— В моем заведении ваши деньги не имеют цены, мистер.
— Это — официантке.
Я разогнул банкнот и вновь положил его на столик. Крендалл готов был взорваться, но предпочел взять себя в руки. Он хотел, чтобы я взял с собой его мамочку.
Глава 25
Глава 26
— Это — официантке.
Я разогнул банкнот и вновь положил его на столик. Крендалл готов был взорваться, но предпочел взять себя в руки. Он хотел, чтобы я взял с собой его мамочку.
Глава 25
Мы вышли в холл, и Крендалл поднялся наверх, чтобы предупредить жену, а я остался внизу. За конторкой Джой Равлинз паковала свои вещи в сумку из искусственной кожи. У нее было посеревшее лицо и мертвые глаза, словно она вот-вот упадет в обморок.
— Он меня выгнал, — голос ее был лишен красок. — Дал мне пятнадцать минут на сборы. И это после пятнадцати лет работы! А ведь это я построила этот отель...
— Разумеется, он переменит свое решение!
— Вы не знаете Леса, мистер. Деньги ударили ему в голову. Он считает себя господином над жизнью и смертью! И с каждым годом это в нем все усиливается. Ему повезло, просто ранчо, которое он унаследовал от отца, расположено между нефтяными полями и воздушной базой, а ему кажется, что он достиг всего собственным трудом! Он считает, что он волен издеваться над людьми, о да! — она резко провела вниз ребром ладони, словно что-то отсекая. Рука ее дрожала. — А мне нужна эта работа. У меня сын-школьник... — Он указал причину увольнения?
— Ничего подобного! Но мы оба знаем в чем причина. Я должна была связать Сьюзи, как барана! Он просто нашел козла отпущения, потому что не смеет взглянуть правде в глаза и признать, что виноват во всем он сам и его жена! Словно это я ее воспитала! Я бы могла вам такое порассказать о «мамочке»...
Ее лицо задумчиво застыло. Она смолкла, прислушиваясь к собственным словам. Я предпринял попытку развязать ей язык.
— Каково происхождение миссис Крендалл?
— Ничего особенного. Ее отец был мелким строительным рабочим, каменщиком. Когда она была маленькой, они исколесили всю Калифорнию. Она была совсем соплячкой, когда вышла за Леса. Он взял ее прямо со школьной скамьи, а ведь сам был уже зрелым мужчиной...
— Я заметил разницу в их возрасте. И удивился, что она пошла за него.
— Она была вынуждена.
— Была беременна, не так ли? Похоже...
— Но это еще не все. Не-ет, мистер. Она водилась с бандой хулиганистых парней из Санта-Терезы, и они украли у Леса машину. Если бы он обратился в суд, она попала бы в тюрьму. Один из ее приятелей таки попал...
— Элберт Свитнер?
У нее вытянулось лицо.
— Не делайте из меня идиотку! Вы же все знаете...
— Не все. Но вчера я наткнулся на Свитнера. Откуда вы его знаете, миссис?
— Я его не знаю. Но он был тут на прошлой неделе, а у меня хорошая память на лица. Я запомнила его с прошлого раза. Он спрашивал, как ее найти.
— Миссис Крендалл?
— Обоих Крендаллов. — И вы ему сказали?
— Нет, но их адрес — не тайна. Он есть в телефонной книге Лос-Анджелеса. Но я и этого ему не сказала, — строго добавила она.
— Вы говорили о «прошлом разе»...
Ее глаза уплыли вдаль.
— Это было давно. Он был еще молодым парнем и приехал в отель автостопом. Я и сама тогда была молода...
— Как давно это было?
— Сейчас подумаю... Незадолго до того я приступила к работе. Сьюзан было года три. Должно быть, это было пятнадцать лет назад, — ее лицо дрогнуло. — Мне нужно было дня три носа из дома не высовывать! Как только появляется этот тип, он вызывает несчастья на головы людей!
— В тот раз тоже вызвал?
— Вызвал. Я толком не знаю, каким образом. Он хотел поговорить с Лесом. Думаю, хотел выудить из него деньги. Во всяком случае, после его отъезда тут возник Содом и Гоморра! Лес устроил жене такую нахлобучку, что стены тряслись!
— За что?
— Не знаю, я слышала только визг. Спросите у них. Только, пожалуйста, мистер, не ссылайтесь не меня! Мне нужно получить у Леса рекомендации...
С лестницы меня позвал Крендалл. Я поднимался, заинтригованный, интересно будет встретиться с миссис Крендалл после всего, что я о ней узнал...
Апартаменты хозяина были роскошны. Марта Никерсон-Крендалл сидела в глубоком мягком кресле, положив ногу за ногу. Лицо ее покрывал толстый слой свежей косметики. Меня снова поразили красота и грациозность ее тела. Какое бы место она не заняла, ее тело, словно светильник или огонь, были центром комнаты. Однако, глаза ее были холодны и напряжены. Она смотрела на меня из-под маски косметики так, словно провела плохую ночь по моей вине. Однако, поданную руку она не отнимала, пока не закончила говорить:
— Вы должны помочь нам отыскать Сьюзи! Ее нет уже три дня, я этого не вынесу!
— Я делаю все, что в моих силах.
— Лестер говорит, что она направляется в Саусалито. Это правда?
— Все указывает на то. Я принял это за рабочую гипотезу. Не исключено, что вы могли бы помочь мне, миссис.
— Каким образом? — она быстро склонилась в мою сторону, но выражение глаз не изменилось. Они словно выгорели — так, будто она жила во второй раз. — Ей Богу, я все сделаю!
В ее голосе прозвучали вульгарные нотки, словно из мира ее юности.
— Знакомы ли вы с Эллен Килпатрик?
Ее взгляд метнулся к мужу и вернулся в мою сторону.
— Как вы вышли на это? Я должна была звонить ей...
— Зачем?
— Ну, она живет в Саусалито...
— Под какой фамилией?
— Эллен Стром. Она художница, это ее псевдоним.
— Она выдает себя за большого мастера, — вмешался Крендалл. — Но это вранье! Она и рисовать-то не умеет!
Он говорил сдавленным голосом, лицо его наливалось кровью. Я не знал, есть ли у него конкретная причина злиться на Эллен, или он просто выливает на нее накопившуюся злость.
— Вы видели ее картины? — спросил я.
— Мне хватило одной. Летом она написала нам и предложила купить картину. Я послал ей чек, а она взамен прислала ее.
— Картина здесь?
— Да я ее выкинул к чертям! Это был только повод вытянуть из меня деньги!
— Вовсе нет, — запротестовала его жена. — Она писала, что отдает нам первенство...
— Никто ее об этом не просил!
Я обратился к женщине:
— В последнее время вы видели Эллен?
— Она неуверенно взглянула на мужа.
— Она была моей учительницей в школе, правда, Лес?..
Он не отвечал, охваченный собственными грустными мыслями.
— И она является матерью Джерри Килпатрика, — уточнил я. — Вы знали об этом, миссис?
— Нет, — она снова глянула на мужа и, встревожено помолчав, добавила:
— Ну, то есть, пока не сложила все факты...
Крендалл встал между мной и ею, словно обвинитель:
— Это ты привела в дом этого щенка!
— Даже если так, что из того! Обычная вежливость...
— Хорошенькая вежливость! Ты что, не видишь, какую кашу ты заварила?!
Кто тебя просил?! Она?
— Это не твое дело! Не виси надо мной!
Занятые супружеским пинг-понгом, они перестали обращать на меня внимание. Частично для того, чтобы напомнить о своем присутствии, частично для выяснения обстоятельств дела, я спросил:
— А Элберт Свитнер тоже учился в классе миссис Килпатрик?
Женщина застыла на месте. Ее муж также замер с помутившимся взглядом, словно оглушенный ударом из прошлого.
— Это был большой класс, — пробормотала женщина, — о ком вы спрашивали, мистер?
— Об Элберте Свитнере.
Она переменила ноги, блеснувшие, словно пара элегантных мягких ножниц. Потом подняла глаза на мужа.
— Не смотри на меня! Я не могу собраться с мыслями, когда ты так на меня смотришь!
Но он не мог оторвать от нее глаз.
— Спустись в бар и выпей коктейль, — сказала она. — Я теряю дар речи, когда ты так на меня смотришь.
Он протянул ладонь и, не прикасаясь к ней, обрисовал в воздухе силуэт ее головы.
— Не принимай это близко к сердцу, мамочка! Мы должны держаться друг друга. Нас двое против всего остального мира...
— Все в порядке. Дай мне собраться с мыслями. Пойди, выпей.
Он медленно вышел. Я подождал, пока захлопнулась дверь, а потом раздались его тяжелые шаги на лестнице.
— Чего вы добиваетесь? — спросила она. — Вы хотите разбить мою семью?
— Боюсь, она уже всерьез треснула...
— Неправда! Я всегда была хорошей женой и Лестер ценит это. Я делала все, чтобы отблагодарить и вознаградить его!
— Вы имеете в виду украденный автомобиль?
— Это было больше двадцати лет назад! Постыдились бы вытаскивать такие вещи на свет Божий! А вы ко всему еще тычете мне в глаза Элбертом Свитнером!
— Я вчера уже спрашивал о нем, вы не помните, миссис? Вы не признались, что знакомы с ним.
— Вы только назвали имя... Я не видела его со школьных времен...
— В самом деле, миссис? А ведь он был тут, в этом отеле, пятнадцать лет назад...
— Тут толчется множество людей...
— А на прошлой неделе он пригласил вашу дочь в другой отель...
Она оттолкнула это известие оборонительным движением обеих рук:
— Сьюзан никогда бы не поехала с таким типом!
— Но она это сделала.
Она вскочила с места.
— Что он крутит?! Он что, мстит мне за то, что я его выдала?!
— А вы его выдали, миссис?
— Я была вынуждена... Мне пришлось выбирать между этим и судом для несовершеннолетних. Это было перед появлением Сьюзи на свет...
— Эл не из тех, кто забывает...
— Да. Он мне этого не забудет... Пятнадцать лет назад он пришел сюда, чтобы разбить мой брак. Явился, как только его освободили из тюрьмы! — Каким образом он хотел разбить ваш брак, миссис?
— Нарассказывал моему мужу кучу вранья. Я и повторять не хочу, что он выдумал обо мне! Я вообще не знаю, зачем это вам говорю!
— Эл Свитнер вчера был убит.
Она молча смотрела на меня. В глазах ее стоял страх, но тело ее не утратило ни капли своей кошачьей грации.
— Понимаю. И вы думаете, что это я его убила.
Я не подтвердил, но и не отрицал этого. Ее глаза блеснули чуть холодней.
— Сьюзан? Вы думаете, что это Сьюзан?!
— Ее я в этом не подозреваю. Я не имею причин подозревать кого бы то ни было.
— Так почему вы меня этим мучаете?!
— Мне кажется, что вы должны это знать.
— Благодарю, — горько бросила она. — Чего Эл хотел от моей дочки?
— Думаю, прежде всего, она была ему необходима как источник информации. Эла разыскивали. Он приехал сюда, чтобы добыть денег на дорогу до Мексики.
— Откуда приехал?
— Из Сакраменто. Допускаю, что по дороге он завернул в Саусалито.
Она стояла, прислушиваясь, словно услыхала замогильный голос.
— Это Эллен напустила его на нас?
— Я не знаю, что сделала Эллен. Но я практически уверен, что он заезжал к ней по дороге. Он хотел получить награду, назначенную Стенли Броудхастом за указание места проживания ее и его отца.
— Какую награду?
— Тысячу долларов наличными. Думаю, он рассчитывал на большее. — Я достал объявление, уже достаточно затертое. — Ведь это Эллен, не так ли?
— Да. Так она выглядела, когда учила нас в шоле, в Санта-Терезе.
— Вы видели ее с тех пор?
Она ответила не сразу.
— Я ездила навестить ее в прошлом месяце, после покупки той картины.
Вы только не говорите об этом Лесу, он ничего не знает. Мы задержались в Сан-Франциско на уик-энд, я вырвалась и поехала на другую сторону залива, в Саусалито. — Поколебавшись секунду, она добавила:
— Я взяла с собой Сьюзи...
— Зачем?
— Не знаю. Думала, это будет к лучшему. Эллен хотела увидеться со мной, она много сделала для меня, когда я была еще подростком. Если бы не она, я не дожила бы до двадцати. А сейчас я начала замечать то же самое в Сьюзан... Она никогда не выглядела счастливым ребенком, но в последнее время мне казалось, что она дошла до края... Вы понимаете меня, мистер?
Я не понимал и сказал ей об этом. Она впервые признала, что в жизни Сьюзан что-то было всерьез не в порядке.
— Она панически боялась людей, как и я, когда была подростком. Ну, и все поэтому сторонились ее, соученицы не понимали, что ее угнетало. Понимала одна я, по крайней мере, мне так казалось... Но я ничего не могла сказать...
— А сейчас можете?
— Сейчас это не имеет значения. Все уже рушится, — она оглядела душный роскошный номер, словно проверяя, не трескаются ли стены от подземных толчков. — Лес не является отцом Сьюзи. Он старался стать ей отцом, но как-то не умел найти к ней подход... Да и я чувствовала себя идиоткой и злилась на это, понимаете? Кончилось тем, что мы сидели в собственном доме, как три надутых куклы!
— А кто отец Сьюзан?
— Это не ваше дело, — она глянула мне в глаза почти беззлобно. — В конце концов, я и сама толком не знаю. Я тогда творила всяческие чудеса, хотя была моложе, чем Сьюзи теперь...
— Ее отец — Фриц Сноу?
Ее глаза ярко блеснули.
— Можете не трудиться, я ничего больше на эту тему не скажу. Вы меня прервали. Я тревожилась о Сьюзан, как уже говорила, и думала, что Эллен мне что-то посоветует.
— И она посоветовала?
— В сущности, нет. Она говорила долго, Сьюзан все впитывала, но ее выводы меня не убедили. Она считала, что мы должны отпустить Сьюзан из дому, позволить, чтобы ею занялись посторонние люди. Или отпустить ее на все четыре стороны и предоставить самой себе. Но ведь это невозможно! Нельзя в нашем мире оставлять молодых без присмотра!
— А что думала об этом Сьюзан?
— Она хотела остаться у Эллен. Но это не было бы решением проблемы. Эллен очень изменилась за эти годы. Она живет в неухоженном старом доме в лесу, как отшельница...
— Без мужчин?
— Никаких мужских следов я не заметила. Если вы имеете в виду Лео Броудхаста, то его нет уже давно, они недолго были вместе. Это был один из тех обыкновенных романчиков, которым придает остроту присутствие жены.
Она слегка заволновалась, поняв, что выдала свою недюжинную осведомленность в этих делах.
— Куда он уехал?
— Куда-то за границу, если верить Эллен.
— Вы ведь знали его, прежде чем он покинул Санта-Терезу, не так ли, миссис?
— Я работала в их доме, если это можно назвать знакомством...
— Что за человеком он был?
— Один из тех мужчин, которые не пропускают ни одной женщины.
Она сказала это как будто раздраженно и потому я спросил:
— Значит, за вами он тоже ухаживал?
— Пытался. Я треснула по его смазливой роже! — она глянула на меня вызывающе, словно проверяя, не попытаюсь ли и я поухаживать за ней. — С тех пор он держал лапы при себе.
Воспоминания разбудили в ней гнев и окрасили румянцем ее щеки. Возможно, в этом была доля иных чувств. Вполне вероятно, что Марта Крендалл была более сложной натурой, чем показалось мне при первой встрече. Но нужно было спешить в дорогу.
Спустившись вниз, я еще успел поймать Вилли Маккея дома. Я подождал у телефона, пока он найдет Эллен Стром в телефонной книге графства Марин. Она проживала на Хэвен-Роуд, в одном из предместий Саусалито. Вилли обещал, что они с Харольдом не спустят глаз с ее дома до моего приезда.
Я вышел, не попрощавшись с Крендаллами. Мне не хотелось, чтобы они сидели у меня на голове всю дорогу вместе со всеми двадцатью годами жизни, тянущимися за ними.
— Он меня выгнал, — голос ее был лишен красок. — Дал мне пятнадцать минут на сборы. И это после пятнадцати лет работы! А ведь это я построила этот отель...
— Разумеется, он переменит свое решение!
— Вы не знаете Леса, мистер. Деньги ударили ему в голову. Он считает себя господином над жизнью и смертью! И с каждым годом это в нем все усиливается. Ему повезло, просто ранчо, которое он унаследовал от отца, расположено между нефтяными полями и воздушной базой, а ему кажется, что он достиг всего собственным трудом! Он считает, что он волен издеваться над людьми, о да! — она резко провела вниз ребром ладони, словно что-то отсекая. Рука ее дрожала. — А мне нужна эта работа. У меня сын-школьник... — Он указал причину увольнения?
— Ничего подобного! Но мы оба знаем в чем причина. Я должна была связать Сьюзи, как барана! Он просто нашел козла отпущения, потому что не смеет взглянуть правде в глаза и признать, что виноват во всем он сам и его жена! Словно это я ее воспитала! Я бы могла вам такое порассказать о «мамочке»...
Ее лицо задумчиво застыло. Она смолкла, прислушиваясь к собственным словам. Я предпринял попытку развязать ей язык.
— Каково происхождение миссис Крендалл?
— Ничего особенного. Ее отец был мелким строительным рабочим, каменщиком. Когда она была маленькой, они исколесили всю Калифорнию. Она была совсем соплячкой, когда вышла за Леса. Он взял ее прямо со школьной скамьи, а ведь сам был уже зрелым мужчиной...
— Я заметил разницу в их возрасте. И удивился, что она пошла за него.
— Она была вынуждена.
— Была беременна, не так ли? Похоже...
— Но это еще не все. Не-ет, мистер. Она водилась с бандой хулиганистых парней из Санта-Терезы, и они украли у Леса машину. Если бы он обратился в суд, она попала бы в тюрьму. Один из ее приятелей таки попал...
— Элберт Свитнер?
У нее вытянулось лицо.
— Не делайте из меня идиотку! Вы же все знаете...
— Не все. Но вчера я наткнулся на Свитнера. Откуда вы его знаете, миссис?
— Я его не знаю. Но он был тут на прошлой неделе, а у меня хорошая память на лица. Я запомнила его с прошлого раза. Он спрашивал, как ее найти.
— Миссис Крендалл?
— Обоих Крендаллов. — И вы ему сказали?
— Нет, но их адрес — не тайна. Он есть в телефонной книге Лос-Анджелеса. Но я и этого ему не сказала, — строго добавила она.
— Вы говорили о «прошлом разе»...
Ее глаза уплыли вдаль.
— Это было давно. Он был еще молодым парнем и приехал в отель автостопом. Я и сама тогда была молода...
— Как давно это было?
— Сейчас подумаю... Незадолго до того я приступила к работе. Сьюзан было года три. Должно быть, это было пятнадцать лет назад, — ее лицо дрогнуло. — Мне нужно было дня три носа из дома не высовывать! Как только появляется этот тип, он вызывает несчастья на головы людей!
— В тот раз тоже вызвал?
— Вызвал. Я толком не знаю, каким образом. Он хотел поговорить с Лесом. Думаю, хотел выудить из него деньги. Во всяком случае, после его отъезда тут возник Содом и Гоморра! Лес устроил жене такую нахлобучку, что стены тряслись!
— За что?
— Не знаю, я слышала только визг. Спросите у них. Только, пожалуйста, мистер, не ссылайтесь не меня! Мне нужно получить у Леса рекомендации...
С лестницы меня позвал Крендалл. Я поднимался, заинтригованный, интересно будет встретиться с миссис Крендалл после всего, что я о ней узнал...
Апартаменты хозяина были роскошны. Марта Никерсон-Крендалл сидела в глубоком мягком кресле, положив ногу за ногу. Лицо ее покрывал толстый слой свежей косметики. Меня снова поразили красота и грациозность ее тела. Какое бы место она не заняла, ее тело, словно светильник или огонь, были центром комнаты. Однако, глаза ее были холодны и напряжены. Она смотрела на меня из-под маски косметики так, словно провела плохую ночь по моей вине. Однако, поданную руку она не отнимала, пока не закончила говорить:
— Вы должны помочь нам отыскать Сьюзи! Ее нет уже три дня, я этого не вынесу!
— Я делаю все, что в моих силах.
— Лестер говорит, что она направляется в Саусалито. Это правда?
— Все указывает на то. Я принял это за рабочую гипотезу. Не исключено, что вы могли бы помочь мне, миссис.
— Каким образом? — она быстро склонилась в мою сторону, но выражение глаз не изменилось. Они словно выгорели — так, будто она жила во второй раз. — Ей Богу, я все сделаю!
В ее голосе прозвучали вульгарные нотки, словно из мира ее юности.
— Знакомы ли вы с Эллен Килпатрик?
Ее взгляд метнулся к мужу и вернулся в мою сторону.
— Как вы вышли на это? Я должна была звонить ей...
— Зачем?
— Ну, она живет в Саусалито...
— Под какой фамилией?
— Эллен Стром. Она художница, это ее псевдоним.
— Она выдает себя за большого мастера, — вмешался Крендалл. — Но это вранье! Она и рисовать-то не умеет!
Он говорил сдавленным голосом, лицо его наливалось кровью. Я не знал, есть ли у него конкретная причина злиться на Эллен, или он просто выливает на нее накопившуюся злость.
— Вы видели ее картины? — спросил я.
— Мне хватило одной. Летом она написала нам и предложила купить картину. Я послал ей чек, а она взамен прислала ее.
— Картина здесь?
— Да я ее выкинул к чертям! Это был только повод вытянуть из меня деньги!
— Вовсе нет, — запротестовала его жена. — Она писала, что отдает нам первенство...
— Никто ее об этом не просил!
Я обратился к женщине:
— В последнее время вы видели Эллен?
— Она неуверенно взглянула на мужа.
— Она была моей учительницей в школе, правда, Лес?..
Он не отвечал, охваченный собственными грустными мыслями.
— И она является матерью Джерри Килпатрика, — уточнил я. — Вы знали об этом, миссис?
— Нет, — она снова глянула на мужа и, встревожено помолчав, добавила:
— Ну, то есть, пока не сложила все факты...
Крендалл встал между мной и ею, словно обвинитель:
— Это ты привела в дом этого щенка!
— Даже если так, что из того! Обычная вежливость...
— Хорошенькая вежливость! Ты что, не видишь, какую кашу ты заварила?!
Кто тебя просил?! Она?
— Это не твое дело! Не виси надо мной!
Занятые супружеским пинг-понгом, они перестали обращать на меня внимание. Частично для того, чтобы напомнить о своем присутствии, частично для выяснения обстоятельств дела, я спросил:
— А Элберт Свитнер тоже учился в классе миссис Килпатрик?
Женщина застыла на месте. Ее муж также замер с помутившимся взглядом, словно оглушенный ударом из прошлого.
— Это был большой класс, — пробормотала женщина, — о ком вы спрашивали, мистер?
— Об Элберте Свитнере.
Она переменила ноги, блеснувшие, словно пара элегантных мягких ножниц. Потом подняла глаза на мужа.
— Не смотри на меня! Я не могу собраться с мыслями, когда ты так на меня смотришь!
Но он не мог оторвать от нее глаз.
— Спустись в бар и выпей коктейль, — сказала она. — Я теряю дар речи, когда ты так на меня смотришь.
Он протянул ладонь и, не прикасаясь к ней, обрисовал в воздухе силуэт ее головы.
— Не принимай это близко к сердцу, мамочка! Мы должны держаться друг друга. Нас двое против всего остального мира...
— Все в порядке. Дай мне собраться с мыслями. Пойди, выпей.
Он медленно вышел. Я подождал, пока захлопнулась дверь, а потом раздались его тяжелые шаги на лестнице.
— Чего вы добиваетесь? — спросила она. — Вы хотите разбить мою семью?
— Боюсь, она уже всерьез треснула...
— Неправда! Я всегда была хорошей женой и Лестер ценит это. Я делала все, чтобы отблагодарить и вознаградить его!
— Вы имеете в виду украденный автомобиль?
— Это было больше двадцати лет назад! Постыдились бы вытаскивать такие вещи на свет Божий! А вы ко всему еще тычете мне в глаза Элбертом Свитнером!
— Я вчера уже спрашивал о нем, вы не помните, миссис? Вы не признались, что знакомы с ним.
— Вы только назвали имя... Я не видела его со школьных времен...
— В самом деле, миссис? А ведь он был тут, в этом отеле, пятнадцать лет назад...
— Тут толчется множество людей...
— А на прошлой неделе он пригласил вашу дочь в другой отель...
Она оттолкнула это известие оборонительным движением обеих рук:
— Сьюзан никогда бы не поехала с таким типом!
— Но она это сделала.
Она вскочила с места.
— Что он крутит?! Он что, мстит мне за то, что я его выдала?!
— А вы его выдали, миссис?
— Я была вынуждена... Мне пришлось выбирать между этим и судом для несовершеннолетних. Это было перед появлением Сьюзи на свет...
— Эл не из тех, кто забывает...
— Да. Он мне этого не забудет... Пятнадцать лет назад он пришел сюда, чтобы разбить мой брак. Явился, как только его освободили из тюрьмы! — Каким образом он хотел разбить ваш брак, миссис?
— Нарассказывал моему мужу кучу вранья. Я и повторять не хочу, что он выдумал обо мне! Я вообще не знаю, зачем это вам говорю!
— Эл Свитнер вчера был убит.
Она молча смотрела на меня. В глазах ее стоял страх, но тело ее не утратило ни капли своей кошачьей грации.
— Понимаю. И вы думаете, что это я его убила.
Я не подтвердил, но и не отрицал этого. Ее глаза блеснули чуть холодней.
— Сьюзан? Вы думаете, что это Сьюзан?!
— Ее я в этом не подозреваю. Я не имею причин подозревать кого бы то ни было.
— Так почему вы меня этим мучаете?!
— Мне кажется, что вы должны это знать.
— Благодарю, — горько бросила она. — Чего Эл хотел от моей дочки?
— Думаю, прежде всего, она была ему необходима как источник информации. Эла разыскивали. Он приехал сюда, чтобы добыть денег на дорогу до Мексики.
— Откуда приехал?
— Из Сакраменто. Допускаю, что по дороге он завернул в Саусалито.
Она стояла, прислушиваясь, словно услыхала замогильный голос.
— Это Эллен напустила его на нас?
— Я не знаю, что сделала Эллен. Но я практически уверен, что он заезжал к ней по дороге. Он хотел получить награду, назначенную Стенли Броудхастом за указание места проживания ее и его отца.
— Какую награду?
— Тысячу долларов наличными. Думаю, он рассчитывал на большее. — Я достал объявление, уже достаточно затертое. — Ведь это Эллен, не так ли?
— Да. Так она выглядела, когда учила нас в шоле, в Санта-Терезе.
— Вы видели ее с тех пор?
Она ответила не сразу.
— Я ездила навестить ее в прошлом месяце, после покупки той картины.
Вы только не говорите об этом Лесу, он ничего не знает. Мы задержались в Сан-Франциско на уик-энд, я вырвалась и поехала на другую сторону залива, в Саусалито. — Поколебавшись секунду, она добавила:
— Я взяла с собой Сьюзи...
— Зачем?
— Не знаю. Думала, это будет к лучшему. Эллен хотела увидеться со мной, она много сделала для меня, когда я была еще подростком. Если бы не она, я не дожила бы до двадцати. А сейчас я начала замечать то же самое в Сьюзан... Она никогда не выглядела счастливым ребенком, но в последнее время мне казалось, что она дошла до края... Вы понимаете меня, мистер?
Я не понимал и сказал ей об этом. Она впервые признала, что в жизни Сьюзан что-то было всерьез не в порядке.
— Она панически боялась людей, как и я, когда была подростком. Ну, и все поэтому сторонились ее, соученицы не понимали, что ее угнетало. Понимала одна я, по крайней мере, мне так казалось... Но я ничего не могла сказать...
— А сейчас можете?
— Сейчас это не имеет значения. Все уже рушится, — она оглядела душный роскошный номер, словно проверяя, не трескаются ли стены от подземных толчков. — Лес не является отцом Сьюзи. Он старался стать ей отцом, но как-то не умел найти к ней подход... Да и я чувствовала себя идиоткой и злилась на это, понимаете? Кончилось тем, что мы сидели в собственном доме, как три надутых куклы!
— А кто отец Сьюзан?
— Это не ваше дело, — она глянула мне в глаза почти беззлобно. — В конце концов, я и сама толком не знаю. Я тогда творила всяческие чудеса, хотя была моложе, чем Сьюзи теперь...
— Ее отец — Фриц Сноу?
Ее глаза ярко блеснули.
— Можете не трудиться, я ничего больше на эту тему не скажу. Вы меня прервали. Я тревожилась о Сьюзан, как уже говорила, и думала, что Эллен мне что-то посоветует.
— И она посоветовала?
— В сущности, нет. Она говорила долго, Сьюзан все впитывала, но ее выводы меня не убедили. Она считала, что мы должны отпустить Сьюзан из дому, позволить, чтобы ею занялись посторонние люди. Или отпустить ее на все четыре стороны и предоставить самой себе. Но ведь это невозможно! Нельзя в нашем мире оставлять молодых без присмотра!
— А что думала об этом Сьюзан?
— Она хотела остаться у Эллен. Но это не было бы решением проблемы. Эллен очень изменилась за эти годы. Она живет в неухоженном старом доме в лесу, как отшельница...
— Без мужчин?
— Никаких мужских следов я не заметила. Если вы имеете в виду Лео Броудхаста, то его нет уже давно, они недолго были вместе. Это был один из тех обыкновенных романчиков, которым придает остроту присутствие жены.
Она слегка заволновалась, поняв, что выдала свою недюжинную осведомленность в этих делах.
— Куда он уехал?
— Куда-то за границу, если верить Эллен.
— Вы ведь знали его, прежде чем он покинул Санта-Терезу, не так ли, миссис?
— Я работала в их доме, если это можно назвать знакомством...
— Что за человеком он был?
— Один из тех мужчин, которые не пропускают ни одной женщины.
Она сказала это как будто раздраженно и потому я спросил:
— Значит, за вами он тоже ухаживал?
— Пытался. Я треснула по его смазливой роже! — она глянула на меня вызывающе, словно проверяя, не попытаюсь ли и я поухаживать за ней. — С тех пор он держал лапы при себе.
Воспоминания разбудили в ней гнев и окрасили румянцем ее щеки. Возможно, в этом была доля иных чувств. Вполне вероятно, что Марта Крендалл была более сложной натурой, чем показалось мне при первой встрече. Но нужно было спешить в дорогу.
Спустившись вниз, я еще успел поймать Вилли Маккея дома. Я подождал у телефона, пока он найдет Эллен Стром в телефонной книге графства Марин. Она проживала на Хэвен-Роуд, в одном из предместий Саусалито. Вилли обещал, что они с Харольдом не спустят глаз с ее дома до моего приезда.
Я вышел, не попрощавшись с Крендаллами. Мне не хотелось, чтобы они сидели у меня на голове всю дорогу вместе со всеми двадцатью годами жизни, тянущимися за ними.
Глава 26
Прежде, чем я доехал до Сан-Франциско, стемнело. Видимо, недавно прошел дождь — за Золотыми Воротами над океаном плыла череда туч. На мосту мое лицо обдувал влажный и холодный морской ветер.
У начала Хэвен-Роуд желтая металлическая табличка предупреждала о том, что проезд закрыт. Я остановил машину у обочины, запер дверцы и двинулся пешком по выбитому асфальту. Далеко стоящие дома были не видны с улицы, но между ветвей блестели огни. Из темноты раздался приглушенный голос:
— Лью?
На обочине дороги появился Вилли Маккей. На нем был темный дождевик и его усатое лицо казалось лишенным тела, словно явление на спиритическом сеансе. Я вступил за ним под сень деревьев и пожал его затянутую в перчатку руку.
— Они не появлялись, — сообщил он. — На твою информацию можно полагаться?
— Более или менее... — надежда, гнавшая меня на север, замерла в моей груди. — Эллен дома?
— Да. Но кроме нее — никого.
— Это точно?
— Да. Харольд видит ее через окно.
— Что она делает?
— Ничего особенного. Когда я спрашивал его в последний раз, похоже было, что она ждет.
— Пойду-ка я поговорю с ней...
Вилли взял меня за руку повыше локтя и крепко сжал.
— Правильно ли ты поступаешь, Лью?
— Возможно, она что-то знает о них. Она — мать старшего паренька.
— Ну, не буду тебя задерживать.
Он отпустил мою руку и я двинулся по размытой грязной аллейке к дому.
Дом со своими остроконечными башенками-близнецами, устремленными в небо, словно сошел со страниц средневекового романа. Но очарование развеивалось по мере приближения. В полукруглом витражном окне над входом не доставало части стекол, словно зубов в старческой усмешке. Расшатанные ступени веранды заскрипели под тяжестью моих шагов. Когда я постучал, двери сами со скрипом отворились.
В освещенном холле появилась Эллен. Ее глаза и губы остались настолько неизменными со времен, когда была сделана фотография, что седина в ее волосах поражала. На ней было шерстяное трикотажное платье с длинными рукавами и длинной широкой юбкой с пятнами всех цветов. Движения ее были неосознанно задумчивы. Она подошла к дверям с выражением тревоги на лице, сменившимся испугом.
— Кто вы такой?
— Мое имя Лью Арчер. Двери сами открылись...
— Нужно починить замок... — она несколько раз повернула ручку. — Вы сыщик, не так ли?
— Вы неплохо проинформированы.
— Звонила Марта Крендалл. Она сказала, что вы ищете ее дочь.
— Сьюзан не появлялась?
— Пока нет. Но Марта говорила так, словно вот-вот приедет, — она глянула в темноту за моим плечом. — Кажется, с ней мой сын...
— Видимо да. С ними также внук Лео Броудхаста.
Она казалась потрясенной.
— У Леона Броудхаста есть внук?
— Если вы помните, он оставил сына. У того, в свою очередь, тоже был сын. Его зовут Ронни, ему шесть лет. Я нахожусь тут из-за него.
— Что они делают с шестилетним мальчиком?
— Этого я не знаю. И хотел бы спросить их об этом.
— Понимаю. Может, вы зайдете? — она широко повела рукой, так, что дрогнула ее грудь. В этом была какая-то неловкая грация. — Подождем вместе...
— Очень мило с вашей стороны, миссис Килпатрик.
Это ей не понравилось, словно этим именем я хотел напомнить ей о прошлом.
— Я бы просила называть меня мисс Стром, — сказала она. — Сначала это был мой псевдоним, но я уже много лет не пользуюсь другим именем. — Я слышал, что вы — художница...
— Не слишком хорошая. Но я много работаю...
Она проводила меня в просторную высокую комнату, стены которой были увешаны картинами, большей частью без рам. Красочные линии и пятна на них производили впечатление незавершенности, а, может, их и невозможно было завершить. Окна скрывались за тяжелыми занавесями, исключая трехстворчатое окно в эркере. Сквозь ветви деревьев на дальних холмах мигали огни Саусалито.
— Прекрасный вид! — сказал я. — Но вы не будете против, если я занавешу окно?
— Буду вам очень благодарна. Вы думаете, что за мной наблюдают с улицы?
Я глянул на нее и понял, что она говорит серьезно.
— Кто за вами наблюдает?
— Ну... Джерри, Сьюзан и этот малыш...
— Это не слишком правдоподобно.
— Да, я знаю. Но у меня весь вечер такое чувство, словно за мной кто-то наблюдает. Собственно, задергивание штор не слишком поможет, у того, кто там сидит, глаза как рентген! Все равно, как вы его назовете — Бог или дьявол...
Я отвернулся от окна и снова заглянул в ее не привыкшее к людским взглядам обнаженное лицо.
— Я даже не предложила вам присесть...
Она указала на высокое старое кресло с жесткой спинкой.
— Мне хотелось бы присесть где-нибудь, где мы не будем на виду.
— Честно говоря, мне тоже.
Она проводила меня через холл в маленькую комнатку под лестницей, нечто вроде кабинетика, способного вызвать клаустрофобию своей теснотой. Скошенный потолок только с одной стороны позволял не наклонять голову. К стене кнопками был приколот плакат с текстом «Четырех перемен» Гарри Снайдера[9]. С ним контрастировало старинное изображение рыбацкого судна, бившегося в волнах на фоне черного, ощетиненного скалами мыса Горн. В углу стоял старинный металлический сейф с надписью на дверце: «Вильям Стром и Ко. Торговля лесом».
Моя спутница присела на угол стола возле телефона, предоставив мне удобное вертящееся кресло. Вблизи я чувствовал запах ее тела, он был приятным, хотя слегка неживым, словно запах сухих листьев. Меня волновало странное любопытство, мучит ли ее по-прежнему та страсть, по приказу которой она когда-то взбиралась с Лео Броудхастом к домику наверху каньона? Она увидела вопрос в моих глазах, но ошиблась, толкуя его. А может, не так уж и ошиблась...
— Я не такая уж сумасшедшая, как вам кажется, мистер. Раза два меня посещали мистические видения, и я знаю, что каждая ночь — это первая ночь вечности.
— А как быть с днями?
— Лучшие вещи я делаю ночью, — коротко ответила она.
— Я слыхал...
Она хватала на лету, а потому вскинулась:
— Вам что-то наговорила Марта...
— Она говорила о вас с глубоким почтением. Говорила, что вы спасли ей жизнь, когда она была молоденькой девушкой...
Это было ей приятно, но она не сменила темы.
— Вы знаете о моем романе с Лео Броудхастом. В противном случае, вы не произнесли бы этого имени.
— Я только объяснил, кто такой малыш...
— Видно у меня начинается паранойя...
— Возможно, самую малость... Это следствие одинокой жизни...
— Откуда вам это известно, доктор?
— Я не доктор, я лишь пациент. Моя жизнь также одинока...
— По собственной воле?
— Нет, это была не моя воля. Меня не выдержала жена. И я уже смирился с этим.
— Я тоже. Я полюбила одиночество, — заявила она без достаточной уверенности. — Временами я рисую ночь напролет. Мои художества не требуют дневного света. Я не рисую того, что отражает свет. Я изображаю состояния духа.
Перед моими глазами всплыли картины на стенах ее комнаты. Они скорее напоминали тяжелые контузии и открытые раны...
— Марта вам не говорила, что Джерри получил травму? Кажется, у него сломана рука...
На ее выразительном лице отразилась боль.
— Где он может быть?
— В дороге. Если, конечно, не нашел себе лучшего убежища...
— От чего он, собственно, скрывается?
— Вам это должно быть известно лучше, чем мне.
Она покачала головой.
— Я не видела его пятнадцать лет...
— Почему?
Она так развела руками, словно мне все о ней было известно. Это был жест женщины, отдавшей больше времени раздумьям и фантазиям, чем разговорам и действиям.
— Мой муж... мой бывший муж так и не простил мне Леона...
— Мне очень интересно, что могло случиться с Леоном...
— Мне также. Я поехала в Рено, чтобы развестись, он должен был приехать ко мне туда. Но так и не появился. Просто-напросто цинично пустил меня по ветру... — она говорила это легким, хотя и не лишенным горечи, тоном, как о чем-то давно перегоревшем. — Я не видала его с тех пор, как покинула Санта-Терезу.
— Куда же он поехал?
— Откуда мне знать? Я не получала от него никаких известий.
— Похоже, он уехал за границу...
— Откуда вы знаете?
— От Марты. Она утверждает, что ей сказали это вы.
Это слегка сбило ее.
— Возможно, я и говорила что-то такое... Лео часто обещал увезти меня на Таити или на Гавайи...
— Обещаниями он не ограничился. Насколько мне известно, он забронировал два места на английском судне, шедшем через Ванкувер в Гонолулу. Корабль назывался «Свенси Кастл» и отплыл из Сан-Франциско около 6 июня 1955 года.
— И Лео отплыл на нем?
— Во всяком случае выкупил билеты. Вас не было с ним?
— Нет. В это время я уже, по меньшей мере, неделю была в Рено. Видно, он уехал с другой женщиной...
— Или один, — заметил я.
— О, нет! Лео не выносил одиночества. Кто-то должен был находиться при нем, чтобы он чувствовал, что живет. Собственно, это и было одним из поводов к тому, что я вернулась сюда, когда он меня бросил. Я хотела доказать себе, что смогу жить одна, что не испытываю в нем необходимости. Я родилась в этом доме, — она говорила так, словно все пятнадцать лет ожидала слушателя. — Это дом моего деда. Я воспитывалась здесь, у бабушки, когда моя матушка умерла. Это целое событие — такое возвращение в дом своего детства, одновременно интригующее и поражающее! Я чувствовала, что я невероятно молода и в то же время невероятно стара. Словно дух этого дома...
«Похоже на то, — подумал я. — В этом старомодном длинном платье, одновременно юная и древняя, внучка и бабка в одном лице, не лишенная шизофренического налета...» Она нервно встряхнулась, недовольная собой.
— Я совсем вас заговорила! Наверное, это жутко тоскливо!
— Ничуть! Меня интересует Лео. Я немного знаю о Нем. — Честно говоря, я тоже. Года два я засыпала с мыслью о нем и просыпалась в надежде увидеть его сегодня... А потом вдруг поняла, что совершенно не знаю его. Все в нем было внешним, вы понимаете?
— Не слишком...
— Ну, ведь вы знаете! Я хочу сказать, что у него не было внутренней жизни. Он был человеком действия — и это все. Весь он выражался в действии.
— В каком действии?
— Во время войны он участвовал в девяти или десяти десантах на Тихом океане. После войны выступал в регатах, играл в теннис, в поло...
У начала Хэвен-Роуд желтая металлическая табличка предупреждала о том, что проезд закрыт. Я остановил машину у обочины, запер дверцы и двинулся пешком по выбитому асфальту. Далеко стоящие дома были не видны с улицы, но между ветвей блестели огни. Из темноты раздался приглушенный голос:
— Лью?
На обочине дороги появился Вилли Маккей. На нем был темный дождевик и его усатое лицо казалось лишенным тела, словно явление на спиритическом сеансе. Я вступил за ним под сень деревьев и пожал его затянутую в перчатку руку.
— Они не появлялись, — сообщил он. — На твою информацию можно полагаться?
— Более или менее... — надежда, гнавшая меня на север, замерла в моей груди. — Эллен дома?
— Да. Но кроме нее — никого.
— Это точно?
— Да. Харольд видит ее через окно.
— Что она делает?
— Ничего особенного. Когда я спрашивал его в последний раз, похоже было, что она ждет.
— Пойду-ка я поговорю с ней...
Вилли взял меня за руку повыше локтя и крепко сжал.
— Правильно ли ты поступаешь, Лью?
— Возможно, она что-то знает о них. Она — мать старшего паренька.
— Ну, не буду тебя задерживать.
Он отпустил мою руку и я двинулся по размытой грязной аллейке к дому.
Дом со своими остроконечными башенками-близнецами, устремленными в небо, словно сошел со страниц средневекового романа. Но очарование развеивалось по мере приближения. В полукруглом витражном окне над входом не доставало части стекол, словно зубов в старческой усмешке. Расшатанные ступени веранды заскрипели под тяжестью моих шагов. Когда я постучал, двери сами со скрипом отворились.
В освещенном холле появилась Эллен. Ее глаза и губы остались настолько неизменными со времен, когда была сделана фотография, что седина в ее волосах поражала. На ней было шерстяное трикотажное платье с длинными рукавами и длинной широкой юбкой с пятнами всех цветов. Движения ее были неосознанно задумчивы. Она подошла к дверям с выражением тревоги на лице, сменившимся испугом.
— Кто вы такой?
— Мое имя Лью Арчер. Двери сами открылись...
— Нужно починить замок... — она несколько раз повернула ручку. — Вы сыщик, не так ли?
— Вы неплохо проинформированы.
— Звонила Марта Крендалл. Она сказала, что вы ищете ее дочь.
— Сьюзан не появлялась?
— Пока нет. Но Марта говорила так, словно вот-вот приедет, — она глянула в темноту за моим плечом. — Кажется, с ней мой сын...
— Видимо да. С ними также внук Лео Броудхаста.
Она казалась потрясенной.
— У Леона Броудхаста есть внук?
— Если вы помните, он оставил сына. У того, в свою очередь, тоже был сын. Его зовут Ронни, ему шесть лет. Я нахожусь тут из-за него.
— Что они делают с шестилетним мальчиком?
— Этого я не знаю. И хотел бы спросить их об этом.
— Понимаю. Может, вы зайдете? — она широко повела рукой, так, что дрогнула ее грудь. В этом была какая-то неловкая грация. — Подождем вместе...
— Очень мило с вашей стороны, миссис Килпатрик.
Это ей не понравилось, словно этим именем я хотел напомнить ей о прошлом.
— Я бы просила называть меня мисс Стром, — сказала она. — Сначала это был мой псевдоним, но я уже много лет не пользуюсь другим именем. — Я слышал, что вы — художница...
— Не слишком хорошая. Но я много работаю...
Она проводила меня в просторную высокую комнату, стены которой были увешаны картинами, большей частью без рам. Красочные линии и пятна на них производили впечатление незавершенности, а, может, их и невозможно было завершить. Окна скрывались за тяжелыми занавесями, исключая трехстворчатое окно в эркере. Сквозь ветви деревьев на дальних холмах мигали огни Саусалито.
— Прекрасный вид! — сказал я. — Но вы не будете против, если я занавешу окно?
— Буду вам очень благодарна. Вы думаете, что за мной наблюдают с улицы?
Я глянул на нее и понял, что она говорит серьезно.
— Кто за вами наблюдает?
— Ну... Джерри, Сьюзан и этот малыш...
— Это не слишком правдоподобно.
— Да, я знаю. Но у меня весь вечер такое чувство, словно за мной кто-то наблюдает. Собственно, задергивание штор не слишком поможет, у того, кто там сидит, глаза как рентген! Все равно, как вы его назовете — Бог или дьявол...
Я отвернулся от окна и снова заглянул в ее не привыкшее к людским взглядам обнаженное лицо.
— Я даже не предложила вам присесть...
Она указала на высокое старое кресло с жесткой спинкой.
— Мне хотелось бы присесть где-нибудь, где мы не будем на виду.
— Честно говоря, мне тоже.
Она проводила меня через холл в маленькую комнатку под лестницей, нечто вроде кабинетика, способного вызвать клаустрофобию своей теснотой. Скошенный потолок только с одной стороны позволял не наклонять голову. К стене кнопками был приколот плакат с текстом «Четырех перемен» Гарри Снайдера[9]. С ним контрастировало старинное изображение рыбацкого судна, бившегося в волнах на фоне черного, ощетиненного скалами мыса Горн. В углу стоял старинный металлический сейф с надписью на дверце: «Вильям Стром и Ко. Торговля лесом».
Моя спутница присела на угол стола возле телефона, предоставив мне удобное вертящееся кресло. Вблизи я чувствовал запах ее тела, он был приятным, хотя слегка неживым, словно запах сухих листьев. Меня волновало странное любопытство, мучит ли ее по-прежнему та страсть, по приказу которой она когда-то взбиралась с Лео Броудхастом к домику наверху каньона? Она увидела вопрос в моих глазах, но ошиблась, толкуя его. А может, не так уж и ошиблась...
— Я не такая уж сумасшедшая, как вам кажется, мистер. Раза два меня посещали мистические видения, и я знаю, что каждая ночь — это первая ночь вечности.
— А как быть с днями?
— Лучшие вещи я делаю ночью, — коротко ответила она.
— Я слыхал...
Она хватала на лету, а потому вскинулась:
— Вам что-то наговорила Марта...
— Она говорила о вас с глубоким почтением. Говорила, что вы спасли ей жизнь, когда она была молоденькой девушкой...
Это было ей приятно, но она не сменила темы.
— Вы знаете о моем романе с Лео Броудхастом. В противном случае, вы не произнесли бы этого имени.
— Я только объяснил, кто такой малыш...
— Видно у меня начинается паранойя...
— Возможно, самую малость... Это следствие одинокой жизни...
— Откуда вам это известно, доктор?
— Я не доктор, я лишь пациент. Моя жизнь также одинока...
— По собственной воле?
— Нет, это была не моя воля. Меня не выдержала жена. И я уже смирился с этим.
— Я тоже. Я полюбила одиночество, — заявила она без достаточной уверенности. — Временами я рисую ночь напролет. Мои художества не требуют дневного света. Я не рисую того, что отражает свет. Я изображаю состояния духа.
Перед моими глазами всплыли картины на стенах ее комнаты. Они скорее напоминали тяжелые контузии и открытые раны...
— Марта вам не говорила, что Джерри получил травму? Кажется, у него сломана рука...
На ее выразительном лице отразилась боль.
— Где он может быть?
— В дороге. Если, конечно, не нашел себе лучшего убежища...
— От чего он, собственно, скрывается?
— Вам это должно быть известно лучше, чем мне.
Она покачала головой.
— Я не видела его пятнадцать лет...
— Почему?
Она так развела руками, словно мне все о ней было известно. Это был жест женщины, отдавшей больше времени раздумьям и фантазиям, чем разговорам и действиям.
— Мой муж... мой бывший муж так и не простил мне Леона...
— Мне очень интересно, что могло случиться с Леоном...
— Мне также. Я поехала в Рено, чтобы развестись, он должен был приехать ко мне туда. Но так и не появился. Просто-напросто цинично пустил меня по ветру... — она говорила это легким, хотя и не лишенным горечи, тоном, как о чем-то давно перегоревшем. — Я не видала его с тех пор, как покинула Санта-Терезу.
— Куда же он поехал?
— Откуда мне знать? Я не получала от него никаких известий.
— Похоже, он уехал за границу...
— Откуда вы знаете?
— От Марты. Она утверждает, что ей сказали это вы.
Это слегка сбило ее.
— Возможно, я и говорила что-то такое... Лео часто обещал увезти меня на Таити или на Гавайи...
— Обещаниями он не ограничился. Насколько мне известно, он забронировал два места на английском судне, шедшем через Ванкувер в Гонолулу. Корабль назывался «Свенси Кастл» и отплыл из Сан-Франциско около 6 июня 1955 года.
— И Лео отплыл на нем?
— Во всяком случае выкупил билеты. Вас не было с ним?
— Нет. В это время я уже, по меньшей мере, неделю была в Рено. Видно, он уехал с другой женщиной...
— Или один, — заметил я.
— О, нет! Лео не выносил одиночества. Кто-то должен был находиться при нем, чтобы он чувствовал, что живет. Собственно, это и было одним из поводов к тому, что я вернулась сюда, когда он меня бросил. Я хотела доказать себе, что смогу жить одна, что не испытываю в нем необходимости. Я родилась в этом доме, — она говорила так, словно все пятнадцать лет ожидала слушателя. — Это дом моего деда. Я воспитывалась здесь, у бабушки, когда моя матушка умерла. Это целое событие — такое возвращение в дом своего детства, одновременно интригующее и поражающее! Я чувствовала, что я невероятно молода и в то же время невероятно стара. Словно дух этого дома...
«Похоже на то, — подумал я. — В этом старомодном длинном платье, одновременно юная и древняя, внучка и бабка в одном лице, не лишенная шизофренического налета...» Она нервно встряхнулась, недовольная собой.
— Я совсем вас заговорила! Наверное, это жутко тоскливо!
— Ничуть! Меня интересует Лео. Я немного знаю о Нем. — Честно говоря, я тоже. Года два я засыпала с мыслью о нем и просыпалась в надежде увидеть его сегодня... А потом вдруг поняла, что совершенно не знаю его. Все в нем было внешним, вы понимаете?
— Не слишком...
— Ну, ведь вы знаете! Я хочу сказать, что у него не было внутренней жизни. Он был человеком действия — и это все. Весь он выражался в действии.
— В каком действии?
— Во время войны он участвовал в девяти или десяти десантах на Тихом океане. После войны выступал в регатах, играл в теннис, в поло...