МакБейн Эд. Преступная связь

   Р.Ф.: Они там, в Гарлеме, такие идиоты. Начнем с переговоров, а кончим войной.
   Э.Ф.: Поговорить о чем, Пети?
   П.Б.: Об их участии в деле.
   Р.Ф.: Ты, часом, не негритянский Гарлем имеешь в виду?
   П.Б.: Конечно же, нет.
   Р.Ф.: Потому что тут даже думать не о чем. Чертовым ниггерам бесполезно что-либо объяснять.
   П.Б.: Я говорю о Восточном Гарлеме.
   Э.Ф.: Восточный Гарлем, Руди.
   Р.Ф.: Негры — исключены.
   Э.Ф.: Я все еще не понял, в чем суть твоего предложения, Пети.
   П.Б.: Колумбийцы везут кофе через Мексику...
   Кофе в их разговорах означал кокаин. Все-таки они опасались прослушивания. В данном случае опасения абсолютно обоснованные, хотя, знай они, как обстоят дела на самом деле...
   П.Б.: ...и почти все концы сходятся в Восточном Гарлеме. Поэтому нам следует достичь с ними соглашения, верно? Причем дать понять, что мы вовсе не собираемся вмешиваться в их дела.
   Э.Ф.: Я тут задумал кое-что еще более важное в этой области, Пети, и мне не хотелось бы начинать раскачивать лодку именно сейчас.
   П.Б.: Этим мы не сыграем на руку колумбийцам, ты же понимаешь...
   Э.Ф.: Понимаю. Но в данный момент установилось очень шаткое равновесие, и я не хочу его нарушить.
   Р.Ф.: Если хотите знать мое мнение, испашкам надо кинуть гарлемских, и дело с концом. На кой нам посредники? Если у них есть своя сеть распространения, гарлемские нужны как собаке пятая нога.
   Э.Ф.: Думаю, ты прав. Такой ход подразумевается.
   Майкл продолжал читать записи.
   В другой день, в другой месяц состоялась философская дискуссия относительно того, насколько полезны для общества благородные бандиты. На «семинаре» присутствовали: Энтони Фавиола, его увенчанный лаврами брат Руди, Толстяк Никки, который больше никогда не ходит в кино, Питер Бардо, консильери, и Феликс Даниелли, муж красавицы жены, которой Руди с удовольствием бы отдался.
   Э.Ф.: Если вдуматься, что такого ужасного мы делаем?
   Р.Ф.: Да, что мы делаем плохого?
   Э.Ф.: Почему азартные игры запрещены законом? Или это такой смертный грех — играть в азартные игры?
   Л.Н.: Даже в Библии играли. Я как-то смотрел один фильм, так там они играли в кости на плащ Иисуса.
   П.Б.: Ты прав, Энтони, азартные игры следует узаконить.
   Э.Ф.: Конечно. Но пока их запрещают, что делаем мы? Даем людям то, чего они хотят. Они хотят играть в азартные игры, и мы предоставляем им такую возможность.
   П.Б.: Представляешь, на его плащ. На тот самый плащ, который он носил.
   Э.Ф.: Что такое лотерея, как не узаконенная разновидность азартной игры? Но когда за дело беремся мы, сразу поднимается вой: это противозаконно! Но почему? Вероятность выигрыша у нас не меньше, так? Мы не жульничаем, играем по-честному. Конечно, мы берем навар, но разве государство не берет навара?
   Навар, или процент организатора, как раз и делал азартные игры беспроигрышным делом для организаторов. Даже если проигрывали, они все равно не оставались внакладе. Поставьте сто долларов на результат футбольной игры. Если вы угадали, букмекер выплатит вам выигранную сотню, но если вам не повезло, он возьмет с вас сотню плюс еще десятку.
   П.Б.: А деньги взаймы, как насчет этого? Вы знаете, сколько сейчас берут банки — и совершенно законно? Какой, как вы думаете, установлен процент?
   Р.Ф.: Выше крыши, не сомневаюсь.
   Э.Ф.: А что делать человеку, если банк отказал ему в кредите? Разве такой уж большой грех — не иметь достаточного обеспечения?
   Р.Ф.: Из-за банков человек начинает чувствовать себя жалким куском дерьма.
   Л.Н.: Они могут отказать тебе вовсе без всяких причин.
   Э.Ф.: И люди приходят к нам, и мы не спрашиваем про обеспечение. Мы верим всем.
   «Да, и берете от трех до пяти процентов в неделю, — подумал Майкл. — Посчитайте на калькуляторе и вы увидите, сколько набежит на займ, скажем, в десять тысяч, уже через несколько месяцев».
   Р.Ф.: Мы просто предоставляем людям услуги, только и всего. Ты правильно сказал, Энти.
   Э.Ф.: Конечно, но нас объявляют вне закона.
   Л.Н.: За то, что мы помогаем людям!
   Р.Ф.: Куда еще может обратиться человек, если ему нужна на время некоторая сумма денег?
   Л.Н.: Да, кто ему их ссудит?
   Р.Ф.: Еще говорят, что мы жестоко обращаемся с просрочившими должниками. А как поступают банки? Банк дом отбирает, вот что он делает.
   Э.Ф.: Так или иначе, они вечно висят у нас на хвосте.
   Р.Ф.: Не дают нам вздохнуть спокойно.
   Л.Н.: Сучьи дети.
   Когда имя прозвучало впервые, Майкл едва его не пропустил. Разговор происходил где-то в середине июня. Записывающие устройства зафиксировали телефонную беседу между Энтони и его братом. На распечатанной расшифровке имя встречалось дважды, но в разном написании, поэтому Майкл сперва даже не остановил на нем взгляд.
   Итак:
   Э.Ф.: Я боюсь, на сей раз у них действительно что-то есть против нас, Руди. Уж больно уверенно они держатся.
   Р.Ф.: Да не переживай, Энти. Вечная история — они всегда гонят понты, а на самом деле ничего у них нет, и они сами это знают.
   Э.Ф.: Все эти обвинительные заключения...
   Р.Ф.: Нет у них ни черта.
   Э.Ф.: Убийство, Руди. Тут шутки плохи.
   Р.Ф.: Ты в жизни никого не убивал.
   Э.Ф.: Поди докажи.
   Р.Ф.: Сволочи.
   Э.Ф.: Микалино тоже волнуется.
   Р.Ф.: Я с ним поговорю.
   Э.Ф.: Успокой его, убеди, что со мной все обойдется. Он очень беспокоится.
   Р.Ф.: Естественно. Главное, ты не беспокойся, Энти. Ничего с тобой не случится.
   Э.Ф.: Конечно.
   Р.Ф.: Ты меня слышишь?
   Э.Ф.: Да-да, спасибо, Руди.
   Р.Ф.: Я поговорю с Лино.
   Вот опять. В первый раз Микалино, а сейчас просто Лино, с большой буквы. Судя по всему, оператор набрал это слово с прописной буквы по собственной инициативе или по подсказке детектива, который прослушивал разговор во время записи. На стрелке Фрэнки Палумбо и Джимми Анджелли Майклу и Джорджи показалось, что было произнесено имя Лена. Оператор, переводивший пленки дела Фавиола на диск компьютера, набрал Л-Е-Н-О, когда дошел до разговора в декабре 1991 года относительно рождественских подарков. А теперь — Л-И-Н-О, как в Мик-а-лино, так и в Лино. Интересно, а что было на пленке? Если сейчас оператор не ошибся, значит, никакой Лены нет. Майкл задумался, не взяться ли ему за прослушивание пленок. Но потом продолжил чтение.
   На следующий раз буквы Л-И-Н-О попались ему на глаза при чтении записи телефонного разговора между Энтони Фавиолой и его женой Тесси в августе, вскоре после начала суда. Фавиола звонил из клуба «Сорренто», где было заблаговременно установлено несколько «жучков» и который он называл в разговоре просто «Клуб». Тесси говорила из Стонингтона, со свободного от прослушивания домашнего телефона. Прежде чем детективы прекратили прослушивание частного разговора между мужем и женой, аппаратура успела зафиксировать следующее.
   Э.Ф.: Мне нужно еще решить здесь, в Клубе, несколько вопросов, а потом я еду домой.
   Т.Ф.: Езжай поаккуратнее, на улицах столько машин.
   Э.Ф.: Да, не беспокойся.
   Т.Ф.: Во сколько тебя ждать?
   Э.Ф.: В шесть — полседьмого. В любом случае к ужину я успею.
   В семье Фавиола так и не прижилась американская привычка называть вечерний прием пищи обедом, а не ужином.
   Э.Ф.: Лино придет?
   Т.Ф.: Он уже здесь.
   Э.Ф.: Вот как? Хорошо. Передай ему, что я еду, хорошо?
   Т.Ф.: Только езжай поосторожней.
   Снова Лино. Желанный гость в неприступной коннектикутской крепости Фавиола. Лино. Сокращенное от Микалино? Или на пленках звучало Мишелино? Так могли ласково называть человека по имени Майкл. Что, если все дело в недостаточной внимательности машинистки? Итальянский акцент говорящих вполне мог превратить его имя в нечто вроде Микель. Кому это знать, как не Майклу, которого самого называли в Италии именно таким образом в тот единственный раз, когда он туда попал?
   Майкл.
   Микель.
   Микелино.
   Маленький Майкл.
   Среди детей и внуков Энтони Фавиолы нет ни одного Майкла. Точно так же в материалах суда ни разу не проходил человек под таким именем. Если кто-нибудь и наткнулся на какого-нибудь Майкла или Маленького Майкла в процессе подготовки многотомного дела Энтони Фавиолы, то не придал этому значения. До сего момента.
   А теперь официант из Куинса, задолжавший манхэттенскому ростовщику, согласился отнести посылку с наркотиками и попал в полицейскую ловушку. А когда два капо стали обсуждать между собой, как с ним дальше поступить, бригадир из клана Фавиола заявил, что должен посоветоваться с кем-то, кого зовут Лена — как Майклу тогда показалось. Но Лена превратился в Лено, а затем в Микалино, Мишелино и Маленького Майкла.
   Он прослушал пленки.
   Имя действительно произносилось на итальянский манер, Микелино. Просто воспитанная на классическом английском машинистка не придала этому значения. Значит, Микелино.
   Маленький Майкл.
   «Снова начинается», — вздохнул Майкл и вновь углубился в бумаги.

* * *

   В определенных кругах Алонсо Морена пользовался известностью под прозвищем Кулебра, что значит «Змея». Эндрю подумал, что такой кличкой он обязан скорее своим деловым качествам, нежели внешности. Его можно было даже назвать красивым.
   Сидя на верхней палубе сорокафутовой яхты класса «Гранд Бэнкс», не слишком быстроходного судна — но ведь гонки на скорость вышли из моды в наши дни, — Морено предложил Эндрю сигарету, пожал плечами, когда тот отказался, закурил сам и вежливо пустил струю дыма в противоположную от гостя сторону. Затем снова повернулся к Эндрю и заявил:
   — Я уже сказал вашим людям — нет.
   Яркое утреннее солнце отражалось в стеклах его темных очков. Он щелкнул пальцами, привлекая внимание стюарда в длинных, до колен, белых шортах и того же цвета хлопчатом свитере, и указал на чашу с лимонадом, стоявшую на прикрепленном к палубе столе. Человек в белом по новой наполнил их бокалы. Морено держал в одной руке сигарету, в другой — лимонад и поочередно то отпивал глоток, то затягивался.
   — Так зачем вы пришли сюда? — спросил он.
   Эндрю прикинул, что Морено лет на десять его старше. Тридцать восемь — тридцать девять, что-то около того. Внешность Рудольфо Валентино проступающая залысина, зачесанные назад черные волосы, орлиный нос, несколько великоватый для такого лица, толстые губы, как у Мика Джаггера. Он спокойно курил, попивал лимонад и терпеливо ждал ответа. Достаточно вежлив, чтобы не сказать напрямую: я только теряю с тобой время. И достаточно умен, чтобы понимать: раз Эндрю специально приехал сюда из далекого Нью-Йорка, его нельзя послать, не выслушав.
   — Я здесь потому, что, на мой взгляд, вам недостаточно хорошо все объяснили.
   — Мне прекрасно все объяснили, — прервал его Морено и внезапно снял очки.
   Глаза карие настолько, что кажутся черными.
   Может быть, отсюда и его испанское прозвище.
   Черные глаза, в которых отражается солнечный свет.
   На горизонте вдруг появился катер, за которым ехал водный лыжник.
   — Мистер Изетти дал мне самые исчерпывающие комментарии.
   Легкий испанский акцент. До Эндрю доходили слухи, что Морено заканчивал колледж. Учился на доктора. Эндрю представил себе Морено со скальпелем в руке. Пугающий образ.
   — В том числе и деловую сторону вопроса? — уточнил Эндрю.
   — Абсолютно все стороны. Мы не заинтересованы.
   — Мы считаем, что предлагаем очень «богатую» идею.
   — Мы и так достаточно богаты, — улыбнулся Морено.
   — А мы нет, — улыбнулся в ответ Эндрю.
   — Очень жаль, — бросил Морено.
   — Мы полагаем, все хотят стать еще богаче.
   Морено ничего не ответил. Со скучающим видом он затянулся сигаретой и сделал глоток лимонада. Катер за бортом описал широкую дугу. Лыжник издал торжествующий вопль.
   — Мы считаем, что тот, кто не стремится стать богаче, рискует в скором времени стать беднее, — продолжал Эндрю.
   — Не вижу такой опасности.
   — Вы знаете, при каких обстоятельствах Колумб открыл Америку?
   — Что? — не понял Морено.
   — Я сказал: знаете ли вы...
   — Я не глухой. Но что вы имеете в виду?
   — Он искал Китай.
   — Ну и?..
   — Мы же приносим Китай прямо к вашим ногам. Вам не надо отправляться на поиски.
   — А я и не собираюсь его искать. Это вы все время чего-то ищете.
   — Мы ищем более широкий рынок, который...
   — Хорошо. Ну и ищите на здоровье. Нам вполне хватает Америки.
   — По-моему, вы просто не хотите меня слушать.
   — Я вас прекрасно слышу, спасибо, — отрезал Морено. — Кажется, там ребенок. Я говорю о лыжнике.
   Эндрю бросил короткий взгляд в сторону океана и вновь переключил внимание на Морено.
   — Вы поставляете свой продукт, — продолжал он. — Китайцы поставляют свой. Наши европейские партнеры обрабатывают товар, а мы распространяем его по Америке и Европе.
   — Мы уже распространяем свой товар в Америке и Европе, — заметил Морено.
   — Но не новый товар.
   — А нам и не нужен новый товар.
   — А нам кажется, что нужен.
   — Черт побери, кому какое дело до того, что вам кажется!
   — Мистер Морено, по-моему, вам лучше...
   — Хватит называть меня «мистер Морено» и говорить, что мне лучше делать. Я делаю то, что считаю нужным, нравится вам это или нет. Я сказал Изетти, что мы не заинтересованы. Он ответил, что я мог бы из вежливости выслушать еще и Эндрю, раз уж он приехал из Нью-Йорка. Хорошо, я выслушал Эндрю, и мы по-прежнему не заинтересованы. Не знаю, кто вас послал...
   — Меня никто не посылал, мистер Морено.
   — Но кто бы он ни был...
   — Я сам решил приехать.
   — Прекрасно. Не пора ли вам решить уезжать? И передайте тому, кто вас послал...
   — В последний раз объясняю, — с тяжелым вздохом, словно непонятливому ребенку, повторил Эндрю. — Мы разрабатываем трехстороннюю сделку с китайцами. Если вы хотите присоединиться, добро пожаловать. Вот почему я здесь. Но если вы отказываетесь увидеть достоинства сделки, нам придется продолжать без вас. Я думаю, вы понимаете, насколько мы можем осложнить вашу жизнь...
   — Проваливайте-ка побыстрей с моей яхты, — взорвался Морено. Затем выпалил несколько фраз по-испански, обращаясь к человеку в белом. Потом протянул Эндрю руку.
   — Наши переговоры закончены. Альберико отвезет вас...
   Внезапно он запнулся на полуслове, вскочил на ноги и указал пальцем в сторону океана.
   — Ребенок тонет!

* * *

   С катера, с водительского места, Сара только успела заметить, что Молли пропала из виду. Ничего страшного, любой лыжник время от времени падает, а Молли стоит на лыжах с семи лет, с тех самых пор, как ее дед добавил катер к списку своего имущества на Карибах. Девочка превратилась в смелую и ловкую лыжницу, и до сего момента Сара не испытывала ни малейшего беспокойства, когда ее дочь носилась по волнам океана со скоростью двадцать миль в час. Более того, вот уже год, как Молли каталась без спасательного жилета, потому что он, по ее словам, только мешает, и Сара согласилась с ее доводами.
   Она заложила крутой вираж, дала полный газ и помчалась туда, где последний раз видела Молли. С утра по океану гуляли средней высоты волны, лодку швыряло. Сара выискивала среди гребней голову дочери, одновременно следя за тем, чтобы фал не запутался вокруг винта, — сейчас самое неподходящее время для такой аварии. Вон она! Светленькая головка Молли появилась над поверхностью воды. Широко открытым ртом она жадно хватала воздух, волны хлестали ей в лицо. Метрах в двадцати позади нее на борту яхты стоял человек и что-то кричал по-испански. Вдруг рядом с ним появился другой мужчина, после минутного колебания бросился за борт и поплыл к Молли, которая снова ушла под воду.
   Сара не произнесла ни звука, только молила про себя катер лететь еще быстрее. Фал стрелой тянулся позади, не представляя больше никакой опасности. Сара отчетливо видела теперь пловца, мощными гребками направлявшегося туда, где снова над поверхностью воды показалась голова Молли. Девочка еще раз набрала воздух в легкие. Сара подошла уже так близко, что могла видеть панику в голубых глазах дочери. Молли протянула ручонки к небесам и исчезла под водой в третий раз; пловец тут же нырнул за ней следом.
   Сара сбросила газ и принялась описывать круги вокруг того места, где исчезли ее дочь и неизвестный пловец. Тишину нарушало только урчание мотора. Катер лениво кружил по воде, над головой простиралось ослепительно голубое небо, а секунды тянулись, и тянулись, и тянулись...
   Она была уже на грани истерики, когда над водной гладью показалась сперва голова Молли, затем ее узенькие плечики, а потом и руки незнакомца, крепко сжимающие тело ребенка. Наконец и он вынырнул на поверхность, вдохнул воздух полной грудью, отцепил от себя отчаянно хватавшиеся за него руки Молли и перевернул девочку на спину. Захватив ее рукой за подбородок, он поплыл к катеру и передал на руки Саре.

* * *

   За две недели до того, как его арестовали и предъявили обвинение в четырех убийствах второй степени, Энтони Фавиола стал подводить итоги. Казалось, он знал, что его ждет, знал, что скоро ему предстоит суд и пять пожизненных сроков.
   Следующий разговор произошел за предварительно начиненным электроникой угловым столиком в клубе «Сорренто». Столиком босса, всегда готовым к услугам Фавиола и его ближайшего окружения, когда бы они ни зашли, что случалось довольно часто. В записи Энтони и его брат Руди обозначались привычными инициалами Э.Ф. и Р.Ф. Очевидно, они немало выпили. Иначе Энтони не был бы столь разговорчив. И хотя Майкл никогда не испытывал сочувствия к нарушителям закона, он почувствовал нечто вроде жалости к человеку, который не знал, что его записывают, не знал, какое будущее ему уготовано, и тем не менее предсказывал его так точно и печально.
   Э.Ф.: Мне по-прежнему кажется, что они сжимают вокруг меня кольцо.
   Р.Ф.: Да брось ты.
   Э.Ф.: Нет, точно, Руди. Куда бы я ни пошел, что бы я ни делал, они всегда оказываются на полшага впереди. Такое впечатление, что они взяли меня за глотку и не дают дышать.
   Р.Ф.: Да пошли они... Они всегда так. Для них просто нет занятия приятней, чем перекрывать людям кислород.
   Э.Ф.: Выпей-ка еще.
   Р.Ф.: Но только капельку.
   Э.Ф.: Скажи, когда остановиться.
   Р.Ф.: Достаточно. Эй, хватит!
   Э.Ф.: За себя я не боюсь, пойми. Я прожил хорошую жизнь.
   Р.Ф.: Не позволяй этим подонкам портить себе кровь. Они — ничтожества, и все.
   Э.Ф.: Я не за себя волнуюсь, а за Тесси и ребят. Что за жизнь их ждет, когда эти сволочи начнут ежедневно вламываться к ним в дверь?
   Р.Ф.: Говорю тебе, они никто, и не бери в голову.
   Э.Ф.: Не думаю, что Анджелу и Кэрол происходящее беспокоит так сильно, как...
   Р.Ф.: Они — замечательные девчонки, Энти. У тебя прекрасные дочери.
   Э.Ф.: И любят своего дядюшку Руди, можешь не сомневаться.
   Р.Ф.: Пусть бы только попробовали не любить. (Смех.)
   Э.Ф.: Все дело в сыне. Для сына все обернется иначе. Сколько ребят из его круга попадают в колледж? А он все испортил. Наверное, потому, что ему слишком нравился Вегас.
   Р.Ф.: Ох уж этот Вегас.
   Э.Ф.: Тесси так гордилась им А его выгоняют за пьянку и драки. Выпей еще.
   Р.Ф.: Спасибо. Как наливаешь, сукин сын? Напоить меня хочешь?
   Э.Ф.: Знаешь, во сколько мне обошлось это вино?
   Р.Ф.: Во сколько?
   Э.Ф.: Шесть девяносто пять за бутылку.
   Р.Ф.: Да брось ты.
   Э.Ф.: Серьезно. Я купил шесть ящиков.
   Р.Ф.: И где его продают, по шесть девяносто пять за бутылку?
   Э.Ф.: Рядом, буквально в двух шагах.
   Р.Ф.: Оно чье, испанское? Испанцы делают недорогие вина.
   Э.Ф.: Нет, нет. Итальянское.
   Р.Ф.: И всего за шесть девяносто пять? В голове не укладывается.
   Э.Ф.: По-моему, очень хорошее винцо.
   Р.Ф.: Просто превосходное.
   Э.Ф.: За шесть девяносто пять!
   Р.Ф.: Но знаешь, Энти, когда дело касается детей...
   Э.Ф.: Было бы все так просто, как с вином.
   Р.Ф.: Ничто не бывает просто, Энти. Забудь.
   Э.Ф.: С девочками все по-другому.
   Р.Ф.: К тому же они обе замужем. Не забывай. Совсем другое дело.
   Э.Ф.: Да, конечно. И вышли за хороших ребят. Тебе они нравятся?
   Р.Ф.: Естественно. Ну, Сэм меньше. Уж больно он всезнайка. Но другой...
   Э.Ф.: Ларри.
   Р.Ф.: Да, Ларри.
   Э.Ф.: Ларри отличный парень.
   Р.Ф.: Очень симпатичный. Нормальный пацан. И ко мне хорошо относится, я вижу. К своему старому дяде Руди. Зовет меня «дядя Руди».
   Э.Ф.: Знаешь, чего бы я хотел? Если, не дай Бог, они меня упрячут, я хотел бы...
   Р.Ф.: Перестань, прошу. Лучше выпей еще. Не надо. Даже говорить об этом не хочу.
   «Снова принялись за дешевое вино», — подумал Майкл.
   По шесть девяносто пять, от торговца за углом. Итальянское вино. Было бы все так просто, как вино. Жалко, они не назвали марку. За шесть девяносто пять он бы и сам купил шесть ящиков.
   Э.Ф.: Но если они все-таки меня засадят, Руди...
   Р.Ф.: Никто тебя не засадит, даже не думай.
   Э.Ф.: Ну вдруг. Знаешь, кому я хотел бы передать дело?
   Р.Ф.: Надеюсь, не мне. Скажу как на духу: я не хочу.
   Э.Ф.: Слушай, ты замечательно бы справился, но...
   Р.Ф.: Спасибо, но я не хочу. Впрочем, ты никуда не уходишь, так что забудем. Лучше выпей еще, придурок, и перестань болтать глупости.
   «Еще вина? — подумал Майкл. — Хороши же они будут».
   Р.Ф.: Скажи, когда остановиться.
   Буль-буль-буль.
   Р.Ф.: И я надеюсь, ты имеешь в виду не Пети Бардо. Я ничего против него не имею, но он жуткий зануда. Твое здоровье! Действительно чудесное винцо. Он хорош на своем месте, потому что выглядит, что твой мировой судья, в своих коричневых костюмах, — не знаю никого, кто так бы любил коричневый цвет, как Пети. Но ты можешь представить его на стрелке со... скажем, ребятами из Гарлема, когда надо пропустить с ними стаканчик-другой? Можешь представить, чтобы он смог расслабиться до такой степени? Он чопорный козел, Энти, несмотря на то что женат на Джози. В нашем деле нужны не только мозги.
   Э.Ф.: Тогда кто? Если мне когда-нибудь все-таки придется удалиться от дел?
   Р.Ф.: Может, тот, кого ты сам имел в виду?
   Э.Ф.: А кого, по-твоему, я имел в виду?
   Р.Ф.: Если он только сам захочет.
   Э.Ф.: Кто?
   Р.Ф.: Может, ему слишком нравится Лас-Вегас. И Атлантик-Сити. Твое место подразумевает огромную ответственность. А еще он очень любит девочек. И азартные игры. Если он унаследует твое дело, Энти, его мысли должны будут находиться здесь, а не в постели какой-нибудь шлюшки. И мысли, и сердце тоже, Энти.
   Э.Ф.: Думаю, мы говорим об одном и том же человеке.
   Р.Ф.: Конечно. О Лино, правильно?
   Э.Ф.: Да, о Лино.
   Вот оно, наконец!

* * *

   Конечно, она сама виновата. Нельзя было разрешать Молли кататься без спасательного жилета, но она никогда его не надевала, и не было никаких оснований полагать, что...
   Нет, какие уж тут оправдания.
   Что она теперь скажет Майклу? Что она едва не позволила их дочери утонуть? Что если бы не смелость абсолютно незнакомого человека, Молли сейчас лежала бы...
   Ну, не абсолютно незнакомого.
   Именно он поздоровался с ней вчера вечером около ресторана. Хите еще говорила, что у него большие уши. Он стоял на палубе маленького катера, весь мокрый, тяжело переводя дыхание, и молча смотрел, наклонив голову набок и уперев руки в боки, на Сару, припавшую к дочери. Молли кашляла, чихала и плевалась, но в остальном вроде бы не пострадала, разве что испугалась до полусмерти.
   — Спасибо, — прошептала Сара, обращаясь скорее к Богу, чем к высокому незнакомцу.
   Тот кивнул в ответ, все еще тяжело дыша после необычного заплыва.
   Представился он как Эндрю Фарелл.
   Пояснил, что приехал в Сент-Барт по делам, а остановился в отеле «Гуанахани».
   Она сказала, что не знает, как его отблагодарить.
   Позже она припомнит все это до мельчайшей подробности.
   Он ответил, что просит только об одном: чтобы его отвезли назад к яхте, где остались его туфли.
   Только тут она поняла, что он бросился в воду полностью одетым, успев сбросить только туфли. Белая рубашка с длинными рукавами прилипла к груди и рукам, пастельно-голубые брюки потемнели от воды.
   Она снова поблагодарила его, когда он залез по трапу на борт яхты. И Молли пропищала тоненьким голоском: «Спасибо, мистер Фарелл».
   Значительно позже Сара позвонила в отель «Гуанахани» и попросила позвать к телефону мистера Фарелла. Когда он взял трубку, она представилась: «Сара Уэллес, чью дочь вы спасли...», словно по свету разгуливало по меньшей мере с десяток Сар Уэллес, чьих дочек он спас и которые с опозданием осознали, что должны ему больше, чем поездка на катере к яхте за туфлями...
   — Глупости, — ответил он. — Я рад был помочь.
   Потом она вспомнит все это.
   — В общем, — продолжала она, — мы с дочкой чувствуем, что не достаточно выразили нашу благодарность. Мистер Фарелл... если у вас нет других планов, могли бы мы пригласить вас сегодня вечером пообедать с нами? Молли просит передать, чтобы вы выбирали любой ресторан на острове...
   — Только если я плачу, — ответил он.
   Потом она все это будет вспоминать.
   — Нет, нет! — вскричала она. — Разумеется, об этом не может быть и речи.
   — Плачу я, — повторил он. — Я заеду за вами в семь тридцать. Я знаю, где вы живете.
   Позже она задумается, откуда он знал.
   — Семь тридцать нас устраивает, — сказала она, — но я настаиваю...
   — До встречи, — бросил он и повесил трубку.

* * *

   Майкл позвонил Джорджи домой в четыре часа дня, когда тот уже складывал чемоданы.
   — У меня к тебе несколько вопросов, — объявил он.
   — Я в отпуске, — огрызнулся Джорджи.
   — Речь идет об Энтони Фавиола.
   — И все равно я в отпуске.
   — Тогда только один маленький вопрос.
   — Надеюсь, действительно очень маленький. Я уже собирался выходить.