Страница:
— Надо кое о чем поговорить, — сказал он. — Пойдем в холл.
Она последовала за ним по коридору, мимо комнаты, где давно уже спала Молли. Не говоря ни слова, они прошли мимо громко тикающих старинных часов, стоящих возле стены, — подарок матери Майкла, — и направились к дивану в противоположном углу комнаты. Холл был совсем маленький — диван вдоль одной стеньг, кушетка вдоль другой, аудиовидеоцентр вдоль третьей и выходящие на Восемьдесят первую улицу окна — в четвертой. Майкл закрыл за собой дверь. В старом, еще довоенной постройки, доме с толстыми стенами слышимости между комнатами не было практически никакой. Сара не понимала, почему Майкл говорил шепотом.
— Помнишь дело, которое я расследовал? — спросил он.
Она кивнула.
— Пожалуй, теперь я могу тебе кое-что о нем рассказать.
Она не понимала, почему он выбрал такое время для рассказа — незадолго до полуночи, когда у нее глаза смыкались от усталости и больше всего на свете ей хотелось почитать «Вог» и уснуть незаметно для самой себя. Семейные сборища в квартире ее родителей всегда проходили в довольно-таки нервозной обстановке. Она мечтала хорошенько выспаться, чтобы завтра быть в форме. А Майкл ни с того ни с сего затеял рассказ о том, как они вели наблюдение с начала года...
— ...за сыном главы мафии, которого засадили за решетку пожизненно. Мы уверены, что теперь он возглавляет банду, и ждали только, когда наберем достаточно информации для серьезного обвинения. Для этого мы должны предоставить суду доказательства его преступной деятельности. Проблема же заключается в том, что у нас пока что нет конкретных фактов. Мы знаем, что он связан с наркотиками и ростовщичеством, но у нас нет неоспоримых свидетельств. К тому же мы полагаем, что он приказал совершить несколько убийств, но опять же доказательств нет. А почему я тебе все это рассказываю...
«Да, действительно, — подумала она, — почему ты мне все это рассказываешь?»
— ...дело в том, что мы, похоже, нашли на него управу.
— Молодцы, — зевнула она.
— Вот что я получил утром в четверг, — сказал он и направился к магнитофону. Сара заметила, что индикатор питания уже горит. — Вот, слушай, — сказал он и нажал кнопку воспроизведения.
Сначала она подумала, что спит и видит кошмарный сон.
— Пятнадцатого октября, — произнес женский голос. — Отопление положено включать пятнадцатого октября.
— Откуда ты знаешь? — Мужской голос.
— Когда мы только поженились, мы снимали квартиру, где было жутко холодно. Мы называли ее Замок Снежной Королевы.
— Ну и какая связь?
— Муж покопался в литературе... — сказал женский голос. Ее голос. — ...и нашел дату обязательного включения...
— Я ненавижу, когда ты о нем говоришь... — прервал ее мужской голос. Голос Эндрю.
Ей казалось, что у нее вот-вот остановится сердце.
— ...обо всем, что он делает или не делает на своей жалкой работенке, за которую платят...
— Отопление к его работе не имеет никакого отношения.
— И куда вы едете?
— Во Францию. В Сен-Жан-де-Лу.
— Где это?
— Недалеко от испанской границы. Мы ездили туда в наш медовый месяц.
— Восхитительно.
— Эндрю, ни о какой романтической поездке и речи быть не может. Молли тоже едет с нами.
Молчание.
— Я буду по тебе скучать. — Снова голос Эндрю.
— Я еще никуда не уезжаю. Как он у нас там поживает? — Теперь она перешла на шепот. — Похоже, ему требуется помощь.
— Да, похоже.
— М-м-м-м-м-м...
И снова долгая тишина.
Она не знала, куда смотреть. У нее ни за что не хватит смелости поглядеть Майклу в глаза.
А вдруг он не узнал голос женщины на пленке? Вдруг он не узнал голос женщины, которая...
— Ты когда-нибудь делаешь так своему мужу?
— Конечно, постоянно.
— Врешь.
— Нет, делаю. Причем каждую ночь.
— А я говорю, врешь.
— Да, вру.
— О Боже, что ты со мной делаешь!
— Чья это штучка?
— Твоя.
— Да, моя. И я буду сосать ее, пока ты не закричишь.
— Сара...
— Я хочу, чтобы ты взорвался! Дай его мне!
— О Боже, Сара!
— Да, да, да, да!
И снова долгая тишина. Майкл выключил магнитофон.
— Судя по всему, мы знаем, кто она такая, — продолжил он, подходя к видеомагнитофону. Там тоже горел индикатор питания, и кассета уже стояла на месте. Майкл просто нажал на «воспроизведение».
В правом углу экрана Сара увидела себя. Постепенно она оказалась в середине кадра...
(«Он знает», — пронеслось у нее в голове.)
Быстрым шагом приблизилась к голубой двери на Мотт-стрит, стоя спиной к камере...
(«О Боже, он знает!»)
...нажала на кнопку звонка рядом с вывеской «Картер и Голдсмит. Инвестиции», все еще не поворачиваясь к камере лицом.
Посторонний наблюдатель никогда не смог бы с уверенностью утверждать, что блондинка, наклонившаяся к домофону рядом с затененной дверью и почти отвернувшаяся от камеры, именно Сара Уэллес. Ни один незнакомец никогда не смог бы узнать ее в женщине, ждущей у голубой двери. Качество изображения оставляло желать лучшего.
Но, посмотрев на себя, открывающую дверь и торопливо вбегающую внутрь, она поняла, что любой хорошо знающий ее человек узнает моментально. Майкл знает ее. Знает ее одежду, знает ее жесты и движения, ее походку, знает все до мелочей. Даже если она стоит спиной к камере...
Дверь за ней захлопнулась.
В кадре осталась одна лишь дверь.
Большие часы в коридоре пробили полночь.
— С Днем Матери, — горько произнес Майкл.
4: 10 мая — 2 июня
Она последовала за ним по коридору, мимо комнаты, где давно уже спала Молли. Не говоря ни слова, они прошли мимо громко тикающих старинных часов, стоящих возле стены, — подарок матери Майкла, — и направились к дивану в противоположном углу комнаты. Холл был совсем маленький — диван вдоль одной стеньг, кушетка вдоль другой, аудиовидеоцентр вдоль третьей и выходящие на Восемьдесят первую улицу окна — в четвертой. Майкл закрыл за собой дверь. В старом, еще довоенной постройки, доме с толстыми стенами слышимости между комнатами не было практически никакой. Сара не понимала, почему Майкл говорил шепотом.
— Помнишь дело, которое я расследовал? — спросил он.
Она кивнула.
— Пожалуй, теперь я могу тебе кое-что о нем рассказать.
Она не понимала, почему он выбрал такое время для рассказа — незадолго до полуночи, когда у нее глаза смыкались от усталости и больше всего на свете ей хотелось почитать «Вог» и уснуть незаметно для самой себя. Семейные сборища в квартире ее родителей всегда проходили в довольно-таки нервозной обстановке. Она мечтала хорошенько выспаться, чтобы завтра быть в форме. А Майкл ни с того ни с сего затеял рассказ о том, как они вели наблюдение с начала года...
— ...за сыном главы мафии, которого засадили за решетку пожизненно. Мы уверены, что теперь он возглавляет банду, и ждали только, когда наберем достаточно информации для серьезного обвинения. Для этого мы должны предоставить суду доказательства его преступной деятельности. Проблема же заключается в том, что у нас пока что нет конкретных фактов. Мы знаем, что он связан с наркотиками и ростовщичеством, но у нас нет неоспоримых свидетельств. К тому же мы полагаем, что он приказал совершить несколько убийств, но опять же доказательств нет. А почему я тебе все это рассказываю...
«Да, действительно, — подумала она, — почему ты мне все это рассказываешь?»
— ...дело в том, что мы, похоже, нашли на него управу.
— Молодцы, — зевнула она.
— Вот что я получил утром в четверг, — сказал он и направился к магнитофону. Сара заметила, что индикатор питания уже горит. — Вот, слушай, — сказал он и нажал кнопку воспроизведения.
Сначала она подумала, что спит и видит кошмарный сон.
— Пятнадцатого октября, — произнес женский голос. — Отопление положено включать пятнадцатого октября.
— Откуда ты знаешь? — Мужской голос.
— Когда мы только поженились, мы снимали квартиру, где было жутко холодно. Мы называли ее Замок Снежной Королевы.
— Ну и какая связь?
— Муж покопался в литературе... — сказал женский голос. Ее голос. — ...и нашел дату обязательного включения...
— Я ненавижу, когда ты о нем говоришь... — прервал ее мужской голос. Голос Эндрю.
Ей казалось, что у нее вот-вот остановится сердце.
— ...обо всем, что он делает или не делает на своей жалкой работенке, за которую платят...
— Отопление к его работе не имеет никакого отношения.
— И куда вы едете?
— Во Францию. В Сен-Жан-де-Лу.
— Где это?
— Недалеко от испанской границы. Мы ездили туда в наш медовый месяц.
— Восхитительно.
— Эндрю, ни о какой романтической поездке и речи быть не может. Молли тоже едет с нами.
Молчание.
— Я буду по тебе скучать. — Снова голос Эндрю.
— Я еще никуда не уезжаю. Как он у нас там поживает? — Теперь она перешла на шепот. — Похоже, ему требуется помощь.
— Да, похоже.
— М-м-м-м-м-м...
И снова долгая тишина.
Она не знала, куда смотреть. У нее ни за что не хватит смелости поглядеть Майклу в глаза.
А вдруг он не узнал голос женщины на пленке? Вдруг он не узнал голос женщины, которая...
— Ты когда-нибудь делаешь так своему мужу?
— Конечно, постоянно.
— Врешь.
— Нет, делаю. Причем каждую ночь.
— А я говорю, врешь.
— Да, вру.
— О Боже, что ты со мной делаешь!
— Чья это штучка?
— Твоя.
— Да, моя. И я буду сосать ее, пока ты не закричишь.
— Сара...
— Я хочу, чтобы ты взорвался! Дай его мне!
— О Боже, Сара!
— Да, да, да, да!
И снова долгая тишина. Майкл выключил магнитофон.
— Судя по всему, мы знаем, кто она такая, — продолжил он, подходя к видеомагнитофону. Там тоже горел индикатор питания, и кассета уже стояла на месте. Майкл просто нажал на «воспроизведение».
В правом углу экрана Сара увидела себя. Постепенно она оказалась в середине кадра...
(«Он знает», — пронеслось у нее в голове.)
Быстрым шагом приблизилась к голубой двери на Мотт-стрит, стоя спиной к камере...
(«О Боже, он знает!»)
...нажала на кнопку звонка рядом с вывеской «Картер и Голдсмит. Инвестиции», все еще не поворачиваясь к камере лицом.
Посторонний наблюдатель никогда не смог бы с уверенностью утверждать, что блондинка, наклонившаяся к домофону рядом с затененной дверью и почти отвернувшаяся от камеры, именно Сара Уэллес. Ни один незнакомец никогда не смог бы узнать ее в женщине, ждущей у голубой двери. Качество изображения оставляло желать лучшего.
Но, посмотрев на себя, открывающую дверь и торопливо вбегающую внутрь, она поняла, что любой хорошо знающий ее человек узнает моментально. Майкл знает ее. Знает ее одежду, знает ее жесты и движения, ее походку, знает все до мелочей. Даже если она стоит спиной к камере...
Дверь за ней захлопнулась.
В кадре осталась одна лишь дверь.
Большие часы в коридоре пробили полночь.
— С Днем Матери, — горько произнес Майкл.
4: 10 мая — 2 июня
Молли ныла, что она обойдется без няньки. Кроме того, с какой стати им вздумалось идти куда-то в понедельник вечером? Молли уже исполнилось двенадцать лет, в Нью-Йорке ее сверстники считаются уже взрослыми, по крайней мере у них в школе. Майкл объяснил, что в городе полно преступников и ему спокойнее, когда рядом с ней миссис Хендерсон. В глубине души Молли подозревала, что стоит преступнику появиться на пороге, как миссис Хендерсон первая бросится наутек, только пятки засверкают. Майкл ласково пообещал дочери, что они скоро вернутся. — Но куда можно идти в понедельник? — всхлипнула Молли, как типичный двенадцатилетний взрослый человек.
Идя рядом с ним по оживленной улице, Сара чувствовала, что он готов ее убить. После разговора в субботу вечером он тут же ушел из дома; она подозревала, что он ночевал у себя в кабинете. Его ярость теперь не знала границ. Казалось, им движет огромный заряд внутреннего гнева. Он шагал, крепко сжав челюсти, упорно не глядя на нее, всем своим телом, словно топором, прорубая ночь. Совершенно чужим, незнакомым голосом он произнес:
— Этот человек олицетворяет все, что я ненавижу. Все то, уничтожению чего я посвятил всю свою жизнь. Этот человек...
— Да, Майкл, я все понимаю.
— И не говори со мной так нетерпеливо...
— Я не знала, кто он.
— А и знала бы, что изменилось?
Она помолчала несколько секунд. Потом призналась:
— Не знаю.
Он резко повернулся к ней, сжав кулаки, словно хотел ударить. Она отшатнулась. Никогда еще она не видела его в такой ярости. Однако через долю секунды он овладел собой и, все еще дрожа, опустил занесенную было руку. Сегодняшним тихим, теплым вечером много народу вышло погулять по Лексингтон-авеню. Сара не сомневалась, что, не будь вокруг так много людей, он обязательно бы ее ударил. Майкл снова пошел вперед, теперь еще быстрее. Саре захотелось убежать от него, закрыться в своей квартире. Но она боялась — вдруг он погонится за ней, схватит, изобьет. Она не знала, что он может сделать. Она больше не знала этого человека. Своего мужа. Нет, этого человека.
— Я бы убил его, если бы позволял закон, — сказал он голосом, дрожащим от сдерживаемой ярости. — Но мне придется довольствоваться меньшим. Я засажу его за решетку на веки вечные и навсегда вычеркну тебя из жизни.
В субботу вечером он сообщил ей, что они вели наблюдение с начала года...
«...за сыном главы мафии, которого засадили за решетку пожизненно. Мы уверены, что теперь он возглавляет банду, и ждали только, когда наберем достаточно информации для серьезного обвинения».
Эндрю. Он говорил об Эндрю. Объектом их расследования являлся Эндрю. Эндрю — сын осужденного главы мафии и сам гангстер...
«Мы знаем, что он связан с наркотиками и ростовщичеством, но у нас нет неоспоримых свидетельств. К тому же мы полагаем, что он приказал совершить несколько убийств, но опять же доказательств нет...»
Всю ту ночь она лежала без сна и думала: неужели Майкл сказал правду? Да, конечно, правду, у них ведь есть пленки. Ей хотелось позвонить Эндрю и спросить его: неужели это правда, как такое возможно? Но нет, конечно, все верно...
— Итак, я предлагаю тебе сделку, — объявил Майкл. — Все очень просто.
Его голос вдруг изменился. В нем появилась холодная отстраненность профессионального сыщика.
— Если ты предоставишь нужную мне информацию, Молли никогда не узнает правды. Мы разведемся, поровну поделим родительские права, и каждый заживет своей жизнью. Если же ты откажешься сотрудничать...
— Не путай меня со своими бандитами, — сказала она.
— Если ты откажешься сотрудничать, я при разводе дам судьям прослушать эти пленки, и тебя признают недостойной матерью...
— Ты не сделаешь этого.
— ...лишат родительских прав...
— Послушай, — перебила она, — не смей...
— ...и ты никогда больше не увидишь Молли.
— ...угрожать мне!
Ее вдруг охватила дрожь. «Моя дочь?» — пронеслось у нее в голове.
— Ты угрожаешь, что отнимешь у меня мою дочь? Мою Молли, сукин ты сын? Что же ты за человек?..
— Теперь о том, чего хочу я, — продолжал он. — Ты...
— Не смей предлагать мне сделки! — вскричала она. — Я не преступница!
— Вот как? — переспросил он.
Конечно, она и сама знала: она преступница. Более того, она совершила самую непростительную для любого преступника оплошность — попалась с поличным. Он буквально схватил ее за руку.
— Мне все равно, как ты это сделаешь, — говорил он. — И я не собираюсь тебе ничего советовать. Придумывай сама. — По тому, как он произнес последние слова — отчетливо и медленно, ей сразу стало ясно, что он прикрывает себя. Как опытный юрист, страхуется от возможных в будущем обвинений. — Мое дело состоит в том, чтобы отправить Фавиолу за решетку, — заявил он. — Я хочу, чтобы ты его разговорила, вот и все.
Она опять обратила внимание, что он даже мельком, даже мимоходом не посоветовал ей, как добиться цели. Казалось, он стер из памяти факт ее неверности, абсолютно забыл, что она уже занималась любовью с тем человеком, и вроде бы даже не допускает возможности, что для получения дальнейшей информации ей придется снова лечь с ним в постель. Даже здесь, на улице, где никто не мог их подслушать, он не хотел вслух признать, что в планируемой операции главным инструментом является секс, не хотел хотя бы намекнуть, что для того, чтобы направить разговор в нужное русло, Саре придется вступить в преступную связь другого сорта. Им явно руководили какие-то соображения, только она не знала какие.
— Пусть опишет все в деталях, — инструктировал ее Майкл. — Пусть опишет все замечательные вещи, к которым он имеет отношение.
— Не знаю, получится ли у меня, — сказала Сара.
— Получится, Сара. — Ее имя он произнес с непередаваемым отвращением. — Уж постарайся. Если, конечно, ты не хочешь, чтобы твоя дочь узнала, что за женщина ее мать.
— Не угрожай мне! — вскричала она снова, на сей раз почти в полный голос и, сжав кулаки, повернулась к нему лицом. Она готова была его убить, если он еще раз посмеет использовать Молли для того, чтобы...
— Вот как? — саркастически приподнял бровь Майкл.
Они стояли посреди тротуара, молча и с ненавистью глядя друг на друга. Сару била мелкая дрожь, Майкл смотрел на нее сверху вниз так, как он, наверное, множество раз смотрел у себя в кабинете на преступников — пренебрежительно, осуждающе, зная, что она у него в руках, что он может делать с ней что хочет. Гневная усмешка мелькнула на миг в уголках его рта и в глазах. Толпа обтекала их со всех сторон. Никому не было до них дела в этом городе незнакомцев.
Потом Майкл повернулся и снова зашагал вперед, не сомневаясь, что она последует за ним. Побежденная, она поплелась сзади, пытаясь подстроиться под его широкие шаги.
Он объяснил ей, какого рода информацию следует получить от своего приятеля. Он называл Эндрю только так — ее приятель. Каждый раз, когда он произносил эти слова, все то, что случилось с ней за последние полгода, представало чем-то грязным и дешевым. Ее приятель. Так вот, значит, к чему все в конце концов свелось? Неужели Эндрю — просто «приятель»? И ей теперь придется сделать все, что требует ее муж ради того, чтобы утаить эту грязную и дешевую, омерзительную и позорную правду от своей дочери? Она не понимала, кем надо быть, чтобы оказаться способным на подобные угрозы. Если уж на то пошло, кем надо быть, чтобы ни на минуту не допустить, что семью еще можно спасти? Даже не допустить? Не сказать: «Я люблю тебя, Сара, я прошу тебя, помоги мне сейчас, и я прощу тебя? Но нет. Совсем наоборот. Помоги мне, иначе...»
Ей вдруг пришло в голову, что его детективы слышали все то же, что и он, видели то же, что и он. И даже если она согласится, детективы уже знают, и их дочь все равно не будет защищена от...
— Детективы, — сказала она.
— Что такое?
— Они знают. Они слышали пленки...
— Они не знают, что там ты. В Нью-Йорке миллионы женщин по имени Сара.
— Разве они не видели запись?
— Для них там только неизвестная блондинка, заходящая в дверь. А они и раньше знали, что шлюха, которая путается с Фавиолой, — блондинка.
— Пожалуйста, не надо, — взмолилась она.
— Милым человеком ты на поверку оказалась, — бросил он. — Есть чем гордиться.
Вторник, одиннадцатое мая, клонился к вечеру. Позади оставался еще один яркий солнечный день. Они сидели за столиком под открытым небом рядом с маленькой итальянской забегаловкой на Малберри-стрит, ели пирожные и пили кофе «капуччино». Выбор места принадлежал Бобби. Эндрю подозревал, что тому уже доводилось здесь бывать. Еще он подозревал, что его родственник вернулся сюда из-за официантки. Возможно, придется сделать своему заместителю дружеское предупреждение. Избегай пялиться на ножки и сиськи, дружище Бобби, и не вынимай рук из карманов.
— Сынишка Ленни установил мне новые телефоны, — продолжал Бобби, не отводя глаз от кофеварки, около которой колдовала официантка. — Помнишь Ленни Кампанья?
— Вроде бы.
— Его сын работает в телефонной компании AT&T, и оборудования у него там — навалом. Понимаешь? — Бобби подмигнул. — Хочешь я пошлю его к тебе?
— Зачем?
— Пусть посмотрит твои телефоны. — Бобби по-прежнему не отрывал взгляда от официантки.
— Мои телефоны в полном порядке.
— Поставь новые, — пожал плечами Бобби. — Ты себе не представляешь, на какие штучки способны нынешние телефоны. Он работает с хорошим оборудованием, — снова подмигнул Бобби. — В любом случае все, что связано с офисом, — это деловые расходы, разве не так? Я послал его в ресторан «Ла Луна» — знаешь? На Пятьдесят восьмой. Он поставил новые аппараты везде — на кухне, рядом с кассиром, за столом, где сидит Парикмахер Сэл, в конторе — словом, везде. Сэл дал ему пару сотен баксов и ржавое черное кольцо, которое, как он утверждает, сделали в Риме во времена императоров. Пускай придет к тебе, посмотрит, что и как.
— Меня устраивают мои нынешние телефоны, — возразил Эндрю.
Бобби подозвал официантку. Она тут же подошла к столу.
— Не угостите ли меня «капуччино»? — улыбнулся он.
— Конечно, сэр.
— Эндрю, ты как? Еще чашечку?
— Нет, спасибо.
— Значит, одну, — заключила официантка.
— Как вас зовут, мисс? — спросил Бобби. — Чтобы мне не приходилось больше орать: «Эй, как вас там»?
— Банни.
— Банни. Чудесное имя. Банни. Это твое настоящее имя или ты его выдумала?
— Ну, на самом деле меня зовут Бернис.
— Бернис, — тяжело задумался он. — Еврейка?
— Нет, я итальянка.
— Мне всегда казалось, что Бернис — имя еврейское.
— Ну, не знаю, — ответила официантка. — Мои родители итальянцы, а назвали меня Бернис. Так что, наверное, оно еще и итальянское.
— Банни, а скажи-ка мне, сколько тебе лет?
— Двадцать два года.
— А я думал, девятнадцать.
— Спасибо.
— Скажи, Банни, ты живешь здесь, в Маленькой Италии?
— Нет, в Бруклине.
— А как твоя фамилия?
— Таталья.
— В самом деле? — осклабился Бобби. — Очень милое имя. Банни Таталья. Очень мило.
— Ну, — промямлила она, переминаясь с ноги на ногу.
— Банни Таталья из Бруклина, — повторил Бобби.
— М-м-м, — сказала она.
— Меня зовут Бобби Триани, — протянул он ей руку.
— Очень приятно, мистер Триани, — ответила она и обменялась с ним рукопожатием.
На пальце у него красовался перстень с огромным розовым бриллиантом. Банни его заметила.
— Пойду принесу кофе, — сказала она наконец и пошла, раскачиваясь на высоких каблуках, чрезвычайно соблазнительная в своей коротенькой черной юбочке в оборках и белой блузке с глубоким вырезом.
— Не звони ей, — сказал Эндрю.
— Что?
— Я сказал: не звони ей.
— Что? — растерялся Бобби. — Что?
— Если ты обманешь мою кузину, я тебе башку отвинчу, — отчеканил Эндрю. — Усек?
— Да брось ты, Эндрю...
— Достаточно.
— Да за кого ты меня...
— Я сказал: достаточно, Бобби.
Бобби покачал головой и постарался напустить на себя удивленный и обиженный вид. Когда Банни принесла ему «капуччино», он даже не поглядел на нее. Вот у кого был по-настоящему удивленный и обиженный вид, так это у нее.
— Так ты хочешь, чтобы я прислал его к тебе? — спросил Бобби. — Парнишку Ленни? Пусть посмотрит твои телефоны.
Платный телефон-автомат в лавке портного оказался древним монстром с дисковым набором. Независимо от того, захочет мистер Фавиола устанавливать у себя новую коммуникационную систему или нет, Сонни Кампанья обязательно предложит ему связаться с городской телефонной службой и попросить их заменить аппарат. Конечно, в том случае, если он решит включить телефоны в лавке в число тех, которые надо посмотреть, — если он вообще решит чего-либо делать.
Мистер Фавиола сказал ему, что придет в час и проведет его наверх, где и располагается его система. Сейчас, в четверть второго, он еще не появился, и старик, хозяин мастерской, уже в третий раз предложил Сонни чашечку "кофе. Однако Сонни видел, какие у него сальные чашки, и решительно отказался.
Осматривая настенный телефон, он сделал первое открытие. Какой-то странный провод выходил из аппарата и скрывался за плинтусом. Сонни прошел вдоль плинтуса и увидел, что провод вновь появился около двери, обошел ее по косяку и снова исчез за плинтусом с другой стороны и, наконец, вышел на поверхность под длинным столом. Там оказался блок подключения телефона, но ни один телефон туда не подключался. Сонни стоял на четвереньках и изучал странный феномен, когда в комнату вошел Эндрю.
— Извини за опоздание, — бросил он на ходу. — Я не собирался ставить новые телефоны в лавке, так что не беспокойся...
— Да нет, я просто не понимаю, что это за провод, — ответил Сонни, вставая с колен и отряхивая брюки.
Но Эндрю уже отпирал дверь, ведущую наверх. Ему вовсе не хотелось менять здесь телефоны, однако Ленни Кампанья — уважаемый капо, и позволить его сыну установить новую систему — значит, оказать уважение отцу. Он надеялся, что вся процедура займет не слишком много времени. Сара приедет где-то около четырех, как обычно.
— Ты ведь не долго провозишься? — спросил он.
— Нет-нет. Я только хочу посмотреть, что тут у вас, ну, может, еще гляну на распределительный щит на улице.
— А это что такое?
— Место, откуда протянута линия.
— Только не очень долго. Мне сегодня еще ехать в Коннектикут.
— Не думаю, чтобы работа потребовала много времени, мистер Фавиола.
Сонни осмотрел все телефоны в квартире и сообщил, что все они — очень устаревшей модели, просто каменный век какой-то, и предложил поставить самое современное оборудование и по очень низким ценам. Мистер Фавиола сам почувствует, насколько облегчится его жизнь. Эндрю сказал, что не хочет, чтобы на время установки у него отключали телефоны, — хотя он еще не решил их менять, — потому что весь его бизнес зависит от телефонов. Сонни уверил его, что, как только он разработает систему, сама установка займет совсем немного времени и обязательно хотя бы один телефон будет постоянно подключен. Еще он сообщил Эндрю, что хочет взглянуть на распределительный щит на улице — либо на задней стене дома, либо на столбе.
Щит оказался на стене. Сонни открыл его и углубился в изучение множества переплетений, и именно тогда он обнаружил «раба», установленного Фредди Култером в последний день января.
Реган доложил, что внезапно все прослушивающие устройства «умерли».
— Мы слушали, как Фавиола говорил с кем-то об установке новой телефонной системы, потом тот парень сказал, что идет на улицу взглянуть на распределительный щит, а потом все разом оборвалось. Я решил немедленно сообщить вам.
«Сука, проболталась», — подумал Майкл.
— Так что нам делать? — спросил Реган. — Мы сразу же включили запасной приемник, но пока что ничего не слышно.
— Ты думаешь, они и дублирующее устройство нашли?
— Откуда я знаю? Когда эти ребята находят хотя бы один «жучок», они начинают ходить на цыпочках и даже чихнуть боятся.
— Я переговорю с Фредди Култером, — сказал Майкл. — Ему придется лезть туда снова.
— А нам что пока делать? — спросил Реган. — Уходить или что?
— Оставайтесь на месте, — приказал Майкл. — Возможно, дублирующие устройства все-таки работают.
— И какие еще комнаты? — спросил он.
— Кухня, там телефон на прилавке, — начал перечислять Эндрю. — И еще один наверху, в спальне. На столике около кровати.
— И во всех телефонах «жучки»?
— Да. Сонни их называет «жучки Брэди». Когда вернемся в контору, я их вам покажу. Еще один был внизу, под столом. В мастерской.
— А в телефоне-автомате? — спросил Бобби. — В том, что в лавке?
«Интересно, — подумал Эндрю, — кому он звонил по этому телефону?»
— Кажется, нет. Но «жучок» под столом прослушивал всю комнату.
— И сколько это дерьмо там стояло? — поинтересовался Пети.
— Неизвестно. Та штука, в распределительном щите, называется «раб». Она принимает сигнал от «жучка», что-то такое с ним делает и посылает дальше к тому, кто слушает.
— И кто, как ты думаешь, слушал? — спросил Пети.
— Откуда я знаю, — вспыхнул Эндрю.
— Та встреча насчет Морено...
— Да.
— В комнате для совещаний. Мы тогда говорили очень серьезные вещи, — побледнел Бобби.
— А когда умер Руди? — припомнил Пети. — Мы ведь обсуждали всю...
— Знаю.
— Это очень серьезно.
— Я пытаюсь вспомнить, о чем еще мы там говорили, — сказал Бобби. — По телефону. В комнате для совещаний. Ничего, если я закурю? — спросил он и, не дожидаясь разрешения Эндрю, вытащил из нагрудного кармана пачку «Кэмела», вытряхнул оттуда сигарету и щелкнул зажигалкой. Эндрю не возразил. Во-первых, они на улице, во-вторых, тему они обсуждали слишком серьезную. — Короче, — продолжил он, — Сонни отключил «раба» и все «жучки», так что там больше ничего не работает.
— Как они туда попали, интересно бы мне знать.
— К тебе заходили люди, которые могли их установить? — спросил Бобби.
— Ты с ума сошел?
— Ну все-таки, кто там бывал?
Он жадно курил, и облачко сизого дыма тянулось за ними. Мимо пробежал маленький мальчик, потом — девочка чуть постарше, в светло-голубом платьице. Она вдруг остановилась как вкопанная посреди тротуара, показала пальцем на Бобби и заверещала:
— У тебя будет рак!
— Исчезни, — буркнул Бобби.
— Рак, рак, — нараспев повторила девочка и отбежала подальше, где ее поджидал мальчишка.
Он со смехом подхватил игру:
— Рак, рак, рак, рак...
— Ублюдки, — проворчал Триани.
— А как насчет телефона в спальне? — продолжал Пети.
— Я уже сказал.
Идя рядом с ним по оживленной улице, Сара чувствовала, что он готов ее убить. После разговора в субботу вечером он тут же ушел из дома; она подозревала, что он ночевал у себя в кабинете. Его ярость теперь не знала границ. Казалось, им движет огромный заряд внутреннего гнева. Он шагал, крепко сжав челюсти, упорно не глядя на нее, всем своим телом, словно топором, прорубая ночь. Совершенно чужим, незнакомым голосом он произнес:
— Этот человек олицетворяет все, что я ненавижу. Все то, уничтожению чего я посвятил всю свою жизнь. Этот человек...
— Да, Майкл, я все понимаю.
— И не говори со мной так нетерпеливо...
— Я не знала, кто он.
— А и знала бы, что изменилось?
Она помолчала несколько секунд. Потом призналась:
— Не знаю.
Он резко повернулся к ней, сжав кулаки, словно хотел ударить. Она отшатнулась. Никогда еще она не видела его в такой ярости. Однако через долю секунды он овладел собой и, все еще дрожа, опустил занесенную было руку. Сегодняшним тихим, теплым вечером много народу вышло погулять по Лексингтон-авеню. Сара не сомневалась, что, не будь вокруг так много людей, он обязательно бы ее ударил. Майкл снова пошел вперед, теперь еще быстрее. Саре захотелось убежать от него, закрыться в своей квартире. Но она боялась — вдруг он погонится за ней, схватит, изобьет. Она не знала, что он может сделать. Она больше не знала этого человека. Своего мужа. Нет, этого человека.
— Я бы убил его, если бы позволял закон, — сказал он голосом, дрожащим от сдерживаемой ярости. — Но мне придется довольствоваться меньшим. Я засажу его за решетку на веки вечные и навсегда вычеркну тебя из жизни.
В субботу вечером он сообщил ей, что они вели наблюдение с начала года...
«...за сыном главы мафии, которого засадили за решетку пожизненно. Мы уверены, что теперь он возглавляет банду, и ждали только, когда наберем достаточно информации для серьезного обвинения».
Эндрю. Он говорил об Эндрю. Объектом их расследования являлся Эндрю. Эндрю — сын осужденного главы мафии и сам гангстер...
«Мы знаем, что он связан с наркотиками и ростовщичеством, но у нас нет неоспоримых свидетельств. К тому же мы полагаем, что он приказал совершить несколько убийств, но опять же доказательств нет...»
Всю ту ночь она лежала без сна и думала: неужели Майкл сказал правду? Да, конечно, правду, у них ведь есть пленки. Ей хотелось позвонить Эндрю и спросить его: неужели это правда, как такое возможно? Но нет, конечно, все верно...
— Итак, я предлагаю тебе сделку, — объявил Майкл. — Все очень просто.
Его голос вдруг изменился. В нем появилась холодная отстраненность профессионального сыщика.
— Если ты предоставишь нужную мне информацию, Молли никогда не узнает правды. Мы разведемся, поровну поделим родительские права, и каждый заживет своей жизнью. Если же ты откажешься сотрудничать...
— Не путай меня со своими бандитами, — сказала она.
— Если ты откажешься сотрудничать, я при разводе дам судьям прослушать эти пленки, и тебя признают недостойной матерью...
— Ты не сделаешь этого.
— ...лишат родительских прав...
— Послушай, — перебила она, — не смей...
— ...и ты никогда больше не увидишь Молли.
— ...угрожать мне!
Ее вдруг охватила дрожь. «Моя дочь?» — пронеслось у нее в голове.
— Ты угрожаешь, что отнимешь у меня мою дочь? Мою Молли, сукин ты сын? Что же ты за человек?..
— Теперь о том, чего хочу я, — продолжал он. — Ты...
— Не смей предлагать мне сделки! — вскричала она. — Я не преступница!
— Вот как? — переспросил он.
Конечно, она и сама знала: она преступница. Более того, она совершила самую непростительную для любого преступника оплошность — попалась с поличным. Он буквально схватил ее за руку.
— Мне все равно, как ты это сделаешь, — говорил он. — И я не собираюсь тебе ничего советовать. Придумывай сама. — По тому, как он произнес последние слова — отчетливо и медленно, ей сразу стало ясно, что он прикрывает себя. Как опытный юрист, страхуется от возможных в будущем обвинений. — Мое дело состоит в том, чтобы отправить Фавиолу за решетку, — заявил он. — Я хочу, чтобы ты его разговорила, вот и все.
Она опять обратила внимание, что он даже мельком, даже мимоходом не посоветовал ей, как добиться цели. Казалось, он стер из памяти факт ее неверности, абсолютно забыл, что она уже занималась любовью с тем человеком, и вроде бы даже не допускает возможности, что для получения дальнейшей информации ей придется снова лечь с ним в постель. Даже здесь, на улице, где никто не мог их подслушать, он не хотел вслух признать, что в планируемой операции главным инструментом является секс, не хотел хотя бы намекнуть, что для того, чтобы направить разговор в нужное русло, Саре придется вступить в преступную связь другого сорта. Им явно руководили какие-то соображения, только она не знала какие.
— Пусть опишет все в деталях, — инструктировал ее Майкл. — Пусть опишет все замечательные вещи, к которым он имеет отношение.
— Не знаю, получится ли у меня, — сказала Сара.
— Получится, Сара. — Ее имя он произнес с непередаваемым отвращением. — Уж постарайся. Если, конечно, ты не хочешь, чтобы твоя дочь узнала, что за женщина ее мать.
— Не угрожай мне! — вскричала она снова, на сей раз почти в полный голос и, сжав кулаки, повернулась к нему лицом. Она готова была его убить, если он еще раз посмеет использовать Молли для того, чтобы...
— Вот как? — саркастически приподнял бровь Майкл.
Они стояли посреди тротуара, молча и с ненавистью глядя друг на друга. Сару била мелкая дрожь, Майкл смотрел на нее сверху вниз так, как он, наверное, множество раз смотрел у себя в кабинете на преступников — пренебрежительно, осуждающе, зная, что она у него в руках, что он может делать с ней что хочет. Гневная усмешка мелькнула на миг в уголках его рта и в глазах. Толпа обтекала их со всех сторон. Никому не было до них дела в этом городе незнакомцев.
Потом Майкл повернулся и снова зашагал вперед, не сомневаясь, что она последует за ним. Побежденная, она поплелась сзади, пытаясь подстроиться под его широкие шаги.
Он объяснил ей, какого рода информацию следует получить от своего приятеля. Он называл Эндрю только так — ее приятель. Каждый раз, когда он произносил эти слова, все то, что случилось с ней за последние полгода, представало чем-то грязным и дешевым. Ее приятель. Так вот, значит, к чему все в конце концов свелось? Неужели Эндрю — просто «приятель»? И ей теперь придется сделать все, что требует ее муж ради того, чтобы утаить эту грязную и дешевую, омерзительную и позорную правду от своей дочери? Она не понимала, кем надо быть, чтобы оказаться способным на подобные угрозы. Если уж на то пошло, кем надо быть, чтобы ни на минуту не допустить, что семью еще можно спасти? Даже не допустить? Не сказать: «Я люблю тебя, Сара, я прошу тебя, помоги мне сейчас, и я прощу тебя? Но нет. Совсем наоборот. Помоги мне, иначе...»
Ей вдруг пришло в голову, что его детективы слышали все то же, что и он, видели то же, что и он. И даже если она согласится, детективы уже знают, и их дочь все равно не будет защищена от...
— Детективы, — сказала она.
— Что такое?
— Они знают. Они слышали пленки...
— Они не знают, что там ты. В Нью-Йорке миллионы женщин по имени Сара.
— Разве они не видели запись?
— Для них там только неизвестная блондинка, заходящая в дверь. А они и раньше знали, что шлюха, которая путается с Фавиолой, — блондинка.
— Пожалуйста, не надо, — взмолилась она.
— Милым человеком ты на поверку оказалась, — бросил он. — Есть чем гордиться.
* * *
— Современная техника, — говорил Бобби Триани. — Телефоны теперь делают все, разве что полы не моют. Спасибо, — поблагодарил он официантку и, пока она отходила от стола, осмотрел с головы до ног. Не упустил ничего из того, что выставлено напоказ, а выставляла она немало.Вторник, одиннадцатое мая, клонился к вечеру. Позади оставался еще один яркий солнечный день. Они сидели за столиком под открытым небом рядом с маленькой итальянской забегаловкой на Малберри-стрит, ели пирожные и пили кофе «капуччино». Выбор места принадлежал Бобби. Эндрю подозревал, что тому уже доводилось здесь бывать. Еще он подозревал, что его родственник вернулся сюда из-за официантки. Возможно, придется сделать своему заместителю дружеское предупреждение. Избегай пялиться на ножки и сиськи, дружище Бобби, и не вынимай рук из карманов.
— Сынишка Ленни установил мне новые телефоны, — продолжал Бобби, не отводя глаз от кофеварки, около которой колдовала официантка. — Помнишь Ленни Кампанья?
— Вроде бы.
— Его сын работает в телефонной компании AT&T, и оборудования у него там — навалом. Понимаешь? — Бобби подмигнул. — Хочешь я пошлю его к тебе?
— Зачем?
— Пусть посмотрит твои телефоны. — Бобби по-прежнему не отрывал взгляда от официантки.
— Мои телефоны в полном порядке.
— Поставь новые, — пожал плечами Бобби. — Ты себе не представляешь, на какие штучки способны нынешние телефоны. Он работает с хорошим оборудованием, — снова подмигнул Бобби. — В любом случае все, что связано с офисом, — это деловые расходы, разве не так? Я послал его в ресторан «Ла Луна» — знаешь? На Пятьдесят восьмой. Он поставил новые аппараты везде — на кухне, рядом с кассиром, за столом, где сидит Парикмахер Сэл, в конторе — словом, везде. Сэл дал ему пару сотен баксов и ржавое черное кольцо, которое, как он утверждает, сделали в Риме во времена императоров. Пускай придет к тебе, посмотрит, что и как.
— Меня устраивают мои нынешние телефоны, — возразил Эндрю.
Бобби подозвал официантку. Она тут же подошла к столу.
— Не угостите ли меня «капуччино»? — улыбнулся он.
— Конечно, сэр.
— Эндрю, ты как? Еще чашечку?
— Нет, спасибо.
— Значит, одну, — заключила официантка.
— Как вас зовут, мисс? — спросил Бобби. — Чтобы мне не приходилось больше орать: «Эй, как вас там»?
— Банни.
— Банни. Чудесное имя. Банни. Это твое настоящее имя или ты его выдумала?
— Ну, на самом деле меня зовут Бернис.
— Бернис, — тяжело задумался он. — Еврейка?
— Нет, я итальянка.
— Мне всегда казалось, что Бернис — имя еврейское.
— Ну, не знаю, — ответила официантка. — Мои родители итальянцы, а назвали меня Бернис. Так что, наверное, оно еще и итальянское.
— Банни, а скажи-ка мне, сколько тебе лет?
— Двадцать два года.
— А я думал, девятнадцать.
— Спасибо.
— Скажи, Банни, ты живешь здесь, в Маленькой Италии?
— Нет, в Бруклине.
— А как твоя фамилия?
— Таталья.
— В самом деле? — осклабился Бобби. — Очень милое имя. Банни Таталья. Очень мило.
— Ну, — промямлила она, переминаясь с ноги на ногу.
— Банни Таталья из Бруклина, — повторил Бобби.
— М-м-м, — сказала она.
— Меня зовут Бобби Триани, — протянул он ей руку.
— Очень приятно, мистер Триани, — ответила она и обменялась с ним рукопожатием.
На пальце у него красовался перстень с огромным розовым бриллиантом. Банни его заметила.
— Пойду принесу кофе, — сказала она наконец и пошла, раскачиваясь на высоких каблуках, чрезвычайно соблазнительная в своей коротенькой черной юбочке в оборках и белой блузке с глубоким вырезом.
— Не звони ей, — сказал Эндрю.
— Что?
— Я сказал: не звони ей.
— Что? — растерялся Бобби. — Что?
— Если ты обманешь мою кузину, я тебе башку отвинчу, — отчеканил Эндрю. — Усек?
— Да брось ты, Эндрю...
— Достаточно.
— Да за кого ты меня...
— Я сказал: достаточно, Бобби.
Бобби покачал головой и постарался напустить на себя удивленный и обиженный вид. Когда Банни принесла ему «капуччино», он даже не поглядел на нее. Вот у кого был по-настоящему удивленный и обиженный вид, так это у нее.
— Так ты хочешь, чтобы я прислал его к тебе? — спросил Бобби. — Парнишку Ленни? Пусть посмотрит твои телефоны.
Платный телефон-автомат в лавке портного оказался древним монстром с дисковым набором. Независимо от того, захочет мистер Фавиола устанавливать у себя новую коммуникационную систему или нет, Сонни Кампанья обязательно предложит ему связаться с городской телефонной службой и попросить их заменить аппарат. Конечно, в том случае, если он решит включить телефоны в лавке в число тех, которые надо посмотреть, — если он вообще решит чего-либо делать.
Мистер Фавиола сказал ему, что придет в час и проведет его наверх, где и располагается его система. Сейчас, в четверть второго, он еще не появился, и старик, хозяин мастерской, уже в третий раз предложил Сонни чашечку "кофе. Однако Сонни видел, какие у него сальные чашки, и решительно отказался.
Осматривая настенный телефон, он сделал первое открытие. Какой-то странный провод выходил из аппарата и скрывался за плинтусом. Сонни прошел вдоль плинтуса и увидел, что провод вновь появился около двери, обошел ее по косяку и снова исчез за плинтусом с другой стороны и, наконец, вышел на поверхность под длинным столом. Там оказался блок подключения телефона, но ни один телефон туда не подключался. Сонни стоял на четвереньках и изучал странный феномен, когда в комнату вошел Эндрю.
— Извини за опоздание, — бросил он на ходу. — Я не собирался ставить новые телефоны в лавке, так что не беспокойся...
— Да нет, я просто не понимаю, что это за провод, — ответил Сонни, вставая с колен и отряхивая брюки.
Но Эндрю уже отпирал дверь, ведущую наверх. Ему вовсе не хотелось менять здесь телефоны, однако Ленни Кампанья — уважаемый капо, и позволить его сыну установить новую систему — значит, оказать уважение отцу. Он надеялся, что вся процедура займет не слишком много времени. Сара приедет где-то около четырех, как обычно.
— Ты ведь не долго провозишься? — спросил он.
— Нет-нет. Я только хочу посмотреть, что тут у вас, ну, может, еще гляну на распределительный щит на улице.
— А это что такое?
— Место, откуда протянута линия.
— Только не очень долго. Мне сегодня еще ехать в Коннектикут.
— Не думаю, чтобы работа потребовала много времени, мистер Фавиола.
Сонни осмотрел все телефоны в квартире и сообщил, что все они — очень устаревшей модели, просто каменный век какой-то, и предложил поставить самое современное оборудование и по очень низким ценам. Мистер Фавиола сам почувствует, насколько облегчится его жизнь. Эндрю сказал, что не хочет, чтобы на время установки у него отключали телефоны, — хотя он еще не решил их менять, — потому что весь его бизнес зависит от телефонов. Сонни уверил его, что, как только он разработает систему, сама установка займет совсем немного времени и обязательно хотя бы один телефон будет постоянно подключен. Еще он сообщил Эндрю, что хочет взглянуть на распределительный щит на улице — либо на задней стене дома, либо на столбе.
Щит оказался на стене. Сонни открыл его и углубился в изучение множества переплетений, и именно тогда он обнаружил «раба», установленного Фредди Култером в последний день января.
* * *
Сперва Майкл решил, что Сара все ему рассказала.Реган доложил, что внезапно все прослушивающие устройства «умерли».
— Мы слушали, как Фавиола говорил с кем-то об установке новой телефонной системы, потом тот парень сказал, что идет на улицу взглянуть на распределительный щит, а потом все разом оборвалось. Я решил немедленно сообщить вам.
«Сука, проболталась», — подумал Майкл.
— Так что нам делать? — спросил Реган. — Мы сразу же включили запасной приемник, но пока что ничего не слышно.
— Ты думаешь, они и дублирующее устройство нашли?
— Откуда я знаю? Когда эти ребята находят хотя бы один «жучок», они начинают ходить на цыпочках и даже чихнуть боятся.
— Я переговорю с Фредди Култером, — сказал Майкл. — Ему придется лезть туда снова.
— А нам что пока делать? — спросил Реган. — Уходить или что?
— Оставайтесь на месте, — приказал Майкл. — Возможно, дублирующие устройства все-таки работают.
* * *
По Кэнал-стрит сновало множество народу. Туристы глазели, местные покупали. Китайцы таскали рыбу в корзинах, торговцы сувенирами расхваливали свои лакированные шкатулки и бумажные фонарики. Весна наконец наступила, и воздух действительно прогрелся. Однако трое мужчин, вышагивающих по улице, казались слишком увлечены беседой, чтобы обращать внимание на окружающую их суету. Эндрю шел в середине, Пети слева от него, Бобби справа. Пети был во всем коричневом: коричневый костюм, коричневые туфли, светло-коричневая рубашка, коричневый галстук. Он шел, заложив руки за спину, с чрезвычайно серьезным выражением лица. Бобби, наоборот, выглядел так, словно его только что огрели бейсбольной битой. Он все время принимался недоверчиво качать головой.— И какие еще комнаты? — спросил он.
— Кухня, там телефон на прилавке, — начал перечислять Эндрю. — И еще один наверху, в спальне. На столике около кровати.
— И во всех телефонах «жучки»?
— Да. Сонни их называет «жучки Брэди». Когда вернемся в контору, я их вам покажу. Еще один был внизу, под столом. В мастерской.
— А в телефоне-автомате? — спросил Бобби. — В том, что в лавке?
«Интересно, — подумал Эндрю, — кому он звонил по этому телефону?»
— Кажется, нет. Но «жучок» под столом прослушивал всю комнату.
— И сколько это дерьмо там стояло? — поинтересовался Пети.
— Неизвестно. Та штука, в распределительном щите, называется «раб». Она принимает сигнал от «жучка», что-то такое с ним делает и посылает дальше к тому, кто слушает.
— И кто, как ты думаешь, слушал? — спросил Пети.
— Откуда я знаю, — вспыхнул Эндрю.
— Та встреча насчет Морено...
— Да.
— В комнате для совещаний. Мы тогда говорили очень серьезные вещи, — побледнел Бобби.
— А когда умер Руди? — припомнил Пети. — Мы ведь обсуждали всю...
— Знаю.
— Это очень серьезно.
— Я пытаюсь вспомнить, о чем еще мы там говорили, — сказал Бобби. — По телефону. В комнате для совещаний. Ничего, если я закурю? — спросил он и, не дожидаясь разрешения Эндрю, вытащил из нагрудного кармана пачку «Кэмела», вытряхнул оттуда сигарету и щелкнул зажигалкой. Эндрю не возразил. Во-первых, они на улице, во-вторых, тему они обсуждали слишком серьезную. — Короче, — продолжил он, — Сонни отключил «раба» и все «жучки», так что там больше ничего не работает.
— Как они туда попали, интересно бы мне знать.
— К тебе заходили люди, которые могли их установить? — спросил Бобби.
— Ты с ума сошел?
— Ну все-таки, кто там бывал?
Он жадно курил, и облачко сизого дыма тянулось за ними. Мимо пробежал маленький мальчик, потом — девочка чуть постарше, в светло-голубом платьице. Она вдруг остановилась как вкопанная посреди тротуара, показала пальцем на Бобби и заверещала:
— У тебя будет рак!
— Исчезни, — буркнул Бобби.
— Рак, рак, — нараспев повторила девочка и отбежала подальше, где ее поджидал мальчишка.
Он со смехом подхватил игру:
— Рак, рак, рак, рак...
— Ублюдки, — проворчал Триани.
— А как насчет телефона в спальне? — продолжал Пети.
— Я уже сказал.