Элизабет ЛОУЭЛЛ
ЖЕМЧУЖНАЯ БУХТА
Пролог
Брум, Австралия
Ноябрь
Приближался шторм. Безграничное знойное небо нависало над раскаленной землей.
Очутившись в эллинге для сортировки жемчуга, он набрал код на сигнальной панели и захлопнул стальную дверь. Ему удалось отделаться от сортировщиков под предлогом случайной проверки, но рисковать не хотелось, поэтому он сразу выключил кондиционер, хотя знал, что скоро здесь тоже станет жарко.
Но при работающем кондиционере не услышишь, если кто-нибудь войдет. Зато можно воспользоваться системой потолочных вентиляторов, что он с удовольствием и сделал. Металлические лопасти завертелись, как бы нехотя рассекая тягучий воздух. Еще он мог бы распахнуть закрытые ставнями окна, но тогда кто-нибудь из рабочих обязательно его заметит, а все они умирали от желания выяснить, где он прячет свой запас жемчуга.
Автоматически стерев пот с лица и рук хлопковым полотенцем, он приблизился к столам, на которых рядами и аккуратными кучками лежали жемчужины, таинственно переливаясь всем спектром цветов. Они словно приглашали дотронуться до них, ласкать их, насладиться ими.
Боготворить.
Только не вспотевшими грубыми пальцами. Ведь жемчужины изысканны и хрупки, человеческий пот разъедает тонкие нежные слои, которые взятый в плен раковины моллюск, называемый жемчужницей, столь терпеливо создавал, чтобы закрыть внутреннюю рану. Неосторожные действия превращали великолепные жемчужины высшего сорта в тусклые, скучные горошины, небрежное отношение убивало едва уловимые нежные полоски рассвета, только что танцевавшие под атласной оболочкой. Жемчуг недосягаем. Как мечта. Как чудо. Недосягаем. Всегда.
Но человек посягал на него. Всегда.
Еще за четыре тысячи лет до Рождества Христова человек собирал, хранил и высоко ценил эти мерцающие чудесные капли из моря. Рожденные громом, зачатые туманом, оплодотворенные лунным светом, слезы богов… Все объяснения происхождения жемчуга меркли перед необыкновенной таинственностью самих жемчужин.
Будь то варвар или цивилизованный человек, дикарь или эстет, никто не устоял перед очарованием жемчуга. Он не требовал ни обработки, ни резки, ни полировки, его считали воплощением всей гаммы человеческих чувств, от низменных до самых возвышенных. Им украшали алтари Венеры и гробницы святых, его носили короли, священники, императоры, султаны и чародеи. Жемчуг был символом абсолютной власти.
Тот, кто владел жемчугом, обладал магической силой. Магия, волшебство, исходящие от мерцающих жемчужин, лежавших на столе, казалось, наполняли все помещение.
Среди этого великолепия любое чудо представлялось возможным…
Человек, проникший в эллинг, медленно двигался мимо лотков с девственно-белыми и переливчато-черными жемчужинами южного моря, которые опытные сортировщики безошибочно отбирали по размеру, цвету и совершенству формы.
Однако ничто на столах его не заинтересовало. В течение двух лет он из каждого сбора тщательно выбирал только лучшее. Ибо если человек приносит жертву Богу или дьяволу, то это должен быть лучший дар.
Он приблизился к стальным дверям в конце эллинга, не обращая внимания на шелест плотной резины, скользящей по кафельному полу, как идущий человек не обращает внимания на звук своих шагов.
Вторые двери тоже были закрыты секретным замком. И не мудрено: за их сталью хранилось сокровище, не сравнимое ни с каким другим на земле. Он распахнул открывшуюся дверь. В сводчатой комнате перед ним стояли запертые шкафчики, где находились лотки с жемчугом высшего качества, собранным в разное время.
Каждый шкафчик был оснащен механическим сейфовым замком с массивной стальной ручкой, поскольку условия тропического климата не выдерживало никакое электронное оборудование, а тут лежало такое богатство, которое сделало бы алчным даже святого. Он знал, что в помещении никого нет, однако все же оглянулся. Теперь предстояло самое трудное. Общеизвестно, что он не может встать на ноги без посторонней помощи, следовательно, ему не дотянуться до верхних ящичков, поэтому каждый искал его тайник, ориентируясь на уровень головы сидящего человека.
С жестокой улыбкой он снова протер ладони и вытянулся, ухватившись за самую высокую ручку, до какой смог достать. Пусть ноги у него не толще черенка лопаты, зато руки и плечи с развитой мускулатурой.
Подтягиваясь то на левой, то на правой руке, он поднимал свое тело по десятифутовой стене запирающихся шкафчиков. Один раз вспотевшая ладонь соскользнула, и, прежде чем он снова ухватился за ручку, необычное кольцо из нержавеющей стали, которое он носил на указательном пальце, оцарапало поверхность. Впрочем, новая царапина не отличалась от множества других таких же, безмолвных свидетелей его бесчисленных подъемов к личным сокровищам.
Тяжело дыша, он набрал правой рукой код замка, потом несколько изменил положение тела, перенеся вес на обе руки, и с силой дунул.
Толстая стальная панель медленно отошла, и за нею оказался ряд ящичков, врезанных прямо в стену.
Он сунул заостренную грань кольца в отверстие левого ящика, повернул и потянул на себя.
Тут он впервые заколебался, чтобы побороть сомнения, еще раз оглянулся. Удостоверившись, что никого нет, вытащил длинный плоский футляр и с благоговением открыл его.
На фоне бархата цвета утренней зари мерцала «Черная троица».
Хотя он уже много раз видел это тройное ожерелье, сердце у него сжалось, а дыхание участилось. Живые, девственные, естественные, как в тот день, когда он вынимал их из прохладных, скользких чрев раковин, жемчужины не имели себе равных. Каждая рождена особым видом моллюсков «Жемчужной бухты», каждая неповторима, а сходство с черным опалом делало тройное ожерелье безумно дорогим. Однако «Черная троица» была ценна сама по себе. Нитки разной длины, но собраны из одинакового по размеру жемчуга. Самая короткая – из двенадцатимиллиметровых жемчужин, средняя – из четырнадцатимиллиметровых, а третья, самая длинная, – из несравненных шестнадцатимиллиметровых. Все без единого дефекта, все округлой формы. Кроме того, цвет каждой жемчужины отличался от других неуловимым оттенком, что неизмеримо увеличивало ценность ожерелья.
Тем не менее не богатство побудило человека ползти вверх по стене. И не красота. Словно одержимый средневековый алхимик или раскаивающийся грешник, он верил в чудо, такое невыразимое и мучительно желанное.
Открывая ящик за ящиком, он разглядывал сияющие черные жемчужины, томящиеся в стальном плену, и сравнивал их с «Черной троицей».
В последнем ящике лежали уникальные полночно-темные и радужные дары «Жемчужной бухты». Нахмурившись, он переводил взгляд с них на «Черную троицу». Да, жемчуг из последних сборов не мог сравниться с отобранным ранее. Ни одна из новых жемчужин не достойна занять место на тройной нити ожерелья. Внезапно его охватила неприятная дрожь. «Черная троица» была совершенна, он – нет.
Достоин ли он созерцать подобное совершенство? Нет! Только она может и должна услаждать им свои прекрасные глаза. Черт ее возьми за ее сильные ноги и необыкновенные глаза.
Семь лет он нуждался в ней почти так же сильно, как ненавидел.
Добывал для нее все новый жемчуг и в отчаянном бессилии смотрел, как ее нечестивые пальцы перебирают его тайные упования.
Снаружи неистовствовала буря. С невинной жестокостью дикого зверя, с океаном теплой воды вместо чрева шторм бился о стены эллинга. Лампы тускнели, потом ярко вспыхивали, снова угасали. Для разрушительных штормов, знаменующих начало сезона дождей, еще рано, однако кладбище в Бруме пополнялось все новыми жертвами стихии, погибшими во время поисков морских сокровищ. Наконец лампы совсем погасли, лопасти вентиляторов неумолимо сбавляли обороты, умер глаз сигнализации над входной дверью, отключились приборы. Значит, никто уже не смог бы попасть в эллинг.
Но прежде чем дождь застучал по металлической крыше, он услышал скрежет металла о металл. Это резец терзает петли стальной двери. Он был уверен, потому что и сам бы поступил таким же образом.
Кто-то пытался добраться до «Черной троицы».
Он быстро положил футляр с ожерельем на место и закрыл ящички с менее достойными, но столь же бесценными радужными жемчужинами. Правда, не слишком аккуратно обошелся с последним ящиком, и восхитительные горошины разлетелись во все стороны. Не было времени собирать их, поэтому он сполз на пол, раскрыл ящики на более низком уровне и начал раскидывать жемчужины, оставив шкафчики открытыми. Пусть тот, кто сейчас ворвется в эллинг, думает, что легендарные сокровища «Жемчужной бухты» сиротливо лежат у него под ногами.
Потом он схватил осколок раковины, затаился в самой глубокой темноте и сжал в руке импровизированное оружие длиной с ладонь. Теперь ему, инвалиду в кресле, оставалось только ждать.
Он ждал.
Ноябрь
Приближался шторм. Безграничное знойное небо нависало над раскаленной землей.
Очутившись в эллинге для сортировки жемчуга, он набрал код на сигнальной панели и захлопнул стальную дверь. Ему удалось отделаться от сортировщиков под предлогом случайной проверки, но рисковать не хотелось, поэтому он сразу выключил кондиционер, хотя знал, что скоро здесь тоже станет жарко.
Но при работающем кондиционере не услышишь, если кто-нибудь войдет. Зато можно воспользоваться системой потолочных вентиляторов, что он с удовольствием и сделал. Металлические лопасти завертелись, как бы нехотя рассекая тягучий воздух. Еще он мог бы распахнуть закрытые ставнями окна, но тогда кто-нибудь из рабочих обязательно его заметит, а все они умирали от желания выяснить, где он прячет свой запас жемчуга.
Автоматически стерев пот с лица и рук хлопковым полотенцем, он приблизился к столам, на которых рядами и аккуратными кучками лежали жемчужины, таинственно переливаясь всем спектром цветов. Они словно приглашали дотронуться до них, ласкать их, насладиться ими.
Боготворить.
Только не вспотевшими грубыми пальцами. Ведь жемчужины изысканны и хрупки, человеческий пот разъедает тонкие нежные слои, которые взятый в плен раковины моллюск, называемый жемчужницей, столь терпеливо создавал, чтобы закрыть внутреннюю рану. Неосторожные действия превращали великолепные жемчужины высшего сорта в тусклые, скучные горошины, небрежное отношение убивало едва уловимые нежные полоски рассвета, только что танцевавшие под атласной оболочкой. Жемчуг недосягаем. Как мечта. Как чудо. Недосягаем. Всегда.
Но человек посягал на него. Всегда.
Еще за четыре тысячи лет до Рождества Христова человек собирал, хранил и высоко ценил эти мерцающие чудесные капли из моря. Рожденные громом, зачатые туманом, оплодотворенные лунным светом, слезы богов… Все объяснения происхождения жемчуга меркли перед необыкновенной таинственностью самих жемчужин.
Будь то варвар или цивилизованный человек, дикарь или эстет, никто не устоял перед очарованием жемчуга. Он не требовал ни обработки, ни резки, ни полировки, его считали воплощением всей гаммы человеческих чувств, от низменных до самых возвышенных. Им украшали алтари Венеры и гробницы святых, его носили короли, священники, императоры, султаны и чародеи. Жемчуг был символом абсолютной власти.
Тот, кто владел жемчугом, обладал магической силой. Магия, волшебство, исходящие от мерцающих жемчужин, лежавших на столе, казалось, наполняли все помещение.
Среди этого великолепия любое чудо представлялось возможным…
Человек, проникший в эллинг, медленно двигался мимо лотков с девственно-белыми и переливчато-черными жемчужинами южного моря, которые опытные сортировщики безошибочно отбирали по размеру, цвету и совершенству формы.
Однако ничто на столах его не заинтересовало. В течение двух лет он из каждого сбора тщательно выбирал только лучшее. Ибо если человек приносит жертву Богу или дьяволу, то это должен быть лучший дар.
Он приблизился к стальным дверям в конце эллинга, не обращая внимания на шелест плотной резины, скользящей по кафельному полу, как идущий человек не обращает внимания на звук своих шагов.
Вторые двери тоже были закрыты секретным замком. И не мудрено: за их сталью хранилось сокровище, не сравнимое ни с каким другим на земле. Он распахнул открывшуюся дверь. В сводчатой комнате перед ним стояли запертые шкафчики, где находились лотки с жемчугом высшего качества, собранным в разное время.
Каждый шкафчик был оснащен механическим сейфовым замком с массивной стальной ручкой, поскольку условия тропического климата не выдерживало никакое электронное оборудование, а тут лежало такое богатство, которое сделало бы алчным даже святого. Он знал, что в помещении никого нет, однако все же оглянулся. Теперь предстояло самое трудное. Общеизвестно, что он не может встать на ноги без посторонней помощи, следовательно, ему не дотянуться до верхних ящичков, поэтому каждый искал его тайник, ориентируясь на уровень головы сидящего человека.
С жестокой улыбкой он снова протер ладони и вытянулся, ухватившись за самую высокую ручку, до какой смог достать. Пусть ноги у него не толще черенка лопаты, зато руки и плечи с развитой мускулатурой.
Подтягиваясь то на левой, то на правой руке, он поднимал свое тело по десятифутовой стене запирающихся шкафчиков. Один раз вспотевшая ладонь соскользнула, и, прежде чем он снова ухватился за ручку, необычное кольцо из нержавеющей стали, которое он носил на указательном пальце, оцарапало поверхность. Впрочем, новая царапина не отличалась от множества других таких же, безмолвных свидетелей его бесчисленных подъемов к личным сокровищам.
Тяжело дыша, он набрал правой рукой код замка, потом несколько изменил положение тела, перенеся вес на обе руки, и с силой дунул.
Толстая стальная панель медленно отошла, и за нею оказался ряд ящичков, врезанных прямо в стену.
Он сунул заостренную грань кольца в отверстие левого ящика, повернул и потянул на себя.
Тут он впервые заколебался, чтобы побороть сомнения, еще раз оглянулся. Удостоверившись, что никого нет, вытащил длинный плоский футляр и с благоговением открыл его.
На фоне бархата цвета утренней зари мерцала «Черная троица».
Хотя он уже много раз видел это тройное ожерелье, сердце у него сжалось, а дыхание участилось. Живые, девственные, естественные, как в тот день, когда он вынимал их из прохладных, скользких чрев раковин, жемчужины не имели себе равных. Каждая рождена особым видом моллюсков «Жемчужной бухты», каждая неповторима, а сходство с черным опалом делало тройное ожерелье безумно дорогим. Однако «Черная троица» была ценна сама по себе. Нитки разной длины, но собраны из одинакового по размеру жемчуга. Самая короткая – из двенадцатимиллиметровых жемчужин, средняя – из четырнадцатимиллиметровых, а третья, самая длинная, – из несравненных шестнадцатимиллиметровых. Все без единого дефекта, все округлой формы. Кроме того, цвет каждой жемчужины отличался от других неуловимым оттенком, что неизмеримо увеличивало ценность ожерелья.
Тем не менее не богатство побудило человека ползти вверх по стене. И не красота. Словно одержимый средневековый алхимик или раскаивающийся грешник, он верил в чудо, такое невыразимое и мучительно желанное.
Открывая ящик за ящиком, он разглядывал сияющие черные жемчужины, томящиеся в стальном плену, и сравнивал их с «Черной троицей».
В последнем ящике лежали уникальные полночно-темные и радужные дары «Жемчужной бухты». Нахмурившись, он переводил взгляд с них на «Черную троицу». Да, жемчуг из последних сборов не мог сравниться с отобранным ранее. Ни одна из новых жемчужин не достойна занять место на тройной нити ожерелья. Внезапно его охватила неприятная дрожь. «Черная троица» была совершенна, он – нет.
Достоин ли он созерцать подобное совершенство? Нет! Только она может и должна услаждать им свои прекрасные глаза. Черт ее возьми за ее сильные ноги и необыкновенные глаза.
Семь лет он нуждался в ней почти так же сильно, как ненавидел.
Добывал для нее все новый жемчуг и в отчаянном бессилии смотрел, как ее нечестивые пальцы перебирают его тайные упования.
Снаружи неистовствовала буря. С невинной жестокостью дикого зверя, с океаном теплой воды вместо чрева шторм бился о стены эллинга. Лампы тускнели, потом ярко вспыхивали, снова угасали. Для разрушительных штормов, знаменующих начало сезона дождей, еще рано, однако кладбище в Бруме пополнялось все новыми жертвами стихии, погибшими во время поисков морских сокровищ. Наконец лампы совсем погасли, лопасти вентиляторов неумолимо сбавляли обороты, умер глаз сигнализации над входной дверью, отключились приборы. Значит, никто уже не смог бы попасть в эллинг.
Но прежде чем дождь застучал по металлической крыше, он услышал скрежет металла о металл. Это резец терзает петли стальной двери. Он был уверен, потому что и сам бы поступил таким же образом.
Кто-то пытался добраться до «Черной троицы».
Он быстро положил футляр с ожерельем на место и закрыл ящички с менее достойными, но столь же бесценными радужными жемчужинами. Правда, не слишком аккуратно обошелся с последним ящиком, и восхитительные горошины разлетелись во все стороны. Не было времени собирать их, поэтому он сполз на пол, раскрыл ящики на более низком уровне и начал раскидывать жемчужины, оставив шкафчики открытыми. Пусть тот, кто сейчас ворвется в эллинг, думает, что легендарные сокровища «Жемчужной бухты» сиротливо лежат у него под ногами.
Потом он схватил осколок раковины, затаился в самой глубокой темноте и сжал в руке импровизированное оружие длиной с ладонь. Теперь ему, инвалиду в кресле, оставалось только ждать.
Он ждал.
Г лава 1
Сиэтл
Ноябрь
Арчер Донован приучил себя не удивляться, ибо еще на прежней работе убедился, насколько часто удивленные люди внезапно заканчивали свой век.
Тем не менее великолепие черной жемчужной слезы, которую протягивал ему Тэдди Ямагата, привело его в изумление. Он не видел этого уникума целых семь лет.
Тогда жемчужину сжимал в руке умирающий человек. Почти мертвый. Его сводный брат, которого Арчер вытащил из переделки во время мятежа и, рискуя жизнью, доставил в госпиталь, относительно безопасное место.
Очень давно. В чужой стране.
Слава Богу.
С тех пор он сделал все возможное, чтобы похоронить ту часть своего прошлого, но даже спустя годы изредка попадался в западню памяти: его прежняя тайная жизнь имела отвратительную привычку вклиниваться в жизнь настоящую. Вот и сейчас прошлое мерцало на ладони крупнейшего гавайского собирателя и продавца жемчуга.
Тэдди прилетел в Сиэтл с чемоданом жемчуга, дабы показать Арчеру. Там была и эта черная жемчужина.
– Необычный цвет, – равнодушно заметил Арчер.
Тэдди изучал выражение лица своего бывшего конкурента по жемчужному бизнесу, уникального клиента и постоянного надежного ценителя. Однако если Арчера и заинтересовала черная жемчужина в форме слезы, внешне он никак этого не выказал. С таким выражением он мог бы смотреть на фотографию внуков Тэдди.
– Вы, должно быть, отлично играете в покер, – сказал Ямагата.
– А разве мы играем в покер?
– Просто вы на удивление владеете своей мимикой. Или это густая поросль успешно скрывает ваши эмоции.
Арчер рассеянно провел рукой по щеке. Он перестал бриться несколько месяцев назад, причем по загадочной даже для него самого причине. Однажды утром он взял бритву, и она вдруг странным образом навела его на мысль об испанской инквизиции. Он тут же выбросил лезвие и с тех пор не брился. Конечно, это могло иметь отношение к его работе на Соединенные Штаты.
Теперь в бороде, как и в черных жестких волосах, пробивалась седина.
Но мертвые не имеют возраста.
– Вам будет жарковато на Таити, – сказал Тэдди с легкой издевкой.
– Там всегда жарко.
– Я имел в виду вашу бороду.
– Не знаю, никогда не посылал туда свою бороду.
Оставив бесплодные попытки раскусить бывшего конкурента с помощью хитрости, он задал ему прямой вопрос:
– Так что вы думаете о жемчужине?
– Южное полушарие, четырнадцать миллиметров, чиста как слеза, идеальная поверхность. Высший сорт жемчуга.
– И все? – Черные глаза Тэдди от смеха превратились в узенькие щелочки. – Она дьявольски эффектна, и вы знаете это! Она как… как…
– Как радуга под черным льдом, – подсказал Арчер.
– Да, теперь я убедился, что она вам действительно нравится.
– Мне нравятся многие жемчужины. Это моя слабость, – пожал плечами Арчер.
– Я просто мечтаю о вашей слабости. Какова, по-вашему, стоимость этой жемчужины?
– Я бы заплатил любую цену. – Арчер холодно уставился на него серо-зелеными глазами. – Ближе к делу. Что вы на самом деле хотите узнать?
– Сколько эта вещь стоит, черт побери, – Тэдди не скрывал своего раздражения. – Хочу услышать это от вас, потому что вы самый честный судья, которого я знаю.
– Откуда у вас эта жемчужина?
– Я получил ее от мужчины, тот от женщины, она от человека из Коулуна, а он, в свою очередь, от кого-то на Таити. Я искал его шесть месяцев, однако на Таити его нет. Если вы купите эту жемчужину, я назову вам имена.
– Только-то?
– Я надеялся, вы знаете больше.
– Конечно, надеялись.
Арчер взглянул на старенькие часы из нержавеющей стали. Их привез из Германии отец и поставил в гостиной семейной резиденции Донованов, которая находилась в деловом центре Сиэтла.
Два часа. Среда. Поздняя осень.
Там, откуда прибыла черная жемчужина, сейчас раннее утро. Четверг. Весна, уже опаленная горячим дыханием лета.
«Что случилось, Лэн? Почему ты вдруг решил продать сокровища „Жемчужной бухты“?»
Арчер посмотрел на жемчужину. Черная, лучистая, она была великолепна. Семь лет назад сводный брат Лэн Макгэрри увяз в сомнительных делах, что едва не убило его. Не лишило жизни, но сильно покалечило. Арчер был одним из трех жителей планеты, кто знал, что Лэн владеет секретом выращивания необыкновенных черных жемчужин. Однако брат наотрез отказался продать хотя бы одну из нескольких тысяч, которые, по расчетам Арчера, должна была произвести за семь лет «Жемчужная бухта».
И тем не менее сейчас перед ним именно этот красивый черный призрак прошлого. Видимо, Лэн наконец излечил свой рассудок, начал осознавать, что все равно остается тем же самым человеком независимо от количества припасенных сокровищ.
Мысли о брате, как всегда, переплелись с непрошеными воспоминаниями о Ханне Макгэрри, порой наивной и чистой, но всегда соблазнительной жене Лэна. По крайней мере всегда соблазнительной для Арчера. Чересчур соблазнительной. Она подобна черной жемчужине: столь же уникальна и необыкновенна, столь же далека от мысли о собственной красоте и ценности.
Тогда, принеся на руках ее истекающего кровью мужа, он крикнул Ханне, что у нее есть две минуты на сборы. Она не упала в обморок, быстро схватила одеяла, лекарства и свой кошелек.
Ей хватило девяти секунд, зато их перелет из ада длился намного дольше. Арчер залил кровью (своей и брата) штурвал маленького самолета, которым управлял, у него двоилось в глазах от сотрясения, полученного, когда он пробирался к Лэну через разъяренную толпу мятежников.
Ханна всю дорогу молча сидела рядом, на месте второго пилота, и вытирала Арчеру лицо. Она тоже была в крови, поскольку, чтобы не вопить от страха, прикусила нижнюю губу.
Арчер недолго предавался воспоминаниям и почти сразу выкинул Ханну Макгэрри из головы: она никогда ему не принадлежала и не могла принадлежать, а он не из тех, кто страдает по недостижимому. Ханна была замужем, а для него брак и семья еще не утратили своего значения, хотя он сознавал, что это весьма старомодно. Впрочем, в Двадцать первом веке достаточно места для всего, даже для некоторых атавизмов.
– Значит, вы думаете, это не таитянская жемчужина? – лениво спросил Арчер.
– Почему?
– Во-первых, задаете вопросы в Сиэтле, а не на Таити. Либо вы оказались в тупике и действительно ничего не знаете, либо, наоборот, прекрасно осведомлены и хотите выяснить, что известно мне.
– Если бы я знал, – вздохнул Тэдди, – откуда взялась эта жемчужина и как получить такой жемчуг, то не терял время на разговоры с вами. Я здесь потому, что устал биться головой о стену. На Таити никто и никогда не видел эту жемчужину, более того, вообще не видел ничего подобного. А это, согласитесь, не тот сорт жемчуга, который можно забыть.
Единственная в своем роде, неповторимая жемчужина. Как Ханна Макгэрри. Мысль о ней вновь посетила Арчера, но, к счастью, не задержалась, быстро сменившись другими.
– Сколько вы за нее хотите? – неожиданно спросил он, удивив себя не меньше, чем Тэдди.
– А сколько вы предложите?
– Видимо, не так много, как вам хотелось бы. Этой жемчужине нельзя подобрать пару, следовательно, она не годится для ювелирных украшений. Может, одна из моих сестер, Фэйт, сумела бы сделать для нее интересную оправу, превратив жемчужину в брошь или кулон, но тогда ценилось бы мастерство ювелира, и я заплатил бы Фэйт, а не вам.
Тэдди не смог возразить. Конечно, жемчуг выращивают давно, однако для этого по-прежнему требуются жемчужницы, что осложняет дело. Подбор жемчужин для ожерелья можно сравнить с выбором из тысячи рыжеволосых людей девятнадцати неотличимых друг от друга. Но даже в случае удачи полного сходства гарантировать невозможно.
– Из нее получилось бы кольцо, – сказал после минутного колебания Тэдди.
– В принципе да. Хотя немногие решились бы потратить тысячи долларов на кольцо, если центральная его часть (между прочим, самая ценная) может быть непоправимо испорчена одним неловким движением руки.
Гаваец что-то проворчал.
– Конечно, ваша жемчужина довольно большая, но все же не настолько, чтобы заинтересовать богатых коллекционеров или музеи. Полагаю, у них уже есть черные жемчужины, и даже большего размера. Круглые черные жемчужины.
– Верно. А вы когда-нибудь видели жемчужину хотя бы приблизительно такого цвета? Она словно черный опал!
Арчер видел одну, которая затмила бы не только эту, но и большую часть других, существующих на Земле.
– Да, она, несомненно, высшего сорта. Какому-нибудь коллекционеру необычных жемчужин…
– Как вы.
– …эта пришлась бы по душе. Он заплатил бы около трех тысяч американских долларов.
– Три? Двадцать!
– Я бы заплатил не более пяти.
– Неудачная шутка. Вы знаете, что она стоит не меньше пятнадцати.
Арчер взглянул на часы. У него еще оставалось время до того, как он должен помочь Фэйт закрыть ее магазинчик. Небольшой, зато с весьма ценными ювелирными изделиями из драгоценных камней. На сумму в миллиарды долларов.
Обычно Фэйт и ее сокровища охранял секьюрити из «Донован интернешнл», но сегодня это было делом Арчера. К великому облегчению семьи, Фэйт наконец избавилась от своего непостоянного телохранителя и бойфренда Тони.
– Может, у вас есть что-нибудь еще? – спросил Арчер. Тэдди посмотрел на высокого американца, оценил стальную зелень его глаз и убрал жемчужину в маленький футляр с изображением некоего символа.
– Я продолжаю надеяться на бесплатный ленч, – улыбнулся он.
– В этом часть вашего очарования, Тэдди, и ваша относительная честность.
– Относительная! По отношению к чему?
– Если бы я это знал, тогда вы были бы абсолютно честным.
Низкорослый, коренастый гаваец нахмурился. Его не впервые ставили в тупик причуды логических умозаключений.
– Голодны? – поинтересовался Арчер. Тэдди похлопал широкой ладонью по мощному животу, который был совсем не дряблым, как могло показаться.
– Я всегда голоден.
– Тогда захватите на кухню чемодан. Вы займетесь едой, а я тем временем посмотрю остальное.
– Спасибо.
– Нет проблем. Стоимость ленча я включу в цену покупки. Если что-нибудь куплю.
Смеясь, гаваец последовал за ним в большую уютную лимонно-желтую кухню. Из угловых окон был виден морской порт Сиэтла. В бухте Эллиот ждали разгрузки огромные корабли, между этими великанами сновали карлики-паромы, оставляя за собой белые дорожки, свежий юго-восточный ветер нес облака, из которых сыпался мелкий частый дождик.
– Хороший вид, – кивнул Тэдди. – А не надоедает ли вам постоянный дождь?
– Представьте, что пелена дождя является стеной, защищающей город.
Тэдди прищурился, открыл было рот, затем покачал головой и рассмеялся.
Прежде чем продолжить столь волновавший его разговор, Арчер усадил гостя за стол, и тот весьма забавно выглядел с пивом в одной руке и толстым бутербродом в другой.
– У Сэма Чана были какие-нибудь особые жемчужины на продажу?
– Сукин сын владеет двумя третями жемчужных ферм Таити. И при каждом сборе ведет себя так, будто выставляет своего первенца на дешевую распродажу. Хотя он в состоянии оценить что-то необычное вроде этой жемчужины.
Арчер открыл бутылку местного пива.
– Раз у него есть золото, он и устанавливает правила.
– Между прочим, Япония собирается надрать ему задницу. Слишком уж он их притесняет. Замечательный сыр – что за сорт?
– «Горгонзола». Ну а более мелкие фермеры?
– Ничто не изменилось. Они до сих пор выстраиваются в очередь, словно молочные коровы.
– Удивительно. Австралийцы даже упрямее американцев.
– О, среди них есть мятежники, – сказал Тэдди, взмахнув остатком бутерброда. – Но консорциум все равно обирает их до нитки. Урезает лицензии на раковины жемчужниц, в последнюю очередь информирует о правительственных исследованиях, которые давно известны конкурентам, в результате их жемчуг распродается на аукционах.
– Кто ими командует? – спросил Арчер, хотя знал ответ. Но вдруг есть что-то новое?
– Лэн Макгэрри. Тот еще ублюдок. Мало ему инвалидного кресла. Да если б он лишился даже пальцев на руках, это его нисколько бы не отрезвило.
На миг Арчер представил истекающего кровью Лэна, лежащего в проходе маленького самолета. Не раз он просыпался в холодном поту от стонов, в том числе и собственных.
– Ходят слухи, что Макгэрри, несколько австралийских и, возможно, таитянских фермеров утаивают лучшие жемчужины, – сказал Тэдди.
Арчер тоже слышал об этом, даже кое-чему верил. За последние пять лет производительность «Жемчужной бухты» заметно снизились. То ли жемчужницы прекратили свою работу, то ли это махинации Лэна.
Как совладелец, Арчер должен был это выяснить, однако ничего не сделал. Ему не хотелось выяснять с братом денежные вопросы, деньги не влияли на их отношения.
– Вы постоянно в курсе всех слухов, – вздохнул Арчер.
– Иногда они верны.
– Иногда.
Арчер открыл чемодан, быстро окинул взглядом содержимое. Никаких драгоценностей «Жемчужной бухты». Но он не мог позволить Тэдди уйти с пустыми руками, гаваец – слишком хороший источник сплетен, и даже явная дезинформация, по-умному представленная, могла сойти за правду. К тому же Арчер собирался купить эту черную жемчужину, только не хотел делать Тэдди богатым.
– Вы хорошо поработали, – задумчиво произнес он, делая вид, что внимательно рассматривает жемчуг.
Интерес в его голосе стал бальзамом на душу торговца, который с улыбкой наклонился над столом:
– Что вам нравится?
– Оранжевая жемчужина и эта, вьетнамская.
– Черт возьми, я надеялся разрекламировать ее отдельно.
– Да?
– Хотел, чтобы вы купили обе.
Арчер посмотрел на жемчужину, темную как ночь, переливающуюся всеми цветами радуги.
– Она бесподобна. Из-за таких драгоценностей люди убивают друг друга.
Ноябрь
Арчер Донован приучил себя не удивляться, ибо еще на прежней работе убедился, насколько часто удивленные люди внезапно заканчивали свой век.
Тем не менее великолепие черной жемчужной слезы, которую протягивал ему Тэдди Ямагата, привело его в изумление. Он не видел этого уникума целых семь лет.
Тогда жемчужину сжимал в руке умирающий человек. Почти мертвый. Его сводный брат, которого Арчер вытащил из переделки во время мятежа и, рискуя жизнью, доставил в госпиталь, относительно безопасное место.
Очень давно. В чужой стране.
Слава Богу.
С тех пор он сделал все возможное, чтобы похоронить ту часть своего прошлого, но даже спустя годы изредка попадался в западню памяти: его прежняя тайная жизнь имела отвратительную привычку вклиниваться в жизнь настоящую. Вот и сейчас прошлое мерцало на ладони крупнейшего гавайского собирателя и продавца жемчуга.
Тэдди прилетел в Сиэтл с чемоданом жемчуга, дабы показать Арчеру. Там была и эта черная жемчужина.
– Необычный цвет, – равнодушно заметил Арчер.
Тэдди изучал выражение лица своего бывшего конкурента по жемчужному бизнесу, уникального клиента и постоянного надежного ценителя. Однако если Арчера и заинтересовала черная жемчужина в форме слезы, внешне он никак этого не выказал. С таким выражением он мог бы смотреть на фотографию внуков Тэдди.
– Вы, должно быть, отлично играете в покер, – сказал Ямагата.
– А разве мы играем в покер?
– Просто вы на удивление владеете своей мимикой. Или это густая поросль успешно скрывает ваши эмоции.
Арчер рассеянно провел рукой по щеке. Он перестал бриться несколько месяцев назад, причем по загадочной даже для него самого причине. Однажды утром он взял бритву, и она вдруг странным образом навела его на мысль об испанской инквизиции. Он тут же выбросил лезвие и с тех пор не брился. Конечно, это могло иметь отношение к его работе на Соединенные Штаты.
Теперь в бороде, как и в черных жестких волосах, пробивалась седина.
Но мертвые не имеют возраста.
– Вам будет жарковато на Таити, – сказал Тэдди с легкой издевкой.
– Там всегда жарко.
– Я имел в виду вашу бороду.
– Не знаю, никогда не посылал туда свою бороду.
Оставив бесплодные попытки раскусить бывшего конкурента с помощью хитрости, он задал ему прямой вопрос:
– Так что вы думаете о жемчужине?
– Южное полушарие, четырнадцать миллиметров, чиста как слеза, идеальная поверхность. Высший сорт жемчуга.
– И все? – Черные глаза Тэдди от смеха превратились в узенькие щелочки. – Она дьявольски эффектна, и вы знаете это! Она как… как…
– Как радуга под черным льдом, – подсказал Арчер.
– Да, теперь я убедился, что она вам действительно нравится.
– Мне нравятся многие жемчужины. Это моя слабость, – пожал плечами Арчер.
– Я просто мечтаю о вашей слабости. Какова, по-вашему, стоимость этой жемчужины?
– Я бы заплатил любую цену. – Арчер холодно уставился на него серо-зелеными глазами. – Ближе к делу. Что вы на самом деле хотите узнать?
– Сколько эта вещь стоит, черт побери, – Тэдди не скрывал своего раздражения. – Хочу услышать это от вас, потому что вы самый честный судья, которого я знаю.
– Откуда у вас эта жемчужина?
– Я получил ее от мужчины, тот от женщины, она от человека из Коулуна, а он, в свою очередь, от кого-то на Таити. Я искал его шесть месяцев, однако на Таити его нет. Если вы купите эту жемчужину, я назову вам имена.
– Только-то?
– Я надеялся, вы знаете больше.
– Конечно, надеялись.
Арчер взглянул на старенькие часы из нержавеющей стали. Их привез из Германии отец и поставил в гостиной семейной резиденции Донованов, которая находилась в деловом центре Сиэтла.
Два часа. Среда. Поздняя осень.
Там, откуда прибыла черная жемчужина, сейчас раннее утро. Четверг. Весна, уже опаленная горячим дыханием лета.
«Что случилось, Лэн? Почему ты вдруг решил продать сокровища „Жемчужной бухты“?»
Арчер посмотрел на жемчужину. Черная, лучистая, она была великолепна. Семь лет назад сводный брат Лэн Макгэрри увяз в сомнительных делах, что едва не убило его. Не лишило жизни, но сильно покалечило. Арчер был одним из трех жителей планеты, кто знал, что Лэн владеет секретом выращивания необыкновенных черных жемчужин. Однако брат наотрез отказался продать хотя бы одну из нескольких тысяч, которые, по расчетам Арчера, должна была произвести за семь лет «Жемчужная бухта».
И тем не менее сейчас перед ним именно этот красивый черный призрак прошлого. Видимо, Лэн наконец излечил свой рассудок, начал осознавать, что все равно остается тем же самым человеком независимо от количества припасенных сокровищ.
Мысли о брате, как всегда, переплелись с непрошеными воспоминаниями о Ханне Макгэрри, порой наивной и чистой, но всегда соблазнительной жене Лэна. По крайней мере всегда соблазнительной для Арчера. Чересчур соблазнительной. Она подобна черной жемчужине: столь же уникальна и необыкновенна, столь же далека от мысли о собственной красоте и ценности.
Тогда, принеся на руках ее истекающего кровью мужа, он крикнул Ханне, что у нее есть две минуты на сборы. Она не упала в обморок, быстро схватила одеяла, лекарства и свой кошелек.
Ей хватило девяти секунд, зато их перелет из ада длился намного дольше. Арчер залил кровью (своей и брата) штурвал маленького самолета, которым управлял, у него двоилось в глазах от сотрясения, полученного, когда он пробирался к Лэну через разъяренную толпу мятежников.
Ханна всю дорогу молча сидела рядом, на месте второго пилота, и вытирала Арчеру лицо. Она тоже была в крови, поскольку, чтобы не вопить от страха, прикусила нижнюю губу.
Арчер недолго предавался воспоминаниям и почти сразу выкинул Ханну Макгэрри из головы: она никогда ему не принадлежала и не могла принадлежать, а он не из тех, кто страдает по недостижимому. Ханна была замужем, а для него брак и семья еще не утратили своего значения, хотя он сознавал, что это весьма старомодно. Впрочем, в Двадцать первом веке достаточно места для всего, даже для некоторых атавизмов.
– Значит, вы думаете, это не таитянская жемчужина? – лениво спросил Арчер.
– Почему?
– Во-первых, задаете вопросы в Сиэтле, а не на Таити. Либо вы оказались в тупике и действительно ничего не знаете, либо, наоборот, прекрасно осведомлены и хотите выяснить, что известно мне.
– Если бы я знал, – вздохнул Тэдди, – откуда взялась эта жемчужина и как получить такой жемчуг, то не терял время на разговоры с вами. Я здесь потому, что устал биться головой о стену. На Таити никто и никогда не видел эту жемчужину, более того, вообще не видел ничего подобного. А это, согласитесь, не тот сорт жемчуга, который можно забыть.
Единственная в своем роде, неповторимая жемчужина. Как Ханна Макгэрри. Мысль о ней вновь посетила Арчера, но, к счастью, не задержалась, быстро сменившись другими.
– Сколько вы за нее хотите? – неожиданно спросил он, удивив себя не меньше, чем Тэдди.
– А сколько вы предложите?
– Видимо, не так много, как вам хотелось бы. Этой жемчужине нельзя подобрать пару, следовательно, она не годится для ювелирных украшений. Может, одна из моих сестер, Фэйт, сумела бы сделать для нее интересную оправу, превратив жемчужину в брошь или кулон, но тогда ценилось бы мастерство ювелира, и я заплатил бы Фэйт, а не вам.
Тэдди не смог возразить. Конечно, жемчуг выращивают давно, однако для этого по-прежнему требуются жемчужницы, что осложняет дело. Подбор жемчужин для ожерелья можно сравнить с выбором из тысячи рыжеволосых людей девятнадцати неотличимых друг от друга. Но даже в случае удачи полного сходства гарантировать невозможно.
– Из нее получилось бы кольцо, – сказал после минутного колебания Тэдди.
– В принципе да. Хотя немногие решились бы потратить тысячи долларов на кольцо, если центральная его часть (между прочим, самая ценная) может быть непоправимо испорчена одним неловким движением руки.
Гаваец что-то проворчал.
– Конечно, ваша жемчужина довольно большая, но все же не настолько, чтобы заинтересовать богатых коллекционеров или музеи. Полагаю, у них уже есть черные жемчужины, и даже большего размера. Круглые черные жемчужины.
– Верно. А вы когда-нибудь видели жемчужину хотя бы приблизительно такого цвета? Она словно черный опал!
Арчер видел одну, которая затмила бы не только эту, но и большую часть других, существующих на Земле.
– Да, она, несомненно, высшего сорта. Какому-нибудь коллекционеру необычных жемчужин…
– Как вы.
– …эта пришлась бы по душе. Он заплатил бы около трех тысяч американских долларов.
– Три? Двадцать!
– Я бы заплатил не более пяти.
– Неудачная шутка. Вы знаете, что она стоит не меньше пятнадцати.
Арчер взглянул на часы. У него еще оставалось время до того, как он должен помочь Фэйт закрыть ее магазинчик. Небольшой, зато с весьма ценными ювелирными изделиями из драгоценных камней. На сумму в миллиарды долларов.
Обычно Фэйт и ее сокровища охранял секьюрити из «Донован интернешнл», но сегодня это было делом Арчера. К великому облегчению семьи, Фэйт наконец избавилась от своего непостоянного телохранителя и бойфренда Тони.
– Может, у вас есть что-нибудь еще? – спросил Арчер. Тэдди посмотрел на высокого американца, оценил стальную зелень его глаз и убрал жемчужину в маленький футляр с изображением некоего символа.
– Я продолжаю надеяться на бесплатный ленч, – улыбнулся он.
– В этом часть вашего очарования, Тэдди, и ваша относительная честность.
– Относительная! По отношению к чему?
– Если бы я это знал, тогда вы были бы абсолютно честным.
Низкорослый, коренастый гаваец нахмурился. Его не впервые ставили в тупик причуды логических умозаключений.
– Голодны? – поинтересовался Арчер. Тэдди похлопал широкой ладонью по мощному животу, который был совсем не дряблым, как могло показаться.
– Я всегда голоден.
– Тогда захватите на кухню чемодан. Вы займетесь едой, а я тем временем посмотрю остальное.
– Спасибо.
– Нет проблем. Стоимость ленча я включу в цену покупки. Если что-нибудь куплю.
Смеясь, гаваец последовал за ним в большую уютную лимонно-желтую кухню. Из угловых окон был виден морской порт Сиэтла. В бухте Эллиот ждали разгрузки огромные корабли, между этими великанами сновали карлики-паромы, оставляя за собой белые дорожки, свежий юго-восточный ветер нес облака, из которых сыпался мелкий частый дождик.
– Хороший вид, – кивнул Тэдди. – А не надоедает ли вам постоянный дождь?
– Представьте, что пелена дождя является стеной, защищающей город.
Тэдди прищурился, открыл было рот, затем покачал головой и рассмеялся.
Прежде чем продолжить столь волновавший его разговор, Арчер усадил гостя за стол, и тот весьма забавно выглядел с пивом в одной руке и толстым бутербродом в другой.
– У Сэма Чана были какие-нибудь особые жемчужины на продажу?
– Сукин сын владеет двумя третями жемчужных ферм Таити. И при каждом сборе ведет себя так, будто выставляет своего первенца на дешевую распродажу. Хотя он в состоянии оценить что-то необычное вроде этой жемчужины.
Арчер открыл бутылку местного пива.
– Раз у него есть золото, он и устанавливает правила.
– Между прочим, Япония собирается надрать ему задницу. Слишком уж он их притесняет. Замечательный сыр – что за сорт?
– «Горгонзола». Ну а более мелкие фермеры?
– Ничто не изменилось. Они до сих пор выстраиваются в очередь, словно молочные коровы.
– Удивительно. Австралийцы даже упрямее американцев.
– О, среди них есть мятежники, – сказал Тэдди, взмахнув остатком бутерброда. – Но консорциум все равно обирает их до нитки. Урезает лицензии на раковины жемчужниц, в последнюю очередь информирует о правительственных исследованиях, которые давно известны конкурентам, в результате их жемчуг распродается на аукционах.
– Кто ими командует? – спросил Арчер, хотя знал ответ. Но вдруг есть что-то новое?
– Лэн Макгэрри. Тот еще ублюдок. Мало ему инвалидного кресла. Да если б он лишился даже пальцев на руках, это его нисколько бы не отрезвило.
На миг Арчер представил истекающего кровью Лэна, лежащего в проходе маленького самолета. Не раз он просыпался в холодном поту от стонов, в том числе и собственных.
– Ходят слухи, что Макгэрри, несколько австралийских и, возможно, таитянских фермеров утаивают лучшие жемчужины, – сказал Тэдди.
Арчер тоже слышал об этом, даже кое-чему верил. За последние пять лет производительность «Жемчужной бухты» заметно снизились. То ли жемчужницы прекратили свою работу, то ли это махинации Лэна.
Как совладелец, Арчер должен был это выяснить, однако ничего не сделал. Ему не хотелось выяснять с братом денежные вопросы, деньги не влияли на их отношения.
– Вы постоянно в курсе всех слухов, – вздохнул Арчер.
– Иногда они верны.
– Иногда.
Арчер открыл чемодан, быстро окинул взглядом содержимое. Никаких драгоценностей «Жемчужной бухты». Но он не мог позволить Тэдди уйти с пустыми руками, гаваец – слишком хороший источник сплетен, и даже явная дезинформация, по-умному представленная, могла сойти за правду. К тому же Арчер собирался купить эту черную жемчужину, только не хотел делать Тэдди богатым.
– Вы хорошо поработали, – задумчиво произнес он, делая вид, что внимательно рассматривает жемчуг.
Интерес в его голосе стал бальзамом на душу торговца, который с улыбкой наклонился над столом:
– Что вам нравится?
– Оранжевая жемчужина и эта, вьетнамская.
– Черт возьми, я надеялся разрекламировать ее отдельно.
– Да?
– Хотел, чтобы вы купили обе.
Арчер посмотрел на жемчужину, темную как ночь, переливающуюся всеми цветами радуги.
– Она бесподобна. Из-за таких драгоценностей люди убивают друг друга.
Г лава 2
Брум, Австралия
Ноябрь
Потоки солнечных лучей дождем лились на землю. Даже Индийский океан был ими усмирен. Неподвижная вода отливала бирюзой, время, казалось, остановило свой бег.
Ханна Макгэрри не замечала ни чудовищной жары, ни струек пота, ни веса маленького китайца, сидевшего у нее на коленях. Лэн Макгэрри умер. Единственная жертва циклона.
Правда, несколько человек было ранено падающими обломками, а Цин Лу Иню даже разворотило щеку. Но никто из пострадавших не захотел прервать работу.
Шторм не пощадил ни плоты, ни. сортировочные эллинги, зато обошел стороной коттеджи, и дети отделались только царапинами.
Пересаживая ребенка повыше, Ханна не обратила внимания на боль в легких. С ее коротких волос еще стекала теплая соленая вода, поскольку она недавно ныряла на дно мелкой бухты. Трудная работа, но Ханна ее любила. Там, в мерцающей, прозрачной толще воды, она была свободна, а теперь, оставив работу, Ханна чувствовала себя в ловушке, в клетке из солнечных лучей, хотя не могла выказать ни страха, ни беспокойства, вообще никаких эмоций, спрятанных под хрупкой оболочкой самообладания.
– Грустно-грустно? – спросил четырехлетний малыш с милым, простодушным лицом.
– Просто размышления, дорогой. – Ханна заставила себя улыбнуться.
– Раз-мыш-ление, старательно повторил ребенок.
– Хорошо. – Из семи детей, которым она давала уроки английского, Сунь Хуэй был наиболее смышленым. – Буря испортила… сломала… много вещей.
Мальчик кивнул.
Со стороны коттеджей рабочих донеслась сердитая китайская речь.
Хуэй обернулся, посмотрел и сказал:
– Ма-ма.
– О'кей, дорогой.
Ханна поцеловала его в золотистую щечку, получила ответный поцелуй и неохотно поставила на землю энергичное существо. Из всех разочарований, которые принесло ей замужество, отсугствие детей было самым болезненным.
– Иди. Осторожно! Там много хлама… обломков… оставленных бурей.
– Хлам. Буря. Да!
Проводив ребенка взглядом, Ханна снова повернулась к «Жемчужной бухте». Все не так уж и скверно: большинство построек можно без труда восстановить и привести в божеский вид.
Зато док выступал из песка, как сломанные зубы, плоты, некогда поддерживавшие тысячи и тысячи жемчужниц на различных стадиях роста, лежали на отмелях или затонули так глубоко, что оставалось лишь взгрустнуть о них и забыть. Лодки тоже покоились на дне.
Досталось и сортировочному эллингу. Вырванная свирепым ветром главная дверь валялась аж на дорожке к дому. Металлическая крыша проломилась, искореженные ставни прикрывали пустые глазницы окон, опоры здания были подмыты неистовыми волнами, отчего оно осело и покосилось. Даже «циклононепроницаемое» хранилище Лэна не выстояло. Удары ветра дубасили металл, пока что-то не взорвалось, разбрызгивая вокруг жемчужины. И теперь предприимчивые люди присвоили радужное богатство, но Ханна не желала об этом знать. По крайней мере считала, что так будет лучше. Лэн умер. И не в результате несчастного случая. Тот, кто убил его, мог убить и ее. Она даже более легкая добыча. Лэн, прикованный к инвалидной коляске, все равно оставался весьма опасным, поскольку знал много способов убийства и был в состоянии применить их на деле.
Ноябрь
Потоки солнечных лучей дождем лились на землю. Даже Индийский океан был ими усмирен. Неподвижная вода отливала бирюзой, время, казалось, остановило свой бег.
Ханна Макгэрри не замечала ни чудовищной жары, ни струек пота, ни веса маленького китайца, сидевшего у нее на коленях. Лэн Макгэрри умер. Единственная жертва циклона.
Правда, несколько человек было ранено падающими обломками, а Цин Лу Иню даже разворотило щеку. Но никто из пострадавших не захотел прервать работу.
Шторм не пощадил ни плоты, ни. сортировочные эллинги, зато обошел стороной коттеджи, и дети отделались только царапинами.
Пересаживая ребенка повыше, Ханна не обратила внимания на боль в легких. С ее коротких волос еще стекала теплая соленая вода, поскольку она недавно ныряла на дно мелкой бухты. Трудная работа, но Ханна ее любила. Там, в мерцающей, прозрачной толще воды, она была свободна, а теперь, оставив работу, Ханна чувствовала себя в ловушке, в клетке из солнечных лучей, хотя не могла выказать ни страха, ни беспокойства, вообще никаких эмоций, спрятанных под хрупкой оболочкой самообладания.
– Грустно-грустно? – спросил четырехлетний малыш с милым, простодушным лицом.
– Просто размышления, дорогой. – Ханна заставила себя улыбнуться.
– Раз-мыш-ление, старательно повторил ребенок.
– Хорошо. – Из семи детей, которым она давала уроки английского, Сунь Хуэй был наиболее смышленым. – Буря испортила… сломала… много вещей.
Мальчик кивнул.
Со стороны коттеджей рабочих донеслась сердитая китайская речь.
Хуэй обернулся, посмотрел и сказал:
– Ма-ма.
– О'кей, дорогой.
Ханна поцеловала его в золотистую щечку, получила ответный поцелуй и неохотно поставила на землю энергичное существо. Из всех разочарований, которые принесло ей замужество, отсугствие детей было самым болезненным.
– Иди. Осторожно! Там много хлама… обломков… оставленных бурей.
– Хлам. Буря. Да!
Проводив ребенка взглядом, Ханна снова повернулась к «Жемчужной бухте». Все не так уж и скверно: большинство построек можно без труда восстановить и привести в божеский вид.
Зато док выступал из песка, как сломанные зубы, плоты, некогда поддерживавшие тысячи и тысячи жемчужниц на различных стадиях роста, лежали на отмелях или затонули так глубоко, что оставалось лишь взгрустнуть о них и забыть. Лодки тоже покоились на дне.
Досталось и сортировочному эллингу. Вырванная свирепым ветром главная дверь валялась аж на дорожке к дому. Металлическая крыша проломилась, искореженные ставни прикрывали пустые глазницы окон, опоры здания были подмыты неистовыми волнами, отчего оно осело и покосилось. Даже «циклононепроницаемое» хранилище Лэна не выстояло. Удары ветра дубасили металл, пока что-то не взорвалось, разбрызгивая вокруг жемчужины. И теперь предприимчивые люди присвоили радужное богатство, но Ханна не желала об этом знать. По крайней мере считала, что так будет лучше. Лэн умер. И не в результате несчастного случая. Тот, кто убил его, мог убить и ее. Она даже более легкая добыча. Лэн, прикованный к инвалидной коляске, все равно оставался весьма опасным, поскольку знал много способов убийства и был в состоянии применить их на деле.