Макгрегор Кинли. Возвращение воина

   Люциан открыл было рот, чтобы вставить свое слово, но Адара быстро заставила его замолчать, предупреждающе ткнув его рукой в живот. Шут быстро захлопнул рот, бросил на нее сердитый взгляд и потер рукой ушибленное место.
   Шмыгнув носом, старый монах отступил назад и улыбнулся ей:
   — Вы прекрасны, дитя.
   — Спасибо, брат. Но что насчет метки? — спросила она. — Мне необходимо знать, почему вопросы о ней причиняют моему мужу боль.
   Судя по выражению лица монаха, это клеймо тоже не давало ему покоя.
   — Мы получили это клеймо в неволе, и с тех пор оно стало знаком нашего Братства.
   — В неволе? — спросил Люциан.
   — Да. После того как нас поодиночке схватили и бросили в темницу, эти варвары выжгли на нашей коже клеймо, чтобы оно напоминало нам о нашем унизительном положении побежденных. — Он повернулся лицом к Адаре. — И только благодаря таким людям, как ваш муж, оно превратилось в знак, дабы укрепить наш дух и сплотить нас.
   Это позволяло надеяться, что среди монахов найдутся по крайней мере один — два воина.
   — Вы можете прямо сейчас послать кого-нибудь на подмогу Кристиану?
   Взгляд брата Томаса погрустнел.
   — Как бы мне хотелось сделать это, миледи! Но увы, здесь нет рыцарей — только слуги Божий. Однако я хорошо знаю Кристиана. Он победит.
   Адара молилась, чтобы это оказалось правдой, но она хорошо знала «Сесари». Их было не так-то легко победить. Ей хотелось вернуться к нему, но последнее, что было нужно Кристиану, — это чтобы она сделала какую-нибудь глупость.
   — С ним все будет в порядке, моя королева, — заверил ее Люциан.
   Глаза Томаса округлились.
   — Королева?
   Она почувствовала, как ее щеки залил румянец. Она бы предпочла, чтобы монах не знал об этом.
   — Да, брат. Я королева.
   — Так, значит, Кристиан на самом деле принц? — Да.
   Покачав головой, он взял свечу и повел их к небольшой группе строений в центре двора.
   — Ну и ну! Приятно узнать, что он наконец-то нашел свое место в жизни. Сколько раз я уже думал, что он никогда не обретет ни покоя, ни дома.
   Ей не хватило духу поправить монаха и сказать, что у Кристиана нет ни малейшего желания быть ее мужем, а тем паче возвращаться домой. Он с одинаковым рвением отказывался и от того, и от другого.
   — Вы были с Кристианом, когда он находился в Утре-мере? — спросила она.
   Томас кивнул, продолжая вести их за собой по ухоженному двору.
   — Я уже был пленником, когда они захватили его. Тогда я был купцом. Я отправился в паломничество, чтобы увидеть Иерусалим, и мне грустно это говорить, но я совершенно потерял веру в Бога после того, как они взяли меня в плен. Трудно сохранить веру, когда твои молитвы остаются без ответа и ты живешь, видя, как люди постоянно страдают и умирают ни за что.
   И тогда они привели этого полумужчину-полуребенка, который стойко сопротивлялся этим извергам сарацинам. Он был словно лев, и он был исполнен веры в Бога и любви. Всякий раз, когда мы хотели умереть, именно слова Кристиана, слова утешения и надежды, поддерживали в нас жизнь. Именно его вера помогла нам выдержать все это.
   Во взоре старика отразилось страдание.
   — Да, он был единственным человеком, которому мы могли исповедаться и который мог совершить обряд соборования над теми из нас, кому не удалось выжить. Большинство мальчишек его возраста убегали от окружавших их мертвецов, но только не Кристиан. Он не мог допустить, чтобы кто-то горел в аду за свою веру. Не важно, будь то болезнь или ранение, он всегда произносил над ними последнюю молитву, чтобы спасти их души. Да благословит его Господь за доброту и храбрость!
   В горле ее застрял ком, когда она подумала, как ему, должно быть, было тяжело. Она не могла представить большей ответственности. Даже у правителя.
   — Значит, поэтому они называли его Аббатом?
   — Да, и после этого я постригся в монахи, чтобы верой и правдой служить Господу Богу, ибо именно Он послал нам Кристиана, чтобы дать нам силы пережить этот кошмар.
   — Мы действительно не можем никого послать ему на подмогу в эту трудную для него минуту?
   — Нет, дитя. Но не бойтесь. В битве Кристиану нет равных.
   Кристиан вонзил меч в тело очередного противника. Он стойко держал оборону, но обстоятельства складывались не в его пользу, и ход битвы быстро принимал иной оборот. Враги уже несколько раз успели его ранить, и его меч с каждой секундой становился все тяжелее.
   И по мере того как нарастала его усталость, их количество все возрастало.
   Да сколько же их там?
   Внезапно в темном небе промчался ослепительный огненный шар. Приземлившись возле Кристиана, он взорвался, разлетевшись на куски, которые посыпались в атаковавших его людей. Они закричали, когда пламя объяло их тела, пожирая их плоть.
   С неба снова полился огненный дождь. Спотыкаясь, Кристиан отошел назад, подальше от людей и источника их мук.
   Словно появившись из потустороннего мира, невдалеке послышался цокот копыт. Не успел Кристиан сделать и шагу, как перед ним возникли конь и всадник.
   — Возьми меня за руку, Аббат.
   Подняв глаза, он взглянул в лицо Фантома.
   Кристиан подал ему руку, и Фантом в мгновение ока поднял его на седло впереди себя. Пришпорив коня, Фантом пустил его галопом, а Кристиан вцепился в седло.
   — Где твоя лошадь? — спросил Фантом.
   — Не знаю. Это была лошадь крестьянина. Она испугалась битвы.
   Фантом мрачно рассмеялся:
   — Что, сбросила тебя? — Да.
   Покачав головой, Фантом направил лошадь в лес, чтобы скрыться от возможных преследователей.
   Кристиан дышал медленно и глубоко, чувствуя, как боль от ранений постепенно проникает во все его члены. Вот так всегда: во время боя все его мысли были заняты тем, как остаться в живых. Боли он не чувствовал. Но стоило опасности миновать… и мучительная боль стала терзать его тело.
   Кристиан оглянулся, чтобы посмотреть, не преследуют и их, но даже если так оно и было, в темноте ничего нельзя было разглядеть.
   — Нам надо ехать…
   — Знаю. Я проследил за твоей королевой, чтобы удостовериться, что она добралась в целости и сохранности, а потом той же дорогой вернулся назад, чтобы помочь тебе.
   Это заявление удивило Аббата.
   — Я думал, ты отправился в Париж.
   — Я солгал.
   Вкрадчивый тон Фантома заставил Кристиана нахмуриться.
   — Так ты следил за нами?
   — Да. У меня было предчувствие, что тот, кого я убил, был не один.
   — Ты мог просто сказать мне об этом и поехать вместе с нами.
   Фантом усмехнулся:
   — Это не в моем духе.
   Кристиан знал это. Фантом всегда держался особняком. Даже в большей степени, чем сам Кристиан. В темнице молодой человек всегда был очень замкнут и угрюм. Он только изредка перекидывался парой слов с Кристианом и остальными пленниками и даже тогда не оставлял своей подозрительности и осторожности.
   Он многим напоминал Кристиану пса, которого когда-то слишком часто били, и теперь он не решался никого к себе подпускать из страха, что ему снова причинят боль. Не говоря уже о том, что его шею пересекал жуткий шрам, который теперь он прятал под одеждой. В темнице у него не было возможности спрятать этот рубец, который выглядел так, словно кто-то пытался отрезать Фантому голову.
   Поэтому Кристиан всегда всеми способами старался предоставить Фантому уединение, которого тот, казалось, так жаждал.
   Весь оставшийся путь до аббатства мужчины хранили молчание. Кристиан спешился первым и споткнулся, почувствовав, как тело его пронзила боль.
   — Иисус, Мария и Иосиф! — воскликнул Фантом, спешившись вслед за ним. — Да на тебе живого места нет!
   Исполнившись негодования, Кристиан холодно ответил:
   — Враг значительно превосходил меня числом. Крякнув, Фантом схватил его руку и закинул ее себе на шею.
   Кристиан оттолкнул его:
   — Я в состоянии идти сам.
   — Глядя на тебя, я поражаюсь, как ты вообще стоишь.
   Это давалось ему с трудом. Но Кристиан все равно направился к двери для милостыни. Когда он споткнулся во второй раз, Фантом схватил его в охапку и подставил ему плечо.
   — Дьявол бы побрал твою гордость, Кристиан! Ты того и гляди потеряешь сознание. Никто, а тем более я, не усмотрит ничего зазорного в том, что ты примешь помощь.
   Кристиан неохотно оперся о плечо Фантома и позволил тому довести себя до двери. Он не мог сказать, кто ответил на стук Фантома. К тому времени как дверь распахнулась, все вокруг погрузилось для него во мрак.
   Фантом подхватил Кристиана под мышки, когда тот потерял сознание. Ворча, Фантом поднял его на руки.
   — Теперь тебе придется носить доспехи, шельмец ты эдакий, а?
   Священник устремил на него суровый взор.
   Презрительно скривив губы, Фантом ответил ему свирепым взглядом. Ему не было никакого дела до того, что о нем думал этот монах. Коли уж на то пошло, ему не было никакого дела до того, что о нем думали все окружающие.
   — Фантом?
   Тот повернул голову на звук голоса приближавшегося к ним человека.
   — Томас?
   — Да, — ответил старик, подойдя ближе. На нем была одежда из коричневой домотканой материи, а на непокрытой голове — тонзура^[3]. — Я надеялся, что это Кристиан, когда заслышал звонок. Неси его сюда. Я уже приготовил для него место.
   Фантом с благодарностью последовал за ним в общую спальню монахов. Идя по коридору к маленькой комнатушке, он отметил, что здание было бедно обставленным, но чистым.
   Фантом сморщился, увидев простую мебель, назначением которой была практичность, а не комфорт. Но по крайней мере он мог наконец положить на постель рыцаря с внушительным весом.
   Томас расправил грубое покрывало на неудобной на вид кровати. Осторожно положив на нее Кристиана, Фантом стянул с него черную одежду, открыв взору поддетую под нее кольчугу. Он быстро снял с него ножны с мечом.
   — Он серьезно ранен, — сообщил он Томасу. — Есть здесь кто-нибудь, кто может позаботиться о нем?
   — Да. Брат Бернард. Я приведу его и дам знать королеве, что Кристиан справился.
   Кивнув, Фантом принялся расшнуровывать кольчугу. Кольчуга была пробита в нескольких местах, там зияли раны, и все тело Кристиана было залито кровью. Фантом был поражен, что тот проделал такой долгий путь, прежде чем потерять сознание.
   Но им обоим было не привыкать к ранам.
   Стянув с него кольчугу и стеганую куртку из хлопка, он замер, когда его взору предстали старые шрамы, оставшиеся на правом плече Кристиана. Непрошеные воспоминания нахлынули на него.
   …Вместо монастыря, где они находились в данный момент, он увидел старые, покрытые плесенью стены темницы. Почувствовал запах гнили и смерти. Услышал отдающиеся эхом крики боли и произносимые шепотом молитвы немощных и умирающих. Он даже ощутил жар лихорадки, терзавшей тогда его тело.
   — Держи, Фантом, — сказал мальчик Кристиан, протягивая ему чашку с драгоценной прогорклой водой.
   Вид чашки привел его в ужас. Быть пойманным с водой, взятой без спросу, означало жестокие побои, что и стало причиной нынешней лихорадки Фантома.
   — Где ты…
   — Ш-ш-ш, не бойся. Просто пей. Тебе это нужно, чтобы поправиться.
   Фантом едва успел залпом выпить воду, как их обнаружил страж.
   Кристиан быстро забрал у него кружку и сделал вид, будто это он из нее пил.
   — Вор!
   Это было одно из тех немногих арабских слов, которые Фантом к этому времени успел выучить. Схватив кружку, страж начал бить Кристиана за его проступок.
   Кристиан молча сносил удары, пока Фантом не попытался сказать стражу, что это он выпил воду.
   Страж остановился и спросил у Кристиана что-то, чего Фантом не понял. Кристиан ответил ему на арабском, после чего удары посыпались на него с удвоенной силой.
   Фантом хотел прекратить это, но по опыту знал, что за его вмешательство страж будет только дольше бить Кристиана.
   Когда все было кончено, Кристиан подполз обратно к нему. Губа его была разбита, глаз заплыл.
   — Держи, — сказал он и дрожащей рукой протянул Фантому маленький бурдюк, который до этого был спрятан у него в штанах. — Там внутри еще вода.
   По сей день Фантом свято хранил в памяти ту жертву. Тогда впервые после смерти его родителей кто-то проявил к нему такую доброту. Помогая ему, Кристиан ничего не приобретал взамен, но мог терять все.
   Именно поэтому Кристиан Эйкрский был единственным человеком среди ныне живущих, за которого он отдал бы жизнь. Он был единственным, кто удостоился нерушимой верности Фантома. Остальное человечество могло гореть в аду, когда речь шла о Кристиане.
   Отогнав эти мысли в сторону, Фантом принялся рвать монашеское одеяние Кристиана на полосы, чтобы наложить тугую повязку на самую серьезную рану: глубокий порез от удара мечом, спускавшийся от правого плеча Кристиана по его руке.
   — Что случилось?
   Бросив взгляд через плечо, он увидел, что в комнату вошла Адара.
   — На него напали.
   Девушка опустилась на колени перед кроватью:
   — Чем я могу помочь?
   — Прижмите это к порезу и не отпускайте, а я пока посмотрю, нет ли где еще таких же глубоких ран.
   Адара сделала, как он велел. Она прижала тряпку к ране так крепко, насколько это можно было сделать, не причиняя Кристиану дополнительных мучений, и смотрела, как Фантом снимает с него кольчужные поножи и штаны.
   — Благодарю тебя, Фантом, что ты спас его.
   В ответ тот лишь едва заметно кивнул. Не будь она уверена в обратном, она бы подумала, что ее слова смутили его.
   Едва Фантом укрыл Кристиана грубым одеялом, как вернулся брат Томас с другим монахом, у которого был такой вид, будто его только что подняли с-постели. Пучки ярко-рыжих волос толстяка стояли дыбом, в то время как он, щурясь, смотрел на них.
   — Нехорошо, нехорошо, — пробормотал он, приблизившись к кровати, где лежал Кристиан. — Брат Томас, принеси мою котомку.
   — Она у меня с собой, брат Бернард. Он протянул котомку монаху.
   Бернард посмотрел на нее так, словно в первый раз ее видит. Насупив брови, взял котомку и согнал Адару с маленького сундука возле кровати.
   — Лучше выведи их отсюда, пока я буду работать. Фантома такая перспектива отнюдь не устраивала.
   — Я думаю, мне стоит остаться и…
   — Я выполняю богоугодную работу. А теперь ступайте.
   — Все будет хорошо, Велизарий, — заверил Фантома Томас. — Он не допустит, чтобы с Кристианом что-то случилось.
   — Велизарий? — спросила Адара, в то время как на нее внезапно нашло озарение. Немудрено, что этот человек казался ей знакомым. Она хорошо знала его, когда они были детьми.
   И как она сразу не поняла этого, увидев его слишком светлые, почти бесцветные глаза?
   — Ты не Велизарий йон Краниг? Его лицо стало каменным.
   — Не имею к нему никакого отношения. Он развернулся и вышел из комнаты.
   Адара бросилась вслед за ним. К тому времени как она догнала его, он уже прошел полпути по коридору, ведущему в трапезную.
   Она остановила его.
   — Велизарий…
   — Велизарий мертв, — процедил он сквозь зубы, выдернув руку из ее ладошки. — Он давным-давно умер.
   Слезы навернулись у нее на глаза, когда она услышала ненависть в его низком, хриплом голосе.
   — В таком случае мне действительно очень жаль, потому что я любила того мальчика. Очень.
   У него был такой вид, словно в его душе шла борьба и он никак не мог решить, то ли ему стоит поговорить с ней, то ли убежать.
   Она всматривалась в его лицо, ища хоть какое-то сходство с хорошеньким мальчиком, который некогда приходил в ее дворец со своим отцом. Пока их родители вели разговоры о политике и договорах, они играли в саду на заднем дворе. В мужчине, которого она видела перед собой, не осталось ничего оттого невинного ребенка. Он казался жестоким и бессердечным.
   И от этого у нее было тяжело на душе.
   Когда он снова заговорил, слова его были столь же резкими, как и его взгляд.
   — Как могла принцесса любить крестьянина?
   — Ты не был крестьянином. Он горько усмехнулся:
   — Но моя мать была.
   — Твой отец был принцем.
   — И все, что дало ему его благородное происхождение, — это безвременную кончину от руки родного брата!
   У нее защемило сердце. Она прекрасно знала, как много значил для него отец, когда он был ребенком. Всякий раз, когда она видела его отца, Тристофа, с ним был Велизарий.
   Много раз за минувшие годы она спрашивала себя, что сталось с ее товарищем детских игр. Но так как она не получила ни единой весточки о нем, она предположила, что он, как прочие члены его семьи, был убит.
   — Кристиан знает, что ты его двоюродный брат? — осведомилась она.
   — Нет! — прорычал Фантом. — И никогда не узнает.
   — Почему?
   — Какой ему от этого прок?
   — Ты единственный родной человек, который у него остался.
   — Нет, Адара, это ты единственный родной ему человек. Я злодей и призрак. Как и у Кристиана, у меня нет никакого желания возвращаться в Элджедеру, где я буду жить под смертным приговором и где все будет напоминать мне о том, как погиб мой отец, сражаясь за свою жизнь с единокровным братом. Наш род опозорен.
   Она отказывалась в это верить.
   — Но ты же спас Кристиана этой ночью!
   — Я спас человека, которому обязан жизнью, — только и всего. Нужно ли мне напоминать, кто намеревается убить вас обоих? Наша семья. Несмотря ни на что, они снова нападают и не успокоятся до тех пор, пока все мы не сойдем в могилу.
   Возможно. Но это все равно не отменяло того факта, что Велизарий дважды спас Кристиана этой ночью.
   — Что с тобой произошло, Велизарий? — спросила она, отчаянно пытаясь понять, как мог такой счастливый ребенок превратиться в озлобленного человека. — Когда мы разговаривали с тобой последний раз, ты лишь хотел, чтобы твой отец гордился тобой. Ты собирался вступить в ряды Косарей и в один прекрасный день стать капитаном.
   Его глаза потемнели от горечи. Он отогнул кожаную повязку, закрывавшую его шею. Там, под кадыком, был глубокий шрам, объяснявший причину его низкого, сиплого голоса. При виде этого страшного рубца все внутри ее сжалось от сочувствия и боли.
   — Что произошло? Мой отец убил моего деда, и среди ночи этот сброд под предводительством Селвина ворвался в мой дортуар, и они убили всех находившихся там от мала до велика, чтобы убедиться, что мы не отомстим подкупленным «Сесари», которые допустили эту бойню.
   Адара вспомнила ту ночь, когда королевские рыцари Элджедеры, защищавшие страну, были убиты.
   — Как тебе удалось выжить?
   — Живучесть дураков — одна из вечных проказ судьбы. Его горькое замечание еще сильнее разволновало ее.
   — Как же тебе удалось выжить? — повторила она свой вопрос.
   Поправив кожаную повязку на шее, он перевел взгляд на пол. В глубине его глаз она видела муку.
   — Я выполз из-под тел своих друзей, пока люди Селвина сжигали дотла наши покои. Полумертвый, я полз задворками, дрожа от страха, что они в любой момент могут увидеть меня и прикончить. Отыскав местечко в лесу, я прятался там, пока они не ушли. Я несколько дней пролежал без сознания, пока на мое убежище не наткнулся крестьянин. Он принес меня к своей жене, и та выходила меня.
   — Тогда как же ты оказался в Утремере с Кристианом?
   — Проклятая судьба. Ее плевки сыплются даже на самых изворотливых.
   Адара вздохнула:
   — Велизарий…
   — Не называй меня этим именем. У меня нет желания вести разговоры об этих годах моей жизни, ваше величество. Перерезанное горло — это самое безобидное, что там со мной случилось. Поверь, тебе лучше не знать подробности того, как я жил после смерти отца.
   Она нежно похлопала его по руке, желая утешить и в то же время понимая, что не в силах сделать этого.
   — Жизнь научила вас с Кристианом уклоняться от ответа или это талант, который вы развили в себе сами?
   — Это необходимый навык, который мы воспитали в себе, чтобы выжить.
   Он повернулся и направился к трапезной, где она оставила Люциана за едой, прежде чем пойти посмотреть на Кристиана.
   — Вы уж простите его, ваше величество, — молвил из-за ее спины Томас. — Их обоих, коли на то пошло. Они никогда не знали ни покоя, ни радости. Они повидали слишком много горя, способного любого человека превратить в подонка, но остались людьми.
   Девушка улыбнулась старому монаху:
   — Да, вы преданы им обоим. Он кивнул.
   — Я познакомился с ними, когда они были еще мальчишками, однако они сражались, как закаленные боями, бесстрашные воины. Мне повезло, что я попал в плен, будучи взрослым человеком. Они же мужали, снося удары плетьми и оскорбления наших мучителей. — Он жестом пригласил ее следовать за ним. — Идемте. Я уговорю брата Бернарда разрешить вам остаться с Кристианом. Ему нужны нежные женские руки, чтобы облегчить его страдания.
   Адара вернулась к постели Кристиана, где брат Бернард уже заканчивал перевязывать раны Кристиана. Кожа его приобрела землистый оттенок, а рана на плече снова начала кровоточить.
   — Как он? — спросила она у брата Бернарда. Тот фыркнул.
   — Кто-то определенно хотел, чтобы он умер. Да будет в этих делах воля Божья.
   Осенив Кристиана крестным знамением, монах уложил свою котомку и направился к двери. Он остановился подле нее.
   — Если вы хотите помочь ему, миледи, обтирайте этой ночью его лоб и следите, чтобы лихорадка не разыгралась слишком сильно. Если он начнет метаться, немедленно пошлите за мной.
   — Спасибо вам, брат Бернард. Он кивнул и вышел из комнаты.
   — Мы будем с Велизарием наготове, если вам понадобимся, — сказал Томас.
   Оставшись наедине со своим мужем, Адара медленно приблизилась к его постели. Она пододвинула маленький стул, оставленный братом Бернардом, и села. Даже будучи без сознания, Кристиан выглядел внушительно.
   Он был принцем, отказавшимся от своего трона. Для нее это было непостижимо. На протяжении всей ее жизни ей внушали, что на плечах королевы лежит большая ответственность. Ей никогда не приходило в голову просто сложить ее с себя и уйти прочь.
   Кристиан поступил именно так, и она гадала, каково это — жить подобным образом. Не испытывая постоянного, неотступного страха принять неверное решение, камнем висевшего над ее головой. Она была единственной преградой, стоявшей между ее народом и тиранией. Ее народом и рабством.
   Временами эта ноша была для нее непосильной. Она по-прежнему считалась юной девушкой, однако во мраке ночи, наедине с собой, она чувствовала себя древней старухой.
   Обстоятельства сложились так, что Кристиан не знал своего народа. Он никогда не видел того прекрасного королевства, каким была Элджедера до кровавых государственных переворотов, полностью истребивших его семью. В ее зеленых холмах и золотых долинах было больше прелести, чем в самом саду Эдема. Сначала ее родители, а потом и она сама ездили по деревням, окружавшим Гарци, переодевшись в простое платье, чтобы поговорить со своими подданными, встретиться с ними на равных и узнать об их бедах.
   Кристиан же не имел ни малейшего понятия ни об обычаях, ни об умениях своих подданных. Для него они были всего лишь безликими незнакомцами.
   Такими же, кем всегда была для него она.
   С тяжелым сердцем она подошла к маленькой миске, где брат Бернард оставил воду и тряпицу. Выжав тряпку, она приложила ее к Кристиану. Едва она коснулась его лба, как он очнулся и, выругавшись, схватил ее руку и стиснул, впившись в нее своими железными пальцами.
   — Тише, Кристиан, — выдохнула она.
   Кристиан моргнул, узнав лицо темного ангела… Его жена.
   — Адара? — спросил он, гадая, когда они приехали в монастырь.
   Она накрыла его руку своей.
   — Да, а теперь, пожалуйста, отпусти меня. Мне больно. Он тут же разжал пальцы.
   — Простите, миледи. Я не люблю, когда меня трогают во сне.
   — Я заметила. Как ты себя чувствуешь?
   Он поморщился:
   — Честно говоря, бывали времена и получше. Как долго я был без сознания?
   — Недолго.
   Она приложила к его голове прохладную тряпицу. Кристиан упивался нежностью ее прикосновений. Плавностью ее движений. Целая вечность прошла с тех пор, как его в последний раз вот так касалась женщина. Ласково.
   На ней по-прежнему было платье простолюдинки, однако только дурак не смог бы распознать врожденного благородства женщины, сидевшей перед ним. Она была грациозна и добра.
   — Где Фантом? — осведомился он.
   — Полагаю, он отправился ужинать.
   — Ты ела? Она кивнула.
   — Принести тебе что-нибудь?
   — Нет, я не голоден.
   — Послушай, тебе нужно поесть. У нас не было времени даже попробовать пироги, которые я купила.
   Она сидела так близко от него, что он только и мог, что, не отрываясь, смотреть в ее глаза. Они были не просто карими, а с золотистыми крапинками. Ее длинные черные волосы свисали через ее плечо, касаясь его руки. Их шелковистые кончики щекотали его кожу. Повинуясь внезапному порыву, он намотал на палец свободную прядь.
   Было в этом мгновении нечто в высшей степени мистическое. Мирное, спокойное, дружелюбное. Пробудившее в нем что-то доселе неведомое ему, отчаянно жаждавшее подобных мгновений.
   С тех пор как Кристиан сбежал из темницы, он никогда не думал ни о доме, ни о семье. Все его мысли были заняты тем, как избежать любых налагающих обязательства уз.
   Но то, что она предлагала ему этой ночью…
   Поднеся ее локон к своим губам, он вдохнул сладкий женский аромат ее волос. Ощутил кожей их мягкость.