Страница:
– Кстати, а почему Генри сегодня не пришел? – спросил я у Лиззи.
– Генри? Он дуется на меня за то, что я предложила немного отдохнуть друг от друга.
– Мне казалось, что он тебе нравится.
– Возможно, – равнодушно откликнулась Лиззи.
Почувствовав, что она просто не хочет говорить на эту тему, я сосредоточился на своем бокале. Делая очередной глоток, я заметил на стене столовой очередного черно-серого монстра. Картина висела прямо напротив того стула, на котором я всегда сидел. Некоторое время я озадаченно рассматривал эту жуть и вдруг понял, что Джессика повесила ее сюда отнюдь не случайно. Мне почему-то стало страшно.
– Что с тобой? – спросила Лиззи, и этот вопрос заставил меня вздрогнуть от неожиданности. – Ты сегодня какой-то нервный.
Я принужденно засмеялся.
– Да нет, просто задумался. Я сейчас как раз занимаюсь одним очень неприятным делом об убийстве. Наверное, это на мне немного сказывается.
Закончив помогать миссис Диксон убирать со стола, я пошел в гостиную. Лиззи была там – сидела на полу и листала какой-то журнал. На меня она даже не взглянула.
Сев на диван, я расслабленно откинулся на спинку и вытянул ноги. Стояла очень теплая ночь, и все окна были раскрыты. Снаружи не доносилось ни звука, и я наслаждался окружающей тишиной и покоем. Даже тревога, не оставлявшая меня в последнее время, куда-то ушла. Я смотрел на волосы Лиззи, которые шевелил легкий ветерок, на маленькие руки, перелистывающие страницы журнала, и возвращался к нашей последней встрече с Рейчел, во время которой я в очередной раз мысленно занимался любовью с сестрой Джессики. Сегодня нам предстояла еще одна встреча, в Клермонте… Закрыв глаза, я снова почувствовал легкий укол беспокойства. В прошлый раз я проиграл там довольно крупную сумму и сегодня отправлялся туда с единственной целью – отыграться. Я посмотрел на часы. Можно было еще полчаса отдохнуть. Лиззи отбросила журнал в сторону и потянулась:
– Здесь так жарко, тебе не кажется?
Две верхние пуговицы на ее блузке были расстегнуты, и, когда она подняла руку, чтобы поправить волосы, правая грудь почти полностью обнажилась. Затем, слегка согнув в колене левую ногу, Лиззи вытянулась на полу. Юбка, и так не прикрывавшая почти ничего, теперь еще больше задралась; стали видны белые шелковые трусики.
Очень медленно Лиззи перевела взгляд на меня и легонько облизнула губы. Она улыбалась, а я никак не мог отважиться сдвинуться с места. Казалось, в воздухе, как электрические разряды, пробегают волны сексуального возбуждения. Она же сестра твоей жены, снова и снова напоминал я себе. Ты можешь спать с кем угодно, но ее оставь в покое. И тем не менее я не мог отвести взгляд. Она – девушка Генри. Ни одна женщина не стоит того, чтобы ради нее потерять лучшего друга. Сжав зубы, я изо всех сил вцепился в ручки дивана.
– Мне так нравятся теплые ночи! А тебе? – промурлыкала Лиззи, слегка поглаживая себя по груди и животу. – В такие ночи чувствуешь себя… совсем особенно.
– Лиззи, как ты думаешь, Джессика спит с Джорджем Мэннерингом? – вдруг выпалил я.
Воздух в комнате сразу очистился. Колено Лиззи опустилось, и она снова села. Некоторое время она смотрела на меня, как будто не верила собственным ушам.
– Ты это серьезно? С Джорджем Мэннерингом?
Конечно же, я говорил не всерьез. Во-первых, за последнее время Джессика еще больше привязалась ко мне, а во-вторых, Мэннеринг представлял собой весьма жалкий образчик мужского племени, а запросы моей жены отнюдь не являлись заниженными. Но мне необходимо было каким-то образом начать разговор на беспокоящую меня тему.
– А ты разве не заметила, как странно она ведет себя в последнее время?
– Ты уже, кажется, говорил об этом, – огрызнулась Лиззи. – И что ты имеешь в виду под словом «странно»?
– Ну взять хотя бы эти чудовищные картины.
Это явно разозлило Лиззи. Одно дело – переспать с мужем своей сестры, и совсем другое – позволять ему оскорбительно отзываться о ее творчестве. Лицо Лиззи выдавало напряженную внутреннюю борьбу. Судя по всему, она никак не могла решить для себя главный вопрос: достаточно ли сильно она меня хочет для того, чтобы проигнорировать мое пренебрежительное высказывание о работах Джессики. В результате он, очевидно, разрешился в мою пользу, потому что Лиззи лишь небрежно пожала плечами и сказала:
– Мне они кажутся вполне нормальными.
Не стану скрывать, эта маленькая победа доставила мне определенное удовлетворение, но теперь я уже полностью владел собой.
– Генри говорил, что видел ее вчера на Харли-стрит.
– Ну и что? Почему бы ей не поехать на Харли-стрит?
– Да нет, ничего. Странно другое. То, что она оказалась на Харли-стрит в то время, когда, по ее словам, должна была быть на каком-то собрании в Бристоле.
Лиззи демонстративно зевнула, ясно давая понять, что не желает больше говорить на эту тему.
– Александр, дорогой, у любой женщины всегда найдутся какие-то маленькие секреты. Даже от собственного мужа. – Она сделала небольшую паузу, как будто ее только что осенила неожиданная мысль. – Послушай, а ты случайно не ревнуешь?
– Ревную? К кому?
– Не знаю. А может быть, не к кому, а к чему? К ее искусству, например?
Я еще раз взглянул на кошмарную картину, обезобразившую нашу столовую.
– Вот уж к чему точно не стал бы ревновать!
Лиззи поднялась с пола и направилась к зеркалу. Мы оба молчали, но тишина была несколько напряженной. Я прекрасно понимал, что моя милая свояченица и не думала отказываться от своих планов на мой счет.
– Я собираюсь принять душ, – сказала она наконец, обращаясь к моему отражению в зеркале. – Не хочешь ко мне присоединиться?
– Благодарю за приглашение, – рассмеялся я. – Но мне, к сожалению, нужно уходить.
Лиззи загадочно улыбнулась:
– Тебя ждет Рейчел, да?
– Рейчел? – Надо сказать, что я очень умело разыграл искреннее недоумение.
– Ну да. Рейчел Армстронг. Женщина, с которой ты встречаешься в ее доме на Леннокс-Гарденз почти каждый день.
На меня вдруг резко навалилась такая страшная усталость, что я закрыл глаза. Когда я их снова открыл, Лиззи по-прежнему наблюдала за мной.
– Откуда ты узнала про Рейчел?
– Почувствовала, – насмешливо ответила она.
– А Джессика знает? – Я подумал, что это хоть в какой-то мере объясняет новое «направление» в творчестве моей жены.
– Джессика? Не думаю. Я даже почти уверена, что она ничего не знает. И я ей ничего не скажу, если ты. сам не проболтаешься.
Я вздохнул:
– Мне почему-то кажется, что ты согласна проявить такую неразговорчивость только на определенных условиях.
Лиззи рассмеялась низким грудным смехом:
– Тебе совершенно правильно кажется. Как насчет того, чтобы для начала принять со мной душ?
Закрыв глаза, я мысленно взмолился, чтобы миссис Диксон уже ушла домой, а также, чтобы Джессика не решила вдруг вернуться в самый неподходящий момент. По шуршанию одежды я понял, что Лиззи начала раздеваться. Затем эти звуки стихли, и я открыл глаза. Лиззи, совершенно нагая, стояла передо мной и протягивала мне руку.
Что я мог сделать? У меня просто не оставалось выбора.
Глава 13
– Генри? Он дуется на меня за то, что я предложила немного отдохнуть друг от друга.
– Мне казалось, что он тебе нравится.
– Возможно, – равнодушно откликнулась Лиззи.
Почувствовав, что она просто не хочет говорить на эту тему, я сосредоточился на своем бокале. Делая очередной глоток, я заметил на стене столовой очередного черно-серого монстра. Картина висела прямо напротив того стула, на котором я всегда сидел. Некоторое время я озадаченно рассматривал эту жуть и вдруг понял, что Джессика повесила ее сюда отнюдь не случайно. Мне почему-то стало страшно.
– Что с тобой? – спросила Лиззи, и этот вопрос заставил меня вздрогнуть от неожиданности. – Ты сегодня какой-то нервный.
Я принужденно засмеялся.
– Да нет, просто задумался. Я сейчас как раз занимаюсь одним очень неприятным делом об убийстве. Наверное, это на мне немного сказывается.
Закончив помогать миссис Диксон убирать со стола, я пошел в гостиную. Лиззи была там – сидела на полу и листала какой-то журнал. На меня она даже не взглянула.
Сев на диван, я расслабленно откинулся на спинку и вытянул ноги. Стояла очень теплая ночь, и все окна были раскрыты. Снаружи не доносилось ни звука, и я наслаждался окружающей тишиной и покоем. Даже тревога, не оставлявшая меня в последнее время, куда-то ушла. Я смотрел на волосы Лиззи, которые шевелил легкий ветерок, на маленькие руки, перелистывающие страницы журнала, и возвращался к нашей последней встрече с Рейчел, во время которой я в очередной раз мысленно занимался любовью с сестрой Джессики. Сегодня нам предстояла еще одна встреча, в Клермонте… Закрыв глаза, я снова почувствовал легкий укол беспокойства. В прошлый раз я проиграл там довольно крупную сумму и сегодня отправлялся туда с единственной целью – отыграться. Я посмотрел на часы. Можно было еще полчаса отдохнуть. Лиззи отбросила журнал в сторону и потянулась:
– Здесь так жарко, тебе не кажется?
Две верхние пуговицы на ее блузке были расстегнуты, и, когда она подняла руку, чтобы поправить волосы, правая грудь почти полностью обнажилась. Затем, слегка согнув в колене левую ногу, Лиззи вытянулась на полу. Юбка, и так не прикрывавшая почти ничего, теперь еще больше задралась; стали видны белые шелковые трусики.
Очень медленно Лиззи перевела взгляд на меня и легонько облизнула губы. Она улыбалась, а я никак не мог отважиться сдвинуться с места. Казалось, в воздухе, как электрические разряды, пробегают волны сексуального возбуждения. Она же сестра твоей жены, снова и снова напоминал я себе. Ты можешь спать с кем угодно, но ее оставь в покое. И тем не менее я не мог отвести взгляд. Она – девушка Генри. Ни одна женщина не стоит того, чтобы ради нее потерять лучшего друга. Сжав зубы, я изо всех сил вцепился в ручки дивана.
– Мне так нравятся теплые ночи! А тебе? – промурлыкала Лиззи, слегка поглаживая себя по груди и животу. – В такие ночи чувствуешь себя… совсем особенно.
– Лиззи, как ты думаешь, Джессика спит с Джорджем Мэннерингом? – вдруг выпалил я.
Воздух в комнате сразу очистился. Колено Лиззи опустилось, и она снова села. Некоторое время она смотрела на меня, как будто не верила собственным ушам.
– Ты это серьезно? С Джорджем Мэннерингом?
Конечно же, я говорил не всерьез. Во-первых, за последнее время Джессика еще больше привязалась ко мне, а во-вторых, Мэннеринг представлял собой весьма жалкий образчик мужского племени, а запросы моей жены отнюдь не являлись заниженными. Но мне необходимо было каким-то образом начать разговор на беспокоящую меня тему.
– А ты разве не заметила, как странно она ведет себя в последнее время?
– Ты уже, кажется, говорил об этом, – огрызнулась Лиззи. – И что ты имеешь в виду под словом «странно»?
– Ну взять хотя бы эти чудовищные картины.
Это явно разозлило Лиззи. Одно дело – переспать с мужем своей сестры, и совсем другое – позволять ему оскорбительно отзываться о ее творчестве. Лицо Лиззи выдавало напряженную внутреннюю борьбу. Судя по всему, она никак не могла решить для себя главный вопрос: достаточно ли сильно она меня хочет для того, чтобы проигнорировать мое пренебрежительное высказывание о работах Джессики. В результате он, очевидно, разрешился в мою пользу, потому что Лиззи лишь небрежно пожала плечами и сказала:
– Мне они кажутся вполне нормальными.
Не стану скрывать, эта маленькая победа доставила мне определенное удовлетворение, но теперь я уже полностью владел собой.
– Генри говорил, что видел ее вчера на Харли-стрит.
– Ну и что? Почему бы ей не поехать на Харли-стрит?
– Да нет, ничего. Странно другое. То, что она оказалась на Харли-стрит в то время, когда, по ее словам, должна была быть на каком-то собрании в Бристоле.
Лиззи демонстративно зевнула, ясно давая понять, что не желает больше говорить на эту тему.
– Александр, дорогой, у любой женщины всегда найдутся какие-то маленькие секреты. Даже от собственного мужа. – Она сделала небольшую паузу, как будто ее только что осенила неожиданная мысль. – Послушай, а ты случайно не ревнуешь?
– Ревную? К кому?
– Не знаю. А может быть, не к кому, а к чему? К ее искусству, например?
Я еще раз взглянул на кошмарную картину, обезобразившую нашу столовую.
– Вот уж к чему точно не стал бы ревновать!
Лиззи поднялась с пола и направилась к зеркалу. Мы оба молчали, но тишина была несколько напряженной. Я прекрасно понимал, что моя милая свояченица и не думала отказываться от своих планов на мой счет.
– Я собираюсь принять душ, – сказала она наконец, обращаясь к моему отражению в зеркале. – Не хочешь ко мне присоединиться?
– Благодарю за приглашение, – рассмеялся я. – Но мне, к сожалению, нужно уходить.
Лиззи загадочно улыбнулась:
– Тебя ждет Рейчел, да?
– Рейчел? – Надо сказать, что я очень умело разыграл искреннее недоумение.
– Ну да. Рейчел Армстронг. Женщина, с которой ты встречаешься в ее доме на Леннокс-Гарденз почти каждый день.
На меня вдруг резко навалилась такая страшная усталость, что я закрыл глаза. Когда я их снова открыл, Лиззи по-прежнему наблюдала за мной.
– Откуда ты узнала про Рейчел?
– Почувствовала, – насмешливо ответила она.
– А Джессика знает? – Я подумал, что это хоть в какой-то мере объясняет новое «направление» в творчестве моей жены.
– Джессика? Не думаю. Я даже почти уверена, что она ничего не знает. И я ей ничего не скажу, если ты. сам не проболтаешься.
Я вздохнул:
– Мне почему-то кажется, что ты согласна проявить такую неразговорчивость только на определенных условиях.
Лиззи рассмеялась низким грудным смехом:
– Тебе совершенно правильно кажется. Как насчет того, чтобы для начала принять со мной душ?
Закрыв глаза, я мысленно взмолился, чтобы миссис Диксон уже ушла домой, а также, чтобы Джессика не решила вдруг вернуться в самый неподходящий момент. По шуршанию одежды я понял, что Лиззи начала раздеваться. Затем эти звуки стихли, и я открыл глаза. Лиззи, совершенно нагая, стояла передо мной и протягивала мне руку.
Что я мог сделать? У меня просто не оставалось выбора.
Глава 13
Было уже за полночь, когда я добрался до Клермонта и вошел в игорный зал. Кассир радостно приветствовал меня: он ведь не видел официального письма из банка, которое пришло мне сегодня утренней почтой.
Я успел рассердиться. Да, я действительно опоздал. Но такая реакция – это уж слишком! Понаблюдав немного за другими игроками, я направился к столу для игры в блэкджек.
С самого начала я играл очень дерзко и безрассудно, непрерывно удваивая ставки, и уже за первый час банк вырос до тысячи. Я выигрывал практически каждую сдачу, и у моего локтя возвышалась гора черных фишек на сумму примерно в двадцать тысяч фунтов. Вокруг нашего стола собралась целая толпа, к которой вскоре присоединилась и Рейчел.
Наклонившись, она положила руки мне на плечи и начала что-то шептать на ухо. Но я ничего не слышал. Делая ставку за ставкой, я поставил на кон все двадцать тысяч.
Мне не нужно было смотреть на пожилую даму, сидящую рядом со мной, чтобы заметить, как она напряглась. Естественно, мне следовало сейчас же остановиться, ни один человек в здравом уме не стал бы продолжать дальше. Сердце неистово колотилось о ребра. Казалось, я даже слышу его удары, несмотря на то что вокруг было довольно шумно. Все окружающие с каким-то благоговейным ужасом наблюдали за происходящим.
– О Боже! – не выдержал Роберт Литтлтон, заметив, что я кивнул крупье. Толпа затаила дыхание и подалась вперед.
Крупье перевернула следующую карту. Ее голос был профессионально бесстрастен:
– Двадцать один.
У пожилой леди оказалось в общей сложности девятнадцать. Я повернулся к крупье:
– Снимаю ставку.
Крупье спокойно пододвинула ко мне десять тысяч, а затем еще десять.
Я чувствовал, что пожилая дама хочет бросить игру и уйти, но окружающая толпа явно нервировала ее и мешала сделать этот решительный шаг. Кроме того, моя безумная бравада, казалось, загипнотизировала всех.
– Десять, – сказала она, и я почувствовал, как бедра Рейчел прижались к моей руке.
– Удваиваю.
Теперь моя ставка снова равнялась двадцати тысячам. Крупье быстро открыла следующую карту.
– Блэкджек. – Она произнесла это таким тоном, как будто не могла поверить собственным гла зам. Наверное, общее напряжение в результате передалось и ей, потому что рука, держащая карту, слегка дрожала. По толпе пронесся гул.
В это действительно трудно было поверить. Я выиграл пятьдесят тысяч фунтов.
Оглянувшись по сторонам, я постепенно начал различать отдельные лица. Все знакомые улыбались и поздравляли меня с выигрышем. Я понимал: дело не в пятидесяти тысячах фунтов – для большинства присутствующих это была не такая уж крупная сумма. На них произвел впечатление сам процесс игры, мое поведение за столом.
– С тебя шампанское, – услышал я голос Роберта.
Я почувствовал, как рука Рейчел скользнула в мой карман, и в это же самое время кто-то потянул меня за рукав. Отстранив руку Рейчел, я повернулся к человеку, столь оригинальным способом пытавшемуся привлечь мое внимание. Это была та самая пожилая дама, которая весь вечер играла рядом со мной.
Она улыбнулась, и надменное выражение моего лица тотчас сменилось ответной улыбкой. Эта дама напоминала мне мою бабушку. Вокруг нее тоже ощущалась та своеобразная аура, которая не оставляет сомнений в том, что час в обществе такого человека стоит трех в любой другой компании.
– Вы не хотите присоединиться к нам? – предложил я.
– Благодарю за приглашение, но не могу. Мне уже давно пора спать. – У нее был глубокий, сильный голос, который странно контрастировал с ее хрупким телом. – Я просто хотела поздравить вас.
Некоторое время она пристально смотрела мне в глаза, как будто надеялась найти в них нечто, известное только ей. Но это длилось недолго. Вскоре она снова улыбнулась.
– А знаете, если старая поговорка насчет везения в картах и в любви верна, то вам следует поберечь свое сердце, молодой человек. – И, рассмеявшись собственной шутке, старая леди откланялась.
Роберт ухмыльнулся:
– Итак, Александра Белмэйна можно поздравить с очередной победой, а его гарем – с достойным по полнением. Ну ладно, мы идем вниз пить шампанское или нет?
Я открыл было рот, чтобы что-то ответить, но Рейчел опередила меня:
– Роберт, будь хорошим мальчиком, спустись первым и найди нам какой-нибудь столик.
– Слушаюсь, – отсалютовал Роберт. – Всегда к вашим услугам, мадам. А какой именно?
– Конечно же, самый лучший, – ответила Рейчел и, потрепав Литтлтона по подбородку, развернула его по направлению к лестнице и легонько подтолкнула в спину.
Но когда она повернулась ко мне, я сразу понял, что она не собирается присоединяться к Роберту. В ее взгляде явственно читалось ничем не прикрытое желание. Я и сам был необычайно возбужден. Похоже, что эта победа подействовала на нас обоих, как своеобразный любовный допинг. Мы хотели поскорее быть друг с другом и не могли ждать.
В машине моя ширинка оказалась расстегнутой прежде, чем я успел завести мотор. Почувствовав прикосновение руки Рейчел, я невольно застонал и выронил ключи.
– Подожди! – Я довольно грубо оттолкнул ее, завел автомобиль и выехал с площади, едва успев разминуться с полицейской машиной.
Доехав до Леннокс-Гарденз, я припарковался у самой ограды. Рейчел попыталась было выйти, но ей это не удалось: я захлопнул дверцу.
– Если хочешь быть со мной, делай то, что я говорю. – Склонившись над ней, я поцеловал трепещущие чувственные губы. – Полезай на заднее сиденье.
Рейчел попыталась протестовать, но я одним движением разорвал лиф платья, обнажив роскошную грудь. – Ты хочешь этого или нет?
– Да, – простонала она. Ее голова безвольно откинулась на подголовник сиденья.
– Тогда полезай назад.
Несколько мгновений она молча смотрела мне в лицо, потом опустила глаза и послушно перешла на заднее сиденье. Я испытывал какую-то странную, жгучую потребность унизить эту женщину. После того как за ней захлопнулась дверца, я вышел из машины. Видя, что я не собираюсь присоединяться к ней на заднем сиденье, Рейчел распахнула дверцу и, глядя на меня снизу вверх, выслушала мои короткие распоряжения.
Затем она покорно повернулась и стала на четвереньки. Разорвав белье, я вошел в нее сзади.
Фактически, это была первая ночь, когда мы с Рейчел были вместе. Я не могу назвать то, что мы делали, занятиями любовью. Какая может быть любовь при половом акте на заднем сиденье машины! Но в тот день, после обладания Лиззи, я наконец смог сосредоточиться на Рейчел и на том, как именно хочу с ней быть. Я упивался собственной властью. Отныне между нами и впредь все будет именно так! Я сделаю ее рабыней своей страсти, так же как сам стал рабом Лиззи.
Когда я подошел к дому на площади Белгрэйв, уже светало. Я смотрел на его светлый фасад и думал о Джессике, лежащей в нашей постели и ждущей моего возвращения, о Лиззи, спящей в соседней комнате. О Лиззи, которая всего несколько часов назад стонала в моих объятиях и умоляла меня входить в нее снова и снова. И конечно же, я думал о пятидесяти тысячах фунтов, лежащих у меня в кармане.
От этих мыслей моя кровь заструилась быстрее, и я опять почувствовал то сексуальное возбуждение, которое испытал в Клермонте. Я снова хотел выиграть. Я понял, что должен сейчас же пойти к Лиззи и показать ей, кто заказывает музыку в этом доме. Я должен был непременно взять ее. Сейчас же. Под одной крышей со спящей или лежащей без сна Джессикой.
Поднявшись по лестнице, я прошел мимо нашей с Джессикой спальни, даже не удосужившись заглянуть туда. Я стремился в конец коридора, к заветной двери в комнату Лиззи и, достигнув ее, распахнул одним рывком.
Даже в предрассветном полумраке я сразу же заметил вторую голову, лежащую на подушке. Под скомканными простынями угадывались очертания двух тел. И внезапно мною овладела такая сумасшедшая ревность, что я готов был убить этого второго. Кем бы он ни был. Правда, мысль о том, что это, должно быть, Генри, быстро остудила мой пыл, и я закрыл дверь. Моя собственная спальня была пуста.
Меня душила ярость. Спустившись вниз в надежде на то, что Джессика ждет меня там, я не обнаружил даже записки. Я сварил себе кофе, сел в кресло и стал ждать. Наверное, если бы Джессика в этот момент вернулась домой, я мог бы ее убить. Сознание того, что, несмотря на власть над множеством женщин, я тем не менее не властен над собственной женой, сводило меня с ума.
Должно быть, я задремал, потому что, когда послышался какой-то шум на лестнице, часы показывали уже десять минут восьмого. Спросонья я опрокинул недопитую чашку с кофе, и по ковру расплылось грязно-коричневое пятно. Некоторое время я тупо смотрел на него, не зная, что предпринять, но услышав звук захлопнувшейся входной двери и чьи-то удаляющиеся шаги, пришел в себя.
Я быстро подбежал к входной двери, стремясь как можно скорее поделиться с Генри известием о моем выигрыше.; Но на площади: не было ни «БМВ» Генри, ни его самого. Зато там был Роберт Литтлтон, заводящий свой новенький, купленный всего неделю назад «ягуар».
Он уже давно уехал, а я все продолжал стоять на пороге, пытаясь хоть как-то упорядочить мысли, вихрем проносящиеся в голове.
Потом почувствовал чье-то присутствие за своей спиной и оглянулся.
На лестнице стояла Лиззи и насмешливо смотрела на меня. Но я проигнорировал и этот взгляд, и ее растрепавшиеся волосы, и ярко-алые от поцелуев губы. Мои глаза были прикованы к той, что стояла рядом с ней, опершись рукой о перила и выбивая голой пяткой дробь на каменных ступенях. Теперь у меня уже не оставалось никаких сомнений в том, что именно происходило сегодня ночью в комнате Лиззи.
– Привет, дорогой, – промурлыкала Джессика и, запрокинув голову, рассмеялась визгливым, истерическим смехом.
Все, что произошло потом, я помню очень смутно. Казалось, на некоторое время я ослеп, оглох и лишился разума. В памяти мелькают только звуки чьего-то безумного смеха, крики и кровь. Много крови. Кровь на моих руках, кровь на стенах. Весь мир вокруг стал средоточием боли, хаоса и разрушения.
Я впервые внимательно посмотрел на картины. Раньше я их почему-то не замечал. Но теперь меня поразило, насколько они были похожи на те, что украшали стены особняка Белмэйнов в Саффолке. Мой беспокойный взгляд остановился на полотне Моне.
Обычно я любил импрессионистов, но сейчас они почему-то напоминали мне о Джессике, хотя и не имели ничего общего с ее собственными работами. День ото дня гложущее чувство вины перед ней становилось все нестерпимее. Я беспокойно заерзал в кресле и попытался снова сосредоточиться на чтении газеты. Почти вся вторая полоса была посвящена делу Хейли Вайнберга, и я снова начал испытывать угрызения совести. Это дело о мошенничестве два месяца назад было поручено Джереми Корбину, я же выполнял для него всякую черновую работу. Вот и сейчас мне необходимо было сделать массу звонков или, по крайней мере, дать ему знать, где я нахожусь. Но я не делал ни того, ни другого.
Уже четыре дня я жил у Рейчел. Четыре дня, в течение которых я вымещал свою бессильную ярость на ее теле и, как безумный, играл в Клермонте, в результате чего мой долг составил около восьмидесяти четырех тысяч фунтов. Естественно, я во всем винил Джессику. Стоило подумать о ней, как мои ногти до боли вонзались в ладони и меня снова начинали душить воспоминания о том утре. Господи, ну зачем она так смеялась?
Открылась дверь, и вошла Рейчел в новом собольем манто, купленном на выигранные в рулетку деньги.
– Ты все еще здесь? – спросила она, бросая сумку в кресло. – Как видишь.
Ничего не ответив, Рейчел вышла из комнаты. Вернулась она уже без манто.
– Между прочим, это Моран, – кивнула она в сторону столика, на котором лежали мои вытянутые ноги. Я покорно убрал их.
– А теперь можешь примерно так же поступить с этими картонками.
Я сгреб с пола остатки обеда из китайского ресторана, опрокинутого мною же несколько раньше, и засунул их в корзину для мусора. Рейчел вздохнула и направилась к бару.
– Налей мне скотча, – сказал я ей вслед и снова уткнулся в газету.
– Налей сам.
– Послушай, перестань! Я ведь только попросил налить мне выпить.
Рейчел резко повернулась ко мне:
– Знаешь, Александр, в последнее время ты меня начал несколько утомлять. Тебе не кажется, что самое время…
– Ладно! Замолчи! – взорвался я. – Я сам налью себе выпить.
После этого наступило довольно продолжительное молчание. Слышно было лишь, как шелестят страницы и позвякивает лед в бокалах. Рейчел заговорила первой:
– Ты не сказал мне, что уничтожил ее картины.
Я метнул на нее быстрый взгляд. Рейчел невозмутимо продолжала листать журнал. Наконец, поняв, что я не собираюсь ничего отвечать, она вновь обратилась ко мне:
– Зачем ты это сделал?
– Зачем я это сделал?! И ты еще спрашиваешь!
– Да, она спала с другим мужчиной. Да, она изменила тебе. Ну и что? Или, по-твоему, существуют две морали – одна для тебя, а другая для нее?
– О Боже, как ты не понимаешь! Мы же собирались завести ребенка. Представь себе, если бы я ничего не знал, а потом, спустя два месяца, она вдруг заявила мне, что беременна. Ведь этот ребенок мог быть не моим, а я не имел бы ни о чем понятия! И не забывай, что в ту ночь она была не единственной женщиной в постели с Литтлтоном. С ними еще развлекалась ее чертова сестра! И все это в моем доме! Да она…
– Да замолчи ты, ради Бога! Я устала от твоих припадков ярости. Все, о чем ты говоришь, не имеет отношения к моему вопросу. Что бы ни случилось, ты не должен был уничтожать ее картины!
– А ты их видела, эти картины? Меня от них наизнанку выворачивало. Я больше просто не мог находиться с ними под одной крышей. Она давно на это напрашивалась!
– Нет, Александр, это ты давно напрашивался на все случившееся. Думаешь, тебе можно делать, что взбредет в голову, абсолютно наплевав при этом на окружающих?! Нет, дорогой мой, мир, как ни странно, создан не только для того, чтобы тешить гипертрофированное эго Александра Белмэйна. Только ты один виноват в том, что произошло. Да ты посмотри на себя! Ладно, черт с тобой, хочешь калечить собственную жизнь – калечь! Но тому, что ты сделал с жизнью своей жены, нет прощения. И вообще, кто ты такой, чтобы судить о ее искусстве? Что ты о себе возомнил?
Я собрался было ответить, но Рейчел не дала мне сделать этого.
– Ты ничтожество, Александр! Ты даже не имеешь права садиться за один стол с порядочными людьми. Или, быть может, ты думаешь, что такое право тебе дает твоя внешность? Право издеваться над теми, кто любит тебя? А ты хоть понимаешь, почему она так поступила? Потому что знала о твоих визитах сюда! Она знала, что, несмотря на клятвенные заверения в любви, ты ее все время обманывал. Вот она и пошла на этот шаг, чтобы ты хоть раз побывал в ее шкуре. И тебе это, естественно, не понравилось! Меня совершенно не интересуют те опасные игры, в которые вы играете друг с другом, но я повторяю: твоя красивая внешность еще ничего не значит. Важно то, что скрывается за ней! А у тебя за ней – пустота. Ты всего лишь никчемный человечишка, который даром коптит небо.
Рейчел снова наполнила свой бокал и повернулась ко мне. Ее голос звучал уже спокойнее, но взгляд по-прежнему был жестким и холодным.
– Я хочу, чтобы ты ушел из моего дома, Александр. Немедленно. Возвращайся к жене, если она, конечно, тебя примет. Отправляйся куда угодно. Я не желаю тебя больше видеть.
Поднявшись, я подошел к ней и с силой просунул руку между ее ног.
– А как насчет этого, Рейчел? Или здесь ты меня тоже больше не желаешь?
Рейчел бросила на меня разъяренный взгляд, и я расхохотался.
– Ты же не можешь без этого жить! Не пройдет и недели, как ты снова будешь умолять меня взять тебя. Ну что ж, можем сейчас еще раз этим заняться. На прощание.
Глядя, как я расстегиваю брюки, Рейчел очень спокойно и отчетливо сказала:
– Если ты только посмеешь дотронуться до меня, я тебя убью.
Я снова рассмеялся:
– Хочешь, чтобы я тебя изнасиловал? Ты этого добиваешься? Ну и что же мне сделать на этот раз? Связать тебя? Или, может, просто избить?
Неожиданно Рейчел тяжело опустилась на стул и оттолкнула от себя стакан.
– Александр, – умоляюще сказала она, – остановись! Остановись, пока еще не поздно. Эта ярость, эта жестокость – они выедают тебе душу. Посмотри на себя – что с тобой происходит?
Очень медленно она отвела мою руку и вздохнула:
– Ах, если бы ты знал, как мне жаль тебя! Хотя одному Богу известно, почему. Ее картины! Александр, как ты мог так поступить?
Ее слова снова пробудили невыносимое, мучительное чувство вины.
– Откуда ты узнала о картинах?
– Мне сказал Роберт.
– Роберт Литтлтон? – Я почувствовал, как откуда-то изнутри поднимается новая волна гнева. – Но это значит, что Джессика снова встречалась с ним!
– Нет, это значит, что тебя повсюду ищет Генри.
– А Роберт знает, что я здесь?
– Да. Я видела его сегодня днем.
– В постели?
Рейчел улыбнулась:
– Нет, Александр, не в постели. Я, конечно, не безгрешна, но инцест – это не по моей части.
– Инцест? – Я не мог поверить собственным ушам.
– Роберт – мой сын. И не пытайся убедить меня, что ты этого не знал.
Я резко отдернул руку и, пожалуй, впервые внимательно посмотрел на нее. Рейчел улыбалась, но в эту минуту я видел только сеточку морщин вокруг глаз и начинающую дрябнуть кожу шеи. На какое-то жуткое мгновение мне показалось, что я смотрю в лицо собственной матери. К горлу подступила тошнота. Рейчел – мать Роберта Литтлтона. И пока я спал с его матерью, он спал с моей женой. И с ее сестрой. С моей женой и ее сестрой…
– О Господи! – только и смог выдохнуть я.
Рейчел снова потянулась за своим бокалом. Я смотрел на нее, и ненависть постепенно сменялась глубоким отвращением. Хотелось содрать с себя кожу, вывернуть все внутренности, сделать все, что угодно, лишь бы очиститься от этой мерзости. И в то же время я понимал, что это из-за меня все они оказались в полной нечистот помойной яме – и Джессика, и Рейчел, и Лиззи, и бесчисленное множество других, безымянных, которые были лишь пешками в моей грязной игре. Ведь я стремился только к тому, чтобы унизить их, растоптать, причинить боль и страдания, а затем преспокойно удалиться, презрительно отшвырнув их в сторону, как ненужный хлам.
Я успел рассердиться. Да, я действительно опоздал. Но такая реакция – это уж слишком! Понаблюдав немного за другими игроками, я направился к столу для игры в блэкджек.
С самого начала я играл очень дерзко и безрассудно, непрерывно удваивая ставки, и уже за первый час банк вырос до тысячи. Я выигрывал практически каждую сдачу, и у моего локтя возвышалась гора черных фишек на сумму примерно в двадцать тысяч фунтов. Вокруг нашего стола собралась целая толпа, к которой вскоре присоединилась и Рейчел.
Наклонившись, она положила руки мне на плечи и начала что-то шептать на ухо. Но я ничего не слышал. Делая ставку за ставкой, я поставил на кон все двадцать тысяч.
Мне не нужно было смотреть на пожилую даму, сидящую рядом со мной, чтобы заметить, как она напряглась. Естественно, мне следовало сейчас же остановиться, ни один человек в здравом уме не стал бы продолжать дальше. Сердце неистово колотилось о ребра. Казалось, я даже слышу его удары, несмотря на то что вокруг было довольно шумно. Все окружающие с каким-то благоговейным ужасом наблюдали за происходящим.
– О Боже! – не выдержал Роберт Литтлтон, заметив, что я кивнул крупье. Толпа затаила дыхание и подалась вперед.
Крупье перевернула следующую карту. Ее голос был профессионально бесстрастен:
– Двадцать один.
У пожилой леди оказалось в общей сложности девятнадцать. Я повернулся к крупье:
– Снимаю ставку.
Крупье спокойно пододвинула ко мне десять тысяч, а затем еще десять.
Я чувствовал, что пожилая дама хочет бросить игру и уйти, но окружающая толпа явно нервировала ее и мешала сделать этот решительный шаг. Кроме того, моя безумная бравада, казалось, загипнотизировала всех.
– Десять, – сказала она, и я почувствовал, как бедра Рейчел прижались к моей руке.
– Удваиваю.
Теперь моя ставка снова равнялась двадцати тысячам. Крупье быстро открыла следующую карту.
– Блэкджек. – Она произнесла это таким тоном, как будто не могла поверить собственным гла зам. Наверное, общее напряжение в результате передалось и ей, потому что рука, держащая карту, слегка дрожала. По толпе пронесся гул.
В это действительно трудно было поверить. Я выиграл пятьдесят тысяч фунтов.
Оглянувшись по сторонам, я постепенно начал различать отдельные лица. Все знакомые улыбались и поздравляли меня с выигрышем. Я понимал: дело не в пятидесяти тысячах фунтов – для большинства присутствующих это была не такая уж крупная сумма. На них произвел впечатление сам процесс игры, мое поведение за столом.
– С тебя шампанское, – услышал я голос Роберта.
Я почувствовал, как рука Рейчел скользнула в мой карман, и в это же самое время кто-то потянул меня за рукав. Отстранив руку Рейчел, я повернулся к человеку, столь оригинальным способом пытавшемуся привлечь мое внимание. Это была та самая пожилая дама, которая весь вечер играла рядом со мной.
Она улыбнулась, и надменное выражение моего лица тотчас сменилось ответной улыбкой. Эта дама напоминала мне мою бабушку. Вокруг нее тоже ощущалась та своеобразная аура, которая не оставляет сомнений в том, что час в обществе такого человека стоит трех в любой другой компании.
– Вы не хотите присоединиться к нам? – предложил я.
– Благодарю за приглашение, но не могу. Мне уже давно пора спать. – У нее был глубокий, сильный голос, который странно контрастировал с ее хрупким телом. – Я просто хотела поздравить вас.
Некоторое время она пристально смотрела мне в глаза, как будто надеялась найти в них нечто, известное только ей. Но это длилось недолго. Вскоре она снова улыбнулась.
– А знаете, если старая поговорка насчет везения в картах и в любви верна, то вам следует поберечь свое сердце, молодой человек. – И, рассмеявшись собственной шутке, старая леди откланялась.
Роберт ухмыльнулся:
– Итак, Александра Белмэйна можно поздравить с очередной победой, а его гарем – с достойным по полнением. Ну ладно, мы идем вниз пить шампанское или нет?
Я открыл было рот, чтобы что-то ответить, но Рейчел опередила меня:
– Роберт, будь хорошим мальчиком, спустись первым и найди нам какой-нибудь столик.
– Слушаюсь, – отсалютовал Роберт. – Всегда к вашим услугам, мадам. А какой именно?
– Конечно же, самый лучший, – ответила Рейчел и, потрепав Литтлтона по подбородку, развернула его по направлению к лестнице и легонько подтолкнула в спину.
Но когда она повернулась ко мне, я сразу понял, что она не собирается присоединяться к Роберту. В ее взгляде явственно читалось ничем не прикрытое желание. Я и сам был необычайно возбужден. Похоже, что эта победа подействовала на нас обоих, как своеобразный любовный допинг. Мы хотели поскорее быть друг с другом и не могли ждать.
В машине моя ширинка оказалась расстегнутой прежде, чем я успел завести мотор. Почувствовав прикосновение руки Рейчел, я невольно застонал и выронил ключи.
– Подожди! – Я довольно грубо оттолкнул ее, завел автомобиль и выехал с площади, едва успев разминуться с полицейской машиной.
Доехав до Леннокс-Гарденз, я припарковался у самой ограды. Рейчел попыталась было выйти, но ей это не удалось: я захлопнул дверцу.
– Если хочешь быть со мной, делай то, что я говорю. – Склонившись над ней, я поцеловал трепещущие чувственные губы. – Полезай на заднее сиденье.
Рейчел попыталась протестовать, но я одним движением разорвал лиф платья, обнажив роскошную грудь. – Ты хочешь этого или нет?
– Да, – простонала она. Ее голова безвольно откинулась на подголовник сиденья.
– Тогда полезай назад.
Несколько мгновений она молча смотрела мне в лицо, потом опустила глаза и послушно перешла на заднее сиденье. Я испытывал какую-то странную, жгучую потребность унизить эту женщину. После того как за ней захлопнулась дверца, я вышел из машины. Видя, что я не собираюсь присоединяться к ней на заднем сиденье, Рейчел распахнула дверцу и, глядя на меня снизу вверх, выслушала мои короткие распоряжения.
Затем она покорно повернулась и стала на четвереньки. Разорвав белье, я вошел в нее сзади.
Фактически, это была первая ночь, когда мы с Рейчел были вместе. Я не могу назвать то, что мы делали, занятиями любовью. Какая может быть любовь при половом акте на заднем сиденье машины! Но в тот день, после обладания Лиззи, я наконец смог сосредоточиться на Рейчел и на том, как именно хочу с ней быть. Я упивался собственной властью. Отныне между нами и впредь все будет именно так! Я сделаю ее рабыней своей страсти, так же как сам стал рабом Лиззи.
Когда я подошел к дому на площади Белгрэйв, уже светало. Я смотрел на его светлый фасад и думал о Джессике, лежащей в нашей постели и ждущей моего возвращения, о Лиззи, спящей в соседней комнате. О Лиззи, которая всего несколько часов назад стонала в моих объятиях и умоляла меня входить в нее снова и снова. И конечно же, я думал о пятидесяти тысячах фунтов, лежащих у меня в кармане.
От этих мыслей моя кровь заструилась быстрее, и я опять почувствовал то сексуальное возбуждение, которое испытал в Клермонте. Я снова хотел выиграть. Я понял, что должен сейчас же пойти к Лиззи и показать ей, кто заказывает музыку в этом доме. Я должен был непременно взять ее. Сейчас же. Под одной крышей со спящей или лежащей без сна Джессикой.
Поднявшись по лестнице, я прошел мимо нашей с Джессикой спальни, даже не удосужившись заглянуть туда. Я стремился в конец коридора, к заветной двери в комнату Лиззи и, достигнув ее, распахнул одним рывком.
Даже в предрассветном полумраке я сразу же заметил вторую голову, лежащую на подушке. Под скомканными простынями угадывались очертания двух тел. И внезапно мною овладела такая сумасшедшая ревность, что я готов был убить этого второго. Кем бы он ни был. Правда, мысль о том, что это, должно быть, Генри, быстро остудила мой пыл, и я закрыл дверь. Моя собственная спальня была пуста.
Меня душила ярость. Спустившись вниз в надежде на то, что Джессика ждет меня там, я не обнаружил даже записки. Я сварил себе кофе, сел в кресло и стал ждать. Наверное, если бы Джессика в этот момент вернулась домой, я мог бы ее убить. Сознание того, что, несмотря на власть над множеством женщин, я тем не менее не властен над собственной женой, сводило меня с ума.
Должно быть, я задремал, потому что, когда послышался какой-то шум на лестнице, часы показывали уже десять минут восьмого. Спросонья я опрокинул недопитую чашку с кофе, и по ковру расплылось грязно-коричневое пятно. Некоторое время я тупо смотрел на него, не зная, что предпринять, но услышав звук захлопнувшейся входной двери и чьи-то удаляющиеся шаги, пришел в себя.
Я быстро подбежал к входной двери, стремясь как можно скорее поделиться с Генри известием о моем выигрыше.; Но на площади: не было ни «БМВ» Генри, ни его самого. Зато там был Роберт Литтлтон, заводящий свой новенький, купленный всего неделю назад «ягуар».
Он уже давно уехал, а я все продолжал стоять на пороге, пытаясь хоть как-то упорядочить мысли, вихрем проносящиеся в голове.
Потом почувствовал чье-то присутствие за своей спиной и оглянулся.
На лестнице стояла Лиззи и насмешливо смотрела на меня. Но я проигнорировал и этот взгляд, и ее растрепавшиеся волосы, и ярко-алые от поцелуев губы. Мои глаза были прикованы к той, что стояла рядом с ней, опершись рукой о перила и выбивая голой пяткой дробь на каменных ступенях. Теперь у меня уже не оставалось никаких сомнений в том, что именно происходило сегодня ночью в комнате Лиззи.
– Привет, дорогой, – промурлыкала Джессика и, запрокинув голову, рассмеялась визгливым, истерическим смехом.
Все, что произошло потом, я помню очень смутно. Казалось, на некоторое время я ослеп, оглох и лишился разума. В памяти мелькают только звуки чьего-то безумного смеха, крики и кровь. Много крови. Кровь на моих руках, кровь на стенах. Весь мир вокруг стал средоточием боли, хаоса и разрушения.
Я впервые внимательно посмотрел на картины. Раньше я их почему-то не замечал. Но теперь меня поразило, насколько они были похожи на те, что украшали стены особняка Белмэйнов в Саффолке. Мой беспокойный взгляд остановился на полотне Моне.
Обычно я любил импрессионистов, но сейчас они почему-то напоминали мне о Джессике, хотя и не имели ничего общего с ее собственными работами. День ото дня гложущее чувство вины перед ней становилось все нестерпимее. Я беспокойно заерзал в кресле и попытался снова сосредоточиться на чтении газеты. Почти вся вторая полоса была посвящена делу Хейли Вайнберга, и я снова начал испытывать угрызения совести. Это дело о мошенничестве два месяца назад было поручено Джереми Корбину, я же выполнял для него всякую черновую работу. Вот и сейчас мне необходимо было сделать массу звонков или, по крайней мере, дать ему знать, где я нахожусь. Но я не делал ни того, ни другого.
Уже четыре дня я жил у Рейчел. Четыре дня, в течение которых я вымещал свою бессильную ярость на ее теле и, как безумный, играл в Клермонте, в результате чего мой долг составил около восьмидесяти четырех тысяч фунтов. Естественно, я во всем винил Джессику. Стоило подумать о ней, как мои ногти до боли вонзались в ладони и меня снова начинали душить воспоминания о том утре. Господи, ну зачем она так смеялась?
Открылась дверь, и вошла Рейчел в новом собольем манто, купленном на выигранные в рулетку деньги.
– Ты все еще здесь? – спросила она, бросая сумку в кресло. – Как видишь.
Ничего не ответив, Рейчел вышла из комнаты. Вернулась она уже без манто.
– Между прочим, это Моран, – кивнула она в сторону столика, на котором лежали мои вытянутые ноги. Я покорно убрал их.
– А теперь можешь примерно так же поступить с этими картонками.
Я сгреб с пола остатки обеда из китайского ресторана, опрокинутого мною же несколько раньше, и засунул их в корзину для мусора. Рейчел вздохнула и направилась к бару.
– Налей мне скотча, – сказал я ей вслед и снова уткнулся в газету.
– Налей сам.
– Послушай, перестань! Я ведь только попросил налить мне выпить.
Рейчел резко повернулась ко мне:
– Знаешь, Александр, в последнее время ты меня начал несколько утомлять. Тебе не кажется, что самое время…
– Ладно! Замолчи! – взорвался я. – Я сам налью себе выпить.
После этого наступило довольно продолжительное молчание. Слышно было лишь, как шелестят страницы и позвякивает лед в бокалах. Рейчел заговорила первой:
– Ты не сказал мне, что уничтожил ее картины.
Я метнул на нее быстрый взгляд. Рейчел невозмутимо продолжала листать журнал. Наконец, поняв, что я не собираюсь ничего отвечать, она вновь обратилась ко мне:
– Зачем ты это сделал?
– Зачем я это сделал?! И ты еще спрашиваешь!
– Да, она спала с другим мужчиной. Да, она изменила тебе. Ну и что? Или, по-твоему, существуют две морали – одна для тебя, а другая для нее?
– О Боже, как ты не понимаешь! Мы же собирались завести ребенка. Представь себе, если бы я ничего не знал, а потом, спустя два месяца, она вдруг заявила мне, что беременна. Ведь этот ребенок мог быть не моим, а я не имел бы ни о чем понятия! И не забывай, что в ту ночь она была не единственной женщиной в постели с Литтлтоном. С ними еще развлекалась ее чертова сестра! И все это в моем доме! Да она…
– Да замолчи ты, ради Бога! Я устала от твоих припадков ярости. Все, о чем ты говоришь, не имеет отношения к моему вопросу. Что бы ни случилось, ты не должен был уничтожать ее картины!
– А ты их видела, эти картины? Меня от них наизнанку выворачивало. Я больше просто не мог находиться с ними под одной крышей. Она давно на это напрашивалась!
– Нет, Александр, это ты давно напрашивался на все случившееся. Думаешь, тебе можно делать, что взбредет в голову, абсолютно наплевав при этом на окружающих?! Нет, дорогой мой, мир, как ни странно, создан не только для того, чтобы тешить гипертрофированное эго Александра Белмэйна. Только ты один виноват в том, что произошло. Да ты посмотри на себя! Ладно, черт с тобой, хочешь калечить собственную жизнь – калечь! Но тому, что ты сделал с жизнью своей жены, нет прощения. И вообще, кто ты такой, чтобы судить о ее искусстве? Что ты о себе возомнил?
Я собрался было ответить, но Рейчел не дала мне сделать этого.
– Ты ничтожество, Александр! Ты даже не имеешь права садиться за один стол с порядочными людьми. Или, быть может, ты думаешь, что такое право тебе дает твоя внешность? Право издеваться над теми, кто любит тебя? А ты хоть понимаешь, почему она так поступила? Потому что знала о твоих визитах сюда! Она знала, что, несмотря на клятвенные заверения в любви, ты ее все время обманывал. Вот она и пошла на этот шаг, чтобы ты хоть раз побывал в ее шкуре. И тебе это, естественно, не понравилось! Меня совершенно не интересуют те опасные игры, в которые вы играете друг с другом, но я повторяю: твоя красивая внешность еще ничего не значит. Важно то, что скрывается за ней! А у тебя за ней – пустота. Ты всего лишь никчемный человечишка, который даром коптит небо.
Рейчел снова наполнила свой бокал и повернулась ко мне. Ее голос звучал уже спокойнее, но взгляд по-прежнему был жестким и холодным.
– Я хочу, чтобы ты ушел из моего дома, Александр. Немедленно. Возвращайся к жене, если она, конечно, тебя примет. Отправляйся куда угодно. Я не желаю тебя больше видеть.
Поднявшись, я подошел к ней и с силой просунул руку между ее ног.
– А как насчет этого, Рейчел? Или здесь ты меня тоже больше не желаешь?
Рейчел бросила на меня разъяренный взгляд, и я расхохотался.
– Ты же не можешь без этого жить! Не пройдет и недели, как ты снова будешь умолять меня взять тебя. Ну что ж, можем сейчас еще раз этим заняться. На прощание.
Глядя, как я расстегиваю брюки, Рейчел очень спокойно и отчетливо сказала:
– Если ты только посмеешь дотронуться до меня, я тебя убью.
Я снова рассмеялся:
– Хочешь, чтобы я тебя изнасиловал? Ты этого добиваешься? Ну и что же мне сделать на этот раз? Связать тебя? Или, может, просто избить?
Неожиданно Рейчел тяжело опустилась на стул и оттолкнула от себя стакан.
– Александр, – умоляюще сказала она, – остановись! Остановись, пока еще не поздно. Эта ярость, эта жестокость – они выедают тебе душу. Посмотри на себя – что с тобой происходит?
Очень медленно она отвела мою руку и вздохнула:
– Ах, если бы ты знал, как мне жаль тебя! Хотя одному Богу известно, почему. Ее картины! Александр, как ты мог так поступить?
Ее слова снова пробудили невыносимое, мучительное чувство вины.
– Откуда ты узнала о картинах?
– Мне сказал Роберт.
– Роберт Литтлтон? – Я почувствовал, как откуда-то изнутри поднимается новая волна гнева. – Но это значит, что Джессика снова встречалась с ним!
– Нет, это значит, что тебя повсюду ищет Генри.
– А Роберт знает, что я здесь?
– Да. Я видела его сегодня днем.
– В постели?
Рейчел улыбнулась:
– Нет, Александр, не в постели. Я, конечно, не безгрешна, но инцест – это не по моей части.
– Инцест? – Я не мог поверить собственным ушам.
– Роберт – мой сын. И не пытайся убедить меня, что ты этого не знал.
Я резко отдернул руку и, пожалуй, впервые внимательно посмотрел на нее. Рейчел улыбалась, но в эту минуту я видел только сеточку морщин вокруг глаз и начинающую дрябнуть кожу шеи. На какое-то жуткое мгновение мне показалось, что я смотрю в лицо собственной матери. К горлу подступила тошнота. Рейчел – мать Роберта Литтлтона. И пока я спал с его матерью, он спал с моей женой. И с ее сестрой. С моей женой и ее сестрой…
– О Господи! – только и смог выдохнуть я.
Рейчел снова потянулась за своим бокалом. Я смотрел на нее, и ненависть постепенно сменялась глубоким отвращением. Хотелось содрать с себя кожу, вывернуть все внутренности, сделать все, что угодно, лишь бы очиститься от этой мерзости. И в то же время я понимал, что это из-за меня все они оказались в полной нечистот помойной яме – и Джессика, и Рейчел, и Лиззи, и бесчисленное множество других, безымянных, которые были лишь пешками в моей грязной игре. Ведь я стремился только к тому, чтобы унизить их, растоптать, причинить боль и страдания, а затем преспокойно удалиться, презрительно отшвырнув их в сторону, как ненужный хлам.