Она остановилась передо мной. Мы обменялись короткими взглядами, которые могли стать обещанием остаться врагами навеки, но с той же вероятностью — клятвой в вечной дружбе, на жизнь и на смерть. Долго сдерживаемый гнев вскипал в ней, словно вулканическая лава в недрах земли, глубже, чем горечь неудавшегося замужества и боль вдовства. Но заговорила она более уверенно, словно окончательно разобралась во мне.
   — Коль скоро мы говорим о реальности, так какие шаги вы предприняли для поисков моего сына?
   — В данный момент я жду разговора с неким Вилли Маккеем, владельцем сыскного бюро в Сан-Франциско. Он знает район залива, как собственные карманы, и я хотел бы получить его содействие.
   — Так сделайте это. Необходимые деньги я достану, — она произнесла это так, словно все решила и не только относительно денег. — Но что намерены делать вы?
   — Ждать. Задавать вопросы.
   Она нервно махнула рукой и снова села.
   — Ничего... Только задавать вопросы...
   — Это и меня временами мучает. Некоторые люди и без вопросов рассказывают мне разные вещи. А вот вы к таковым не относитесь...
   Она подозрительно глянула на меня.
   — Что еще такое?
   — Да так... Странным был этот ваш брак...
   — И вы хотите, чтобы я рассказала вам о нем...
   Это был не вопрос, а констатация факта.
   — Охотно послушаю.
   — И с какой стати я должна вам рассказывать?
   — Потому что вы впутали меня во все это.
   Это снова ее разозлило, что, впрочем, было несложно, гнев словно дремал под ее тонкой кожей.
   — Я слыхала, что есть болезнь, когда люди подсматривают за другими. А вот вы подслушиваете!
   — А чего вы стыдитесь?
   — Мне нечего стыдится! — ответила она. — И оставьте меня в покое, я не хочу об этом говорить.
   Некоторое время мы сидели в молчании. Я чувствовал, что как никогда близок к тому, чтобы влюбиться в нее, отчасти потому, что она — мать Ронни, но также и потому, что это молодая и красивая женщина. Ее фигурка в тесном черном платье брала меня за сердце, однако траур словно окружал ее тенью, сквозь которую я не мог пробиться. Кроме того, напомнил я себе, я вдвое старше ее. Она открыто смотрела на меня, словно читая мои мысли.
   — Мне трудно об этом говорить, — произнесла она. — Я даже себе в этом не признавалась. Мой брак был ошибкой. Стенли жил в своем мире, и я не сумела войти в этот мир. Возможно, будь он здесь, он сказал бы то же обо мне. Мы никогда не говорили об этом... Жили под одной крышей, но каждый — своей собственной жизнью. Я занималась Ронни, а Стенли все глубже уходил в свои поиски. Я иногда подглядывала за ним, когда он запирался в кабинете, сидел и часто бесцельно перебирал бумаги и фотографии. Он выглядел, как человек, считающий деньги, — добавила она с неожиданной невольной усмешкой. — Однако мне не следовало относиться к нему так несерьезно, — она словно подводила итог. — Я должна была намного серьезнее воспринимать все это. Пастор Райсман предупреждал меня, и был прав, как я сейчас вижу...
   — Я охотно поговорил бы с Райсманом...
   — Я тоже... Но его нет в живых.
   — От чего он умер?
   — От старости. Мне в самом деле не хватает его. Он был мудрым человеком, полным доброжелательности. Но меня ослеплял гнев. Ревность.
   — Ревность?
   — Да. Я ревновала Стенли к его родителям и их разбитому браку. Все время я чувствовала, что это грозит моему собственному браку, постепенно разрушая нашу семью. Стенли все больше уходил в прошлое и все меньше замечал меня. Возможно, если бы я больше старалась, мне удалось бы вернуть его в жизнь. Но вдруг оказалось, что уже поздно. Это объявление в «Кроникл» словно подвело черту, правда?
   Телефонный звонок освободил меня от необходимости отвечать. Это был Вилли Маккей.
   — Привет, Лью! Акция окончена, я к твоим услугам.
   — Я ищу одну женщину. Возраст около сорока лет. Покинула Санта-Терезу пятнадцать лет назад. Тогда ее звали Эллен Стром-Килпатрик. Уехала с мужчиной по имени Лео Броудхаст, не исключено, что они вместе до сих пор. Если верить моей слегка чокнутой информаторше, Эллен проживает где-то на Полуострове, в старом двух— или трехэтажном доме с двумя башенками. Вокруг растут деревья — дубы и немного сосен.
   — И никаких более конкретных данных? На Полуострове есть и кое-какие другие деревья...
   — Неделю назад возле дома крутился большой дог, похожий на потерянного.
   — Что тебе известно об этой Эллен?
   — Она — бывшая жена посредника по продаже недвижимости из Санта-Терезы Брайана Килпатрика. Он сказал мне, что Эллен окончила Стенфордский университет.
   Вилли удовлетворенно причмокнул.
   — В таком случае, начнем с Пало-Альто. Бывшие студентки возвращаются туда, как голуби в голубятню. У тебя нет фотографии Эллен Стром-Килпатрик? — Есть объявление, оно появилось в «Кроникл» в конце июля. Там есть фотография, на которой изображена она и Лео Броудхаст пятнадцать лет назад, когда они впервые прибыли в Сан-Франциско под именем миссис и мистера Ральф Смит.
   — Оно у меня в картотеке, — сообщил Вилли. — Если мне не изменяет память, там идет речь о тысяче долларов вознаграждения...
   — Тебе редко изменяет память, если речь идет о деньгах.
   — Да. Собственно, я недавно опять женился. Могу ли я рассчитывать на вознаграждение в числе прочих кандидатов?
   — Не думаю, видишь ли, человек, поместивший объявление, мертв. Я рассказал ему о смерти Стенли и последовавших за этим событиях.
   — Какова роль Эллен во всем этом?
   — Об этом я бы хотел спросить ее. Ты не задавай ей никаких вопросов. Как только найдешь ее, дай мне знать, я возьму все на себя.
   Окончив разговор, я нашел Джин. Ее настроение за это время изменилось — она не хотела отпускать меня и оставаться одна. Когда я закрывал за собой входную дверь, до меня долетел ее обиженный плач.

Глава 21

   Вдоль всей улицы, на которой жила миссис Сноу, сиреневые облака цветов покоились на ветвях жакаранд. С минуту я оставался в машине, наслаждаясь их видом. В садике соседнего дома играли смуглые ребятишки. Занавеска в окне миссис Сноу дрожала, словно веко, пораженное тиком. Вскоре в дверях показалась сама хозяйка. Она подошла к машине. На ней было платье из порыжевшего шелка, напоминающее доспехи, лицо бело от пудры, словно она ждала важного гостя. Однако, ждала она не меня, ибо заговорила со сдерживаемым раздражением.
   — По какому праву вы все время осаждаете нас?! Пристали, словно банный лист!
   Я вылез из машины и стоял перед ней, держа шляпу в руке.
   — Я не беспокоил бы вас, миссис, если бы ваш сын не был важным свидетелем.
   — Он не обязан отвечать на ваши вопросы, пока не посоветуется с адвокатом. Я это знаю, потому что мы уже сталкивались с законом. Но сейчас он невинен, как новорожденный младенец!
   — Настолько невинен?
   Она стояла передо мной без улыбки, преграждая мне дорогу к двери. Из соседнего дома, словно почуяв приключение, вышло несколько людей, они по одному двинулись в нашу сторону, образуя молчаливую аудиторию. Миссис Сноу обвела их долгим взглядом. На ее рассерженном лице мелькнуло выражение, близкое к паническому. Она повернулась ко мне:
   — Если вы все равно настаиваете на разговоре, то пройдемте в дом.
   Она проводила меня в свою маленькую гостиную. Пятно от пролитого миссис Броудхаст чая выглядело, словно мрачный след давнего преступления. Миссис Сноу не села и не предложила сесть мне.
   — Где Фриц? — спросил я.
   — Сын у себя в комнате.
   — Он не мог бы выйти?
   — Нет. К нему должен прийти врач. Мне не хотелось бы, чтобы вы снова встревожили его, как вчера.
   — Он был встревожен до разговора со мной.
   — Я знаю. Но вы еще больше встревожили его. Фредерик очень впечатлительный. У него был нервный срыв, и с тех пор он не владеет своими чувствами. Насколько хватит моих сил, я не допущу, чтобы вы опять довели его до болезни!
   Я почувствовал укол совести, но лишь оттого, что она была особой женского пола, хрупкой и в то же время несгибаемой. Но она стояла на моем пути и где-то за нею был потерянный мальчик.
   — Вы знакомы с Элом Свитнером, миссис?
   Сжав губы она покачала головой.
   — Никогда не слыхала о таковом.
   Но глаза ее стали внимательными.
   — И он не был тут, например, на прошлой неделе?
   — Возможно... Я не могу сторожить дом целыми днями... Повторите, пожалуйста, фамилию...
   — Эл Свитнер. Он был убит вчера вечером. Полиция в Лос-Анджелесе установила, что это заключенный, совершивший побег из тюрьмы в Фолсоме. Ее темные глаза блеснули, словно глаза ночного зверька в свете фонаря.
   — Ах, так...
   — Не давали ли вы ему денег, миссис?
   — Немного. Я дала ему пять долларов. Я не знала, что он сбежал из тюрьмы.
   — Почему вы дали ему денег?
   — Мне стало его жаль.
   — Вы с ним дружили?
   — Этого я бы не сказала. Но ему нужен был бензин, чтобы выехать из города, и я выделила пять долларов...
   — Я слыхал, что вы дали ему двадцать...
   Она смотрела на меня, не моргнув глазом.
   — Даже если так? У меня не было мелких денег. И я не хотела, чтобы он крутился тут, когда Фредерик вернется с работы.
   — Он был другом Фредерика?
   — Я не назвала бы его другом. Эл не был другом никому, себе в том числе...
   — Значит, вы знали его?
   Она аккуратно присела на краешек кресла на колесиках, я тоже сел в ближайшее кресло. Ее лицо было застывшим и замкнутым. Было такое впечатление, словно она глубоко вдыхает воздух перед тем, как нырнуть в воду.
   — Не стану возражать, я его знала. Мальчиком он какое-то время жил у нас. У него уже тогда были неприятности с законом и для него подыскивали опекунов, которые взяли бы его в семью. В противном случае ему грозил исправительный дом. Мой муж тогда еще был жив и мы, посоветовавшись, решили взять его на воспитание.
   — Это было очень мило со стороны вашей семьи...
   Она покачала головой.
   — Я не ставлю это себе в заслугу, нам просто нужны были деньги. У нас был Фредерик и мы не могли допустить, чтобы наш дом распался окончательно. Мой муж в то время постоянно болел, а цены росли. Одним словом, мы взяли Элберта и делали все, что было в наших силах. Но все было бесполезно, мы не оказывали на него никакого влияния... Более того, он плохо влиял на Фредерика. Собственно, мы думали, что с ним делать, когда он сам развязал нам руки. Угнал машину и удрал с девочкой.
   — Фредерик был замешан в это, не так ли?
   Она глубоко вздохнула, словно ныряльщик, выплывший на поверхность воды, чтобы зачерпнуть воздуха.
   — Вы слыхали об этом?
   — Кое-что.
   — Но вы наверняка слышали неправду! Многие во всем винили Фредерика, потому что он был старшим из них. Но Элберт Свитнер был слишком развит для своих лет, девушка тоже. Ей было всего пятнадцать лет, но вы можете поверить мне, мистер, она уже не была невинна. А Фредерик легко поддавался влиянию и был словно воск в их руках...
   — Вы знали эту девушку?
   — Разумеется, знала.
   — Как ее звали?
   — Марта Никерсон. Ее отец был строительным рабочим, если вообще работал. Они жили в меблированных комнатах в конце улицы. Я ее знала, потому что семья Броудхаст приглашала ее помогать в кухне, когда они давали приемы. Марта была очаровательным созданием, лишенным малейших комплексов и сомнений. Всю эту историю затеяла она, если уж хотите знать, мистер. И, разумеется, она единственная вышла сухой из воды.
   — А что конкретно произошло?
   — Они угнали машину, как я уже говорила. Это наверняка была идея Марты, потому что они угнали машину ее знакомого, хозяина меблированных комнат, в которых она жила. Ну, и всей троицей удрали в Лос-Анджелес. Это тоже была ее идея. Она хотела попасть в Лос-Анджелес любой ценой, вбила себе в голову, что станет кинозвездой! Они перебивались там три дня, как-то добывая еду и ночуя в машине. В конце концов, всех троих поймали на краже в новой пекарне...
   Она рассказывала об этом так, словно сама принимала участие в эскападе сына. Вдруг отдав себе в этом отчет, она натянула на лицо маску каменной непроницаемости.
   — И что хуже всего, оказалось, что Марта Никерсон беременна. Она была несовершеннолетней, а Фредерик признался, что между ними была половая близость. В результате всего судья и инспектор по делам несовершеннолетних поставили его перед трудным выбором: или ему придется защищаться перед обычным судом под угрозой тюрьмы, или он признает себя виновным перед судом для несовершеннолетних и отделается судебным надзором и полугодом принудительных работ в службе охраны леса. Адвокат считал, что спорить не стоит, потому что суды для несовершеннолетних не любят, когда им возражают. И Фредерик отработал в лесной службе...
   — А что произошло с остальными?
   — Марта вышла замуж за того самого человека, у которого угнала машину. Ее даже не вызывали в суд.
   — Где она сейчас?
   — Я не слишком много знаю. У ее мужа было какое-то дело в северной части графства. Возможно, она до сих пор живет там с ним...
   — Как ее фамилия по мужу?
   Она задумалась.
   — Что-то не припомню... Я могу узнать, если это важно. Она имела наглость после всего этого прислать Фредерику рождественскую открытку. Кажется, он до сих пор прячет ее в ящике вместе с другими своими сокровищами.
   — А что же Эл?
   — Эл другое дело. Это было не первое его нарушение. Он уже был под надзором, так что его поместили в исправительный дом в Престоне вплоть до совершеннолетия. Я помню, как он вышел оттуда, летом минуло ровно пятнадцать лет с того момента. Как раз зацветали жакаранды, когда он пришел за своими вещами. Я все их сохранила в коробке: школьные учебники, вишневый костюм, полученный им в опекунской службе, чтобы было в чем ходить в церковь... Но из костюма он к тому времени вырос, а на книжки ему было наплевать. Я накормила его и дала немного денег...
   Она покачала головой, словно я что-то сказал.
   — Это не было актом милосердия с моей стороны. Я хотела избавиться от него, прежде чем Фредерик опять с ним свяжется. Он в то время работал в лесной охране и мне не хотелось, чтобы Элберт снова сманил его на дурную дорожку. Но это случилось...
   — Что же случилось?
   — Элберт довел его до потери места и к тому же до нервного расстройства. Я не хотела бы живописать все подробности. Что случилось, то случилось... Во всяком случае, Элберт не переступал порога моего дома вплоть до прошлой недели. И вот сейчас я узнаю, что он мертв...
   — Он был убит вчера ночью в Нортридже. Мы не знаем, кто убил его и почему. Но, возможно, нам помогло бы, если бы вы рассказали, что произошло пятнадцать лет назад. Каким образом Элберт довел Фредерика до нервного заболевания?
   — Впутал его в жуткую историю. Все как всегда...
   — В какую историю?
   — Взял бульдозер Фредерика и устроил себе прогулку по холмам. Только это ведь не был бульдозер Фредерика, он принадлежал лесной охране. И беда случилась. Фредерик едва вместе с Элбертом не попал в федеральную тюрьму. К счастью, все окончилось тем, что его выгнали с места. И все из-за Элберта!
   Я понемногу начинал терять терпение.
   — Я не могу сейчас поговорить с Фредериком, миссис?
   — Не вижу в этом необходимости. Я отвечала на все ваши вопросы. Фредерик сказал бы вам то же самое.
   — Возможно, вы о чем-то и не знаете?
   — Мне кажется, вы не понимаете, — чуть свысока проговорила она. — Мы очень близки с Фредериком. — Немного подумав, она добавила:
   — Что вы имели в виду?
   — Я предпочел бы поговорить с ним. Вы его мать и стараетесь оберечь его. Это так понятно...
   — Я должна его оберегать. Фредерик не сможет оберегать себя сам. Со времени своей болезни и потери места он винит себя во всем. Нужно было видеть, до чего его довел ваш вчерашний допрос!
   — Он ничего отягощающего мне не рассказал.
   Она окинула меня скептическим взглядом.
   — А что он вам рассказал?
   — Я не вижу повода повторять вам его слова. Ваш сын взрослый мужчина.
   — Вы ошибаетесь. Не смотря на свой возраст, это мальчик. Со времени нервного расстройства он перестал быть самим собой.
   — И это произошло пятнадцать лет назад, не так ли? — Да. Тем летом, когда уехал капитан Броудхаст.
   — Фредерик любил капитана?
   — Любил ли? Он боготворил его! Капитан Броудхаст был ему вторым отцом, он боготворил его и всю их семью. Он изболелся душой после исчезновения капитана. Словно его собственный отец умер во второй раз. Это не мои слова, это сказал мне сам доктор Жером.
   — Это он должен прийти к Фредерику?
   Она кивнула.
   — С минуты на минуту.
   — Доктор Жером — психиатр?
   — Я не верю психиатрам, — заявила она не терпящим возражений тоном. — Доктор Жером хороший врач. Если бы это было не так, он не лечил бы миссис Броудхаст. Когда Фредерик расхворался, миссис Броудхаст попросила доктора Жерома заняться им и оплачивала все счета, включая пребывание в клинике. А когда он вернулся оттуда, то получил у нее место садовника. — Миссис Сноу усмехнулась, словно эти воспоминания хоть немного утешали ее. — Но боюсь, что теперь он потеряет и это место...
   — Я не понимаю, почему он должен его потерять, если он не сделал ничего плохого. Честно говоря, я не понимаю, почему он потерял работу и в Службе охраны леса...
   — Я тоже не понимаю. Элберт взял ключи от бульдозера без его ведома.
   Но главный лесничий не поверил Фредерику, наверное, из-за этого дела в суде для несовершеннолетних. Если парень один раз столкнется с законом, то это пятно на всю жизнь...

Глава 22

   Миссис Сноу встала и направилась к двери, словно желая выпустить меня. Атмосфера ее дома угнетала меня, но уйти я еще не был готов. Я не двинулся с места и она, потягавшись со мной в молчании, вернулась и опустилась на диван.
   — Еще что-то?
   — Да. Я хотел бы, чтобы вы помогли мне, миссис. Это непосредственно не связано ни с вами, ни с Фредериком. Вы, кажется, работали в семействе Броудхаст, когда капитан Броудхаст сбежал из дома?
   — Да, работала.
   — Вы случайно не знали эту женщину?
   — Эллен Килпатрик? Разумеется, знала. Она была женой здешнего посредника по продаже недвижимости. Преподавала рисование в школе. Это не так давно ее муж стал владельцем Каньона Истейтс, а тогда они едва сводили концы с концами. Видно, миссис Килпатрик увидела возможность поправить свои дела и расставила сети на капитана Броудхаста. Все происходило на моих глазах. Как только миссис Броудхаст выходила за порог, они подбрасывали мне Стенли и шли в охотничий домик. Считалось, что миссис Килпатрик учила капитана рисовать, но, разумеется, она учила его совсем другому... Им казалось, что они всех водят за нос, но это только казалось. Я часто ловила их на тайных взглядах, словно они жили в собственном мире, за границами которого ничего не существовало.
   — А миссис Броудхаст знала об их романе?
   — Как она могла не знать? Я видела, как она страдает. Но она никогда ни слова не проронила, по крайней мере, в моем присутствии. Я думаю, она хотела избежать разрыва. Понимаете, она из известной в городе семьи... Во всяком случае, в свое время это была очень известная семья. Возможно, она думала также и о Стенли. Хотя, когда я думаю об этом теперь, мне кажется, что откровенный разрыв ему пошел бы больше на пользу. Он все время спрашивал меня, что папа делает с этой дамой в охотничьем домике. Мне приходилось изобретать невероятные истории, но на самом деле он мне никогда не верил. Дети всегда все знают...
   — Значит, это продолжалось долгое время?
   — По меньшей мере, год. Это был удивительный год, даже для меня. Я была экономкой в доме миссис Броудхаст, находилась там, но у меня было впечатление, словно я смотрю на все это снаружи. Со временем эти двое перестали стесняться меня и вели себя так, словно я была мебелью. Под конец даже не всегда отправлялись в охотничий домик. Может быть, потому, что Фредерик тогда работал как раз на строительстве дороги на верху каньона. Словом, они оставались в доме в отсутствие миссис Броудхаст. Они закрывались на ключ в маленькой комнате и выходили оттуда с горящими щеками, а я должна была объяснять Стенли, почему скрипела козетка... — ее лицо под толстым слоем пудры тронул легкий румянец. — Не знаю, зачем рассказываю все это вам, мистер. Я дала себе слово, что унесу все это с собой в могилу...
   — Вы не знаете, что подтолкнуло их к отъезду?
   — Думаю, все это становилось слишком тягостным. Сил не хватало даже у меня. Думаю, если бы они не сбежали, я не смолчала бы.
   — Куда они поехали?
   — В Сан-Франциско, по крайней мере, так говорилось. Во всяком случае, никто из них уже не вернулся. Я не знаю, на что они жили. У капитана не было ни занятия, ни состояния. Зная их, я допускаю, что это именно она достала себе место и кормит их обоих до сегодняшнего дня. Капитана трудно было бы назвать человеком практичным...
   — А ее?
   — О, она артистического типа. Но на самом деле она была намного практичнее, чем старалась показать. Она делала вид, что витает в облаках, а на самом деле твердо стояла обеими ногами на земле. Иногда мне было искренне жаль ее — она следила за ним глазами, как собака за своим хозяином. Я часто думала об этом позднее. Как женщина, у которой есть муж и сын, может так сохнуть по чужому мужу?..
   — Судя по фотографии, капитан был весьма красивым мужчиной...
   — Да, так оно и было. А где вы видели его фотографию?
   Я показал ей объявление Стенли. Она его узнала.
   — Эта газета была у Элберта Свитнера. Он хотел увериться, что это капитан Броудхаст, я подтвердила.
   — А о женщине он не спрашивал?
   — Это не было нужно, он давно уже знал миссис Килпатрик. Она была его учительницей, когда он жил у нас, — протерев очки, она вновь склонилась над фотографией. — Кто дал это объявление в газету?
   — Стенли Броудхаст.
   — Откуда он взял тысячу долларов награды? У него же цента за душой не было...
   — У матери, во всяком случае, так он планировал.
   — Понятно... — она подняла на меня глаза, в которых стояло прошлое. — Бедный маленький Стенли! До конца хотел понять, что происходило в охотничьем домике...
   Интуиция этой женщины не переставала меня удивлять. Годы хлопот и защиты Фрица заострили ее ум необычайно. Я понимал, что она рассказывает мне все это не без умысла, словно престарелая Шахерезада, возводя стену из слов между мной и своим сыном. Я глянул на часы, было без четверти час.
   — Вы должны идти? — быстро спросила миссис Сноу.
   — Если бы я мог поговорить с Фредериком...
   — Это невозможно. Я этого не позволю. Он всегда винит себя в том, чего не делал.
   — Я буду иметь это в виду...
   Она покачала головой.
   — Вы не должны просить меня об этом. Я вам рассказала даже больше, чем вы узнали бы у Фредерика, — помолчав немного, она прибавила с раздражением:
   — Спросите у меня, если вы хотите знать еще что-то!
   — Только одно. Вы вспомнили о рождественской открытке, которую Марта Никерсон прислала Фредерику...
   — Собственно, это не была рождественская открытка, обыкновенная почтовая карточка с поздравлением... — она поднялась. — Постараюсь найти ее, если это для вас так важно.
   Она исчезла в дверях кухни, я слышал, как открылись и закрылись другие двери. Потом сквозь тонкие стены до меня долетел шум голосов, истерический — Фредерика и успокаивающий — его матери.
   Через минуту миссис Сноу вернулась с открыткой в руке. На цветной фотографии был изображен фасад одноэтажного отеля с надписью: «Юкка Три Мотор Инн». На штемпеле значилось: «Петролеум-Сити, 22 декабря 1959г.». Текст был написан выцветшими зелеными чернилами:
   "Дорогой Фриц!
   Мы не виделись так давно! Что слышно в нашей старой доброй Санта-Терезе? У меня маленькая дочурка, она родилась под самое Рождество, 15 декабря, и весила почти три с половиной килограмма! Настоящая куколка, скажу тебе! Мы решили назвать ее Сьюзан. Я очень счастлива и надеюсь, что ты тоже счастлив. Передай мои наилучшие рождественские пожелания своей маме.
   Марта (Никерсон) Крендалл".
   Едва я окончил чтение, в кухне зазвонил телефон. Миссис Сноу подскочила, словно при звуке пожарной сирены, но прежде, чем поднять трубку, аккуратно прикрыла за собой дверь. Через минуту дверь снова распахнулась:
   — Это вас. Мистер Килси, — заявила она, кривя губы, словно у этого имени был горький привкус.
   Она отошла в сторону, пропуская меня, а потом застыла в дверном проеме, прислушиваясь. У Килси был встревоженный голос:
   — Пилот береговой охраны выследил «Ариадну». Она села на мель в Заливе Дюн.
   — А что с пассажирами?
   — Дело темное, и выглядит все это не слишком розово. Судя по моим сведениям, прибой в любую минуту может разбить яхту.
   — Обрисуйте точнее, где это?
   — Сразу за национальным парком, чуть пониже. Вам знакомо это место?
   — Да. Где вы находитесь? Я могу подхватить вас по дороге.
   — К сожалению, в данный момент я не могу покидать город. Я вышел на один след в деле об убийстве Стенли Броудхаста. Да и район пожара я не должен оставлять...
   — Какой след?
   — Вчера в окрестностях видели этого вашего типа в парике. Он ехал в старом белом автомобиле по Дороге Грешников. Его видела студентка, гулявшая там незадолго до пожара.
   — Она могла бы опознать его?
   — Пока не знаю. Как раз еду поговорить с ней.
   Килси повесил трубку. Отвернувшись от телефона, я заметил, что дверь в комнату Фрица приоткрыта. В щелке блестел его влажный глаз, словно глаз рыбы между подводных камней. Мать следила за ним, словно акула, из противоположных кухонных дверей.