Грегори Макдональд
ВЫБОР ФЛЕТЧА
Глава 1
— Флетч, старина! Отлично! Ты, наконец-то, здесь!
Без рубашки и босиком, Флетч стоял посреди обычного номера средненького отеля в заурядном городе небольшого американского штата. Едва он пустил душ, как зазвонил телефон.
— Поднимайся в отцовский «люкс», — скомандовал Уолш Уилер. — Немедленно. Номер 748.
— Почему ты не здороваешься, Уолш?
— Привет, — в трубке слышались другие голоса, звякание бокалов, музыка.
— Почему не спрашиваешь, как я долетел?
— Не ломай комедию. Некогда.
— У нас уже кризис?
— Любая предвыборная кампания — один бесконечный кризис, Флетч. В том числе и президентская, только в последней кризисы разрастаются до размеров катастрофы. И достаточно нескольких минут, чтобы это понять. Подожди, — на другом конце провода кто-то заговорил с Уолшем. Слов говорившего Флетч не разбирал. Зато слышал ответы Уолша. — Кто она такая? — вновь бу-бу-бу. — Она мертва?
Из ванной уже валил пар.
— Кто мертва? — спросил Флетч.
— Это мы и пытаемся выяснить. Твой самолет опоздал? Мы ожидали тебя раньше.
— Незапланированная посадка в Литтл-Рок. Наверное, пилот завез кому-то выстиранное белье.
— Ты должен был приехать в шесть.
— Твой папаша очень популярен в Литтл-Рок. Я провел опрос населения. Коп в аэропорту заявил мне: «Если Уилер не станет нашим следующим президентом, придется мне самому баллотироваться на этот пост». Какова угроза?
Уолш продолжал с кем-то говорить.
— Кем бы она ни была, к нам она не имеет ни малейшего отношения. Никоим образом не связана с предвыборной кампанией.
— Хотелось бы мне знать, о чем речь, — внес свою лепту Флетч.
— Я в коктейль-холле, — пояснил Уолш. — Тут я как-нибудь разберусь сам, а ты скоренько поднимайся к отцу.
— Уже половина одиннадцатого, не так ли?
— Около этого. И что?
— Я никогда не встречался с кандидатом. Твоим достопочтенным папашей. Губернатором.
— Постучи в дверь. Он не кусается.
— А что я скажу будущему президенту Соединенных Штатов? «Хотите купить новую швабру?»
— Не поверю, чтобы ты не нашелся, что сказать. К примеру: «Привет, я ваш новый пресс-секретарь».
— Врываться к кандидату в президенты в половине одиннадцатого, даже без стакана теплого молока.
— Будь спокоен, он еще не лег. Доктор Том в баре.
— Послушайте, лейтенант, солдаты маршируют веселее, если знают, что их ждет впереди.
— Дело чертовски серьезное, Флетч. Мне сказали, что девушка мертва.
— Смерть — дело серьезное для всех нас. А теперь прости меня, Уолш, какая девушка? Кто умер?
Уолш откашлялся.
— Не знаю.
— Уолш…
— Какая-то девушка или женщина сиганула с крыши мотеля. Пять минут тому назад. Или десять.
— И она мертва.
— Вроде бы.
— Потрясающе! Но каким боком эта смерть связана с твоим отцом? С тобой? Со мной?
— Никак, — твердо ответил Уолш. — Суть ты уловил.
— Вот и ладушки. Тогда почему я не могу принять душ, надеть пижаму, лечь в постель и встретиться с твоим отцом утром? Между первой и второй чашечками кофе?
— Потому!
— Веская причина. Уолш, смерть в мотеле, где остановился на ночь кандидат в президенты, не такое уж событие. Люди умирают в мотелях чаще, чем заказывают обед в номер. Почему одно должно связываться с другим?
— Согласен с тобой.
— Наоборот, слишком резкая реакция команды кандидата привлечет внимание. К примеру, кто-нибудь да заметит, что я среди ночи помчался к твоему отцу, хотя раньше мы с ним не встречались.
Уолш снова откашлялся. Понизил голос.
— Похоже, она прыгнула, Флетч. С крыши. Аккурат над «люксом» отца. Перелетела через его балкон. Здание уже сфотографировали. А прочертить траекторию полета ничего, не стоит.
— Однако!
— Пресса скучает, Флетч. Они ухватятся за что угодно.
— Действительно. Плохо ли написать, что эта юная дама использовала балкон кандидата, как трамплин для прыжка в вечность. Некоторые газеты за это ухватятся. Хотя бы «Ньюсбилл».
— Я и без того знаю, что между ушей у тебя не опилки.
— Картофельные чипсы.
— Поднимайся к отцу. Отвечай на телефонные звонки, если кто позвонит. Говори, что ты — человек новый и не ведаешь, о чем, собственно, речь.
— Нет проблем. Так приятно говорить правду.
— Я попытаюсь убедить телефонисток на коммутаторе отключить телефон отца. Но не все они неподкупны.
— В этом я убедился на собственном опыте. Какой номер?
— 748. Я тоже приду. Как только пообщаюсь с телефонистками и ублажу прессу. Заверю твоих коллег-репортеров, что мы никак не реагируем на смерть девушки.
— Уолш, ответь мне прямо. Девушка имеет к нам какое-либо отношение? К предвыборной кампании? К кандидату в президенты?
Уолш понизил голос.
— Твоя задача, Флетч, убедительно доказать, что она никаким боком не связана с нами.
Без рубашки и босиком, Флетч стоял посреди обычного номера средненького отеля в заурядном городе небольшого американского штата. Едва он пустил душ, как зазвонил телефон.
— Поднимайся в отцовский «люкс», — скомандовал Уолш Уилер. — Немедленно. Номер 748.
— Почему ты не здороваешься, Уолш?
— Привет, — в трубке слышались другие голоса, звякание бокалов, музыка.
— Почему не спрашиваешь, как я долетел?
— Не ломай комедию. Некогда.
— У нас уже кризис?
— Любая предвыборная кампания — один бесконечный кризис, Флетч. В том числе и президентская, только в последней кризисы разрастаются до размеров катастрофы. И достаточно нескольких минут, чтобы это понять. Подожди, — на другом конце провода кто-то заговорил с Уолшем. Слов говорившего Флетч не разбирал. Зато слышал ответы Уолша. — Кто она такая? — вновь бу-бу-бу. — Она мертва?
Из ванной уже валил пар.
— Кто мертва? — спросил Флетч.
— Это мы и пытаемся выяснить. Твой самолет опоздал? Мы ожидали тебя раньше.
— Незапланированная посадка в Литтл-Рок. Наверное, пилот завез кому-то выстиранное белье.
— Ты должен был приехать в шесть.
— Твой папаша очень популярен в Литтл-Рок. Я провел опрос населения. Коп в аэропорту заявил мне: «Если Уилер не станет нашим следующим президентом, придется мне самому баллотироваться на этот пост». Какова угроза?
Уолш продолжал с кем-то говорить.
— Кем бы она ни была, к нам она не имеет ни малейшего отношения. Никоим образом не связана с предвыборной кампанией.
— Хотелось бы мне знать, о чем речь, — внес свою лепту Флетч.
— Я в коктейль-холле, — пояснил Уолш. — Тут я как-нибудь разберусь сам, а ты скоренько поднимайся к отцу.
— Уже половина одиннадцатого, не так ли?
— Около этого. И что?
— Я никогда не встречался с кандидатом. Твоим достопочтенным папашей. Губернатором.
— Постучи в дверь. Он не кусается.
— А что я скажу будущему президенту Соединенных Штатов? «Хотите купить новую швабру?»
— Не поверю, чтобы ты не нашелся, что сказать. К примеру: «Привет, я ваш новый пресс-секретарь».
— Врываться к кандидату в президенты в половине одиннадцатого, даже без стакана теплого молока.
— Будь спокоен, он еще не лег. Доктор Том в баре.
— Послушайте, лейтенант, солдаты маршируют веселее, если знают, что их ждет впереди.
— Дело чертовски серьезное, Флетч. Мне сказали, что девушка мертва.
— Смерть — дело серьезное для всех нас. А теперь прости меня, Уолш, какая девушка? Кто умер?
Уолш откашлялся.
— Не знаю.
— Уолш…
— Какая-то девушка или женщина сиганула с крыши мотеля. Пять минут тому назад. Или десять.
— И она мертва.
— Вроде бы.
— Потрясающе! Но каким боком эта смерть связана с твоим отцом? С тобой? Со мной?
— Никак, — твердо ответил Уолш. — Суть ты уловил.
— Вот и ладушки. Тогда почему я не могу принять душ, надеть пижаму, лечь в постель и встретиться с твоим отцом утром? Между первой и второй чашечками кофе?
— Потому!
— Веская причина. Уолш, смерть в мотеле, где остановился на ночь кандидат в президенты, не такое уж событие. Люди умирают в мотелях чаще, чем заказывают обед в номер. Почему одно должно связываться с другим?
— Согласен с тобой.
— Наоборот, слишком резкая реакция команды кандидата привлечет внимание. К примеру, кто-нибудь да заметит, что я среди ночи помчался к твоему отцу, хотя раньше мы с ним не встречались.
Уолш снова откашлялся. Понизил голос.
— Похоже, она прыгнула, Флетч. С крыши. Аккурат над «люксом» отца. Перелетела через его балкон. Здание уже сфотографировали. А прочертить траекторию полета ничего, не стоит.
— Однако!
— Пресса скучает, Флетч. Они ухватятся за что угодно.
— Действительно. Плохо ли написать, что эта юная дама использовала балкон кандидата, как трамплин для прыжка в вечность. Некоторые газеты за это ухватятся. Хотя бы «Ньюсбилл».
— Я и без того знаю, что между ушей у тебя не опилки.
— Картофельные чипсы.
— Поднимайся к отцу. Отвечай на телефонные звонки, если кто позвонит. Говори, что ты — человек новый и не ведаешь, о чем, собственно, речь.
— Нет проблем. Так приятно говорить правду.
— Я попытаюсь убедить телефонисток на коммутаторе отключить телефон отца. Но не все они неподкупны.
— В этом я убедился на собственном опыте. Какой номер?
— 748. Я тоже приду. Как только пообщаюсь с телефонистками и ублажу прессу. Заверю твоих коллег-репортеров, что мы никак не реагируем на смерть девушки.
— Уолш, ответь мне прямо. Девушка имеет к нам какое-либо отношение? К предвыборной кампании? К кандидату в президенты?
Уолш понизил голос.
— Твоя задача, Флетч, убедительно доказать, что она никаким боком не связана с нами.
Глава 2
Когда разошлись двери лифта, в кабине она стояла одна. Флетч как раз надевал пиджак. В первое мгновение он решил, что грезит. Да и откуда взяться здесь этой девушке с карими глазами?
— Фредди! — воскликнул он. — Что б мне провалиться на этом самом месте! Единственная и несравненная! Фредди Эрбатнот.
— Флетч, это я.
— Спускаетесь в бар?
— Нет. Поднимаюсь к себе.
Автоматически двери лифта начали закрываться, но он успел проскочить в кабину. Отметил, что горит кнопка с цифрой «8».
— Я рад вас видеть.
— Раньше я такого не замечала.
— Послушайте, Фредди, далась вам эта Виргиния. Ну что я могу сказать? Я ошибся. Вы же сами знаете, эти журналистские сборища кишат агентами спецслужб. Вот я и подумал, что и вы из их числа.
— Я — честная журналистка, мистер Флетчер, — Фредди вскинула голову. — Не то, что некоторые, кого я и знать не хочу.
— Честная, — согласился он.
— И известная.
— Знаменитая! Кто не читал блестящих статей Фредерики Эрбатнот.
— Так почему же в Виргинии вы не знали, кто я такая?
— Тому причина — невежество. Долго жил в чужих краях.
— И никогда не читали «Ньюсуорлд»?
— Мой дантист не выписывает это уважаемое издание.
— Никогда не заглядывали в «Ньюсуорлд синдикейт»?
— Преступность меня не интересует. Приятного мало. Кому охота знать, что отыскал коронер в кишках убитого? Я не хочу знать, что у меня в кишках.
— Я зарабатываю на жизнь статьями о преступности.
— Они самые лучшие. Все так говорят. Статьи Фредерики Эрбатнот — эталон.
— Правда ли, что губернатор Уилер назначил вас своим пресс-секретарем?
— Еще не виделся со старым воителем. Двери кабины открылись.
— Ему хватит одного взгляда, чтобы отослать вас обратно на детскую площадку, Флетч.
Вместе с ней он вышел на восьмом этаже.
— А что вы делаете в этом городе, Фредди? Приехали на какой-то судебный процесс?
— Решила поучаствовать в предвыборной кампании, — она зашагала по коридору.
— Как? Вы оставили журналистику? Записались в добровольцы?
— Отнюдь. Я по-прежнему принадлежу к когорте честных журналистов.
— Что-то я вас не понял, Фредди. Вы же криминальный репортер. А тут — политическая кампания.
Она вытащила ключ из кармана юбки.
— Разве политическая кампания не похожа на судебный процесс с присяжными?
— Лишь частично. За поражением на выборах обычно не следует тюремного заключения.
Фредди повернула ключ в замке.
— Мое присутствие нервирует вас, Флетч?
— Скорее, возбуждает.
— Тогда расскажите, что вам известно о девушке, убитой этой ночью в мотеле?
— Убитой?
— Вы ничего не знаете?
— Нет.
— Ее нашли на асфальте, голую и избитую. Жестоко избитую. И тут мне даже не нужно заключение коронера. Я все видела своими глазами. Она то ли бросилась вниз с балкона, то ли ее заставили броситься. Или просто сбросили.
У Флетча округлились глаза.
— Но не прошло и получаса, как она умерла, Фредди. За это время вы не успели бы добраться сюда из Нью-Йорка, Лос-Анджелеса или откуда-то еще, где вам сообщили о случившемся.
— А, так что-то вам известно…
— Я знаю, что полчаса тому назад какая-то девушка прыгнула с крыши. Может, и разбилась насмерть.
— Милый Флетч, как всегда вы обо всем узнаете последним.
— Не всегда. Лишь в присутствии несравненной Фредерики Эрбатнот.
— Я пригласила бы вас к себе, но в прошлом мои попытки постоянно натыкались на грубый отказ.
— А что еще вы знаете об этой девушке.
— Не так много, как вскорости выясню.
— В этом я не сомневаюсь.
— Спокойной ночи, дорогой Флетч.
Флетч придержал уже готовую закрыться дверь.
— Фредди! Что побуждает криминального репортера освещать предвыборную кампанию?
Она приподнялась на цыпочках и чмокнула его в нос.
— А что толкает газетного курьера в пресс-секретари кандидата в президенты?
— Фредди! — воскликнул он. — Что б мне провалиться на этом самом месте! Единственная и несравненная! Фредди Эрбатнот.
— Флетч, это я.
— Спускаетесь в бар?
— Нет. Поднимаюсь к себе.
Автоматически двери лифта начали закрываться, но он успел проскочить в кабину. Отметил, что горит кнопка с цифрой «8».
— Я рад вас видеть.
— Раньше я такого не замечала.
— Послушайте, Фредди, далась вам эта Виргиния. Ну что я могу сказать? Я ошибся. Вы же сами знаете, эти журналистские сборища кишат агентами спецслужб. Вот я и подумал, что и вы из их числа.
— Я — честная журналистка, мистер Флетчер, — Фредди вскинула голову. — Не то, что некоторые, кого я и знать не хочу.
— Честная, — согласился он.
— И известная.
— Знаменитая! Кто не читал блестящих статей Фредерики Эрбатнот.
— Так почему же в Виргинии вы не знали, кто я такая?
— Тому причина — невежество. Долго жил в чужих краях.
— И никогда не читали «Ньюсуорлд»?
— Мой дантист не выписывает это уважаемое издание.
— Никогда не заглядывали в «Ньюсуорлд синдикейт»?
— Преступность меня не интересует. Приятного мало. Кому охота знать, что отыскал коронер в кишках убитого? Я не хочу знать, что у меня в кишках.
— Я зарабатываю на жизнь статьями о преступности.
— Они самые лучшие. Все так говорят. Статьи Фредерики Эрбатнот — эталон.
— Правда ли, что губернатор Уилер назначил вас своим пресс-секретарем?
— Еще не виделся со старым воителем. Двери кабины открылись.
— Ему хватит одного взгляда, чтобы отослать вас обратно на детскую площадку, Флетч.
Вместе с ней он вышел на восьмом этаже.
— А что вы делаете в этом городе, Фредди? Приехали на какой-то судебный процесс?
— Решила поучаствовать в предвыборной кампании, — она зашагала по коридору.
— Как? Вы оставили журналистику? Записались в добровольцы?
— Отнюдь. Я по-прежнему принадлежу к когорте честных журналистов.
— Что-то я вас не понял, Фредди. Вы же криминальный репортер. А тут — политическая кампания.
Она вытащила ключ из кармана юбки.
— Разве политическая кампания не похожа на судебный процесс с присяжными?
— Лишь частично. За поражением на выборах обычно не следует тюремного заключения.
Фредди повернула ключ в замке.
— Мое присутствие нервирует вас, Флетч?
— Скорее, возбуждает.
— Тогда расскажите, что вам известно о девушке, убитой этой ночью в мотеле?
— Убитой?
— Вы ничего не знаете?
— Нет.
— Ее нашли на асфальте, голую и избитую. Жестоко избитую. И тут мне даже не нужно заключение коронера. Я все видела своими глазами. Она то ли бросилась вниз с балкона, то ли ее заставили броситься. Или просто сбросили.
У Флетча округлились глаза.
— Но не прошло и получаса, как она умерла, Фредди. За это время вы не успели бы добраться сюда из Нью-Йорка, Лос-Анджелеса или откуда-то еще, где вам сообщили о случившемся.
— А, так что-то вам известно…
— Я знаю, что полчаса тому назад какая-то девушка прыгнула с крыши. Может, и разбилась насмерть.
— Милый Флетч, как всегда вы обо всем узнаете последним.
— Не всегда. Лишь в присутствии несравненной Фредерики Эрбатнот.
— Я пригласила бы вас к себе, но в прошлом мои попытки постоянно натыкались на грубый отказ.
— А что еще вы знаете об этой девушке.
— Не так много, как вскорости выясню.
— В этом я не сомневаюсь.
— Спокойной ночи, дорогой Флетч.
Флетч придержал уже готовую закрыться дверь.
— Фредди! Что побуждает криминального репортера освещать предвыборную кампанию?
Она приподнялась на цыпочках и чмокнула его в нос.
— А что толкает газетного курьера в пресс-секретари кандидата в президенты?
Глава 3
— Кто там? — в голосе за дверью «люкса» 748 слышалось любопытство.
Флетч уже слышал этот голос. Правда, высказывался его обладатель о недостатках сверхзвуковых бомбардировщиков и дефиците федерального бюджета.
— Ай-эм Флетчер. Уолш просил постучать в вашу дверь.
Дверь открылась.
Не отпуская ручки, губернатор Кэкстон Уилер протянул вторую руку, готовую как для рукопожатия, так и для толчка. На губах играла улыбка, но глаза обежали Флетча с головы до ног. Обычно таким взглядом футбольный тренер встречал приглашенного на сборы новичка. Флетч поправил галстук и пожалел, что надел рубашку, в которой ходил весь день.
Лицо губернатора Кэкстона Уилера казалось огромным, как карта Америки. Лоб широкий, словно равнинные штаты, челюсть массивная, как юг, глаза большие и широко посаженные, этакие Нью-Йорк и Лос-Анджелес, а нос выпирал, как небоскребы Чикаго и Хьюстона.
— Привет, — продолжил Флетч. — Я ваш новый пресс-секретарь.
Кандидат в президенты, с застывшей на лице улыбкой, сверлил Флетча взглядом.
— Хотите купить швабру?
— Что ж, — хмыкнул губернатор. — Хорошая уборка еще никому не вредила.
— Держу пари, вы готовы вычистить все лишнее.
— Вы — один из них?
Флетч огляделся.
— О ком вы?
— О прессе.
— Пресса — это народ, сэр.
— Забавно, — вновь хмыкнул кандидат в президенты. — Я-то думал, что народ — это государство. Заходите.
Губернатор отпустил ручку и в одних носках прошлепал в гостиную.
Флетч закрыл за собой дверь.
Гостиная не произвела на него впечатления. Впрочем, что он мог ожидать от «люкса» средненького отеля. Картина на стене, шхуна под полными парусами (его собственный номер украшала репродукция этой картины), облупленная позолота на углах кофейного столика и подлокотниках кресел.
На сервировочном столике стояли бутылки.
— Хотите выпить? — указал на них губернатор.
— Нет, благодарю.
— Я предполагал, что услышу именно такой ответ.
— Может, налить вам?
— Нет, — губернатор сел на диван. — Моя жена не одобрит. Она считает, что я должен черпать энергию в общении с людьми. Впрочем, я сомневаюсь, что она может объяснить, как это делается.
Наряд губернатора состоял из распахнутого на груди ношенного коричневого халата. Над нагрудным карманом зеленели буквы «К» и «У».
Глаза Флетча перебегали с загорелого лица губернатора на белизну его живота.
— Вы, похоже, только вернулись из летнего лагеря, — продолжил губернатор. — Пресса вас примет? — Флетч тактично промолчал. — Борьба идет жесткая. Есть в этом свои плюсы, но хватает и минусов, — на кофейном столике громоздились высыпавшиеся из «дипломата» бумаги. — На финише кампании, если мы выиграем эти праймери[1], вы будете выжаты, как лимон.
За спиной губернатора, меж раздвинутых портьер, поблескивала стеклом сдвижная дверь на балкон.
Медленно, как бы между прочим, Флетч подошел к ней.
— Если вы проигрываете праймери, кампания заканчивается?
— Праймери дают голоса. И взносы в фонд предвыборной кампании. В проигравших денег не вкладывают. А счета бензозаправок и мотелей должны оплачивать все, даже кандидаты в президенты. Такой уж американский образ жизни.
Флетч зажег свет на балконе.
— Пресса знает, что денег у вас в обрез?
Губернатор не обернулся.
— Мы не оглашаем наши финансовые отчеты по два раза в месяц. Но журналистов как ветром сдует, если они почувствуют, что нам ничего не светит.
Снег на балконе, свежевыпавший и смерзшийся, истоптан многочисленными следами. Большая часть поручня под валиком снега, но есть и чистые куски.
— Сегодня вечером вы выходили на балкон? — спросил Флетч.
Тут губернатор обернулся.
— Нет. А что? Кажется, не выходил.
— Кто-то там был.
— Я приглашал сюда журналистов. Выпить, пообщаться с моими помощниками. Многие курили. Может, я и выходил подышать свежим воздухом. Или перекинуться парой слов наедине. На минуту, не более. В мокрой грязи долго не настоишься.
Флетч выключил свет на балконе, задернул портьеры.
— В ваше отсутствие здесь могли быть посторонние? Не считая персонала мотеля?
— Конечно, — губернатор вновь повернулся к кофейному столику. — В моем номере постоянная толчея, как в международном аэропорту. Кстати, а куда все подевались? И почему не звонит телефон?
— Уолш отключил его от коммутатора, — Флетч пересек гостиную и вышел в маленький коридорчик у входной двери.
— Зачем ему это понадобилось?
Поворот ручки, и дверь открылась.
— Ваша дверь не заперта.
— Естественно. Ко мне же приходят люди. Вы, собственно, кто, пресс-секретарь или агент службы безопасности?
Флетч закрыл дверь, вернулся в гостиную.
— Мне кажется, такой агент вам необходим.
— Мне вполне достаточно Шустрика. Он никому не мешает. Итак, вы служили вместе с Уолшем? Помнится, он говорил мне об этом.
— Да, сэр. Он был моим лейтенантом.
— И как он вам показался?
— Ваш сын? Как командир?
— Да. Каким он был командиром?
— С подчиненными он ладил. Хотя иной раз задавался.
Губернатор хохотнул.
— Но не слишком, так?
— Особых претензий к нему не возникало. Он не мешал нам выполнять свои обязанности. А в остальное просто не вмешивался.
— Вот это по-моему. Главное, чтобы дело шло, а там, хоть трава не расти. Уолш полагает, что вы — идеальный пресс-секретарь, — губернатор сдвинул брови. — Он настоял, чтобы я незамедлительно вызвал вас. Он хочет, чтобы утром я первым делом объявил о вашем назначении.
Флетч пожал плечами.
— Я смог прилететь.
— Последнее означает, что вы без работы.
— Я пишу книгу.
— О политике?
— Об американском художнике, воспевшем Дикий Запад. Вы его знаете, Эдгар Артур Тарп, младший.
— О, да. Превосходный мастер. Но какое отношение имеет он к политике?
— Никакого.
— Вы раньше работали в газетах?
— И во многих, — улыбнулся Флетч. — Так и перелетал из одной в другую.
— То есть вы хотите сказать, что в журналистике успех вам не сопутствовал?
— Иной раз еще как сопутствовал. Все зависит от того, с какой стороны посмотреть.
Губернатор откинулся на спинку дивана, вздохнул.
— Юноша, который выглядит так, словно не покидает теннисного корта, да еще увлеченный ковбойской живописью. А мне нужен пресс-секретарь предвыборной кампании. Можно ли полагать вас находкой?
— Разве американская политика не крестовый поход любителей?
— Чье это высказывание?
— Мое. Я так думаю.
— Вы ошибаетесь. Но фраза хлесткая, — наклонившись, губернатор что-то чиркнул на листке бумаги, лежащем среди прочих на кофейном столике. — Видите? Мы уже работаем в паре. Вы участвуете в составлении моих будущих речей, — он вновь откинулся на спинку дивана и улыбнулся. — Такая фраза может принести тысячи долларов. Вы уверены, что ее еще никто не произносил?
— Уверен.
— Тогда ее произнесу я. А услышат миллионы.
— Вы же сказали, что она не соответствует действительности.
— Меня не назовешь любителем. Дважды избирался в палату представителей Конгресса, трижды — на пост губернатора. Но в каждой кампании все начинается с нуля, — Кэкстон Уилер бросил ручку на столик. — Как бы то ни было, Уолш говорит, что вы умны, изворотливы и согласны работать задешево. В связи с последним поневоле возникает вопрос, а так ли вы умны?
— В ваших силах сделать меня умнее. Платите больше. Если вам того хочется. Мне-то без разницы.
Губернатор хмыкнул.
— Похоже, на этот раз Уолш подобрал себе подходящего партнера. Напряжение уже сказывается на нем. У него давно нет ни дня, ни часа отдыха. И его ноша куда тяжелее моей. На нем лежит организация всей кампании. Кто куда едет, когда, с кем, что говорит, и кому. Да еще я уволил Джеймса. От этого ему только прибавилось забот. Мне, впрочем, тоже. Полагаю, вы слышали, что у нас произошло?
— Уолш мне что-то сказал, когда позвонил вчера вечером. А в аэропорту я прочел заявление для прессы и комментарии журналистов.
Губернатор погрустнел.
— Я знаком с Джеймсом двадцать лет. Нет, если точнее, двадцать два года. Политический комментатор газеты моего родного города. Газета стояла за меня горой, когда я баллотировался в конгресс, на пост губернатора. Джеймс был моим доверенным лицом. Хороший парень, кристально честный. И опыта ему не занимать. Работал в Вашингтоне. Я думал, что возьму его в свою команду, если дело дойдет до борьбы за Белый Дом. И тут он подложил мне свинью. Большую свинью.
— Газеты написали, что он подал в отставку из-за расхождений в вопросах внешней политики. Что-то вы не поделили в Южной Африке.
— Пресса меня помиловала. Причина наших разногласий — не Южная Африка. Миссис Уилер, — губернатор тяжело вздохнул. — Первую его выходку удалось замять. Я сумел обратить все в шутку. Он шепнул нескольким репортерам в баре, что миссис Уилер каждое утро тратит на макияж два с половиной часа.
— Это так?
— Нет. Разумеется, она проводит какое-то время перед зеркалом. Как и всякая женщина. Ей тоже нелегко. Каждый день появляется на людях, встречи затягиваются допоздна. А утром она снова должна быть красивой. Короче, в газетах это напечатали.
— Небось, отвели душу.
— По всему выходило, что она пустая, самовлюбленная женщина. Я отшутился, сказав, что потому-то у нас на втором этаже губернаторского особняка две ванных. Чтобы эти два часа поутру я мог спокойно искать свою бритву.
— Да, получилось удачно.
— А вот на этой неделе Джеймс подвел нас серьезно. Вчера об этом было в газетах. Он сообщил прессе, что миссис Уилер в последний момент отменила визит в детский ожоговый центр, чтобы поиграть в теннис с тремя богатыми подружками.
— Это правда?
— Послушайте, как вас зовет Уолш — Флетч? — она действительно выкроила время, чтобы поиграть в теннис с сокурсницами по колледжу, которых не видела много лет, женами очень влиятельных людей этого штата. Они бы не простили, если б она не нашла для них нескольких часов. А благодаря этой встрече мы получили столь необходимые для кампании средства.
— Временные накладки, должно быть, обычное дело.
— Естественно. И задача пресс-секретаря — заминать их, а не выпячивать. Я убежден, что Джеймс сознательно нагадил нам.
— Да, но почему?
— Кто знает? Не буду утверждать, что он боготворит мою жену. За эти годы у них случались стычки. Но личное отношение к тому или иному человеку — одно, а политика — совсем иное. Если жить в окружении только тех, кто тебе нравится, придется переезжать на новое место каждые десять дней. Политика — это абсолютная верность, сынок. Когда ты покупаешь человека целиком, со всеми словами, что слетают с его губ. Когда ты продаешься, полностью осознавая, на что идешь. А потому продаваться надо лишь в полной уверенности, что это в твоих же интересах. Джеймс отдал двадцать два года верности за сомнительное удовольствие публично поиздеваться над моей женой.
Слушая, Флетч кружил по гостиной. Ботинок губернатора он так и не обнаружил.
— Если миссис Уилер отменяет какую-то встречу, значит, она ее отменяет, и нечего вдаваться в подробности. Я до сих пор не могу понять, как нам удается втиснуть все намеченные мероприятия в двадцать четыре часа. Впрочем, за пару дней вы прочувствуете это на себе, — губернатор понизил голос. — Если останетесь с нами.
— Я понимаю.
— И что вы понимаете?
— Я понимаю, что задача пресс-секретаря — постоянно красить забор вокруг особняка. Красить, и все тут. Что бы ни творилось внутри, снаружи забор должен радовать глаз.
Губернатор заулыбался.
— Вопрос в том, мистер Ай-эм Флетчер… — он достал из кармана недокуренную сигару, чиркнул спичкой, затянулся, выдохнул струю дыма. — Между прочим, как расшифровывается Ай-эм?
— Ирвин Морис.
— Не удивительно, что вы предпочитаете зваться Флетч. Вопрос в том, мистер Ирвин Морис «Флетч» Флетчер, так?
— Язык можно сломать, не правда ли?
— Вопрос в том… — губернатор снял с языка табачную крошку, — во что вы верите?
— В вас, — незамедлительно ответил Флетч. — И в вашу жену. И в вашу предвыборную кампанию. Вы ждали такого ответа?
— Неплохо, — кивнул губернатор. — Для начала. Почему вы хотите участвовать в этой кампании?
— Потому что Уолш попросил меня. Сказал, что я вам нужен.
— А вы как раз ушли со старой работы, но еще не поступили на новую.
— Я пишу книгу.
— У вас есть деньги, позволяющие не работать, а писать книгу?
— Есть.
— Где вы их взяли?
— Вы представить себе не можете, сколько можно скопить, отказавшись от курева.
— Что вы думаете о моей внутренней политике?
— Она требует корректив.
— Что вы думаете о моей внешней политике?
— Ей недостает свежих идей.
Губернатор широко улыбнулся.
— Черт побери, да вы идеалист. Пожалуй, вы окажете на меня благотворное влияние.
— Возможно.
Их взгляды встретились.
— У вас есть свежие идеи?
— Пока только одна.
— Какая же?
— Хранить вам верность, — Флетч улыбнулся. — Пока я не получу более выгодного предложения. В этом суть политики, не так ли?
Кэкстон Уилер сбросил пепел на металлический поднос.
— Учитесь вы быстро.
Флетч уже слышал этот голос. Правда, высказывался его обладатель о недостатках сверхзвуковых бомбардировщиков и дефиците федерального бюджета.
— Ай-эм Флетчер. Уолш просил постучать в вашу дверь.
Дверь открылась.
Не отпуская ручки, губернатор Кэкстон Уилер протянул вторую руку, готовую как для рукопожатия, так и для толчка. На губах играла улыбка, но глаза обежали Флетча с головы до ног. Обычно таким взглядом футбольный тренер встречал приглашенного на сборы новичка. Флетч поправил галстук и пожалел, что надел рубашку, в которой ходил весь день.
Лицо губернатора Кэкстона Уилера казалось огромным, как карта Америки. Лоб широкий, словно равнинные штаты, челюсть массивная, как юг, глаза большие и широко посаженные, этакие Нью-Йорк и Лос-Анджелес, а нос выпирал, как небоскребы Чикаго и Хьюстона.
— Привет, — продолжил Флетч. — Я ваш новый пресс-секретарь.
Кандидат в президенты, с застывшей на лице улыбкой, сверлил Флетча взглядом.
— Хотите купить швабру?
— Что ж, — хмыкнул губернатор. — Хорошая уборка еще никому не вредила.
— Держу пари, вы готовы вычистить все лишнее.
— Вы — один из них?
Флетч огляделся.
— О ком вы?
— О прессе.
— Пресса — это народ, сэр.
— Забавно, — вновь хмыкнул кандидат в президенты. — Я-то думал, что народ — это государство. Заходите.
Губернатор отпустил ручку и в одних носках прошлепал в гостиную.
Флетч закрыл за собой дверь.
Гостиная не произвела на него впечатления. Впрочем, что он мог ожидать от «люкса» средненького отеля. Картина на стене, шхуна под полными парусами (его собственный номер украшала репродукция этой картины), облупленная позолота на углах кофейного столика и подлокотниках кресел.
На сервировочном столике стояли бутылки.
— Хотите выпить? — указал на них губернатор.
— Нет, благодарю.
— Я предполагал, что услышу именно такой ответ.
— Может, налить вам?
— Нет, — губернатор сел на диван. — Моя жена не одобрит. Она считает, что я должен черпать энергию в общении с людьми. Впрочем, я сомневаюсь, что она может объяснить, как это делается.
Наряд губернатора состоял из распахнутого на груди ношенного коричневого халата. Над нагрудным карманом зеленели буквы «К» и «У».
Глаза Флетча перебегали с загорелого лица губернатора на белизну его живота.
— Вы, похоже, только вернулись из летнего лагеря, — продолжил губернатор. — Пресса вас примет? — Флетч тактично промолчал. — Борьба идет жесткая. Есть в этом свои плюсы, но хватает и минусов, — на кофейном столике громоздились высыпавшиеся из «дипломата» бумаги. — На финише кампании, если мы выиграем эти праймери[1], вы будете выжаты, как лимон.
За спиной губернатора, меж раздвинутых портьер, поблескивала стеклом сдвижная дверь на балкон.
Медленно, как бы между прочим, Флетч подошел к ней.
— Если вы проигрываете праймери, кампания заканчивается?
— Праймери дают голоса. И взносы в фонд предвыборной кампании. В проигравших денег не вкладывают. А счета бензозаправок и мотелей должны оплачивать все, даже кандидаты в президенты. Такой уж американский образ жизни.
Флетч зажег свет на балконе.
— Пресса знает, что денег у вас в обрез?
Губернатор не обернулся.
— Мы не оглашаем наши финансовые отчеты по два раза в месяц. Но журналистов как ветром сдует, если они почувствуют, что нам ничего не светит.
Снег на балконе, свежевыпавший и смерзшийся, истоптан многочисленными следами. Большая часть поручня под валиком снега, но есть и чистые куски.
— Сегодня вечером вы выходили на балкон? — спросил Флетч.
Тут губернатор обернулся.
— Нет. А что? Кажется, не выходил.
— Кто-то там был.
— Я приглашал сюда журналистов. Выпить, пообщаться с моими помощниками. Многие курили. Может, я и выходил подышать свежим воздухом. Или перекинуться парой слов наедине. На минуту, не более. В мокрой грязи долго не настоишься.
Флетч выключил свет на балконе, задернул портьеры.
— В ваше отсутствие здесь могли быть посторонние? Не считая персонала мотеля?
— Конечно, — губернатор вновь повернулся к кофейному столику. — В моем номере постоянная толчея, как в международном аэропорту. Кстати, а куда все подевались? И почему не звонит телефон?
— Уолш отключил его от коммутатора, — Флетч пересек гостиную и вышел в маленький коридорчик у входной двери.
— Зачем ему это понадобилось?
Поворот ручки, и дверь открылась.
— Ваша дверь не заперта.
— Естественно. Ко мне же приходят люди. Вы, собственно, кто, пресс-секретарь или агент службы безопасности?
Флетч закрыл дверь, вернулся в гостиную.
— Мне кажется, такой агент вам необходим.
— Мне вполне достаточно Шустрика. Он никому не мешает. Итак, вы служили вместе с Уолшем? Помнится, он говорил мне об этом.
— Да, сэр. Он был моим лейтенантом.
— И как он вам показался?
— Ваш сын? Как командир?
— Да. Каким он был командиром?
— С подчиненными он ладил. Хотя иной раз задавался.
Губернатор хохотнул.
— Но не слишком, так?
— Особых претензий к нему не возникало. Он не мешал нам выполнять свои обязанности. А в остальное просто не вмешивался.
— Вот это по-моему. Главное, чтобы дело шло, а там, хоть трава не расти. Уолш полагает, что вы — идеальный пресс-секретарь, — губернатор сдвинул брови. — Он настоял, чтобы я незамедлительно вызвал вас. Он хочет, чтобы утром я первым делом объявил о вашем назначении.
Флетч пожал плечами.
— Я смог прилететь.
— Последнее означает, что вы без работы.
— Я пишу книгу.
— О политике?
— Об американском художнике, воспевшем Дикий Запад. Вы его знаете, Эдгар Артур Тарп, младший.
— О, да. Превосходный мастер. Но какое отношение имеет он к политике?
— Никакого.
— Вы раньше работали в газетах?
— И во многих, — улыбнулся Флетч. — Так и перелетал из одной в другую.
— То есть вы хотите сказать, что в журналистике успех вам не сопутствовал?
— Иной раз еще как сопутствовал. Все зависит от того, с какой стороны посмотреть.
Губернатор откинулся на спинку дивана, вздохнул.
— Юноша, который выглядит так, словно не покидает теннисного корта, да еще увлеченный ковбойской живописью. А мне нужен пресс-секретарь предвыборной кампании. Можно ли полагать вас находкой?
— Разве американская политика не крестовый поход любителей?
— Чье это высказывание?
— Мое. Я так думаю.
— Вы ошибаетесь. Но фраза хлесткая, — наклонившись, губернатор что-то чиркнул на листке бумаги, лежащем среди прочих на кофейном столике. — Видите? Мы уже работаем в паре. Вы участвуете в составлении моих будущих речей, — он вновь откинулся на спинку дивана и улыбнулся. — Такая фраза может принести тысячи долларов. Вы уверены, что ее еще никто не произносил?
— Уверен.
— Тогда ее произнесу я. А услышат миллионы.
— Вы же сказали, что она не соответствует действительности.
— Меня не назовешь любителем. Дважды избирался в палату представителей Конгресса, трижды — на пост губернатора. Но в каждой кампании все начинается с нуля, — Кэкстон Уилер бросил ручку на столик. — Как бы то ни было, Уолш говорит, что вы умны, изворотливы и согласны работать задешево. В связи с последним поневоле возникает вопрос, а так ли вы умны?
— В ваших силах сделать меня умнее. Платите больше. Если вам того хочется. Мне-то без разницы.
Губернатор хмыкнул.
— Похоже, на этот раз Уолш подобрал себе подходящего партнера. Напряжение уже сказывается на нем. У него давно нет ни дня, ни часа отдыха. И его ноша куда тяжелее моей. На нем лежит организация всей кампании. Кто куда едет, когда, с кем, что говорит, и кому. Да еще я уволил Джеймса. От этого ему только прибавилось забот. Мне, впрочем, тоже. Полагаю, вы слышали, что у нас произошло?
— Уолш мне что-то сказал, когда позвонил вчера вечером. А в аэропорту я прочел заявление для прессы и комментарии журналистов.
Губернатор погрустнел.
— Я знаком с Джеймсом двадцать лет. Нет, если точнее, двадцать два года. Политический комментатор газеты моего родного города. Газета стояла за меня горой, когда я баллотировался в конгресс, на пост губернатора. Джеймс был моим доверенным лицом. Хороший парень, кристально честный. И опыта ему не занимать. Работал в Вашингтоне. Я думал, что возьму его в свою команду, если дело дойдет до борьбы за Белый Дом. И тут он подложил мне свинью. Большую свинью.
— Газеты написали, что он подал в отставку из-за расхождений в вопросах внешней политики. Что-то вы не поделили в Южной Африке.
— Пресса меня помиловала. Причина наших разногласий — не Южная Африка. Миссис Уилер, — губернатор тяжело вздохнул. — Первую его выходку удалось замять. Я сумел обратить все в шутку. Он шепнул нескольким репортерам в баре, что миссис Уилер каждое утро тратит на макияж два с половиной часа.
— Это так?
— Нет. Разумеется, она проводит какое-то время перед зеркалом. Как и всякая женщина. Ей тоже нелегко. Каждый день появляется на людях, встречи затягиваются допоздна. А утром она снова должна быть красивой. Короче, в газетах это напечатали.
— Небось, отвели душу.
— По всему выходило, что она пустая, самовлюбленная женщина. Я отшутился, сказав, что потому-то у нас на втором этаже губернаторского особняка две ванных. Чтобы эти два часа поутру я мог спокойно искать свою бритву.
— Да, получилось удачно.
— А вот на этой неделе Джеймс подвел нас серьезно. Вчера об этом было в газетах. Он сообщил прессе, что миссис Уилер в последний момент отменила визит в детский ожоговый центр, чтобы поиграть в теннис с тремя богатыми подружками.
— Это правда?
— Послушайте, как вас зовет Уолш — Флетч? — она действительно выкроила время, чтобы поиграть в теннис с сокурсницами по колледжу, которых не видела много лет, женами очень влиятельных людей этого штата. Они бы не простили, если б она не нашла для них нескольких часов. А благодаря этой встрече мы получили столь необходимые для кампании средства.
— Временные накладки, должно быть, обычное дело.
— Естественно. И задача пресс-секретаря — заминать их, а не выпячивать. Я убежден, что Джеймс сознательно нагадил нам.
— Да, но почему?
— Кто знает? Не буду утверждать, что он боготворит мою жену. За эти годы у них случались стычки. Но личное отношение к тому или иному человеку — одно, а политика — совсем иное. Если жить в окружении только тех, кто тебе нравится, придется переезжать на новое место каждые десять дней. Политика — это абсолютная верность, сынок. Когда ты покупаешь человека целиком, со всеми словами, что слетают с его губ. Когда ты продаешься, полностью осознавая, на что идешь. А потому продаваться надо лишь в полной уверенности, что это в твоих же интересах. Джеймс отдал двадцать два года верности за сомнительное удовольствие публично поиздеваться над моей женой.
Слушая, Флетч кружил по гостиной. Ботинок губернатора он так и не обнаружил.
— Если миссис Уилер отменяет какую-то встречу, значит, она ее отменяет, и нечего вдаваться в подробности. Я до сих пор не могу понять, как нам удается втиснуть все намеченные мероприятия в двадцать четыре часа. Впрочем, за пару дней вы прочувствуете это на себе, — губернатор понизил голос. — Если останетесь с нами.
— Я понимаю.
— И что вы понимаете?
— Я понимаю, что задача пресс-секретаря — постоянно красить забор вокруг особняка. Красить, и все тут. Что бы ни творилось внутри, снаружи забор должен радовать глаз.
Губернатор заулыбался.
— Вопрос в том, мистер Ай-эм Флетчер… — он достал из кармана недокуренную сигару, чиркнул спичкой, затянулся, выдохнул струю дыма. — Между прочим, как расшифровывается Ай-эм?
— Ирвин Морис.
— Не удивительно, что вы предпочитаете зваться Флетч. Вопрос в том, мистер Ирвин Морис «Флетч» Флетчер, так?
— Язык можно сломать, не правда ли?
— Вопрос в том… — губернатор снял с языка табачную крошку, — во что вы верите?
— В вас, — незамедлительно ответил Флетч. — И в вашу жену. И в вашу предвыборную кампанию. Вы ждали такого ответа?
— Неплохо, — кивнул губернатор. — Для начала. Почему вы хотите участвовать в этой кампании?
— Потому что Уолш попросил меня. Сказал, что я вам нужен.
— А вы как раз ушли со старой работы, но еще не поступили на новую.
— Я пишу книгу.
— У вас есть деньги, позволяющие не работать, а писать книгу?
— Есть.
— Где вы их взяли?
— Вы представить себе не можете, сколько можно скопить, отказавшись от курева.
— Что вы думаете о моей внутренней политике?
— Она требует корректив.
— Что вы думаете о моей внешней политике?
— Ей недостает свежих идей.
Губернатор широко улыбнулся.
— Черт побери, да вы идеалист. Пожалуй, вы окажете на меня благотворное влияние.
— Возможно.
Их взгляды встретились.
— У вас есть свежие идеи?
— Пока только одна.
— Какая же?
— Хранить вам верность, — Флетч улыбнулся. — Пока я не получу более выгодного предложения. В этом суть политики, не так ли?
Кэкстон Уилер сбросил пепел на металлический поднос.
— Учитесь вы быстро.
Глава 4
— Где доктор Том?
— Уже поднимается к тебе.
— Мне пора спать.
Уолш Уилер вошел в «люкс» отца без стука. Он знал, отметил про себя Флетч, что дверь незаперта.
В гостиной Уолш отделил от пачки бумаг, что держал в руке, верхний листок и протянул отцу.
— Твой распорядок дня на завтра.
Губернатор препроводил листок на стол, не удостоив его и взгляда.
Два листка Уолш отдал Флетчу. Один — сверху, другой — снизу.
— Вот распорядок завтрашнего дня отца. А это — матери. Ксерокопируй их и подсунь под двери всех репортеров до шести утра. Их поселили на восьмом этаже.
— А живет там кто-нибудь помимо репортеров?
— Не знаю. Скорее всего, да. Какая разница, подсунь копии под каждую дверь. Мы не держим в секрете местопребывание отца. Несколько копий можешь оставить и на регистрационной стойке. И не обдели местных газетчиков, — Уолш наполнил два бокала виски и содовой, один протянул Флетчу. — О, да, в нашем автобусе есть ксерокс. Пользоваться им дозволено только тебе, — Уолш улыбнулся отцу. — Джеймс первым делом объявил, что отрубит руку любому, кто прикоснется к его ксероксу, — Уолш пригубил виски. — Может, тебе стоит повторить его заявление.
— Незачем Флетчу идти по стопам Джеймса, — возразил губернатор. — Чтобы результат не получился тем же.
— Ксерокс и привычка не лезть за словом в карман. Необходимые атрибуты пресс-секретаря, так? — уточнил Уолш.
— Со словом у него все в порядке, — вставил губернатор.
— Понятно, — Уолш выбрал кресло под торшером, сел, положил ногу на ногу. — Пока, я вижу, вы друг друга устраиваете.
Губернатор и Флетч переглянулись.
— Не знаю, примет ли его пресса. Боюсь, своей внешностью курортника он подействует на них, как красная тряпка — на быка.
Улыбаясь, Уолш посмотрел на Флетча.
— А ты как думаешь, Флетч?
— Я думаю, губернатор Кэкстон Уилер сможет двинуть нашу страну вперед.
— Я в это верю! — рассмеялся Уолш.
— Скажу только одно, — в какой уж раз хохотнул губернатор. — С того момента, как он зашел в мой номер, на пол вывалилось столько коровьего дерьма, что мне пришлось снять мои, купленные в обычном магазине, штиблеты.
Флетч переводил взгляд с отца на сына.
— А где ваши штиблеты?
Отец и сын смеялись, довольные друг другом, словно и не слыша вопроса.
Флетч сел.
— Итак, папа, твой распорядок дня на завтра. Давай пройдемся по нему. До праймери в этом штате осталось совсем ничего. У нас есть шанс победить, но мы его еще не реализовали. А потому попытаемся использовать оставшееся время с максимальной отдачей.
Губернатор обреченно взял со стола злосчастный листок. Зевнул. Сигара дотлевала в пепельнице.
— В семь сорок пять, — начал Уолш, — ты будешь у главных ворот шинного завода. Этих парней волнуют две проблемы. Во-первых, естественно, ввоз из-за рубежа дешевых шин. А во-вторых, они опасаются, что профсоюзные боссы в апреле заставят их бастовать.
— Как фамилия президента профсоюза?
— Уолмен. Между прочим, его бросила жена, и рядовые члены профсоюза полагают, что из-за этого он стал неуступчив в переговорах с администрацией.
— Уже поднимается к тебе.
— Мне пора спать.
Уолш Уилер вошел в «люкс» отца без стука. Он знал, отметил про себя Флетч, что дверь незаперта.
В гостиной Уолш отделил от пачки бумаг, что держал в руке, верхний листок и протянул отцу.
— Твой распорядок дня на завтра.
Губернатор препроводил листок на стол, не удостоив его и взгляда.
Два листка Уолш отдал Флетчу. Один — сверху, другой — снизу.
— Вот распорядок завтрашнего дня отца. А это — матери. Ксерокопируй их и подсунь под двери всех репортеров до шести утра. Их поселили на восьмом этаже.
— А живет там кто-нибудь помимо репортеров?
— Не знаю. Скорее всего, да. Какая разница, подсунь копии под каждую дверь. Мы не держим в секрете местопребывание отца. Несколько копий можешь оставить и на регистрационной стойке. И не обдели местных газетчиков, — Уолш наполнил два бокала виски и содовой, один протянул Флетчу. — О, да, в нашем автобусе есть ксерокс. Пользоваться им дозволено только тебе, — Уолш улыбнулся отцу. — Джеймс первым делом объявил, что отрубит руку любому, кто прикоснется к его ксероксу, — Уолш пригубил виски. — Может, тебе стоит повторить его заявление.
— Незачем Флетчу идти по стопам Джеймса, — возразил губернатор. — Чтобы результат не получился тем же.
— Ксерокс и привычка не лезть за словом в карман. Необходимые атрибуты пресс-секретаря, так? — уточнил Уолш.
— Со словом у него все в порядке, — вставил губернатор.
— Понятно, — Уолш выбрал кресло под торшером, сел, положил ногу на ногу. — Пока, я вижу, вы друг друга устраиваете.
Губернатор и Флетч переглянулись.
— Не знаю, примет ли его пресса. Боюсь, своей внешностью курортника он подействует на них, как красная тряпка — на быка.
Улыбаясь, Уолш посмотрел на Флетча.
— А ты как думаешь, Флетч?
— Я думаю, губернатор Кэкстон Уилер сможет двинуть нашу страну вперед.
— Я в это верю! — рассмеялся Уолш.
— Скажу только одно, — в какой уж раз хохотнул губернатор. — С того момента, как он зашел в мой номер, на пол вывалилось столько коровьего дерьма, что мне пришлось снять мои, купленные в обычном магазине, штиблеты.
Флетч переводил взгляд с отца на сына.
— А где ваши штиблеты?
Отец и сын смеялись, довольные друг другом, словно и не слыша вопроса.
Флетч сел.
— Итак, папа, твой распорядок дня на завтра. Давай пройдемся по нему. До праймери в этом штате осталось совсем ничего. У нас есть шанс победить, но мы его еще не реализовали. А потому попытаемся использовать оставшееся время с максимальной отдачей.
Губернатор обреченно взял со стола злосчастный листок. Зевнул. Сигара дотлевала в пепельнице.
— В семь сорок пять, — начал Уолш, — ты будешь у главных ворот шинного завода. Этих парней волнуют две проблемы. Во-первых, естественно, ввоз из-за рубежа дешевых шин. А во-вторых, они опасаются, что профсоюзные боссы в апреле заставят их бастовать.
— Как фамилия президента профсоюза?
— Уолмен. Между прочим, его бросила жена, и рядовые члены профсоюза полагают, что из-за этого он стал неуступчив в переговорах с администрацией.