— Сенатор Аптон говорит, что вы предлагаете технократию.
   — Я ничего не предлагаю. Я лишь отмечаю то, что вижу вокруг.
   Флетч вспомнил совет Джеймса заткнуть кандидату рот, если тот собирается сказать что-то значительное.
   — И я вижу, — неторопливо, раздумчиво продолжил губернатор, — что технический прогресс получает от правительства львиную долю внимания. Современное оружие. Машины смерти и уничтожения. Вы представляете себе, сколько в наши дни стоит один танк? Самолет-истребитель? Авианосец? Я имею в виду не только наше правительство. Все правительства. Некоторые государства активно экспортируют оружие. Другие не менее активно покупают его. Третьи и покупают, и продают. Государства концентрируют технические достижения в сфере создания вооружений. Улучшают и улучшают лук и стрелы.
   Шустрик действительно ездил медленно. По правой полосе, чуть быстрее скорости пешехода. Пожалуй, катафалк и тот катил бы быстрее, подумал Флетч.
   — В то же время, — и губернатор неспешно излагал свои мысли, по Земле распространяется информационная система, которая скоро охватит самые дальние уголки. Система, позволяющая собирать и распространять информацию. Завораживающие дух технические диковинки, появлению которых мы целиком обязаны частному предпринимательству, особенно индустрии развлечений.
   — Благодаря этим техническим достижениям народы нашей планеты начали узнавать друг друга, знакомиться друг с другом, осознавать общность их интересов.
   — И создание единого информационного пространства, возможно, приведет к изменениям, причем, подчеркну, изменениям положительным, превосходящим по своей значимости те, что принесла с собой водородная бомба.
   Флетч не сразу понял, что они остановились на красный сигнал светофора. Люди переходили улицу, не подозревая, что находятся в непосредственной близости от кандидата в президенты. Они куда-то спешили. На работу, в магазин. На машину никто и не смотрел. Никто не знал, о чем говорят в черном седане.
   — Правительство лжет, и все сразу узнают об этом. В какой-то стране подтасовываются результаты выборов, и весь мир становится тому свидетелем. Государство начинает войну по дипломатическим или идеологическим причинам, и все видят раненых и искалеченных.
   Ленсинг Сэйер уронил руки на колени.
   — Я не понимаю, что все это значит.
   Шустрик снял перчатки и положил их на сидение рядом с Флетчем.
   Автомобиль пополз дальше.
   — Я говорю, что надо собирать и распространять информацию, а не оружие.
   — Грейвз заявил, что во вчерашней речи вы опорочили, среди прочих идеологий, христианство, иудаизм и демократию.
   — Идеи я не порочил. Наоборот, предложил новую.
   — Вы сказали, что технический прогресс связывает мир воедино, объединяет людей с куда большей эффективностью, чем любая идеология.
   — Разве это не так? По Библии мы все братья. В марксизме — товарищи. Но только узнавая друг друга, мы осознаем, что человечество — единое целое.
   Ленсинг Сэйер практически ничего не записал.
   — Едва ли я ошибусь, если скажу, что большинство малоприятных событий на нашей Земле произошло лишь потому, что люди не получили достоверной информации в нужное время. Хорошо, конечно, во что-то верить. Можно одобрить войну за правое дело. Можно радостно голодать за идею. Но начинались бы войны, если бы обе стороны оперировали одними и теми же фактами? И за голодом обычно стоят честолюбивые замыслы отдельных личностей.
   — Все дело в толковании фактов, — возразил Ленсинг Сэйер.
   — Факты есть факты. Я не говорю о вере, религии, мнениях. Я говорю о фактах. Большинство детей планеты знает, что Пеле — король футбола, а Мухаммед Али — знаменитый боксер. Однако те же технические достижения не используются для того, чтобы дети изучали историю своей страны, научились читать и писать. Банк в Лондоне в любую минуту знает, сколько денег на счету банка в Нью-Йорке, но подросток в Ливерпуле, которому только что вышибли пару зубов, понятия не имеет, что три тысячи лет тому назад греческий философ проанализировал поведение уличных банд. Руководству Соединенных Штатов и России доподлинно известно, где находятся ядерные ракеты, на земле, под землей, в океане. Однако те же технические средства не используются для прогноза будущего урожая.
   — То есть вы полагаете, что правительства используют технический прогресс не по назначению.
   — Я говорю, что наше руководство отстает от жизни. Они разрабатывают разрушающую технику, а надо бы — созидательную. Нам приходится во что-то верить, потому что у нас нет достоверной информации. Теперь мы имеем возможность знать все.
   Ленсинг Сэйер посмотрел на губернатора.
   — Но какое отношение имеет все это к президентской кампании? Можно ли ваши идеи преобразовать в пункты политической программы?
   Губернатор отвернулся к окну.
   — Ну… мы ведем международные переговоры по контролю за вооружениями. Они тянутся десятилетиями, а оружие расползается по Земле, как чума. Перевести мои наблюдения в плоскость политики… — вновь Флетч подумал, с какой легкостью появляются и исчезают пункты предвыборной программы. — Я думаю, нам пора осознать, на межгосударственном уровне, важность единого информационного пространства и договориться о его использовании. Очевидно, что никто, политическая, религиозная, финансовая группа, не должен контролировать его. Вы только представьте себе, — губернатор улыбнулся Ленсингу Сэйеру. — С помощью электроники опрос населения целой страны, даже референдум, можно провести в считанные секунды. То есть люди практически лишатся времени на обдумывание. Может, следует заключить международное соглашение, что такой референдум должен носить справочный характер, не обязывать правительство действовать в соответствии с принятым решением.
   Автомобиль преодолевал последний подъем к больнице.
   — Отличная больница. Расположена удобно, связана с городом хорошей дорогой. Так и должно быть.
   Ленсинг Сэйер снял очки и протер потный лоб.
   — Шустрик отвезет вас в отель, а потом вернется за мной. У меня сегодня запись на телевидении.
   — Так в чем суть вашей программы, губернатор? — спросил Ленсинг Сэйер. — Перенести основной упор с бомб на информационные системы?
   — Бомбами информацию не донесешь, — ответил губернатор. — Оглушают, знаете ли.
   Автомобиль остановился. Губернатор открыл дверцу, чтобы вылезти из кабины. Сэйер наклонился к нему.
   — Губернатор! Могу я написать, что такова ваша основная цель. Осознание, на международном уровне, важности единого информационного пространства.
   Губернатор Кэкстон Уилер вылез из машины, повернулся к Ленсингу Сэйеру, улыбнулся.
   — Должна же президентская кампания иметь какую-то цель.
   По пути к главному входу, где его ожидала администрация больницы, Кэкстон Уилер коротко глянул на Флетча, хохотнул.
   — Знаете, сэр, а у меня возникло желание стать президентом Соединенных Штатов.

Глава 26

   — Ага! — выражение участливости, утешения сползло с лица губернатора, как только он увидел, что в палате нет никого, кроме Ай-эм Флетчера. Дверь за губернатором закрылась. — С чем вы попали в больницу?
   — Тревога, — ответил Флетч. — Острая.
   — Я уверен, что в самое ближайшее время вы поправитесь и вернетесь домой.
   Пока губернатор обходил основные отделения больницы, родильное, общей хирургии, детское (в отделения интенсивной терапии и геронтологическое его не повели), Флетч договорился с администратором, что губернатора пригласят в одну из пустых палат. Предлогом послужило желание губернатора позвонить по телефону.
   — Так что вас тревожит? — уже более серьезным тоном спросил губернатор. — Что-то случилось?
   — Хэнреган опубликовал статью в «Ньюсбилл», — Флетч достал из внутреннего кармана пиджака первую страницу с заголовком и две другие, с текстом. — Я хочу, чтобы вы посмотрели, как это выглядит на бумаге.
   Стоя у окна, губернатор просмотрел статью.
   — И что? Кто поверит «Ньюсбилл»? Однажды они написали, что с Дорис у меня второй брак. А первый раз я женился в университете.
   — Боюсь, теперь от Хэнрегана просто так не отделаешься. Обратите внимание на третий абзац. Губернатор прочел вслух.
   — «Помощники Уилера не пожелали даже сказать, что они ничего не знают ни об этих женщинах, ни об убийствах…» — он протянул газету Флетчу. — Как можно что-либо говорить о том, чего не знаешь?
   — Плюс ко всему этой ночью в отеле убили женщину. Горничную. Так сказал мне Айра Лейпин. Между прочим, вам известно, что жену Лейпина убили?
   — И теперь он убивает других женщин?
   — Возможно. Кто-то же это делает.
   Губернатор прошелся по палате, вернулся к окну.
   — Вы полагаете, кто-то нацелился на меня?
   — Вот об этом я как-то не задумывался.
   — Так подумайте. Какова конечная цель этих убийств? Поставить мою избирательную кампанию на колени.
   — Напряжение, конечно, возрастет…
   — Избавиться от меня, поставить перед избирателем большой знак вопроса, другого мотива я не вижу, — губернатор пожал плечами. — А может, дело рук какогото параноика. Вам представляется, что убийца едет вместе с нами?
   — Печальное известие, не так ли? Именно поэтому нас сопровождает Фредерика Эрбатнот, криминальный репортер «Ньюсуорлд». Она не так падка на сенсации, как Хэнреган, но теперь ей придется что-то написать.
   — Пожалуй, надо попросить Нолтинга подготовить специальные заявления касательно разгула преступности в стране. Теперь-то я могу сказать, что убивают везде, где я появляюсь.
   — Губернатор… — Флетч запнулся.
   — Да?
   — Я все понимаю. Вы должны защищать себя. Избирательную кампанию. Но ваши заявления не приблизят нас к решению главной проблемы.
   — А что еще мы может сделать? До праймери два дня.
   — Самое лучшее — выяснить, кто убил этих женщин.
   — Но как? Мы постоянно в пути, переезжаем с места на место. Сколько людей сопровождает нас? Человек пятьдесят-шестьдесят? Кто пытается подрубить под корень мою избирательную кампанию? И аккурат в тот момент, когда я начал входить во вкус. Кто? Аптон? Невероятно. Грейвз? Он, конечно, известен своими грязными делишками, но на такое не пойдет. Иностранный агент? Этот тип из «Правды»…
   — Солов.
   — Это его фамилия? Странная личность. Не задал мне ни одного вопроса. Зачем он здесь? Пресса! Вы сказали, что Эндрю Эсти уехал вчера вечером, а женщину убили ночью. Значит, его можно вычеркнуть из списка подозреваемых.
   — Он вернулся. Вернее, ему приказали вернуться. Я видел его вчера в лифте. Около полуночи. А почему вы упомянули о нем?
   — Он чокнутый. Вы же видели, как он улыбается? Натянут, как струна на теннисной ракетке. Он из тех, кто абсолютно уверен в собственной правоте. А те, кто думают, что абсолютно правы, способны на все, включая убийство. Какой-нибудь маньяк среди добровольцев. Ли Оллен не может проверить каждого. Мы путешествуем слишком быстро, у нас нет необходимых для этого средств. Своей команде я доверяю полностью. Они все проверены досконально. За исключением вас. Но вы появились после убийства в отеле «Харрис». Так что же мне делать? Выйти к избирателям и сказать: «Друзья мои, я — не убийца!» Боюсь, меня не поймут.
   — Что-то сказать придется. И пора уже что-то делать. Мне понравилась ваша «Новая реальность», но дело, в том, что людей больше волнуют нераскрытые убийства, сопровождающие предвыборную кампанию.
   Губернатор указал на страницы «Ньюсбилл», которые Флетч все еще держал в руке.
   — Вы показали эту мерзость Уолшу?
   — Когда я позвонил утром, его уже не было в номере.
   Губернатор посмотрел на часы.
   — Через двадцать минут у меня запись в телестудии. Я упомяну о смерти женщин, скажу, что я в ужасе. Мы должны остановить рост насилия. Каждый из нас может оказаться следующей жертвой. Вечером большой митинг в Мелвилле. Потом я должен лететь в Нью-Йорк для участия в программе «Вопросы и ответы». Она пойдет завтра утром в прямом эфире. И все твердят, что завтра же утром я должен заглянуть в церковь, поскольку в Уинслоу обвинил христианство в беспомощности.
   Какое-то мгновение мужчины молчали. Главная-то проблема так и оставалась нерешенной.
   — Черт, — пробурчал губернатор, — опять пошел снег.
   — Теперь-то вы пригласите агентов ФБР? — спросил Флетч.
   — Нет, — покачал головой губернатор. — И ваша задача, Флетчер, позаботиться о том, чтобы эти убийства не отразились на мне. На избирательной кампании. Это все, что от вас требуется. Кто бы не убивал женщин, по любой причине, к борьбе за пост президента это не должно иметь никакого отношения. Первичные выборы в этом штате через два дня. Найти убийцу за это время невозможно. И я не могу допустить, чтобы люди шли на избирательные участки, думая о том, что убийства женщин напрямую связаны с моей предвыборной кампанией. Это ясно?
   — Да, сэр.
   — Тогда нам пора.
   Флетч распахнул перед губернатором дверь.
   — Вы знаете, что президент в два часа дня проводит пресс-конференцию?
   — Да.
   — Пресс-конференция в субботу. На него это непохоже.
   — Я думаю, он будет хвалить христианство и демократию и выльет на меня ушат помоев, — выходя из палаты, предположил губернатор.

Глава 27

   — А вот и я, — возвестила Фредди Эрбатнот, возникнув рядом с Флетчем.
   Оккупировав телефонную будку в вестибюле отеля, Флетч пытался найти Уолша Уилера. Номер последнего не отвечал. Барри Хайнс не знал, где Уолш. Вроде бы тот собирался на встречу с Ассоциацией молодых профессионалов Фармингдейла. Ли Оллен Парк полагал, что Уолш на агротехнической выставке в пятидесяти милях от Фармингдейла (Флетч выяснил, что Уолш позавтракал с молодыми профессионалами, а потом посетил выставку).
   — Вы ищете меня, не так ли? — спросила Фредди.
   — Как всегда, — Флетч повесил трубку. — Вы уже собрали вещи?
   — Я никогда их не разбираю.
   — Я тоже. Но мне надо подняться наверх и покидать в чемодан то, что я достал из него вечером. Пойдете со мной?
   — Сэр! В ваш номер?
   — Да.
   — Разумеется, пойду.
   Джуди Надич вылетела из лифта.
   — Эй! — позвал ее Флетч.
   Она обернулась, по ее щекам катились слезы.
   — Что случилось? — спросил Флетч.
   — Эта сука! — всхлипнула Джуди.
   — Кто?
   — Ваша мисс Салливан! — она шагнула к Флетчу. — И ваша Дорис Уилер!
   — Что они сделали?
   — Ничего. Вышвырнули меня. Обозвали белкой.
   Флетч не смог одержать улыбки.
   — Предложили мне написать о выставке цветов! — вновь слезы. — А до нее еще больше месяца!
   — Так проучите их.
   Джуди постаралась взять себя в руки.
   — Как?
   — Естественно, на газетной полосе, — Флетч осознал правоту Джеймса: миссис Дорис Уилер, жене кандидата в президенты, следовало дать урок светских манер. Его даже бросило в жар.
   — Мне не о чем писать! — взвизгнула Джуди. — Я даже не видела, как выглядит внутри ее номер.
   — Понятно, — вздохнул Флетч.
   — А я так надеялась на эту статью, — и Джуди, опустив голову, двинулась к выходу, писать о цветочных выставках, склеенных чашках, пожертвованиях, необходимых на поддержание в чистоте статуй в парках.
   — Бедные провинциальные репортеры, — покачала головой Фредди. — Когда-то я была такой же.
   Флетч нажал кнопку вызова.
   — Где?
   — В Большом Нью-Йорке.
   — Большой Нью-Йорк — не провинция. Пусть он и большой.
   — В президентских кампаниях провинциальных журналисток соблазняют бокалом легкого вина и награждают поцелуем в щечку, — двери кабины раскрылись, Фредди вошла в лифт.
   — Вот как, значит, вы живете, — Фредди огляделась. — Ваш чемодан темно-коричневый. А мой — светло-синий.
   — Да. В этом разница между мальчиками и девочками, — он прошел в ванную, чтобы взять бритвенные принадлежности. — Что вам известно о женщине, убитой этой ночью?
   — Мэри Кантор, тридцати четырех лет, вдова, трое детей. Ее муж служил в морской авиации, штурман. Погиб три года назад в авиакатастрофе.
   Флетч попытался было представить себе трех сирот, но отогнал это видение.
   — А женщину в Чикаго опознали? Ту, что нашли задушенной в чулане?
   — Жена акушера. Член Лиги женщин-избирателей. Очень уважаемая дама. Возможно, удостоверение личности или автомобильные права были в сумочке, а ее кто-то утащил.
   Флетч вернулся в спальню. Фредди уже улеглась на разобранную постель.
   — Не понимаю, что связывает этих женщин. Светская дама из Чикаго, Элис Элизабет Шилдз, одинокая поклонница книг, и, наконец, горничная, вдова летчика, мать троих детей.
   — У них есть одна общая черта.
   — Какая?
   — Все они — женщины.
   — Горничную изнасиловали?
   — Я еще не говорила с коронером. Но сотрудница лаборатории уверена, что женщину не изнасиловали. Но в том, что убийства совершены насильником, сомнений нет.
   Флетч сворачивал грязные рубашки. Они так быстро меняли мотели, что он не успевал отдать их в прачечную.
   — Что ты имеешь в виду?
   — Изнасилование — это не просто удовлетворение сексуальной потребности. Главное здесь — возвыситься над женщиной, унизить ее, втоптать в грязь. А секс — это вторично.
   — Это я понимаю, — кивнул Флетч. — Но без фактического изнасилования нельзя утверждать, что убийца — мужчина. Вполне возможно, что их отправила на тот свет сильная женщина.
   — Да, да, — отозвалась с кровати Фредди. — Фенелла Бейкер. Сорвала с себя блузку и обратилась в мускулистую амазонку.
   — Как убили последнюю жертву?
   — По мнению полиции, задушили мягким шнуром. Вроде пояса от банного халата.
   — Меня тревожит отсутствие сексуального контакта, — Флетч достал из стенного шкафа пиджак, быстро сложил его и сунул в чемодан. — Сильная женщина…
   — Кошмар, — Фредди поднялась, достала из чемодана пиджак, сложила его, как полагается. — В таких поездках одежду надо беречь.
   — Я никогда не ношу этот пиджак.
   — Так почему вы возите его с собой?
   — Этот пиджак я вожу, — Флетч указал пиджак, что лежал на кровати. — А этот ношу, — имелся в виду тот, что был у него на плечах.
   Фредди кончиками пальцев побросала разложенную на кровати одежду в чемодан.
   — Флетч, да у вас тут одно грязное белье.
   — Я знаю.
   — Надо же как-то выходить из положения.
   — Где? Когда?
   — Или мы выгоним вас из автобуса прессы. У нас и так хватает вонючек. Вы обратили внимание, что никто не сидит рядом с Хэнреганом?
   — Я заметил, что он всегда разваливается на два сидения.
   — От него плохо пахнет.
   Фредди переложила футляр с бритвенными принадлежностями, чтобы закрыть чемодан.
   — Оставьте в покое мое грязное белье!
   Фредди опустила крышку и посмотрела на нее.
   — Может же между мужчиной и женщиной все быть по-хорошему. Или нет?
   Флетч наблюдал за ней, не вставая с кресла.
   — Как будто вы не знаете, что может, Фредди?
   — Я, что этот чемодан, Флетчер. Постоянно. Все, что не влазит, сразу выкидываю.
   — Но почему? Почему вы должны так жить?
   Фредди провела рукой по крышке чемодана.
   — Почему я Фредерика Эрбатнот? Потому что у меня был шанс стать ею. И я его не упустила. У кого-то есть шанс стать любовницей, женой, матерью, — она опустилась в другое кресло. — Что бы делал мир без моих блестящих репортажей?
   — Хотите, чтобы я заказал кофе?
   — Мы его не дождемся…
   Также неторопливо Шустрик отвез губернатора и Флетча на студию. В записанном на пленку интервью кандидат сделал упор на разгул преступности, особо подчеркнув немотивированность многих убийств. Он даже упомянул убитую ночью горничную. Интервью с кандидатом намеревались показать в дневном выпуске новостей…
   — Вы видели утреннюю парашу Хэнрегана?
   — Конечно.
   — Теперь и вы должны что-то написать.
   — Уже написала. Обошлась с вами по справедливости. Убийства имели место в тех городах, где находилась команда кандидата, но никакой связи с предвыборной кампанией не выявлено. Полиция даже не уверена, что все убийства — дело рук одного человека.
   — То есть вы намекаете, что происшедшее может оказаться не более, чем совпадением.
   — Да.
   — Вы в это верите?
   Фредди пожала плечами.
   — Если б верила, то не сидела бы здесь. Мне пришлось отметить, как и Хэнрегану, что кандидат не пожелал отвечать на вопросы, касающиеся этих убийств.
   — Это правда. Ему нечего сказать.
   — Правда… — Фредди потянулась, откинула голову на спинку кресла. — Флетч, а что говорит Уилер по этому поводу?
   — Убийства эти для него что мухи над тарелкой каши. Он только и делает, что отгоняет их. Он ведет предвыборную кампанию. И не хочет, чтобы она превратилась в полицейское расследование.
   — Действительно, в этом случае его шансы упадут до нуля.
   — Он говорит о использовании технических достижений для сбора и распространения информации, производства продуктов, вообще об улучшении благосостояния народов всей планеты, а ему подбрасывают трупы.
   — Кто?
   — Может, вы мне и скажете?
   — А нет ли другой причины, по которой, он избегает наших вопросов? И расследования убийств?
   — Разве крах избирательной кампании недостаточно уважительная причина?
   — Да нет, достаточно.
   — Вы намекаете, что его останавливает нечистая совесть?
   — Салли Шилдз нашли на тротуаре под его окнами на седьмом этаже. И Хэнреган, в отличие от меня, написал, что Дорис и Кэкстон Уилер занимали отдельные «люксы». Дорис — богатая сучка. Мне рассказывали, как она третирует людей. Так с чего ему ее любить?
   — Вы думаете, что кандидат пользуется услугами других женщин?
   — Кто знает?
   — Мне кажется, он не стал бы выкидывать их из окна своего номера.
   — Ситуация могла выйти из-под контроля, — промурлыкала Фредди.
   — Есть одна идея… — Флетч помялся.
   — Выложите ее мне. Полагаю, я смогу оценить, далека ли она от истины.
   — Тот, кто это делает, подкладывает мину под избирательную кампанию Кэкстона Уилера. Уничтожает его, как кандидата в президенты.
   — И чья это идея?
   Вновь Флетч замялся.
   — Кэкстона Уилера.
   — Я так и думала. Даже в разговоре с вами он старается отвести от себя всякие подозрения. Был он в своем номере, когда Элис Элизабет Шилдз приземлилась на тротуар, или нет?
   Флетч заерзал в кресле.
   — С временным раскладом не все чисто. Он говорит, что, выйдя из машины, не заметил ни толпы на тротуаре, ни людей, спешащих на улицу из бара, а вот поднявшись в свой номер, услышал полицейские сирены и увидел мигание маячков.
   — Такого быть не может.
   Флетч промолчал.
   — И кто, по мнению Уилера, мог убить этих женщин?
   — Он упомянул Эндрю Эсти.
   — Эсти? — Фредди рассмеялась. — Не думаю, что его религия разрешает убивать.
   — Он сопровождал команду кандидата три недели. Вчера уехал, вечером вернулся, и тут же новое убийство. Я столкнулся с ним в лифте поздним вечером. Раздраженным, злым…
   — Эсти не допустит, чтобы его изобличали как убийцу, — улыбнулась Фредди. — Верховный суд может запретить молитвы в тюрьме.
   — Билл Дикманн, — назвал Флетч второго подозреваемого.
   — Как я понимаю, Билл серьезно болен.
   — Вчера вечером я нашел его в коридоре на пятом этаже. Его прихватило в очередной раз. Когда я подошел к нему, он опирался о стену. Меня он не узнал. Вообще не соображал, где находится, что делает. А потом потерял сознание. Я отнес его в номер на девятый этаж. Когда он очнулся, то не мог понять, каким образом оказался на собственной кровати.
   — А что он делал на пятом этаже?
   — Кто знает? Но утром я вспомнил, что стоял между основным и служебным лифтами. Горничную нашли в служебном лифте, так?
   Фредди погрустнела.
   — Бедный Билл. У него пятеро детей, — и тут она рессмеялась. — Ты заметил, как изменилось лицо Филби, когда тот понял, что пропустил новую речь кандидата? Словно доктор сказал ему, что придется вырезать весь желудок.
   — Такое трудно переварить.
   — А Джо Холл невероятно вспыльчив, — добавила Фредди. — Я видела, как однажды он вышел из себя. На процессе в Нэшвилле. Судебный клерк отказался пропустить его в зал заседаний. Усомнился в подлинности его документов. Джо обезумел. Набросился на клерка с кулаками.
   — И не говори мне, что Солов — типичный русский. Если он ночи напролет смотрит порнографические фильмы, можно представить себе, что у него творится в голове. Возможно, что для него забить женщину до смерти — достойное завершение телесеанса.
   — Бедные русские, — вздохнула Фредди. — Где еще им посмотреть «клубничку».
   — Я думаю, он достойный кандидат в убийцы. И вполне укладывается в рамки версии Уилера насчет того, что кто-то пытается сорвать его предвыборную кампанию.
   — А чем занимается Уилер во время своих отлучек? — неожиданно спросила Фредди.
   — Вы упорно переводите разговор на Уилера.
   — А вы с тем же упорством уходите от Уилера. И его команды. Продолжаете напирать на журналистов. Неужели вы так легко забыли собственное прошлое?
   — Я стараюсь говорить с вами откровенно. Я доверяю вам.
   — Особенно теперь, когда вы знаете, что я — Фредди Эрбатнот.
   — Да. Когда мы оба сошлись на том, что вы — Фредерика Эрбатнот.
   — В команде губернатора тоже полно чокнутых. К примеру, доктор Том. Мне кажется, он получил свой диплом у самого Сатаны.