— Вы закончили? — поинтересовался Хэнреган. Фредди повернулась к Флетчу.
— Отказ в аккредитации не пойдет вам на пользу. Да и пребывание в автобусе прессы не самое радостное впечатление, которое я испытала в жизни.
— Вот-вот, — покивал Хэнреган. — «Ньюсуорлд» обеспечит Эрбатнот лимузином с водителем. А я найму вертолет. Так что, не мелите чушь, Уилер.
Уолш бросил в рот несколько орешков.
— Через несколько минут Флетч и я должны быть на совещании у кандидата. Если у вас есть вопросы, задавайте.
Хэнреган отхлебнул из кружки. Его глаза блеснули.
— Как давно вы были знакомы с Элис Элизабет Шилдз?
— Я ее знать не знал.
— Вы встретились с ней в Чикаго?
— Повторяю, я ее не знал.
— А кто знал? Ваш папаша?
— Мой отец также не был с ней знаком.
— Так почему она упала на тротуар под окном его спальни?
Уолш скорчил гримасу и промолчал.
— Уолш, — вмешалась Фредерика Эрбатнот, — мы бы продвинулись вперед, если бы получили список лиц, находившихся в «люксе» вашего отца в тот вечер, когда убили Элис Элизабет Шилдз.
— Составить такой список невозможно, мисс Эрбатнот. Там были местные журналисты. Я не знаю их фамилий. Пара координаторов предвыборной кампании, жителей этого города. Одного зовут Уильям Бурк, фамилия второго Блэкстоун. Были еще Фенелла Бейкер, Ленсинг Сэйер, ваша Мэри Райс, — он глянул на Хэнрегана, — Дикманн, кто-то еще.
— А вы там были? — спросил Хэнреган.
— Да. Приходил и уходил.
— А Солов? — спросил Флетч.
— Не помню.
— Доктор Том? — Фредди.
— Не помню. Но сомневаюсь. Он избегает контактов с репортерами.
— В родном городе вашего доктора Роберта Тома зовут доктором Хорошее Самочувствие. Он выписывает больше рецептов, чем любой другой врач. Как он стал лечащим врачом вашего отца?
— Он сопровождает отца во время избирательной кампании, не более того.
— Ваш отец постоянно живет на таблетках? — Хэнреган придвинул к себе пиво Фредди.
— Мой отец принимает таблетки очень редко, — отчеканил Уолш. — Лишь в случае крайней необходимости.
— Тогда почему три-четыре раза в год его увозят, чтобы прочистить ему голову?
— На этот идиотский вопрос я отвечать не собираюсь.
— И почему уезжает ваш отец? — спросила Фредди. — Он же действительно неожиданно исчезает на несколько дней.
— Он исчезает, но не «неожиданно». Использует паузы в своем графике, когда они возникают. Ловит рыбу. Читает книги по истории. Даже Кэкстон Уилер нуждается в отдыхе. За последний календарный год мой отец отсутствовал на работе ровно пятнадцать дней. Если хотите, можете раздуть из этого сенсацию.
— А куда, собственно, он ездит? — поинтересовался Хэнреган.
— Вам до этого нет дела.
— Но он всегда уезжает один, — уточнила Фредди.
— Нет. Его всегда сопровождает сотрудник.
— Шустрик Грасселли, — фыркнул Хэнреган. — Сундук на колесах.
— Сундук с компьютером внутри, — добавил Флетч.
— Опять же, часть вопросов снялась бы сама собой, — продолжила Фредди, если мы знали, что делал ваш отец в тот вечер, когда умерла Элис Элизабет Шилдз. Когда, только точно, до минут, он вернулся в отель, когда поднялся в номер… и так далее.
— Я сомневаюсь, чтобы он хоть что-то помнил, — покачал головой Уолш. — Наша страна лежит в четырех временных поясах. По ходу кампании мы мотаемся из одного пояса в другой. Живя в таком ритме, поневоле теряешь чувство времени. Я имею в виду точное время.
— А вот вы, по-моему, его не потеряли, Уолш.
— Заткнись, женщина, — Хэнреган допил пиво Фредди. — Не думай, что ты стала настоящей журналисткой лишь потому, что «Ньюсуорлд» позволил тебе звонить в редакцию.
Фредди улыбнулась Флетчу.
— Эта телка в Чикаго. Жена гинеколога…
Фредди хихикнула.
— Элейн Рамси. Жена акушера. Интересуетесь биографическими данными, Майкл? Или мне самой позвонить в «Ньюсбилл»?
— Вы и ваш отец оба знали ее.
— Едва ли, — возразил Уолш.
— Вы разговаривали с ней на приеме в отеле «Харрис», — Хэнреган взялся за кружку Флетча. — И ваш отец тоже.
— Хэнреган, мы разговариваем с десятками людей. И десятки людей разговаривают с нами. В политической кампании иначе не бывает.
— А потом некоторые из них оказываются в морге, — Хэнреган поднес кружку Флетча ко рту.
— Ясно, — подала голос Фредди. — Из ваших слов следует, что ни вы, ни ваш отец не знали миссис Рамси.
— За отца я ничего сказать не могу. Но полагаю, что он ее не знал. Да и как они могли познакомиться? Я ее не знал.
— Вы не можете говорить за вашего отца? — вскинулся Хэнреган. — Так почему вы не привели старика сюда, чтобы я задал ему этот вопрос? Доктор Том по такому случаю мог бы вколоть ему что-нибудь тонизирующее.
Уолш посмотрел на часы.
— Может, вы ответите на вопросы о прошлой ночи? — продолжил Хэнреган. — Тут память вас не подведет?
— Какие вопросы? — полюбопытствовал Уолш.
— Коронер определил, что смерть Мэри Кантор, горничной отеля, наступила между одиннадцатью вечера и половиной третьего утра. В полночь вас в номере не было.
— А вы были? — Уолш набычился. — Я вас предупреждал, Хэнреган. Не лезьте ни в мой номер, ни в номера моих родителей.
— Так где вы были? — гнул свое Хэнреган.
— После приезда мы с Флетчем провели короткое совещание в моем номере. Примерно в половине двенадцатого, так, Флетч? Потом я пошел в «люкс» матери. Нам надо было кое-что обсудить. Вернулся к себе, поработал с документами.
— На три с половиной часа это не растянешь.
Уолш пожал плечами.
— Больше мне сказать нечего.
— Вы можете сказать, что делали в тот момент, когда Элис Элизабет Шилдз целовалась с тротуаром?
— Не помню. Кажется, был в баре. А до того — в своем номере.
— Звонили по телефону?
— Возможно.
— Телефонистка коммутатора отеля говорит, что ваш номер не отвечал с восьми вечера.
— Если я работаю, то, бывает, не снимаю трубку. Ко мне заходил Барри Хайнс. С Филом Нолтингом мы пытались выработать позицию кандидата по Южной Африке. В бар я спустился, дожидаясь Флетча. Звонки-то в основном были насчет Рондолла Джеймса, от его приятелей-журналистов, поэтому я и не брал трубку. Извините, но железное алиби я вам предоставить не могу.
— Уилер, когда вы служили в морской пехоте, вас едва не отдали под трибунал.
Лицо Уолша закаменело.
— Что вы имеете в виду?
— Вы отказались повести взвод в разведку. Взвод, который погиб до последнего человека.
— Он не отказывался, — вставил Флетч. — Мы так накурились марихуаны, что не могли пошевелиться. Все до единого. За исключением лейтенанта.
— Вы стреляете наугад, Хэнреган, — Уолш посмотрел на репортера. — Меня не отдавали под трибунал.
— Не отдавали. Ваш папаша этого не допустил.
— Мой отец не имел никакого отношения к моей военной службе.
— Однако он помог вам поскорее вернуться в Штаты.
— Меня перевели в Вашингтон, — признал Уолш. — Возможно, не без участия отца. В колледже я изучал статистику. Вот меня и направили в бюро статистики Министерства обороны, где я и служил до демобилизации. Можете написать об этом, что хотите.
— Всего два месяца?
— Да. Мой отец хотел знать, насколько реальными для молодого офицера, только что вернувшегося с поля боя, кажутся статистические данные, публикуемые Пентагоном.
— Чушь, — пробурчал Хэнреган.
— А раз мы затронули статистику, позвольте мне сказать следующее, — Уолш наклонился вперед, оперся локтями о стол. — За год убивают больше двадцати тысяч американцев. Каждый год преступления так или иначе затрагивают более тридцати процентов американских семей. В этом интервью я не буду приводить социологические причины появления таких цифр, не буду касаться того, как администрация Кэкстона Уилера планирует снизить эти цифры. Я не буду оскорблять длинными выкладками слух мисс Эрбатнот. Но вам я скажу, что по статистике преступления случаются везде, где бы мы не оказались. И для этого не обязательно быть кандидатом в президенты. Это все, что я могу сказать криминальным репортерам. Лично я ничего не знаю об этих убийствах. И мой отец тоже. Если вы думаете, что они каким-то образом связаны с предвыборной кампанией, я советую приглядеться к вашим коллегам-журналистам. Я же полагаю, что это обыденное явление современной американской действительности.
— Женщин не убивают там, где появляется команда Аптона, — резонно заметил Хэнреган. — И нас не послали освещать избирательную кампанию Грейвза.
— Будем считать, что им повезло. Будьте осмотрительнее с тем, что пишете. У нас политическая кампания, а не новогодний парад.
Флетч поднялся вслед за Уолшем. Пиво осталось лишь в кружке последнего.
— Эй, Уилер, — крикнул вслед им Хэнреган. — Как вышло, что вы ни разу не женились?
У двери Флетч обернулся. За столом остался один Хэнреган. Кружка Уолша уже стояла перед ним. Хэнреган ухмылялся.
По дороге к отелю Фредди держалась от них на почтительном расстоянии.
— Грязный, вонючий, наглый мерзавец, — Уолш улыбнулся. — Как ты думаешь, я сильно ему помог?
— Конечно. Теперь ему многого уже не напечатать.
Глава 32
Глава 33
— Отказ в аккредитации не пойдет вам на пользу. Да и пребывание в автобусе прессы не самое радостное впечатление, которое я испытала в жизни.
— Вот-вот, — покивал Хэнреган. — «Ньюсуорлд» обеспечит Эрбатнот лимузином с водителем. А я найму вертолет. Так что, не мелите чушь, Уилер.
Уолш бросил в рот несколько орешков.
— Через несколько минут Флетч и я должны быть на совещании у кандидата. Если у вас есть вопросы, задавайте.
Хэнреган отхлебнул из кружки. Его глаза блеснули.
— Как давно вы были знакомы с Элис Элизабет Шилдз?
— Я ее знать не знал.
— Вы встретились с ней в Чикаго?
— Повторяю, я ее не знал.
— А кто знал? Ваш папаша?
— Мой отец также не был с ней знаком.
— Так почему она упала на тротуар под окном его спальни?
Уолш скорчил гримасу и промолчал.
— Уолш, — вмешалась Фредерика Эрбатнот, — мы бы продвинулись вперед, если бы получили список лиц, находившихся в «люксе» вашего отца в тот вечер, когда убили Элис Элизабет Шилдз.
— Составить такой список невозможно, мисс Эрбатнот. Там были местные журналисты. Я не знаю их фамилий. Пара координаторов предвыборной кампании, жителей этого города. Одного зовут Уильям Бурк, фамилия второго Блэкстоун. Были еще Фенелла Бейкер, Ленсинг Сэйер, ваша Мэри Райс, — он глянул на Хэнрегана, — Дикманн, кто-то еще.
— А вы там были? — спросил Хэнреган.
— Да. Приходил и уходил.
— А Солов? — спросил Флетч.
— Не помню.
— Доктор Том? — Фредди.
— Не помню. Но сомневаюсь. Он избегает контактов с репортерами.
— В родном городе вашего доктора Роберта Тома зовут доктором Хорошее Самочувствие. Он выписывает больше рецептов, чем любой другой врач. Как он стал лечащим врачом вашего отца?
— Он сопровождает отца во время избирательной кампании, не более того.
— Ваш отец постоянно живет на таблетках? — Хэнреган придвинул к себе пиво Фредди.
— Мой отец принимает таблетки очень редко, — отчеканил Уолш. — Лишь в случае крайней необходимости.
— Тогда почему три-четыре раза в год его увозят, чтобы прочистить ему голову?
— На этот идиотский вопрос я отвечать не собираюсь.
— И почему уезжает ваш отец? — спросила Фредди. — Он же действительно неожиданно исчезает на несколько дней.
— Он исчезает, но не «неожиданно». Использует паузы в своем графике, когда они возникают. Ловит рыбу. Читает книги по истории. Даже Кэкстон Уилер нуждается в отдыхе. За последний календарный год мой отец отсутствовал на работе ровно пятнадцать дней. Если хотите, можете раздуть из этого сенсацию.
— А куда, собственно, он ездит? — поинтересовался Хэнреган.
— Вам до этого нет дела.
— Но он всегда уезжает один, — уточнила Фредди.
— Нет. Его всегда сопровождает сотрудник.
— Шустрик Грасселли, — фыркнул Хэнреган. — Сундук на колесах.
— Сундук с компьютером внутри, — добавил Флетч.
— Опять же, часть вопросов снялась бы сама собой, — продолжила Фредди, если мы знали, что делал ваш отец в тот вечер, когда умерла Элис Элизабет Шилдз. Когда, только точно, до минут, он вернулся в отель, когда поднялся в номер… и так далее.
— Я сомневаюсь, чтобы он хоть что-то помнил, — покачал головой Уолш. — Наша страна лежит в четырех временных поясах. По ходу кампании мы мотаемся из одного пояса в другой. Живя в таком ритме, поневоле теряешь чувство времени. Я имею в виду точное время.
— А вот вы, по-моему, его не потеряли, Уолш.
— Заткнись, женщина, — Хэнреган допил пиво Фредди. — Не думай, что ты стала настоящей журналисткой лишь потому, что «Ньюсуорлд» позволил тебе звонить в редакцию.
Фредди улыбнулась Флетчу.
— Эта телка в Чикаго. Жена гинеколога…
Фредди хихикнула.
— Элейн Рамси. Жена акушера. Интересуетесь биографическими данными, Майкл? Или мне самой позвонить в «Ньюсбилл»?
— Вы и ваш отец оба знали ее.
— Едва ли, — возразил Уолш.
— Вы разговаривали с ней на приеме в отеле «Харрис», — Хэнреган взялся за кружку Флетча. — И ваш отец тоже.
— Хэнреган, мы разговариваем с десятками людей. И десятки людей разговаривают с нами. В политической кампании иначе не бывает.
— А потом некоторые из них оказываются в морге, — Хэнреган поднес кружку Флетча ко рту.
— Ясно, — подала голос Фредди. — Из ваших слов следует, что ни вы, ни ваш отец не знали миссис Рамси.
— За отца я ничего сказать не могу. Но полагаю, что он ее не знал. Да и как они могли познакомиться? Я ее не знал.
— Вы не можете говорить за вашего отца? — вскинулся Хэнреган. — Так почему вы не привели старика сюда, чтобы я задал ему этот вопрос? Доктор Том по такому случаю мог бы вколоть ему что-нибудь тонизирующее.
Уолш посмотрел на часы.
— Может, вы ответите на вопросы о прошлой ночи? — продолжил Хэнреган. — Тут память вас не подведет?
— Какие вопросы? — полюбопытствовал Уолш.
— Коронер определил, что смерть Мэри Кантор, горничной отеля, наступила между одиннадцатью вечера и половиной третьего утра. В полночь вас в номере не было.
— А вы были? — Уолш набычился. — Я вас предупреждал, Хэнреган. Не лезьте ни в мой номер, ни в номера моих родителей.
— Так где вы были? — гнул свое Хэнреган.
— После приезда мы с Флетчем провели короткое совещание в моем номере. Примерно в половине двенадцатого, так, Флетч? Потом я пошел в «люкс» матери. Нам надо было кое-что обсудить. Вернулся к себе, поработал с документами.
— На три с половиной часа это не растянешь.
Уолш пожал плечами.
— Больше мне сказать нечего.
— Вы можете сказать, что делали в тот момент, когда Элис Элизабет Шилдз целовалась с тротуаром?
— Не помню. Кажется, был в баре. А до того — в своем номере.
— Звонили по телефону?
— Возможно.
— Телефонистка коммутатора отеля говорит, что ваш номер не отвечал с восьми вечера.
— Если я работаю, то, бывает, не снимаю трубку. Ко мне заходил Барри Хайнс. С Филом Нолтингом мы пытались выработать позицию кандидата по Южной Африке. В бар я спустился, дожидаясь Флетча. Звонки-то в основном были насчет Рондолла Джеймса, от его приятелей-журналистов, поэтому я и не брал трубку. Извините, но железное алиби я вам предоставить не могу.
— Уилер, когда вы служили в морской пехоте, вас едва не отдали под трибунал.
Лицо Уолша закаменело.
— Что вы имеете в виду?
— Вы отказались повести взвод в разведку. Взвод, который погиб до последнего человека.
— Он не отказывался, — вставил Флетч. — Мы так накурились марихуаны, что не могли пошевелиться. Все до единого. За исключением лейтенанта.
— Вы стреляете наугад, Хэнреган, — Уолш посмотрел на репортера. — Меня не отдавали под трибунал.
— Не отдавали. Ваш папаша этого не допустил.
— Мой отец не имел никакого отношения к моей военной службе.
— Однако он помог вам поскорее вернуться в Штаты.
— Меня перевели в Вашингтон, — признал Уолш. — Возможно, не без участия отца. В колледже я изучал статистику. Вот меня и направили в бюро статистики Министерства обороны, где я и служил до демобилизации. Можете написать об этом, что хотите.
— Всего два месяца?
— Да. Мой отец хотел знать, насколько реальными для молодого офицера, только что вернувшегося с поля боя, кажутся статистические данные, публикуемые Пентагоном.
— Чушь, — пробурчал Хэнреган.
— А раз мы затронули статистику, позвольте мне сказать следующее, — Уолш наклонился вперед, оперся локтями о стол. — За год убивают больше двадцати тысяч американцев. Каждый год преступления так или иначе затрагивают более тридцати процентов американских семей. В этом интервью я не буду приводить социологические причины появления таких цифр, не буду касаться того, как администрация Кэкстона Уилера планирует снизить эти цифры. Я не буду оскорблять длинными выкладками слух мисс Эрбатнот. Но вам я скажу, что по статистике преступления случаются везде, где бы мы не оказались. И для этого не обязательно быть кандидатом в президенты. Это все, что я могу сказать криминальным репортерам. Лично я ничего не знаю об этих убийствах. И мой отец тоже. Если вы думаете, что они каким-то образом связаны с предвыборной кампанией, я советую приглядеться к вашим коллегам-журналистам. Я же полагаю, что это обыденное явление современной американской действительности.
— Женщин не убивают там, где появляется команда Аптона, — резонно заметил Хэнреган. — И нас не послали освещать избирательную кампанию Грейвза.
— Будем считать, что им повезло. Будьте осмотрительнее с тем, что пишете. У нас политическая кампания, а не новогодний парад.
Флетч поднялся вслед за Уолшем. Пиво осталось лишь в кружке последнего.
— Эй, Уилер, — крикнул вслед им Хэнреган. — Как вышло, что вы ни разу не женились?
У двери Флетч обернулся. За столом остался один Хэнреган. Кружка Уолша уже стояла перед ним. Хэнреган ухмылялся.
По дороге к отелю Фредди держалась от них на почтительном расстоянии.
— Грязный, вонючий, наглый мерзавец, — Уолш улыбнулся. — Как ты думаешь, я сильно ему помог?
— Конечно. Теперь ему многого уже не напечатать.
Глава 32
— Небольшое изменение в планах, — объявил кандидат своей команде. — Я решил, что миссис Уилер, которая вместе со мной будет сегодня на трибуне, скажет несколько слов, — все лица остались бесстрастными. — Она выступит прямо передо мной. Скажет то, что хочет сказать, а затем представит меня. Уолш, позаботься о том, чтобы ведущий митинга, кто бы он ни был, объявил о выступлении твоей матери, а не моем.
Уолш наклонился вперед.
— Конгрессмен хочет представить тебя, папа. А не мать. Для него это важно.
— Придется ему представлять твою мать. Кто еще будет на трибуне?
— Мэр Мелвилла, судья…
— Мне передали их «объективки»? Уолш протянул отцу несколько листков. Совещание проходило в гостиной «люкса» кандидата. Флетч чувствовал себя, как дома: третий по счету отель, а комната точь-в-точь, как две предыдущие. Стандартизация правила в Америке бал.
— Барри? — губернатор просматривал листки. — Тебе есть, что сказать?
— Да, сэр. Наш рейтинг упал на четыре пункта в опросах Харриса и на три — у Гэллапа.
Губернатор поднял голову, на его лице отразилось удивление.
— А я думал, что дела у нас идут на лад.
— На сегодняшний день Аптон опережает нас на восемь пунктов, а Грейвз отстает на четыре.
Губернатор провел пальцем по царапине на щеке.
— Аптон! — воскликнул Ли Оллсн Парк. — Он даже не приезжал сюда! Был в Пенсильвании и Айове.
— Должно быть, разлука согрела сердца избирателей, — предположил Фил Нолтинг.
— Плохо дело, — покачал головой губернатор. — Наверное, кое-что из сказанного мной в Уинслоу нанесло кампании…
— Урон, — докончил фразу Пол Добсон.
— Дорис была права.
— Мы все были правы, — поправил его Добсон.
— Может, всему виной зеленый костюм Уолша, — вставил Ли Оллен Парк. — Глядя на него избиратели думают, что у нас «крестовый поход любителей».
— Вернее, президент утащил в клювике твою главную мысль, — добавил Уолш.
— Не совсем. Оригинальной его реакцию не назовешь. Образовать специальный совет — это в его духе. Пол и Фил, я хочу, чтобы вы подготовили мне первоклассную речь. В понедельник я выступлю с ней. Я получу время на телевидении?
— Да, — кивнул Барри. — Договор подписан, деньги уплачены.
— Это будет моя основная речь. Стержень ее — международные переговоры, в том числе со странами Третьего мира, о заключении всеобъемлющих соглашений по разработке и контролю новых технических решений по передаче, приему и распространению информации, — говорил губернатор медленно. Нолтинг записывал все слово в слово. — Моя цель — не контроль технических достижений, но принятие международного договора, согласно которому никто, ни нация, ни политическая партия, ни какая-то другая группа, не сможет контролировать значительную часть единого информационного пространства.
— Слишком уж наукообразно, — засомневался Добсон.
Губернатор зыркнул на него.
— Вот и поработайте, чтобы моя мысль стала доступной рядовому избирателю.
— Можем ли мы использовать такие фразы, как «укрепление мира» или «процветание всех народов»? — спросил Нолтинг.
— Звучит неплохо, — холодно ответил губернатор. — Но хорошо бы использовать и тройку-другую моих слов.
— Папа, утром ты выступаешь в нью-йоркской передаче «Вопросы и ответы». Она транслируется на всю страну. Если ты хочешь выйти с новой инициативой, почему не сделать это завтра утром? Зачем ждать митинга в столице штата перед самыми выборами?
— Может, ты и прав, — губернатор задумался. — Обычно главный козырь берегут до последнего. У «Вопросов и ответов» хорошая аудитория.
— Для подобных заявлений, — добавил Добсон.
— Так скажите им все, — предложил Флетч.
— Нет, — губернатор покачал головой. — Телезрителям я скажу, что тема не исчерпана, что Аптон, Грейвз и президент недостаточно точно истолковали мои слова, а потому все необходимые разъяснения я дам в понедельник, на вечернем митинге.
Барри Хайнс кивнул.
— Это их заинтригует.
— Кстати, о распорядке завтрашнего дня, — Уолш повернулся к отцу. — «Вопросы и ответы» выходят в эфир в одиннадцать утра. В девять ты посетишь службу в церкви на Тридцать шестой улице. Пока ты и Флетч сидели в радиостудии, мы с Барри связались с нью-йоркскими газетами. Репортеры и фотографы встретят тебя у церкви. Между прочим, Флетч, тебе туда лучше не ходить.
— Ты не хочешь, чтобы я шел в церковь?
— Когда кандидат в президенты посещает церковь, пресс-секретарю делать там нечего. Ты понял?
— Мне ведено не ходить в церковь.
— Когда я лягу спать? — спросил губернатор.
— Самолет взлетит из аэропорта Мелвилла в половине первого ночи, — ответил Уолш. — В половине третьего ты будешь спать.
— Кто полетит со мной?
— Флетч, Барри и Шустрик.
— И Боб.
— И доктор Том, — подтвердил Уолш.
— Значит, вы без опаски сможете пить нью-йоркскую воду, — заметил Пол Добсон.
Уолш повернулся к Добсону. Он по-прежнему был без галстука, а потому Флетч видел, как напряжена его шея.
— Обратно мы ждем тебя в четыре, максимум в половине пятого. В аэропорту столицы штата постараемся организовать встречу, но в воскресенье собрать много народу не удастся. Очередной тур соревнований Национальной футбольной лиги.
— Тот, кто хочет стать президентом, всегда стоит вторым за футболом, — прокомментировал губернатор, оглядев свою команду. — Что-нибудь еще?
— Флетч, сейчас пойдем ко мне. Я хочу дать тебе последние газетные вырезки. Тебе пора знакомиться с журналистами Висконтина.
— Это точно. Но есть еще один вопрос, который хотелось бы обсудить.
Присутствующие, как один, заерзали на стульях.
— Прошлой ночью в отеле, где мы останавливались, убили горничную — Мэри Кантор, вдову военного летчика. В отеле, где мы провели позапрошлую ночь, убили другую женщину, Элис Элизабет Шилдз, продавщицу книжного магазина.
— Чего только не бывает, — бросил Уолш.
— И еще одну женщину, Элейн Рамси, жену акушера, нашли мертвой в чулане отеля «Харрис» в Чикаго после того, как мы уехали оттуда.
— Как вы думаете, нью-йоркский «Космос» победит в этом году? — спросил Барри Хайнс.
— Я видел сегодняшний номер «Ньюсбилл», — подал голос Фил Нолтинг. — И, по моему разумению, вы должны были приложить все силы, чтобы не допустить появления этой статьи до вторника, когда пройдут праймери.
— Возможно. Но пресс-секретарь я неопытный, так что чудес от меня ждать не приходится.
— Ваши симпатии по-прежнему на стороне прессы, — присоединился к своему коллеге Добсон. — Суть информации вам не важна. Инстинктивно вы стремитесь донести ее читателю. И чем больше в ней грязи, тем лучше.
— Достаточно, — вмешался в перепалку губернатор. — Проблема налицо. Кто-то убивает женщин. Вполне возможно, что делается это с одной целью — поставить крест на моей избирательной кампании.
— Кто же пойдет на такое? — спросил Ли Оллен Парк.
— Это ерунда, — покачал головой Уолш. — Возможно, у Симона Аптона есть здесь свой человек, но он не станет убивать женщин, чтобы попасть в Белый Дом.
— Разумеется, нет, — согласился губернатор. — Но, приняв за аксиому, что кто-то это делает, тут же задаешься вопросом, а зачем?
— Наверняка, какой-нибудь псих, — предположил Ли Оллен Парк.
— Вы кого-нибудь подозреваете, Флетч? — спросил Барри Хайнс.
— Многих.
— Это Солов, — уверенно заявил Барри. — Вам следовало взглянуть на его счет за телефон.
— Почему?
— Он никому не звонит. Должно быть, он отправляет свои статьи в «Правду» голубиной почтой.
— Да, это важная улика.
— А может, он пользуется бутылками из-под водки? — выдвинул свою версию Парк. — Бросает их в Атлантический океан, а течения доносят их до России.
— Есть у тебя какие-то предложения, Флетч? — спросил Уолш.
Флетч подождал, пока на нем скрестятся все взгляды.
— Было бы неплохо, если б каждый из присутствующих провел со мной несколько минут и убедительно доказал, что у него есть железное алиби на то время, когда произошло хотя бы одно убийство.
— Черт, — вырвалось у Уолша.
— Я бы этого не делал, — покачал головой Добсон.
— Только так я смогу воспрепятствовать появлению в газетах материалов, бросающих тень на избирательную кампанию.
Губернатор поднялся.
— Пора одеваться. Уже семь двадцать. Мои часы не спешат?
— Флетч, — обратился к нему Фил Нолтинг, — стараясь защитить нас, вы тем самым создаете впечатление, что у нас есть причины отводить от себя подозрения.
— Я думаю, что есть.
Вслед за губернатором встали и остальные.
— Похоже, ты потерял слушателей, Флетч, — заметил Уолш.
Флетч встал.
— Так что же мне делать? Это же бомба с часовым механизмом, и часы уже пущены.
— Прикройте ее собственным телом, — посоветовал Добсон, выходя из гостиной.
— Подождите.
— Флетчер, ну сколько можно изображать детектива-любителя? — осадил его губернатор.
— Пойдем, Флетч, — Уолш ждал его у двери. — По пути в мой номер я куплю тебе сборник «Лучшие детективы года».
— Полагаю, больше упоминать об этом не стоит, — Флетч сел в кресло.
— Согласен.
Уолш снял грязную рубашку, достал из чемодана чистую.
— Это все равно, что пытаться потушить пожар в цирке.
— Нет, — покачал головой Уолш, — больше это похоже на попытку пробить засор в одном из туалетов цирка.
— Местная полиция зачарована кандидатом. Старается защитить его от любой опасности, а потому ей не до расследования. Журналисты, специализирующиеся на политике, не опускаются до того, чтобы пересчитать убийства и сказать себе: «Эй, да об этом стоит написать».
— Писать тут не о чем, — Уолш достал из чемодана костюм, критически оглядел его, прогладил рукой, расстегнул брюки. — Вырезки на столе, — он указал на столик, где стояли его бриф-кейсы.
— Почему ты меняешь выглаженный костюм на мятый?
— У меня только один галстук, подходящий к этому костюму. Наверное, оставил его в какой-то машине. Там две статьи Фенеллы Бейкер, которые наверняка тебе не понравятся. Одна критикует нас за оборонные расходы. Во второй отмечается неопределенность нашей позиции по мерам социального обеспечения. Она, конечно, права.
Флетч подошел к столику, взял кипу вырезок.
— Между прочим, — Уолш уже завязывал галстук, — остерегайся Ленсинга Сэйера. Самый умный, самый проницательный журналист из тех, что сопровождает нас. И я рад, что он с нами. Но, к сожалению, он в постоянном контакте с сенатором Симоном Аптоном. Способен на все.
— Умный теленок от двух маток сосет, — пробормотал Флетч.
— Пора трогаться, — Уолш надел черный пиджак. Мы с Барри сами хотим проверить звуковую систему. Чтобы не получилось, как у торгового центра.
— Да, повторения не хотелось бы, — кивнул Флетч.
— Ты можешь не торопиться. Поужинай. Отец выступит не раньше половины десятого.
Уолш наклонился вперед.
— Конгрессмен хочет представить тебя, папа. А не мать. Для него это важно.
— Придется ему представлять твою мать. Кто еще будет на трибуне?
— Мэр Мелвилла, судья…
— Мне передали их «объективки»? Уолш протянул отцу несколько листков. Совещание проходило в гостиной «люкса» кандидата. Флетч чувствовал себя, как дома: третий по счету отель, а комната точь-в-точь, как две предыдущие. Стандартизация правила в Америке бал.
— Барри? — губернатор просматривал листки. — Тебе есть, что сказать?
— Да, сэр. Наш рейтинг упал на четыре пункта в опросах Харриса и на три — у Гэллапа.
Губернатор поднял голову, на его лице отразилось удивление.
— А я думал, что дела у нас идут на лад.
— На сегодняшний день Аптон опережает нас на восемь пунктов, а Грейвз отстает на четыре.
Губернатор провел пальцем по царапине на щеке.
— Аптон! — воскликнул Ли Оллсн Парк. — Он даже не приезжал сюда! Был в Пенсильвании и Айове.
— Должно быть, разлука согрела сердца избирателей, — предположил Фил Нолтинг.
— Плохо дело, — покачал головой губернатор. — Наверное, кое-что из сказанного мной в Уинслоу нанесло кампании…
— Урон, — докончил фразу Пол Добсон.
— Дорис была права.
— Мы все были правы, — поправил его Добсон.
— Может, всему виной зеленый костюм Уолша, — вставил Ли Оллен Парк. — Глядя на него избиратели думают, что у нас «крестовый поход любителей».
— Вернее, президент утащил в клювике твою главную мысль, — добавил Уолш.
— Не совсем. Оригинальной его реакцию не назовешь. Образовать специальный совет — это в его духе. Пол и Фил, я хочу, чтобы вы подготовили мне первоклассную речь. В понедельник я выступлю с ней. Я получу время на телевидении?
— Да, — кивнул Барри. — Договор подписан, деньги уплачены.
— Это будет моя основная речь. Стержень ее — международные переговоры, в том числе со странами Третьего мира, о заключении всеобъемлющих соглашений по разработке и контролю новых технических решений по передаче, приему и распространению информации, — говорил губернатор медленно. Нолтинг записывал все слово в слово. — Моя цель — не контроль технических достижений, но принятие международного договора, согласно которому никто, ни нация, ни политическая партия, ни какая-то другая группа, не сможет контролировать значительную часть единого информационного пространства.
— Слишком уж наукообразно, — засомневался Добсон.
Губернатор зыркнул на него.
— Вот и поработайте, чтобы моя мысль стала доступной рядовому избирателю.
— Можем ли мы использовать такие фразы, как «укрепление мира» или «процветание всех народов»? — спросил Нолтинг.
— Звучит неплохо, — холодно ответил губернатор. — Но хорошо бы использовать и тройку-другую моих слов.
— Папа, утром ты выступаешь в нью-йоркской передаче «Вопросы и ответы». Она транслируется на всю страну. Если ты хочешь выйти с новой инициативой, почему не сделать это завтра утром? Зачем ждать митинга в столице штата перед самыми выборами?
— Может, ты и прав, — губернатор задумался. — Обычно главный козырь берегут до последнего. У «Вопросов и ответов» хорошая аудитория.
— Для подобных заявлений, — добавил Добсон.
— Так скажите им все, — предложил Флетч.
— Нет, — губернатор покачал головой. — Телезрителям я скажу, что тема не исчерпана, что Аптон, Грейвз и президент недостаточно точно истолковали мои слова, а потому все необходимые разъяснения я дам в понедельник, на вечернем митинге.
Барри Хайнс кивнул.
— Это их заинтригует.
— Кстати, о распорядке завтрашнего дня, — Уолш повернулся к отцу. — «Вопросы и ответы» выходят в эфир в одиннадцать утра. В девять ты посетишь службу в церкви на Тридцать шестой улице. Пока ты и Флетч сидели в радиостудии, мы с Барри связались с нью-йоркскими газетами. Репортеры и фотографы встретят тебя у церкви. Между прочим, Флетч, тебе туда лучше не ходить.
— Ты не хочешь, чтобы я шел в церковь?
— Когда кандидат в президенты посещает церковь, пресс-секретарю делать там нечего. Ты понял?
— Мне ведено не ходить в церковь.
— Когда я лягу спать? — спросил губернатор.
— Самолет взлетит из аэропорта Мелвилла в половине первого ночи, — ответил Уолш. — В половине третьего ты будешь спать.
— Кто полетит со мной?
— Флетч, Барри и Шустрик.
— И Боб.
— И доктор Том, — подтвердил Уолш.
— Значит, вы без опаски сможете пить нью-йоркскую воду, — заметил Пол Добсон.
Уолш повернулся к Добсону. Он по-прежнему был без галстука, а потому Флетч видел, как напряжена его шея.
— Обратно мы ждем тебя в четыре, максимум в половине пятого. В аэропорту столицы штата постараемся организовать встречу, но в воскресенье собрать много народу не удастся. Очередной тур соревнований Национальной футбольной лиги.
— Тот, кто хочет стать президентом, всегда стоит вторым за футболом, — прокомментировал губернатор, оглядев свою команду. — Что-нибудь еще?
— Флетч, сейчас пойдем ко мне. Я хочу дать тебе последние газетные вырезки. Тебе пора знакомиться с журналистами Висконтина.
— Это точно. Но есть еще один вопрос, который хотелось бы обсудить.
Присутствующие, как один, заерзали на стульях.
— Прошлой ночью в отеле, где мы останавливались, убили горничную — Мэри Кантор, вдову военного летчика. В отеле, где мы провели позапрошлую ночь, убили другую женщину, Элис Элизабет Шилдз, продавщицу книжного магазина.
— Чего только не бывает, — бросил Уолш.
— И еще одну женщину, Элейн Рамси, жену акушера, нашли мертвой в чулане отеля «Харрис» в Чикаго после того, как мы уехали оттуда.
— Как вы думаете, нью-йоркский «Космос» победит в этом году? — спросил Барри Хайнс.
— Я видел сегодняшний номер «Ньюсбилл», — подал голос Фил Нолтинг. — И, по моему разумению, вы должны были приложить все силы, чтобы не допустить появления этой статьи до вторника, когда пройдут праймери.
— Возможно. Но пресс-секретарь я неопытный, так что чудес от меня ждать не приходится.
— Ваши симпатии по-прежнему на стороне прессы, — присоединился к своему коллеге Добсон. — Суть информации вам не важна. Инстинктивно вы стремитесь донести ее читателю. И чем больше в ней грязи, тем лучше.
— Достаточно, — вмешался в перепалку губернатор. — Проблема налицо. Кто-то убивает женщин. Вполне возможно, что делается это с одной целью — поставить крест на моей избирательной кампании.
— Кто же пойдет на такое? — спросил Ли Оллен Парк.
— Это ерунда, — покачал головой Уолш. — Возможно, у Симона Аптона есть здесь свой человек, но он не станет убивать женщин, чтобы попасть в Белый Дом.
— Разумеется, нет, — согласился губернатор. — Но, приняв за аксиому, что кто-то это делает, тут же задаешься вопросом, а зачем?
— Наверняка, какой-нибудь псих, — предположил Ли Оллен Парк.
— Вы кого-нибудь подозреваете, Флетч? — спросил Барри Хайнс.
— Многих.
— Это Солов, — уверенно заявил Барри. — Вам следовало взглянуть на его счет за телефон.
— Почему?
— Он никому не звонит. Должно быть, он отправляет свои статьи в «Правду» голубиной почтой.
— Да, это важная улика.
— А может, он пользуется бутылками из-под водки? — выдвинул свою версию Парк. — Бросает их в Атлантический океан, а течения доносят их до России.
— Есть у тебя какие-то предложения, Флетч? — спросил Уолш.
Флетч подождал, пока на нем скрестятся все взгляды.
— Было бы неплохо, если б каждый из присутствующих провел со мной несколько минут и убедительно доказал, что у него есть железное алиби на то время, когда произошло хотя бы одно убийство.
— Черт, — вырвалось у Уолша.
— Я бы этого не делал, — покачал головой Добсон.
— Только так я смогу воспрепятствовать появлению в газетах материалов, бросающих тень на избирательную кампанию.
Губернатор поднялся.
— Пора одеваться. Уже семь двадцать. Мои часы не спешат?
— Флетч, — обратился к нему Фил Нолтинг, — стараясь защитить нас, вы тем самым создаете впечатление, что у нас есть причины отводить от себя подозрения.
— Я думаю, что есть.
Вслед за губернатором встали и остальные.
— Похоже, ты потерял слушателей, Флетч, — заметил Уолш.
Флетч встал.
— Так что же мне делать? Это же бомба с часовым механизмом, и часы уже пущены.
— Прикройте ее собственным телом, — посоветовал Добсон, выходя из гостиной.
— Подождите.
— Флетчер, ну сколько можно изображать детектива-любителя? — осадил его губернатор.
— Пойдем, Флетч, — Уолш ждал его у двери. — По пути в мой номер я куплю тебе сборник «Лучшие детективы года».
— Полагаю, больше упоминать об этом не стоит, — Флетч сел в кресло.
— Согласен.
Уолш снял грязную рубашку, достал из чемодана чистую.
— Это все равно, что пытаться потушить пожар в цирке.
— Нет, — покачал головой Уолш, — больше это похоже на попытку пробить засор в одном из туалетов цирка.
— Местная полиция зачарована кандидатом. Старается защитить его от любой опасности, а потому ей не до расследования. Журналисты, специализирующиеся на политике, не опускаются до того, чтобы пересчитать убийства и сказать себе: «Эй, да об этом стоит написать».
— Писать тут не о чем, — Уолш достал из чемодана костюм, критически оглядел его, прогладил рукой, расстегнул брюки. — Вырезки на столе, — он указал на столик, где стояли его бриф-кейсы.
— Почему ты меняешь выглаженный костюм на мятый?
— У меня только один галстук, подходящий к этому костюму. Наверное, оставил его в какой-то машине. Там две статьи Фенеллы Бейкер, которые наверняка тебе не понравятся. Одна критикует нас за оборонные расходы. Во второй отмечается неопределенность нашей позиции по мерам социального обеспечения. Она, конечно, права.
Флетч подошел к столику, взял кипу вырезок.
— Между прочим, — Уолш уже завязывал галстук, — остерегайся Ленсинга Сэйера. Самый умный, самый проницательный журналист из тех, что сопровождает нас. И я рад, что он с нами. Но, к сожалению, он в постоянном контакте с сенатором Симоном Аптоном. Способен на все.
— Умный теленок от двух маток сосет, — пробормотал Флетч.
— Пора трогаться, — Уолш надел черный пиджак. Мы с Барри сами хотим проверить звуковую систему. Чтобы не получилось, как у торгового центра.
— Да, повторения не хотелось бы, — кивнул Флетч.
— Ты можешь не торопиться. Поужинай. Отец выступит не раньше половины десятого.
Глава 33
— Ай-эм? Это Джеймс…
Вернувшись к себе, Флетч нашел на столе вазу с дюжиной красных гвоздик. И записку:
«Флетчер. Рада, что вы с нами.
Дорис Уилер».
Ожидая заказанный сэндвич, он отзвонился всем, кроме Рондолла Джеймса.
Когда принесли ужин, Флетч принял душ, сел на кровать и принялся за еду, одновременно проглядывая газетные вырезки.
На телефонные звонки он старался не обращать внимания, но в конце концов не выдержал и снял трубку…
— Извините, что жую.
— Вы должны что-то делать. Немедленно.
— Я должен поститься?[17] — прикинулся непонимающим Флетчер.
— Днем мне позвонил репортер, освещающий избирательную кампанию. Рассказал мне об этих убийствах. Почему вы ничего мне не сказали? Убили уже трех женщин.
— Кто вам звонил?
— Эрбатнот.
— Понятно. Вы все еще в Айове?
— Да.
— И что вы ей ответили?
— Сказал, что для меня это новость.
— Неужели?
— Ай-эм, я знаю, кто убийца. Как, впрочем, и Кэкстон.
Флетч отодвинул пустую тарелку из-под сэндвича.
— Вы говорили насчет этого с Кэкстоном?
— Не раз.
— Что он сказал?
— Может, лучше вы поделитесь тем, что вам известно, Флетчер.
— Не понимаю я Кэкстона. Почему он ничего не предпринимает?
— Флетчер…
— Эдвард Грасселли.
— Старина Шустрик?
— В этом нет никакого сомнения.
— Почему Шустрик?
— Вы не знаете, кто он такой? Все уже забыли.
В досье Шустрика лежали лишь фотография и листок с датой рождения и теперешним адресом.
— Так кто такой Шустрик Грасселли?
— Убийца. Осужденный убийца. Забил человека до смерти. Кулаками. Профессиональный боксер. Его кулаки — смертоносное оружие. Отсидел за это в тюрьме… почти пятнадцать лет.
— О чем вы говорите?
— Как-то вечером один парень прогуливался с собакой. Большой собакой. Шустрик Грасселли шел мимо. Когда он поравнялся с собакой, та его тяпнула. За ногу. Шустрик поднял крик, пообещал парню, что заявит в полицию, потребовал, чтобы тот назвал свою фамилию. Так этот парень спустил на него собаку. Грасселли прибил пса. Как, не знаю, но размозжил ему голову то ли о стену, то ли об асфальт. А потом принялся за хозяина. И убил голыми руками. На глазах полудюжины свидетелей.
— О Господи, Джеймс.
— Собака уже не представляла никакой опасности. Человека не убивают после того, как инцидент исчерпан. Это уже не самооборона.
— Старина Шустрик пошел на такое?
— Умышленное убийство.
— Почему же губернатор помиловал его?
— Большая итальянская семья развернула шумную кампанию в его защиту. Того же мнения придерживалась и боксерская ассоциация, включая тренерский совет. Грасселли примерно вел себя в тюрьме. Однажды спас старика, который подавился пищей, но такое всегда можно подстроить.
— Губернатор знал его прежде?
— Нет. После освобождения Грасселли с матерью пошли в особняк губернатора, чтобы поблагодарить его. Кэкстон предложил взять его на работу.
— Тут совсем другие убийства, Джеймс. Одно дело, убить на улице в приступе ярости. И совсем иное — убийства женщин.
— И там, и тут убивали кулаками. На такое способны очень немногие. Давайте посмотрим на происшедшее несколько под иным углом. Из города в город переезжает сорок-пятьдесят человек, оставляя за собой шлейф убийств. Мы знаем, что один из этой компании уже совершал нечто похожее. Пусть и давно, но забил мужчину до смерти. Какова вероятность того, что и убийства женщин — его работа?
— Немалая.
— Это Шустрик, будьте уверены.
— Мне показалось, что губернатор говорил со мной предельно откровенно. Почему же он не упомянул о прошлом Шустрика?
— Потому что знает, что Шустрик виновен. Скажите мне, губернатор ратует за активный поиск убийцы?
— Глупость какая-то. Скрывая вину Шустрика, губернатор становится соучастником преступления. Я в это не верю.
— Подумайте как следует, дружище. Подумайте о том, что может знать о губернаторе Шустрик.
— Например?
— О Боже! Да ему известно все! Шустрик — его шофер, камердинер, телохранитель. Всегда находится рядом. Сопровождает Кэкстона во всех поездках, даже когда тот исчезает на несколько дней кряду. Выпивка. Бабы. Бог знает что еще.
— Вы верите, что он пьет и шляется по бабам?
— Послушайте, я знаю Кэкстона больше двадцати лет. Он не святой, а мужчина. Энергия так и прет из него. Вы это заметили, не так ли? А спать с Дорис все равно, что с бульдозером.
— Шустрик рассказывал мне об этих поездках.
— Конечно, рассказывал. Небось, говорил, что они ездят в горы молиться.
— Почти.
— Если поездки такие безобидные, то зачем держать их в секрете? Почему они окружены покровом тайны, проникнуть сквозь который мечтали все журналисты штата, а теперь, наверное, и всей страны?
— Ладно. Итак, губернатор знает, что убийца — Шустрик, но боится, что тот выложит всю правду, если он укажет на него пальцем.
Вернувшись к себе, Флетч нашел на столе вазу с дюжиной красных гвоздик. И записку:
«Флетчер. Рада, что вы с нами.
Дорис Уилер».
Ожидая заказанный сэндвич, он отзвонился всем, кроме Рондолла Джеймса.
Когда принесли ужин, Флетч принял душ, сел на кровать и принялся за еду, одновременно проглядывая газетные вырезки.
На телефонные звонки он старался не обращать внимания, но в конце концов не выдержал и снял трубку…
— Извините, что жую.
— Вы должны что-то делать. Немедленно.
— Я должен поститься?[17] — прикинулся непонимающим Флетчер.
— Днем мне позвонил репортер, освещающий избирательную кампанию. Рассказал мне об этих убийствах. Почему вы ничего мне не сказали? Убили уже трех женщин.
— Кто вам звонил?
— Эрбатнот.
— Понятно. Вы все еще в Айове?
— Да.
— И что вы ей ответили?
— Сказал, что для меня это новость.
— Неужели?
— Ай-эм, я знаю, кто убийца. Как, впрочем, и Кэкстон.
Флетч отодвинул пустую тарелку из-под сэндвича.
— Вы говорили насчет этого с Кэкстоном?
— Не раз.
— Что он сказал?
— Может, лучше вы поделитесь тем, что вам известно, Флетчер.
— Не понимаю я Кэкстона. Почему он ничего не предпринимает?
— Флетчер…
— Эдвард Грасселли.
— Старина Шустрик?
— В этом нет никакого сомнения.
— Почему Шустрик?
— Вы не знаете, кто он такой? Все уже забыли.
В досье Шустрика лежали лишь фотография и листок с датой рождения и теперешним адресом.
— Так кто такой Шустрик Грасселли?
— Убийца. Осужденный убийца. Забил человека до смерти. Кулаками. Профессиональный боксер. Его кулаки — смертоносное оружие. Отсидел за это в тюрьме… почти пятнадцать лет.
— О чем вы говорите?
— Как-то вечером один парень прогуливался с собакой. Большой собакой. Шустрик Грасселли шел мимо. Когда он поравнялся с собакой, та его тяпнула. За ногу. Шустрик поднял крик, пообещал парню, что заявит в полицию, потребовал, чтобы тот назвал свою фамилию. Так этот парень спустил на него собаку. Грасселли прибил пса. Как, не знаю, но размозжил ему голову то ли о стену, то ли об асфальт. А потом принялся за хозяина. И убил голыми руками. На глазах полудюжины свидетелей.
— О Господи, Джеймс.
— Собака уже не представляла никакой опасности. Человека не убивают после того, как инцидент исчерпан. Это уже не самооборона.
— Старина Шустрик пошел на такое?
— Умышленное убийство.
— Почему же губернатор помиловал его?
— Большая итальянская семья развернула шумную кампанию в его защиту. Того же мнения придерживалась и боксерская ассоциация, включая тренерский совет. Грасселли примерно вел себя в тюрьме. Однажды спас старика, который подавился пищей, но такое всегда можно подстроить.
— Губернатор знал его прежде?
— Нет. После освобождения Грасселли с матерью пошли в особняк губернатора, чтобы поблагодарить его. Кэкстон предложил взять его на работу.
— Тут совсем другие убийства, Джеймс. Одно дело, убить на улице в приступе ярости. И совсем иное — убийства женщин.
— И там, и тут убивали кулаками. На такое способны очень немногие. Давайте посмотрим на происшедшее несколько под иным углом. Из города в город переезжает сорок-пятьдесят человек, оставляя за собой шлейф убийств. Мы знаем, что один из этой компании уже совершал нечто похожее. Пусть и давно, но забил мужчину до смерти. Какова вероятность того, что и убийства женщин — его работа?
— Немалая.
— Это Шустрик, будьте уверены.
— Мне показалось, что губернатор говорил со мной предельно откровенно. Почему же он не упомянул о прошлом Шустрика?
— Потому что знает, что Шустрик виновен. Скажите мне, губернатор ратует за активный поиск убийцы?
— Глупость какая-то. Скрывая вину Шустрика, губернатор становится соучастником преступления. Я в это не верю.
— Подумайте как следует, дружище. Подумайте о том, что может знать о губернаторе Шустрик.
— Например?
— О Боже! Да ему известно все! Шустрик — его шофер, камердинер, телохранитель. Всегда находится рядом. Сопровождает Кэкстона во всех поездках, даже когда тот исчезает на несколько дней кряду. Выпивка. Бабы. Бог знает что еще.
— Вы верите, что он пьет и шляется по бабам?
— Послушайте, я знаю Кэкстона больше двадцати лет. Он не святой, а мужчина. Энергия так и прет из него. Вы это заметили, не так ли? А спать с Дорис все равно, что с бульдозером.
— Шустрик рассказывал мне об этих поездках.
— Конечно, рассказывал. Небось, говорил, что они ездят в горы молиться.
— Почти.
— Если поездки такие безобидные, то зачем держать их в секрете? Почему они окружены покровом тайны, проникнуть сквозь который мечтали все журналисты штата, а теперь, наверное, и всей страны?
— Ладно. Итак, губернатор знает, что убийца — Шустрик, но боится, что тот выложит всю правду, если он укажет на него пальцем.