— Вы прилетели только из-за его богатства?
   — Нет, в основном из любопытства.
   — Он небогат.
   — А как он узнал, что я женюсь? Точное время, место… Я сам едва успел приехать.
   Карр внимательно изучал свои мозолистые ладони.
   — Полагаю, ваш отец постоянно был в курсе того, что происходило с вами.
   — Я ему ничего не писал.
   — Получал о вас самую разнообразную информацию. Я видел у него ваши фотографии.
   — Мои?
   — На школьном дворе. На улице. В футбольной форме. На пляже.
   — Все эти старикашки, что фотографировали меня!
   — Полагаю, пилоты.
   Флетч широко улыбнулся.
   — Все эти годы я думал, что меня снимают исключительно из-за моей фотогеничности.
   — Полагаю, вы никогда не видели его фотографии?
   — Нет.
   — А что вам говорили?
   — Меня убедили, что он мертв. Суд признал его мертвым, когда я пошел во второй класс. А в прошлую субботу выяснилось иное. Оказывается, моя мать всегда допускала, что он жив. Полагаю, она не хотела, чтобы я сорвался с места и отправился на поиски отца, а потом вернулся разочарованный, с пустыми руками.
   Глаза Карра широко раскрылись. Он покачал головой.
   — Вне всякого сомнения — это миссис Флетчер.
   В дверях стояла Барбара, в лыжных ботинках, зеленовато-синих брюках и красном свитере с закатанными рукавами.

Глава 12

   — Три кролика и, полагаю, пиво для дамы, — заказал Карр.
   — Кролика, — повторила Барбара. — Американцы не едят кроликов.
   Чуть раньше Карр предложил перекусить, раз уж они в ресторане.
   Не успел официант отойти, как к столику подошел какой-то мужчина. Карр коротко представил его Барбаре и Флетчу, а потом заговорил с мужчиной о каких-то коробках с образцами посуды, которые мужчина просил доставить в Китале[10].
   — Это твой отец? — прошептала Барбара.
   — Его приятель. Тоже пилот. Фамилия Карр. Имени он не назвал.
   — А где твой отец?
   — Он не знает. Мне кажется, он недоволен. Его призвали для моральной поддержки, а мой старик не явился. Но он пытается изобразить радушного хозяина.
   Разговор о коробках с посудой тем временем завершился.
   — Кролик Питер, — промурлыкала Барбара. — Питер Трусохвостик. Братец Кролик.
   — Мое имя — Питер, — повернулся Карр к Флетчу. — Но люди зовут меня Карр.
   — Питер, — повторил Флетч.
   — Я не могу есть Питера Трусохвостика, — подвела итог своим рассуждениям Барбара.
   — Что? — переспросил Карр, словно не расслышав ее.
   — Где отец Флетча? — выпалила Барбара.
   Карр коротко глянул на дверь. Тяжело вздохнул.
   — Если бы я знал.
   — А вы не можете позвонить ему?
   — Это не Европа, — покачал головой Карр. — И не Штаты. Если человек не приходит на встречу, маловероятно, чтобы он оказался рядом с телефоном.
   — Я позвонила маме, — Барбара повернулась к Флетчу.
   — И что ты ей сказала?
   — Буквально следующее: «Я в Найроби, в Кении, в Восточной Африке, провожу медовый месяц с моим обожаемым Флетчем, у нас все в полном порядке, извини, что не смогла позвонить из Колорадо и заставила тебя волноваться».
   — Вы уловили суть, — покивал Карр. — Проще дозвониться до другого континента, чем до дома на соседней улице.
   — И что она ответила?
   — Она подумала, что я шучу. И сказала: «Этот парень, за которого ты вышла замуж, он хоть когда-нибудь бывает там, где ему положено быть? Какой-то он странный. Так жить нельзя, Барбара».
   Карр пытался уловить выражение глаз Флетча сквозь солнцезащитные очки.
   Флетч снял очки и положил их на стол.
   — Она сказала, что я должна незамедлительно вернуться домой и развестись с тобой.
   — Каковы твои планы?
   — Сначала я хотела бы что-нибудь съесть. Но только не кролика.
   — Сразу не поворачивайтесь, но к нам идет мужчина, на которого стоит взглянуть, — прервал их дискуссию Карр.
   Мужчина надвигался на столик, как авианосец. Ростом под семь футов, весом за триста фунтов.[11] Огромная, абсолютно лысая голова. Мужчина и Карр кивнули друг другу.
   Сел он за столик у самого поручня, на ярком солнце, лицом к двери. Достал газету и разложил ее на столе.
   Мгновенно официант принес ему бутылку пива и высокий стакан.
   — Обычно он не приходит раньше четырех часов, — заметил Карр.
   — Кто он? — спросил Флетч.
   Карр помедлил с ответом. Официант как раз расставлял тарелки.
   — Его фамилия Дьюис. Дэн Дьюис.
   — И чем он занимается?
   Барбара внимательно разглядывала свою тарелку.
   — Это не похоже на кролика.
   — Преподает в школе.
   — Держу пари, его ученики обращаются к нему «Bwana».
   — Естественно, — кивнул Карр.
   Барбара ткнула ножом принесенное ей блюдо.
   — Сыр.
   — Гренок с сыром, — уточнил Флетч.
   — Эти кролики из сыра, — и Барбара набросилась на еду.
   Официант отошел.
   — Он стреляет в людей, — добавил Карр. — По ночам. Только по ночам.
   Барбара едва не подавилась.
   — В плохих людей. Бандитов. Некоторые говорят, что он работает на полицию. Убивает тех, против кого полиция не может собрать достаточно улик, чтобы передать дело в суд, людей, на которых, по мнению полиции, нет смысла тратить время и деньги. Судить, содержать в тюрьме, вешать.
   — Он просто выходит на улицу и стреляет в людей?
   — Стреляет он по одному разу. Из пистолета сорок пятого калибра. В затылок. Всегда точно.
   Глаза Барбары вылезли из орбит.
   — И он преподает в школе?
   — Математику.
   Барбара посмотрела на Флетча.
   — Если он…
   — Пожалуйста, не продолжай, — мягко оборвал ее Флетч.
   Пока они ели, Флетч то и дело поглядывал на гиганта, читающего газету. Его лысая голова напоминала булыжник, который пришлось бы объезжать, попади он на дорогу.
   — Вы работаете в газете? — спросил Карр.
   — Да.
   — Это хорошо. И что для газетчика самое важное?
   — Быстрые ноги.
   — И какая вам выгода от этой работы?
   — Могу рассчитывать на роскошный некролог.
   Карр повернулся к Барбаре.
   — А вы?
   — Я работаю в бутике. Продаю галифе.
   — Галифе? Мой бог, странная у вас, американцев, мода.
   — Как самочувствие? — спросил Карр, когда их тарелки опустели.
   — Жарко, — пожаловалась Барбара.
   Флетч оттянул горло свитера.
   — Жарко.
   — Здесь совсем не жарко, знаете ли, — возразил Карр. — Мы на высоте пять тысяч футов над уровнем моря.
   — Склоны, однако, совсем сухие. И не хватает снега.
   — Я имел в виду ваше общее самочувствие. Смену часовых поясов и так далее.
   — У меня тело, словно чужое, — пожаловалась Барбара.
   — День мы переживем, — добавил Флетч. — Надо сразу переходить на местное время, а не то мы не сможем перестроиться до отъезда.
   Карр на мгновение задумался.
   — Раз уж ваш отец так и не появляется… Как бы это сказать? Вы же репортер.
   — Его здесь нет. И это не новость.
   — Мне нужно съездить в одно место. По своим делам, — неожиданно лицо Карра покраснело. — Вы, я вижу, люди непредубежденные. То есть вас не смущает тот факт, что английский — не единственный в мире язык, а есть еще и суахили. Вы даже пытаетесь выучить несколько слов, — Барбара пристально смотрела на Карра, не понимая, к чему тот клонит. — У меня назначена встреча. Необычная встреча, — он вздохнул. — Ваш отец вот не пришел, а я не прийти не могу, — он почесал ухо. — Меня ждет местная колдунья.
   — Колдунья, — повторил Флетч.
   — Колдунья, — повторила Барбара.
   — У меня возникли трудности, — Карр не смотрел ни на Флетча, ни на Барбару. — Кое-что никак не получается. Вот мне и нужно разобраться, в чем тут дело.
   Барбара посмотрела на Флетча.
   — Колдунья.
   — По-моему, интересно, — отреагировал Флетч.
   Карр глянул на часы.
   — Ждать Флетча бессмысленно. Я хочу сказать, другого Флетча. Вы можете поехать со мной. Посмотрите окраины Найроби.
   — А вы уверены, что мы не помешаем?
   Карр рассмеялся.
   — Нет, не уверен. Но что за жизнь без риска?
   Барбара повернулась к Флетчу.
   — Я думаю, если другой Флетч даже и появится здесь, у нас нет желания дожидаться его. Во всяком случае, сейчас.
   Карр встал.
   — Пойду за «лендровером». Оставил его неподалеку. У Национального театра. Я подъеду через несколько минут.

Глава 13

   — Быстрее, — подгоняла Барбара Флетча. — Я кое-что хочу.
   Они взбежали по лестнице на второй этаж.
   — Что?
   Они прошли мимо залитого солнцем дворика с разбитым в нем японским садом.
   — Сними с меня эту одежду.
   — Барбара, нет времени. Этому милому человеку надоело нас ждать еще утром. Он выпил почти все пиво, пока мы трахались.
   — Ты расскажешь Карру о том, что видел утром в аэропорту?
   — Я об этом думаю, — Флетч вставил ключ в замочную скважину. — Колдунья!
   На комоде стояла новая пара теннисных туфель. Рядом лежала записка:
   «Дорогой мистер Флетчер!
   К огромному нашему сожалению, во время стирки ваши теннисные туфли превратились в лохмотья, а потому мы заменили их на новые. Приносим Вам извинения.
   Управляющий отеля «Норфолк».
   — Мои дырявые теннисные туфли! Какая жалость!
   Барбара через его плечо прочитала записку.
   — Как мило с их стороны, — в руке она держала ножницы.
   — А что ты собираешься делать?
   — Раздевайся.
   — Раздеваться?
   — Я не могу носить эту одежду. Я не могу видеть тебя в этой одежде. Нельзя же ходить на экваторе в таком виде.
   — Моя жена нападает на меня с ножницами! Мы не прожили вместе и недели!
   — Сними эти брюки, а не то я обрежу их прямо на тебе!
   — Помогите! Дэн Дьюис! Спасите меня! В моем номере бандит!

Глава 14

   Залитая ярким послеполуденным солнцем усадьба нежилась в деревенском покое.
   Барбара и Флетч стояли во дворе, у деревянного забора.
   Карр застыл перед колдуньей; его крепкие, мускулистые руки висели, как плети.
   Она сидела на земле у входа в дом со стенами из перевитых прутьев, обмазанных глиной. Вытянув перед собой босые ноги, укрытые до колен черной юбкой. Голову знахарки украшала турецкая феска.
   Ее муж, в дышащих на ладан шортах и пиджаке, без рубашки, сидел рядом на низком стульчике, не сводя с нее глаз, готовый выполнить любое указание.
   Вместе эти почтенные старички весили никак не больше ста фунтов.
   На другой стороне двора кучковались трое юношей в рваных шортах. Двое пьяно покачивались. У третьего неестественно ярко сияли глаза.
   Старушка колдунья мелом нарисовала вокруг себя треугольник. Часть линии прошла не по земле, а по темной тряпке, что лежала сбоку. Тем же мелом забелила себе виски.
   Затянула немелодичную песню — молитву или заклинание.
   Муж протянул ей вазу с узким горлом. Раз за разом она вытряхивала из вазы на ладонь бусинки, бросала их на темную тряпку, передвигала, смотрела, как они ложатся относительно друг друга. Что-то побормотала, попела, собрала бусинки, бросила их в вазу, потрясла ее, вновь начала раскидывать бусины по тряпке.
   Муж с неослабным вниманием следил за всеми ее манипуляциями.
   По двору прошествовала курица.
   По дороге в Тика, где жила колдунья, Карр в основном молчал.
   Он ждал их у отеля в «лендровере». Улыбнулся, увидев, что зеленовато-синие штаны Барбары и Флетча превратились в шорты. Из красного свитера Барбара сделала Флетчу безрукавку с глубокими вырезами по бокам. Лыжные ботинки сменили новые белые теннисные туфли. Носки, правда, пришлось оставить шерстяные: других просто не было. Барбара надела одну из теннисок Флетча и резиновые сандалии.
   — Этот наряд получше, — прокомментировал увиденное Карр. На выезде из Найроби они остановились в таверне «Синий пост» и выпили по чашке бульона в саду у небольшого водопада.
   — Этот бульон целебный, — заметил Карр. — Излечивает все. Расстройство желудка. Разбитое сердце. Даже помогает адаптироваться к смене часовых поясов. Очень популярен. Варится из костей, — он обвел рукой окружающие холмы, — различных животных. С добавлением лекарственных трав. И еще бог знает чего, — от бульона першило в горле. Но, выпив его, Флетч действительно почувствовал прилив сил.
   Карр проскочил нужный поворот, и ему пришлось сдать назад. Где бы они ни ехали, помимо легковушек и грузовиков по обеим сторонам шоссе они видели непрерывный поток людей в темных, из дешевой ткани брюках, рубашках, платьях, босых, идущих по обеим сторонам дороги. Им постоянно встречались стайки школьников, в особой форме: шорты, носки, ботинки (туфли), рубашка (блузка). Часто мужчина шел с ребенком или несколькими детьми. Карр свернул на проселок, петляющий по полю, засеянному кукурузой.
   Совершенно невидимая с шоссе, посреди поля стояла маленькая деревушка, полдюжины расположенных на значительном расстоянии друг от друга хижин с коническими, из пальмовых листьев, крышами и обмазанными глиной стенами, каждая — окруженная крепким забором.
   Колдунья вышла и села у двери как только они появились. О приезде Карра она, несомненно, знала заранее. Карр знаком предложил Барбаре и Флетчу отойти к забору. А сам встал перед колдуньей.
   Внезапно третий юноша, с блестящими глазами, решительно направился к Флетчу и Барбаре. Втиснулся между ними. Они подвинулись. Юноша присел на корточки, лицом к колдунье и Карру.
   Потом дернул Флетча за носок.
   Флетч посмотрел вниз.
   — Я — Джеймс, — представился юноша. — Сядьте.
   Флетч согнул колени, но долго сидеть на корточках, как Джеймс, не смог. А потому опустился на пятую точку, сложив ноги по-турецки.
   Точно так же поступила и Барбара.
   Последовал их примеру и Джеймс. Одно его колено легло на ногу Флетча, второе — Барбары.
   Флетч указал на жену.
   — Барбара.
   На себя.
   — Флетч.
   Глаза Джеймса широко раскрылись. Взгляд его уперся во Флетча, ушел в сторону. Затем Флетч услышал уже хорошо знакомое: «О, я вижу. Жаль».
   — Что ты видишь?
   — Я знаю о твоем отце, — пояснил Джеймс. — Потому-то и предложил тебе сесть. Видишь ли, такие дела занимают много времени, — он повернулся к Барбаре. — Будь осторожней, не обгори на солнце.
   Барбара сидела спиной к забору. И подвинуться в какую-либо тень не могла.
   — Ты знаешь, о чем спрашивает ее этот человек? — прошептал Джеймс, обращаясь к Флетчу.
   Карр что-то сказал колдунье после того, как та нарисовала мелом треугольник и забелила виски.
   — Он что-то говорил, но я ничего не понял.
   — Он сказал, что пытается кое-что найти. И просит, чтобы она указала, где это находится.
   — А зачем она намазала мелом виски? — спросила Барбара.
   Джеймс посмотрел на нее так, словно она спросила, всегда ли солнце встает на востоке.
   — Чтобы общаться со своими предками через богов на вершине горы Кения.
   — О, я вижу, — откликнулся Флетч.
   — Белое олицетворяет снег.
   — Мел для нее — снег, — кивнула Барбара. Сидя у забора, под экваториальным солнцем, Флетч спросил: «А видела ли она настоящий снег?».
   — Я сомневаюсь. Она гадает по бусинкам. Пять бусинок — мужчина, три — женщина, две — дом. Что-то в этом роде. Точно не знаю. Каждая бусинка означает что-то свое. Все очень сложно.
   — Нужно много времени на то, чтобы этому выучиться, — изрекла Барбара.
   — Выучиться, да, — согласился Джеймс. — Но она, видите ли, колдунья.
   — Ты хочешь сказать, что она этому не училась?
   — Конечно, училась. Но выучиться этому нельзя, если нет особого дара.
   Джеймс вырвал выцветший от солнца волосок из ноги Флетча. Пристально разглядывал его, зажав между пальцами. Потом перевел взгляд на ноги Барбары. Вновь уставился на волосок.
   — Забавно, должно быть, побыть белым.
   Флетч услышал голос Барбары.
   — Я ни у кого не видела такой черной кожи, как у тебя. Про тебя можно сказать, что ты очень черный, совсем как у нас про некоторых говорят, что у них очень белая кожа.
   — Во мне нет крови белых, — ответил Джеймс. — Наверное, в Англии или Америке, или в другой стране, откуда вы приехали, негры совсем и не чернокожие. В них есть часть белой крови. Вам нравится быть белыми?
   — Возражений нет, знаешь ли, — ответил Флетч.
   Джеймс сдул волосок с пальцев.
   — Я еще не решил, каким лучше быть, белым или черным.
   — Тебя действительно зовут Джеймс? — спросил Флетч.
   — А что?
   — Это же не африканское имя, не так ли?
   — И вы бы предпочли называть меня… — Джеймс запнулся, как бы придумывая имя. — …Джума?
   — Конечно. Почему нет?
   — Вот и отлично. Должно быть, у вас уже есть знакомые Джеймсы, так что теперь вы не спутаете меня с ними.
   — Это точно, Джим-Боб, — улыбнулась Барбара.
   Джума хохотнул.
   — Колдунья только что сказала этому человеку: «Ты ищешь то, чего не терял».
   Действительно, старушка и Карр о чем-то говорили. Впрочем, до Флетча долетали лишь обрывки непонятных слов.
   — Карр согласился?
   — Карр сказал, что ищет какое-то место. Потерянное всеми давным-давно.
   Карр наклонился над колдуньей. Старушка протянула к нему сложенные ладони. Карр плюнул в подставленную ему емкость. Флетч посмотрел на землю.
   — Может, мне следует спросить у нее, где мой отец?
   — Твой отец не потерялся, — ответил Джума. — Он здесь, в Кении, Флетч. Я его знаю.
   — И что ты о нем знаешь?
   — Он пилотирует самолеты. Я его видел. Карра я тоже видел. Я везде побывал.
   — Ш-ш-ш, — призвала к тишине Барбара.
   — Она говорит, что он найдет это место, — прошептал Джума, — но поиски будут сопряжены с трудностями. Тамошние мертвецы хотят, чтобы он нашел это место, ибо тогда их будут помнить, — он прислушался. — Она говорит, что он должен идти далеко-далеко на юг, где есть холмы, и искать реку.
   Карр оглянулся, посмотрел на Флетча. Лицо его сияло.
   — Вот оно, мумбо-юмбо, — пробормотала Барбара.
   — Сколько тебе лет? — спросил Флетч.
   Вновь Джума помедлил, словно придумывая ответ.
   — Тридцать семь.
   — Понятно, — кивнул Флетч.
   Джума внимательно слушал. Положил руку на колено Флетча.
   — Она говорит о тебе, — колдунья смотрела на бусинки, которые катала по тряпке. И разговаривала, похоже, с ними. — Она спрашивает, почему ты не подходишь.
   Наморщив лоб, Карр смотрел на Флетча. Джума подтолкнул его.
   — Вставай. Иди. Она хочет что-то тебе сказать.
   Флетч поднялся. Отряхнул шорты от пыли. Пересек двор, встал перед колдуньей.
   — Она желает знать, почему вы не говорили с ней, — пояснил Карр.
   — У меня и в мыслях не было обидеть ее. Хорошо. Где мой отец?
   Карр не успел сказать и двух слов, как старуха перебила его, обращаясь не к Флетчу, а к бусинкам.
   Когда она замолчала, Карр перевел: «Она говорит, что вопроса у вас нет, но что-то вы должны сказать, или вам будет худо».
   — Как это, худо?
   Колдунья заговорила вновь.
   — Она считает, что вы должны поговорить с ней. Вы таскаете ящик камней, который будет становиться тяжелее и тяжелее, пока у вас не подломятся ноги.
   — У меня сильные ноги.
   — Вы знаете, о чем она говорит?
   — Возможно.
   — Она говорит, что вы должны бросить этот ящик с камнями или уйти, потому что она не хочет видеть ваши подгибающиеся ноги.
   Флетч посмотрел на двух парней, пьяно качающихся в солнечных лучах. Посмотрел на Барбару и Джуму, сидящих рядышком у забора, словно школьники, знающие друг друга с младенчества. Посмотрел на старушку, сидящую на земле у двери своей глинобитной хижины.
   Посмотрел Карру в лицо.
   — Они — мои камни.
   Флетч первым покинул двор, чтобы колдунье не пришлось увидеть его подгибающиеся ноги.
   Ударился головой о толстую ветвь, выгнутую аркой над воротами.
   — Жаль, — услышал он голос Джумы.
   — Чего ты сожалеешь? — Флетч потирал ушибленную голову. — Я сам виноват.
   — Я сожалею, что ты ударил свою башку.
   Вышла из ворот и Барбара, ее лицо и руки заметно подгорели.
   За ней последовал Карр, похоже, очень довольный беседой с колдуньей.
   Они направились к «лендроверу».
   Из ворот, сильно покачиваясь, появились двое парней.
   — Твои друзья крепко выпили, — заметил Флетч, повернувшись к Джуме.
   — Друзья? — Джума не посмотрел ни на них, ни на Флетча. Он вглядывался в густые заросли кукурузы.

Глава 15

   — Нет, я его не знаю, — улыбнулся Карр. — Я думал, он — ваш приятель.
   На танцплощадке отеля «Шейд» Джума участвовал то ли в репетиции, то ли в первом представлении артистов. Танцевали они брейк. Вечер только начался, так что столики в основном пустовали. Артисты показывали Джуме одни элементы танца, он им — другие. Громко играл магнитофон.
   — Он просто залез в кабину вместе с нами, — пояснила Барбара. Они сидели за маленьким деревянным столиком под зонтом. — Сначала сказал, что его зовут Джеймс. Потом добавил, что мы можем звать его Джума.
   — Наверное, ему надо попасть в Найроби.
   Карр уже заказал обед. Официантка принесла три высоких стакана с пивом.
   — Я спросил, сколько ему лет, и он ответил: тридцать семь, — вставил Флетч.
   — Ему тридцать семь, — кивнул Карр.
   Они смотрели, как Джума волчком крутится на левом плече.
   — Каждый год здесь два сезона дождей, — продолжил Карр. — Короткий и длинный. Спросите любого, сколько ему лет, и он ответит, сколько сезонов дождей миновало со дня его рождения. У Джумы, вот, тридцать семь. То есть ему восемнадцать с половиной.
   — О, я вижу, — выдохнул Флетч. Ассимилировался он быстро.
   По пути из усадьбы колдуньи в отель «Шейд» Карр устроил им небольшую экскурсию. Они побывали в бывшем поместье Карен Бликсен[12], известной так же, как Асек Дайнесен. Большинство туристических агентств еще не включило поместье в свои маршруты, и в невысоком каменном доме, окруженном несколькими акрами деревьев, лужаек и цветочных клумб, размещалась школа бизнеса. Они вышли из «лендровера» и походили вокруг — под решетками для вьющихся растений, меж деревьев с толстенными стволами на заднем дворе.
   Барбара и Флетч посидели на каменных скамьях у двери черного хода, где Карен Бликсен принимала гостей и, возможно, писала о них свои книги.
   — Дайнесен, Хемингуэй, Роарк, — проговорил Карр. — То было миллионы световых лет тому назад, по африканскому времени.
   — Время, пространство, — Джума двинулся к «лендроверу». — От Африки они всегда в миллионах световых лет.
   В сгущающихся сумерках, за столиком во дворе отеля «Шейд» Карр прочитал им небольшую лекцию.
   — Вы должны знать, как понимают здесь время. Вы на экваторе. Солнце каждый день встает примерно в семь часов утра и заходит примерно в семь часов вечера. Восход, естественно, начало дня, а заход, соответственно, начало ночи. Так что, если кто-то говорит, что встретится с вами завтра в три, он имеет в виду десять часов утра. Завтра в десять означает пять часов пополудни. В пять вечера — в полночь.
   — О, я вижу, — откликнулся Флетч.
   — Именно из-за подобных мелочей возникают серьезные проблемы.
   Официантка принесла большую тарелку с вареным мясом и миску с рисом. Поставила на стол три бумажные тарелки.
   Карр взял рукой кусок мяса. Зачерпнул им, как ложкой, немного риса, отправил то и другое в рот.
   — Может, следует спросить Джуму, не хочет ли он поесть? — полюбопытствовала Барбара.
   — Сейчас он есть не хочет, — уверенно ответил Карр.
   Брови Барбары взлетели вверх.
   — Почему, bwana?
   — Местные жители по традиции едят один раз в день, в девять или десять вечера, после того как спадет жара. Пища обычно очень калорийна, насыщена белком. Они уверены, что те, кто ест в дневную жару, болеют, толстеют, становятся ленивыми, — Карр оглядел столики, за которыми по-прежнему сидело лишь несколько человек. — Некоторые, переселившись в город и надев одежду из полиэстера, начинают есть три раза в день и очень скоро полнотой и одутловатостью уже не отличаются от среднего нью-йоркца.
   Барбара наблюдала, как танцует Джума.
   — Он не полный и не одутловатый.
   — Совершенно верно. И сейчас есть он не хочет.
   Флетч взял кусок мяса и, зачерпнув им риса, отправил в рот.
   Прожевав, обратился к Карру.
   — А что вы ищете?
   — Простите?
   — Что вы ищете? Или мне не следовало об этом спрашивать? В Тика Джума переводил нам ваш разговор с колдуньей. Вы сказали ей, что ищете какое-то место. И спросили, где оно находится.
   — А, вы об этом, — протянул Карр.
   — Может, это никого не касается, — одернула мужа Барбара.
   Флетч пожал плечами.
   — На мой вопрос можно и не отвечать.
   — Вопрос можно и не задавать.
   — Я репортер.
   — Сейчас ты не на работе.
   — Факел свободной прессы никогда не должен гаснуть.
   В свете керосинового фонаря лицо Карра казалось куда более красным, чем обычно.
   — Встречи с колдуньей мне не забыть до конца дней, — продолжала Барбара. — Я так рада, что вы взяли нас с собой. Вы говорили…
   — Я ищу римский город, — прервал ее Карр.
   — Что? — изумился Флетч.
   — Как хорошо! — воскликнула Барбара. — Наконец-то ответ на один из твоих назойливых вопросов заставил тебя проглотить язык.
   — Здесь?
   Карр кивнул.
   — В Восточной Африке.
   — Чертовски далеко идти, — заметил Флетч. — Через Египет, Судан, Эфиопию… А как они могли преодолеть тысячи миль пустыни?