Страница:
– Я не-храплю. – 'Элизабет с трудом сдерживала смех. – И ни в какой я не в ловушке.
– Откуда ты знаешь?
– Потому что будь прилив действительно таким высоким, ты бы не оставил меня здесь.
– Не оставил бы? – Я приподнялся на локте. – А почему ты в этом так уверена?
– Потому что ты слишком меня любишь, вот почему!
– Ты так думаешь?
– Да, – кивнула Элизабет. – Я думаю даже больше: если я сейчас попрошу тебя прыгнуть в пруд полностью одетым, ты это сделаешь.
– Попроси.
Она попросила.
– Нет, на это я все-таки не согласен, – рассмеялся я и спустился обычным, сухим путем.
– Я соскучилась по тебе, – сказала Элизабет, когда я ее обнял.
Дотронувшись до ее подбородка, я нежно погладил смуглую кожу и прошептал:
– Перечислить тебе десять причин, по которым Элизабет Соррилл самая лучшая в мире? Во-первых, у нее потрясающая улыбка. Во-вторых, она иногда говорит совершенно нелепые вещи. В-третьих…
Увидев выражение ее лица, я захохотал.
– Откуда… откуда ты об этом знаешь?
– Как же я могу не знать, если сам это писал.
– Ты! Но я всегда была уверена, что это Марк Девениш! Почему же ты ни разу…
– Ш-ш-ш, – перебил я ее. – Просто поцелуй меня.
Глядя мне в глаза, Элизабет начала расстёгивать платье. Раздевшись, она, полностью обнаженная, подошла к краю пруда. На фоне бесформенного нагромождения скал ее точеный силуэт казался особенно хрупким. Оглянувшись через плечо, она улыбнулась мне, и у меня просто перехватило дыхание от этого восхитительного зрелища. Потом Элизабет грациозно скользнула в воду. Когда она снова вынырнула и легла на спину, я не мог отвести глаз от шелковистых мокрых волос, от полной груди, которую омывала легкая рябь, от черного треугольника внизу живота, от длинных стройных ног. Быстро сбросив одежду, я присоединился к ней.
Теперь, оглядываясь назад, я думаю, что мы оба понимали всю призрачность своего счастья. Но наша любовь была так велика, что все остальное просто отступило на задний план. Я часами слушал ее рассказы о ярмарке и о Вайолет Мэй, сам увлеченно рассказывал о выигранных мною процессах и, подстегиваемый ее восторгами, безбожно преувеличивал собственные успехи. Элизабет это понимала, но до поры до времени позволяла мне наслаждаться этим невинным хвастовством. А потом вдруг я слышал насмешливое фырканье и снова спускался с небес на землю.
Каждый день мы прогуливались по узкой крутой улочке, наблюдая за местными женщинами, делающими покупки и обсуждающими последние сплетни. Элизабет часто останавливалась поболтать с ними, и я откровенно гордился тем, какое удовольствие получали они от этих бесед. Ведь Элизабет интересовалась всем совершенно искренне, без малейшего притворства.
– Она. сказала, что у нее сегодня день рождения, и она поехала за новым рецептом, – радостно сообщала мне Элизабет, попрощавшись с какой-то пухленькой, улыбающейся женщиной, уже катящей прочь на своем велосипеде.
– Я слышал, – сухо реагировал я.
– Только не говори, что тебе было скучно, – поддразнивала она меня.
– Не то слово! – продолжал я дуться.
Элизабет смеялась и убегала вперед. Я догонял ее только у стены, где она, поудобнее устроившись, поджидала меня, и молча садился рядом.
– Тебе действительно было скучно?
– Конечно, нет! Интересно, довольны ли эти женщины своей жизнью?
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, действительно ли они счастливы, живя здесь, на острове? Может, они хотят от жизни чего-то большего, чем постоянный поиск подходящего мужчины?
– Александр! Только не пытайся убедить меня, что ты тоже стал феминистом!
– Если это вдруг когда-нибудь произойдет, меня следует сразу убить, – рассмеялся я. – Скажи мне лучше другое. Вот ты – жена и мать. Тебе никогда не хотелось чего-нибудь большего?
– Другими словами, тебе хочется знать, не отношусь ли я к той шайке лесбиянок, как ты презрительно окрестил подруг Джессики?
– Да.
– Нет, не отношусь. Но это отнюдь не значит, что я не согласна со многими из их требований. Я просто считаю, что они не совсем правильно подходят к некоторым вопросам.
– А как бы ты сама подошла к этим вопросам?
– Я?! Дорогой мой, я не имею ни образования, ни ораторских способностей, а потому никак не гожусь для роли женского лидера. Могу сказать тебе только одно. То, чего они добиваются в материальном и социальном плане, просто замечательно. Но их излишняя напористость и агрессивность невольно вызывает к ним отрицательное отношение, и со стороны женщин в том числе. Это всегда напоминало мне старую притчу о ветре и солнце, помнишь? Ведь именно ласковое теплое солнце заставило мужчину снять пальто.
– И кто-то еще говорил, что у него не хватает ни образования, ни ораторских способностей!
– Но главная проблема, как ты понимаешь, не в этом. – Элизабет шутливо ткнула меня в бок. – Я не подойду им по одной простой причине: я давно и безнадежно влюблена в мужчину. А уж это совершенно недопустимо!
Даже понимая, что еще никогда в жизни не был так счастлив, я не мог избавиться от черных мыслей. Нужно обязательно рассказать ей о своей беде, внушал я себе, она поймет, непременно поймет. И все равно трусил. Я слишком хорошо помнил лицо Джессики, когда она сообщала мне эту новость, и знал, что не переживу, если Элизабет оставит меня по причине моего бесплодия. Я ненавидел себя за то, что строил вместе с ней несбыточные планы, давал клятвы всегда оставаться вместе, прекрасно зная: как только мы покинем этот остров, все будет кончено. Иногда, занимаясь с Элизабет любовью, я был слишком груб, но ничего не мог с собой поделать. Меня мучило сознание бесплодности нашей связи. И еще я понимал: Элизабет тоже чувствует – у нас что-то не так. Но едва она пыталась заговорить об этом, я смеялся и переводил разговор на другую тему. Шло время, и постепенно моя любовь к ней оборачивалась мучительной болью.
И вот наконец у нас остались только один день и одна ночь, после чего сказка должна была навсегда уступить место реальности. Элизабет не захотела идти к пруду Венеры, сказав, что тогда боль от расставания станет еще острее.
Бухта Дикскарт была совершенно безлюдной, и мы присели на гальку, наблюдая за яхтами, скользящими где-то на горизонте. Мы молчали: слишком угнетала нас обоих мысль о предстоящей разлуке. Чуть позднее на пляж спустилось еще несколько человек – пожилая пара с собакой, стайка подростков, семья с двумя детьми. Мужчина моего возраста подошел к берегу, закатал джинсы и, попробовав воду ногой, помахал детям. Мальчик и девочка лет пяти тотчас же устремились к нему в сопровождении своей матери. Она улыбалась, глядя, как дети виснут на шее у отца. Затем они все очень осторожно вошли в воду. Дети сперва визжали, но быстро освоились и полностью залезли в море, стараясь как можно сильнее забрызгать своих родителей. Какое-то время все четверо играли в волнах, не замечая ничего вокруг. Потом малыш упал, и я почувствовал, как напряглось мое тело. Я готов был в любую секунду броситься на помощь ребенку, но рядом с ним был его отец… Я расслабился, снова лег на спину и только тут почувствовал, что все это время Элизабет пристально наблюдает за мной.
– Александр, почему ты не хочешь мне рассказать, что делает тебя таким несчастным?
– Почему ты так решила?
– Я постоянно чувствую это с первой же минуты нашего пребывания здесь.
Я попытался было подняться, но Элизабет решительно усадила меня обратно.
– Александр, прошу тебя, не уходи от ответа. Если ты хоть на минуту предполагаешь, что у наших отношений есть будущее, то должен рассказать мне все.
Я понимал, что она права. Я видел слезы на ее глазах, и сам готов был в любую минуту расплакаться. Оглянувшись по сторонам, я решил, что, если уж нам суждено навсегда распрощаться, пусть это лучше произойдет здесь, где мы снова обрели нашу любовь.
– Дорогая, – начал я, но голос изменил мне. Элизабет ничего не сказала, лишь взяла меня за руку и стала терпеливо ждать. Какое-то время я боялся заговорить, боялся признаться в том, что давал ей обещания, не будучи в силах их исполнить. Меня охватывал ужас от мысли, что, едва обретя, я должен потерять ее. Но я знал, что это неизбежно при моей неспособности иметь детей и при той ревности, которую я испытывал к ее ребенку от другого мужчины. Счастливое семейство тем временем уже вышло из моря и направилось к так называемой «арке контрабандистов». Элизабет мягко заставила меня снова повернуться к ней и ждала продолжения моей исповеди.
– Я, конечно, должен был сказать тебе правду с самого начала, но я просто трус. Я так хотел тебя, что позволил обманываться нам обоим. Но чудес не бывает. Мы никогда не сможем быть вместе. Это просто невозможно.
– Из-за Джессики? – немного погодя спросила Элизабет.
Я отрицательно покачал головой.
– Из-за того, что я замужем?
– Нет. Хотя, видит Бог, и одной из этих причин было бы вполне достаточно.
– Но тогда в чем же дело, Александр? Расскажи мне. – В ее голосе звучало неподдельное отчаяние.
Я взял ее лицо в свои ладони, и на какое-то жуткое мгновение мне почудилось, что я вижу искривленные в недоброй улыбке губы Джессики, насмехающейся и издевающейся надо мной. Я опустил руки.
– Элизабет, дело в том, что я бесплоден. Вот почему Джессика так и не смогла зачать ребенка. Называй меня как хочешь – стерильным, никчемным, пустым, но со мной ты никогда не сможешь иметь детей. Я знаю, ты скажешь, что это не имеет значения, но это будет неправдой. Я не смогу жить с тобой бок о бок, видеть тебя каждый день и знать, что я…
– Александр! Прекрати! Замолчи немедленно! Хорошо же ты обо мне думаешь, если считаешь, что я бы смогла расстаться с тобой по такой причине. Причем эта причина даже…
– Пожалуйста, Элизабет, мне и так очень тяжело. Не мучай меня еще больше. Я знаю, что ты хочешь сказать. Что со временем я полюблю твою дочь, как свою собственную. Но это не так. Я никогда не смогу полюбить твою дочь, зная, что она от другого мужчины. Я знаю, что это трусость и эгоизм с моей стороны, но ничего не могу с собой поделать.
– Александр, пожалуйста, посмотри на меня!
Я послушно поднял голову и попытался… еще что-то сказать. Но Элизабет не дала мне этого сделать.
– Не надо, хватит. Теперь послушай меня. Ты не бесплоден, Александр. Этого просто не может быть.
– К сожалению, может. Мы… Джессика и я… мы сдавали анализы… – Я осекся, будучи не в силах говорить дальше.
Элизабет попыталась ответить мне, но прервалась на полуслове. Резко поднявшись, она побежала по пляжу прочь от меня.
Я не стал догонять ее. Передо мной снова проплыло злое лицо Джессики. В ушах звучал ее ядовитый смех. А теперь вот и Элизабет отвернулась от меня. И хотя я готовил себя к такому итогу, в глубине души жила надежда, что этого не произойдет.
Теперь она сидела у скалы неподалеку, закрыв лицо руками. Я подошел. Как только моя тень упала на нее, Элизабет подняла голову. К моему большому облегчению, она не плакала, хотя и выглядела измученной и опустошенной. Я сел рядом и взял ее за руку. Глядя прямо перед собой, я начал говорить. Именно тогда я и поведал ей все о Джессике, о наших непрестанных ссорах, о том, как плохо я обходился с ней в первые годы брака. Я рассказал, как теперь Джессика, узнав о моем бесплодии, жестоко мстит мне, зная, что я хочу ребенка больше всего на свете. Закончив свою невеселую исповедь, я поднес руку Элизабет к губам.
– Теперь ты видишь, любимая, что сотворило мое бесплодие с Джессикой и со мной. Не хочу, чтобы то же самое произошло с нами.
Я поднял глаза и увидел, что Элизабет плачет. Слезы струились по ее лицу, и она тихо шептала:
– Господи, что же я наделала? Что я сделала с тобой? – Я попытался снова заговорить, но рука Элизабет решительно закрыла мне рот. – Александр, я должна тебе кое-что сообщить. Мне следовало это сделать почти семь лет назад, и ты бы теперь был избавлен от многих мучений. Но, пожалуйста, поверь мне, я тогда думала, что поступаю правильно. Ведь мы оба были еще так молоды! Если только сможешь, прости меня, любимый…
– Элизабет, я совершенно не понимаю, о чем ты…
– Дело в Шарлотте, Александр. Она… В общем, Шарлотте шесть лет.
Сначала я не мог даже пошевелиться. Вокруг было множество обычных шумов, но в ушах у меня продолжали звучать слова Элизабет. Я был слишком потрясен, чтобы думать и. тем более говорить, а потому просто бессильно привалился к скале и закрыл глаза.
Какую же боль я должен был ей причинить, чтобы она до такой степени затаилась от меня! И какую боль я должен был причинить Джессике, чтобы в наказание она придумала для меня такую чудовищную ложь! Я открыл глаза и посмотрел на Элизабет, ничего не понимая. Ведь за прошедшую неделю она могла сказать мне об этом тысячу раз! Так почему же она молчала? У меня была дочь! Я моргнул, смахивая непрошеные слезы. Руки Элизабет обнимали меня, убаюкивая, как ребенка. В сознание проникал ее шепот:
– Прости меня, любимый, прости! Я должна была сказать тебе это гораздо раньше.
Лишь спустя несколько часов, когда солнце, высушив слезы на моих щеках, уже опускалось к горизонту, я наконец снова обрел дар речи.
– Элизабет, расскажи мне о ней. Только ничего не пропускай. Расскажи все.
Следующее утро было серым и пасмурным. Впервые за все время нашего пребывания здесь так испортилась погода. Элизабет стояла у окна и смотрела на дождь.
Прошлой ночью мы были так близки, как не были еще никогда в жизни. Теперь же, менее чем через час, должен был приехать Джек Серль на своей повозке и отвезти нас к парому. Элизабет уже стояла одетая, тщательно укутавшись от дождя и пронизывающего ветра.
В углу монотонно тикали часы. Элизабет встала и сказала, что пойдет прогуляться. Она хотела пройтись в одиночестве!
Я ждал ее в холле гостиницы, думая о том, что нам принесет будущее. Когда уже почти подошло время уезжать, я выглянул в окно, но не увидел поблизости никаких признаков Элизабет. Открылась входная дверь, и в холл вошел Джек Серль. Он приехал с небольшим запасом времени и отправился на кухню выпить чашку чая.
Поминутно поглядывая на часы, я нервно расхаживал взад-вперед по комнате. Где же она? Может быть, с ней что-то случилось? В то утро море было таким бурным… Да и ветер… Вдруг она поскользнулась и…
Я вышел во двор. Дождь усилился. Завывания ветра в кронах окружавших гостиницу деревьев казались зловещими. Напрягая слух, я пытался расслышать, не зовет ли Элизабет на помощь, и вдруг совершенно точно понял, где она.
Обогнув гостиницу, я быстро прошел через сад и, не обращая внимания на хлещущий дождь, побежал – через огород, мимо дома Джеспилье, через луг. В желтом кустарнике был еле заметный проход, который и вывел меня на гребень утеса.
Элизабет, сидящая на каменной скамье, казалась совсем маленькой. Черные волосы намокли и прилипли ко лбу. Она хотела побыть здесь наедине со своим горем. Я подошел и крепко обнял ее.
– Мы же обязательно вернемся сюда, да? Александр, пообещай мне, что мы еще обязательно сюда вернемся!
– Обещаю, любимая. Мы обязательно снова. приедем сюда.
Разве мы могли тогда предположить, какие испытания предстоят нам, прежде чем я сумею сдержать свое слово?
ЭЛИЗАБЕТ
Глава 20
– Откуда ты знаешь?
– Потому что будь прилив действительно таким высоким, ты бы не оставил меня здесь.
– Не оставил бы? – Я приподнялся на локте. – А почему ты в этом так уверена?
– Потому что ты слишком меня любишь, вот почему!
– Ты так думаешь?
– Да, – кивнула Элизабет. – Я думаю даже больше: если я сейчас попрошу тебя прыгнуть в пруд полностью одетым, ты это сделаешь.
– Попроси.
Она попросила.
– Нет, на это я все-таки не согласен, – рассмеялся я и спустился обычным, сухим путем.
– Я соскучилась по тебе, – сказала Элизабет, когда я ее обнял.
Дотронувшись до ее подбородка, я нежно погладил смуглую кожу и прошептал:
– Перечислить тебе десять причин, по которым Элизабет Соррилл самая лучшая в мире? Во-первых, у нее потрясающая улыбка. Во-вторых, она иногда говорит совершенно нелепые вещи. В-третьих…
Увидев выражение ее лица, я захохотал.
– Откуда… откуда ты об этом знаешь?
– Как же я могу не знать, если сам это писал.
– Ты! Но я всегда была уверена, что это Марк Девениш! Почему же ты ни разу…
– Ш-ш-ш, – перебил я ее. – Просто поцелуй меня.
Глядя мне в глаза, Элизабет начала расстёгивать платье. Раздевшись, она, полностью обнаженная, подошла к краю пруда. На фоне бесформенного нагромождения скал ее точеный силуэт казался особенно хрупким. Оглянувшись через плечо, она улыбнулась мне, и у меня просто перехватило дыхание от этого восхитительного зрелища. Потом Элизабет грациозно скользнула в воду. Когда она снова вынырнула и легла на спину, я не мог отвести глаз от шелковистых мокрых волос, от полной груди, которую омывала легкая рябь, от черного треугольника внизу живота, от длинных стройных ног. Быстро сбросив одежду, я присоединился к ней.
Теперь, оглядываясь назад, я думаю, что мы оба понимали всю призрачность своего счастья. Но наша любовь была так велика, что все остальное просто отступило на задний план. Я часами слушал ее рассказы о ярмарке и о Вайолет Мэй, сам увлеченно рассказывал о выигранных мною процессах и, подстегиваемый ее восторгами, безбожно преувеличивал собственные успехи. Элизабет это понимала, но до поры до времени позволяла мне наслаждаться этим невинным хвастовством. А потом вдруг я слышал насмешливое фырканье и снова спускался с небес на землю.
Каждый день мы прогуливались по узкой крутой улочке, наблюдая за местными женщинами, делающими покупки и обсуждающими последние сплетни. Элизабет часто останавливалась поболтать с ними, и я откровенно гордился тем, какое удовольствие получали они от этих бесед. Ведь Элизабет интересовалась всем совершенно искренне, без малейшего притворства.
– Она. сказала, что у нее сегодня день рождения, и она поехала за новым рецептом, – радостно сообщала мне Элизабет, попрощавшись с какой-то пухленькой, улыбающейся женщиной, уже катящей прочь на своем велосипеде.
– Я слышал, – сухо реагировал я.
– Только не говори, что тебе было скучно, – поддразнивала она меня.
– Не то слово! – продолжал я дуться.
Элизабет смеялась и убегала вперед. Я догонял ее только у стены, где она, поудобнее устроившись, поджидала меня, и молча садился рядом.
– Тебе действительно было скучно?
– Конечно, нет! Интересно, довольны ли эти женщины своей жизнью?
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, действительно ли они счастливы, живя здесь, на острове? Может, они хотят от жизни чего-то большего, чем постоянный поиск подходящего мужчины?
– Александр! Только не пытайся убедить меня, что ты тоже стал феминистом!
– Если это вдруг когда-нибудь произойдет, меня следует сразу убить, – рассмеялся я. – Скажи мне лучше другое. Вот ты – жена и мать. Тебе никогда не хотелось чего-нибудь большего?
– Другими словами, тебе хочется знать, не отношусь ли я к той шайке лесбиянок, как ты презрительно окрестил подруг Джессики?
– Да.
– Нет, не отношусь. Но это отнюдь не значит, что я не согласна со многими из их требований. Я просто считаю, что они не совсем правильно подходят к некоторым вопросам.
– А как бы ты сама подошла к этим вопросам?
– Я?! Дорогой мой, я не имею ни образования, ни ораторских способностей, а потому никак не гожусь для роли женского лидера. Могу сказать тебе только одно. То, чего они добиваются в материальном и социальном плане, просто замечательно. Но их излишняя напористость и агрессивность невольно вызывает к ним отрицательное отношение, и со стороны женщин в том числе. Это всегда напоминало мне старую притчу о ветре и солнце, помнишь? Ведь именно ласковое теплое солнце заставило мужчину снять пальто.
– И кто-то еще говорил, что у него не хватает ни образования, ни ораторских способностей!
– Но главная проблема, как ты понимаешь, не в этом. – Элизабет шутливо ткнула меня в бок. – Я не подойду им по одной простой причине: я давно и безнадежно влюблена в мужчину. А уж это совершенно недопустимо!
Даже понимая, что еще никогда в жизни не был так счастлив, я не мог избавиться от черных мыслей. Нужно обязательно рассказать ей о своей беде, внушал я себе, она поймет, непременно поймет. И все равно трусил. Я слишком хорошо помнил лицо Джессики, когда она сообщала мне эту новость, и знал, что не переживу, если Элизабет оставит меня по причине моего бесплодия. Я ненавидел себя за то, что строил вместе с ней несбыточные планы, давал клятвы всегда оставаться вместе, прекрасно зная: как только мы покинем этот остров, все будет кончено. Иногда, занимаясь с Элизабет любовью, я был слишком груб, но ничего не мог с собой поделать. Меня мучило сознание бесплодности нашей связи. И еще я понимал: Элизабет тоже чувствует – у нас что-то не так. Но едва она пыталась заговорить об этом, я смеялся и переводил разговор на другую тему. Шло время, и постепенно моя любовь к ней оборачивалась мучительной болью.
И вот наконец у нас остались только один день и одна ночь, после чего сказка должна была навсегда уступить место реальности. Элизабет не захотела идти к пруду Венеры, сказав, что тогда боль от расставания станет еще острее.
Бухта Дикскарт была совершенно безлюдной, и мы присели на гальку, наблюдая за яхтами, скользящими где-то на горизонте. Мы молчали: слишком угнетала нас обоих мысль о предстоящей разлуке. Чуть позднее на пляж спустилось еще несколько человек – пожилая пара с собакой, стайка подростков, семья с двумя детьми. Мужчина моего возраста подошел к берегу, закатал джинсы и, попробовав воду ногой, помахал детям. Мальчик и девочка лет пяти тотчас же устремились к нему в сопровождении своей матери. Она улыбалась, глядя, как дети виснут на шее у отца. Затем они все очень осторожно вошли в воду. Дети сперва визжали, но быстро освоились и полностью залезли в море, стараясь как можно сильнее забрызгать своих родителей. Какое-то время все четверо играли в волнах, не замечая ничего вокруг. Потом малыш упал, и я почувствовал, как напряглось мое тело. Я готов был в любую секунду броситься на помощь ребенку, но рядом с ним был его отец… Я расслабился, снова лег на спину и только тут почувствовал, что все это время Элизабет пристально наблюдает за мной.
– Александр, почему ты не хочешь мне рассказать, что делает тебя таким несчастным?
– Почему ты так решила?
– Я постоянно чувствую это с первой же минуты нашего пребывания здесь.
Я попытался было подняться, но Элизабет решительно усадила меня обратно.
– Александр, прошу тебя, не уходи от ответа. Если ты хоть на минуту предполагаешь, что у наших отношений есть будущее, то должен рассказать мне все.
Я понимал, что она права. Я видел слезы на ее глазах, и сам готов был в любую минуту расплакаться. Оглянувшись по сторонам, я решил, что, если уж нам суждено навсегда распрощаться, пусть это лучше произойдет здесь, где мы снова обрели нашу любовь.
– Дорогая, – начал я, но голос изменил мне. Элизабет ничего не сказала, лишь взяла меня за руку и стала терпеливо ждать. Какое-то время я боялся заговорить, боялся признаться в том, что давал ей обещания, не будучи в силах их исполнить. Меня охватывал ужас от мысли, что, едва обретя, я должен потерять ее. Но я знал, что это неизбежно при моей неспособности иметь детей и при той ревности, которую я испытывал к ее ребенку от другого мужчины. Счастливое семейство тем временем уже вышло из моря и направилось к так называемой «арке контрабандистов». Элизабет мягко заставила меня снова повернуться к ней и ждала продолжения моей исповеди.
– Я, конечно, должен был сказать тебе правду с самого начала, но я просто трус. Я так хотел тебя, что позволил обманываться нам обоим. Но чудес не бывает. Мы никогда не сможем быть вместе. Это просто невозможно.
– Из-за Джессики? – немного погодя спросила Элизабет.
Я отрицательно покачал головой.
– Из-за того, что я замужем?
– Нет. Хотя, видит Бог, и одной из этих причин было бы вполне достаточно.
– Но тогда в чем же дело, Александр? Расскажи мне. – В ее голосе звучало неподдельное отчаяние.
Я взял ее лицо в свои ладони, и на какое-то жуткое мгновение мне почудилось, что я вижу искривленные в недоброй улыбке губы Джессики, насмехающейся и издевающейся надо мной. Я опустил руки.
– Элизабет, дело в том, что я бесплоден. Вот почему Джессика так и не смогла зачать ребенка. Называй меня как хочешь – стерильным, никчемным, пустым, но со мной ты никогда не сможешь иметь детей. Я знаю, ты скажешь, что это не имеет значения, но это будет неправдой. Я не смогу жить с тобой бок о бок, видеть тебя каждый день и знать, что я…
– Александр! Прекрати! Замолчи немедленно! Хорошо же ты обо мне думаешь, если считаешь, что я бы смогла расстаться с тобой по такой причине. Причем эта причина даже…
– Пожалуйста, Элизабет, мне и так очень тяжело. Не мучай меня еще больше. Я знаю, что ты хочешь сказать. Что со временем я полюблю твою дочь, как свою собственную. Но это не так. Я никогда не смогу полюбить твою дочь, зная, что она от другого мужчины. Я знаю, что это трусость и эгоизм с моей стороны, но ничего не могу с собой поделать.
– Александр, пожалуйста, посмотри на меня!
Я послушно поднял голову и попытался… еще что-то сказать. Но Элизабет не дала мне этого сделать.
– Не надо, хватит. Теперь послушай меня. Ты не бесплоден, Александр. Этого просто не может быть.
– К сожалению, может. Мы… Джессика и я… мы сдавали анализы… – Я осекся, будучи не в силах говорить дальше.
Элизабет попыталась ответить мне, но прервалась на полуслове. Резко поднявшись, она побежала по пляжу прочь от меня.
Я не стал догонять ее. Передо мной снова проплыло злое лицо Джессики. В ушах звучал ее ядовитый смех. А теперь вот и Элизабет отвернулась от меня. И хотя я готовил себя к такому итогу, в глубине души жила надежда, что этого не произойдет.
Теперь она сидела у скалы неподалеку, закрыв лицо руками. Я подошел. Как только моя тень упала на нее, Элизабет подняла голову. К моему большому облегчению, она не плакала, хотя и выглядела измученной и опустошенной. Я сел рядом и взял ее за руку. Глядя прямо перед собой, я начал говорить. Именно тогда я и поведал ей все о Джессике, о наших непрестанных ссорах, о том, как плохо я обходился с ней в первые годы брака. Я рассказал, как теперь Джессика, узнав о моем бесплодии, жестоко мстит мне, зная, что я хочу ребенка больше всего на свете. Закончив свою невеселую исповедь, я поднес руку Элизабет к губам.
– Теперь ты видишь, любимая, что сотворило мое бесплодие с Джессикой и со мной. Не хочу, чтобы то же самое произошло с нами.
Я поднял глаза и увидел, что Элизабет плачет. Слезы струились по ее лицу, и она тихо шептала:
– Господи, что же я наделала? Что я сделала с тобой? – Я попытался снова заговорить, но рука Элизабет решительно закрыла мне рот. – Александр, я должна тебе кое-что сообщить. Мне следовало это сделать почти семь лет назад, и ты бы теперь был избавлен от многих мучений. Но, пожалуйста, поверь мне, я тогда думала, что поступаю правильно. Ведь мы оба были еще так молоды! Если только сможешь, прости меня, любимый…
– Элизабет, я совершенно не понимаю, о чем ты…
– Дело в Шарлотте, Александр. Она… В общем, Шарлотте шесть лет.
Сначала я не мог даже пошевелиться. Вокруг было множество обычных шумов, но в ушах у меня продолжали звучать слова Элизабет. Я был слишком потрясен, чтобы думать и. тем более говорить, а потому просто бессильно привалился к скале и закрыл глаза.
Какую же боль я должен был ей причинить, чтобы она до такой степени затаилась от меня! И какую боль я должен был причинить Джессике, чтобы в наказание она придумала для меня такую чудовищную ложь! Я открыл глаза и посмотрел на Элизабет, ничего не понимая. Ведь за прошедшую неделю она могла сказать мне об этом тысячу раз! Так почему же она молчала? У меня была дочь! Я моргнул, смахивая непрошеные слезы. Руки Элизабет обнимали меня, убаюкивая, как ребенка. В сознание проникал ее шепот:
– Прости меня, любимый, прости! Я должна была сказать тебе это гораздо раньше.
Лишь спустя несколько часов, когда солнце, высушив слезы на моих щеках, уже опускалось к горизонту, я наконец снова обрел дар речи.
– Элизабет, расскажи мне о ней. Только ничего не пропускай. Расскажи все.
Следующее утро было серым и пасмурным. Впервые за все время нашего пребывания здесь так испортилась погода. Элизабет стояла у окна и смотрела на дождь.
Прошлой ночью мы были так близки, как не были еще никогда в жизни. Теперь же, менее чем через час, должен был приехать Джек Серль на своей повозке и отвезти нас к парому. Элизабет уже стояла одетая, тщательно укутавшись от дождя и пронизывающего ветра.
В углу монотонно тикали часы. Элизабет встала и сказала, что пойдет прогуляться. Она хотела пройтись в одиночестве!
Я ждал ее в холле гостиницы, думая о том, что нам принесет будущее. Когда уже почти подошло время уезжать, я выглянул в окно, но не увидел поблизости никаких признаков Элизабет. Открылась входная дверь, и в холл вошел Джек Серль. Он приехал с небольшим запасом времени и отправился на кухню выпить чашку чая.
Поминутно поглядывая на часы, я нервно расхаживал взад-вперед по комнате. Где же она? Может быть, с ней что-то случилось? В то утро море было таким бурным… Да и ветер… Вдруг она поскользнулась и…
Я вышел во двор. Дождь усилился. Завывания ветра в кронах окружавших гостиницу деревьев казались зловещими. Напрягая слух, я пытался расслышать, не зовет ли Элизабет на помощь, и вдруг совершенно точно понял, где она.
Обогнув гостиницу, я быстро прошел через сад и, не обращая внимания на хлещущий дождь, побежал – через огород, мимо дома Джеспилье, через луг. В желтом кустарнике был еле заметный проход, который и вывел меня на гребень утеса.
Элизабет, сидящая на каменной скамье, казалась совсем маленькой. Черные волосы намокли и прилипли ко лбу. Она хотела побыть здесь наедине со своим горем. Я подошел и крепко обнял ее.
– Мы же обязательно вернемся сюда, да? Александр, пообещай мне, что мы еще обязательно сюда вернемся!
– Обещаю, любимая. Мы обязательно снова. приедем сюда.
Разве мы могли тогда предположить, какие испытания предстоят нам, прежде чем я сумею сдержать свое слово?
ЭЛИЗАБЕТ
Глава 20
Я изо всех сил старалась не смотреть на часы. Казалось, каждая мышца, каждый нерв моего тела напряжены до предела, а сердце все ускоряло и ускоряло свой ритм. Мы назначили встречу в час дня в пятницу, в баре.
Я оглянулась по сторонам, рассматривая дневных посетителей. Какая-то компания в углу как раз закончила распевать «С днем рождения». У стойки бара толпились слишком громко разговаривающие мужчины, девушки-клерки из близлежащих офисов, бизнесмены. Я снова уткнулась в свой бокал. Он не придет, я была почти уверена, что он не придет!
На меня упала чья-то тень. Подняв голову, я увидела Генри и почувствовала, как кровь отливает от лица.
– Элизабет!
Я попыталась улыбнуться, но улыбка получилась жалкой, в горле стоял ком, и мне пришлось до боли вонзить ногти в ладони, чтобы хоть немного успокоиться. Генри присел за мой столик.
– Как ты поживаешь?
– Спасибо, хорошо. А ты?
– У меня тоже все в порядке.
Я судорожно попыталась завязать разговор.
– Александр рассказал мне. о тебе и Каролине. Я очень рада за тебя, Генри. Скоро свадьба? – Я широко улыбнулась, пытаясь оттянуть тот неизбежный момент, когда он сообщит мне новости, которые и так можно было прочитать по его лицу.
– На следующей неделе.
Мы немного помолчали, ожидая, пока уйдет официантка.
– Он не придет, да? – наконец прошептала я.
Генри сосредоточенно рассматривал свои руки, явно боясь встретиться со мной взглядом. Он медленно покачал головой.
Несмотря на то, что я ожидала этого, новость все равно оказалась для меня ударом. Я зажмурилась. Нет, не верю, не может быть! Вот сейчас я проснусь и увижу перед собой Александра. Мне только нужно открыть глаза.
Но когда я все-таки их открыла, передо мной по-прежнему сидел Генри. Мне захотелось умереть.
– Это из-за Джессики? Он снова возвращается к ней?
– Он вынужден к ней вернуться, Элизабет.
Было совершенно нестерпимо слышать сострадание в его голосе. Я думала лишь об одном – скорей бы все кончилось!
– Произошло несчастье. Пока вас не было, погибла мама Александра, леди Бел. За рулем сидела Джессика. Сейчас она в больнице. Доктора говорят, что она поправится, но для этого нужно время. – Генри сделал небольшую паузу, прежде чем продолжать свой рассказ. – Но это еще не все, Элизабет.
Господи, что же могло быть хуже того, что я уже услышала?
– После аварии у Джессики был выкидыш.
Я закрыла глаза. Какая горькая ирония! И это после всей той лжи, которой она пичкала его столько времени.
– Ты же знаешь, Александр думал, что он…
Я кивнула.
– Но зачем она так жестоко лгала ему?
Генри проигнорировал мой вопрос.
– Александр рассказал мне о Шарлотте.
– Где он сейчас?
– Со своим отцом.
– А знаешь, Генри, она очень похожа на него. У нее вьющиеся черные волосы, которые даже падают на лоб точно так же, как у Александра. И потом глаза. Серые, с голубыми искорками. И конечно, она уже прекрасно знает, как наилучшим образом ими пользоваться. Она даже смеется, как… Генри, я не знаю, смогу ли это выдержать!
Генри встал и протянул мне руку.
– Давай уйдем отсюда.
Он отвез меня в свою квартиру на Итон-сквер, где мы и проговорили до самой темноты. К тому времени я уже перестала плакать, хотя прекрасно понимала, что в будущем мне еще предстоит пролить немало слез. Однажды я уже потеряла его и сумела выжить, но я отнюдь не была уверена, что смогу сделать это еще раз. Я даже не знала, хочется мне снова выживать или нет.
Генри помог мне надеть пальто и стал настаивать на том, чтобы отвезти меня домой. Но я решительно покачала головой. Прежде чем снова увидеть Шарлотту, мне необходимо немного побыть в одиночестве.
– Он очень хочет увидеть тебя, когда это все кончится, и просил меня узнать, где ты живешь.
Я смотрела на Генри и чувствовала, что время словно повернуло вспять. Как будто мы снова оказались в Фокстоне в тот день, когда по просьбе Александра он пригласил меня участвовать в их пьесе. Но на этот раз его ожидал отказ.
– Нет, Генри. Своими дальнейшими встречами мы только причиним еще больше боли тем, кто нас любит.
Я сказала это и впервые за долгое время подумала об Эдварде.
– А как же Шарлотта?
– Когда-нибудь я расскажу ей об отце. И тогда Шарлотта обязательно найдет его. Александру просто придется проявить немного терпения.
Генри проводил меня до двери. Перед тем как уйти, я в последний раз оглянулась:
– Пожалуйста, скажи Александру, что…
Но, взглянув в лицо Генри, прервала себя, внезапно осознав, что он тоже по-своему глубоко переживает за нас.
– А впрочем, ничего не надо говорить. Он и так узнает это в любом случае.
Не могу описать, что я пережила за последующие несколько недель. Боль утраты была совершенно невыносимой. Я думала о нем днем и ночью, вновь и вновь переживая каждую минуту, проведенную вместе. Постоянно задаваясь вопросом, за что Бог так наказывает нас, я вопреки очевидному никак не могла поверить, что это конец.
Именно упорное нежелание посмотреть правде в глаза как нельзя лучше свидетельствовало о моей гибели.
Я занималась повседневными делами, но представляла на месте Эдварда – Александра и подсознательно делала все, чтобы получше подготовиться к нашему окончательному воссоединению. Я дополнила библиотеку книгами по юриспруденции, заменила картины эпохи Возрождения импрессионистами – Кристина рыскала по всем аукционам, вооруженная списком того, что бы мне хотелось найти. Вестмур заполонили строители, оформители, садовники, которых я постоянно подгоняла, – все должно было быть готово к возвращению Александра…
– Но ведь это же обязательно нужно сделать! – возразила я Эдварду, когда он с тревогой заговорил о том, что я совершенно вымоталась от бесконечных хлопот.
Эдвард улыбнулся:
– В конце недели я уезжаю во Флоренцию. Не хочешь поехать со мной?
Его предложение меня ошеломило. Разве он не видит, что я слишком занята для поездок во Флоренцию? Почему бы ему не взять Шарлотту? Но оказалось, Шарлотта тоже не хочет ехать. Точнее, она бы с удовольствием поехала, но только вместе со мной. Она не хочет оставлять меня.
– Разве ты не видишь, что только помогла бы мне, если бы не путалась под ногами? Почему ты в последнее время совсем не играешь со своими друзьями? – раздраженно вскинулась я.
Дочка молча смотрела на меня своими огромными глазищами, но сейчас это не трогало меня, как прежде.
– Шарлотта, честное слово, я просто не знаю, что на тебя…
– Почему ты меня все время ругаешь? Что я сделала?
– Что? О Господи, Шарлотта, да ничего ты не сделала! Ты в последнее время совершенно невыносима. Почему бы тебе не погулять с лошадьми? Им прогулка не повредит, да и тебе тоже.
– Мы уже гуляли сегодня утром.
– В самом деле? – Я рассмеялась. – А я даже не заметила. У меня в последнее время голова настолько забита разными делами…
– Мамочка, может, я тебе смогу чем-то помочь? Давай подумаем – только мы вдвоем. Ты и я. Помнишь, как мы это делали раньше.
– Шарлотта, разве ты не видишь, что я занята? Скоро он приедет сюда и я…
– Кто приедет, мамочка? О ком ты все время говоришь?
Эти слова немного отрезвили меня.
– Так кто же, мамочка? – продолжала настаивать Шарлотта. – Кто скоро приедет?
– Шарлотта, почему бы тебе не сбегать и не найти Эдварда? Особенно, если ты все-таки решила ехать во Флоренцию.
Некоторое время спустя я обнаружила ее, сидящей на кровати и причесывающей куклу. Она была заплакана и отвернулась, увидев меня. Усилием воли я подавила новую волну раздражения.
– Хочешь поехать со мной в Лондон на выходные? Мы пойдем в театр.
Александр живет на Белгрэйв-сквер. Значит, я зайду туда и скажу, что скоро все будет готово к его приезду.
– А как же Эдвард? Он же хочет, чтобы мы с ним поехали во Флоренцию.
– А мы ему ничего не скажем. Мы вообще никому ничего не скажем. Подождем, пока он уедет, и незаметно ускользнем. Хотя нет. Канарейке мы, конечно, скажем. Да и почему бы ей не поехать с нами? Беги к ней, дорогая, и все расскажи. Вечером придет дизайнер, а мне еще столько нужно сделать до его прихода.
Мы посмотрели какой-то совершенно не запомнившийся мне дневной спектакль в «Савое», съездили в «Хэмптон-корт», погуляли по зоопарку, ходили в кафе и кинотеатры. На этот раз я не зашла на Белгрэйв-сквер, еще было не время. Но скоро я обязательно туда пойду!
Когда мы вернулись в Вестмур, Эдварда еще не было, зато нас ожидали поставщики, которые должны были установить оборудование в спортивном зале. Я лично наблюдала за тем, как они его распаковывали, желая убедиться, что доставлено все необходимое для Александра. В четыре часа мы с Шарлоттой отправились к мисс Барсби, которая жила в коттедже, по соседству с нашим поместьем. Шарлотта терпеть не могла эту старую даму и не считала нужным скрывать свои чувства. Со все возрастающим раздражением я наблюдала за тем, как она односложно отвечает на вопросы мисс Барсби. Через полчаса, не выдержав этой пытки, я извинилась перед хозяйкой, взяла Шарлотту за руку и повела к машине.
– Ты гадкая, испорченная девчонка, – набросилась на нее я, как только мисс Барсби скрылась в доме. – Эта старая леди совсем одинока, она всегда так ждет твоего прихода, а ты можешь только сидеть и дуться. На следующей неделе будь добра пробыть у нее полдня и вести себя прилично. Слышишь, что я тебе говорю?
До самого дома Шарлотта не проронила ни слова.
– Поднимайся в свою комнату, – сказала я, сердито распахивая дверцу с ее стороны. – Я поговорю с тобой позже.
– Все последнее время ты надо мной постоянно издеваешься. Лучше бы я поехала во Флоренцию с Эдвардом! Он гораздо лучше тебя! Ты просто невыносима.
С этими словами она убежала в дом, прежде чем я успела ее остановить, а меня тут же перехватил декоратор, принесший образцы занавесей для новой ванной. Поэтому в тот день возмездия не последовало. Но я ничего не забыла и назавтра, несмотря на ранее данное обещание отпустить Шарлотту вместе с Джеффри в аэропорт встречать Эдварда, я оставила ее дома.
Новые теннисные корты были уже готовы, и я предложила Дэвиду сыграть партию перед обедом.
Я оглянулась по сторонам, рассматривая дневных посетителей. Какая-то компания в углу как раз закончила распевать «С днем рождения». У стойки бара толпились слишком громко разговаривающие мужчины, девушки-клерки из близлежащих офисов, бизнесмены. Я снова уткнулась в свой бокал. Он не придет, я была почти уверена, что он не придет!
На меня упала чья-то тень. Подняв голову, я увидела Генри и почувствовала, как кровь отливает от лица.
– Элизабет!
Я попыталась улыбнуться, но улыбка получилась жалкой, в горле стоял ком, и мне пришлось до боли вонзить ногти в ладони, чтобы хоть немного успокоиться. Генри присел за мой столик.
– Как ты поживаешь?
– Спасибо, хорошо. А ты?
– У меня тоже все в порядке.
Я судорожно попыталась завязать разговор.
– Александр рассказал мне. о тебе и Каролине. Я очень рада за тебя, Генри. Скоро свадьба? – Я широко улыбнулась, пытаясь оттянуть тот неизбежный момент, когда он сообщит мне новости, которые и так можно было прочитать по его лицу.
– На следующей неделе.
Мы немного помолчали, ожидая, пока уйдет официантка.
– Он не придет, да? – наконец прошептала я.
Генри сосредоточенно рассматривал свои руки, явно боясь встретиться со мной взглядом. Он медленно покачал головой.
Несмотря на то, что я ожидала этого, новость все равно оказалась для меня ударом. Я зажмурилась. Нет, не верю, не может быть! Вот сейчас я проснусь и увижу перед собой Александра. Мне только нужно открыть глаза.
Но когда я все-таки их открыла, передо мной по-прежнему сидел Генри. Мне захотелось умереть.
– Это из-за Джессики? Он снова возвращается к ней?
– Он вынужден к ней вернуться, Элизабет.
Было совершенно нестерпимо слышать сострадание в его голосе. Я думала лишь об одном – скорей бы все кончилось!
– Произошло несчастье. Пока вас не было, погибла мама Александра, леди Бел. За рулем сидела Джессика. Сейчас она в больнице. Доктора говорят, что она поправится, но для этого нужно время. – Генри сделал небольшую паузу, прежде чем продолжать свой рассказ. – Но это еще не все, Элизабет.
Господи, что же могло быть хуже того, что я уже услышала?
– После аварии у Джессики был выкидыш.
Я закрыла глаза. Какая горькая ирония! И это после всей той лжи, которой она пичкала его столько времени.
– Ты же знаешь, Александр думал, что он…
Я кивнула.
– Но зачем она так жестоко лгала ему?
Генри проигнорировал мой вопрос.
– Александр рассказал мне о Шарлотте.
– Где он сейчас?
– Со своим отцом.
– А знаешь, Генри, она очень похожа на него. У нее вьющиеся черные волосы, которые даже падают на лоб точно так же, как у Александра. И потом глаза. Серые, с голубыми искорками. И конечно, она уже прекрасно знает, как наилучшим образом ими пользоваться. Она даже смеется, как… Генри, я не знаю, смогу ли это выдержать!
Генри встал и протянул мне руку.
– Давай уйдем отсюда.
Он отвез меня в свою квартиру на Итон-сквер, где мы и проговорили до самой темноты. К тому времени я уже перестала плакать, хотя прекрасно понимала, что в будущем мне еще предстоит пролить немало слез. Однажды я уже потеряла его и сумела выжить, но я отнюдь не была уверена, что смогу сделать это еще раз. Я даже не знала, хочется мне снова выживать или нет.
Генри помог мне надеть пальто и стал настаивать на том, чтобы отвезти меня домой. Но я решительно покачала головой. Прежде чем снова увидеть Шарлотту, мне необходимо немного побыть в одиночестве.
– Он очень хочет увидеть тебя, когда это все кончится, и просил меня узнать, где ты живешь.
Я смотрела на Генри и чувствовала, что время словно повернуло вспять. Как будто мы снова оказались в Фокстоне в тот день, когда по просьбе Александра он пригласил меня участвовать в их пьесе. Но на этот раз его ожидал отказ.
– Нет, Генри. Своими дальнейшими встречами мы только причиним еще больше боли тем, кто нас любит.
Я сказала это и впервые за долгое время подумала об Эдварде.
– А как же Шарлотта?
– Когда-нибудь я расскажу ей об отце. И тогда Шарлотта обязательно найдет его. Александру просто придется проявить немного терпения.
Генри проводил меня до двери. Перед тем как уйти, я в последний раз оглянулась:
– Пожалуйста, скажи Александру, что…
Но, взглянув в лицо Генри, прервала себя, внезапно осознав, что он тоже по-своему глубоко переживает за нас.
– А впрочем, ничего не надо говорить. Он и так узнает это в любом случае.
Не могу описать, что я пережила за последующие несколько недель. Боль утраты была совершенно невыносимой. Я думала о нем днем и ночью, вновь и вновь переживая каждую минуту, проведенную вместе. Постоянно задаваясь вопросом, за что Бог так наказывает нас, я вопреки очевидному никак не могла поверить, что это конец.
Именно упорное нежелание посмотреть правде в глаза как нельзя лучше свидетельствовало о моей гибели.
Я занималась повседневными делами, но представляла на месте Эдварда – Александра и подсознательно делала все, чтобы получше подготовиться к нашему окончательному воссоединению. Я дополнила библиотеку книгами по юриспруденции, заменила картины эпохи Возрождения импрессионистами – Кристина рыскала по всем аукционам, вооруженная списком того, что бы мне хотелось найти. Вестмур заполонили строители, оформители, садовники, которых я постоянно подгоняла, – все должно было быть готово к возвращению Александра…
– Но ведь это же обязательно нужно сделать! – возразила я Эдварду, когда он с тревогой заговорил о том, что я совершенно вымоталась от бесконечных хлопот.
Эдвард улыбнулся:
– В конце недели я уезжаю во Флоренцию. Не хочешь поехать со мной?
Его предложение меня ошеломило. Разве он не видит, что я слишком занята для поездок во Флоренцию? Почему бы ему не взять Шарлотту? Но оказалось, Шарлотта тоже не хочет ехать. Точнее, она бы с удовольствием поехала, но только вместе со мной. Она не хочет оставлять меня.
– Разве ты не видишь, что только помогла бы мне, если бы не путалась под ногами? Почему ты в последнее время совсем не играешь со своими друзьями? – раздраженно вскинулась я.
Дочка молча смотрела на меня своими огромными глазищами, но сейчас это не трогало меня, как прежде.
– Шарлотта, честное слово, я просто не знаю, что на тебя…
– Почему ты меня все время ругаешь? Что я сделала?
– Что? О Господи, Шарлотта, да ничего ты не сделала! Ты в последнее время совершенно невыносима. Почему бы тебе не погулять с лошадьми? Им прогулка не повредит, да и тебе тоже.
– Мы уже гуляли сегодня утром.
– В самом деле? – Я рассмеялась. – А я даже не заметила. У меня в последнее время голова настолько забита разными делами…
– Мамочка, может, я тебе смогу чем-то помочь? Давай подумаем – только мы вдвоем. Ты и я. Помнишь, как мы это делали раньше.
– Шарлотта, разве ты не видишь, что я занята? Скоро он приедет сюда и я…
– Кто приедет, мамочка? О ком ты все время говоришь?
Эти слова немного отрезвили меня.
– Так кто же, мамочка? – продолжала настаивать Шарлотта. – Кто скоро приедет?
– Шарлотта, почему бы тебе не сбегать и не найти Эдварда? Особенно, если ты все-таки решила ехать во Флоренцию.
Некоторое время спустя я обнаружила ее, сидящей на кровати и причесывающей куклу. Она была заплакана и отвернулась, увидев меня. Усилием воли я подавила новую волну раздражения.
– Хочешь поехать со мной в Лондон на выходные? Мы пойдем в театр.
Александр живет на Белгрэйв-сквер. Значит, я зайду туда и скажу, что скоро все будет готово к его приезду.
– А как же Эдвард? Он же хочет, чтобы мы с ним поехали во Флоренцию.
– А мы ему ничего не скажем. Мы вообще никому ничего не скажем. Подождем, пока он уедет, и незаметно ускользнем. Хотя нет. Канарейке мы, конечно, скажем. Да и почему бы ей не поехать с нами? Беги к ней, дорогая, и все расскажи. Вечером придет дизайнер, а мне еще столько нужно сделать до его прихода.
Мы посмотрели какой-то совершенно не запомнившийся мне дневной спектакль в «Савое», съездили в «Хэмптон-корт», погуляли по зоопарку, ходили в кафе и кинотеатры. На этот раз я не зашла на Белгрэйв-сквер, еще было не время. Но скоро я обязательно туда пойду!
Когда мы вернулись в Вестмур, Эдварда еще не было, зато нас ожидали поставщики, которые должны были установить оборудование в спортивном зале. Я лично наблюдала за тем, как они его распаковывали, желая убедиться, что доставлено все необходимое для Александра. В четыре часа мы с Шарлоттой отправились к мисс Барсби, которая жила в коттедже, по соседству с нашим поместьем. Шарлотта терпеть не могла эту старую даму и не считала нужным скрывать свои чувства. Со все возрастающим раздражением я наблюдала за тем, как она односложно отвечает на вопросы мисс Барсби. Через полчаса, не выдержав этой пытки, я извинилась перед хозяйкой, взяла Шарлотту за руку и повела к машине.
– Ты гадкая, испорченная девчонка, – набросилась на нее я, как только мисс Барсби скрылась в доме. – Эта старая леди совсем одинока, она всегда так ждет твоего прихода, а ты можешь только сидеть и дуться. На следующей неделе будь добра пробыть у нее полдня и вести себя прилично. Слышишь, что я тебе говорю?
До самого дома Шарлотта не проронила ни слова.
– Поднимайся в свою комнату, – сказала я, сердито распахивая дверцу с ее стороны. – Я поговорю с тобой позже.
– Все последнее время ты надо мной постоянно издеваешься. Лучше бы я поехала во Флоренцию с Эдвардом! Он гораздо лучше тебя! Ты просто невыносима.
С этими словами она убежала в дом, прежде чем я успела ее остановить, а меня тут же перехватил декоратор, принесший образцы занавесей для новой ванной. Поэтому в тот день возмездия не последовало. Но я ничего не забыла и назавтра, несмотря на ранее данное обещание отпустить Шарлотту вместе с Джеффри в аэропорт встречать Эдварда, я оставила ее дома.
Новые теннисные корты были уже готовы, и я предложила Дэвиду сыграть партию перед обедом.