысячи лет в Красном море, Персидском и Аденском заливах, – сказал Арчер.
   – Держу пари, они ненавидят Кокихи Микимото.
   Несмотря на бурлящую вокруг них толпу, они с Ханной могли говорить так же спокойно, как если бы находились одни в комнате. Люди куда-то неслись, не выпуская изо рта сигареты, будто их ждал приз в миллион долларов за выкуривание наибольшего числа пачек в день.
   – Ты говоришь о парне, который запатентовал технологию искусственного выращивания круглого жемчуга?
   Ханна кивнула.
   – Ты права. Вряд ли кто-нибудь в Персидском заливе испытывает к нему теплые чувства, поскольку из-за него жемчуг перестал быть редкостью.
   – Но не его красота.
   – Понимаю, – улыбнулся Арчер. – «Дитя луны», «Слезы богов», «Душа моря».
   – Это ведь не искусственно выращенный жемчуг?
   – Только не для арабов. Они говорят, что культивированный жемчуг хуже натурального, и будут утверждать это до тех пор, пока не оскудеют их сокровищницы.
   – Ты думаешь?
   Арчер оглядел витрину магазина, в центре которой мерцало колье, собранное из круглых жемчужин необыкновенного, почти оранжевого цвета.
   – Думаю, высококачественный натуральный жемчуг – слишком большая редкость и соответственно астрономически дорог, чтобы поддерживать бойкую торговлю. Магазинам Чана повезло, что большая часть мира не испытывает предубеждения к искусственно выращенным жемчужинам.
   – Я допускаю, что существует предвзятость в отношении к черному жемчугу, – ответила Ханна, глядя на длинное ожерелье с прекрасным темным блеском. Ей хотелось подойти к витрине, но толпа казалась непреодолимой преградой.
   – Наверное, в тебе говорит американская кровь, – сказал Арчер. – Азиаты предпочитают серебристо-белый, латиноамериканцы золотистый, европейцы классический белый. Розовый больше всего подходит для дешевых американских рынков, а черный – для американских фешенебельных магазинов.
   – Если азиаты не любят черный жемчуг, зачем мы сюда приехали?
   – Его очень любят японцы. За хороший жемчуг они заплатят вдвое больше американцев.
   – Тогда нам следовало лететь в Японию.
   – Да, в прошлом году или, возможно, в будущем. Сейчас курс йены слишком низок, владельцы товара продают его там, где твердая валюта и хороший спрос.
   – В Америке? – спросила Ханна. Он кивнул. –Почему же мы в Гонконге?
   – Для дорогих вещей Гонконг – самое подходящее место. Если кто-то хочет быстро провернуть сделку и готов снизить цену, то лучше всего сделать это здесь. На перекрестке миров.
   – А тот магазин тоже является м-м-м…
   – Конечной целью аферистов, – подсказал Арчер.
   – Вот именно.
   – Не имеет значения, с какого звена цепочки ты начнешь. Путь драгоценностей вроде нашей в любом случае не заканчивается в «Сокровищах моря». Клиентура здесь достаточно богатая, но предпочитает в основном безделушки для перепродажи в третьи страны.
   Ханна слегка покусывала нижнюю губу, она еще не привыкла ко вкусу несмываемой помады.
   – Магазин «Сокровища моря» принадлежит семье Чан?
   – Сэм Чан только номинальный владелец, хотя нужно очень потрудиться, чтобы доказать это. Магазин предлагает лучший в Гонконге жемчуг, а отдельные экземпляры даже лучшие в мире.
   – Имя Сэма Чана хорошо известно на Востоке, особенно в странах, тяготеющих к западному образу жизни. Ты уверен, что это отец Яня?
   – Разумеется. Старик владеет и управляет целой сетью дорогих магазинов, торгующих элитным жемчугом в Токио, Шанхае, Лос-Анджелесе, Манхэттене, Риме. Собирался открыть магазин даже в Москве, но рубль катастрофически падает.
   – А компания твоего отца?
   – «Донован интернешнл»?
   – Да.
   – У нас представительства во всех странах, где есть интересующие компанию полезные ископаемые.
   Ханна шутливо отсалютовала ему, дотронувшись до легкомысленной широкополой черной шляпы, которую приобрела в аэропорту.
   – Впечатляюще!
   – Вот такие мы, Донованы, правильные, – сказал Арчер, с трудом прокладывая дорогу к витрине через запруженный людьми тротуар. – Впечатляюще, как это ожерелье.
   Арчер отступил от витрины, пропуская Ханну вперед. Справа, рядом с длинной ниткой золотистого жемчуга, перемешанного с бриллиантами, она увидела ожерелье из черного жемчуга.
   По величине жемчужины были такими же, как в ожерелье, которое ей купил в Бруме Арчер. На чем сходство и заканчивалось. Эти, иссиня-черные, переливались всеми цветами радуги. Цена шестизначная. Нахмурившись, Ханна подошла вплотную к стеклу и настолько сосредоточилась на ожерелье, что действительность постепенно отступила на задний план, а затем и вовсе исчезла.
   – О чем ты задумалась? – вывел ее из оцепенения голос Арчера.
   – Красивое ожерелье, хороший цветовой подбор, но далек от абсолютного.
   – Только хороший?
   – Да, – уверенно подтвердила она. – Видно не очень хорошо. И тем не менее я не ошибусь, если скажу, что пара жемчужин выпадает из цветовой гаммы. Следовательно, подбор только хороший, и цена должна быть значительно ниже.
   Арчер удовлетворенно хмыкнул. Он привык работать один, но сейчас понял, насколько Ханна будет полезной во время переговоров с коварными торговцами жемчугом.
   – Можешь сыграть роль вздорной, совсем не шикарной богатой стервы, не выдав при этом своей квалификации? – спросил он.
   – Ты имеешь в виду избалованное отродье, которое прекрасно знает, какая вещь нужна, ни разу в жизни ее не видев, хотя готово давать указания самому Господу Богу?
   – Совершенно верно, –засмеялся Арчер, нежно погладив ее по щеке. – Ты хочешь необычное ожерелье из черного жемчуга, ты не знаешь, как оно выглядит, но сразу узнаешь его, когда увидишь.
   – До какой степени необычное? – спросила Ханна. Арчер покачал головой, словно боясь произнести, вслух «Черная троица».
   – Ты не любишь описывать этот необычный сорт жемчуга, но ищешь его очень давно, и, когда увидишь, он сразу тебе понравится.
   – Настоящее, черное, очень яркое, – невозмутимо произнесла она.
   – Абсолютно точное описание. Теперь войдем и заставим менеджера жевать его роскошный ковер. Если получится, он распахнет перед нами двери своего подвала, чтобы показать, какой он знаток жемчуга, а мы невежественны и вульгарны. Тогда мы сможем понять, сколько он знает, и увидеть то, что припрятано для особых клиентов. В зависимости от этого он решит, пора ли выпустить радужного кота в стаю жемчужных голубей.
   – С чего ты взял, что там есть подвал, где хранится настоящий товар? – спросила она.
   – В таких магазинах всегда есть подвал, а витрина – лишь приманка для туристов. Кроме того, я уже бывал в этом подвале. Там они хранят своих «девственниц». – Арчер использовал принятое среди торговцев жаргонное прозвище натуральных жемчужин, – Товар у них хороший, настоящий.
   – А тебя не узнают?
   – Вряд ли. Я заходил сюда много лет назад.
   Арчер достал очки в модной оправе, похожие на бифокальные, а на самом деле с простыми тонированными стеклами. В сочетании со шляпой они изменили его лицо до неузнаваемости.
   – Испорченный, циничный, слишком привередливый, – восхищенно констатировала Ханна. – Что еще?
   – Ничего не смыслю в жемчуге и меня зовут…
   – Дорогой, – быстро предложила она. – А то я запутаюсь с именами.
   – Дорогой? – улыбнулся Арчер. – С этим я могу жить. Все лучше, чем лютик.
   – Лютик? – Ханна окинула его пристальным взглядом с головы до ног, задержавшись на могучих плечах. – Не подходит.
   – Спасибо. Моя сестра Онор называет своего мужа лютиком, когда он провинится или, наоборот, угодит ей.
   – Разве ее муж очень щупленький?
   – Я щупленький?
   – Нет.
   – У Джейка такой же размер.
   – Лютик, – усмехнулась она. – Мне нравится.
   Видимо, не стоило рассказывать Ханне о семейных шутках, но, заметив ее улыбку, он не стал об этом сожалеть.
   Внутри магазин больше походил на музей. Никакого беспорядочного нагромождения товаров, много свободного места, чтобы выгоднее смотрелись драгоценности. Вместо любимого большинством ювелиров яркого освещения, подчеркивающего сверкание бриллиантов и других камней, тут дизайнер использовал лампы дневного света, при котором жемчуг шелковисто поблескивал на фоне цветных атласных подушечек.
   Стекла не было и в помине, защитой служили только ярко-красные шнуры, протянутые вокруг подставок. Старинный и баснословно дорогой шелковый ковер заглушал шаги, на стенах, усиливая впечатление облагороженного богатства, висели картины французских импрессионистов и работы древних китайских мастеров каллиграфии, затейливые ширмочки в музейном стиле делили зал на отделы. Такая обстановка давала покупателям возможность лишний раз почувствовать свою исключительность и причастность к окружающему их великолепию.
   В каждом отделе был представлен определенный вид жемчуга: речной и морской барокко размером от булавочной головки до куриного яйца; мелкий японский всевозможных цветов – от бледно-голубого до неестественно розового и серебристого; крупный таитянский со спектром от серо-стального до изумрудно-зеленого и самый крупный из всех – австралийский.
   Большинство покупателей говорили по-китайски, но порой слышалась английская и итальянская речь. В отделе с черным жемчугом находился только скучающий человек за прилавком, которого, судя по табличке, звали Поль Шевалье. Насколько было известно Арчеру, он родился на Таити, слыл весьма осмотрительным коммерсантом и являлся одним из самых важных партнеров Сэма Чана. По слухам, он положил глаз на одну из его внучек, и та отвечала взаимностью красивому месье Полю.
   Небрежно кивнув Арчеру и Ханне, он пошел к звонящему в углу телефону. Он с первого взгляда распознавал серьезных покупателей, а новоприбывшие к таким не относились.
   Арчер поцеловав Ханну в шею, прошептал ей на ухо:
   – Нам повезло. Это их главный спец по черному жемчугу. Если кто-то и сможет ввести нас в хранилище, то лишь он. Держу пари, это тщеславный и очень самодовольный тип, который любит ставить клиентов на место. А наиболее подходящим местом для них считает грязь у себя под ногами.
   Очень спокойным, ядовитым тоном и с небрежной улыбкой Ханна ответила:
   – Ковер прабабушки, который он постелил в холле, мог бы посчитать роскошным только житель глухой провинции.
   – Ты, кажется, собиралась посмотреть жемчуг, – напомнил Арчер. В его голосе появился гнусавый полутехасский-полуоклахомский акцент. – Нам сказали, что тут самое подходящее место, дорогая. Так смотри на жемчуг, а не на ковер.