Льюис Сьюзен. Танцуй, пока можешь

   – И в чем же она заключается?
   – Ну хотя бы в том, что я перенес все свои вещи в отдельную комнату.
   На следующей неделе в доме на Белгрэйв-сквер произошла наша встреча с лордом Белмэйном. Должна сказать, что мы с Александром приготовились к самому худшему и были приятно разочарованы. Александр подтрунивал над отцом, явно потрясенным тем, что перед ним оказалась уже совсем не та полуграмотная девчонка, которую он помнил по Фокстону. Я показывала фотографии его внуков, а Александр хвастался, как сильно дети на него похожи. Часы летели незаметно, и никому не хотелось, чтобы этот вечер заканчивался.
   На прощание лорд Белмэйн пригласил меня приехать в гости еще раз на следующей неделе. Приехав, я увидела машину с заведенным мотором, а сам лорд-канцлер, одетый, ждал меня у двери. Его срочно вызвали на какое-то заседание.
   – Александр дома. Правда, он страшно расстроен из-за последнего проигранного дела. Только не говорите ему, что я вам об этом рассказал, – сообщил мне он.
   Когда я вошла, Александр стоял у камина, под портретом матери. Со сцепленными за спиной руками и слегка расставленными ногами он был как никогда похож на благородного виконта, каковым, собственно, и. станет в один прекрасный день.
   – Ну как ты? – улыбнулся он.
   – Немножко замерзла. – Я тоже подошла к камину и стала рядом с Александром. – Твой отец сказал, что ты проиграл последнее дело.
   – Я слышал. И конечно, добавил, что противник оказался мне не по зубам. Не обращай внимания. Он просто злится из-за того, что я напомнил ему о необходимости съездить на собрание.
   – Ты сказал ему… – Я не сразу поняла смысл последних слов.
   – Послушай, Элизабет, я просто больше не могу этого выдерживать.
   Я стояла молча, чувствуя, что краснею, как девчонка. И в это время из динамика послышалась «Клятва, скрепленная поцелуем».
   – Помнишь? – спросил Александр.
   Он смотрел мне прямо в глаза, и я чувствовала, как с каждой секундой мой пульс угрожающе учащается. В камине потрескивал огонь. А потом, даже не заметив как, я оказалась в объятиях Александра, и мы танцевали до тех пор, пока не закончилась песня. Горячее дыхание обжигало мое лицо. Я невольно закрыла глаза, чувствуя, как сильные руки отрывают меня от пола и несут вверх по лестнице.

Глава 25

   Меня разбудил чей-то страшный крик. Вскочив с постели, я с трудом нашарила в темноте свой халат и побежала к двери. Дэвид в пижаме уже стоял на лестнице, а по коридору, поспешно запихивая бигуди под сеточку для волос, быстро шла Канарейка.
   – Что случилось? Что происходит?
   – Кажется, кричала Кристина.
   С этими словами Дэвид распахнул дверь в ее комнату. Там царила полная темнота, и кровать даже не была расстелена.
   – Где Эдвард?
   – Я здесь, – послышался голос моего мужа.
   Мы обернулись. Эдвард поднимался по лестнице, и я с удивлением отметила, что он полностью одет – в тот вечер мы все отправились спать одновременно.
   – Все в порядке. Можете спокойно возвращаться в свои комнаты.
   – Но как же крик, Эдвард? – попыталась протестовать я. – Ведь кто-то же кричал?
   – Кристина. Ничего страшного, просто у нее было что-то вроде шока. Теперь она уже пришла в себя.
   Эдвард выглядел очень измученным, и от меня не укрылся тот многозначительный взгляд, которым обменялись они с Дэвидом.
   Канарейка предложила всем спуститься вниз и выпить чего-нибудь горячего, но Дэвид обнял ее за плечи и мягко, но настойчиво повел обратно по направлению к детской, оставив нас с Эдвардом наедине.
   Я спросила, где Кристина и не могу ли я чем-нибудь помочь.
   – Думаю, такой необходимости нет. – Эдвард посмотрел вслед Канарейке. – Дэвид сам спустится к ней через пару минут.
   Это лето мы проводили в Вестмуре. Все, кроме Шарлотты, которой было уже четырнадцать лет. Она на недельку поехала на юг Франции со своей школьной подругой и ее семьей.
   За завтраком никто не упоминал о ночном происшествии, а когда ближе к обеду из своей комнаты вышла Кристина, я не заметила в ее лице ничего необычного. Поэтому я решила больше не забивать себе голову чужими проблемами, а направить энергию на то, чтобы придумать благовидный предлог для поездки в Лондон на следующей неделе.
   Хотя, честно говоря, в те дни в таком предлоге даже не было особой необходимости. Эдвард все время проводил либо в своем кабинете, либо в бесконечных поездках в Каир и Лондон, а потому скорее всего даже не заметил бы моего отсутствия. Я знала лишь, что близится к завершению какая-то необыкновенно крупная сделка, которую он готовил уже несколько лет. Эдвард никогда не обсуждал со мной свои дела более подробно, да и мне, к моему великому стыду, они теперь стали совершенно безразличны. Ведь в моей жизни снова появился Александр.
   В тот день я сидела в Голубой гостиной, когда вдруг услышала голоса, доносящиеся из столовой. Насколько мне было известно, Кристина и Эдвард должны были находиться на складе, за много километров от Вестмура, а потому я немало удивилась, когда поняла, что голоса принадлежат им. Я уже коснулась было дверной ручки, но застыла на месте, потрясенная тем, что услышала.
   – … но, Господи, Эдвард, они же убили его!
   – Ты лучше объясни мне, каким образом он там оказался?
   – Они сказали, что он заснул.
   – А что слышно о…
   Я не разобрала последних слов Эдварда, но ответ Кристины заставил меня похолодеть.
   – Неужели это единственное, о чем ты способен думать? Человек погиб, а тебя интересует лишь…
   Эдвард решительно перебил сестру:
   – Я слишком долго ждал, чтобы теперь позволить кому бы то ни было встать у меня на пути. Итак, что они сказали? Когда они смогут все закончить?
   После этого Кристина с Эдвардом ушли из столовой, и продолжения; разговора я не слышала. Чуть позже я попыталась разыскать Эдварда, но Джеффри сказал, что он уехал и неизвестно когда вернется.
   Я прождала весь день, до самого вечера, но он не только не появился, но даже не позвонил. Кристина тоже исчезла, хотя Джеффри сказал, что Эдвард уехал без нее. Несколько раз ей звонил какой-то иностранец, но не только не оставил сообщения, а даже не представился.
   Я уехала в Лондон, и мы с Александром встретились в квартире, которую снимали в Челси. К этому времени мы уже три года вели двойную жизнь, что было теперь не слишком сложно, так как Джессика фактически все время проводила у Розалинды, разве что только не переехала к ней окончательно. Наша квартирка была совсем небольшой и страшно захламленной – нам нравилось покупать всякую всячину на распродажах и в антикварных магазинчиках. Стены кухни были обклеены рисунками Шарлотты и Джонатана, а их фотографии валялись вообще повсюду. Когда я приехала, Александр в фартуке стоял у плиты и готовил ужин. Я была настолько выбита из колеи всем происходящим в Вестмуре, что почти ничего не ела, и к концу ужина мое подавленное настроение передалось и Александру. Естественно, это ни к чему хорошему не привело. Мы переругались, и дело дошло даже до битья посуды. Правда, потом, в постели, состоялось примирение, но тем не менее на следующее утро я уехала в Вестмур очень рано.
   Дома я застала Эдварда в таком замечательном настроении, что даже рискнула спросить его о случайно услышанном мною разговоре. Он и глазом не моргнул, лишь рассмеялся:
   – А, это! Ерунда. Ты же знаешь египтян – они всегда норовят сделать из мухи слона.
   – Но мне показалось, Кристина говорила, что кого-то убили, – продолжала настаивать я. – Как же это может быть ерундой?
   – Очень просто. Была драка, один из дерущихся упал и ударился обо что-то головой. Второй решил, что убил его, перепугался и убежал. В результате вся трагедия свелась к тому, что какой-то араб заработал большую шишку на лбу.
   – Хорошо, но тогда, может быть, ты мне скажешь, из-за чего они дрались?
   – Из-за денег, конечно.
   – Тех денег, которые платил им ты?
   – Да. Но, как я уже сказал, все благополучно уладилось, и больше беспокоиться не о чем. А через несколько дней наконец состоится сделка, и твой муж станет обладателем одного из величайших произведений мирового искусства.
   Тогда я поверила ему и не стала больше ни о чем расспрашивать. Но вскоре Шарлотта рассказала мне о разговоре, случайно услышанном ею в нашем саду после возвращения из Франции, и у меня появились веские причины усомниться в словах Эдварда.
   Я наводила порядок в ее комнате, аккуратно складывая разбросанные повсюду вещи. Шарлотта вернулась из сада, присела на краешек кровати и задумчиво сказала:
   – Мам, я только что такое слышала – ты не поверишь!
   – И что же ты слышала, дорогая?
   Шарлотта хихикнула:
   – Знаешь, это было больше похоже на сцену из какого-то фильма. Только происходило все не в кино, а здесь, в нашем саду.
   Оказалось, что она сидела в саду, прямо под террасой, на которую вышли Дэвид и Кристина. Шарлотта сначала вообще не слущала, о чем они говорят, до тех пор пока не появился Эдвард и Дэвид не сказал:
   – Я не желаю больше ничего знать. Мне и так известно сверхдостаточно. Я возвращаюсь в дом.
   Тогда Эдвард рассмеялся и обратился к Кристине:
   – Значит, ты разговаривала со своим мужем и, насколько я понимаю, была счастлива узнать, что это не он.
   Я перебила Шарлотту:
   – Мужем?
   – Так сказал Эдвард.
   – Но Кристина же не замужем!
   – Я знаю.
   – Ты, наверное, просто не расслышала. Больше они ни о чем не говорили?
   – Говорили. Эдвард спросил Кристину, куда прилетает самолет, и она ответила: как обычно, на летное поле Грега Данна. Еще она сказала, что деньги ему уже заплатила.
   Я обняла дочь за плечи и попыталась рассмеяться. Правда, получилось у меня не особенно убедительно.
   – Ты же прекрасно знаешь, что Эдвард постоянно получает разные грузы со всех концов мира.
   – Конечно, знаю. Но на этот раз все было как-то по-другому. Не так, как обычно.
   – Почему ты так думаешь?
   – Ну, хотя бы потому, что Дэвид не хотел слушать, о чем пойдет речь.
   Это действительно было странно, и я предложила Шарлотте просто спросить у Эдварда, какой груз он ждет. Так мы и сделали.
   Эдвард и бровью не повел. Он с готовностью рассказал, что на следующей неделе ждет груз из Гонконга, и Грег Данн должен позвонить, когда тот пройдет через таможню. О «муже» мы с Шарлоттой не спрашивали, решив, что она просто ослышалась. Чего ради Кристине скрывать от всех свою семью, если она у нее есть?
   В течение последующих нескольких дней я с удивлением наблюдала за переменой, происшедшей с Эдвардом. Он сновал взад-вперед по дому, нигде не находя себе места, а глаза его горели лихорадочным огнем. Казалось, он помолодел на добрых десять – пятнадцать лет. Начались какие-то странные приготовления в Египетской комнате. Ее отремонтировали и освободили от старых сокровищ, которые благополучно перекочевали на склад. По ночам Эдвард ворочался с боку на бок, не давая мне заснуть, хотя спал он теперь на отдельной кровати. Прямо противоположным в эти дни было поведение Кристины. Казалось, все происходящее ей чрезвычайно неприятно. Она была постоянно чем-то раздражена и все время повторяла брату, чтобы он взял себя в руки. А потом Дэвид внезапно объявил, что они с Дженифер уезжают в Гштаад и будут отсутствовать по меньшей мере месяц.
   После отъезда Дэвида поведение Эдварда снова изменилось. Теперь он то злился, то впадал в меланхолию. Казалось, он на грани срыва. Однажды, когда Джонатан подошел к телефону, Эдвард буквально отшвырнул его в сторону. Выяснилось, что это звонит всего-навсего его секретарша. Она интересовалась, когда Эдвард приедет в Лондон, где накопилось много работы. В ответ он прорычал, что сам сообщит ей о своем приезде, когда сочтет нужным, и швырнул трубку. Вскоре после этого он накричал и на Шарлотту.
   Все происходящее было так не похоже на нашу обычную жизнь, что начинало действовать мне на нервы. Я решила временно уехать в Лондон. Джонатан охотно откликнулся на это предложение, а Шарлотта неожиданно заупрямилась. Сообразив, что это связано с Колином Ньюменом, который играл вместе с ней в сельской постановке «Ромео и Джульетты», я разрешила ей остаться. И тут меня в очередной раз удивило поведение Эдварда. Объявив, что слишком занят, чтобы возиться с влюбленными подростками, он приказал ей отправляться вместе с нами. Таким образом, одним жарким августовским вечером я со счастливым Джонатаном и ноющей Шарлоттой оказалась в нашем доме на Прайори-Уок.
   Впоследствии мне пришлось много раз перебирать в уме все эти события в мельчайших подробностях.
   Александр позвонил мне на следующий день после обеда, К тому времени, как я повесила трубку, договорившись встретиться с ним в полвосьмого на. нашей квартире, он успел настолько меня завести, что я готова была сорвать с себя всю одежду и изнасиловать молочника. Это состояние не совсем прошло и двадцать минут спустя, когда снова зазвонил телефон. Это был Эдвард.
   – Элизабет, я хочу, чтобы ты немедленно вернулась в Вестмур. Детей можешь оставить в Лондоне, Джеффри заедет за ними завтра.
   – Эдвард, я не могу…
   – Элизабет, ради всего святого, пойми, я никогда не стал бы тебе звонить, если бы это не было очень срочно!
   – Эдвард, ты можешь хотя бы объяснить мне, чем вызвана такая срочность? – попыталась выяснить я.
   Но он уже повесил трубку.
   Я сразу перезвонила, но телефон был занят и оставался занятым еще очень долго. Внезапно мне показалось, что вся прелесть и тепло этого августовского дня исчезли. Вместо них на меня снова стал наползать все тот же парализующий, леденящий душу страх.
   Александр был на заседании, и мне пришлось просто съездить на нашу квартиру и оставить ему записку.
   В Вестмур я приехала в самом начале восьмого. Эдвард ждал меня на подъездной дорожке и бросился открывать дверцу, как только моя машина остановилась рядом с его «роллс-ройсом».
   – Слава Богу, ты здесь! – Он говорил задыхаясь, как будто ему не хватало воздуха. – Кристина поранила ногу, а время не терпит. Я хочу, чтобы ты повела машину.
   С этими словами он, не дав мне опомниться, усадил меня за руль «роллса».
   – Куда мы едем?
   – Просто поезжай по направлению к Дувру. Я скажу тебе, когда повернуть.
   К тому времени, когда мы выехали на шоссе А2, он наконец немного успокоился. Украдкой взглянув на мужа, я попыталась определить его настроение и снова спросила, куда мы направляемся. Эдвард улыбнулся. Его глаза блестели нездоровым, лихорадочным блеском.
   – Дорогая, не будь такой нетерпеливой. Подожди немного, и ты все увидишь сама.
   С каждой минутой тревога и страх все сильнее грызли меня изнутри. Мне хотелось немедленно остановить машину и потребовать объяснений. Но в Эдварде ощущалось нечто такое, что остановило меня. Проехав Айлесхэм, мы свернули направо на узкую однополосную дорогу. К тому времени солнце уже садилось за верхушки деревьев, но было еще достаточно светло, чтобы не включать фары. Одолев несколько миль по ужасной дороге, мы подъехали к каким-то воротам, и Эдвард попросил меня остановиться. Он взглянул на часы:
   – Еще слишком рано. Нам придется подождать.
   – Слишком рано для чего?
   – Элизабет, прошу тебя, не задавай мне больше вопросов! Очень скоро ты все узнаешь.
   Все это время он немигающим взглядом всматривался вдаль и даже не повернул головы в мою сторону. Ситуация оказалась для меня абсолютно неожиданной, непривычной, не похожей ни на что, с чем мне приходилось до сих пор сталкиваться в жизни. Я совершенно растерялась и не могла даже представить себе, на каком я свете. Зачем мы здесь, в этой глуши, в десятках миль от ближайшего жилья? Кого мы ждем? Я начала было говорить Эдварду о своем страхе, но почти сразу замолчала. Я вдруг со всей отчетливостью поняла, что боюсь именно Эдварда…
   Через некоторое время над нашими головами послышался шум небольшого самолета, заходящего на посадку. Эдвард не сводил с него глаз, но по-прежнему не говорил ни слова. Даже когда самолет приземлился где-то в миле от нас, он не нарушил этого зловещего молчания, а продолжал поглядывать то на часы, то на горизонт. Наконец окончательно стемнело, и он приказал мне завести машину.
   Это была совершенно безумная и опасная поездка. Эдвард запретил включать фары, а свет подфарников абсолютно ничего не давал. Но я была потрясена тем, насколько хорошо он знает дорогу – каждый поворот, каждый изгиб. Наконец мы проехали в какой-то проем в изгороди, и дорога сразу стала ровной и гладкой. Прошло некоторое время, прежде чем я поняла, что веду машину по взлетной полосе.
   События, происшедшие вслед за этим, потрясли меня настолько, что я совершенно потеряла дар речи и могла лишь молча сидеть и наблюдать.
   Из темноты вынырнул какой-то человек, и Эдвард, вынув ключ зажигания, вышел из машины. Они поговорили несколько минут, активно жестикулируя, показывая то на самолет, который смутно виднелся в слабом свете луны, то на машину. После этого они направились к самолету, и их постепенно поглотила темнота. Я осталась одна.
   Я тревожно прислушивалась, ожидая услышать все, что угодно, – крик, топот шагов, выстрелы… Оглянувшись по сторонам, я попыталась подавить очередной острый приступ страха. Растущие чуть поодаль кусты казались бесформенными глыбами мрака, и мне чудилось, будто в темноте что-то движется. Мои нервы были натянуты до предела, а сердце билось уже не в груди, а в горле. Краем глаза уловив какое-то движение на заднем сиденье, я резко обернулась, готовая истерически закричать.
   Но это оказался Эдвард. Он вернулся за пакетом, лежавшим сзади, и тотчас же передал его человеку, который нас встречал. Человек молча взял пакет и подождал, пока Эдвард откроет багажник. Я ничего не видела, лишь слышала, как туда положили что-то тяжелое, после чего багажник закрыли снова. Затем тот человек ушел, а Эдвард снова сел в машину. По-прежнему не говоря ни слова, он протянул мне ключи, и я завела двигатель. Наконец Эдвард нарушил молчание.
   – Езжай помедленнее. И не зажигай фар до тех пор, пока мы не выедем на основную дорогу.
   За весь обратный путь я не проронила ни слова, постаравшись полностью сосредоточиться на дороге. Я не спрашивала, что мы везем в багажнике. Я не хотела этого знать.
   В Вестмур мы приехали почти в полночь. Кристина ждала нас у входной двери. Эдвард тотчас же выпрыгнул из машины, снова забрав ключ зажигания. Я вышла вслед за ним и стояла в стороне, наблюдая, как они с Кристиной открывают багажник и достают оттуда какой-то ящик. Я невольно посмотрела на ноги сестры Эдварда, но не обнаружила ни малейших признаков травмы.
   – Элизабет, отгони машину. – Голос Эдварда был резким и совершенно незнакомым.
   Возвращаясь из гаража, я посмотрела на темную громаду дома. В Египетской комнате горел свет. Я поняла: то, чего я так боялась последнее время, сейчас находится там.
   Когда я вошла в прихожую, Эдвард как раз спускался по лестнице. Его била дрожь. На щеках горел лихорадочный румянец.
   – Элизабет, – выдохнул он так, словно один из нас только что вернулся из длительного путешествия, и заключил меня в объятия. – Ах, Элизабет, сегодня величайший день в моей жизни!
   Он положил руки мне на плечи, но смотрел куда-то вдаль, мимо меня.
   – Сегодня мне удалось достигнуть того, чего не удавалось еще ни одному человеку.
   Его взгляд стал наконец осмысленным и смягчился. Теперь я вновь смотрела в такие знакомые, добрые голубые глаза моего мужа, в которых стояли слезы. Слезы счастья.
   Услыхав шаги Кристины, он обернулся и посмотрел на сестру. Она кивнула и прошла мимо нас в гостиную. Я пыталась вырвать руку, когда Эдвард повел меня вслед за собой наверх, но он лишь улыбнулся и сжал ее еще крепче. Сейчас он напоминал мне любящего отца, который хочет доставить ребенку удовольствие и забавляется его ничем не оправданным испугом.
   В Египетской комнате было темно, но Эдвард не. стал сразу зажигать свет. Лишь когда я переступила порог и оказалась внутри, он нажал на выключатель и комната озарилась.
   У меня перехватило дыхание. Здесь не было больше ни древних камней, ни мумий, ни жутких лиц, высеченных из камня. Вместо них, глядя прямо на меня раскосыми эбеновыми глазами, сверкая золотом и бирюзой, отбрасывая слепящие блики на стены и потолок, выкрашенные в те же цвета, висело одно из бесценнейших сокровищ Египта да и всего мира – посмертная маска Тутанхамона.

Глава 26

   Я дрожала. Казалось, вея комната наполнилась леденящим дыханием воплощенного зла. С трудом оторвав взгляд от маски, я посмотрела на Эдварда. На его лице застыло такое благоговейное выражение, что, казалось, он сейчас упадет на колени и начнет молиться своему идолу.
   – О Господи, – только и смогла произнести я. – Эдвард, что ты наделал?!
   – Тише, тише, – попытался успокоить он меня.
   – Но ради всего святого…
   Эдвард схватил меня за руку и буквально выволок из комнаты.
   – Молчи. Мы обо всем поговорим внизу.
   Отпустив меня, он выключил свет и запер дверь. Конечно, Эдвард был совершенно прав. Никто никогда не заподозрит, что посмертная маска Тутанхамона хранится в частном особняке в Вестмуре. Тем более, что вместо нее в Каирском музее уже находится ее точная копия – великолепная подделка. Да и кому даже в самом страшном бреду может прийти в голову, что в течение последних пяти лет, благодаря отвратительной системе сигнализации, небольшая группа профессионалов чуть ли не ежедневно посещала музей днем под видом туристов, пряталась в подсобных помещениях до закрытия, выходила с наступлением темноты и приступала к работе? Судя по всему, единственная проблема, с которой они столкнулись, – как вынести маску из музея. Но на поверку и эта проблема оказалась вполне разрешимой. Они отправили ящик с маской вместе с партией экспонатов, предназначенных для Луксора, а потом просто угнали этот грузовик где-то на окраине Каира. Грузовик обнаружили в тот же день в целости и сохранности вместе с грузом. Недоставало одного-единственного ящика. Но так как никто не подозревал о его существовании, то никто и не заметил его отсутствия. Выслушав доводы Эдварда, я встала и налила себе бренди. Обычно я почти не пила, но в ту ночь мне это было просто необходимо. Ситуация казалась столь невероятной, что ее невозможно было даже осознать до конца. Подумать только: мы совершенно спокойно сидели в гостиной, как любая другая семейная пара, попивали бренди, а в это время мой муж рассказывал мне, как он продумал и осуществил преступление, равного которому не знала история мирового искусства!
   В ту ночь я спала в комнате Шарлотты. Эдвард пугал меня. Все эти годы мне казалось, что я знаю и понимаю своего мужа, а теперь рядом со мной оказался совершеннейший незнакомец.
   Когда на следующий день Канарейка и Джеффри привезли детей, я больше всего на свете боялась, что Эдвард и их поведет в Египетскую комнату. К счастью, он не сделал этого и не пошел туда сам. Он отвез Шарлотту в деревню, на репетицию «Ромео и Джульетты», а потом поехал с Джонатаном к одному из своих клиентов в Танбридж-Уэллс. Все шло своим чередом, словно ничего не произошло.
   Когда все разъехались, я зашла в кабинет Кристины и спросила, зачем нужна была эта дурацкая выдумка с ногой.
   – Эдвард хотел распаковать маску сразу после того, как она прибудет. Поэтому нам с Джеффри пришлось отвезти все оставшиеся экспонаты на склад и закончить приготовления в Египетской комнате. Кроме тебя, некому было отвезти Эдварда.
   – Но почему он сам не сел за руль?..
   – Элизабет, ты же видела, в каком он состоянии! Разве он мог вести машину?
   Мне так хотелось, чтобы рядом оказался Дэвид! Мне было просто необходимо выговориться. Сначала я даже собиралась позвонить в Гштаад, но вовремя передумала. Ведь основной причиной, по которой он туда уехал, как раз и стало нежелание иметь что-то общее с этой историей…
   Зная, как Александр волнуется за меня, я позвонила ему на работу. К счастью, он оказался на месте, и я сочинила какую-то байку насчет болезни Эдварда. Всю предыдущую ночья ворочалась с боку на бок, думая только о том, как попрошу Александра о помощи. Но в холодном свете дня поняла: я не имею права вовлекать его в эту историю. Он же адвокат. И если вдруг обнаружится, что он знает о происходящем в Вестмуре, на его карьере можно ставить крест.
   Выходные прошли так же ненормально нормально, как и предыдущие дни. Несмотря на то, что Эдвард находился в состоянии постоянной эйфории и осыпал нас всех подарками, никто, казалось, не замечал, что дома неладно. Но самое странное заключалось в том, что Эдвард даже близко не подходил к Египетской комнате.
   День, когда Эдвард умер, начался точно так же, как и любой другой, – с детского смеха, завтрака в столовой, бесконечных телефонных разговоров Кристины с Лондоном й чтения Эдвардом газеты в Голубой гостиной. Там я его и нашла. Я понимала, что у меня нет ни малейшего шанса убедить его отдать маску, но не могла не предпринять хотя бы попытку, прежде чем решить, как поступить дальше.
   Я предложила выйти в сад, с тем чтобы нас никто не мог услышать. Мы под руку прогуливались по аллее, и на лице Эдварда; блуждала все та же полусумасшедшая улыбка, которая появилась в тот день, когда прибыла маска. И уже в который раз меня поразила совершеннейшая нелепость и нереальность ситуации. Муж с женой спокойно прогуливаются по саду, а в их доме тем временем находится одно из величайших сокровищ мира.