— Я сидел в баре. Вошел коридорный… а может, швейцар. Поначалу я даже не понял, то ли он ищет ответственное лицо, скажем, управляющего мотелем, то ли просто хочет выпить. И произнес сдавленным голосом: «Кто-то прыгнул с крыши. Она голая».
— Так и сказал?
— Я, конечно, не помню всего того, что вчера вечером говорилось в баре о сенаторе Аптоне, сенаторе Грейвзе, Ближнем Востоке и «Вашингтон пост», но эти слова отложились в моей памяти. Тем более, что их смысл дошел до меня не сразу.
— Что вы делали в тот самый момент?
— Беседовал с Фенеллой Бейкер и Бетси Гинзберг. Ранее говорил с Биллом Дикманном, но он, кажется, уже ушел. Кто там еще был? Несколько бизнесменов, пьющих в одиночку. Громкоголосые, болтливые водители-дальнобойщики, готовые говорить с кем угодно и о чем угодно. Обычная компания для бара рядового мотеля.
— Это все?
— Все, что я могу вспомнить. Потом, после приезда и отбытия «скорой помощи», в бар потянулись репортеры. Некоторые пришли в пальто, наброшенном на пижаму.
— Расскажите мне о женщине. Вы осмотрели ее?
— Благодаря большому числу судебных исков к врачам, мы, как вы знаете, не стремимся в те места, куда побоится идти даже дурак. Разумеется, если бы мне попался лежащий на тротуаре адвокат, я бы с удовольствием прошел прямо по его физиономии.
— Вы не любите и адвокатов?
— Адвокатов не любят даже их матери. Если провести опрос общественного мнения, наверняка выяснится, что среди различных групп населения наивысший процент выступающих за легализацию абортов — у матерей адвокатов.
Флетч отметил, что речь доктора обладает гипнотическим эффектом.
— Проходя через вестибюль, вы столкнулись с губернатором Уилером?
— Нет. С губернатором я увиделся лишь ночью, в его «люксе».
— Укладывали его спать.
— Укладывал его спать. У тела женщины стояла хорошо одетая пара. Мужчина как раз снимал пальто, чтобы прикрыть тело. Я попросил его этого не делать. Потому что хотел осмотреть ее.
— Она еще жила?
— Нет. Смерть наступила мгновенно при ее соприкосновении с асфальтом.
— Не раньше?
— Думаю, что нет. Она приземлилась на голову, сломала себе шею, затем упала на спину.
— Вы видели доказательства того, что ее жестоко избили, прежде чем она упала или ее скинули вниз?
— Синяки на лице. Левый глаз заплыл. Кровь, струящаяся из носа и губ. Два выбитых передних зуба. Два или три сломанных ребра. Кровоподтеки на груди и животе.
— Коронер объявил сегодня утром, что ее не изнасиловали.
— Так какой же мотив? Ограбление? Кто-то позарился на ее одежду? Разумеется, избиение молодой женщины предполагает изнасилование.
— Пока вы ее осматривали, собралась толпа?
— Небольшая толпа. Главным образом, журналисты.
— Вы помните, кто там был?
— Я окинул их взглядом, чтобы убедиться, что детей среди присутствующих нет. Была Эрбатнот. Весьма симпатичная дама. Фенелла Бейкер пришла из бара вместе со мной. О ее красоте или отсутствии оной распространяться не будем. Стоял кто-то еще. Но помогал мне лишь один водитель грузовика.
— Как я понимаю, погибшую вы видели раньше.
— Да. Встречал ее несколько последних дней. То в лифте, то в вестибюле мотеля.
— А почему вы обратили на нее внимание?
— Потому что она неизменно оказывалась в том же мотеле, что и мы, хотя не имела никакого отношения к предвыборной кампании. Правда, один раз она завтракала с Бетси Гинзберг.
— Вы видели ее с мужчинами?
— Нет. Похоже, она ехала одна в маленьком двухдверном «фольксвагене».
Взревел двигатель. И тут же автобус тронулся с места.
— Эй! — Флетч вскочил. — Мне же нужно в другой автобус!
Доктор Том закрыл книгу.
— А мне пора освобождать кровать хозяину, — и сел.
Флетч протер запотевшее окно.
Губернатор Уилер открыл дверь комнаты отдыха, на ходу снимая красно-черную клетчатую куртку.
— Как жизнь? — спросил он находящихся в комнате мужчин.
— Сколько чашечек кофе вы выпили? — ответил вопросом на вопрос доктор Том.
— Всего лишь две. Но черного, — кандидат хитро улыбнулся, словно ему удалось кого-то провести.
— Тогда не вините меня, если у вас начнется бессонница.
— А что мне делать? Каждый раз просить сгущенного молока? Эти парни не могут без кофеина.
В двери возник Уолш.
— Сегодня утром Вик Роббинс слетел с моста в Пенсильвании. Погиб.
— Понятно, — губернатор повесил куртку на плечики. — Вот уж кто был настоящим кудесником. Я сделал заявление?
— Да.
— Послал венок?
— Пошлешь, как только мы будем знать, куда. И теперь в Уинслоу тебе нужно сказать что-то важное и значительное, чтобы попасть в вечерние выпуски новостей. Этот несчастный случай будет смотреться с телевизионного экрана.
— Естественно. И что я скажу?
— Фил и Пол стараются что-нибудь придумать.
— Каковы результаты?
— Расходы Пентагона.
— Черт, да о них говорят все, начиная с Эйзенхауэра. Только ему хватило ума упомянуть их в прощальной речи.
Уолш скрылся за дверью.
— Вам что-нибудь нужно, Кэкстон? — подал голос доктор Том.
— Да. Трансплантация мозга. Иди. И не возвращайся, пока не отыщешь подходящую голову.
Флетч последовал за доктором Томом.
— Останьтесь, Флетч, — остановил его губернатор. — Думаю, нам пора познакомиться поближе.
Глава 10
Глава 11
Глава 12
— Так и сказал?
— Я, конечно, не помню всего того, что вчера вечером говорилось в баре о сенаторе Аптоне, сенаторе Грейвзе, Ближнем Востоке и «Вашингтон пост», но эти слова отложились в моей памяти. Тем более, что их смысл дошел до меня не сразу.
— Что вы делали в тот самый момент?
— Беседовал с Фенеллой Бейкер и Бетси Гинзберг. Ранее говорил с Биллом Дикманном, но он, кажется, уже ушел. Кто там еще был? Несколько бизнесменов, пьющих в одиночку. Громкоголосые, болтливые водители-дальнобойщики, готовые говорить с кем угодно и о чем угодно. Обычная компания для бара рядового мотеля.
— Это все?
— Все, что я могу вспомнить. Потом, после приезда и отбытия «скорой помощи», в бар потянулись репортеры. Некоторые пришли в пальто, наброшенном на пижаму.
— Расскажите мне о женщине. Вы осмотрели ее?
— Благодаря большому числу судебных исков к врачам, мы, как вы знаете, не стремимся в те места, куда побоится идти даже дурак. Разумеется, если бы мне попался лежащий на тротуаре адвокат, я бы с удовольствием прошел прямо по его физиономии.
— Вы не любите и адвокатов?
— Адвокатов не любят даже их матери. Если провести опрос общественного мнения, наверняка выяснится, что среди различных групп населения наивысший процент выступающих за легализацию абортов — у матерей адвокатов.
Флетч отметил, что речь доктора обладает гипнотическим эффектом.
— Проходя через вестибюль, вы столкнулись с губернатором Уилером?
— Нет. С губернатором я увиделся лишь ночью, в его «люксе».
— Укладывали его спать.
— Укладывал его спать. У тела женщины стояла хорошо одетая пара. Мужчина как раз снимал пальто, чтобы прикрыть тело. Я попросил его этого не делать. Потому что хотел осмотреть ее.
— Она еще жила?
— Нет. Смерть наступила мгновенно при ее соприкосновении с асфальтом.
— Не раньше?
— Думаю, что нет. Она приземлилась на голову, сломала себе шею, затем упала на спину.
— Вы видели доказательства того, что ее жестоко избили, прежде чем она упала или ее скинули вниз?
— Синяки на лице. Левый глаз заплыл. Кровь, струящаяся из носа и губ. Два выбитых передних зуба. Два или три сломанных ребра. Кровоподтеки на груди и животе.
— Коронер объявил сегодня утром, что ее не изнасиловали.
— Так какой же мотив? Ограбление? Кто-то позарился на ее одежду? Разумеется, избиение молодой женщины предполагает изнасилование.
— Пока вы ее осматривали, собралась толпа?
— Небольшая толпа. Главным образом, журналисты.
— Вы помните, кто там был?
— Я окинул их взглядом, чтобы убедиться, что детей среди присутствующих нет. Была Эрбатнот. Весьма симпатичная дама. Фенелла Бейкер пришла из бара вместе со мной. О ее красоте или отсутствии оной распространяться не будем. Стоял кто-то еще. Но помогал мне лишь один водитель грузовика.
— Как я понимаю, погибшую вы видели раньше.
— Да. Встречал ее несколько последних дней. То в лифте, то в вестибюле мотеля.
— А почему вы обратили на нее внимание?
— Потому что она неизменно оказывалась в том же мотеле, что и мы, хотя не имела никакого отношения к предвыборной кампании. Правда, один раз она завтракала с Бетси Гинзберг.
— Вы видели ее с мужчинами?
— Нет. Похоже, она ехала одна в маленьком двухдверном «фольксвагене».
Взревел двигатель. И тут же автобус тронулся с места.
— Эй! — Флетч вскочил. — Мне же нужно в другой автобус!
Доктор Том закрыл книгу.
— А мне пора освобождать кровать хозяину, — и сел.
Флетч протер запотевшее окно.
Губернатор Уилер открыл дверь комнаты отдыха, на ходу снимая красно-черную клетчатую куртку.
— Как жизнь? — спросил он находящихся в комнате мужчин.
— Сколько чашечек кофе вы выпили? — ответил вопросом на вопрос доктор Том.
— Всего лишь две. Но черного, — кандидат хитро улыбнулся, словно ему удалось кого-то провести.
— Тогда не вините меня, если у вас начнется бессонница.
— А что мне делать? Каждый раз просить сгущенного молока? Эти парни не могут без кофеина.
В двери возник Уолш.
— Сегодня утром Вик Роббинс слетел с моста в Пенсильвании. Погиб.
— Понятно, — губернатор повесил куртку на плечики. — Вот уж кто был настоящим кудесником. Я сделал заявление?
— Да.
— Послал венок?
— Пошлешь, как только мы будем знать, куда. И теперь в Уинслоу тебе нужно сказать что-то важное и значительное, чтобы попасть в вечерние выпуски новостей. Этот несчастный случай будет смотреться с телевизионного экрана.
— Естественно. И что я скажу?
— Фил и Пол стараются что-нибудь придумать.
— Каковы результаты?
— Расходы Пентагона.
— Черт, да о них говорят все, начиная с Эйзенхауэра. Только ему хватило ума упомянуть их в прощальной речи.
Уолш скрылся за дверью.
— Вам что-нибудь нужно, Кэкстон? — подал голос доктор Том.
— Да. Трансплантация мозга. Иди. И не возвращайся, пока не отыщешь подходящую голову.
Флетч последовал за доктором Томом.
— Останьтесь, Флетч, — остановил его губернатор. — Думаю, нам пора познакомиться поближе.
Глава 10
— Такое впечатление, что мы все — одна шайка, не так ли? — хохотнул губернатор Уилер, когда за доктором Томом закрылась дверь. — Гибнет один из главных помощников конкурента, а мы заказываем венок еще до того, как узнаем, куда его послать, — он опустился на стул, с которого только что встал Флетч, и указал тому на кровать. — В американской политике всего понемногуг тут и спорт, и показ мод, и загородный отдых, и деловые переговоры, — он наклонился, чтобы развязать шнурки башмаков. — Задавайте вопросы.
— Какие?
— Спрашивайте, о чем вашей дуще угодно. Человека легче узнать по вопросам, а не ответам. Кто это сказал?
— Вы, только что.
— Неплохой, однако, афоризм.
— Вопрос у меня простой.
— Валяйте.
— Почему вы хотите стать президентом Соединенных Штатов?
— У меня особого желания нет, — кандидат уже снял обувь и теперь менял носки. — Да вот миссис Уилер хочет быть Первой леди Соединенных Штатов, улыбаясь, он посмотрел на Флетча. — Чего вы так удивляетесь? Большинство мужчин стараются ублажить своих жен, не правда ли? Знаете ли, после десяти, пятнадцати лет работы многие подали бы в отставку и предпочли удить рыбку, если б жены не продолжали толкать их вперед и вверх. Или вы придерживаетесь иного мнения?
— Не знаю, что и сказать.
— Никогда не были женаты?
— Раз или два.
— Ясно, — губернатор переменил носки, надел башмаки, завязал шнурки, откинулся на спинку вращающегося стула. — Так вот, миссис Уилер принимала самое активное участие в двух избирательных кампаниях по моим выборам в палату представителей, в трех — на пост губернатора. Она много и с большой пользой для дела трудилась как в Вашингтоне, так и в столице штата. Карьеру делал не только я, но и она. Для себя, пять или шесть лет назад, я почувствовал, что имею шанс стать президентом, а потому сознательно двинулся в этом направлении. Я — политик, потому и венчать мой жизненный путь должно президентство. Так почему же не попытаться?
— То есть у вас нет твердой убежденности…
Губернатор заулыбался.
— Американский народ не ждет от своего президента твердой убежденности. Принципиальные люди опасны. Они неспособны править демократическим обществом, потому что не приемлют компромиссов. Люди, которые не могут поступиться принципами, сажают всех несогласных с ними в тюрьму. А потом могут взорвать мир. Вы этого не хотите, не правда ли?
— Может, я имею в виду не столь жесткие принципы.
— Насколько же они должны быть жесткими?
— В принципе…
— Послушайте, Флетч, государство — это хорошо отлаженная бюрократическая машина. Президент — дверная ручка, а бюрократия — сама дверь. Ручкой пользуются, чтобы открыть или закрыть дверь, поставить ее так или эдак. Но дверь, она остается дверью.
— И все эти разговоры насчет самого высокого поста в стране…
— Черт, самый высокий пост в стране — учительская кафедра. Учителя — единственные, кто отличается от всех остальных.
— Так почему вы не учитель?
— Дидактика, но не догма, вот основной принцип настоящего политика. Кто это сказал?
— Кроме вас, больше некому.
— Президент Соединенных Штатов должен быть хорошим администратором. Я — хороший администратор. Как, я надеюсь, и другие господа, поставившие перед собой ту же цель, что и я.
— И вам без разницы, кто победит?
— Мне — да. Но не миссис Уилер, — кандидат рассмеялся. — После моей последней фразы у вас глаза вылезли из орбит.
— Я удивлен.
— Но вы же не хотите, чтобы президентом стал честолюбец?
— Все зависит от того, куда направлено его честолюбие.
— Нет, я такой же, как и соседские парни. Получу работу, которую доверят мне люди, и буду ее выполнять.
— Похоже, вы морочите мне голову. Кэкстон Уилер рассмеялся.
— Возможно. Теперь моя очередь?
— Конечно. Какая очередь?
— Задавать вопросы.
— А я знаю ответы?
— Мы уговорились прошлой ночью, что я беру вас на эту работу с одним условием — выдвигать новые идеи. И перед тем, как заснуть, я все гадал, а какие же у вас идеи?
— Вы предъявляете ко мне высокие требования.
— Иногда можно узнать человека и по его ответам.
— Губернатор, я не думаю, что вас интересует политическая доктрина Ирвина Мориса Флетчера, шута и бумагомараки.
— Наоборот, еще как интересует. Я готов выслушать политическую доктрину любого. Рано или поздно мы набредем на что-нибудь ценное.
— Ладно, выкладываю, — Флетч глубоко вдохнул, но ничего не сказал.
Губернатор рассмеялся.
— Вывел вас на чистую воду, так?
— Нет, сэр.
— Тогда говорите. И забудьте о благоговейном ужасе. Я всего лишь один из тех, кто включился в гонку.
— Ладно, — Флетч вновь замолчал.
— Ладно, так ладно.
— Ладно, — в третий раз повторил Флетч и тут же выпалил. — Идеологии никогда не удастся создать мир равенства. Это под силу лишь техническому прогрессу.
— Поздравляю.
Флетч молчал.
В маленькой комнатке в хвостовой части автобуса кандидат пристально вглядывался в лицо Флетча.
— Технический прогресс преобразует мир?
Флетч молчал.
— Вы верите в технический прогресс?
— Я верю тому, что вижу собственными глазами.
— Так, так, — губернатор повернулся к запотевшему окну. — Всегда полезно прислушаться к мнению молодого поколения.
— Это не политическая доктрина, — пояснил Флетч. — Всего лишь жизненное наблюдение.
Губернатор все еще смотрел на окно.
— Емкое наблюдение.
— Я — репортер. И моя задача — наблюдать наше бытие во всех его проявлениях.
Сквозь запотевшие, покрытые снаружи слоем грязи окна проникал ровный серый свет. Те же грязь и водяной конденсат не позволяли любоваться окрестным пейзажем. Губернатор протер стекло. Грязь, однако, находилась по другую сторону окна, за пределами его досягаемости, а потому видимость не улучшилась.
— Включись в президентскую гонку, и ты увидишь Америку, — пробормотал кандидат.
Приоткрылась дверь, и в комнату отдыха всунулась голова Шустрика Грасселли.
— Что-нибудь нужно, губернатор?
— Да. Кофе. Черный.
— Сегодня вы уже выпили свою норму, — отрезал Шустрик. — Кофе вам не будет.
Голова исчезла, дверь закрылась. Кандидат и Флетч улыбнулись друг другу.
— Когда-нибудь… — начал кандидат.
— Почему вы зовете его Шустриком?
— Потому что он так медленно все делает. Медленно ходит. Медленно ведет машину. Более того, медленно прыгает на людей, — губернатор нахмурился. — Я могу во всем положиться на него, — он развернул стул, чтобы посмотреть Флетчу в глаза.
— Как дела в автобусе прессы?
— Не так хорошо, как хотелось бы. Есть личности, которые представляют для вас определенную угрозу.
— Неужели?
— Фредерика Эрбатнот и Майкл Джи. Хэнреган. Фредди — криминальный репортер «Ньюсуорлд», Хэнреган — «Ньюсбилл».
— Криминальные репортеры?
— Фредди умна, талантлива, истинный профессионал. Хэнреган мерзок и отвратителен. Будь моя воля, я бы не пустил его в автобус прессы.
— А может, попробовать его выгнать?
— У «Ньюсбилл» больше читателей, чем у «Нью-Йорк таймс» и «Лос-Анджелес таймс», вместе взятых.
— Да, но читатели «Ньюсбилл» предпочитают не афишировать себя.
— Если уж на то пошло, у «Дейли госпел» читателей еще больше.
— Чем мы привлекли внимание криминальных репортеров? Кто-то залез под юбку Фенеллы Бейкер?
— Вчерашнее убийство Элис Элизабет Шилдз оказалось вторым по счету за неделю, имеющим отношение к предвыборной кампании.
— Имеющим отношение? — переспросил губернатор.
— Возможно, они никак не связаны. Таково, на текущий момент, мнение чикагской полиции. Но велика вероятность и наличия такой связи. Достаточно велика, чтобы привлечь внимание Фредди Эрбатнот и Майкла Джи. Хэнрегана.
— Связи, — покивал губернатор. — С моей предвыборной кампанией?
— Не знаю.
— Кого убили в Чикаго?
— Молодую женщину. Личность еще не установлена. Ее нашли задушенной в чулане, примыкающем к банкетному залу, где вы принимали прессу. В отеле «Харрис».
— И вчера вечером в мотеле женщину убили?
— Несомненно.
— То есть меня могут спросить об этом?
— Да.
— Что же мне отвечать? Подготовьте меня.
— Хорошо. Расскажите мне о вашем приезде в мотель.
— Пожалуйста. Уилли привез меня после моего выступления в Торговой палате.
— Уилли Финн, один из организаторов вашей предвыборной кампании?
— Да. Он прилетел, как только узнал об отставке Джеймса. В машине мы переговорили о делах. Потом он отправился в Калифорнию.
— В котором часу вы приехали в мотель?
— Понятия не имею. Но Уилли улетал в одиннадцать вечера.
— В мотель вы вошли один?
— Конечно. Кандидаты в президенты ничем не выделяются. Нас много. Пока.
— Сразу направились к лифту?
— Да. По пути пожал несколько рук. Когда поднялся к себе и открыл дверь «люкса», увидел отблески маячков. В окне гостиной. Включил свет, переоделся в халат. Просмотрел бумаги, которые положили мне в «дипломат».
— Вас не заинтересовало, чем вызвано мерцание маячков у мотеля, вой сирен?
— Маячки и сирены сопровождают меня уже много лет. Где я, там и полиция.
— Вы уверены?
— То есть?
— Вы не вышли на балкон, не перегнулись через поручень, не посмотрели вниз?
— Нет.
— Почему вы были в одних носках, когда я пришел?
— Я всегда снимаю ботинки перед тем, как лечь в постель, — губернатор усмехнулся. — А вы — нет?
— А может, они промокли, когда вы выходили на балкон?
— Я не был на балконе.
— Кто-то был. И истоптал весь снег.
— Я уже говорил, ранее ко мне приходили люди. Много людей. Возможно, кто-то и выходил на балкон. Я не помню.
— Вы нигде не задержались по пути наверх? На другом этаже? Никто не заговорил с вами?
— Нет. А в чем дело?
— Концы с концами не сходятся, губернатор.
— Почему же?
— Временной расклад. Или вы проходили мимо толпы, собравшейся у тела…
— Возможно…
— Но маловероятно.
— Да. Маловероятно.
— Или, находясь в вестибюле, видели, как люди, включая доктора Тома, устремились на улицу, чтобы посмотреть, что произошло.
— Я не видел ни толпы на тротуаре, ни бегущих к дверям людей.
— Однако, должны были видеть то ли первое, то ли второе, чтобы войти в «люкс» аккурат к прибытию патрульной машины и «скорой помощи».
Губернатор пожал плечами.
— Разумеется, я наскучил до смерти членам Торговой палаты, но после этого я никого не убивал.
— Почему вчера вечером рядом с вами не оказалось Шустрика? Он же ваш телохранитель.
— Я же не всюду беру его с собой. Иногда удираю, чтобы спокойно выкурить сигару. Кроме того, он не ладит с Бобом.
— Доктором Томом.
— Да. Боб полагает Шустрика кретином.
Флетч наклонился вперед.
— Мне не по душе роль прокурора, губернатор, но вы лично знали Элис Элизабет Шилдз?
Их взгляды встретились.
— Нет, — твердо ответил губернатор.
— Вам что-нибудь известно о ее убийстве?
— Нет, — вновь твердый ответ. — Но вы, я вижу, очень обеспокоены. Что вы предлагаете? Заявление для прессы?
— Пожалуй, что нет. Раз уж вам ничего не известно.
— Так что же мне делать? Нас сопровождают два криминальных репортера. Они же что-нибудь да напишут.
— Я думаю, вам следует обратиться в Федеральное бюро расследований. Пусть они займутся этим делом.
— О Боже, нет, — губернатор покачал головой. — Только не ФБР с их портативными магнитофонами и увеличительными стеклами. Избави Бог! Что бы я ни сказал, что бы ни сделал, в прессу не попадет ни строчки. Предвыборная кампания превратится в расследование преступления, так что о Белом Доме придется забыть…
— Я уверен, что они не привлекут к себе внимания.
— Не привлекут, как же! Да стоит одному из этих дуболомов приехать сюда… Пресса распознает его еще на трапе самолета.
— В какой-то момент вам придется привлечь агентов Секретной службы…[4]
— Я не намерен обращаться к ним раньше остальных кандидатов. Опасность грозит мне не больше, чем другим. И каков будет предлог? Прошлым вечером я видел человека с пистолетом в Торговой палате.
— Вы видели?
— Да.
— У вас есть Флинн, в таких вопросах он дока. Думаю…
— Нет, нет, нет. Или я выразился недостаточно ясно.
— Убиты две женщины…
— Возможно, эти убийства никоим образом не связаны с избирательной кампанией. Вы это допускаете, не так ли?
— А если последует повторение?
— Когда проводишь предвыборную кампанию по всей стране, случается всякое. Люди вот падают с мостов.
Шустрик вновь всунулся в комнату отдыха.
— Подъезжаем к школе, губернатор.
— Отлично.
Шустрик вошел, прикрыл за собой дверь.
— Расставим все по местам, Флетч. Я сожалею о случившемся. Воспринимаю эти убийства со всей серьезностью. Но мы не можем загубить предвыборную кампанию из-за событий, возможно, не имеющих к ней ни малейшего отношения. Это понятно?
— Да, сэр.
Губернатор встал. Шустрик снял с плечиков пиджак, смахнул с него невидимые пылинки, застыл, ожидая, пока губернатор подойдет к нему.
— Беседовать с вами — одно удовольствие, — улыбнулся губернатор.
— Благодарю.
Губернатор сунул руки в рукава пиджака.
— Деньги у вас есть?
— Простите?
— Монеты. Четвертаки, десятицентовики. Они мне нужны для школы. Мелочь есть. Шустрик?
Флетч оставил себе один четвертак. Шустрик вывалил все.
— И еще, Флетч, не подпускайте ко мне этих криминальных репортеров.
— Да, сэр.
— Эрбатнот и Хэнреган, — губернатор одернул пиджак. — Прямо-таки фирма, производящая отбойные молотки.
— Какие?
— Спрашивайте, о чем вашей дуще угодно. Человека легче узнать по вопросам, а не ответам. Кто это сказал?
— Вы, только что.
— Неплохой, однако, афоризм.
— Вопрос у меня простой.
— Валяйте.
— Почему вы хотите стать президентом Соединенных Штатов?
— У меня особого желания нет, — кандидат уже снял обувь и теперь менял носки. — Да вот миссис Уилер хочет быть Первой леди Соединенных Штатов, улыбаясь, он посмотрел на Флетча. — Чего вы так удивляетесь? Большинство мужчин стараются ублажить своих жен, не правда ли? Знаете ли, после десяти, пятнадцати лет работы многие подали бы в отставку и предпочли удить рыбку, если б жены не продолжали толкать их вперед и вверх. Или вы придерживаетесь иного мнения?
— Не знаю, что и сказать.
— Никогда не были женаты?
— Раз или два.
— Ясно, — губернатор переменил носки, надел башмаки, завязал шнурки, откинулся на спинку вращающегося стула. — Так вот, миссис Уилер принимала самое активное участие в двух избирательных кампаниях по моим выборам в палату представителей, в трех — на пост губернатора. Она много и с большой пользой для дела трудилась как в Вашингтоне, так и в столице штата. Карьеру делал не только я, но и она. Для себя, пять или шесть лет назад, я почувствовал, что имею шанс стать президентом, а потому сознательно двинулся в этом направлении. Я — политик, потому и венчать мой жизненный путь должно президентство. Так почему же не попытаться?
— То есть у вас нет твердой убежденности…
Губернатор заулыбался.
— Американский народ не ждет от своего президента твердой убежденности. Принципиальные люди опасны. Они неспособны править демократическим обществом, потому что не приемлют компромиссов. Люди, которые не могут поступиться принципами, сажают всех несогласных с ними в тюрьму. А потом могут взорвать мир. Вы этого не хотите, не правда ли?
— Может, я имею в виду не столь жесткие принципы.
— Насколько же они должны быть жесткими?
— В принципе…
— Послушайте, Флетч, государство — это хорошо отлаженная бюрократическая машина. Президент — дверная ручка, а бюрократия — сама дверь. Ручкой пользуются, чтобы открыть или закрыть дверь, поставить ее так или эдак. Но дверь, она остается дверью.
— И все эти разговоры насчет самого высокого поста в стране…
— Черт, самый высокий пост в стране — учительская кафедра. Учителя — единственные, кто отличается от всех остальных.
— Так почему вы не учитель?
— Дидактика, но не догма, вот основной принцип настоящего политика. Кто это сказал?
— Кроме вас, больше некому.
— Президент Соединенных Штатов должен быть хорошим администратором. Я — хороший администратор. Как, я надеюсь, и другие господа, поставившие перед собой ту же цель, что и я.
— И вам без разницы, кто победит?
— Мне — да. Но не миссис Уилер, — кандидат рассмеялся. — После моей последней фразы у вас глаза вылезли из орбит.
— Я удивлен.
— Но вы же не хотите, чтобы президентом стал честолюбец?
— Все зависит от того, куда направлено его честолюбие.
— Нет, я такой же, как и соседские парни. Получу работу, которую доверят мне люди, и буду ее выполнять.
— Похоже, вы морочите мне голову. Кэкстон Уилер рассмеялся.
— Возможно. Теперь моя очередь?
— Конечно. Какая очередь?
— Задавать вопросы.
— А я знаю ответы?
— Мы уговорились прошлой ночью, что я беру вас на эту работу с одним условием — выдвигать новые идеи. И перед тем, как заснуть, я все гадал, а какие же у вас идеи?
— Вы предъявляете ко мне высокие требования.
— Иногда можно узнать человека и по его ответам.
— Губернатор, я не думаю, что вас интересует политическая доктрина Ирвина Мориса Флетчера, шута и бумагомараки.
— Наоборот, еще как интересует. Я готов выслушать политическую доктрину любого. Рано или поздно мы набредем на что-нибудь ценное.
— Ладно, выкладываю, — Флетч глубоко вдохнул, но ничего не сказал.
Губернатор рассмеялся.
— Вывел вас на чистую воду, так?
— Нет, сэр.
— Тогда говорите. И забудьте о благоговейном ужасе. Я всего лишь один из тех, кто включился в гонку.
— Ладно, — Флетч вновь замолчал.
— Ладно, так ладно.
— Ладно, — в третий раз повторил Флетч и тут же выпалил. — Идеологии никогда не удастся создать мир равенства. Это под силу лишь техническому прогрессу.
— Поздравляю.
Флетч молчал.
В маленькой комнатке в хвостовой части автобуса кандидат пристально вглядывался в лицо Флетча.
— Технический прогресс преобразует мир?
Флетч молчал.
— Вы верите в технический прогресс?
— Я верю тому, что вижу собственными глазами.
— Так, так, — губернатор повернулся к запотевшему окну. — Всегда полезно прислушаться к мнению молодого поколения.
— Это не политическая доктрина, — пояснил Флетч. — Всего лишь жизненное наблюдение.
Губернатор все еще смотрел на окно.
— Емкое наблюдение.
— Я — репортер. И моя задача — наблюдать наше бытие во всех его проявлениях.
Сквозь запотевшие, покрытые снаружи слоем грязи окна проникал ровный серый свет. Те же грязь и водяной конденсат не позволяли любоваться окрестным пейзажем. Губернатор протер стекло. Грязь, однако, находилась по другую сторону окна, за пределами его досягаемости, а потому видимость не улучшилась.
— Включись в президентскую гонку, и ты увидишь Америку, — пробормотал кандидат.
Приоткрылась дверь, и в комнату отдыха всунулась голова Шустрика Грасселли.
— Что-нибудь нужно, губернатор?
— Да. Кофе. Черный.
— Сегодня вы уже выпили свою норму, — отрезал Шустрик. — Кофе вам не будет.
Голова исчезла, дверь закрылась. Кандидат и Флетч улыбнулись друг другу.
— Когда-нибудь… — начал кандидат.
— Почему вы зовете его Шустриком?
— Потому что он так медленно все делает. Медленно ходит. Медленно ведет машину. Более того, медленно прыгает на людей, — губернатор нахмурился. — Я могу во всем положиться на него, — он развернул стул, чтобы посмотреть Флетчу в глаза.
— Как дела в автобусе прессы?
— Не так хорошо, как хотелось бы. Есть личности, которые представляют для вас определенную угрозу.
— Неужели?
— Фредерика Эрбатнот и Майкл Джи. Хэнреган. Фредди — криминальный репортер «Ньюсуорлд», Хэнреган — «Ньюсбилл».
— Криминальные репортеры?
— Фредди умна, талантлива, истинный профессионал. Хэнреган мерзок и отвратителен. Будь моя воля, я бы не пустил его в автобус прессы.
— А может, попробовать его выгнать?
— У «Ньюсбилл» больше читателей, чем у «Нью-Йорк таймс» и «Лос-Анджелес таймс», вместе взятых.
— Да, но читатели «Ньюсбилл» предпочитают не афишировать себя.
— Если уж на то пошло, у «Дейли госпел» читателей еще больше.
— Чем мы привлекли внимание криминальных репортеров? Кто-то залез под юбку Фенеллы Бейкер?
— Вчерашнее убийство Элис Элизабет Шилдз оказалось вторым по счету за неделю, имеющим отношение к предвыборной кампании.
— Имеющим отношение? — переспросил губернатор.
— Возможно, они никак не связаны. Таково, на текущий момент, мнение чикагской полиции. Но велика вероятность и наличия такой связи. Достаточно велика, чтобы привлечь внимание Фредди Эрбатнот и Майкла Джи. Хэнрегана.
— Связи, — покивал губернатор. — С моей предвыборной кампанией?
— Не знаю.
— Кого убили в Чикаго?
— Молодую женщину. Личность еще не установлена. Ее нашли задушенной в чулане, примыкающем к банкетному залу, где вы принимали прессу. В отеле «Харрис».
— И вчера вечером в мотеле женщину убили?
— Несомненно.
— То есть меня могут спросить об этом?
— Да.
— Что же мне отвечать? Подготовьте меня.
— Хорошо. Расскажите мне о вашем приезде в мотель.
— Пожалуйста. Уилли привез меня после моего выступления в Торговой палате.
— Уилли Финн, один из организаторов вашей предвыборной кампании?
— Да. Он прилетел, как только узнал об отставке Джеймса. В машине мы переговорили о делах. Потом он отправился в Калифорнию.
— В котором часу вы приехали в мотель?
— Понятия не имею. Но Уилли улетал в одиннадцать вечера.
— В мотель вы вошли один?
— Конечно. Кандидаты в президенты ничем не выделяются. Нас много. Пока.
— Сразу направились к лифту?
— Да. По пути пожал несколько рук. Когда поднялся к себе и открыл дверь «люкса», увидел отблески маячков. В окне гостиной. Включил свет, переоделся в халат. Просмотрел бумаги, которые положили мне в «дипломат».
— Вас не заинтересовало, чем вызвано мерцание маячков у мотеля, вой сирен?
— Маячки и сирены сопровождают меня уже много лет. Где я, там и полиция.
— Вы уверены?
— То есть?
— Вы не вышли на балкон, не перегнулись через поручень, не посмотрели вниз?
— Нет.
— Почему вы были в одних носках, когда я пришел?
— Я всегда снимаю ботинки перед тем, как лечь в постель, — губернатор усмехнулся. — А вы — нет?
— А может, они промокли, когда вы выходили на балкон?
— Я не был на балконе.
— Кто-то был. И истоптал весь снег.
— Я уже говорил, ранее ко мне приходили люди. Много людей. Возможно, кто-то и выходил на балкон. Я не помню.
— Вы нигде не задержались по пути наверх? На другом этаже? Никто не заговорил с вами?
— Нет. А в чем дело?
— Концы с концами не сходятся, губернатор.
— Почему же?
— Временной расклад. Или вы проходили мимо толпы, собравшейся у тела…
— Возможно…
— Но маловероятно.
— Да. Маловероятно.
— Или, находясь в вестибюле, видели, как люди, включая доктора Тома, устремились на улицу, чтобы посмотреть, что произошло.
— Я не видел ни толпы на тротуаре, ни бегущих к дверям людей.
— Однако, должны были видеть то ли первое, то ли второе, чтобы войти в «люкс» аккурат к прибытию патрульной машины и «скорой помощи».
Губернатор пожал плечами.
— Разумеется, я наскучил до смерти членам Торговой палаты, но после этого я никого не убивал.
— Почему вчера вечером рядом с вами не оказалось Шустрика? Он же ваш телохранитель.
— Я же не всюду беру его с собой. Иногда удираю, чтобы спокойно выкурить сигару. Кроме того, он не ладит с Бобом.
— Доктором Томом.
— Да. Боб полагает Шустрика кретином.
Флетч наклонился вперед.
— Мне не по душе роль прокурора, губернатор, но вы лично знали Элис Элизабет Шилдз?
Их взгляды встретились.
— Нет, — твердо ответил губернатор.
— Вам что-нибудь известно о ее убийстве?
— Нет, — вновь твердый ответ. — Но вы, я вижу, очень обеспокоены. Что вы предлагаете? Заявление для прессы?
— Пожалуй, что нет. Раз уж вам ничего не известно.
— Так что же мне делать? Нас сопровождают два криминальных репортера. Они же что-нибудь да напишут.
— Я думаю, вам следует обратиться в Федеральное бюро расследований. Пусть они займутся этим делом.
— О Боже, нет, — губернатор покачал головой. — Только не ФБР с их портативными магнитофонами и увеличительными стеклами. Избави Бог! Что бы я ни сказал, что бы ни сделал, в прессу не попадет ни строчки. Предвыборная кампания превратится в расследование преступления, так что о Белом Доме придется забыть…
— Я уверен, что они не привлекут к себе внимания.
— Не привлекут, как же! Да стоит одному из этих дуболомов приехать сюда… Пресса распознает его еще на трапе самолета.
— В какой-то момент вам придется привлечь агентов Секретной службы…[4]
— Я не намерен обращаться к ним раньше остальных кандидатов. Опасность грозит мне не больше, чем другим. И каков будет предлог? Прошлым вечером я видел человека с пистолетом в Торговой палате.
— Вы видели?
— Да.
— У вас есть Флинн, в таких вопросах он дока. Думаю…
— Нет, нет, нет. Или я выразился недостаточно ясно.
— Убиты две женщины…
— Возможно, эти убийства никоим образом не связаны с избирательной кампанией. Вы это допускаете, не так ли?
— А если последует повторение?
— Когда проводишь предвыборную кампанию по всей стране, случается всякое. Люди вот падают с мостов.
Шустрик вновь всунулся в комнату отдыха.
— Подъезжаем к школе, губернатор.
— Отлично.
Шустрик вошел, прикрыл за собой дверь.
— Расставим все по местам, Флетч. Я сожалею о случившемся. Воспринимаю эти убийства со всей серьезностью. Но мы не можем загубить предвыборную кампанию из-за событий, возможно, не имеющих к ней ни малейшего отношения. Это понятно?
— Да, сэр.
Губернатор встал. Шустрик снял с плечиков пиджак, смахнул с него невидимые пылинки, застыл, ожидая, пока губернатор подойдет к нему.
— Беседовать с вами — одно удовольствие, — улыбнулся губернатор.
— Благодарю.
Губернатор сунул руки в рукава пиджака.
— Деньги у вас есть?
— Простите?
— Монеты. Четвертаки, десятицентовики. Они мне нужны для школы. Мелочь есть. Шустрик?
Флетч оставил себе один четвертак. Шустрик вывалил все.
— И еще, Флетч, не подпускайте ко мне этих криминальных репортеров.
— Да, сэр.
— Эрбатнот и Хэнреган, — губернатор одернул пиджак. — Прямо-таки фирма, производящая отбойные молотки.
Глава 11
— Да, телевидение этим заинтересуется, — говорил Уолш отцу после посещения школы Конроя. — Для местного потребления в самый раз. Несопоставимо, конечно, с прыжком Роббинса в Саскьюхенну. Вот об этом услышит вся страна. Так что в Уинслоу ты должен сказать что-то новое, папа. Обязательно.
Кандидату, безусловно, понравилась остановка в региональной школе Конроя.
И на детей произвело впечатление, пусть и не с самого начала, появление человека, который мог стать следующим президентом Соединенных Штатов. На них также произвели впечатление большие автобусы с торчащими антеннами и следовавший за ними автомобильный караван, все эти люди из Вашингтона.
А их комментарии стоило послушать.
Насчет Стеллы Кирчнер: «Посмотрите на ее сапоги! Они с красными нитями! У нее сапоги с венами!»
Насчет Фенеллы Бейкер: «Ты когда-нибудь видел столько пудры на одном лице? Почему у нее не чешется кожа? Или она мертвая?»
Насчет Билла Дикманна, Роя Филби и многих других: «Готов спорить, ни один из них не держал в руках баскетбольного мяча».
Насчет фоторепортеров, увешанных камерами: «Зачем им столько фотоаппаратов? У них же только два глаза».
В актовом зале школьный оркестр шесть раз сыграл «Америку», последний ничуть не лучше первого. Директор представил гостей, по ходу поинтересовавшись, знают ли дети, где находится Вашингтон. «В выпусках новостей!» — полагало большинство. Но маленькая девочка, выступив по знаку директора вперед, решительно заявила: «Один — неподалеку от Сиэтла, а второй — в центре округа Колумбия».
Затем директор спросил, на какой срок выбирают президента Соединенных Штатов.
— Навечно!
— Шесть лет!
— Нет, четыре года!
— Пока его не застрелят!
Далее губернатор Кэкстон Уилер произнес короткую речь, суть которой сводилась к тому, что стране нужны хорошие люди, способные принести благоденствие всему миру.
Кандидат не спешил покинуть школу. Окруженный детьми, он начал показывать фокусы. Монеты исчезали из его рук, а потом он находил их в чьем-то нагрудном кармане, во рту, в ухе. У одного негритенка монетка оказалась в кроссовке. Оттуда, наклонившись, и достал ее кандидат. Каждый, у кого обнаруживалась чудесным образом исчезнувшая монетка, становился ее новым владельцем.
Дети тут же забыли про камеры, «юпитеры», вашингтонских гостей. Они залезали на стулья и друг на друга, чтобы попасть в число счастливчиков, у которых находилась монетка. Кандидат в президенты смеялся едва ли не громче всех. Глаза его сияли, как и у детей.
Дети не хотели отпускать кандидата.
— Не уходите, сэр! С вами интереснее, чем в спортивном зале! — кандидат прижимал их к груди и ерошил им волосы.
Репортеры скучали.
— Эй, Флетч! — театральным шепотом обратился к пресс-секретарю Рой Филби. — Не пойти ли нам в мужской туалет выкурить сигарету с «травкой».
Эндрю Эсти что-то доказывал учителю математики. Мэри Райс сказала Флетчу, что Майкл Джи. Хэнреган спит в автобусе прессы.
Фотограф пугал маленьких девочек, поднося объектив к их лицам и включая вспышку.
— Какая у тебя восхитительная кожа, крошка. Каким кремом ты пользуешься?
Около учительской кое-кто из репортеров тихим голосом что-то бубнил в телефонные трубки. Другие ожидали своей очереди.
Что они могут диктовать, гадал Флетч. Сегодня кандидат в президенты Кэкстон Уилер убеждал детей продолжать взрослеть?
Снег прекратился. Но небо по-прежнему затягивали тяжелые, серые тучи.
— Удачный ход, — Флетч стоял с Уилером в школьном дворе.
— Да. Отец показывал мне эти фокусы, когда я учился в школе. Так я каждую неделю получал карманные деньги.
— Продолжаешь получать и теперь?
Уолш улыбнулся.
— Я до сих пор полагаю, что деньги должны выскакивать из моего носа.
Оба фургона телевизионщиков уже выезжали со школьной автостоянки.
Выйдя из школы, губернатор обернулся и помахал рукой детям, прилипшим к окнам.
— Я понял, о чем скажу в Уинслоу, Уолш, — на ходу бросил он сыну. — По пути подработаем мою идею.
— Конгрессмен уже должен ждать нас, — Уолш посмотрел на автобус команды кандидата. И ахнул. — О Боже!
У ступенек, меж двух женщин-добровольцев, которым поручали встретить конгрессмена, стояла почтенная бабуля.
На вскрик Уолша повернулся и губернатор. Ли Оллен Парк, застывший в дверном проеме, развел руками, показывая, что его вины в этом нет.
— Конгрессмен на поверку оказался женщиной, — констатировал губернатор. — А ты говорил, что его зовут Джек Спайв.
— Это не Джек Спайв, — признал Уолш. — Кто-то дал маху.
— Как ее зовут? — осведомился губернатор.
— Понятия не имею. В каком мы округе? — Уолш оглянулся на школьное здание. — В той ли мы школе?
— Можешь не сомневаться. Без репетиций они не смогли бы так плохо сыграть «Америку», — губернатор вздохнул. — Наверное, мне придется обращаться к ней «госпожа член палаты представителей». Не очень благозвучно, но это политика.
И, протягивая руку, поспешил к бабуле.
— Добрый день. Давно жду встречи с вами. Как вы себя чувствуете? Вы так много делаете для своего округа, — он помог бабуле подняться в автобус. И, подмигнув сыну, добавил. — Я хотел бы знать ваши планы на ближайшие четыре года.
Кандидату, безусловно, понравилась остановка в региональной школе Конроя.
И на детей произвело впечатление, пусть и не с самого начала, появление человека, который мог стать следующим президентом Соединенных Штатов. На них также произвели впечатление большие автобусы с торчащими антеннами и следовавший за ними автомобильный караван, все эти люди из Вашингтона.
А их комментарии стоило послушать.
Насчет Стеллы Кирчнер: «Посмотрите на ее сапоги! Они с красными нитями! У нее сапоги с венами!»
Насчет Фенеллы Бейкер: «Ты когда-нибудь видел столько пудры на одном лице? Почему у нее не чешется кожа? Или она мертвая?»
Насчет Билла Дикманна, Роя Филби и многих других: «Готов спорить, ни один из них не держал в руках баскетбольного мяча».
Насчет фоторепортеров, увешанных камерами: «Зачем им столько фотоаппаратов? У них же только два глаза».
В актовом зале школьный оркестр шесть раз сыграл «Америку», последний ничуть не лучше первого. Директор представил гостей, по ходу поинтересовавшись, знают ли дети, где находится Вашингтон. «В выпусках новостей!» — полагало большинство. Но маленькая девочка, выступив по знаку директора вперед, решительно заявила: «Один — неподалеку от Сиэтла, а второй — в центре округа Колумбия».
Затем директор спросил, на какой срок выбирают президента Соединенных Штатов.
— Навечно!
— Шесть лет!
— Нет, четыре года!
— Пока его не застрелят!
Далее губернатор Кэкстон Уилер произнес короткую речь, суть которой сводилась к тому, что стране нужны хорошие люди, способные принести благоденствие всему миру.
Кандидат не спешил покинуть школу. Окруженный детьми, он начал показывать фокусы. Монеты исчезали из его рук, а потом он находил их в чьем-то нагрудном кармане, во рту, в ухе. У одного негритенка монетка оказалась в кроссовке. Оттуда, наклонившись, и достал ее кандидат. Каждый, у кого обнаруживалась чудесным образом исчезнувшая монетка, становился ее новым владельцем.
Дети тут же забыли про камеры, «юпитеры», вашингтонских гостей. Они залезали на стулья и друг на друга, чтобы попасть в число счастливчиков, у которых находилась монетка. Кандидат в президенты смеялся едва ли не громче всех. Глаза его сияли, как и у детей.
Дети не хотели отпускать кандидата.
— Не уходите, сэр! С вами интереснее, чем в спортивном зале! — кандидат прижимал их к груди и ерошил им волосы.
Репортеры скучали.
— Эй, Флетч! — театральным шепотом обратился к пресс-секретарю Рой Филби. — Не пойти ли нам в мужской туалет выкурить сигарету с «травкой».
Эндрю Эсти что-то доказывал учителю математики. Мэри Райс сказала Флетчу, что Майкл Джи. Хэнреган спит в автобусе прессы.
Фотограф пугал маленьких девочек, поднося объектив к их лицам и включая вспышку.
— Какая у тебя восхитительная кожа, крошка. Каким кремом ты пользуешься?
Около учительской кое-кто из репортеров тихим голосом что-то бубнил в телефонные трубки. Другие ожидали своей очереди.
Что они могут диктовать, гадал Флетч. Сегодня кандидат в президенты Кэкстон Уилер убеждал детей продолжать взрослеть?
Снег прекратился. Но небо по-прежнему затягивали тяжелые, серые тучи.
— Удачный ход, — Флетч стоял с Уилером в школьном дворе.
— Да. Отец показывал мне эти фокусы, когда я учился в школе. Так я каждую неделю получал карманные деньги.
— Продолжаешь получать и теперь?
Уолш улыбнулся.
— Я до сих пор полагаю, что деньги должны выскакивать из моего носа.
Оба фургона телевизионщиков уже выезжали со школьной автостоянки.
Выйдя из школы, губернатор обернулся и помахал рукой детям, прилипшим к окнам.
— Я понял, о чем скажу в Уинслоу, Уолш, — на ходу бросил он сыну. — По пути подработаем мою идею.
— Конгрессмен уже должен ждать нас, — Уолш посмотрел на автобус команды кандидата. И ахнул. — О Боже!
У ступенек, меж двух женщин-добровольцев, которым поручали встретить конгрессмена, стояла почтенная бабуля.
На вскрик Уолша повернулся и губернатор. Ли Оллен Парк, застывший в дверном проеме, развел руками, показывая, что его вины в этом нет.
— Конгрессмен на поверку оказался женщиной, — констатировал губернатор. — А ты говорил, что его зовут Джек Спайв.
— Это не Джек Спайв, — признал Уолш. — Кто-то дал маху.
— Как ее зовут? — осведомился губернатор.
— Понятия не имею. В каком мы округе? — Уолш оглянулся на школьное здание. — В той ли мы школе?
— Можешь не сомневаться. Без репетиций они не смогли бы так плохо сыграть «Америку», — губернатор вздохнул. — Наверное, мне придется обращаться к ней «госпожа член палаты представителей». Не очень благозвучно, но это политика.
И, протягивая руку, поспешил к бабуле.
— Добрый день. Давно жду встречи с вами. Как вы себя чувствуете? Вы так много делаете для своего округа, — он помог бабуле подняться в автобус. И, подмигнув сыну, добавил. — Я хотел бы знать ваши планы на ближайшие четыре года.
Глава 12
— О-о-о-о-о! — столь оригинально отреагировала Бетси Гинзберг, когда Флетч остановился у ее кресла. Неужели и я удостоилась вашего внимания?
Автобус дернуло, и Флетч ухватился за спинки кресел по сторонам прохода.
— Хочу спросить, нужен ли вам полный текст глубокомысленных высказываний кандидата в региональной школе Конроя?
— Конечно, — Бетси улыбнулась. — Он у вас есть?
— Нет.
— Жаль. Блестящие высказывания разнесло ветром.
— Что удивительного нашли вы в утреннем мероприятии? Я видел вас у телефона.
— Вы не знаете?
— Не имею ни малейшего представления.
— Ну и пресс-секретарь нам достался. Раньше-то вы участвовали в предвыборной кампании?
— Нет.
— Вы мне очень симпатичны, Флетч. Но не думаю, что вам следовало участвовать и в этой.
Автобус дернуло, и Флетч ухватился за спинки кресел по сторонам прохода.
— Хочу спросить, нужен ли вам полный текст глубокомысленных высказываний кандидата в региональной школе Конроя?
— Конечно, — Бетси улыбнулась. — Он у вас есть?
— Нет.
— Жаль. Блестящие высказывания разнесло ветром.
— Что удивительного нашли вы в утреннем мероприятии? Я видел вас у телефона.
— Вы не знаете?
— Не имею ни малейшего представления.
— Ну и пресс-секретарь нам достался. Раньше-то вы участвовали в предвыборной кампании?
— Нет.
— Вы мне очень симпатичны, Флетч. Но не думаю, что вам следовало участвовать и в этой.