МакБейн Эд. Преступная связь

   Он решил систематизировать поиск и просмотреть весь файл, разбитый на каталоги по месяцам, начиная с сентября 1991 года — месяца, с которого пошел отсчет наблюдению. Он по очереди вызывал каждый каталог и проглядывал его в поисках имени Лена. Ничего в сентябре и октябре 91-го. Ноль в ноябре. Декабрь — сплошные рождественские поздравления и несколько ложных тревог, когда компьютер выдавал слова типа «полена» и «колена» — в каждом из них имелось сочетание букв л-е-н-а, но увы — близко, да не то. Тогда он напечатал искомое слово с большой буквы, а остальные — строчными. Снова все впустую.
   Ничего в январе 1992-го.
   И в феврале — тоже.
   Записи, внесенные в компьютер, обрывались на марте месяце.
   И опять ни слова о Лене.
   Майкл вернулся к каталогу за январь 92-го и принялся искать любое сочетание букв л, е, н, а, хоть строчных, хоть прописных.
   Он выяснил, что в январе Энтони говорил с кем-то о новом календаре на начавшийся год — явно шифрованный текст. Календарь. Через несколько дней он же справлялся о некоем Улане, тоже, наверное, бандите. На сей раз буквы расположились в иной последовательности: л-а-н-е. Еще позже пожаловался на наледь. В марте, в последнем каталоге, нашлось только одно сочетание л-е-н-а, в имени Леонард, черт его знает, что за тип. Однако Майкл не оставлял попытки. Вдруг они с Джорджи неправильно расслышали слова Фрэнки. Тогда надо искать любое имя, хоть отдаленно напоминающее «Лена». Или если машинистка ошиблась и набрала вместо «Лена» «Лесна», или «Лейна», или даже «Лема», компьютер все равно может выдать искомое, лишь бы искажение не было слишком уж значительным.
   Он снова отдал команду поиска.
   На записи в каталоге за декабрь прошлого года Энтони пожаловался дорогому Руди, что до сих пор не купил Лино рождественский подарок.
   Лино.
   Не Лена.
   В предыдущих записях, хранившихся в памяти компьютера, имя Лино не встречалось ни разу. Придется все-таки читать расшифровки, напечатанные на машинке.
   С тяжелым вздохом он выключил компьютер и посмотрел на часы. Четверть девятого — Боже, как быстро летит время за приятным занятием. Майкл умирал от голода.

* * *

   Место для прощального ужина выбирала Хите — ресторан при отеле с баром около бассейна и с фантастическим видом на залив. Когда они вошли — Хите в розовом наряде, Сара в белом, — пианист наигрывал мелодию Кола Портера. Он кивнул им в знак приветствия и немедленно переключился на песню «Я от тебя схожу с ума». Саре такая демонстрация показалась несколько банальной, но Хите явно почувствовала себя польщенной. Метрдотель проводил сестер к столику на террасе. Перед ними открылся изогнутый, как лук, берег залива с мерцающими огоньками доков и фонарями на раскачивающихся на волнах яхтах. На противоположном берегу, за темной полосой воды, уютные золотистые огни усеяли склоны невысоких холмов. Стоял теплый тихий вечер. В воздухе разливался сладкий запах жасмина.
   — Мне хочется чего-нибудь крепкого и большого, — обратилась Хите к официанту. — Я имею в виду, что бы выпить, — с улыбкой завершила она свою двусмысленную просьбу.
   Он предложил коктейль под названием «Кувшин пирата», в который, по его словам, входило семь различных сортов рома. Сара заказала себе мартини с виски, льдом и парой оливок — где наша ни пропадала. После двух бокалов ей уже захотелось позвонить Майклу прямо из ресторана и поставить его в известность, что она сняла в туалете белые шелковые трусики и теперь стоит в телефонной будке вся в белом, в босоножках со шнуровкой и на высоких каблуках, и под платьем у нее ничего нет, и что он намеревается делать в сложившейся ситуации? Но вместо этого она просто заказала рыбу. После семи сортов рома, умноженных на два, Хите озиралась вокруг несколько остекленелым взглядом. Она попросила тушеную баранину и авокадо под антильским соусом. Официант посоветовал сухое белое вино, — разумеется, французское, какое же еще? — и дамы уже наполовину опустошили бутылку, когда в ресторан вошли двое, которых они уже видели сегодня на пляже.
   — Мне, пожалуйста, того, что помоложе, — заявила Хите.
   — А мне Майкла, — отозвалась Сара.
   — Майкл в десяти тысячах миль отсюда.
   — Тогда молодого беру я, — парировала Сара, и сестры захихикали, как школьницы.
   — Вообще-то блондин даже посимпатичнее, — заметила Хите, глядя на усаживающуюся на противоположном краю террасы пару.
   — Не блондин, а седой, — поправила Сара.
   — Мне он кажется просто блондином. Красив, как воплощение греха.
   — Как твоя тушеная баранина? — сменила тему Сара.
   — Гораздо лучше, чем фрикасе из креветок, которое я ела здесь в прошлый раз, — ответила Хите и снова метнула взгляд за дальний столик. Незнакомцы как раз заказывали напитки. — Как ты думаешь, а меня блондинчику не хотелось бы заказать? Я бы его заказала.
   — Он седой, — снова поправила Сара.
   — А молодой лопоухий, — заметила Хите.
   — Это чтобы лучше тебя слышать, — прошептала с таинственным видом Сара.
   — Кларк Гейбл тоже был лопоухий. Он славился своими огромными ушами. А ты знаешь, что у мужчин с большими ушами член тоже, как правило, большой?
   Сара едва не подавилась.
   — Правда, правда, — уверила ее Хите.
   — Да нет, носы, — прошептала Сара:
   — Что — носы?
   — У кого большой нос, у того скорее всего большой и член.
   — А у Пиноккио был большой?
   Сестры снова расхохотались.

* * *

   — Нас отсюда скоро выведут, — предупредила Хите, уткнувшись в салфетку.
   — И правильно сделают.
   — Пойду приглашу его на танец.
   — Лучше не надо, — насторожилась Сара.
   — А почему? У меня прощальный вечер. «Поцелуй меня сегодня, ибо завтра я умру».
   — Но никто же не танцует.
   — Ну и что, надо же кому-нибудь начать.
   — Твоя баранина остынет.
   — Лучше баранина, чем кое-что другое, — плотоядно усмехнулась Хите. — Интересно, почему, как только я соберусь потанцевать, эти чертовы музыканты всегда заводят латиноамериканскую мелодию?
   На самом деле, на взгляд Сары, пианист по-прежнему играл Кола Портера. Что-то из «Поцелуй меня, Кэт», если точнее. Очень похоже на «Я так люблю тебя», но, возможно, ритм действительно латиноамериканский, трудно сказать. Она посмотрела на часы. Если они уйдут отсюда в полдесятого, ну в десять, на худой конец, она сможет позвонить Майклу где-то в...
   — Тебя такси ждет? — поинтересовалась Хите.
   — Нет, нет. Извини, я не хотела...
   — Тебе скучно со мной, сестренка?
   — Конечно же, нет! Просто я обещала перезвонить Майклу.
   — А может, все-таки скучно? Не ври мне, Сара. Я твоя сестра. Так ты находишь меня скучной?
   — Нет. На самом деле я нахожу тебя очень интересной.
   — Но как человек я скучна, да? Признайся, Сара, ну пожалуйста.
   — Ты замечательная.
   — Тогда почему Дуг считает меня скучной?
   — Мне так никогда не казалось.
   — Тогда почему он связался с девятнадцатилетней мокрощелкой?
   — Понятия не имею.
   — О чем вообще говорят девятнадцатилетние девицы? О том, какие диски они недавно купили? Кто, по-твоему, скучнее — Майкл или Дуглас?
   — По-моему, никто.
   — А я считаю, что Майкл — зануда.
   — Хорошо, что он тебя сейчас не слышит.
   — Знаю, знаю. И не видит, как я разгуливаю по пляжу без бюстгальтера.
   — И не увидит, ты ведь уезжаешь. Если он вообще приедет.
   — Так ты не находишь, что он — зануда?
   — Нет, на мой взгляд, он очень интересный человек.
   — И он не кажется тебе слишком... правильным? По-моему, все юристы такие невыносимо правильные! Извини, Сара, но это факт. Юристы — зануды. Рекламщики, по крайней мере, народ повеселее. Я считаю, что твой Майкл очень мил, но безумно скучен. А каков он в постели?
   — Очень неплох.
   — Удивительно. Такая зануда...
   — Ну...
   — Нет, правда, сестричка, как может такая серая личность, как Майкл, хоть что-то представлять из себя в постели? С Дугласом по крайней мере не тоскливо. Не было тоскливо.
   — Ну...
   — Тебе неприятны мои слова?
   — Очень неприятны.
   — А тебе когда-нибудь приходило в голову, что если сложить наших мужей вместе, то получится Майкл Дуглас?
   — Что?
   — Майкл и Дуглас. Сложи их вместе и получишь кинозвезду. Уж он-то определенно не бесцветная личность. Помнишь, в «Роковой приманке»? Как он скакал без штанов по комнате вместе с этой — как ее — Мерил Стрип? Ты когда-нибудь предавалась такой безумной страсти вместе с Майклом? Когда тебе даже некогда раздеться?
   — Не твое дело.
   — Ты уже ответила, сестренка.
   — Нет, не ответила. Просто тебе нет никакого дела до того, чем мы с Майклом занимаемся наедине.
   — Нет, ее звали Гленн Клоуз, — вспомнила Хите.
   «Между прочим, — подумала про себя Сара, — когда я вернусь домой, у нас с Майклом состоится упоительно-грязный телефонный разговор. Съела, сестренка?»
   — Ну почему бы ему не сыграть что-нибудь медленное и романтичное? — пожаловалась Хите. — Я хочу потанцевать с Блондинчиком. Посмотрим, смогу ли я его раскрутить на десерт? Баранина всегда действует очень возбуждающе, разве ты не знала?
   — Перестань, он смотрит сюда, — прошептала Сара.
   — Кто, Блондинчик?
   — Нет, молодой.

* * *

   — Это те, с пляжа, — заметил Эндрю.
   — Какая из них была без лифчика? — спросил Вилли.
   — По-моему, та, что в розовом.
   — А другая-то посимпатичнее.
   Эндрю подумал, что женщины часто выглядят гораздо привлекательнее, когда они при параде, чем раздетые или полуодетые. Например, та, что сегодня обходилась на пляже без бюстгальтера, явилась в ресторан в коротком свободном розовом платье с золотым поясом и в золотых же босоножках, лифчик под платье она опять не надела и почему-то сейчас казалась гораздо сексуальнее, чем в откровенном пляжном наряде сегодня днем.
   — Как ты думаешь, они близняшки? — спросил Вилли.
   — Нет, та, что в белом, выглядит постарше.
   — Сколько ей, на твой взгляд? Лет тридцать — тридцать пять?
   — Что-то в этом роде.
   — Но они симпатичные, причем обе.
   Эндрю промычал нечто неопределенное и снова посмотрел на них.
   Да, дама в белом явно старшая сестра. Свободное белое платье с овальным декольте, золотая цепочка с кулоном, белые босоножки на высоком каблуке — удивительное сочетание загорелой кожи белого и золотого. Ее сестра помоложе и посвежее, но в белой чувствовался особый шик, который проявлялся во всем — в том, как она держала бокал с вином, как она склоняла голову. Вообще она сексуальнее. Из них двоих он выбрал бы именно ее.
   Официант принес заказанные напитки. Канадское виски со льдом для Эндрю, пунш по-плантаторски для Вилли. Вилли поднял бокал, приветствуя двух сидевших на противоположном краю веранды дам. Та, что в розовом, отвернулась с оскорбленным видом.
   — Облом, — усмехнулся Вилли.

* * *

   — Ну так как, сестричка, найдешь одна дорогу домой? — спросила Хите.
   — Не глупи, — встрепенулась Сара.
   — По-моему, я подцепила Блондинчика на крючок.
   — Смотри, как бы тебе еще чего-нибудь не подцепить.
   — Наплевать.
   — Вешаться на шею каким-то незнакомым мужикам из бара...
   — Во-первых, не из бара, а из ресторана. А во-вторых, только одному. Если, конечно, тот лопоухий не захочет присоединиться.
   — Похоже, ты действительно не шутишь.
   — Абсолютно верно.
   — Но у тебя самолет в девять.
   — Еще полно времени.
   — Но ему же за шестьдесят!
   — Ну и отлично, заработает сердечный приступ.
   — Только меня в свои дела не втягивай, — заявила Сара.
   — А кто тебя звал?
   — В общем, я тебя предупредила.
   — Смотри, что я с ним сейчас сделаю, — улыбнулась Хите и, обернувшись к незнакомцам, бросила на седовласого долгий, многозначительный взгляд небесно-голубых глаз.

* * *

   — Когда меня ждут на яхте? — спросил Эндрю.
   — Нет, ты только посмотри!
   — Что такое?
   — Та, в розовом. Она только что послала мне приглашение.
   — Они живут не здесь, а в доме на берегу, — заметил Эндрю.
   — Тем лучше.
   — Яхта, — напомнил Эндрю.
   — В доке тебя будет ждать шлюпка завтра в десять утра. Они очень пунктуальны, поэтому не опаздывай. Как ты и просил, я передал им, что ты придешь один. Мне больше нравится та, что в белом, но лучше остановиться на достигнутом, — не успокаивался Вилли. — А ты хочешь белую?
   — Нет, — ответил Эндрю. — Я хочу выспаться. Завтрашняя встреча имеет огромное значение.
   — Здесь, на островах, такой закон — всегда сочетай приятное с полезным.
   — Кто установил этот закон?
   — Я. Так ты точно не хочешь беленькую?
   — Абсолютно.
   — Тогда я беру обеих.
   — Ты сначала поешь или бросишься на них прямо в ресторане? — улыбнулся Эндрю.
   — Я не прочь совместить и то, и другое, — ответил Вилли с волчьим блеском в глазах.

* * *

   Седой подошел к их столику, когда они пили кофе и ели десерт.
   — Добрый вечер, милые дамы, — сказал он. Хите поглядела на него снизу вверх.
   В ее взгляде ничего не говорило о том, что она уже обратила на него внимание и даже откровенно заигрывала с ним несколько минут назад. Сара не могла не восхититься самообладанием сестры.
   — Меня зовут Вилли Изетти, — продолжал тот. — Позвольте полюбопытствовать, не хочете ли вы присоединиться к нам с приятелем на послеобеденный коктейль. У бара есть несколько уютных столиков...
   — Спасибо, нет, — отрезала Хите голосом, на несколько градусов холоднее, чем взгляд ее светло-голубых глаз.
   — Извините за беспокойство, — промямлил он с жалкой улыбкой и побрел назад к оставшемуся в одиночестве за столиком товарищу.
   Сара выразительно посмотрела на сестру.
   — "Хочете". Он не в ладах с грамматикой, — передернула плечами Хите.
   — По-моему, это я учительница.
   — Кроме того, мой самолет в самом деле вылетает в девять утра.
   — Угу.
   — И ему действительно за шестьдесят.
   — Угу.
   — А потом, я протрезвела и вижу, что он не такой уж интересный.
   — Ну, тогда поехали домой, — подытожила Сара.

* * *

   Пока Хите подкрашивала губы у зеркала в дамском туалете, Сара отправилась на улицу, чтобы попросить швейцара подогнать их машину. Она ждала у входа в отель под навесом из вьющихся растений, когда в дверях появился Лопоухий.
   Он не сказал ей ни слова.
   Так они и стояли по разные стороны дугообразного подъезда к отелю. Густой и крепкий аромат тропических цветов висел в ночном воздухе. Молчание затягивалось и в конце концов стало невыносимым.
   — Какой очаровательный вечер, — произнесла она.
   — Чудесный, — отозвался Лопоухий.
   Как раз в этот момент лихо, со скрипом затормозив, подрулил швейцар, распахнул ей водительскую дверцу, а затем обежал вокруг машины и открыл дверь для него. Паренек явно решил, что они вместе, и не смог скрыть недоумения, когда дама, а не джентльмен, протянула ему четыре франка на чай.
   — У вас тоже машина, сэр? — поинтересовался он.
   — Красный «фольксваген», — ответил тот и протянул ключи.
   — Какой номер?
   — К сожалению, не помню.
   Швейцар осуждающе покачал головой.
   — Они предпочитают, чтобы им говорили номер машины, — пояснила Сара. — Все автомобили, которые берут напрокат в аэропорту, похожи друг на друга как две капли воды.
   — Мне следовало бы догадаться, — последовал ответ. Затем незнакомец повернулся к швейцару: — Я припарковал ее вон под тем большим деревом.
   — Вам следовало бы попросить меня припарковать вашу машину, сэр, — с обиженным видом выговорил тот.
   — Мне очень неудобно, — улыбнулся Лопоухий.
   — Я сейчас подгоню ее, сэр.
   — Благодарю.
   В этот момент из отеля вышла Хите.
   — Ну что ж, спокойной ночи, — произнесла Сара.
   — Спокойной ночи, — ответил незнакомец.
   Хите метнула на него короткий взгляд и села в машину. Когда они отъехали подальше, она бросила с многозначительной миной: «Лихо, лихо, сестренка».
   Сара думала только о том, что до разговора с Майклом оставалось не более двадцати минут.

* * *

   Он снял трубку не раньше чем после десятого звонка.
   — Алло.
   Его голос казался чужим и отдаленным.
   — Майкл?
   — М-мм.
   — Это я.
   — Угу.
   — Ну просыпайся же, дорогой.
   — Угу.
   — Просыпайся, это я.
   — М-м.
   — Проснись, Майкл.
   — М-мм.
   — Майкл!
   — Угу.
   — Это я, — повторила она, — Сара.
   — Да, да. Спокойной ночи.
   В трубке раздались гудки.
   — Майкл!
   Тишина.
   — Майкл!
   Она в недоумении уставилась на телефон и вдруг расхохоталась. Все еще смеясь, она положила трубку на место и, откинувшись на подушки, представила себе мужа, завернувшегося в одеяло и спящего мертвым сном. Настолько крепким, что он даже не в состоянии разобраться, то ли она лежит рядом, то ли звонит с другого края света. И конечно, совершенно забывшего о том, что они собирались поиграть в секс по телефону.
   Очень плохо, если вдуматься.
   Она действительно очень хотела его.
   Сара еще долго лежала без сна, глядя в испещренное звездами небо. Наконец и она заснула.

* * *

   В компьютер были занесены записи только вплоть до апреля 1992 года. Что касается более поздних, то их приходилось либо слушать непосредственно, либо читать напечатанные на машинке расшифровки, а самое удобное — сперва прочитать, а затем прослушать пленку, поскольку запись часто оставляла желать лучшего. Майкл решил читать.
   Часы показывали девять тридцать утра двадцать девятого числа, вторник. Перед уходом на работу он позвонил Саре, терзаемый смутным воспоминанием о ее полуночном звонке, и извинился за то, что слишком много выпил накануне. В ресторане «Спарка» он сам чувствовал себя гангстером — возможно, поэтому он туда и пошел. Сара великодушно признала, что они с сестрой — которую она, кстати, через двадцать минут едет провожать в аэропорт — тоже, возможно, хватили лишку, поэтому лучше всего сделать еще одну попытку.
   — Кстати, почему бы не прямо сейчас? — поинтересовалась Сара.
   Майклу пришлось объяснить жене, что он убегает на работу, но обязательно перезвонит попозже.
   Расшифровщики записей работали в тесном сотрудничестве со следовательской группой. За долгие часы прослушивания детективы научились моментально распознавать по голосу своих «подопечных» и помогали разбираться переписчикам, когда те начинали путаться. Энтони Фавиола оказался обладателем глубокого, звучного баритона, из которого ему почти удалось вытравить бруклинский говорок. Парень по имени Тони еще мог позволить себе говорить, как простолюдин, но никак не джентльмен Энтони, сами понимаете. По слухам, Энтони как-то раз заявил, что только неотесанный макаронник может отзываться на кличку Тони. С другой стороны, имя Энтони (хотя он никогда не говорил такого вслух) наверняка казалось ему достойным британского премьер-министра. Впрочем, Майкл хорошо его понимал. Он и сам терпеть не мог, когда его называли «Майк», словно какого-то бармена. По неподтвержденным данным, Фавиола даже некогда брал уроки речи у шикарного преподавателя с Парк-авеню. Как бы то ни было, он действительно не разговаривал, как типичный бандит, но и до профессора Хиггинса тоже явно не дотягивал.
   Совсем иное дело — его братец. Стоило Руди открыть рот, и ни у кого не оставалось ни малейших сомнений относительно рода его занятий. Говорил он грубым голосом, растягивая слова, и обращался с английской грамматикой так же бесцеремонно, как в свое время — с нерадивыми должниками. Даже когда он находился в одной комнате с другими громилами, разделявшими его пренебрежение к изящной словесности, присутствие Руди никогда не оставалось незамеченным. Он никогда не говорил тихо, а постоянно орал, заставляя прослушивающих детективов без перерыва крутить ручки регуляторов громкости. На распечатках расшифровок определить говорившего не составляло никакого труда. Энтони переписчики присвоили инициалы Э.Ф., Руди — Р.Ф., Питеру Бардо — П.Б. Это была троица ключевых игроков. В то время, когда велось прослушивание, Э.Ф. все еще оставался боссом, Р.Ф. — его заместителем, а П.Б. назывался «консильери» — советник, третий по значимости в организации.
   Предполагалось, что с отбытием Э.Ф. в Канзас, Р.Ф. стал боссом, П.Б. — его замом, а человек, который, по оперативным данным, стоял у истоков семейного наркобизнеса, престарелый уголовник Луис Николетта по прозвищу Толстяк Никки, занял пост консильери. Но тогда, весной 1992 года, они говорили о ком-то вроде Доминика Ди Нобили. Тесен мир.
   Э.Ф.: По-моему, Руди, прессовать его не имеет смысла. Дело идет о большой сумме. У него явно нет таких денег.
   Р.Ф.: Прижать его хорошенько, так он их из-под земли достанет, можешь мне поверить.
   Э.Ф.: А если не достанет? Как мы тогда будем выглядеть?
   Р.Ф.: Как люди, которых нельзя так просто кинуть.
   Э.Ф.: Но денег-то мы все равно не получим. А что, если мы предоставим ему последний шанс — скажем, отсрочку на неделю, после которой он обязан будет вернуть долг? Неделя, в течение которой проценты не засчитываются? Мы...
   Р.Ф.: ...подадим прекрасный пример всем остальным должникам.
   Э.Ф.: Мы говорим о пятидесяти кусках, Руди. Не так-то просто...
   Р.Ф.: Еще мы говорим о принципе.
   Э.Ф.: Согласен. Но если у человека нет денег, он не может...
   Р.Ф.: У него нет денег, потому что он ставит взятые у нас деньги на этих чертовых пони.
   Э.Ф.: Даже если дело именно так и обстоит...
   Р.Ф.: Кроме того, занимал он только двадцать. Если бы он вернул долг вовремя, ему не пришлось бы платить так много.
   Э.Ф.: Поговори с ним, хорошо? Скажи, что твой брат, исключительно по доброте душевной, дает ему еще неделю отсрочки. Еще скажи, что по истечении недели я уже не смогу сдерживать тех животных, которые работают на меня.
   Р.Ф.: (Смеясь.) Ужасные звери, да.
   И так далее, и тому подобное. Обычные разговоры людей, стоящих у руля огромной деловой империи, порой перемежающиеся чисто бытовыми вопросами, возникающими даже у сверхзанятых бизнесменов.
   Э.Ф.: Пети, а ты что скажешь?
   П.Б.: По-моему, следует сделать какой-нибудь подарок. Но скромный.
   Э.Ф.: Насколько скромный?
   П.Б.: Три листа, не более.
   Э.Ф.: Не слишком ли мало на крестины? Сколько мы истратили на Джаннино, когда крестили его ребенка?
   П.Б.: Можно посмотреть.
   Э.Ф.: Посмотри, пожалуйста. И пошли Даниелли столько же. Если он узнает, что ребенку Джаннино мы послали более дорогой подарок, он может обидеться.
   Р.Ф.: Тупоголовый макаронник.
   Э.Ф.: Кстати, кто у него? Мальчик или девочка?
   П.Б.: Девочка.
   Д.Л.: Если она пойдет в Терри, вот будет красавица.
   Примечание гласило: Капо банды Джеральда Лачиззаре (Д.Л.), во время прослушивания отвечавшей за незаконные ростовщические операции, приносившие тысячи долларов в неделю одних процентов. (Еще бы, ведь ставка колебалась от 156 до 312 процентов в год.)
   Даниелли — Феликс Даниелли, в тот период возглавлял подпольный тотализатор на скачках, приносивший доход более двадцати тысяч долларов в неделю. Его жена, Тереза, по слухам, была редкостной красавицей.
   Р.Ф.: Я бы ей отдался.
   Снова Руди Фавиола, правая рука босса. Конечно же, сейчас он вожделенно облизывал свои толстые губы и подмигивал, невзирая на строжайший негласный закон, запрещавший любые интрижки с женами и дочерьми членов семьи.
   И так далее. От банального к грязному...
   Р.Ф.: Так, значит, танцую я с ней, и вдруг она ка-ак испортит воздух!
   Э.Ф.: (Смеясь.) Шлюха, с которой ты танцевал?
   Р.Ф.: Ну да, и прямо на танцевальной площадке. Как гранату взорвала. А как воняло, Боже ты мой!
   Л.Н.: Все вокруг, наверное, подумали, что это ты.
   Л.Н. — Луис Николетта, Толстяк Никки. Сейчас, очевидно, поднялся до консильери а в то время возглавлял все операции, связанные с наркотиками.
   Р.Ф.: Именно этого я и испугался, Ник! Вдруг решат, что это я отравил воздух на свадьбе Винни. Задница жирная!
   Разговоры, разговоры. От грязного до «возвышенного»...
   Б.Т.: Фильм-то реалистичный, понимаешь?
   Бобби Триани, согласно примечанию, зять Энтони Фавиолы и капо, отвечавший за операции, связанные с украденным имуществом, в том числе за план «заказное письмо», в котором большая роль отводилась коррумпированным почтовым чиновникам.
   Л.Н.: Я больше не хожу в кино. Стоит мне пойти в кино, как я обязательно попадаю в историю.
   Э.Ф.: Каким образом? Хочешь еще, Ник?
   Л.Н.: Нет, спасибо. Я всегда ругаюсь с теми, кто болтает. Не выношу, когда болтают у меня за спиной.
   Р.Ф.: Однажды я чуть не пристрелил такого же придурка. Он рассказывал все, что произойдет в следующий момент.
   Б.Т.: Тебе следовало действительно пристрелить его.
   Р.Ф.: Нет, правда, весь фильм, от и до. «Вот сейчас он выпрыгнет из окна, сейчас она застукает его с блондинкой, а сейчас тигр вырвется из клетки...»
   Л.Н.: Весь фильм...
   Р.Ф.: Я обернулся и сунул ему под нос пушку. Заткнись, говорю, или я тебе нос отстрелю. Он принялся вопить: мол, сейчас пожалуюсь билетеру. Иди, говорю, жалуйся билетеру, я и ему нос отстрелю.
   Б.Т.: Нет, надо было тебе застрелить педика.
   Л.Н.: Так он заткнулся? Очень сомневаюсь.
   Р.Ф.: Конечно нет. Они совсем не умеют себя вести. Очень хороший соус, Энтони.
   Э.Ф.: Спасибо.
   Р.Ф.: Правда-правда. Отличный соус.
   Б.Т.: Все-таки надо было застрелить педика...
   И снова о делах...
   Э.Ф.: Нельзя связывать это с тем, что происходит в Гарлеме. В Гарлеме заправляет совсем другая семья, и у них свои отношения с испашками.
   П.Б.: Я только предложил, может, стоит с ними поговорить...