— А вы как думаете? — улыбнулась Эльфаба. — Беру с вас пример. Когда выяснилось, как легко пролезть к нам в Крейг-холл, я решила, что и выбраться будет несложно. Все равно меня никто не хватится: меня и так никто не замечает, а моего отсутствия — и подавно.
   — Как-то не верится, — ухмыльнулся Бок. — Вряд ли вы сливаетесь со стенами. Но что профессор? Он мой кумир.
   Эльфаба вздохнула и отложила посылку, готовясь к долгому рассказу. Профессор Дилламонд пытался выяснить естественнонаучным путем разницу между зверями, Зверями и людьми. Существующая литература по этому вопросу, как выясняла в библиотеке Эльфаба, полна духовно-нравственными рассуждениями, которые не выдерживают никакой критики.
   — Наш университет, если вы помните, когда-то состоял при монастыре, поэтому, несмотря на кажущуюся открытость ученых новым идеям, религиозные настроения слишком сильны.
   — Я тоже верующий и не вижу в этом противоречий, — возразил Бок. — Безымянный Бог мог открыться разным созданиям, не обязательно только людям. Или вы говорите о том, что унионистские трактаты оттесняют Зверей на второй план?
   — Так считает Дилламонд, и при этом сам он унионист. Объяснил бы мне кто-нибудь этот парадокс. Нет, я его очень уважаю, но меня больше захватывает политический аспект работы. Если профессору удастся доказать наше биологическое единство, подтвердить, что принципиальных различий между человеческой и Звериной плотью нет, что мы суть одно, — ну, понятно, что из этого следует.
   — Нет, — признался Бок. — Непонятно.
   — Ну как же? Чем оправдать запреты на передвижение Зверей, если профессор Дилламонд научными методами докажет, что никакой разницы между людьми и Зверями нет?
   — Ах вот оно что! Но это же так наивно!
   — Почему это? На каком тогда основании Гудвин будет держаться за свои законы?
   — Да разве ему нужны основания? Утвердительную палату он уже распустил. Вряд ли Волшебник прислушается к доводам даже такого мудрейшего из Зверей, как профессор Дилламонд.
   — Обязан прислушаться! Должен же он следить за развитием науки! Вот как Дилламонд выведет свое доказательство, так сразу и начнет писать Гудвину и призывать его к пересмотру запретов. Ну и конечно, постарается, чтобы все Звери в стране узнали о его открытии. Профессор ведь не дурак — противостоять Гудвину в одиночку.
   — Я и не говорил, что он дурак. Но как по-вашему — близок ли он к открытию?
   — Откуда я знаю? Он мне не докладывает. Я всего лишь его помощница. Лаборантка. Секретарша. Сам-то он копытами писать не может, вот я и пишу под диктовку, собираю материалы, бегаю в нашу библиотеку, смотрю источники.
   — Наша библиотека лучше бы для этого подошла, — заметил Бок. — Но даже в книгохранилище Колледжа трех королев, где я сейчас работаю, кипами лежат монашеские работы по жизни растений и животных.
   — Я, конечно, не очень привычно выгляжу, но вход в библиотеку мужского колледжа для меня закрыт. А с нынешними запретами — для профессора Дилламонда тоже. Поэтому все ваше богатство — для нас несбыточная мечта.
   — Зато я могу туда попасть, — осторожно сказал Бок. — И если бы я знал, что конкретно вас с профессором интересует…
   — Когда он закончит борьбу за равенство людей и Зверей, пусть воюет за равенство полов, — продолжала Эльфаба, но тут поняла, на что намекнул Бок. Она едва не схватила его за руки. Куда только делись этикет и вежливые обращения на «вы»! — Ой, Бок, милый, от имени профессора Дилламонда я принимаю твое щедрое предложение нам помочь. На этой же неделе я передам тебе список работ. Только не упоминай моего имени ладно? Мне-то все равно, пусть Кашмери брызжет ядовитой слюной, но я бы не хотела, чтобы она вымешала свою злобу на моей сестре.
   Одним глотком Эльфаба допила чай, поправила косынку и не успел Бок привстать для вежливого прощания, сорвалась с места. Посетители удивленно поднимали глаза от своих книжек и газет и провожали взглядом странную стремительную девушку. Бок сел, медленно соображая, во что он ввязался, и растерянно оглядывая зал. Что-то необычное было здесь сегодня — но что? Что? Не сразу он понял, а потом его будто током ударило. Во всем кафе не было ни одного Зверя. Ни единого!

4

   Всю свою жизнь — а жить ему предстояло долго — Бок будет помнить это лето: запах книжной пыли, плывущие перед глазами буквы древних рукописей. Он в одиночку перебирал горы рукописей, рылся в ящиках с ветхими пергаментами. За решетчатыми окнами не переставая моросил дождь, колючий, как песок. Дождь, ожидаемый в Манчурии, проливался, так туда и не добравшись. Бок старался об этом не думать. Постепенно он приобщил к работе Крона и Тиббета. Поначалу мальчишки собирались искать старые манускрипты по всем правилам шпионской науки: в пенсне без стекол, напудренных париках и плащах с высокими воротниками; все это предполагалось раздобыть в подсобке студенческого драмкружка. Боку стоило большого труда отговорить приятелей от маскарада. Зато, убедившись в серьезности задачи, они принялись задело с большим азартом. Раз в неделю все трое встречались с Эльфабой на Вокзальной площади. В эти дождливые недели Девушка приходила закутанная в коричневый плащ с капюшоном, в сапогах и в двух парах чулок на тощих ногах. Когда Бок впервые увидел ее в таком облачении, он только руками развел.
   — Я этих двоих едва уговорил оставить шпионские штучки, и тут приходишь ты, одетая, как Кембрийская ведьма.
   — Я не красоваться перед вами пришла, — сухо сказала Эльфаба, сняв с себя плащ и сложив его мокрой стороной внутрь.
   Всякий раз, когда входил новый посетитель и стряхивал воду с зонта, она втягивала голову в плечи, избегая даже мельчайших брызг.
   — Ты чего, воды боишься? — удивился Бок. — По каким-то религиозным соображениям?
   — Я тебе уже говорила: я не придерживаюсь ни одной религии, что не мешает мне иметь собственные соображения. И вообще тех, кто руководствуется в жизни религиозными соображениями, надо изолировать от общества, как психически больных.
   — Отсюда, — вставил Кроп, — твой страх перед водой. Окропит тебя кто-нибудь святой водой — глядишь, твой атеизм и испарится.
   — Так, хватит обсуждать мой атеизм, — оборвала его Эльфаба. — Перейдем к делу.
   «Эх, если бы здесь была Галинда!» — думал Бок. Дружба между молодыми людьми крепла, чему свидетельством были их регулярные встречи. Отбросив формальности, они сразу перешли на «ты», спорили, перебивали друг друга, смеялись и чувствовали себя храбрецами, взявшимися за секретное задание. Кроп и Тиббет не слишком переживали за Зверей и ущемление их прав: оба приехали из Изумрудного города, оба родом из преданных Волшебнику семей: один — сын сборщика налогов, другой — отпрыск советника дворцовой охраны. Но слепая вера Эльфабы в благородство поставленной цели постепенно заразила и их. Бок сам увлекался все больше и больше. Если бы только Галинда сидела рядом с ними, возбужденно придвинувшись к столу, а ее глаза сверкали бы таким же азартом…
   — Я думала, что слышала от отца про все виды страсти, — говорила Эльфаба. — Но, мальчики, я еще никогда не видела подобного тому, что творилось на днях с Дилламондом. Он придумал расположить две линзы так, чтобы смотреть через них на кусочек ткани, положенный на прозрачное стекло и освещенный свечным светом, и взглянул на эту ткань. Что тут началось! Он начал диктовать, но был так возбужден, что стал петь о том, что видел. Только представьте — арии о структуре, цвете и форме мельчайших единиц жизни. Его голос был ужасный, трескучий, в общем, козлиный, — но до чего искренний, до чего проникновенный! Глиссандо для введения, вибрато для наблюдения, тремоло для обобщения — долгая, торжественная песнь великого открытия. Я боялась, что нас услышат, но ничего не могла поделать — вторила ему, как школьница на уроке пения. Ах как это было прекрасно!
   Вдохновленный своим успехом профессор давал Эльфабе все новые задания. Он предпочел не объявлять сейчас о своем открытии, а дождаться политически более подходящего случая, и просил к концу лета собрать древние тексты о взглядах лурлинистов и унионистов на происхождение Зверей и остальных животных. «Он не надеется, конечно, найти в религиозных писаниях научные истины, — объясняла Эльфаба. — Просто хочет выяснить мнение предков на этот счет. Старые сказочники могут дать ему дополнительные доводы для полемики с Гудвином».
   Друзья тут же принялись вспоминать, что они об этом знают.
   — Вот что я помню из древних легенд, предшествовавших «Озиаде», — сказал Тиббет, откинув театральным жестом светлые волосы со лба. — Наша гипотетическая королева фей Лурлина притомилась летать, спустилась посреди песков и воззвала к подземным водам. Те забили послушными фонтанами, и пустыня вмиг ожила и превратилась в страну Оз во всем ее величии. Лурлина напилась до одури и завалилась дрыхнуть на Трехглавую гору. Спала себе, спала, потом проснулась и облегчилась, сотворив тем самым реку Гилликин, которая побежала через Гилликинский лес, изогнулась вдоль восточной границы Винкуса и влилась в Тихое озеро. Животные в отличие от Лурлины и ее крылатой свиты были геобионтами. Не смотрите на меня так, это вполне нормальное слово. Оно означает «обитающий на земле», я проверял. Так вот животные возникли из кусочков почвы, которые растолкала рвущаяся наверх растительность. Когда Лурлина начала справлять нужду, они обезумели от страха, решили, что настал конец света, и бросились в бушующие воды, пытаясь перебраться на другой берег. Те, кто струсил и вернулся, остались бессловесными тварями: их впрягают в повозки, выращивают на мясо, стреляют на охоте. Переплывшие получили в награду дар речи.
   — Хорошенький дар — понимать, что смертен, — пробормотал Кроп.
   — Так и возникли Звери. И сколько помнит история, они всегда существовали вместе со зверями.
   — Крещение мочой, — подытожила Эльфаба. — Интересно, это что — попытка одновременно объяснить происхождение Зверей и внушить к ним отвращение?
   — А те животные, которые утонули, — кем были они? — спросил Бок. — Ничтожествами?
   — Или мучениками?
   — Или стали подземными духами и устраивают теперь засуху в Манчурии?
   Они рассмеялись.
   — Мне недавно попались более поздние тексты унионистского толка, — сказал Бок. — В них языческую легенду слегка подчистили. Потоп, случившийся когда-то между сотворением страны Оз и появлением человека, был не мочой Лурлины, а морем слез Безымянного Бога во время его первого и единственного пришествия. Он почувствовал все то горе, которое со временем переполнит страну, и зарыдал. Земля на милю погрузилась в соленые воды. Животные удерживались на плаву, хватаясь за вырванные с корнем деревья. Те, кто наглотался слез Господних, преисполнились состраданием к братьям по несчастью и стали строить плоты из всего, что плавало на поверхности. Они спасли остальных из чистой жалости и за свою доброту обрели разум.
   — Другое крещение — питьем божественных слез, — резюмировал Тиббет. — Красивая версия.
   — А что там с магией? — поинтересовался Кроп. — Могут ли волшебники взять какое-нибудь животное и наделить его разумом?
   — Я пыталась найти записи об этом, — сказала Эльфаба. — Известные теоретики пишут, что если некто — Лурлина, Безымянный Бог или кто-то еще — создал Зверей из зверей, то магия способна это повторить. Они даже намекают, что Звери появились не в результате божественного вмешательства, а благодаря волшебству Кембрийской ведьмы, настолько сильному, что оно не ослабло и по сей день. Мне кажется, что это все добавки к мифологии лурлинистов. У нас нет никаких доказательств, что магия настолько сильна.
   — Как нет у нас и доказательств, что бог настолько силен, — напомнил Тиббет.
   — Что лишний раз свидетельствует против него, — парировала Эльфаба. — Но не будем об этом. Беда в том, что если это кембрийские чары многовековой давности, то они могут быть обратимы. Или кто-то решит, что они обратимы, а это ничуть не лучше. И пока волшебники подбирают заклинания, Звери теряют свои права одно за другим, но достаточно медленно, чтобы никто не заподозрил, что их порабощают. Гудвин играет в очень рискованную игру, и Дилламонд пока еще не знает…
   Тут Эльфаба накинула капюшон, и за складками плаща ее лицо стало почти неразличимым.
   — Что… — начал Бок, но она предостерегающе поднесла палец к губам. Кроп с Тиббетом словно по команде начали бестолковую болтовню о том, как было бы здорово, если бы их похитили пираты, увезли в пустыню и заставили танцевать в одних набедренных повязках. Бок осторожно осмотрелся, но не заметил ничего необычного. Пара служащих увлеченно изучала программу бегов, несколько элегантных дам читали книги за чашкой чая, чей-то механический слуга покупал увесистый мешок кофе, чудаковатый профессор бился над какой-то теоремой, раскладывая и перекладывая кусочки сахара вдоль столового ножа.
   Через несколько минут Эльфаба сняла капюшон.
   — Уф, вроде пронесло. Этот железный человечек служит в Крейгхолле. Громметиком его, что ли, зовут. Он как преданный щенок — повсюду следует за мадам Кашмери. Кажется, он меня не заметил.
   Но она слишком нервничала, чтобы продолжать разговор, и, наскоро дав друзьям новые задания, поспешно удалилась в заоконную сырость.

5

   За две недели до конца каникул из своей усадьбы в Десятилуговье вернулся сильно загоревший Эврик и стал дразнить Бока за дружбу с ребятами из Колледжа трех королев. При других обстоятельствах Бок, наверное, забросил бы новых друзей, но теперь он работал с ними над общим заданием. Приходилось терпеть насмешки Эврика.
   На очередной встрече Эльфаба обмолвилась, что получила письмо от Галинды, гостившей у подруг на озере Хордж.
   — Представляете, зовет меня к себе на выходные. До чего надо было озвереть от своих бестолковых соседок!
   — С какой стати? — удивился Бок. — Это ведь ее лучшие подруги.
   — Ой, не спрашивай. Я плохо разбираюсь в их отношениях, но, по-моему, они не так лучезарны, как изображает Галинда.
   — Так когда ты едешь?
   — Никогда. У меня важная работа.
   — Покажи письмо.
   — Я его не взяла.
   — Тогда принеси в следующий раз.
   — Зачем оно тебе?
   — Хочу сам прочесть. Может, Галинде нужна твоя помощь.
   — Моя помощь? — Эльфаба громко рассмеялась. — Ну хорошо. Ты потерял голову, и в этом есть доля моей вины. Я принесу письмо. Но ехать, только чтобы тебя порадовать, я все равно не собираюсь, имей в виду. Несмотря на нашу дружбу!
   На следующей неделе она показала Боку письмо.
   Моя дорогая Эльфаба!
   Пишу тебе по просьбе пригласивших меня мисс Фэнни из Фэн-холла и мисс Шень-Шень из клана Минкос. Отдых здесь чудесный. Все тихо, спокойно и очень приятно. Не хочешь ли ты приехать к нам денька на три-четыре перед занятиями? Ты ведь устала, наверное, работать все лето. Приезжай проветрись. Можешь даже не писать заранее — просто садись в поезд, доезжай до станции «Долина забвения», а дальше на извозчике или пешком (там не больше пары миль от моста) до дачи, которая зовется «Сосновый каприз». Чудный домик, весь увит плющом и обсажен розами. Благодать. Я очень надеюсь, что ты приедешь, в том числе и по причинам, которые не хочу указывать в письме. К сожалению, ничего не могу посоветовать насчет сопровождения: мисс Клотч уже здесь и опекунши девочек, мисс Клип и мисс Вимп, С нетерпением жду, когда смогу с тобой поговорить.
Твоя добрая подруга
Галинда Ардуэнская.
Писано 33-го жарника, в полдень,
На даче «Сосновый каприз».
   — Как же можно после этого не ехать? — вскричал Бок. — Ты же видишь, как она пишет.
   — Да. Как человек, который редко берется за перо.
   — Она пишет: «Я очень надеюсь, что ты приедешь». Ты нужна ей, Эльфи! Ты непременно должна ехать.
   — Вот как? Может, тогда сам поедешь?
   — Меня ведь не приглашали.
   — Это легко устроить. Давай я напишу, что подыскала себе замену.
   — Вам бы все шутить, мисс Эльфи, — надулся Бок. — А дело серьезное.
   — Очередной приступ любовной горячки, — покачала головой девушка. — И брось свой обиженный тон. Даже если бы я хотела поехать, то не смогла бы. Меня некому сопровождать.
   — Давай я с тобой поеду.
   — Ха! Так Кашмери меня с тобой и отпустила!
   — Ну, тогда… — соображал Бок, — как насчет моего друга Эврика? Он сын маркграфа. Перед ним даже твоя Кашмери дрогнет.
   — Чтобы Кашмери дрогнула, нужен по меньшей мере сын короля. И потом, ты обо мне подумал? Не хочу я никуда ехать с твоим Эвриком.
   — Эльфи, — напомнил ей Бок. — Ты передо мной в долгу. Я тебе и сам все лето помогал, и Кропа с Тиббетом привлек. Пора расплачиваться. Ты отпросишься на несколько дней у Дилламонда, а я поговорю с Эвриком. Он как раз не знает, куда себя деть. Втроем поедем на озеро Хордж. Мы с Эвриком остановимся в какой-нибудь гостинице неподалеку; ты, разумеется, с Галиндой и ее подругами. Побудем там чуть-чуть, убедимся, что с ней все в порядке, и сразу же назад.
   — Я не за нее, а за Тебя беспокоюсь, — сказала Эльфаба, и Бок понял, что победил.
* * *
   С мадам Кашмери пришлось повозиться: она не хотела отпускать Эльфабу ни с одним, ни с двумя мальчиками.
   — Если с вами что-то случится, мисс Эльфаба, ваш отец никогда меня не простит. Я ведь совсем не такая кошмарная Кашмери, какую вы из меня строите. Да-да, я наслышана, какие прозвища вы мне придумываете. Детский сад. Нос другой стороны, я боюсь, что вы надорветесь. Работаете круглый год. Как говорится, зимой и летом одним цветом. Если мистер Эврик, мистер Бок и вы возьмете моего верного Громметика и будете приглядывать за ним, а он — за вами, то я разрешу вам это маленькое развлечение.
 
   Эльфаба, Бок и Эврик сидели в купе; Громметика засунули наверх вместе с багажом. Время от времени Эльфаба встречалась глазами с Боком и морщилась от недовольства. Эврика она невзлюбила с первого взгляда и старательно игнорировала. А тот, закончив листать спортивную программку, начал подтрунивать над другом.
   — Как же я, уезжая, не догадался, что тебя сводит любовными конвульсиями? Ты строил слишком серьезное лицо, это сбило меня с толку. Я-то опасался, как бы ты не заболел какой-нибудь чахоткой. Надо было пойти со мной в «Приют философа» — враз избавился бы от своей хвори.
   Бок ужаснулся от упоминания злачного притона в присутствии девушки, но Эльфаба никак не отреагировала. Может, она еще не знала, что это за место? Он попытался сменить тему.
   — Ты просто не видел Галинду, поэтому не понимаешь. Она тебе понравится, вот увидишь.
   «И ты ей тоже», — запоздало осознал Бок. Но он был согласен даже на это, лишь бы помочь Галинде. Эврик презрительно оглядел попутчицу.
   — Мисс Эльфаба, — высокомерно обратился он к ней. — Ваше имя случайно не означает, что у вас в роду были эльфы?
   — Какой оригинальный вопрос! — воскликнула она. — Как бы это проверить? А, знаю! Если в моем роду были эльфы, то руки у меня должны быть хрупкими, как лапки кузнечика, и ломаться от малейшего перегиба. Вот попробуйте. — Девушка протянула ему зеленую, как незрелый крыжовник, ладошку. — Нет вы попробуйте, и покончим с этим раз и навсегда. Мы подсчитаем, сколько усилий вы потратите, чтобы сломать мне руку, сравним с усилиями для рук, которые выломали прежде, и вычислим относительное содержание человеческой и эльфийской крови в моих венах.
   — Да я вас и пальцем не трону! — ответил Эврик, умудрившись вложить море смысла в единственную фразу.
   — А жаль, — огорчилась Эльфаба. — Если бы вы оторвали мне руки и ноги, пришлось бы вам отправить меня обратно в Шиз, что избавило бы меня от непрошеных каникул. И от вашей компании в придачу.
   — Эльфи! — поморщился Бок. — Зачем же так сразу? Не успели познакомиться…
   — Нет-нет, все хорошо, — сказал Эврик, сверкнув глазами на Эльфабу.
   — Я даже представить не могла, что дружба требует столько сил, — пожаловалась Эльфаба Боку. — Раньше мне жилось гораздо проще.
 
   Было уже прилично за полдень, когда Эльфаба, Бок и Эврик приехали в Долину забвения, облюбовали гостиницу и, оставив в ней вещи, пошли вдоль озера к «Сосновому капризу». Рядом с крыльцом сидели две пожилые женщины и чистили фасоль и тугоручину. В одной из них Бок узнал мисс Клютч; вторая, по-видимому, была опекуншей Шень-Шень или Фэнни. Женщины встрепенулись, заметив гостей. Мисс Клютч в удивлении подалась вперед, и фасоль посыпалась у нее с колен.
   — Батюшки! — воскликнула она. — Да это же мисс Эльфаба собственной персоной! Святые угодники! Я и представить не могла…
   Она набросилась на девушку и сжала ее в объятиях. Эльфаба замерла, как гипсовое изваяние.
   — Сейчас, сейчас, дайте только дух перевести, — тараторила опекунша. — Какими это судьбами вы оказались в наших краях? Я просто глазам своим не верю!
   — Галинда написала мне письмо с просьбой приехать. Друзья вызвались меня сопровождать. Вот я и решила принять приглашение.
   — Надо же, а мне она ничего не сказала. Давайте-ка свою сумку, а я найду вам сменную одежду. Устали, наверное, с пути. Вы, молодые люди, остановитесь, конечно, в гостинице. Но пока можете поздороваться с девушками — они в беседке на берегу.
   Друзья спустились по дорожке с лестницами. Громметик задержался на ступеньках и отстал: никто не пытался помочь неуклюжему существу с металлической кожей и механическими мозгами. Обогнув последние кусты остролиста, они вышли к обещанной беседке. Это была ротонда на шести бревенчатых столбах с замысловатыми узорами, открытая малейшему дуновению ветра с озера Хордж, синевшему за ней голубой гладью. Девушки беседовали, сидя в плетеных креслах; рядом пристроилась опекунша, поглощенная каким-то сложным рукоделием с тремя спицами и множеством разноцветных нитей.
   — Мисс Галинда! — воскликнул Бок, желая, чтобы его услышали первым.
   Девушки подняли головы. В легких летних платьицах без кринолина они казались птицами, готовыми вот-вот взлететь в небо.
   — Мама дорогая! — ахнула Галинда. — Вы что здесь делаете?
   — Я неодета, — взвизгнула Шень-Шень, привлекая общее внимание к своим бледным босым ногам.
   Фэнни прикусила губу, стараясь превратить озорную усмешку в приветливую улыбку.
   — Я к вам ненадолго, — сказала Эльфаба. — Знакомьтесь: Эврик, сын маркграфа Десятилуговья из Гилликина, и мистер Бок из Манчурии. Оба студенты Бриско-холла. Мистер Эврик, как вы уже, наверное, догадались по восторженному лицу Бока, это мисс Галинда Ардуэнская и ее подруги, мисс Фэнни и мисс Шень-Шень, которые пусть лучше сами расскажут о своих родословных.
   — Как неожиданно и мило! — восхитилась Шень-Шень. — Ай да Эльфаба Неприступная. Да за такой приятный сюрприз мы навсегда прощаем твою нелюдимость. Как поживаете, господа?
   — Но… — выдавила Галинда. — Зачем ты здесь? Что случилось?
   — Я здесь потому, что рассказала Боку о твоем приглашении, а он решил, что это чуть ли не знак свыше и нам надо срочно ехать.
   Тут Фэнни не выдержала и с хохотом повалилась на пол беседки.
   — Что? — удивилась Шень-Шень, оглядываясь на подругу. — Ты чего?
   — О каком таком приглашении? — спросила Галинда.
   — Неужели забыла? — неуверенно сказала Эльфаба. Бок впервые видел ее смущенной. — Хочешь, чтобы я его достала?
   — Да они меня разыгрывают! — вскричала Галинда, бросив на беспомощную Фэнни испепеляющий взгляд. — Посмеяться надо мной вздумали! И вовсе это не смешно, мисс Фэнни, прекратите немедленно, а то я как… ударю.
   В этот самый миг из-за кустов остролиста показался Громметик. От вида неуклюжей железяки, балансирующей на краю очередной ступеньки, Шень-Шень осела в приступе хохота и теперь вместе с Фэнни изнемогала от смеха на полу беседки. Даже опекунша, мисс Клип, расплылась в улыбке, складывая рукоделие.
   — Что здесь происходит? — спросила Эльфаба.
   — За что мне такое наказание? — со слезами в голосе взвыла Галинда. — Ты когда-нибудь оставишь меня в покое?
   — Подождите, мисс Галинда, — взмолился Бок. — Ни слова больше. Вы расстроены.
   — Я… — простонала Фэнни между припадками смеха. — Это я написала письмо.
   Эврик хихикнул. Эльфаба выкатила глаза.
   — То есть ты мне ничего не писала и сюда не звала, — уточнила она у Галинды.
   — Конечно, нет! — Галинда мало-помалу совладала с собой, хотя сказанного уже не воротить. — Моя дорогая Эльфаба, я никогда бы не подвергла тебя тем жестоким шуткам, которые эти злые насмешницы проделывают друг с другом и со мной, лишь бы повеселиться. Тебе здесь совершенно нечего делать.
   — Но меня пригласили, — напомнила Эльфаба. — Мисс Фэнни, это вы написали письмо за Галинду.
   — А ты и поверила! — фыркнула Фэнни.
   — Тем лучше. Это ваш дом, и я с удовольствием принимаю ваше приглашение, даже если оно написано от чужого имени. — Эльфаба спокойно смотрела в злобно прищуренные глаза Фэнни. — Пойду распаковывать веши.
   Она ушла в сопровождении одного лишь Громметика. Воздух звенел от несказанных слов. Постепенно истерический смех Фэнни прекратился, она только пофыркивала и икала, потом притихла и, растрепанная, замерла на каменном полу.
   — И нечего так на меня смотреть, — сказала она наконец. — Это была всего лишь шутка.